Живым и невредимым

      Хюка бежал за Тэхёном следом, но тот не оборачивался и только прибавлял шагу. От досады за рёбрами болезненно тянуло, к горлу подкатывал ком, но Хюка что есть мочи давил слёзы. Он чувствовал свою ответственность.       — Тэхён, пожалуйста, — проговорил Хюка надломленно и положил руку другу на плечо.       Тэхён резко развернулся, сжав в ладони его запястье. Он выглядел, как загнанный в угол зверь: огромные одичалые глаза метались из стороны в сторону, цепляясь за каждую деталь, будто панически ища выход. Хюка ясно понял: Тэ мог кинуться на него в ту же секунду.       Слёзы застыли на ресницах. Мысли покинули голову под напором злобного взгляда.       — Оставьте меня в покое, — на удивление ровным тоном проговорил Тэхён. — Все, — добавил он твёрдо.       После этих слов Тэхён бросил руку Кая и ушёл прочь. Хюка застыл на месте, потирая запястье, и глядел другу вслед. «Это конец», — отпечаталось в его голове, как клеймо.              Повернув за угол крайнего дома в районе, Тэхён тут же сорвался с места и побежал. Отнюдь не спортивные туфли громко стучали по асфальту, за спиной раскачивался рюкзак и мешок с пропахшей потом одеждой, в ушах шумел ветер. Обычно при беге становилось легче, но на этот раз была только тяжесть и жуткий страх.       Тэхён бежал не только от Хюки: он мчался от любви, от боли, от Ёнджуна — от всего и всех. Ему хотелось унестись как можно дальше: в другое измерение, в другое пространство, хотя бы в вечный сон, лишь бы не слышать, лишь бы не чувствовать. Хотелось, как маленькому мальчишке, спрятаться в тёмном углу, заткнуть уши пальцами и до звёзд перед глазами зажмуриться. Потому что Тэхён бессилен перед правдой, а она заключается в том, что он всего лишь трус.       Тэхён залетел домой, как ураган, и с грохотом захлопнул дверь, параноидально запираясь на все замки. Ботинки остались у двери, пиджак с рюкзаком и спортивным мешком отлетели в угол. Тэ ворвался к себе в комнату и принялся колотить кресло-мешок.       Он пинал его по всей комнате, бил кулаками и швырял в стены. От долгого бега под рёбрами в левом боку ещё ныло, ноги горели, сердце трепыхалось где-то в горле, но Тэхён всё дубасил несчастное кресло, будто оно было повинно во всех мучениях, что им с ребятами пришлось испытать. Кулак проваливался в шуршащий наполнитель за слоем прочной ткани, звук выходил тихим и незначительным. Это злило Тэхёна только больше.       Размахнувшись, он швырнул мешок к кровати. Занёс ногу, желая пнуть хорошенько, но ударился пальцем о деревянную ножку. Тело прострелило резкой болью, Тэхён свалился на пол, схватившись за ступню. Из глаз брызнули слёзы, остановить которые он уже не мог.       Держась за ногу, он раскачивался из стороны в сторону, воя от боли и нескончаемо рыдая.              К возвращению Кая Бомгю немного успокоился. Он по-прежнему держался за Субина, как утопающий за спасательный круг, но больше не плакал. Лишь резко вздрагивал иногда и громко шмыгал носом. Субин всё так же сжимал его в длинных руках, пальцами проходясь по жёстким, но гладким волосам. В голове гудел вопрос: что делать дальше?       Хюка вошёл почти незаметно, сел на стул и придвинулся к друзьям. Субин тут же отпустил Бомгю и пригнулся, чтобы удостовериться, что всё хорошо. Гю как-то резко запрокинул голову, рвано втягивая воздух хлюпающим носом, закашлялся и утёр глаза рукавом школьной формы. Субин успел испугаться.       Молчание продлилось мучительно долго. Субин хотел уйти, но ответственность прибила его к месту. Он сидел перед Бомгю на корточках, неловко ёжась.       — Стыдоба какая, — сказал внезапно Гю и икнул. Из глаз снова покатились слёзы, но Бомгю и сам будто их не чувствовал.       — Это нормально, — успокоил его Хюка, взяв за руку. Уголки губ Бомгю, дёргаясь, потянулись вниз.       — Я тоже плачу, — добавил Кай не очень обнадёживающе.       — Это моя вина, — вставил вдруг Субин. — Простите.       — Лучше так, чем от кого-то, — вздохнул Хюка, вновь обнимая локти, как от холода.       Но Бомгю не согласился, и Субин понимал почему. Быть может, расскажи им о случившемся посторонний, они смогли бы принять это вместе. Если такое вообще возможно принять.       — Я думаю, нам стоит разойтись по домам, — выдал Бомгю спокойно, но вид у него был задумчивый.       Хюка горько усмехнулся. Субин виновато заглянул ему в лицо, говоря тихое:       — Прости.       — Тебе не за что извиняться, просто… Просто так не должно было случиться! — с обидой в голосе сказал Кай, пытаясь подавить ком в горле. Он опустил взгляд на свои руки и начал нервно ковырять и без того изодранные и обкусанные пальцы.       — И… И… Ничего ведь не доказано, верно? Этого ведь не могло случиться с Ёнджуном? И Тэхён не должен был…       — Хюка, послушай, — перебил его Субин, сам не зная, о чём стоит говорить дальше. Однако быстро переключился: — Сколько часов ты сегодня спал? Постарайся сейчас поспать ещё немного и забыться.       — Но…       — Другого выхода у нас нет.       Бомгю скривился, но звука не издал. Хюка сдвинул брови к переносице, нервно закусывая губу, чтобы опять не расплакаться. Безысходность угнетала всех, но на нём, как на младшем, отразилась особенно ярко.       — Мне проводить тебя до дома? — обратился Субин к Бомгю.       — Пожалуй, так будет лучше, — угрюмо отозвался тот.       Они попрощались с Хюкой на подъездной дорожке. Субин стиснул его в объятиях как можно крепче, чтобы хотя бы физически доказать своё присутствие. Однако как всегда проницательный Хюка, похоже, раскусил его: заглянул в глаза слепо, но с тем же — отчаянно и колко. Субину стало стыдно. В этот раз, уходя, он даже не оглянулся на аккуратный светло-жёлтый домик, построенный по всем лекалам американской мечты.              С Бомгю они шли в полном молчании. Гю катил велосипед возле себя, крепко вцепившись в прорезиненные ручки на руле, и будто пытался всё больше отстраниться. На раме велосипеда раскачивались брелоки на цепочках: грязный тканевый мишка без глаза-бусинки и задней лапы, странный бирюзовый медальон и пёстрое, как индейское, пёрышко. Субин не знал, когда и кто подарил Бомгю эти вещицы, но подозрения были.       Чтобы отогнать эти мысли, Субин воткнул заострённую часть гвоздика в подушечку большого пальца. Физическая боль, пусть и короткая, отгоняла душевную.       Бомгю же отвлечь себя ничем не мог. Он снова надвинул на лоб чёлку и уставился в землю. Покраснение медленно сходило с лица, прошла икота, а прерывистые вздохи становились всё реже и тише. Можно было подумать, что Бомгю успокаивался, но по плотно сомкнутым губам Субин понял, что друг напряжённо думал о чем-то. Поводов хватало, но поведение Гю выдавало в нём беспокойство — он будто боялся произнести вслух, что творилось в его голове.       Всё прояснилось только у его дома. Загнав велосипед в сарай, — как называли незаконченную пристройку из голых бетонных блоков и штукатурки, — Бомгю вдруг замер у самой двери. Глухо выругавшись себе под нос, он развернулся к Субину. Из-под чёлки выглянул один глаз. Настроен Гю был решительно, но смотрел потерянно.       — Это же неправда, Субин? — спросил он снова с затухающей надеждой.       — Я не могу быть полностью уверенным в чём-то, — постарался увернуться Субин. Самому легче, когда никто не знает.       Бомгю потупил взгляд с пару секунд.       — Ты же не веришь в это, верно?       Этим вопросом он застал Субина врасплох. Колючий ледяной комок за грудиной снова дал о себе знать, ошпарив холодом изнутри. Субин набрал воздуха, но не смог вытолкнуть из лёгких. Взгляд забегал, а губы будто слиплись. Ему стоило что-то сказать, но он просто не смог. Он сам не знал, во что и кому верить.       