Живым и невредимым

      Таблетки должны были подействовать около получаса назад. Ёнджун слышал это множество раз, но уже не мог представить, сколько это — полчаса. Наверное, он в полной мере прочувствовал относительность времени: когда ногу разрывало от боли, то время текло мучительно медленно, минуты казались часами, когда Мансам запихивал ему в глотку с дюжину таблеток и Ёнджун впадал в состояние овоща, то время проносилось слишком быстро — стоило только моргнуть, и Ёнджун возвращался в ад.       Так больше не могло продолжаться.       Ёнджун прислушался. Бубнёж телевизора резко стих. В гостиной заскрипели половицы: Ёнджун медленно вёл взглядом по потолку, прокладывая в голове маршрут фигуры над ним.       Звук становился всё тише и дальше. Скрип половиц затих, сменившись треском хлипкой лестницы, а затем и вовсе исчез — Мансам поднялся на второй этаж.       Ёнджун сгорал от нетерпения, однако решил подождать ещё несколько минут. Мансам мог заснуть не сразу или внезапно захотеть пить. В конце концов, быть может, он решит проведать Ёнджуна, как делал уже несколько раз.        Первый раз случился, когда Мансам только притащил Ёнджуна сюда: он забегал чуть ли не каждый час, чтобы удовлетворить чудовищную потребность в жестокости. Он пинал Ёнджуна в живот, наступал на лодыжку сломанной ноги, вдавливал лицом в холодный бетонный пол и тушил сигареты об спину. Следующие несколько суток (как Ёнджун мог только подозревать) измученный мог лежать только на боку и молиться, чтобы Мансам больше не избивал его.       Второй раз случился, когда городские каналы объявили о его пропаже — это был последний раз, когда Ёнджун слышал своё имя. Возможно, Мансам больше не включал те каналы, а возможно, о Ёнджуне просто все забыли. Во вторую версию хотелось верить меньше всего.       Однако после объявления о пропаже ему стало не столько радостно, сколько страшно. Никто не знал, где он находится. Никто не знал, жив ли он вовсе. Что помешает Мансаму, испугавшемуся внимания прессы, убить его? Ведь мертвец не расскажет, кто расправился над ним.       Когда под потолком распахнулась дверь, Ёнджун притворился спящим. На лицо упал яркий свет увесистого строительного фонаря — одним ударом такого запросто можно было проломить череп. В груди бешено заколотилось сердце, Ёнджун невольно задержал дыхание.       Но всё прошло быстро — дверь с грохотом захлопнулась, вернув Ёнджуна в кромешную тьму.              Выплывая из омута болезненных воспоминаний, Ёнджун открыл глаза. Он взвесил все риски: лучше быть убитым в попытке спастись, чем страдать каждую секунду бренного существования.       Упершись рукой в пол, Ёнджун перекатился на бок. Тело прошибло взрывом резкой боли, но он не пикнул и повалился на живот. Левая нога пылала, будто была погружена в кипящую лаву. В висках застучала горячая кровь, в глазах заплясали ещё более чёрные пятна с сине-зелёным ореолом, но Ёнджун был не намерен сдаваться.       Перебарывая дрожь, он вынес вперёд локоть и подтянул за ним всё тело, подталкивая то ступнёй здоровой ноги. По локтю растеклось тепло — кожа содралась о жёсткий бетон. Ёнджуну было плевать. Пара ссадин — такая малость в сравнении со сломанным бедром.       Он вынес второй локоть и подтянулся за ним. Снова один, потом другой… Это как ходить руками! Ёнджун даже бегло улыбнулся этой мысли.       На шее и лбу проступил пот. Ёнджун кряхтел себе под нос, шаркая изодранными локтями по полу и стискивая зубы от боли. Каждое движение делало его на пару сантиметров ближе к цели, но дальше от реального мира. Голова тяжелела, будто наливаясь свинцом. Чернота сгущалась, готовая проглотить его в своё холодное колючее брюхо, и у Ёнджуна иссякали силы, чтобы сопротивляться ей.       У самой лестницы, что есть мочи борясь с беспамятством, Ёнджун протянул руку и вцепился в столбик на перилах. Облегчённо выдохнув, он пододвинул себя второй рукой, уронил голову на ступень и потерял сознание.              