Wacko Jacko

Слэш
R
Завершён
62
Пэйринг и персонажи:
Размер:
172 страницы, 24 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
62 Нравится 235 Отзывы 10 В сборник Скачать

Часть 5. Созвездие

Настройки текста

Не судите по моему самообладанию, Потому что я лгу сам себе.

Гадкий кофе вновь остывал, склизкой пленкой размазываясь по пластиковым бортикам стакана. Одна моя знакомая, с которой я познакомился в Торонто, когда-то умела гадать по кофейной гуще. Размазывала пальцем, крутила стакан, закусывая губу и хмуря рыжие брови, будто это было обязательным условием обряда. Чудесная женщина на самом деле. Жаль, что слишком много курит и колется одноразовым шприцом по нескольку раз. Однако сейчас даже без её помощи, по размазанной коричневой субстанции было легко догадаться о моем паршивом состоянии и не менее паршивой судьбе. Последние несколько дней так усердно старался жить механически… То есть вовсе не думать. Выполнять заданные поручения, а когда их не было — просто лежать на диване, смотря телевизор и молясь о том, чтобы задремать еще на пару часов. Даже сукин сын Билл обеспокоенно поинтересовался, «почему я такой бледный и дохлый». Я тогда промолчал, сделав вид, что внимательно разглядываю Плэйбой с пышногрудой брюнеткой на главном развороте. Брюнетки мне действительно нравились. Да и что мне следовало ему ответить? Что я по уши влюблен в работодателя, которого должен предать? Что места не нахожу от беспокойства и ненависти к себе? На самом деле такая глупость. Мне даже начало казаться, что Джексон сам играется с прессой, игнорируя её и провоцируя сочинять байки про себя. Сумасшедший наплыв поубавился бы, наверное, если бы артист не был бы настолько недосягаемым и экзотичным, если бы раскрыл тайну, как совмещает в себе две противоположности: талант, наполненный энергией и страстью, и скромность свидетеля Иеговы. Тогда бы публика, возможно, успокоилась, немного укротила бы жадное стремление превратить артиста в своего личного питомца. Однако опять же черт их знает. Не помню вообще, чтоб чернокожих так близко подпускали к вершине Олимпа. Прошло довольно много времени с концерта. Весь мир теперь еще начал обсасывать «лунную походку» и строить теории о колесиках в подошве ботинок. Забавно так… Особо в этот период, за прошедшие дни, больше ничего значительного не вспоминалось. Разве что Джозеф успел приехать еще раз. Я слышал, как они спорят наверху, стараясь перекричать друг друга. Никогда не мог бы подумать, что Майкла можно так сильно разозлить. После визита отца тот вновь перестал выходить из комнаты, словно обидевшись на весь мир. Хотя я, может, просто не знаю его привычный стиль жизни? Я вообще мало его знаю настоящего. Хотя вряд ли кто-то мог похвастаться большей осведомленностью. Может, он всегда так ведет себя? Раньше мне искренне верилось в то, что будничная жизнь известных певцов представляется бесконечной вечеринкой, наполненной мартини и горячими женщинами, а тут, у Майкла... сплошная работа и затворничество. В углу «моей» комнаты неожиданно зазвонил стационарный телефон. Матово-черный такой, новомодный, с большими кнопками. Я его даже слегка побаивался. И тогда тоже от внезапной звонкой трели аж вздрогнул, больно обрызгивая пальцы горячим кофе. Они тут же покраснели и, будто обиженно ругаясь, запульсировали. — Черт… — пролепетал, поспешно вытирая руку об слегка уже затертую простыню. Было что-то около трех часов ночи (да, я неосмотрительно пью кофе в любое время, и к тому же мне опять ужасно не спалось). Позвонить сюда могли либо из кабинета Билла, либо… Сердце удушливо забилось сильнее, как у влюбленной глупой школьницы. Подхватил телефон, чуть не отрывая провод от стены. — Алло? –пробормотал, цепляясь за край галстука и непроизвольно оттягивая его вниз, желая освободить место для кислорода. — Берти, — в трубке раздался мягкий шепот, от которого по коже побежали щекотные мурашки: — Ты спишь? — Нет, как вы можете слышать, — выдыхая, прижался лбом к прохладной поверхности стены. В висках отчего-то ощутимо пульсировало: — Что-то случилось? На обратном конце провода послышался легкий смешок: — Нет, просто решил позвонить. Как тебе новое место? Комната комфортная? Я еще раз перевел взгляд на позолоченные настенные часы, убеждаясь, что сейчас глубокая ночь. За длинным высоким окном текла густая кромешная тьма. Почему-то фонари здесь часто перегорают. — Вы позвонили, чтобы узнать, как у меня дела или просто шутите? Чувствовал себя дураком, честное слово. Счастливым дураком. Даже если это глупый розыгрыш или очередная странность эксцентричного артиста, мне просто было приятно слушать его голос, знать, что он обращен именно ко мне. — Пожалуй, первое, — хмыкнул Майкл. Послышался скрип пружин матраса. Наверное, артист лег на кровать. Мне самому такая роскошь была не позволена. Уж больно провод короткий и жесткий. — Вам скучно? — спрашиваю, жалко стараясь перевести тему. Казалось бы, такой простой вопрос «Как дела?». Достаточно столь же простого ответа «Отлично!», однако врать мне сейчас не хотелось. Не уверен, что смог бы. — Немного… — растерянно пробормотал Майкл. Мое услужливое воображение уже во всех деталях стало вырисовывать то, как певец лежит на спине, безвольно и расслабленно опрокинувшись на мягкие белые подушки. Волосы и оттенок кожи, наверное, смотрятся на контрасте со светлыми простынями просто изумительно. — Может, мне стоит подняться наверх? — спросил спокойно и равнодушно, а у самого внутри все вскинулось на дыбы, словно передо мной не ожидание ответа, а бездонная пропасть с невидимым дном. Когда там уже удар, и чтоб сразу в лепешку? — Не надо, — немного подумав, ответил Майкл: — Я не накрашен. — Какой кошмар! — неумело изобразил испуг, напуская в голос дрожи, будто услышал о конце света: — Мистер Джексон, с вашей стороны это просто ужасающее преступление! Ладно я, непорядочный моряк, который потерял стыд и подводку для глаз где-то в океане, но вы то… приличный человек, казалось бы… Я слышал, как на обратном конце провода Майкл звонко смеется, и от этого распалялся еще сильнее, продолжая нести какой-то бред. Никогда не мог подумать, что мне может быть так радостно от того, что другому человеку весело. — А если серьезно, — запнувшись на полуслове, решил все же рискнуть и спросить: — Почему вы стесняетесь? Это же ведь что-то обычное и нормальное. — Ох… — выдохнул Майкл, видимо, глубоко задумавшись: — Просто… просто не хочу распространяться о содержании своей медицинской карты, — он опять замялся, взяв паузу, а затем, явно решившись на что-то, неуверенно произнес: — Как насчет фильма? Отвлечься бы немного. — Так вы меня пустите? — сердце вновь стало набирать обороты, как машина на последнем кругу Формулы-1. — Иди и сам проверь, — по-озорному буркнули на конце провода, и в трубке тут же раздались быстрые гудки. Я даже рот не успел открыть, чтобы сказать что-нибудь в ответ. Как же я заволновался… Оглядел себя в зеркале, еще раз убедился, что стрижка обрастает просто ужасно, а рубашка опять мятая, словно ею играли в футбол мальчишки. Новых стираных не было, да и гладить не хотелось, поэтому пришлось смириться. К тому же в остальном щетинистая заострившаяся физиономия привычно радовала своей неказистой симметрией. Неожиданно, как муха об пыльное окно, забилась в голове мысль, от которой губы непроизвольно сложились в довольную кривую улыбку: говнюк Билл сейчас спит, а, значит, не сможет проследить за тем, взял ли я с собой диктофоны с камерой. Боже, как же я быстро бежал в направлении комнаты Майкла! Ноги сами несли меня, будто отрываясь вопреки гравитации от наполированного пола и заставляя лететь. Абсолютно глупейшее поведение для мужика в моем-то возрасте. Но было как-то плевать. Никто не мог меня осудить в тот момент. Дверь была приоткрыта, словно приглашая. Но для надежности все же пару раз осторожно постучал костяшками по деревянному косяку. — Да, заходи, — ответ не заставил себя долго ждать. Во все так же заставленной вещами комнате царил сонный интимный полумрак. Только небольшой неяркий плафон светил из соседней ванной комнаты. Сделал