Здесь моё место

      Непогода не желала оставлять Нью-Йорк. Небо продолжало бушевать и извергать из себя нескончаемые потоки холодного и колкого дождя. Скука и леность прошедших дней незаметно сменились тревогой за сумасшедшую певичку.       Конечно же девчушка вряд ли додумалась убрать провода. Конечно же произошло замыкание, а вся её гирлянда погорела. И как же теперь она будет коротать свои ночи без ора во всю глотку на крыше? То, что при этом она будет совершенно одна, Рафаэль отчего-то не сомневался. Собственно, едва ли найдётся кто-то, по крайней мере, здравомыслящий, кто будет готов терпеть под боком неординарное пение. Ему самому с трудом удавалось выдерживать подобное завывание. А ведь он как-никак опытный, закалённый в сражениях боец, привыкший к пыткам, травмам и иным формам насилия. И угораздило же его встретить такую бедолагу. Но мысли о ней, вопреки объективным суждениям, странным образом приносили удовольствие.       Рафаэль потянулся и выключил приёмник. Ничего интересного по полицейским радиочастотам не передавалось. Словно бы из-за надоедливого циклона мелкое хулиганье впало в депрессию и уныние.       Накинув на себя толстовку и захватив гитару, мутант вышел из логова. С уличных стоков шумные воды подобно водопадам стекали прямиком в тоннели. Он всегда находил в этих мерных, переливчатых и журчащих звуках своеобразный мотив.       Пятиэтажка располагалась недалеко от выхода из коллектора. Старые кирпичные постройки встретили его безмолвным затишьем. Рафаэль улыбнулся и глубоко втянул уличный свежий воздух. Взгляд упал на единственное освещённое окно последнего этажа здания из которого лился тёплый оранжевый свет. Одинокость и загадочность сияния приманивали, и ниндзя направился к источнику света.       В лестничном промежутке между третьим и четвёртым этажом чуткий слух донёс до Рафаэля знакомый мотив. Не знал бы он его наверняка, вряд ли бы смог угадать мелодию из-за неумелого и корявого исполнения.       Он прокрался к окну, прижавшись панцирем к холодной кирпичной кладке стен и искоса заглянув вовнутрь. Тонкая, практически невесомая белая вуаль развевалась от потока ветра. Она дразнила, туманила взор и мешала разглядеть. В глубине небольшой комнаты он смог заметить движение. Объёмный и уютный кокон из мягкого пледа подрагивал в такт нескладных струнных звучаний. Рафаэль ждал, что вот-вот завеса сжалится над ним и отступит, приоткроется и позволит увидеть свою хозяйку. Но призрачный страж остался неприступен.       Тенью проскользнув мимо окна, он поднялся выше и уселся на середине пролёта между комнатой девушки и выходом на крышу.       Юное дарование продолжало терзать струны и без того расстроенной гитары, пытаясь воспроизвести верные ноты в правильной последовательности. Удавалось с трудом. Точнее — совершенно не удавалось.       Рафаэль замер, поудобнее устроившись на решётчатом полу, и пониже натянул капюшон толстовки. Он не знал, сколько времени она изгаляется над одной и той же мелодией. Впрочем, мутант задавался и другими вопросами. Например, где же она умудрилась в Нью-Йорке повстречать медведя, что оттоптал ей все уши? И когда же она порвёт себе все струны и успокоится?       И вдруг, словно бы исполнение заветной мечты, наступила внезапная тишина. Если бы не окружающие городские звуки, то ниндзя бы невольно подумал — ну наконец-таки мучениям пришёл конец: он оглох!       Но безмятежную тишину вскоре нарушил удручённый и приглушённый вой, будто бы под пледом взревела недовольная кошка в мартовском загуле. Затем девушка ругнулась. Чем, собственно, выразила бы мысли всех окружающих. А после снова начался тот же самый избитый мотив. На этот раз громче, настойчивее и решительнее. Девчонка не сдавалась и продолжала брякать по струнам наперекор всему, даже чувству собственного самосохранения. Рафаэль усмехнулся эдакой настырности. И тут же в его голову пришла шальная мыслишка, настолько задорная, что отказаться от неё было бы преступлением по отношению к собственным принципам и к автору песни.       