Неизвестно, сколько прошло времени к тому моменту, как он очнулся. Ёнджун корил себя: каждая минута — на вес золота.       Однако, чтобы продолжать путь, нужны были силы — впереди целая лестница.       Ёнджун скомкал подол майки и затолкал её в рот. Мансам в ту злополучную ночь в лесу поступил так с его футболкой. Ёнджун был испуган, а потому сопротивлялся и отчаянно боролся за жизнь. С «кляпом» во рту кричать было бесполезно — ткань пропитывалась слюной, глушила крики, не давала сделать и вдоха. Ёнджун никогда не забудет едкий запах хлорки в тот момент, когда хрустнула бедренная кость. Он даже не почувствовал боли в первые секунды. Затем взвыл, но никто, кроме Мансама и его самого, этот звериный вопль не слышал.       В Ёнджуне вскипела ярость. Его мучитель думал, что он опустил руки. Как бы не так!       Стиснув челюсти и до звёзд перед глазами зажмурившись, Ёнджун вцепился в соседнюю деревянную балясину и, глубоко вдохнув и выдохнув через нос, потянулся вслед за руками. Тело сразила ужасная боль. Ёнджун вскрикнул, выронив подол майки и тут же упал на ступеньки, тяжело дыша. Из глаз непроизвольно покатились слёзы, шлёпаясь на грубую бетонную поверхность и оставаясь пятнами на ней. Ёнджун не мог думать, услышит ли его Мансам, — все его мысли занимала только невыносимая, всепоглощающая боль.       В ту секунду он готов был сдаться. Остаться навсегда в сыром промозглом подвале и жить в мольбах о том, чтобы не быть жестоко избитым снова, и так до тех пор, пока его тело окончательно не выйдет из строя или до того дня, когда Мансаму не захочется избавиться от старой куклы для битья.       — Мама… Мамочка… — всхлипнул себе под нос Ёнджун и заплакал ещё сильнее. Из-за слёзной пелены выплывали далёкие воспоминания: Ёнджун свалился с велосипеда в парке, коленом упав прямо на камень. Потом всё как всегда: кровь, плач… и мама. Мама, её сложенные в трубочку губы, прохлада, обдающая ссадину, большой пластырь и тёплые объятия. Когда мама обнимала его, у Ёнджуна ничего не болело...       Ёнджун снял с себя майку и затолкал почти в самое горло. От прохлады пола по телу пробежались мурашки. Мёртвой хваткой вцепившись в балясины, Ёнджун подтянулся на две ступени выше и снова лёг. Со лба покатились горошины пота, жгущего глаза. Утерев лицо тыльной стороной ладони, Ёнджун на грани беспамятства снова схватился за балясины и пополз вверх, на этот раз преодолев ещё две ступени. От боли хотелось кричать. Ёнджун рычал в футболку, до зубного скрежета стискивая челюсти. Под прикрытыми веками мелькали вожделенные картинки не такого далёкого, но светлого и безропотного прошлого: ночные сеансы в кино с друзьями, мороженое и чупа-чупсы с жвачкой внутри, бесконечный галдёж Бомгю, огромные глаза Тэхёна, звонкий смех Хюки… Субин, от которого всегда пахло чистотой и совсем немного — духами Минсу; его большие руки, заключающие между собой ёнджуновы, лоб, куда Ёнджун всегда его целовал…       Вспоминая об этом, Ёнджун утверждался: вот оно — истинное счастье. От него отделяла мучительная тупая боль. Но она не бесконечна. Она завершится, как только Ёнджун выберется отсюда.       С новыми силами он стал карабкаться вверх. Балясина за балясиной, ступенька за ступенькой, вспышка боли за вспышкой — постепенно, не быстро, сравнимо пытке, но Ёнджун двигался вперёд.       Однако, в преддверии невообразимого счастья, с измученной улыбкой на губах, он снова отключился, распластавшись на ступеньках.              Очнувшись во второй раз, Ёнджун осознал, что подобрался к финишу. Преодолев последнюю ступень, он подполз вплотную к двери. К счастью, Мансам всегда оставлял ту открытой, будто в издёвку. Хотя, возможно, он и не думал, что Ёнджун со сломанной ногой будет способен на такое. Если честно, Ёнджун и сам от себя не ожидал.       Выдернув майку изо рта, Ёнджун прокашлялся в неё, утёр пот и слёзы с лица. Кожу неприятно стягивало.       