Через мгновение после того, как он купался в аплодисментах за одно из самых поразительных выступлений, какие только были на национальном телевидении, Джексон, очень частная персона, вынужден был сидеть под взорами миллионов, наблюдавших, как он терпит одно унизительное поражение за другим. … Эта изящная марионетка, этот мужчина-ребенок сидел с пепельным лицом, слыша, как на подиум Радио Сити Мьюзик Холла все вызывают и вызывают других исполнителей для вручения призов Грэмми, на которые надеялся он сам. Он бы не выглядел более горестным, если бы кто-нибудь сейчас убежал с его ручным шимпанзе. … «Ранимость» не то слово, которое обычно ассоциируется с Джексоном. Более привычны «эксцентричный» или, если хотите, «странный». Но в его некоторых неотразимых песнях присутствует некая изящная характерная особенность.
***
За тонированными стеклами машины полоса городской дороги представлялась совсем уж темной. Майкл осторожно прислонился лбом к прохладной поверхности стекла, пустым взглядом, рассматривая проносящиеся фигуры прохожих. Возле баров кучками толпились компании шумных друзей, ребята то и дело шутливо подталкивали друг друга или присасывались к горлышкам полупустых бутылок. Наверное, им столько же лет, сколько и Майклу сейчас. Если бы он не выбрал тот путь, по которому идет, то возможно сейчас так же отупело бы смеялся вместе с ними, хвастался бы тем, как обманул начальника или тем, что… тем… Майкл поморщился, сам не понимая, чего пытается добиться этими пустыми мыслями. Увериться, что он лучше? Что здесь не должно быть места зависти, которая вдруг железной удавкой так сильно стянула его шею? Он прокашлялся, прогоняя неприятное ощущение. Чтобы занять руки начал теребить золотые запонки. Он нервно прокручивал их между пальцами на протяжении всего оставшегося пути до гостиницы. В одном из номеров, арендованного заранее этажа, его ждал Альберт. Тот вернулся из дурацкой командировки по Индии три дня назад, но у них так и не было времени встретиться. На премии надо было выступить достойно, отточить каждое движение, эмоцию, позу. Показать всему миру, что за четыре года отсутствия, он оставался тем самым легендарным Майклом Джексоном. Майкл тяжело выдохнул, устало откидываясь на спинку сидения. На самом деле он чувствовал себя так, будто по нему пробежала стая слонов. Мечта о долгожданной встрече мучила его на протяжении всей недели, однако, к своему стыду и ужасу, теперь, после поражения на премии, он словно не мог позволить себе появиться перед Альбертом в таком состоянии. Не на первой встрече. Первая встреча должна быть, по представлению Майкла, идеальной, как в прилизанном спилберговском кино. Была б возможность, он бы и свое общение, жесты репетировал по трое суток перед свиданиями. Хотелось быть безукоризненно хорошим, лучшим для Альберта, ведь тот тоже так старался, поддерживал его все это время, верил в него, вместе с Майклом не спал по ночам от волнения перед каждым релизом… Грузное чувство упущенной возможности и слова отца про то, что есть только победители и проигравшие, гудели в ноющем сердце. Если даже в музыке, в абсолютно привычной, безопасной зоне, Майкл не мог контролировать ситуацию, быть для всех идеальным, то что уж говорить об отношениях, в которых он до сих пор как слепой котенок плохо представлял, что именно должен делать, как угодить другому. Он отчаянно закрыл лицо руками, и картинка чужого разочарования тут же возникла перед глазами. Ведь Альберт считал его чуть ли не гением, а тут… ни одного Грэмми, которые Майкл привык коллекционировать, как нормальные люди магнитики из отпусков.***