Ниндзя переложил гитару на колени, пальцы обхватили гриф и зажали аккорды, вторая рука зависла над струнами. Приближался заветный момент, и в янтарных глазах разгорался азартный огонёк возмездия. Он готовился и выжидал. Расплывшись в хулиганской ухмылке, Рафаэль ударил по струнам, бесцеремонно вторгаясь своей игрой, и протяжно заголосил:       I dream of rain,       (Я мечтаю о дожде,)       I dream of gardens in the desert sand.       (Я мечтаю о садах среди песков пустыни.)       I wake in pain,       (Я просыпаюсь от боли,)       I dream of love as time runs through my hand.       (Я мечтаю о любви, а время сочится сквозь пальцы.)       Sweet desert rose.       (Сладкая роза пустыни.)       Each of her veils, a secret promise.       (Каждая из её масок — тайное обещание.)       This desert flower.       (Она — цветок пустыни.)       No sweet perfume ever tortured me more than this.       (Ни один аромат не мучил меня так, как этот.)       Едва касаясь пальцами струн, Рафаэль дарил спящему кварталу лёгкую тихую музыку, из-за которой, по крайней мере, не возникало желание застрелиться или же переломать кому-то руки.       Наконец-то из окна высунулась голова любопытной девушки с большим каштановым пучком на макушке, затем, опираясь о подоконник, она смогла извернуться так, чтобы посмотреть наверх.       — Полиция нравов? — безошибочно угадала мучительница гитар.       Рафаэль усмехнулся, не прекращая наигрывать мелодию, угукнул и поприветствовал девушку:       — Доброй ночи, мэм.       Изогнувшись, она облокотилась спиной на подоконник, прикрыла ладонью лицо, защищая себя от моросящего дождя, и прямо посмотрела на него. В темноте она едва ли что могла разглядеть. Пожалуй, только блеск янтарных глаз.       — Что это вы себе позволяете? — на удивление Рафаэля девушка высказалась так, словно бы это он осквернил её уши ужасным исполнением хита. И с не меньшей дерзостью продолжила: — Здесь, вообще-то, частная территория.       — А к нам — представителям закона — подобное понятие неприменимо, — парировал мутант, стараясь скрыть весёлые нотки в голосе и наблюдая за тем, как она морщилась и вздрагивала от каждой упавшей капли на её лицо.       — Ага, как же! — съязвила девчонка, бравируя своей осведомлённостью: — Вот будет ордер, тогда и вламывайтесь.       — А вдруг он у меня есть? — не растерялся ниндзя.       — А есть? — с сомнение спросила она и поспешно, стараясь не упускать его из вида, подозрительно огляделась по сторонам на наличие патрульной машины под окнами.       — Возможно, — загадочно протянул Рафаэль, наслаждаясь всем спектром эмоций на девичьем лице. Она испытующе посмотрела в ответ, явно оценивая возможность такого поворота событий.       — В любом случае, вам здесь не место, — как можно более деловито произнесла девушка и перед тем, как скрыться, добавила: — Так же, как и на моей крыше.       — Не вижу соответствующей таблички о том, что она только твоя, — выкрикнул вдогонку мутант.       — Ах так? — девушка снова высунулась из окна. Угрожающее пыхтение, вероятно, должно было что-то предвещать, но вместо ожидаемой им перепалки она лишь только кратко сообщила: — Будет тебе табличка! — и скрылась.       — Уже ушла мастерить? — спустя паузу уточнил Рафаэль. Но вместо ответа он услышал, как хлопнула закрывшаяся рама окна, недвусмысленно намекая на прекращение диалога. А затем вновь донеслось приглушённое неумелое бренчание на гитаре, словно бы назло ему и всем окружающим.       Мутант неспешно возвращался домой, мелодично напевая себе про мечты о дожде. Впервые за долгое время он лёг в свою постель совершенно счастливым и довольным, предвкушая для себя новые победы.       