Живым и невредимым

      Остаток недели прошёл без происшествий. Истерический сумбур медленно, но верно перетекал рутину, как ни хотелось бы сохранять хотя бы видимость бурной деятельности.       Даже при всём желании никто из четверых ничем больше не мог помочь. Из закромов их памяти полиция выковыряла свидетельские показания, но и те, несмотря на подозрительное поведение Бомгю, дело не продвинули. Тишина…       Субину потребовалась минутная слабость, чтобы окунуться в то же эмоциональное оцепенение. Он осилил первый том «Оно», взял в библиотеке второй и погрузился в чтение. К учёбе возвращался постепенно, но подолгу над тетрадями сидеть не мог — внимание рассеивалось, болела голова, а в груди взвивался удушающий вихрь. К большому стыду, он пытался не думать о Ёнджуне, не бередить лишний раз душу.       Тэхён жил на бегу. Последствиями пропажи Ёнджуна для него стала бессонница и судорога в мышцах. Он просыпался задолго до будильника: когда в пять утра, когда в полпятого. Один раз выспался в три часа ночи. Затыкал уши наушниками и встречал рассвет за утренней гимнастикой. Бегло завтракал, хотя скорее просто поглощал пищу, собирал рюкзак и выбегал в школу. На середине пути его встречал Бомгю на велосипеде, и тогда они добирались вместе. В эти минуты перед ними открывались сонные безлюдные улицы и тишина, принадлежащая только им. Чтобы понять это, слова были не нужны, хватало только присутствия, побрякивания брелока на раме велосипеда и топота спортивных кроссовок.       На уроках Тэхён быстро уставал без движения. На переменах бродил взад-вперёд по коридорам, взбегал и спускался по лестницам, путешествовал из корпуса в корпус, сопровождал Бомгю на каждом шагу. После занятий мчался на тренировки, где оказался крайне быстрой лошадкой. Друзья поддерживали его с трибун, каждый по-своему: Субин с книгой, Хюка с пачкой конфет, а Бомгю внимательным взглядом, зацикленном на его фигуре.              Субин всегда был немного отстранённым. Он не фонтанировал энергией, как остальные четверо — больше наблюдал со стороны и молча улыбался. Однако все признавали его роль лидера в их компании: он был сообразителен, мил со всеми и, что для экспрессивного квартета с сильными характерами было наиважнейшим, спокоен. Субин знал, когда стоило перетерпеть, а когда вставить слово, когда поддержать, а когда пожурить. Исчезновение Ёнджуна ударило по нему не меньше, чем по всем остальным. Он будто потерял ориентир и искал его в толстой книжке.       Все знали это, но поговорить решался разве что Хюка. Он, как проницательный малый, чувствовал наступивший упадок их лидера и всеми силами старался сохранить атмосферу в компании в первозданном виде до возвращения Ёнджуна. А в него он верил всем своим по-детски чистым сердцем и неомрачённым паникой разумом.       Ему вообще было проще. Несмотря на предпринимаемые попытки побыть вместе подольше и окунуться в атмосферу спокойных будней, он не чувствовал того груза ответственности, что, как ему казалось, был взвален на ссутуленные субиновы плечи. Хюка не стеснялся проявлять эмоции: плакал, если ему становилось больно, громко радовался даже незначительным успехам и малейшим сподвижкам в деле. Субин так поступить то ли не мог, то ли не хотел.              Для разговора с мамой Хюка подобрал момент.       Она мыла посуду. Рядом стояла Бахи с полотенцем наготове. У них в семье всегда так: прежде чем куда-то отпроситься у мамы, нужно обязательно с чем-нибудь помочь: хотя бы на сутки стать идеальным ребёнком.       — У нас есть планы на вечер вторника? — спросил Хюка и тут же затолкал в рот стручки фасоли и брокколи. «Растущему организму положено есть овощи!» — всегда говорила мама, пряча сладости в наказание за несъеденный ужин.       — У Бахи выступление в семь вечера, — кротко ответила мама, гремя вилками под струёй проточной воды. Бахи глянула на брата через плечо.       — А тебе зачем?       — Я хомфел, — Кай чуть не закашлялся, но проглотил зелёный ком, — пригласить ребят.       — Не говори с набитым ртом, милый, — сделала замечание мама. Выключила воду и вытерла руки о фартук.       Она была невысокой женщиной— даже тринадцатилетняя Бахи уже обгоняла её в росте, — но почему-то всегда, стоило ей отвлечься от своего занятия и повернуться к детям, как те чувствовали себя лилипутами под ногами Гулливера. Наверное, потому что их мать по характеру — танк-вездеход.       Однако в этот раз она не выдвинула Хюке список обязанностей, которые ему стоило выполнить, как и аргументов, почему все его друзья должны спать дома. Она поинтересовалась:       — Чем ты собираешься их занять?       — Ничего особенного, просто… фильмы?       — Угу, — мама кивнула, принимая к сведению слова сына. Обычно после этого она предлагала ему в компанию Бахи («Почему ты не хочешь провести время с сестрой?»), но на этот раз просто сказала:       — Хорошо, пусть приходят. Мы вернёмся к девяти, не помешаем?       Удивлению Хюки не было предела. Он ожидал от матери не меньше чем: «Кому я могу помешать в собственном доме?» Бахи кинула в его сторону ошарашенный взгляд и одними губами прошептала: «А-фи-геть».       — Нет, конечно нет! — помотал головой Кай.       — Только никаких ужасов на ночь, хорошо?       — Угу.       После этого Кай неловко застыл. Ему даже нравились эти перемены, хоть он уже и догадался, в чём крылась их первопричина.       — Ешь овощи, — спустила его с небес на землю мать. Хюка тут же склонился над тарелкой.              Бомгю не приехал на утреннюю пробежку, подошёл только к третьему уроку, да и то всё занятие клевал носом. «На сей раз» от директора Бана, в свете последних событий, кажется, превратилось в индульгенцию для всей их компашки, потому что Гю никто ничего не сказал. «Что взять с этого чокнутого?» — наверняка думали все вокруг.       На лбу у Бомгю чернел новый синяк. Он прикрыл его чёлкой, но их физик всё равно заметил. Гю отмахнулся, мол, прилетело мячом, пока играли в вышибалы. Все в классе помнили, что на этой неделе в вышибалы никто не играл, но молчали. Тэхён тоже. До поры до времени.       Отменив будничную прогулку по школе, он всё своё время решил посвятить Бомгю. Схватив это заспанное недоразумение под руку, Тэхён увёл его прочь от здания, на стадион к трибунам. Бомгю удивился, но руку не отнял и послушно следовал за другом.       Они забрались на самую высокую ступень, откуда их при всём желании не будет достаточно хорошо слышно. Лишние уши тут не нужны.       — Решил побегать? — осоловело спросил Гю. Тэхёну очень бы хотелось, чтобы это был подкол, но всё обстояло иначе.       — Нет, просто поговорить.       «Да тебя хлебом не корми, дай потрындеть!» — сказал как-то Бомгю Ёнджун. Беззлобно, скорее раздражённо. Все про себя ухмыльнулись, а Бомгю захохотал.       Сейчас Гю обратился в свою бледную копию. Это разбивало Тэхёну сердце.       — О чём тут разговаривать? — вздохнул Бомгю и широко зевнул.       — Что произошло? — спросил Тэхён спустя пару минут молчания.       — Я украл его сигареты. Он это заметил и вмазал по лицу. Будни, — последнее слово Бомгю произнёс с долей иронии.       — Зачем тебе его сигареты?       — Да, ты прав, можно было обшарить мамину сумочку, — налёт сарказма стал толще.       — Гю…       — Что?       Бомгю обернулся с блёклым видом весёлой беспечности. Точно так же он смотрел на Тэхёна где-то в седьмом классе в раздевалке после занятий физкультурой. На ногах, на рёбрах, на животе были алые, чернеющие и желтоватые пятна. С кривой усмешкой Гю плёл что-то про то, что упал с лестницы, дополняя свою ложь новыми подробностями — для убедительности. Это был не первый, не второй и не третий раз, и новые оправдания у Бомгю выходили туго или повторялись: он падал с лестницы, с велосипеда, неудачно спрыгивал с крыши сарая, спотыкался на ровном месте, страдал лунатизмом, поскальзывался в ванной и много-много чего ещё. Глаза Бомгю сияли кристальной честностью, но Тэхён им не верил.       — Сигареты не решат проблем, — твёрдо сказал Тэхён.       — Эй, ты на чьей вообще стороне?       — На твоей. Всегда на твоей.       Тэхён посмотрел ему в глаза. Бомгю прыснул нервным смешком и потупил взгляд в сторону.       — Как откровенно, гений, — прошептал он.       — Хочешь переночевать у меня сегодня? — предложил Тэхён. Наверное, ему это было даже нужнее, чем самому Бомгю.       В их семье Гю был уже как родной. Тэхёну не нужно было спрашивать, может ли Бомгю прийти к ним в гости после уроков или даже ворваться посреди ночи. Сначала его впускали из жалости, затем — от искренней любви. Мама Тэ видела, как сын расцветал, когда рядом с ним был этот патлатый балабол.       — Нет, — сказал Бомгю, как отрезал.       — Почему? — сорвалось с уст, прежде чем Тэхён успел подумать.       — В этом нет необходимости.       — Говори мне правду, — настоял Тэхён. Взгляд Бомгю нервно забегал.       — Мне стыдно, — ответил Гю спустя долгую минуту молчания. — Перед твоими родителями. Я вёл себя как идиот.       — Не говори так. Все были в шоке, когда узнали… Это всего лишь твоя реакция — мама с папой всё понимают.       — Я подумаю, — сказал в конце концов Гю и расслабился. Тэхён только заметил, как зажат и напряжён он был.       