Внутри выбранного заранее номера пахло фруктами и цветами. Осторожно защелкнув за собой дверь, Майкл обернулся и заметил, что на комоде стоял гигантский букет подсолнухов. При виде цветов губы непроизвольно дрогнули, сами складываясь в улыбку. Он уже успел забыть, как когда-то рассказал Альберту, что любит именно их, цветы, которые разумные люди даже и не подумают дарить друг другу. Майкл неуверенно потрогал шершавый стебель, словно тот мог исчезнуть. Пушок возле основания крупного бутона незаметно переходил в нежные и яркие, как солнце, лепестки. Шум включенного телевизора доносил из дальней комнаты. Канал, по которому транслировали премию. Улыбка исчезла с лица Майкла, он спрятал её как что-то неуместное, неправильное. Наверное, Альберт все уже знал, и тот факт, что он не вышел даже встретить, поздороваться, огорчал, однако в то же время Майкл воспринимал это как что-то должное, очевидное. Дрожащей рукой он стянул пиджак с плеч, оставляя его лежать на полу в прихожей. Пользуясь небольшой отсрочкой перед встречей, Майкл простоял в коридоре еще пару минут, собираясь с мыслями и стараясь нацепить на лицо одно из своих лучших выражений. Вот и все. Один шаг, второй, третий, и Майкл уже напротив открытой двери спальни. Там, в полумраке ребристый экран телевизора мигал титрами фильма, который, видимо, показывали после награждения. Майкл ждал, что его окликнут, однако, признаков чужого присутствия словно и вовсе не было в номере. Только пройдя немного дальше, он наконец заметил фигуру Альберта. Тот умиротворенно спал прямо в верхней одежде на нерасправленной кровати, умилительно подперев левую щеку сложенными руками — так, наверное, делают только в детстве. Майкл подошел, аккуратно присаживаясь рядом, с любопытством и неприкрытым любованием рассматривая родные черты. Отросшие светло-каштановые волосы плавной волной обрамляли непривычно загорелое, слегка обветренное лицо. Теперь уже с легкой грустью Майкл заметил, что Альберт заметно похудел за время их разлуки. Неужели, индийская кухня не пришлась по душе такому неприхотливому человеку? Или он тоже сильно скучал? За время общения Альберт перенял дурную привычку Майкла пропускать иногда приемы пищи. Прилив какой-то нездоровой нежности начал расползаться где-то за солнечным сплетением. Боясь разбудить, Майкл провел тыльной стороной ладони по впалой щеке, чувствуя шероховатость кожи. На самом деле, до того момента, как он зашел сюда и увидел спящего мужчину, осознание того, как все же сильно он скучал, было неполным. Ведь именно Майкл обычно был тем, кто пропадал и кого приходилось ждать. Не просыпаясь, Альберт неосознанно взял его за кисть и потянул к себе, видимо, пытаясь запихнуть её под голову в качестве дополнительной подушки. Тихий смешок сорвался с губ Майкла. Оказываясь в некой ловушке из сцепленных рук, он безвольно лег рядом, продолжая теперь с нового угла рассматривать умиротворенное лицо Альберта. Раз родинка, два родинка, незаметный шрам под подбородком… Спустя пару минут, Майкл прикрыл глаза, тоже надеясь уснуть и забыться, однако тишина, разбавляемая репликами ночного телешоу, продлилась совсем недолго. Альберт зашевелился рядом, и Майкл обернулся вновь в его сторону, тут же сталкиваясь с насмешливым взглядом темно-голубых глаз. Затем их выражение быстро сменилось на испуганно-смещенное. — Ты давно здесь?! Сколько сейчас? — Примерно час ночи, — Майкл пожал плечами. — Черт! — Альберт выругался, поспешно поднимаясь на локтях, будто собрался куда-то бежать: — Я все проспал… — Ну и наплевать. Натягивая вновь ломаную улыбку, Майкл подался вперед, утыкаясь в удивленно приоткрытые губы. Ему хотелось поцеловать Альберта то ли из-за того, что этого действительно требовало его тело, то ли надеясь отвлечь от неизбежного разговора о премии. — Все хорошо? — Теперь да. Альберт нерешительно ответил на поцелуй, хотя явно хотел спросить еще о чем-то. Майкл заскользил ладонями по его плечам и голой шее, при этом осознавая, что безудержно торопится, что