Закончив с одиночной вечерней тренировкой, Рафаэль позволил себе чуть дольше привычного постоять под горячими струями душа. Клубы пара заполняли помещение, туманя и погружая его в приятные воспоминания. Особенно остро запомнились блестящие капли дождя, падающие на лицо девушки, и то, как она часто жмурилась и кривилась, будто пугливый и недовольный хорёк, непроизвольно вызывая у него странные чувства: то ли сострадание, то ли накатывающий приступ смеха. Но более всего Рафаэля интриговали размышления о дальнейшей встрече. И ничего зазорного в своём воображаемом глумлении над девушкой не видел. Ниндзя невольно засмеялся и поперхнулся.       От подобных мечтаний резко пересохло в горле. Он выкрутил до упора краны, окатив себя обжигающе холодной водой. Что, собственно, и привело его в чувства. Но желания никуда не делись. По крайней мере, одну из жажд он мог без проблем утолить — на этот случай в холодильнике всегда хранилась парочка прохладительных напитков.       Ступая босыми ногами, Рафаэль вошёл на кухню и удивлённо замер, напрочь забыв о содовой.       — И у тебя, что ли, корпоратив? — вопросительно изогнув надбровную дугу, здоровяк подпёр плечом холодильник и критично осмотрел Леонардо с ног до головы. Одет он был с иголочки. Но как-то по-пижонски. Полурасстёгнутый ворот белой рубашки, демонстрирующий великомощные ключицы, портил весь одухотворённый образ целомудренного финансиста.       — А ты почему всё ещё не собран? — вопрос лидера поставил его в тупик. Старший без труда считал непонимание. Однако делать поспешных выводов Леонардо не стал, предположив: — Возникли неотложные планы или не помнишь, какая сегодня дата?       — День взятия Бастилии? — предположил Рафаэль?       — Удивительно, но верно, — вошедший на кухню Донателло потеснил Рафа и достал из холодильника большую розовую коробку, перевязанную ленточками. — А ещё сегодня день рождения Эйприл. Кстати, твой подарок, — предусмотрительный умник протянул хулигану бархатную продолговатую коробочку.       — Ну что ты, не стоило, — Рафаэль растянулся в елейной улыбке, но коробочку всё-таки открыл, наигранно ахнул и нежно протянул: — Как мило, ты меня прям балуешь.       Взглянув на него, Донни невозмутимо поправил концы галстука-бабочки, с той же лениво-медлительной деликатностью стряхнул несуществующие пылинки с плеча чёрного смокинга, встал полубоком в игривую позу и лукаво подмигнул, спрашивая:       — Ну, как я тебе?       — Бесподобен, — честно признался здоровяк, действительно находя Донни в костюме привлекательным… насколько это возможно для антропоморфной черепахи.       — Давай, Раф, расчехляй свой нафталиновый пиджак и погнали, — нетерпеливо переминался наряженный Майки, стоя в проходной арке между кухней и гостиной.       Нехотя здоровяк направился в свою комнату. А ведь у него совсем выскочило из головы то, что Джонс на сегодня запланировал закрытую тематическую вечеринку в честь юбилея супруги. И ничего удивительного в своей забывчивости не видел! Приглашение от друга он получил ещё полгода назад. Правда, не потрудился тогда уточнить, что Кейси подразумевал под словом «пафосное», отдав Донни право догадывать таинственные послания бывшей звезды по уличному мордобою. Но как гению в голову взбрело вырядить всех в пиджаки да смокинги? Видимо, в кои-то веки хоть до одного из них дошли намёки Эйп, что посиделки в драных штанах под пиццу и пиво — не то, что нужно женщинам в праздник.       Костюм, специально заказанный под этот случай, сковывал движения, брюки нещадно сжимали промежность, а пиджак не позволял полностью поднять руки и при каждой попытке угрожающе трещал по швам.       Выйдя в гостиную, Рафаэль встал напротив зеркала и силился совладать с коварным хитросплетением галстука. Шелковистый лоскуток никак не хотел поддаваться, испытывая скудное терпение здоровяка.       — Позволишь? — вслед за голосом позади него в отражении появился Леонардо.       Рафаэль тяжело вздохнул и развернулся, покорно опуская руки. Ловкие пальцы брата справлялись с шёлковой удавкой куда лучше, нежели его.       — Всё ещё дуешься? — с мягкой осторожностью спросил лидер.       Невинность во взгляде Леонардо подкупала, практически лишала воли и всяческого сопротивления, когда он вот так вот смотрел: глазами всех обездоленных в мире собак. Пришлось задействовать весь резерв выдержки и стойкости, чтобы не поддаться. Здоровяк остался непоколебим, упрямо сжал губы, наглядно показывая, что на эту тему говорить не желал.       