Они смотрели, как на стадион выбегают девочки в шортах и белых футболках. За ними шла физкультурница, уперев руки в боки. Обычно она выкрикивала только замечания или жёсткие комментарии (Тэхён не завидовал пышкам из класса Хюки), но с недавних пор будто исключила их троицу из поля зрения, а Тэ просто хвалила.       — Ты веришь в призраков? — вдруг спросил Бомгю. Странные вопросы из разряда паранормальщины вернулись, удивляя Тэхёна.       — К чему вопрос?       — Веришь или нет? — более настойчиво бросил Гю.       — Выдумки всё это…       Бомгю фыркнул.       — Нет уж, ты же к чему-то начал этот разговор! — возмутился Тэхён. Терпеть не мог, когда ему что-то недоговаривали.       — Мне кажется, я его видел.       — Кого?       Гю взглянул так, что Тэхён вмиг понял, о ком идёт речь.       — Я пытался уснуть вчера. Открываю глаза и понимаю, что не могу пошевелиться. И в горле саднит. И он будто стоит в изголовье кровати, как высокая тень.       Бомгю замолчал, обняв локти.       — И сколько он там стоял?       — Пару секунд. У меня ногу свело судорогой, и он растворился. Я тогда и пошёл за сигаретами.       Всё встало на свои места.       — Как думаешь, значит ли это…       — Нет, — перебил Тэхён на полуслове. — Это значит, что тебе нужно больше спать. А ещё хорошенько отдохнуть.       Бомгю взглянул исподлобья почти обиженно.       Вдруг трибуна под ними загрохотала и слабо затряслась. На всех парах, перепрыгивая через две ступени, к ним мчался Хюка.       — Я всю школу обыскал, вы, двое..! — У него не хватило фантазии придумать, как назвать их дуэт. — Короче, вы двое! — запыхавшись, наконец крикнул Хюка. — Пойдёмте ко мне после уроков во вторник?              По вторникам Тэхён и Бомгю оставались на тренировку. Тэхён растягивался, разминался и нарезал круги по стадиону в новеньких шортах. А Бомгю, догадывался Кай, пускал слюни на крепкие загорелые ноги. Странно, что несмотря на долгую дружбу, они ещё не выучили друг друга вдоль и поперёк, и более того — никто не догадывался, что симпатия взаимна.       Или Хюка был либо слишком догадливым, либо слишком простым. В делах романтических, несмотря на просмотренную с Бахи тонну сёдзё-аниме, он не видел сложности: часто смеялся над неловкостью героев, их желанием отдалиться и «отдохнуть друг от друга»… Хотя на драматичных признаниях в чувствах подвывал всегда он. Бахи даже косилась в его сторону иногда...       С другой стороны, чувства Тэхёна и Бомгю касались только Тэхёна и Бомгю. Может, изнутри всё сложнее, чем выглядит со стороны.       Была и другая проблема. При всей своей проницательности, Хюка не мог залезть Субину в голову. Как он ни пытался вывести его на контакт, Субин будто сильнее отдалялся, наращивал панцирь толще и толще. Однако Хюка не бросал попыток.       Переступив порог дома Кая, Субин тут же стал оборачиваться по сторонам.       — Мама и Бахи вернутся в девять, — прикрикнул Хюка, стряхивая кроссовки у двери. Субин заметил полку для обуви и поставил на ту свою пару. — До этого времени весь дом полностью в нашем распоряжении.       — Говоришь так, будто будешь штудировать личные дневники младшей сестры.       — Что за извращение, — нахмурился Кай. Субин усмехнулся своей остроумности.       Хюка предложил пройти в кухню, Субин пожал плечами. Свалив рюкзаки под стол, Субин уселся за него, а Хюка зашарил по шкафчикам.       — Наверное, нам стоило купить что-нибудь по пути… — рассуждал вслух Субин.       — Нет, у нас всегда есть что-нибудь съестное, — принялся переубеждать его Кай. — Но, знаешь, это типа можно есть только по праздникам, или если «съел что-то нормальное», или если…       — Что за спартанское воспитание? — рассмеялся Субин.       — А у Минсу можно всё?       — Почти, — прозвучало двусмысленно.       Хюка с рвением детектива нашёл нужный шкафчик и вывалил на стол несколько пачек чипсов, кукурузные хлопья и палочки, а ещё конфеты — те, что давала ему с собой мама.       — Я бы боялся, что мама открутит мне голову, но в последнее время она сама не своя.       Кай сел на стул напротив и, распахнув пачку кукурузных палочек, закинул одну себе в рот.       — Минсу тоже изменилась? — поинтересовался он.       — Ну, она врач, она всегда более собранная… Я бы не сказал, что её поведение прям изменилось. Она, скорее, просто не знает, как в этой ситуации ей стоит поступить.       Субин со скучающим видом развернул к себе пачку и тоже зажевал пару палочек.       — Не думаю, что ты доставляешь много проблем.       — Лучше думай так дальше, — рассмеялся Субин. — Меня Тэ удивил. Оказалось, дома он крушитель.       — Наш Тэхён? — вытаращил глаза Хюка. Субин кивнул.       — Раз уж мы сплетничаем, то что насчёт тебя?       