Но на раздумья не было времени. Ёнджун снова засунул майку в рот и стал ползти ближе. Бедро пульсировало, отзываясь ударами крови в голове, но Ёнджун стоически терпел, скуля в комок ткани во рту.       В темноте он стал елозить руками по двери, пока не нащупал ручку — вернее то, что от неё осталось. А остался лишь ничтожный обломок. Провал.       Осознав это, Ёнджун был готов разрыдаться. Столько боли, столько пыток, столько невыносимых испытаний, чтобы сейчас, у самой вершины, его столкнули с горы в бесконечную пропасть.       Однако Ёнджун и на этот раз переборол себя. Не сможет открыть так — будет толкать. Стук разбудит Мансама — плевать! Ёнджун хотя бы попытается. Он прополз эти чёртовы ступеньки и не справится с какой-то дверью? Ну уж нет! Ёнджун сильный. Ёнджун боец.       Он упёрся плечом в дверь, здоровой ногой подталкивая тело. Дверь даже не прогнулась, но Ёнджун не сдавался, наваливаясь, что было сил. В висках снова застучала кровь. Бедро полыхало болью, Ёнджун выл, борясь с удушьем. В глазах снова начало темнеть. Из носа покатилось что-то горячее — Ёнджун подумал, что слёзы, а затем снова отключился.              Проснувшись, Ёнджун несколько раз дал себе оплеуху. Голова раскалывалась, под носом появилось липкое ощущение, боль в ноге не оставляла ни на секунду — лишь ненадолго утихомиривалась в минуты отключки. Нельзя, чёрт возьми, нельзя засыпать!..       Ёнджун стал вспоминать, что он делал до того, как потерял сознание. Когда он понял, сердце в груди ухнуло, глаза распахнулись шире. Ёнджун, стиснув майку в зубах, снова привалился к двери. На этот раз он понял свою ошибку: защёлка, пусть даже без замка, не позволит открыть дверь — нужно было нажать на ручку, прежде чем толкать. Глупый, глупый Ёнджун!..       Проблема заключалась лишь в том, что от вытянутой ручки остался лишь обломок с острым краем. С другой стороны, Ёнджуну повезло, что она вообще была: оставить в дырке в двери ещё и свои пальцы — так себе удовольствие.       Упёршись одной рукой в пол, чуть приподнимая туловище, Ёнджун потянул другую к обломку и обхватил вращающееся основание. На лбу снова проступил пот, в теле скопилось напряжение, выраженное неконтролируемой дрожью, но Ёнджун продолжал бороться. Во что бы то ни стало он должен выбраться отсюда!       Он попытался прокрутить ручку, но рука лишь вхолостую проскользнула. Ёнджун попытался снова, но потная ладонь снова лишь обвела контур. Спазм пронзал тело тысячей игл, и Ёнджун был готов забиться в истерике, когда и на третий раз проклятая ручка не провернулась. Кровь снова пошла носом, в глазах стала сгущаться темнота, но Ёнджун снова дал себе оплеуху, возвращаясь в сознание.       Кровь текла по губам и впитывалась в торчащую изо рта ткань майки, Ёнджун отчаянно пытался дышать: издавал булькающие звуки, с фырканьем высмаркивал из носа густую горячую массу. Он перехватил обломок с другой стороны — в ладонь впился острый край. Ёнджун с рвением потянул ручку вниз — рука соскользнула, обломок оцарапал ладонь. Ёнджун и на этот раз не сдался. Прокашлявшись в тряпку от солёной крови, стекающей вдоль по горлу, он снова схватил скользкую ручку и потянул вниз, что есть сил наваливаясь на дверь.       Над головой лязгнул замок, ручка поддалась напору. Есть! Несмотря на разрывающую боль, Ёнджун лишь прибавил сил, зажмурившись и молясь про себя, чтобы всё получилось.       Замок снова лязгнул, и дверь со скрежетом распахнулась. Ёнджун упал на бок, ударившись головой об пол. Он отключился бы, если бы не обуявший страх.       Сжав майку снова, Ёнджун перекатился на живот и, выдрав ту изо рта, с глухим звуком сплюнул кровь и утёр кровоточащий нос. Кровь уже не хлестала так обильно, но голова чудовищно болела. Ёнджун явно вышел за пределы человеческих возможностей, раз выбрался из подвала сквозь такую боль.       