Бомгю недолго дожидался ответа. Он быстро понял, что это бесполезно. Осознание выжало из него последние соки, окончательно обескровив.       — Хорошо, — сказал он бесцветно, отчего по телу Субина волной пробежался холод. — До скорого.       С этими словами Бомгю зашёл в дом. С его уходом Субин почувствовал неприятную пустоту. Он застыл над руинами недалёкого беззаботного прошлого, пытаясь взять в толк, как оно превратилось в жестокое настоящее. Как он позволил этому случиться?              Минсу уже была дома, когда Субин вернулся. В свободных брюках и растянутой футболке, купленной ещё в студенческие годы, она смотрела телевизор и, кажется, даже не подозревала, что брат прогулял школу.       Субин оставил рюкзак в коридоре — как обычно никогда не делал, — и прошаркал в гостиную, отрешённо взглянув на экран.       — О, ты вернулся, — не отвлекаясь от просмотра, сказала Минсу. — Как дела в школе?       — Как обычно, — Субин старался звучать естественно. У него получилось.       — Провожал кого-то?       — Да, Бомгю.       — Как он? — поинтересовалась Минсу.       — Уже лучше.       — М-м…       — Как дела на работе?       — Всё как обычно.       Рекламная пауза закончилась, и в глазах Минсу промелькнул слабый интерес. Субин снова взглянул на экран и спросил с налётом снисходительности:       — В чём сюжет?       — Долго объяснять. Но вот у этой девушки парень погиб на операции в Пхеньяне. Вернее, все так думают.       Субин оглянулся на сестру, вскинув брови.       — Они же всё равно в конце будут вместе, — как-то слишком пессимистично выдал он.       — Я знаю. Не лишай сестру маленьких радостей!       Субин согласно вздохнул, переводя взгляд на компьютер.       — Можно я возьму твой ноутбук?       Минсу сразу встрепенулась и навострила уши. Она посмотрела на Субина обеспокоенно, но вместе с тем по-доброму предостерегающе.       — Только давай не как в прошлый раз, хорошо?       — Угу…       С этими словами Субин забрал компьютер и закрылся в комнате.              Поставив ноутбук на кровать, Субин стряхнул с плеч пиджак и рубашку, неудобные школьные брюки заменил на домашние шорты и залез в закрома шкафа. На самом дне в тёмном углу лежала футболка — с того самого вечера, когда у подъезда его дома Субин в последний раз мазнул губами по скуле Ёнджуна. Субин задвинул её именно туда, чтобы лишний раз не бередить душу, но сейчас надел.       Ткань раздражала кожу, вызывая у Субина нервную чесотку, однако он не снимал футболку. Совсем наоборот, прижал её ближе к лицу, глубоко вдыхая смесь из знакомых запахов хлорированной воды, крема от солнца, бензина и дорожной пыли. В груди растеклось смешанное чувство, отозвавшись горечью во рту и покалыванием в сердце.       Субин открыл ноутбук, перебирая между пальцев серёжку Ёнджуна. Отчего-то он успокаивался, когда параллельно делал что-то руками.       Он не стал искать что-то экстраординарное вроде фестивального кино или полузабытых сериалов, известных в кругах заядлых зрителей. Он включил то, что было раскрученным и купалось в положительных оценках — «Очень странные дела».       Субин ожидал дух Америки восьмидесятых, безропотность детства и загадочный в своём роде сюжет. Он получил это, но в придачу к тому — тяжесть на сердце и порцию мучительных мыслей.       Несмотря на захватывающие события, мистическую атмосферу и правдоподобную игру актёров, Субин всё время отвлекался. Он пересматривал одни и те же сцены по несколько раз, но вместо понимания и погружения приходила тревога и гнетущее чувство вины. Субин перекатывал серёжку между пальцев всё нервознее и нервознее, до боли вжимал острый гвоздик в подушечку большого пальца, пытаясь отрезвить сознание, но ничто не спасало от шепчущих голосов:       «Будь осторожен, ладно?» — «Пф, когда я не был?»       «Его там нет! Они не нашли его!»       «ВЫ ВИДЕЛИ МЕНЯ?»       «Я же вижу, как ты на меня смотришь».       «Повтори! Повтори! Повтори!»       «Не закрывайся».       «Почему ты так уверен?» — «Потому что ты — нет».       «Вам, мальчикам, нужно продолжать жить…»       «Они ищут его труп».       «Третья неделя».       «Ёнджун мёртв».       «Так нельзя!»       «Ты же не веришь в это, верно?»       В этом ворохе сумбурных мыслей Субин буквально терял рассудок. Голоса повторяли и повторяли одни и те же слова, становясь всё громче и громче, перекрикивая друг друга, будто в пылу ссоры. Субин изо всех сил зажмурился и заткнул уши руками, прячась от страхов, но оттого голоса отзывались гулким эхо в шуме крови. Из темноты выплывали образы: плоское чёрно-белое лицо, изуродованное дождевой водой, колючий взгляд Союн, смазанная вишнёвая помада Минсу, разбитая кукла Бомгю на полу, футболка Ёнджуна, очки на кончике носа в свете яркого солнца, плывущий по реке труп, блестящий от пота лоб Тэхёна, рвущий на голове волосы Бомгю, плачущий Хюка, фантом в зеркале… Живые картинки мелькали перед глазами одна за другой, сливаясь в единую шизофреническую круговерть.       Между тем голоса превратились в нечеловеческие вопли, словно Субин глядел на Мёртвые огни. «ЁНДЖУН МЁРТВ! ЁНДЖУН МЁРТВ! ЁНДЖУН МЁРТВ!» — скандировали они. Голова налилась свинцом и резко взорвалась жгучей болью. Субин окончательно понял, что случилось. Неверие сошло на нет, обратившись в безысходность и раздирающее душу отчаяние.       В ту же секунду Субин сломался. Всё его существо, до того лишь наблюдавшее за разрушением, само рассыпалось в прах, обнажив уязвимое нутро. Резким движением захлопнув крышку ноутбука, Субин разрыдался.       Он громко всхлипывал и закашливался. Слёзы катились по покрасневшему лицу, застилали глаза размытой пеленой, эфемерно защищая от дробящих сердце образов. У Субина тряслись руки, он кое-как удерживал поблёскивающую серьгу между дрожащих пальцев и захлёбывался в рыданиях, измученно мыча что-то самому себе неясное сквозь сомкнутые губы, но не мог остановиться. Голоса стихли, заглушённые звоном в ушах, голова загудела, словно при контузии.       Неудивительно, что он не услышал, как за спиной открылась дверь.       — Субин, почему ты оставил… — Минсу не успела договорить и застыла от удивления. Она побледнела.       Субин спрятал серьгу и плотно сжал губы, пытаясь проглотить плач, как солёный мерзкий ком. Однако сдержаться не получилось — как приступ кашля из горла вырвались булькающие хрипящие звуки, а слёзы вновь обожгли лицо.       — Субин! — ахнула Минсу, подлетая к брату.       Теперь к эмоциям прибавился ещё и стыд. Субин не хотел, чтобы Минсу застала его в таком виде. Как напуганный цирковой зверёныш, он забился в угол, поджав ноги к груди и спрятал лицо в ладонях. Он стремительно терял контроль над ситуацией, и это пугало его не меньше, чем внезапное разоблачение.       — Субин, что происходит? — повторила Минсу с искренним непониманием. Она протянула к брату руку, но тот не смог произнести и слова, заходясь в новом приступе рыданий.       Минсу вышла из комнаты на каких-то несколько секунд и вернулась со стаканом воды. Сев на кровать, она протянула его брату, выдавая собранным наставительным тоном:       — Выпей.       Субин раскрыл рот, чтобы возразить и спровадить сестру из комнаты, но с губ сорвалось только громкое икание и рваный хлюпающий вздох. Из глаз снова хлынули слёзы.       — Выпей, — непоколебимо повторила Минсу.       Из-за дрожи Субин чуть не расплескал всё на пол. Минсу помогала ему пить, как маленькому ребёнку. Это было ещё более постыдно.       