Субин ловко перевёл стрелки, возможно даже неосознанно, но Хюка купился. Подумав с секунду, он пожал плечами.       — Я не знаю… Я просто, ну… переключаюсь?       Субин промычал, кивая.       — Это не говорит о том, что я не скучаю по Ёнджуну. Просто во всей суматохе реального о нём вспомнить сложнее, чем приобретённого.       Субин нахмурился и тут же набил рот сладкими кукурузинами. Внезапно возникшее напряжение выдавало в нём нежелание говорить.       — Приобретённого? — еле выговорил он с набитым ртом. Спросил он, наверняка, из пресловутой вежливости.       — Ну, да, знаешь, из всего того, что навалилось... Из пропавших людей делают каких-то покойников, если честно… Часто ли ты слышал по телеку, что какая-нибудь пропавшая женщина была жуткой стервой и изменщицей? Вот и я не слышал. Я не говорю, что о пропавших стоит говорить чистейшую правду и уж тем более не причисляю Ёнджуна к подонкам, просто за этим святым образом с лицом со скана школьного альбома… я, кажется, теряю настоящего Ёнджуна.       Субин опустил взгляд. Кай это заметил, но не различил в этом жесте сигнала «стоп». Он стал рассматривать свои пальцы, ковыряя ногти, и продолжил:       — Недавно Бахи пробила колесо на велосипеде. Я до вечера с ним возился, весь уделался, ещё и кучу нервов истрепал! В итоге из гаража вышел только к закату. Мне вспомнилось, как Ёнджун у нас точно так же с моим великом возился — тогда цепочка соскочила, правда, и ещё что-то… И как он ругался, и как сразу делался паинькой, когда мама заходила, и как посылал меня за инструментами или принести лимонад с кухни — всё вдруг вспомнил. Ёнджун был тогда в девятом классе, а для меня, двенадцатилетнего, это было чертовски круто! Я прям помню, как глядел ему через плечо и думал, что Ёнджун меня не видит… — Хюка помолчал. — Это так живо предстало перед глазами и так неожиданно, что я… Я чуть не расплакался, серьёзно! Мне показалось, что я его забываю. А я не хочу его забывать... И вообще, не хочу, чтобы он был только воспоминанием. Мне так жутко, что воспоминания — это всё, что у меня осталось. Я так не хочу. Ёнджун же — не воспоминание, правда? Он живой человек... — Хюка тяжко вздохнул. — И я хочу его снова увидеть.       После своей тирады Хюка дышал затравленно. Субин выслушал его, но долгую минуту ничего не говорил. Кай даже успел пожалеть, что так разоткровенничался.       — Ты не можешь бесконечно контролировать мысли, — наконец выдал Субин и поднял взгляд. — Можно свихнуться.       После он снова стал набивать рот сладостями.       — В конце концов это две недели, а не месяц и не год… Сейчас все немного в панике, но это пройдёт.       «Это пройдёт», — прозвучало даже обречённо. В глубине души Кай предугадывал слова Субина, надеялся услышать в них утешение, несгибаемую веру в скорое возвращение, но не дождался.       — Ты уже подобрал фильм? — спросил Субин, как ни в чём не бывало.              Когда подошли Тэ и Бомгю, Субин и Хюка уже были на середине «Маппетов». Не то чтобы кто-то из них был большим фанатом кукольного шоу, просто это было хоть что-то смотрибельное среди розовых дисков с мультфильмами про Барби, «Клуб Винкс» и «Черепашками ниндзя». Просмотр был нужен, скорее, чтобы убить время перед приходом друзей, чем развлечься.       — Доброго полудня, — поприветствовал за двоих Тэхён, всучив Каю пакет с гостинцами. На Тэхёне была чистая хлопковая футболка и тренировочные шорты. Видимо, он так торопился, что не стал переодевать их.       — Там что?       — Картошка, бургеры, чуррос… Мы много взяли — на всех хватит, — сказал Бомгю как-то даже обиженно. В последнее время его настроение, как маятник, качалось от «я сейчас разрыдаюсь» до «вы все меня бесите», и редко кому-либо удавалось встретить Бомгю, когда маятник зависал в нейтральном промежутке. Сейчас, по прогнозам Хюки, маятник подбирался ко второй крайности.       — Что-то случилось? — спросил Кай.       Тэхён оглянулся на Бомгю, стряхивая беговые кроссовки. Фильм в гостиной затих, Субин смотрел на друзей с дивана, вытянув шею.       Тэ перекатился с носков на пятки. Икроножные мышцы натянулись.       — Пропажа Ёнджуна нынче волнует только нас, — фыркнул Бомгю с отвращением. Хюка уже хомячил картошку.       — Мы видели отца Ёнджуна с какой-то женщиной. На парковке, — пояснил Тэхён. Бомгю злобно оскалился.       — О-о, дружище, мы их не просто видели! Они пытались сожрать языки друг друга прямо на парковке! Уровень конспирации — мощь, — на взводе затараторил он.       — Может, вы ошиблись… — протянул Кай, хотя и сам слабо верил в эти слова.       — Я не могу ошибиться! — крикнул Бомгю. Тэ выдохнул через нос, подталкивая друзей в гостиную.       — Это был он. Я подтверждаю.       — Лучше бы весь тот шквал обвинений вывалился на него. Мигом бы за голову взялся, — процедил сквозь зубы Бомгю.       — Успокойтесь, — встрял наконец Субин. Гю даже стушевался от его вроде бы невзрачного тона. — Я почти уверен, что и его полиция проверяла. Он взрослый человек и, видимо, довольно глупый, раз не думает о последствиях.       Странным образом его слова объяснили всё, но в то же время ничего. Маятник Бомгю сдвинулся с крайности и стремительно приближался к золотой середине. Он поджал губы, выдохнул, опустил плечи, и напряжение чуть спало.       — Вообще, мы собрались ради фильмов, верно? — снова заговорил Субин.       — Да, конечно! — оживился Тэхён. — Что смотрим?       — Бред всякий… — ответил Хюка.              Условие матери Кая никто не соблюдал. Стоило вопросам дойти до выбора фильма, как Бомгю сразу же предложил ужасы. Хорроров выходит каждый год десятки штук, начиная любительским кино и заканчивая конвейером Джеймса Вана, а потому список перед ребятами предстал обширный.       К большому удивлению, никто не смотрел экранизацию «Оно». Субин тут же выступил «за» жуткого клоуна, остальные только пожали плечами: вроде этот фильм хвалили, да и идей других не возникло.       Двое расположились перед телевизором на диване, двое — на полу. Хюка как раз устроился на зелёном мягком ковре и перед собой поставил ноутбук, с которого транслировался фильм. Ему приходилось странно изгибаться, чтобы водить курсором — ворс мешал чувствительности мышки.       Над Хюкой по-турецки сидел Субин. Бомгю устроился с другого краю дивана, а у него в ногах уселся Тэхён. Между двумя парами осталось пространство, но на промятую подушку никто не спешил сваливать пачки сладостей. Ребята оставили место для Ёнджуна.       При просмотре Субин частенько вздрагивал и напряжённо хмурился. Хюка высоко вскрикивал на особенно страшных моментах, цепляясь за мышку, а на затишьях осыпал Субина бесконечными вопросами: «Так было в книге?», «А это в книге было?», «Ой, что происходит?», «Подожди, я не понял, а как зовут этого парня?» и тому подобное… Субин односложно отвечал. Его терпению можно было позавидовать.       Больше внимания Тэхён уделял Бомгю. Тот на любой ужас смотрел стеклянными глазами, будто происходившее не впечатляло его вовсе. Его лицо ни разу не исказилось от омерзения, он не вскидывал руки от страха и даже не начинал нести чушь, чтобы унять волнение. С хладнокровием умелого учителя биологии, показывающего ученикам препарацию лягушки, он впитывал всё, что видел на экране, и мысленно раскладывал по кусочкам. Наверное, такое поведение не должно быть странным для того, кто смотрит подобные фильмы с шестого класса и пугалок переглядел столько, что уже и не счесть, но Тэхёну отчасти хотелось, чтобы фильм в нём хоть чем-то отозвался.       Субин глядел на Билла Денбро с пониманием и благоговением. Его нерушимое стремление найти брата одновременно и заражало Субина энергией и энтузиазмом, но в то же время спускало с небес на землю, как булыжник с крыши сарая (старое развлечение их компании). Как бы Субину ни хотелось собрать всю волю в кулак и с нерушимой верой в свои слова толкнуть друзьям речь о борьбе со страхами и поднятии боевого духа, он не мог этого сделать. Билл в своих желаниях изначально был эгоистичен, и это трудно отрицать. Таков уж был его характер, наложившийся на представленные обстоятельства. Субин же старался никого не расстраивать, говорить максимально пространно, но в то же время не удручающе.       За ними не гонялось Вселенское Зло. На кону не стояли жизни десятков и сотен людей. Субин даже не имел представления, с чем им пришлось столкнуться. Что есть причина, а что — следствие? Кто главный враг, и есть ли он вообще? Вопросов было огромное множество, но ни на один Субин не мог найти ответа. Тут не поиграешь в детектива с книжкой об истории города. У них всех — реальная жизнь, в которой остаётся либо бесконечно пытаться, и биться, как рыба об лёд, либо смириться с собственной беспомощностью.       Субин не определился, что из двух вариантов он выберет, и оставался на перепутье.              За окном сгущались сумерки.       По окончании фильма ребята обычно начинали бурное обсуждение. Как все подростки, они говорили о понравившихся героях, масштабных сценах, пародировали шутки. В этот раз все молчали, хотя Хюка мялся на месте, пытаясь придумать тему для разговора.       — Вам не холодно? — спросил вдруг Тэхён и поёжился.       — Нормально, — отозвался Бомгю. На что ему жаловаться? Он натянул толстовку ещё когда следил за Тэ с трибун на стадионе.       — Тебе холодно? Я могу выключить кондиционер, — сказал Хюка.       — Я умру от жары, — внёс свою лепту Субин.       — Тогда я могу принести плед.       — Кто бы мог подумать, посреди лета… — усмехнулся Тэхён.       — Нет, он тонкий! Мама часто в нём ходит, когда сильно дует.       — Я, наверное, просто переодену шорты. Не хочу никого утруждать.       — Ты совсем не утруждаешь! — воскликнул Хюка и вскочил с места.       Тэ залез в рюкзак и вытащил сменную одежду.       — Дайте мне минутку, — сказал он.       — Можешь переодеться в моей комнате, — окликнул его Хюка. Тэхён благодарно кивнул и юркнул за первую дверь справа.              Комната Хюки напоминала столкновение материнского стремления к порядку, детской наивности и подросткового максимализма. Квинтэссенцией трёх этих противоположностей служила главная достопримечательность в доме — стеллаж с коллекцией комиксов, выставленных по порядку и составляющих единую картинку, томами манги и красочными фигурками всех цветов и размеров. По обе стороны от стеллажа висели плакаты — на магнитах, чтобы не повредить обои. Тэхён невольно на них засмотрелся, пока менял шорты на серые спортивные штаны, в которых спал дома.       Он не знал точно, когда Хюка начал так сильно увлекаться комиксами. Наверное, ещё до развода родителей? Тэхён смутно помнил отца Кая, но осадок детского восхищения в нём остался. Среди щекастых смуглых лиц, с жёсткими чёрными волосами, скуластый, светловолосый и голубоглазый папа Хюки сильно выделялся. Он поражал всех в компании ребят — за исключением, конечно, Хюки, — знанием нескольких языков, умением играть на гитаре и лёгким на подъём характером. Им нравилось тусоваться с мистером Хюнином, потому что с ним всегда было весело.       Как-то раз они пятеро, восьмилетняя Бахи и мистер Хюнин строили на заднем дворе дома Хюки шалаш. Папа Кая руководил процессом, как прораб, разве что вместо каски на его голове красовалась ярко-красная кепка, подчёркивающая обгоревшие на солнце щёки и кончик острого носа. Мужчина умело раздавал указания на корейском, иногда бегло переговариваясь с Хюкой по-английски; рассказывал детям, как лучше закрепить прутья и запенить крышу из гофрированной жести, чтобы шалаш прослужил долго.       Тэхён был мальчиком на побегушках — сновал между гаражом и развернувшейся во дворе стройкой, подтаскивал инструменты, хлам из разбухших и помятых картонных коробок с надписями маркером («КРОВАТКА ДЕТСКАЯ», «КАЙ. 3 ГОДА», «РОЖДЕСТВО», «ОДЕЖДА. УТИЛЬ.») и тяжёлые вёдра с штукатуркой, краской и прочими стройматериалами. Он бежал мимо окон кухни с листом фанеры, когда заметил за стеклом круглое девичье лицо.       Лея — старшая сестра Кая, которой тогда было всего двенадцать, помогала матери мыть посуду и глядела во двор, где возились младшие. Вид у неё был отстранённый, но в глазах блестело что-то выдающее её симпатию. Тэхён огляделся и обнаружил, что Лея смотрит только на Ёнджуна. Тот стоял рядом с мистером Хюнин и внимательно, с щенячьим восторгом в глазах, слушал новые инструкции.       В тринадцать Ёнджун резко вытянулся, перегнав Субина в росте. У него были длинные ноги, тонкие руки, острые локти. Лицо ещё не избавилось от детской припухлости, но на нём уже вырисовывались симпатичные черты завтрашнего покорителя сердец. Однако Тэхён тогда об этом не думал, а только посмеялся про себя: ох уж эти девчонки…              Тэхён завязывал шнурки, когда за спиной скрипнула дверь. Он рефлекторно вскинул голову и, увидев Бомгю, приветливо улыбнулся. Тот держал в руках тонкий шерстяной плед в клетку, покрытый катышками, с чуть посеревшими кисточками.       Тэхён почувствовал, что что-то не так. Сощурился, оглядел Бомгю сверху вниз и собирался было отвернуться, как вдруг перед глазами, как крылья бабочки, распахнулся плед. Бомгю повалил Тэхёна на кровать Хюки, накрыв ему лицо пледом, надувающимся, будто парус.       Тэхён рассмеялся, отпихнул Бомгю локтем и перекатился на спину. Лицо обтянуло щекотной закатанной тканью, как маской. Тэ стал слепо размахивать руками, ища край покрывала, но, словно попавшая в паучью сеть мошка, запутывался в нём всё сильнее.       Бомгю запрыгнул ему на бёдра и со зловещим смехом придавил лицо подушкой. Тэхён захихикал, хоть нос больно сплющило — Гю не рассчитал силы. Бомгю сдвинул бёдра, стиснув талию Тэхёна и, сложив руки, толкнул подушку вниз, как грудь при искусственном дыхании.       Тэхён чувствовал, как воздух застывает в подушке, расплывается жаром по щекам и покидает его. Темнота в глазах сгущалась, становилась ещё чернее, но вместе с тем мелькали короткие белые искорки — как помехи в старом кино. Уши заложило. Через слои ткани и синтепона Тэ слышал только смех Бомгю. Жестокая игра выходила из-под контроля.       