ему самому даже не хочется физической близости сейчас. Для нее Майкл слишком расстроен. Для того, чтобы заниматься сексом, ему необходимо ощущать себя максимально комфортно, быть достаточно уверенным, привлекательным… идеальным. Стараясь не думать ни о чем, он прижался всем телом к Альберту, чувствуя, как того заметно потряхивает от его настойчивых притираний. — Погоди, постой… — тот неожиданно забормотал, с трудом отрываясь от влажных губ, обхватил лицо Майкла ладонями, стараясь тем самым удержать его на расстоянии, поймать убегающий растерянный взгляд: — На тебя совсем не похоже так набрасываться, ты ведь расстроен чем-то? Хочешь забыться? Кто-то что-то сказал нехорошее? Все новые и новые вопросы безжалостно сыпались градом, и очередная попытка скорчить скептическую гримасу не увенчалась успехом. Из-за искреннего волнения в чужом голосе в горле образовался большой колючий ком, его жар так и распирал изнутри, заставляя глаза покрыться непрошеной влагой, а уголки губ мелко задрожать. Казалось бы, Альберт всегда так интересуется его делами. Но в этот раз то ли из-за долгой разлуки, то ли из-за и без того расстроенных, взвинченных чувств, было сложно принять это как что-то должное. Организм реагировал непредсказуемо. Вновь нахлынул ледяной страх, что если Майкл признается в своей неудаче Альберту, то тот разочаруется в нем, перестанет так спрашивать, так смотреть на него. — Ты словно съездил не на премию, а на похороны. Они не дали «лучший альбом»? Альберт успокаивающе улыбнулся, потираясь носом о кончик носа Майкла, как делают обычно эскимосы. Тот сначала дернулся, желая уйти от ласки, однако вместо этого только прижался сильнее, пряча лицо в изгибе чужой шеи. Хотелось провалиться сквозь землю. Признавать свои поражения было, пожалуй, самой унизительной вещью на свете. — Вообще, — Майкл шумно сглотнул, стараясь прогнать свинцовое оцепенение в теле. — В каком смысле «вообще»? — Альберт положил руки на его спину, поглаживая по оттопыренным лопаткам. Наверняка, он сейчас непонимающе свел брови, отчего, как обычно, на лбу образовались две глубокие морщинки: — Вообще не дали ни одной премии? Он сказал это так просто, словно это ничего не значило. Майкл вздрогнул, поджал нижнюю губу, задерживая дыхание. Его пальца беспрестанно теребили край колючего джемпера, в который был одет Альберт. — Да. Сверху послышался усталый вздох, затем Майкл почувствовал, как короткий поцелуй опустился на его макушки. Затем второй, и еще один. — Знаю, что глупо такое просить, но постарайся не переживать так сильно… Альбом прекрасный. Даже в Индии его крутят повсюду, я думал, что сойду с ума от ожидания встречи. Он осторожно сжал напряженное плечо Майкла, продолжая поглаживать, видимо, дожидаясь пока тот немного успокоится, придет в себя. — Не переживать у меня не получится, но давай не будем про это вообще разговаривать, — Майкл поднял голову, левый уголок губ раздраженно дрогнул, так, как обычно бывало в детстве на дурацких интервью: — Я не хочу срываться на тебе, портить настроение. Напряжение и страх сменились легкой грустью. Майкл вновь зарылся носом куда-то в изгиб шеи Альберта, примирительно касаясь выпуклой венки, как будто действительно упрашивая не продолжать. — Если это поможет, то я разрешаю орать на меня хоть до посинения. Хотя бы увижу, как это выглядит воочию, а то у вас вся семейка только шепотом и разговаривает. Руки Альберта скользнули ниже, несильно сжимая бедра Майкла. Тот в отместку прикусил кожу возле кадыка, тут же целуя покрасневший участок, отчего Альберт вдруг несдержанно застонал. От этого протяжного звука по коже побежали мурашки. — Боже, я так скучал, ты не представляешь… У тебя голова забита хоть чем-то иногда полезным, а у меня ведь ни черта кроме мыслей о тебе. Сердце в очередной раз сделало