Вода попала не в то горло и Субин громко закашлялся, шмыгая носом и давясь солёным комом. Минсу похлопала его по спине. Субин попытался вдохнуть, но нос был забит. Он кое-как выдохнул сквозь зубы, стирая слёзы рукой. Минсу удалилась, а позже снова подсунула ему стакан. Субин послушно допил его до дна и застыл, сгорбившись и дрожа, будто только вышел из тёплой воды на холодный воздух.       Минсу села ближе, вкрадчиво разглядывая лицо брата. Субину потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. По лицу ещё катились одинокие слёзы — скорее, по инерции.       — Можешь говорить? — спросила Минсу всё тем же тоном. Субин поджал губы, не находя в себе силы посмотреть на сестру. Он упорно глядел на её руки, на длинные белые пальцы.       — М-м… — беспомощно выдавил из себя он.       — Ещё воды?       — Н-нет…       Но Минсу его не послушалась. Она налила ещё стакан и оставила его на прикроватной тумбочке под ночником с голубым абажуром.       Молчание продлилось ещё с полминуты, прежде чем Субин услышал вопрос:       — Ты можешь рассказать мне, что случилось?       Он промолчал. Утёр текущий нос пальцем и рвано всхлипнул.       — Что бы ты ни сказал, я не буду на тебя злиться. Скажи мне, как есть, — допытывалась Минсу, но Субин стоически молчал.       — Ну не из-за сериала же ты так расстроился! — не сдержалась Минсу. — Я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь мне причину.       Субин медленно поднял тяжёлый взгляд. Зоркая Минсу тут же заострила внимание на глазе, где у тёмной радужки, как аляповатая клякса, красовалось тёмно-алое пятно, но не обронила и слова на этот счёт, ожидая от Субина ответа.       Нерешительно пожав плечами, Субин тихим дрожащим голосом сказал:       — Я узнал то, ч-что мне не н-нужно было знать.       Он неуклюже шмыгнул носом и добавил:       — Я н-не хотел и не хоч-чу об этом знать.       Минсу не понимала, о чём толкует ей брат, но перебивать не стала. Она смотрела на него всё так же выжидающе.       — Я д-думал, что если скажу об этом ребятам, то мы с-справимся. Но всё… — голос Субина дрогнул, — всё стало только хуже.       Внутри снова что-то надломилось. Крупные горячие слёзы медленно покатились по лицу, стекая вдоль носа, по щекам, повисая на подбородке и впитываясь в ткань футболки.       — Во-обще, что бы я н-ни сделал, становится всё хуже и хуже. Как бы я ни старался, какие бы с-силы ни прилагал — всё без толку. Я… Я х-хотел помочь ребятам, х-хотел стать для них опорой, но у меня не получается. Я ужасный друг!       Он закусил губу, громко всхлипнул и сдавленно выдохнул, обняв локти.       — И… и я чёртов эгоист, потому что… я не… я… — Субин замешкал, переводя взгляд на свои колени. — Потому что… Потому что я, когда узнал, то не поверил. Я вообще не верил до конца. И не хотел. И я… Я думал только о себе. Думал, что делать, как спрятаться от всего. Боже, это так жалко… — Он закрыл лицо руками и тяжело вздохнул. Голос всё сильнее дрожал, Субин то проглатывал некоторые звуки, то говорил слишком уж звонко.       — Д-даже сейчас я поступил, как трус. И я не знаю, почему я плач-чу. Я не знаю, что я чувствую. Я ничего не знаю. Я просто хочу исчезнуть, хочу… — Субин осёкся, поняв, что только что произнёс вслух. Нижняя губа дёрнулась, в глазах застыли слёзы.       Схватившись за голову, Субин согнулся пополам. Дыхание участилось, в груди бешено заколотилось сердце. Рыдания снова вырвались из него нескончаемым потоком.       — Субин… — звучал откуда-то сверху голос Минсу. Она осторожно гладила брата по спине, присаживаясь всё ближе и ближе. Субин дрожал, стискивая зубы, но опять не мог остановиться.       — Субин, посмотри на меня, — мягко говорила Минсу, но Субин оттого крепче жался к коленям.       — Пожалуйста, взгляни на меня и послушай, — тем не менее, терпеливо продолжала сестра. — Успокойся, выпей воды.       