Драматично вцепившись Гю в руку через плед, он медленно спустился к кистям и резко расслабил мышцы. Задержать дыхание на выдохе было трудно, но и обман не должен был продлиться долго. Тэхён притворился мёртвым.       Бомгю остановился. Комната погрузилась в тишину. Гю сдёрнул подушку с его лица, сорвал плед, распушив волосы, и выжидающе всмотрелся в будто спящее лицо.       — Дырку прожжёшь, — сдался Тэхён спустя пятнадцать секунд напряжённого молчания и открыл глаза. Бомгю не выглядел обеспокоенным, но и радостным его назвать было сложно. Скорее, он снова впитывал то, что видел, как до этого при просмотре фильма.       Тэхён выпутал руки из одеяла и шустро сунул их Гю под футболку. От щекотки Бомгю выкручивался и извивался, крепко сомкнув веки и губы, но в конце концов прыснул смешком.       — Прекрати! — заныл он, поймав Тэхёна за запястья.       Тэхён крепко вцепился в талию Бомгю и повалил его на бок рядом с собой. Они устроили жуткий беспорядок, пока боролись: одеяло под ними помялось, на пол упали мягкие игрушки Хюки…       — Мы ужасные друзья, — сказал Бомгю, хихикая.       — Уже улыбаешься, — с удовольствием заметил Тэхён. — Я тебя таким теперь нечасто вижу…       Бомгю промолчал. Улыбка с его губ пропала. Выдернув ногу из-под Тэхёна, он лёг на спину и уставился в потолок. Тэхён последовал его примеру.       — Тусовка — отстой, — фыркнул Бомгю.       — Потому что нас четверо, — выдохнул Тэхён. — И обстоятельства так себе. Но я ценю заботу Хюки.       — Я тоже, — согласился Гю, чуть смягчившись. — Но у меня не пропадает ощущение, будто Ёнджун превращается в какую-то городскую легенду.       — Призрак дома Хюнин, — подметил Тэхён, вспомнив пустое место на диване. Гю горько усмехнулся.       — Скорее озера Ин. Я не хочу слышать что-то типа: «Ой, не гуляй ночами, а то пропадёшь, как Чхве Ёнджун». Не хочу, чтобы он стал очередным пропавшим мальчиком…       — Никто не хочет.       Между ними повисло молчание, но возвращаться к остальным не хотелось. Их и не искали.       — Умереть от подушки, наверное, самая нелепая смерть, — сказал вдруг Тэ, покосившись на Бомгю. Тот ухмыльнулся.       — Да не скажи. Бывает и нелепее.       — Пример?       — Захлебнуться в супе? Подавиться сухариком?       — Что за гастрономические извращения? — смутился Тэхён.       — Ха, прикинь умереть во время записи мукбанга? Какого-нибудь максимально калорийного и сытного, чтобы сыр вытекал изо рта.       — Фу!       — «Вот дерьмо, детектив, тут труп!» — сказал Гю, понизив голос. — «И что же с ним? Вы видите следы насилия?» — зажав нос, добавил он гнусавым высоким голоском. — «Ох, дерьмо, детектив, у него из носа торчит плесень!»       Бомгю рассмеялся, Тэхён прикрыл рот рукой, сдерживая хохот.       Однако Гю как-то быстро стушевался.       — Наверное, не лучшее время для таких шуток, — виновато сказал он.       — Нельзя всё время думать о плохом, — ответил Тэ.       — Предлагаешь забыть о Ёнджуне? — возмутился Бомгю, нахмурив брови.       — Это ты придал моим словам такое значение, — осадил его Тэхён. — Я предлагал забыться.       Бомгю рвано выдохнул и закрыл лицо руками.       — Слишком много всего, — прозвучало сквозь сомкнутые ладони. — Я не знаю, что делать.       — Никто не знает.       — Думаешь, он уже мёртв? — вопрос чёткий, но ответить оттого ещё труднее.       — Я не могу знать наверняка, — попытался увернуться Тэхён. Бомгю убрал руки от лица и заглянул прямо в душу.       — Я не спрашиваю о том, что ты знаешь. Скажи мне, что ты думаешь.       Тэхён замешкал. Ему не хотелось ранить Бомгю своим словом, но и лгать он не хотел.       — Я предпочитаю верить доказательствам. Их пока не так много, и ни одно не показало стопроцентную вероятность того, что Ёнджун мёртв.       Бомгю опять замолчал, отводя взгляд.       — А что думаешь ты? — спросил Тэхён.       — Я хочу, чтобы он был жив, — только и ответил Бомгю.       Дверь в комнату скрипнула. Тэхён приподнялся на локте, но никого не заметил. Даже странно, что их никто не искал.       Тэхён снова рухнул головой на подушку и придвинулся ближе, разглядывая до боли знакомые кукольные черты: прикрытые веки, пушистые ресницы, сложенные губы с новой ссадиной в уголке. Бомгю упорно не смотрел на него.       — Поговори со мной, — тихо попросил Тэ и заправил выбившуюся чёрную прядь за ухо, обнажая синяк на лбу.       Ресницы Гю затрепетали. Сердце Тэхёна пронзил трагический взгляд тёмных глаз, по цвету напоминавших переспелые вишни.       