Леонардо давить не стал. Затянув узелок, старший заботливо поправил воротник рубашки, а затем что-то вложил в руку Рафа. Хулиган удивлённо скосился вниз, уже на ощупь понимая, какую ценность держал, и невольно расплылся в благодарной улыбке, запоздало сообразив, что всё-таки Лео — тот ещё хитрец и знает, за какие струнки души его потянуть.       — Только, пожалуйста, будь с ней понежнее, — попросил лидер, выразительно выпучив глаза, и пропустил Рафаэля к выходу.       Семейство Хамато загрузилось в фургончик. Здоровяк в предвкушении вставил ключ в замок зажигания, завёл двигатель «Дейзи» и еле удержался от того, чтобы не заурчать вместе с ним. Ради такого удовольствия он готов был потерпеть брючный костюм.       Рассекая по нью-йоркским улицам, ниндзя вырулил на автомагистраль и расслабленно откинулся на сиденье, удерживая руль одной рукой. Из колонок лилась ритмичная музыка, в такт ей он похлопывал себя по бедру, покачивая головой и еле слышно напевая. Вздрогнув от неожиданности, он удивлённо скосился на Майки, сидящего по правую руку. Тот уже протяжно вопил:       You say you love, say you love me,       (Ты говоришь, что любишь меня, говоришь, что любишь меня,)       But you’re never there for me, yeah, mmm…hmm…       (Но тебя никогда не бывает рядом, да…)       You’ll be cryin’, slowly dyin’       (Ты будешь плакать, медленно умирая,)       When I decide to leave, oh, oh       (Когда я решу уйти от тебя.)       К нему присоединился Рафаэль:       All we do is make up,       (Всё, что мы делаем — это миримся,)       Then break up.       (А потом опять расстаёмся.)       Why don’t we wake up       (Не пора ли нам очнуться)       And see,       (И увидеть,)       А затем и Донни с Лео:       When love hurts       (Что когда любовь причиняет боль,)       It won’t work.       (Ничего не сработает.)       Maybe we need some time alone?       (Может, нам нужно отдохнуть друг от друга?)       We need to let it breathe…       (Нам нужно отпустить ситуацию…)       Наблюдая за сидящими сзади горланящими братьями и еле заметно пританцовывающим отцом, Рафаэль был счастлив. Здесь и сейчас в окружении своей семьи он наслаждался самой обыкновенной поездкой.       Вскоре «Дейзи» была припаркована с заднего двора загородного двухэтажного белого домика. Семью Хамато встречали на пороге.       В уютной гостиной горел камин, на сервированном столе поблёскивали приборы и бокалы, из открытых дверей с внутреннего дворика веяло цветочным ароматом и вечерней свежей прохладой. Старая такса приподняла сонную морду, вильнула хвостом, протяжно зевнула и снова уткнулась носом в мягкие бортики лежанки.       Первым же делом Рафаэль стянул с себя пиджак, наблюдая, как Кейси, желающий угодить и без того довольной Эйприл, внёс в гостиную поднос с аперитивом, протягивая мутантам конусообразные фужеры на длинной тонкой ножке, наполненные розовой жидкостью.       Здоровяк взял бокал, подозрительно принюхался, безошибочно угадав в запахе водку и клюквенные нотки, а затем одним глотком отпил сразу половину. Вкус, как и сама атмосфера, был пафосный, но приятный. Мутант поудобнее устроился на мягком диване, огляделся по сторонам и наткнулся взглядом на лидера. Тот с печалью смотрел на свою порцию «Космополитен», явно желая испить напиток, но ведь кто же тогда сядет за руль? А после посмотрел на Рафаэля так, словно был застукан за чем-то неприличным. Леонардо опомнился от своих печалей, поспешно поменялся в лице и ободряюще улыбнулся, изобразив жестами рук что-то вроде — «да, без проблем, я и не хотел пить». И этим пассажем мима он пытался его обмануть? Здоровяк без сожалений оставил свой напиток, демонстрируя раскрытые ладони, кивнул лидеру и одними губами произнёс «пей и наслаждайся». Что, собственно, и сделал Лео, пригубив мажорный коктейль и довольно сощурившись.       