Перед глазами вновь заплясали тёмные фигуры, и у Ёнджуна не осталось сил им сопротивляться…              Открыв глаза, он увидел ссохшиеся лакированные доски в тусклом свете уличного фонаря. Холодно. Их пыльный ковролин дома гораздо теплее.       С этой мыслью к Ёнджуну вернулись и силы. Подмяв локти под туловище, он поднял голову, будто младенец, только научившийся ползать, и потащился в гостиную, тяжело дыша, кряхтя и временами скуля от вновь вспыхнувшей боли. Рано или поздно она всё равно закончится… обязательно кончится…       Ёнджун заполз в гостиную и, поднявшись на немощных руках, оглядел комнату невидящим взглядом. На кофейном столике стоял телевизор, банка из-под тушёнки, пиво и забитая под завязку пепельница. На промятом пыльном диване были свалены вещи, в любимом кресле Мансама валялся увесистый строительный фонарь. Ни одного телефона.       Но Ёнджун отчётливо слышал трезвон стационарного телефона — несколько раз звук пробивался сквозь наркотический дурман таблеток и ещё парочку — будил Ёнджуна, находящегося в холодном подвале.       Если же телефона нет в гостиной, значит, он был на кухне.       Снова упав на пол, Ёнджун по-пластунски пополз к центру гостиной. Однако, стоило ему сдвинуться с места, как над головой послышался скрип. Тело пробило дрожью, сердце упало в пятки. Ёнджун с ужасом прислушался.       Шаги направлялись в сторону ванной, Ёнджун надеялся, что Мансаму всего лишь приспичило. Однако мучитель миновал заветную комнату и стал приближаться к лестнице.       Ёнджун в панике пополз за диван: ему негде больше спрятаться, ещё и в таком состоянии. Оставалось только молиться, чтобы Мансам не заметил его.       Ступеньки скрипели под ногами Мансама одна за другой. Ёнджун заполз за диван, уткнулся лицом в пол, прикрыв затылок руками, и затаил дыхание. Ему хотелось стать невидимым, слиться со старыми досками и остаться незамеченным, как хамелеон. Сердце колотилось с бешеной скоростью, как запертая в клетке птица. На фоне сковывающего страха боль казалась несущественной.       Ёнджун невольно вздрогнул, когда невдалеке щёлкнул выключатель. В гостиной загорелся слепящий жёлтый свет. Мансам остановился на полпути на кухню.       «Дверь!» — с ужасом осознал Ёнджун. Он оставил открытой дверь! Это конец, точно конец… Мансам убьёт его, убьёт… Ёнджуну хотелось рыдать от отчаяния, но паника не позволяла и пошевелиться.       Каждый шаг твёрдой и быстрой походки отдавался в ушах грохотом взрыва. Ёнджун чувствовал на себе чужой взгляд, высокую чёрную тень, преграждающую путь к свободе.       На лодыжке здоровой ноги сомкнулась огромная сильная ладонь. Мансам поволок Ёнджуна по полу. Ёнджун вопил от боли, что только было сил. Под животом проносились ссохшиеся доски паркета, царапая и занозя кожу. Ёнджун в отчаянии цеплялся за них, царапал ногтями — только не в ад, только не в лапы монстру!       — Непослушный ублюдок! — гаркнул Мансам, подхватив Ёнджуна так, будто он ничего не весил.       — Нет! Нет! — орал Ёнджун, срывая голос. Он был так близок! Он был так близок к тому, чтобы вернуться! Только не снова! Только не снова!       Мансам швырнул его в кресло, как бездушную куклу. То пошатнулось, чуть не упав. В спину Ёнджуну впился прорезиненный ребристый корпус фонарика.       Огромные сильные руки сомкнулись на его шее, выдавливая жизнь. Ёнджун распахнул глаза, немо открывая рот, в попытке заглотнуть воздух. Красная плешивая рожа настоящего дьявола озлобленно пырилась на него. Её глаза наливались кровью, на лбу выступали синюшные вены. Ёнджун, в попытках спастись, хватался за чужие руки, драл их ногтями, но пальцы на шее смыкались, как тиски, а лицо дьявола покрывалось чёрными пятнами, как больной — бубонами чумы.       Когда в глазах стало совсем темно, и под веками плыли, как звёзды в ночи, отблески света, руки Ёнджуна обессиленно упали. Хватка на шее ослабла. В ту же секунду Ёнджун почувствовал под ладонью строительный фонарь. Это был его последний шанс!       