сальто в груди, отдаваясь шумом участившегося пульса в ушах. — Ты не разочарован? Совсем не злишься, что у меня не получилось? — Что за глупость? Ебал я эти премии, — зашептал Альберт и притянул Майкла за талию ближе к себе: — Прости, знаю, ты не любишь, когда я матерюсь… Но помягче у меня не получится выразить эту прекрасную, истинную мысль. Е-б-а-л я Грэмми и этих жирных белых пидорасов в жюри. Майкл не ожидал подобного и рассмеялся, словно подслушал от рабочих с завода, куда ходил отец, пошлый, гаденький анекдот. На душе почему-то постепенно становилось легче. Обида и злость стирались под градом изощренной похабщины, которую начал стелить Альберт, явно входя во вкус из-за негласного одобрения. Такая способность ругаться, наверное, присуща только бывшим морякам. Прямо-таки дресс-код какой-то. — Фактически ты ведь тоже! — продолжая смеяться и глотая воздух, Майкл вытер выступившие в уголках глаз слезы. — Белый и пидарас, значит? — раздумывая, Альберт деловито поджал губу: — Справедливо. Но все же как некультурно, мистер Джексон, с вашей стороны! Совсем не рассчитывая силы, он начал щипать Майкла за бок, с садистическим удовольствием наблюдая, как тот взвизгивает от щекотки и старается отодвинуться как можно дальше, оказываясь в конце концов на самом краю кровати. — Хватит, пожалуйста! — особенно умоляюще вскликнул Майкл, чуть не сваливаясь на пол. — Ладно-ладно. Альберт, сам напугавшись, сжалился, подтащил поближе к себе недоверчиво трепыхающегося мужчину, жадно зарылся носом в его пушистые волосы, вслепую целуя куда придется. Майкл старался подставляться под чужие касания как можно чаще, наслаждаясь вниманием со стороны любимого, позволяя себе полностью забыться в этих сладких мгновениях. Подобные игры и нежности Майклу были всегда особенно приятны. Ему нравилось, когда Альберт начинал дурачиться и когда эти приступы какого-то мальчишеского озорства между ними внезапно сменялись чем-то интимным и возбуждающим. — Ты так смешно рычишь иногда, — расстегивая пуговицу на чужих джинсах, произнес Майкл: — Сильно скучал? — Не поверишь, дрочил последний месяц почти каждый день, как подросток. — И что представлял? — Майкл сам не ожидал того, как соблазнительно прозвучит его голос, но реакция Альберта ему слишком понравилась, чтобы останавливаться: — Опиши. Он прикусил мочку розового уха, немного вбирая её в рот и посасывая. — Ах… Там был ты… И! Боже, какой невинной стервой ты порой бываешь, это невыносимо, и это единственные чистые брюки, перестань так делать! — Как скажешь, дорогой, — промурлыкал Майкл и показательно отстранился. А затем чуть не подавился от смеха из-за растерянного, несдержанно-разочарованного вида Альберта. — Ну, не так ведь… то есть. — Ох, какая все же ты порой девчонка, — передразнил интонацию Майкл, опускаясь вновь к Альберту и потираясь носом об его щеку: — То перестань, то не останавливайся. Так сложно… я запутался… Ты укажешь мне дорогу?***
Ночь пролетела ужасно быстро. Спать в объятиях было немного неудобно, но Майкл все никак не мог заставить себя отпустить Альберта. Ему нравилось слушать ритм его дыхания, тихий стук сердца, чувствовать тепло кожи, запах тела. Нравилось понимать, что его самого принимают и любят таким, какой он есть.***