пару неуверенных шагов и неуклюже наткнулся ногой на пустую бутылку то ли от вина, то ли от шампанского, которая стояла возле расправленной кровати. — Вы же говорили, что не пьете, — удивленно пробормотал, стараясь разглядеть в темном углу комнаты замерший силуэт. — Захотелось, — неопределенно пожала плечами знакомая до боли тень с пушистыми волосами: — К тому же это вино сладкое. Даже непротивное… Тебе налить попробовать? — Не стоит, — покачал головой. Такой ответ меня ужасно позабавил. Пить вино, потому что оно показалось сладким? Это что конфеты, по его разумению? Затем продолжил, решив объясниться: — Мало ли вам потребуется завтра поехать куда-нибудь. У меня долго алкоголь выветривается. — Не потребуется, — как-то жестко отрезал Майкл: — К тому же у меня есть права, при необходимости смогу повести сам. Садись пока на кровать, тут больше некуда. Какой бы ты фильм хотел посмотреть? — Особо нет идей, — устроился на самом краю. Жалко как-то было в своих штанах садиться на чистое постельное белье знаменитости: — Если у вас есть права, зачем постоянный водитель? Или это просто для статусности? — Во-первых, да, — проговорил Майкл, так и оставшийся стоять в самой темной части комнаты. Там было пустынно и явно как-то некомфортно, даже опереться не на что: — А так еще Билл настоял. В прошлый раз полдня убили, чтобы меня из полицейского участка вытащить. — Нарушаете, значит? — довольно хмыкнул я, заинтересованно вглядываясь в темноту. Глаза потихоньку привыкали, и я разглядел, что на Майкле был длинный махровый халат. — Нет. Просто тогда меня остановил полицейский и не узнал. — По-вашему, нужно отпускать за нарушения всех знаменитостей? — Да нет же! — Что же тогда? — Он подумал, что я угнал машину. Сказал, что у такого молодого чернокожего парня не может быть Роллс Ройса. Но на самом деле мне даже понравилось. — Сидеть за решеткой? — скептически поднял бровь, не решаясь смеяться. — Ага, — донесся довольный голос, будто речь шла о престижной музыкальной награде: — Просто забавно. Никогда такого не испытывал, и никто меня там не узнал, представляешь? — Почему вам так важно, чтобы вас не узнавали? — продолжал расспрашивать я по привычке «шпиона» и по собственному любопытному наитию. — Все словно сходят с ума или же ведут себя так, чтобы… — он прервался, тяжело втягивая воздух и делая громкий глоток из бокала, сверкнувшего стеклянным боком в тонком тусклом луче света: — Чтобы воспользоваться. Мне мерзко от их неискренних заискиваний и масок. Неужели сложно прикинуться хотя бы на подольше, что я интересен им не как кошелек с деньгами, а как человек? Простой человек, с которым можно обсудить кино или подурачиться… — Для «дурачиться» вы уже слишком взрослый, — постарался успокаивающе улыбнуться, заглушая собственное гадкое чувство, расползающиеся ядом где-то за легкими. Слишком уж точное описание меня было произнесено сейчас. — Мой продюсер постоянно говорит, что я просто несносный одаренный десятилетка, — Майкл фыркнул, делая шаг в сторону телевизора и, видимо, опомнившись, замер. — Я могу пообещать, что не буду смотреть на вас, если вам некомфортно, — как можно осторожнее проговорил, наблюдая за чужими неуверенными движениями. — Нет, все хорошо. Я сам тебя пригласил. — Мне кажется, если бы не пустая бутылка вина, то вы бы уже давно сбежали, — сказал, вставая с места. Почему-то думалось, что уже легче мне самому решиться на первый шаг, чем дожидаться, когда закончатся эти неловкие прятки. Сердце ожидаемо заколотилось в груди, словно иду на эшафот. Казалось, мое волнение стало осязаемым. Оно, как вода в прохудившейся лодке, заполняет каждый дюйм пространства. Я подходил все ближе, а Майкл, отвернувшись, усердно делал вид, что рассматривает картину с пестрым футуристическим пейзажем, что висела под платиновой пластинкой за выпущенный пару лет назад альбом. Притворяться равнодушным и отстраненным у него получалось плохо. Руки нервно дергали длинный кушак халата, стягивая талию то в неестественно узкую, то распуская обратно. — Чего же вы