Вцепившись в него, как утопающий в спасательный круг, Ёнджун выудил фонарь из-за спины и ударил им своего мучителя по голове с непойми откуда взявшейся силой. Хватка на шее ещё чуть ослабла, и Ёнджун, глядя на мир из-под красной пелены, ударил снова. Затем ещё — с размаху, да посильнее. Мансам не успел и вскрикнуть — только икнул, крякнул и свалился на колени. В кураже Ёнджун ударил опять, целясь во вмятину на голове. Мансама повело, и он в неестественной позе свалился на пол.       Ёнджун судорожно выдохнул через рот и откинулся на спинку кресла, уронив фонарь на пол. Он не думал о том, что, возможно, убил человека. Он вообще ни о чём не думал. Из носа снова тонкой струйкой потекла кровь, но он уже не обращал на неё внимание.       Собравшись с силами, Ёнджун перекинулся через валик кресла и снова повалился на пол. Многострадальная нога опять дала о себе знать — в глазах встала тьма.              Ёнджун проснулся со страхом. Его домыслы не оправдались — Мансам всё ещё лежал. Возможно, он больше и не встанет никогда. Пусть. Так даже лучше.       Ёнджун снова опёрся на локти и пополз на кухню. На этот раз никто ему не помешал. Не было больше страха — закончится его боль. Он не потеряет сознание. Он спасётся, а ужасы этого дома, как и их учинитель, останутся в воспоминаниях, как жуткий сон.       Ёнджун вылез на холодную каменную плитку и запрокинул голову, оглядывая стены. Есть! Стационарный телефон висел у столешницы и мусорного ведра. Высоко. Да и плевать!       С восторгом пса, несущего хозяину палку, Ёнджун подполз к зловонному мусорному ведру. Из него несло сгнившими очистками, стухшими консервами и кислым пивом. Ёнджуну было плевать на запах: вот уже некоторое время ему приходилось справлять нужду в ведро, а ванная могла только сниться, так что помои, скорее всего, источали аромат куда приятнее вони от его тела. Схватив первую попавшуюся смятую банку, Ёнджун швырнул её в телефонную трубку. Она щёлкнула, но не упала со своего места. Ёнджун не сдался — схватил следующую. Снова неудача. Тогда он взял третью — опять провал.       — Сука, — выдохнул он, закусывая губу, и снова огляделся. Из дверного проёма торчали грязные пятки Мансама. Ёнджун вспомнил, как больно эти ноги пинали по рёбрам. От одной мысли на глаза навернулись слёзы.       Ёнджун вперился взглядом в стул. Вытянул здоровую ногу и подцепил хлипкую деревянную ножку ступнёй. Рыча от боли, он подтянул стул к себе, — благо, что тот был лёгкий.       — Сука, блять… Ёбанная сука, — с облегчением выругался Ёнджун, приставляя стул ближе к стене.       Опершись на сиденье одной рукой, он протянул вторую к трубке, касаясь той кончиками пальцев. Боль пробивала всё тело электрическим разрядом, но Ёнджун не сдавался. Ещё совсем немного… Совсем чуть-чуть…       Трубка упала у него перед носом и повисла на пружине из провода. Ёнджун готов был зарыдать от счастья — кнопки на ней! Ему снова чертовски повезло! Если Бог есть, то он не отвернулся от Ёнджуна.       Схватив трубку, Ёнджун дрожащими пальцами стал набирать номер. От слёз цифры расплывались перед глазами, но он набрал заветный «119».       Пара жалких гудков, и Ёнджун услышал серьёзный женский голос:       — Служба спасения слушает.       — Я… Я пропал. Меня ищут, — доносилось как из-под толщи воды, и Ёнджун не мог поверить в то, что произносит это вслух.       — Как вас зовут?       — Чхве Ёнджун. Я Чхве Ёнджун… — срывающимся на плач голосом проговорил он. — Меня похитили.       — Вы знаете, где находитесь? — эти слова прозвучали чуть более обеспокоенно.       — Нет…       — Ваш похититель рядом? Вы можете оставаться на линии? — голос в трубке становился всё дальше и дальше, его сменял монотонный звон. Ёнджун чувствовал, что снова проваливается в сон. Что-то густое и горячее текло по его лицу.       — Прошу, приезжайте скорее… — прохрипел он в трубку.       — Ёнджун? Ёнджун, вы меня слышите? Ёнджун, помощь уже…