Пока Донни развлекал Эйприл праздной беседой, а Майки крутился вокруг Кейси, суетившегося над очередным подносом, Рафаэль озадачился подозрительным вопросом:       — А где близняшки?       Дом без них казался странно тихим и жутко непривычным в своём спокойствии, как будто бы чужим, где нигде и ничего случайным образом не разбивается, не ломается, не разносится. Удивительно похожие друг на друга мальчишки с возрастом становились совершенно разными: один спокойный и рассудительный, второй сорвиголова. И благодаря этому различать их не составляло труда.       — Отправились на лето в детский лагерь, — внезапно перед ним возник Джонс, протягивая очередной поднос с закусками — маленькими канапе, — как я говорю Эйп — разлука иногда бывает полезной, да и за время отсутствия хоть подлатаю дом до очередной их диверсии, — и, настойчиво шевеля бровями, Кейси продолжал всучивать Рафаэлю своё кулинарное творение. Тот был вынужден попробовать, и детектив как-то уж слишком озабоченно поинтересовался: — Ну? Как? Нормально?       Вообще-то, для верности эксперимента нужно было выждать время и убедиться, что канапе не вгонят в кому, и эту мысль мутант оставил при себе. Угощение буквально на зубок, но друг так старался, что Рафаэль преувеличенно замычал от удовольствия в знак уважения к непростительно маленькому бутерброду.       Раздался символический сигнал: Донни со своими безукоризненными манерами кончиком столового ножичка постучал о стеклянный бокал, приглашая семейство за стол.       Светский раут предполагал изысканные беседы и не менее изысканные блюда. К последнему Рафаэль относился с насторожённостью, ведь праздничный ужин готовил Джонс, о чём не постеснялась с гордостью заявить Эйприл. Ну, раз уж она поручилась за открытый в муже новый талант, ниндзя поборол сомнения и приступил к первому поданному блюду.       Среди вороха салатной листвы он смог разглядеть креветку — вертлявую и неприступную, категорично отказывающуюся насаживаться на вилку. В любой другой ситуации он бы её выудил пальцами (отчего-то есть руками было даже как-то вкуснее), только вот все эти белые скатерти, льняные салфетки и уйма столовых приборов неопределённого назначения подсказывали, что действовать стоило деликатнее.       — Да! — наконец-то Рафаэлю удалось загарпунить зажаренного ракообразного, что, собственно, он и продемонстрировал окружающим, наглядно показывая свой улов.       — Ну а ты чем занимаешься, Рафаэль? — спросила Эйп, ловко прерывая затянувшуюся паузу от лицезрения его победы.       Бороздя салатные просторы, здоровяк настолько увлёкся поиском пригодной еды, что пропустил начало беседы.       — Да ничем таким… особенным, — он пожал плечами, сгорбившись над тарелкой под молчаливыми взглядами.       Упрёка в родных лицах он не наблюдал. Пожалуй, даже напротив. Джонс вот смотрел на него, как на героя: с нескрываемой завистью и мыслями «о если бы я так мог». Донни с Майки лукаво переглянулись друг с другом, чем вызвали чувство беспокойства: о чём таком они могли догадываться и относилось ли это лично к нему? А вот от вида Лео портился аппетит. Должно быть, именно так и смотрят опечаленные родители на своих неприкаянных по жизни детей. Жалость в любой её форме раздражала.       — Вот только не нагнетай, — хмуро предупредил здоровяк, и креветка сорвалась с вилки, потонув в океане салата.       — Да я вообще молчал, — опешил некогда невозмутимый лидер братской четвёрки, ища справедливости у окружающих.       — Молчи, пожалуйста, потише, — съязвил здоровяк, закинув в рот листья зелени. Пустой желудок требовал хоть что-то урвать с праздничного стола.       И только сэнсэй был отчего-то искренне доволен, с особой нежностью разглядывая Рафаэля.       — Великое благо, сын мой, познать свой истинный путь. Не тот, что был навязан обстоятельствами, а тот, что выберешь ты сам.       