Но Субин и в этот раз не послушался. Как заевшую мелодию на пластинке, он слышал только собственные глупые слова. Лицо пылало от стыда. Хотелось, чтобы под ногами разверзлась земля: проглотила его, как мусорный коллектор — тяжёлый сейф с заточённым в нём телом Сюзи Сэлмон.       Минсу кое-как уговорила Субина выпить ещё воды, когда тот хотя бы начал воспринимать, что ему говорят. Субин, чуть не подавившись, торопливо опорожнил стакан, отставил в сторону и снова съёжился, поминутно всхлипывая и дрожа.       — Дай мне руки, — попросила Минсу. Субин протянул дрожащие ладони, Минсу бережно взяла их в свои — тёплые, но грубоватые.       Субин невольно встретился с сестрой взглядом. В её глазах горела несопоставимая с ситуацией уверенность и вместе с тем — беспокойство. Субин вспомнил ту ночь, когда они возвращались из полицейского участка.       — Ты всегда можешь довериться мне, — произнесла Минсу вслух с полным убеждением в каждом слове. — Ты же знаешь это?       — У-угу.       — Зря ты всё в себе копил. Эмоции нельзя подавить — они обязательно выплеснутся рано или поздно. Ты не знаешь, что чувствуешь, просто потому что ты устал. И слова, которыми ты себя обзываешь, — сущая неправда.       Минсу говорила медленно, тихо и утвердительно. Её нельзя было не слушать.       — Говоришь мне о каком-то эгоизме, хотя всё время кружил вокруг ребят. Я видела, как ты старался о них позаботиться. Но, ты прав, не все старания приводят к успеху — уж я-то знаю. Но твоя неправота в том, что ты слишком много на себя взвалил. Я врач, но я не возьмусь за операцию на головном мозге, понимаешь? Просто потому что у меня недостаточно знаний, навыков, опыта, качеств… Тебе не хватает сил. Но не потому что ты слабый, а потому что ты в нынешней ситуации захотел отдать всего себя близким, но не раскрывать, с какими трудностями столкнулся ты сам. И ты устал.       Субин понуро покачал головой.       — Сейчас вы все, в том числе ты, — заложники ситуации, — подытожила Минсу. — И я прекрасно понимаю это. Я вижу, сколько всего на вас навалилось за такое короткое время: исчезновение Ёнджуна, какие-то сумбурные звонки, конференция, выяснения… люди, которые не знают вас с ребятами, ищущие лёгкие пути, обвиняющие всех подряд. Я всё это вижу и понимаю. Да, я, похоже, упустила, когда тебе стало совсем тошно — почему-то думала, что ты сам обратишься ко мне за помощью. Не представляла, что ты настолько погрузишься в себя.        Субин почувствовал себя ещё более виноватым, что не получилось скрыть от Минсу.        — Я ни в чём не обвиняю тебя. Это была моя оплошность, — смело она взяла всё на себя. Субин хотел возразить, но Минсу тут же перебила его: — Послушай, я твой опекун, я твоя сестра, я взрослый человек. Моя ответственность — твоё воспитание и твой комфорт. Я готова слушать и слышать и поддержать в трудную минуту. Нельзя печься о чужом комфорте в ущерб себе, особенно если речь заходит о настолько жутких и волнующих темах.       Субин взглянул на их руки с сожалением. От слов Минсу он испытал облегчение, но не был готов рассказать всё. Мысли заполнило одно — жуткая усталость.       — Хочешь обняться? — спросила Минсу прямо. Субин кивнул и неловко придвинулся.       Минсу сомкнула руки у него на спине и тихо рассмеялась:       — Когда ты успел стать таким большим? А ведь когда-то я могла стиснуть тебя в руках!       Субин слабо улыбнулся. И вправду, когда он был маленьким, Минсу казалась ему великаншей. Почти как папа. Она могла поднять его над землёй или посадить себе на спину, катать по квартире, приговаривая «иго-го!» под его весёлый смех.       — Всё образуется, — уверенно сказала Минсу Субину в макушку.       Ему уже было не так стыдно и противно от самого себя. В объятиях Минсу было тепло и безопасно. Окружённый запахом сладковатых женских духов, напоминающим запах маминой шеи из далёкого детства, Субин медленно успокаивался.