переживаете? — спросил, аккуратно накрывая острые плечи ладонями, желая размять. Обычно мне так делала мама: — Чудесно выглядите. Как и всегда. Он кивнул, поспешно выворачиваясь из-под тяжелых касаний. Руки у меня совсем не как у мамы, какие-то слишком грубые, неумелые. — Это называется витилиго. — Про что вы? После это вопроса Майкл наконец-то обернулся ко мне. Сначала я не мог понять, что является причиной его беспокойства. Только слегка наклонив голову и приблизившись практически вплотную, заметил несколько белых пятен на лице. Сначала подумал, что просто блики неверного света, однако нет. Нечеткие, контрастирующие с привычным темным оттенком кожи, они ярко выделялись. Одно возле виска, парочка на скулах, еще россыпь небольших на подбородке и шее… Я непроизвольно засмотрелся, задерживая зачем-то дыхание. — Так себе, да? — он болезненно скривил губы, желая, видимо, вновь отвернуться, но и в то же время не решаясь, стесняясь своей робости. — Мне кажется это красивым и необычным, — прошептал, не в силах перестать вглядываться в смущенное лицо напротив: — Можно дотронуться? Майкл растерянно забегал глазами по мне, словно пытаясь понять, шучу ли я или говорю серьезно: — Эм… да, пожалуй, — он прикрыл дрожащие веки. Ресницы, несмотря на то что в этот раз были не накрашены, все равно казались прелестно пушистыми. Почему-то меня это умиляло. И его доверчивость ко мне тоже. Она дарила гудящее щемящее тепло и в то же время до боли напоминало, что именно я собираюсь предать. Тогда старался не думать вовсе. Аккуратно провел большим пальцем по кромке продолговатого пятна, расположенного на левой щеке. Кожа наощупь ничуть не отличалось от обычной, что там, что здесь ужасно мягкая и нежная. Только цвет. — И вы постоянно их прячете? Это как родимые пятна? — Нет, — не открывая глаз, Майкл легонько качнул головой. Говорил он шепотом. И от этой интонации меня обычно дрожь берет, но тогда как-то совсем не обратил внимание: — Это наследственное заболевание, когда естественный пигмент разрушается при утрате меланина. Раньше не так сильно было, но в последнее время я немного сдал, — он вновь грустно улыбнулся, непроизвольно облокачиваясь на мою ладонь, словно большой кот, жаждущий наступления момента, когда его продолжат гладить. — Вы не думали перестать скрывать их? — Думал, — честно ответил он, вдруг приоткрывая глаза. В ночном полумраке комнаты они вновь из карих превратились словно в черные, затягивая и приглашая потеряться: — Но неужели я не имею право на частную жизнь? Неужели обязан все грязное и болезненное выворачивать на публику? — Возможно, так было бы удобнее контролировать ситуацию, — пробормотал в нерешительности, вдруг осознавая, как мы до сих пор близко находимся друг к другу. — Они все слишком бесятся, не только СМИ… Контролировать такой большой поток лжи невозможно. Одна глупость сочиняется за другой. А когда люди слишком часто слышат одну и ту же ложь, они начинают верить в неё. Разве нет? — Может быть, — тихо говорю одними губами, замечая новую неожиданную улыбку на лице Майкла. Она показалась непривычной, незнакомой, такой я еще не видел. Она игривая и пьяная. От неё дыхание шаталось как консервы в трюме: — И неужели я не имею права влюбиться? — спросил он. Моя рука продолжала неуверенно оглаживать россыпь мелких пятнышек на аккуратном подбородке. Делал это уже автоматически, не понимая, что эти движения значат. — В кого же вы влюблены? — проговорил. Майкл перевел взгляд на картину и ничего не ответил. Отстранился, выворачиваясь, и, покачиваясь, пошел к кровати, возле которой стояла тумбочка с открытой бутылкой вина. Он, не обращая на меня внимание, упал на белые подушки, словно в его теле и вовсе не осталось сил. Стройный ноги немного выскользнули из-под кромки халата. Тонкие икры тоже опоясывали мелкие пигментные пятна, словно браслеты или кандалы. Белые подушки, белый халат, белые пятна на худом лице и теле. Казалось, что я тоже выпил пару бутылок вина, хоть и был абсолютно трезв.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.