«Он, мол, так со мной говорит не потому, что я осужден на смерть, — ведь, в сущности, все мы осуждены на смерть.»
Албер Камю «Посторонний»
Свинец, металл серебристо-белого цвета с синеватым отливом. До недавних пор, Айсу-Софие Султан не представляла как много раз она его замечала, но сейчас… сейчас он казался окружал её — свинцовое море, тяжёлые тучи, что тоже окрашены в этот оттенок, даже в её украшениях его можно найти. Весь мир её казался серым, даже солнце, что светило гораздо реже, как будто чувствуя, что красивая госпожа ей не рада. Всё было серым, и лишь иногда в глазах дочери был замечен темно синий цвет. В пути Айсу уже две недели, сегодня она в первые зашла в свою каюту, до этого предпочитая компанию дочери, как и её комнату. Зашла она в них, лишь для того чтобы убедиться, что требуется из вещей приказать — упаковать, ведь эта ночь будет последней, уже по словам капитана корабля «к завтрашнему утру мы прибудет в Константинополь». Город что был зовоёван её далёким предком Мехмедом II, он уничтожил многовековой центр православия, Второй Рим, — каким был более тысячи лет Константинополь, сохранив церковный институт для не обращённого в ислам православного населения бывшей империи и славянских государств на Балканах. Айсу-Софие Султан не была на родине больше семи лет, уплыв на судне к уже умершему мужу, она и мечтать боялась, что меньше чём через десять лет навестить дом снова. Да, госпожа может с чистой совестью признать, что за эти годы Крым не стал ей ни домам, ни пристанищем. Она рада, что больше не увидеть его реки и леса, людей что с трудом и сейчас можно понять и принять. Люди, какие же они разные. Сестра Султана лишь, будет скучать по скалам, что казались нерушимыми в первый год её там прибывания, она даже сравнивала их с её силой и стойкостью, хотя уже сейчас через призму стольких лет, Айсу признаёт что проиграла им. Её стойкость не так крепка. За эти две недели, двадцати пятилетняя Айсу сказала лишь пару фраз. Казалось, за пол года не больше сто слов, её голос стал тише, будто в день смерти сына, она потеряла его. Лишь иногда с Айсунай, дочь умершего Султана могла быть громче кролика, когда пела той колыбельные, хотя до страшных событий дочь была первой кто противился им, ведь — «Матушка, я уже достаточно выросла, чтобы засыпать без твоих «песеннек» как она сама их называла. Но вот уже как пол года просит, их петь каждую ночь. На вапрос пару недель назад, что же изменилось, она с грустью ответила «Кави, любил, их слушать.» Большего не требовалось, султанша каждый вечер обнимала дочь по крепче и начинала петь той в ушко тихие и нежные колыбельные, те что она помнила от родной матерью. Dormi, odorul meu, in pace, Sa te legene usor Umbra noptii care tace Si sfiala unui nor. Si s-asculti cum canta luna Printre stele-alunecand Si s-adormi visand intr-una Pacea lumii pe Pamant! * Последнюю ночь красавица госпожа не могла заснуть. И уже к рассвету была на ногах. Приказала приготовить комнату для купания, одежду и украшения. К восьми утра, она уже была готова, а их корабль уже стоял в парту, по её приказу был отправлен в дворец Топкапы наездник, с верстю о их прибытию и просьбой отправить карету. Айсу-Софие Султан улыбнулась, об их прибытию не знал ни кто, всё думали что она с детьми пропала, после её отъезда к Сахибу в Казань, как же многое, кажись брат не знал. Ну или знал, но ему было плевать. Об этом Софие, не хотело и думать. Она всё ещё помнила своего брата, добрым и справедливым. И не хотела в этом разочароваться. Для всех её прибытия, во дворец будет шоком. Что и случилось, ведь её не встретил какой либо Ага из гарема с парочку стражей, нет. С каретой прибыл сам Яхья́-эфенди, молочный брат Сулеймана, не слишком высокий, темноволосый мужчина лет тридцати. К его прибытию, маленькая султанша уже была одета и приведена в порядок, но всё ещё сонная. Что умиляла как слуг, так и матушку. Эфенди вбежал на судно и начал рассматривать пиратов, он был взволнован и полным решимостью понять кто посмел обмануть падишаха, но в ответ получил лишь тихий смех очень молодой женщины, что смотрела на него без страха в глазах и даже с какой-то нежностью. — Бей-Эфенди, как тебе не стыдно, не узнать подругу. — наигранно строго запричетала, это особо. В ответ мужчина как будто растерялся и казалось, пытался понять к нему ли она обращалась. — Прошу прощения Ханым-Эфенди, но кто вы и как сме… Айсу закатив глаза, и даже как-то обижена подошла к другу, взяла его за кафтан, как делала когда была молодой девушкой и потрясла. — Я конечно постарела, Бешикташлы́, но не до такой же степени. В ответ, получив лишь ошарашенный взгляд и шепот в лицо: — Айсу, правда ты… ? Она улыбнулась нежно, сразу позабыв о маленькой обиде и обняла. «Она дома.»