Тэхён не мог защищать Бомгю вечно, не мог завершить происходящий кошмар, не мог постоянно быть рядом. Но он прекрасно знал, что может хотя бы на пару минут отгородить их от всего мира.       Схватив Бомгю за затылок, Тэхён вовлёк его в поцелуй. Гю резко втянул носом воздух, выпрямился струной и задрожал, будто тело пробило током. Тэхён попытался отстраниться в ту же секунду, но Бомгю заключил его лицо меж горячих ладоней и прижался теснее, обжигающе дыша.       Когда они оторвались друг от друга и Тэхён открыл глаза, Гю частично лежал на нём, упершись локтем в кровать. Недолго думая он сам потянулся за вторым поцелуем, затем за третьим… Целовал беспорядочно и влажно, слегка неумело, неопытно и до жути отчаянно. Он будто упивался их касаниями, их безрассудными чувствами и с тем забывался.       Тэхёна будоражило. Он любил Бомгю и с каждым поцелуем утверждался в том всё сильнее.       Вдруг Гю остановился. Тэхён шумно выдохнул, чувствуя расползающийся по лицу и груди жар. Он не открывал глаза до тех пор, пока молчание не стало подозрительным.       Бомгю поднял на Тэхёна растерянный взгляд. Его щёки порозовели.       — Что мы делаем? — надломлено прошептал он и расплакался, упав Тэхёну на грудь.       Тэ опешил. В первые секунды он даже не знал, как помочь Бомгю. Неужели он сделал что-то не так?       Но всё отошло на второй план, когда до слуха Тэхёна дошел сдавленный хрип. Он сделал единственное, что мог: загрёб Бомгю в тёплые объятия, окружил его собой, спрятал. На душе было зябко.       Как и обещалось, мама с Бахи вернулись в девять. Хюка с Субином сидели в гостиной молча, смотрели «Милые кости», уныло поглощая чипсы. Только со скрипом шин по асфальту Хюка заметил чересчур долгое отсутствие Тэхёна и Бомгю.       «Им явно есть, что обсудить», — подумал он и решил не вмешиваться.       Открылась дверь, и первая в дом влетела Бахи, роняя на ходу туфли. Её волосы были по-прежнему залачены, а лицо еле узнавалось под толстым слоем макияжа (мама, к слову, такое не одобряла, но почему-то не запрещала пользоваться косметикой).       — Привет, — бросила она, мельком глянув на Субина.       — Привет.       — Как выступление? — полюбопытствовал Хюка.       — Не спрашивай. Эти стервы…       — Язык, Бахи! — громыхнул из коридора голос матери. Она несла пакеты из супермаркета и была раздражена не меньше дочери. — Медалькой больше, медалькой меньше… Помоги матери!       Хюка поставил фильм на паузу и прошмыгнул к двери.       — З-здрасьте, — неловко вставил слово Субин.       — Привет, Субини, — вздохнула мама Хюки и даже как-то смягчилась.       Вывалив пакеты на стол, она не глядя стала раскладывать продукты: овощные смеси и мясо в морозильную камеру, овощи в нижний ящик холодильника, хлеб в хлебницу, йогурты в боковой отсек… Делала она всё молниеносно, как машина, а потому Хюка и Бахи на её фоне смотрелись неопытными юнцами.       — Как ты? Как Минсу? — спрашивала она на ходу у Субина.       — Нормально, — пожал плечами Субин.       — Это хорошо, что нормально, — с неловким смешком поддержала мама Хюки.       — Как вы сами? — из вежливости поинтересовался Субин.       — Ох, всё как всегда! Дом, дети, работа… Не посидеть без дела, в общем.       — М-м… Трудно, наверное.       — Да не скажи. В свете последних событий вообще ни на что не жалуюсь.       Вдруг она вывалила на стол пачку муки, яблоки и десяток яиц. Недолго подумав, она сказала Хюке:       — Испечём пирог, а ты его отнесёшь.       — Кому? — удивился Кай. Мама пекла пирог только по особым случаям.       — Союн, — сказала мать так, будто это было уже в порядке вещей. — Она работает из дома и не успевает себе готовить. Поддержим её хоть так.       — Вы ей не первый раз возите? — спросил Субин.       — Да, я была у неё пару раз. Бини, при всём уважении к Союн, я с ней не могу! Это пытка какая-то!       — Поэтому ты отправляешь Хюку на съедение? — послышался голосок Бахи.       — Хватит уши греть — иди смой этот боевой раскрас! — строго сказала ей мать. Пристыжённая Бахи тут же удалилась. — В общем, как-то так, — обратилась она к Субину.       — Давайте я отнесу, — вызвался вдруг он. Женщина удивилась.       Хюка хотел возразить, но раз уж Субин предложил помощь, значит, зачем-то ему это было нужно.       — Было бы чудесно, — с облегчением вздохнула мать. Её взгляд случайно упал на экран телевизора.       — Ой, я, наверняка, отвлекла вас. Идите, смотрите дальше, я не буду мешать.       Субин и Хюка переглянулись. Зрелище в фильме вряд ли подойдёт под материнские критерии «хорошего фильма».       Скрипнула дверь. Мимо комнаты брата проскочила краснеющая Бахи.