Рафаэль задумался. Здорово, конечно, батя загнул, но вся эта восточная тонкость пока что никуда его не привела. Его навыки были специфичны, неприменимы в новых реалиях. Он ничего не умел делать из того, что считалось в обществе нормальным. Приёмом айкидо не склонить клиента к покупке (хотя тут как посмотреть), а коварным хуком не погасить кредитный долг. Всё чаще и чаще он ощущал себя беспомощным, бесполезным, каким-то недоделанным. Словно бы только он один застрял в своём прошлом — в вязком и тягучем, наблюдая, как братья идут вперёд, а он всё там же и на том же месте, никак не может вырваться, перестроиться и измениться. Мог только наблюдать, как постепенно остаётся совсем один, позади от всех. Может быть, Лео видел всё это. Может быть, это и было причиной нудных попыток показать ему другой путь, тот, который совсем не был его.       — Иначе и не скажешь, пап! Тост! — выкрикнул Майки и поднял бокал, хитровато подмигнув Рафу. — За наши новые пути!       Рафаэлю пришлось осилить ещё два низкокалорийных блюда и странный желеобразный молочный десерт, перед тем как компания решила перебраться во внутренний двор. Здесь на свежем воздухе в окружении высоких кустарников даже дышалось легко. Вскоре Кейси вынес торт, Эйприл загадала желание и задула свечки. Небо тут же озарилось серией ярких вспышек, оглушая задорными взрывами так, что вибрация от них ощущалась всем телом. Теперь он смог расслабиться, перестать изображать из себя светского интеллигента, не заботиться об измятой рубашке и капельке соуса, испачкавшей рукав. В ночи всё было привычно и безопасно.       Позже Майки принёс ему пародию на гитару — маленькую укулеле, одну из тех, что он когда-то подарил близнецам. Тогда, когда ещё присутствие мутантов в жизни ребятни не вызывало столько вопросов у школьных доморощенных психологов. Как-то негласно Джонсы и Хамато пришли к выводу, что нужно сократить их общение. Упорный Джейми готов был отстаивать перед всеми факт их существования, за что нередко ввязывался в драки. Верный Кайл поддерживал брата. За что впоследствии для обоих был прописан курс таблеток за слишком, по мнению общественности, богатое воображение и нестабильность нрава.       Мир людей не был идеален. Любое отклонение от нормы образовательное сообщество дегенератов предлагало корректировать поведение детишек медикаментами. Что тоже в планы Джонсов и Хамато не входило.       Они ярко ворвались в их жизнь, чтобы после тихо уйти из неё. На какое-то время, дабы не создавать лишних проблем — так, по крайней мере, каждый из них объяснялся перед собой.       Рафаэль бережно касался струн, наигрывая известные мотивы, довольное семейство воплями будило соседей, и лишь один из них никак не мог погрузиться в массовое веселье.       — Ну что ты, как акула, всё кружишь и кружишь, давай уже, подплывай, — здоровяк скосился на Лео, кивком головы приглашая присесть рядом с собой.       Добротная садовая мебель выстояла под весом двухметровой черепахи. Лидер не знал с чего начать, он мялся, мусоля и прокручивая мысли. А Рафаэль безошибочно предполагал, что брат в очередной раз хочет до него донести.       — Это не плохо, Раф, — наконец Лео отвис и продолжил, — что до сих пор тебе не нашлось занятия по нутру. Так бывает со многими, просто надо…       — Продолжать искать? — подсказал Рафаэль.       — Да, и…       — Не опускать руки? — здоровяк изо всех сил старался сдержать усмешку, смотря на то, как Лео тонет в собственной неловкости и косноязычности.       — Верно, и…       — Когда-нибудь я обязательно найду свой путь?       — В точку, — заключил лидер и облегчённо выдохнул, словно бы это был его самый тяжёлый разговор.       — Одолжи-ка мне пятьдесят баксов, — попросил Рафаэль и протянул руку, забирая у озадаченного брата свеженькую купюру. А затем вернул обратно. — Держи. Спасибо за самый лучший психотерапевтический сеанс. Ты мне очень помог.       Хулиган продолжал наслаждаться тем, с каким видом Леонардо рассматривал на банкноте восемнадцатого президента США: явно не понимая, что происходит и в чём кроется подвох.       — И это были самые трудно заработанные мною деньги, — протянул Лео, пряча Уиллиса Гранта в бумажник.