мои друзья и прочий цирк с конями

Вы всё ещё читаете? Боюсь даже предполагать почему. Помимо таблички, создающей ничтожную в масштабах помещения иллюминацию, на цоколе был ещё один источник света. Нет, не фонарь. Я же сказал, что хочу задеть вас. Он вырос на потолке, словно сталактит. Светил гораздо тусклее, чем лампы, которые я так хотел установить в этом месте, поэтому был замечен не сразу. Видите ли, если бы вы были на моём месте, примерно в центре растянутого прямоугольника, нашпигованного колоннами, то не сразу приметили бы его за одной из таких колонн-подпорок; в книгах ему уже дали название — светокамень, — и у меня нет ни одной причины изобретать лодку заново. Я редко работал с этой породой, поскольку в нашем мире она непопулярна и, в большинстве своём, бесполезна. Кто бы додумался смешивать светокаменную — или просто светящуюся — пыль с чернилами, когда есть уже готовые, плавающие в подземных водоёмах светящиеся чернила? Точно не я. В любом случае, не до этого момента. Итак, невидимая-разумная сущность ака Бог любезно подсказала мне, как добилась жопорвательного эффекта Манделы. Спасибо, Бог. Что до послания — очевидно, я до сих пор ломаю над ним голову. Над всем, что происходило, происходит прямо сейчас, вне страниц моего дневника, и что может произойти. Что железно произойдет, если достаточно смело формулировать. Здесь есть связь, между всеми мелочами, но какое-то гаденькое ощущение — интуиция, ха-ха — подсказывает, что пойму я слишком поздно. Оно ведь так и бывает, да? Все эти катастрофы, когда ты получаешь тревожные звоночки в виде мёртвой рыбы и засухи, а мысли до последнего — врассыпную. Смотрю, вот, на список. Какая от него теперь польза? Наверняка никто никогда не знал, деревни регулярно смывало весенними потопами, сокровищницы пустынных храмов взлетали на воздух и… речь, в первую очередь, о том, что угроза аннигиляции висит не только над моей головой. Да на себя, честно говоря, мне уже плевать. Умру и умру. Не возрожусь, как положено, в кровати — так тому и быть. И не потому что я крутой фаталист, проживший жизнь без сожалений — скорее, малодушный и трусливый мудак. Одомашненный. Не вынесу без них. Ух бля. Признаться честно, я начал делать записи не от балды. Не эти даже — с ними всё понятно, — а в принципе: был период, кажется, с десятого по шестнадцатое лето, когда я толком не разговаривал. Да, писал, терял дневники, заводил новые. У меня есть фундаментальная уверенность, которую я считаю уже, чего скромничать, знанием — как знание о том, что волосы у Листиной пушистые и соломенные, а у Росера густые, ржавые, как маки, — пиздецменяразвезлонасопли короче, я знаю, что мне лучше не держать мысли в себе. Ещё хуже, если это назревающие подозрения, теории там всякие — любые словоформы. На зиму нам, вроде как, здорово занесло снегом главную дверь — это не препятствовало выходу из дома, потому как энтузиаст Росер по нужде выпрыгивал в сугробы с балкона, а потом расчищал себе проход лопатой из сарая — и это не упоминая дверь в сад, которую засыпало гораздо мельче. Просто зимой нам хотелось преимущественно торчать дома. Пока не начались пропажи. Иронично, но даже тогда никого особо наружу не потянуло — да, ждали весну, но, как оказалось, больше потому, что отморозили себе мозги за это время и всерьёз надеялись, что солнышко прохладное и зелёная травка положат конец странностям. И вот тут пиздец, ставший полноправным гостем в нашем коттедже, сорвался с цепи и стал орудовать пуще прежнего. Стали пропадать шлемы — или, как их ласково называла Листина, каски; мечи со стендов, флаги со стен — и обнаруживались где угодно и когда угодно. Тут уже мои друзья стали искоса поглядывать, когда кто-то что-то брал, будь это даже картошка из ящика, накрытого бумагой; проговаривались пару раз между делом, мол, ты ж вчера туда ближе к ночи ходил — и всё с прозрачным наездом. Так я понял, что единственный верю в существование, ну, не знаю. Бля, может, Херобрина? Вот этого непонятного Богопиздеца, короче, а не в то, что мои друзья ни с того ни с сего стали практиковать магию. Фигня какая-то получается: сказать им сейчас про табличку, про светокамень — они не поверят и принципиально выйдут наружу. И схлопнутся, скорее всего. Вот поэтому надо думать. Много, долго. Я единственный, кто так может. Хорошо бы в полноценный мозговой штурм уйти: с травой, грибами и всем, чем не брезгуют в церквях. А возвращаясь к тому, с чего начал — мне пришлось себя как-то развлекать в перерывах между коматозной спячкой. И я стал записывать штуки. Сначала так радостно было, улыбался, а теперь дошёл до этих строчек и прямо сердце каменеет. Хреново это всё. Попробую уснуть.