***
— О боже. Ты серьезно украл журнал из аэропорта? — Майкл скептично приподнял бровь, отпивая из чашки терпкий приторно-сладкий кофе. — Нет, только пару страниц выдрал, — пожал плечами Альберт, усаживаясь рядом. Он разложил награбленное на столе, попутно запихивая в рот кусок шоколадного круассана приличного размера. Стряхивая крошки, победно ткнул указательным пальцем в одну из статей. — Хто ты по фнаку зофиаху? — нечленораздельно пробубнил он, выжидающе всматриваясь в сторону растерянного Майкла. — Что? — Ты ведь дева, да? — проглотив остатки круассана, он облизнул пальцы. — Да, дева, — кивнул Майкл, стараясь рассмотреть, что за ерунду нашел Альберт в самолете: — Не говори, что собрался читать мне гороскоп. — Тихо, — в шутку шикнул Альберт, поглаживая Майкла по ладони: — Девам слово не давали. Сейчас найду, мне понравилось… — Ты же никогда не верил в подобное… Майкл закатил глаза, когда Альберт принялся читать, однако останавливать его не стал. Самому было уже немного любопытно. — Итак… Жизнь мужчины, рожденного под знаком Девы, расписана по минутам, а в его голове — все разложено по полочкам. Мужчина-Дева любит, чтобы вокруг него было все безукоризненно, предсказуемо, без сюрпризов. Он умен, достаточно хладнокровен, держит эмоции в узде и все анализирует. Этот человек не устраивает скандалов, не повышает голос в спорах и конфликтах, но уступать не любит. У него могут быть проблемы с самооценкой, потому что он слишком требователен к себе и окружающему миру. Он придирчив, довольно обидчив, не любит говорить начистоту и предпочитает затаить обиду внутри. Но непростой характер мужчины-Девы компенсируется его хорошими качествами. Это честный, верный и преданный человек. На него можно положиться в партнерстве и дружбе, он очень работящий и умеет зарабатывать деньги… — Альберт поднял насмешливый взгляд на Майкла: — Так вот, у меня вопрос. Почему тут до сих пор нет твоего портрета? — Очень смешно, — Майкл ткнул его носком ботинка. — Эй! — Отдай. Теперь моя очередь. Ловко выхватив из чужих рук страницы, Майкл расправил их получше, стер салфеткой жирные отпечатки пальцев. — Так-так. — Что бы про меня там не написано, все неправда, — откинувшись на спинку стула, произнес Альберт. Отдернув немного штору и прикрыв глаза, он умиротворенно подставил лицо лучам утреннего солнца: — Я рак, если что. — Я то знаю. Тот день рождения сложно будет забыть. — В хорошем смысле? — Нет, он мне в кошмарах будет сниться до конца жизни. Альберт прыснул: — Подумаешь промокли немного… неженка. — Мужчина-Рак! — торжественно начал Майкл: — Он легко обходит острые углы, отлично чувствует других людей, располагая их к себе с помощью юмора и улыбки. В нем гармонично объединились настоящий друг и сентиментальный ребенок. Такой мужчина общителен и приветлив, но до конца его знают немногие. Он умеет и любит трудиться, вдумчиво принимает решения, практичен и спокойно добивается своих целей… Почему тут только хорошее? — Не, все же они правду написали, — горделиво почесывая подбородок, Альберт одобрительно кивнул: — Продолжай, милый. — Его темная сторона заключается в упрямстве и замкнутости, депрессивных состояниях и бесхарактерности, раздражительности и перепадах настроения, — выделяя каждое слово, произнес Майкл. — Ну тут уже немного накосячили, — пробубнил тот, стараясь незаметно вытянуть из пальцев Майкла гороскоп. — Раки заболевают от нервных перегрузок. Такие мужчины сложно переносят душевную боль из-за своей гиперчувствительности. Рак обращает внимание на женственных и беззащитных леди, с хорошим вкусом, без тени вульгарности. Совместимость с другим знаками… Перестань, я все равно дочитаю, — Майкл отвел надоедливо подступающую руку, удерживая ее в своей. Не долго думая, Альберт игриво развернул их сцепленные вместе кисти, примирительно целуя пятно на костяшке у Майкла. Тот вздрогнул, а затем в ответ ласково погладил Альберта по щеке большим пальцем. — С Девой сложится идеальная пара, настроенная на карьеру и тихие домашние радости, — прочитал он. — Звучит неплохо, — улыбнулся Альберт, вновь выпрямляясь и сталкиваясь с теплым взглядом миндалевидных глаз. — Неплохо, — тихо повторил Майкл и пододвинулся ближе. Их губы сомкнулись в медленном чувственном поцелуе, от которого в животах и груди у обоих затянуло знакомой, но все такой же прекрасно-непривычной щекоткой.