rite of passage

      Вселенная Е36-w в бесконечности лимита α. Академия Амбрелла, 2019.       — Ну, что, герой, местного пошива, готов спасти мир? — пугает, появляясь из портала, пока Пятый упаковывает нитки и антибиотики в аптечку.       Ульяна вернулась, как и обещала, через час. За это время Пятый успел вынуть чип и оказать себе первую помощь.       — Ты не повзрослела? — оглядывает блондинку в чёрной футболке, джинсах и контрастирующими с ними детскими фиолетовым динозавриком на руке и двумя гульками на голове.       — Что говоришь, Локхит? — подносит тряпичного фиолетового динозаврика на руке к уху. — Да, очень смешные у мальчика шутки. Придётся потерпеть его компанию, да, я понимаю твоё недовольство, — гладит «друга» по головке, а Пятый решительно именует её чокнутой, забывая, как он себя ведёт с Долорес. — Заглянем в участок, юморист.       — Телепортируемся? Ты же умеешь так же? — но Ульяна уже шагает в портал, не дожидаясь разрешения и размусоливания. — Ясно, — следует за ней, появляясь у заднего входа в отдел полиции.       Ульяна сразу дёргает его за пиджак, прижимая к стене и защищаясь от пуль щитом, появившимся из ниоткуда. Она сдирает зубами куклу. От шеи по руке растекается расплавленный металл, лепестки брони вырастают из кожи и окутывают до пальцев, сжимающих рукоятку растущего голубого меча. Кукла Локхита перебирается на железное, будто неживое, потустороннее плечо. Пятый хочет двинуться в бой, но его только отталкивают к дверям.       — Похоже, жучок был с микрофоном, — шипит ожившему дракончику Локхиту. — Имя: Харольд Дженкинс, — щит выдерживает силу пулемётной дроби, перекрикиваемую Ульяной, твёрдо стоящей на ногах. — Не медли! Ищи! Я разберусь с ними, — меч вспыхивает синем пламенем, она размахивает им и шагает на людей Комиссии Времени в масках.       Пятый готов поклясться, что тела падают в портал огненного мира, крича от боли и обугливаясь. Рука больше совершенно не похожа на человеческую: с когтями и алюминиевой чешуёй, прочнее бронежилетов Комиссии — пули даже не сталкивают с траектории меч, мелькающий в толпе голубым электричеством. Как ярко-небесные глаза, которые закрывают чёрные ленты-рога из распустившихся пучков белокурых волос.       Пятый заворожён, никогда не видевший что-то настолько колоссально сильное, помимо себя. Возможно, даже сильнее себя. Его поражает диссонанс, ломающий уверенность, что это он — самый сильный убийца во времени и пространстве.       Язык облизывает сухие губы, пока ледяные пальцы перебирают папки в архивах. Практически бездумно Пятый находит необходимое досье и возвращается.       В закоулке не остаётся тел, зато воняет серой, а на звук стрельбы уже спешат копы из участка. Кровь, обойма, но не пострадавших, не преступников. После такого они ещё не сразу заметят исчезновение дела Харольда Дженкиса.       Пятый таращится на Ульяну, стирающую кровь с лица футболкой. Проблема не в том, что у него гемофобия: его волнует новая знакомая, похожая больше на причину Апокалипсиса, чем на его решение.       — Комиссия нашла нас за час. Они сюда нагрянут, — задумчиво рассматривает бумаги Ульяна, промокая волосы в клюве тряпочного Локхита, из которого подтекают алые капли.       — Да, они не очень любят, когда их кидают.       — Им насрать на какого-то «временного» пацана. Они хотят, чтобы апокалипсис произошёл.       — Что?       — Ты совсем отстаёшь в интеллектуальном развитии? Они следят за хронологией, хотят Армагеддон в его законное время, муравьишка с белым воротничком. У них думаешь дел нет, кроме как с тобой в догонялки и прятки играть? Повзрослей, ты лишь помеха, а не драгоценная пропажа. Ты же сам в этом варился, покажи, насколько свежи в тебе навыки, Номер Пять, — отталкивает Ульяна, шагая в другое измерение.       Ульяна брезгливо сдирает с себя чёрную липкую футболку, оставаясь в одном топике и моментально покрываясь испариной от рек магмы у подножия скалы, на которой она выбежала.       — Просто убей их всех, — кружит оживший фиолетовый дракон вокруг преображающейся девочки в демона.       Её распустившиеся ленты закручиваются в длинные козлиные рога. Глаза пылают адовым голубым огнём, пока в волосах закручивается ветер.       — Локхит, мы не можем, — впивается когтями в красный камень на фоне неживой планеты с закатом, лавой и вулканами. — Мы защищаем, — судорожно вздыхает, чувствуя, как внешний вид выходит из-под контроля и захватывает темнотой.       Язык облизывает кровь с губ: где-то там, за горой лежат бездыханные тела агентов комиссии времени, решившей править в той бестолковой вселенной.       — Ты только что убила шесть человек и на этом не закончится, а можно было просто убрать шесть правильных человек и остановить чехарду почкования вселенных.       — Так поступают только демоны.       — Ты всю жизнь жила как демон, питалась как демон, училась как демон. Ты только сдохла как человек: от болезни. Раньше ты бы убила без сожаления.       — Только плохих. Если они окажутся таковыми, я обязательно прислушаюсь к твоему совету.       — Тебе так много лет, а мозг всё ещё не окреп, — вздыхает на откровенную сказку, в которую хочет верить Ульяна. — Как только твой когнитивный диссонанс закончится, позови, чтобы пройти взросление.       — Захлопни варежку! — срывается и вопит на друга, впиваясь в хвост когтями, дёргает и тащит в портал, нормализуя тело.       Но как только она возвращается к Пятому, тот весь в крови прижимает её к стене за горло.       — Тварь, — душит ничего непонимающую Ульяну. — Ты специально вывела меня из дома. Вот почему тел не было, агенты Комиссии твои друзья. Не можешь убить одного, но замочила шестерых? А я повёлся! — бессвязно кричит.       — Не… по… -нима… — хрипит, отталкивая того за плечи.       — Где Ваня?       И только после Ульяна понимает, что агенты ворвались в особняк, поэтому так сильно воняет мясом. Она пытается выбраться, но взбешённый парень сдавливает гортань всё сильнее. Глаза обоих загораются голубым, у неё от подбородка проступает крыльями бабочки чешуя, но не может пробраться под его светящуюся руку.       — Где Ваня? — шипит громче, впечатывая лоб в лоб, отчего макушка бьётся о кирпич. Острые толстые иглы боли впиваются в череп, лопая сосуды. — Думаешь, я не убью? — предотвращает мотание в отрицании, вжимая и плюща голову.       Стоит ли говорить, что у Ульяны и так не лучшие дни? То, как от давления ей кажется, что выпадут глаза и порвутся виски; то, как от нехватки кислорода, горят лёгкие, и пережатое горло першит, заставляя раскрывать рыбой рот — всё это лишь добавляет в кровь адреналин с ядом, подбрасывает сердце в привычном воинском набате.       Стоит ли говорить, что у Ульяны и так не лучшие года? То, как её штормит каждый раз от воспоминаний прошлого; то, как в ушах басит обеспокоенный голос брата вперемешку с издевающимся визгом круживших монстров у кровати — всё это уже давно смешало её мозг в ублюдочную бесчеловечную кашу.       Но Ульяна видит такой же бешенный взгляд, тех же червей под черепом и чертей в глазах — и близко не омут. У Пятого тоже не лучшая жизнь.       — Он нарывается, — шепчет Локхит. — Вспомни, для чего ты училась фехтованию? Как отомстила всем, кто издевался над нами, будто мы мусор. Ты завоевала Лимб, а не унаследовала.       Пятый не выше, не старше даже ментально. Но они на одном дне, значит, можно бить, ведь они оба лежат, так?       Ослабшая рука толкает напряжённый от нервов живот — на лице дёргается подобие улыбки — это шах. Если Пятый не отпустит, она поставит мат. И Ульяне наплевать, что он потерял семью, найдя их трупы в перестрелянном доме, будто дыры от пуль стали обоями, пола — гильзами, а ковры — кровью. Ей наплевать, что Ваня сейчас потенциально под пытками.       Зато не наплевать на осознание, что Ваня и есть апокалипсис, раз её оставили в живых.       — Значит, он не нужен, — улыбается кукла из-за плеча Пятого. — Он хочет причинить зло.       — Он плохой, — одними губами повторяет, материализуя перчатку и витой эфис рапиры.       Остриё иголкой медленно проходит через тело. Пятый пытается сглотнуть кровь, но не может, бессильно выхаркивая на чужие ключицы алую рвоту из переполняющегося желудка с внутренней раной. Теперь Пятый не душит, но держится, как за последнюю соломинку, опускаясь лбом на плечо.       Ульяна расслабленно откидывается на стеку, синяк пульсирует жаром. Она переводит взгляд на окно с закатом, дышит глубоко, не вынимая оружие. Обнимает и поддерживает под талию, практически по-немому убаюкивает, опускаясь на колени и возвращая руку в человеческий вид, закрывает рану, из которой пускается струйка застывающей вязкой жидкости.       Как бы она не старалась переживать, смотря в зелёные глаза, расширяющиеся вместе со зрачком, в котором тает блик, но в душе Ульяна только ликует от бестолковой победы. Эта вселенная обречена, стоит возвращаться, чтобы попытаться снова защитить Харгривзов, но она продолжает сидеть с остывающим трупом на бёдрах.       Потому что Пятый выглядит слишком привлекательно с «кошачьими глазами».