***
Я уже и не искала места, где могла почувствовать себя живой и любимой. Стоя над пропастью хрупкого Петербургского моста, я чувствовала, как тяжесть неба давила, будто пытаясь вытеснить меня из этого мира вовсе. Но где же была истина? Я смотрела на свободные с виду корабли, подплывавшие к пристани, и не могла понять, зачем это всё, зачем я пытаюсь выбраться из этого мрака? Мост так и манил своей высотою и чуть ли не Вселенским могуществом. Всегда было время обернуться и пойти назад, но что-то тяжёлое не давало мне выразить импульс к движению. Этот город... сколько здесь несчастных людей.. Они потухли под здешними звёздами, растворились в Неве и только после этого оказались на простых людных улочках. А сами продолжали слоняться по своим обычным житейским и рабочим делам, убивая бесценное время на службу своим хозяевам, а в свободные пару дней испаряясь в кабаках и читая унылые бульварные книжонки. Они выжаты, как будто бы их и в правду пришлось высушить после окунания в реку. И всё же, зачем это всё нужно? Действительно ли я делаю то, что согласно предначертанности Бога должна делать? Но какими, к чёрту, путями я это делаю? — «Спасай тонущего да сама не утони», — вспомнилась мне фраза вчерашнего отставного адъютанта средних лет, с которым мы проводили вечер. Я тронулась и повалилась на поручни, откуда был высок риск двинуться дальше, за эти поручни из ржавого железа... — «Да кого, чёрт возьми, я слушаю! Человека, которому отдалась за копейки! Что может быть более приближено ко дну? Наверное, я», — подумала Соня и начала медленно залазить на поручни.***
В больной моей голове всё раскалывалось. На меня смотрели огромные безумные глаза, которые были единственным предметом моего внимания в те секунды, когда я выходила из завес сна. Я не могла ничего понять, ни того, почему они так пристально въедались мне в сознание, ни того, почему я их вижу, когда должна видеть глаза падших ангелов или прислужников Сатаны.. Но, наверное, передо мной и был тот самый, падший ангел. Я не знала, что было у него в голове, что он хотел со мной сделать и зачем он так обходительно со мной обращался. Но было понятно одно: на лице, в каждой его мелкой морщинке и в каждом выпуклом и до жути красном глазном сосуде были видны невыносимые терзания и нестерпимая душевная боль. — Почему я всё ещё жива? — выдала Соня в момент очередного своего пробуждения, обретя, наконец, способность к здравомыслию. — Вы и не спрыгнули, госпожа, — в противовес своей истощённой и измученной натуре тёплым, и, казалось даже, обеспокоенным тоном сказал молодой человек. — Как же так? Я же... — Когда я решил по счастливому для вас случаю пройтись по мостовой, то увидел вас, которая, облокотившись на поручни, свисала вниз. Признаюсь, я удивился, что вы по случайности не съехали вперёд. Вам сказочно повезло. — Да уж, повезло, — с натянутой улыбкой сказала Соня. — На вашем месте любой другой простой человек радовался бы сохранению своей душонки, так почему же вы.. не рады? — Чему же радоваться, господин? Жизнь моя бренна и тяжела, скучна и тускла, и вы предлагаете мне радоваться сохранению этого бесполезного скопления серости? Мужчина усмехнулся и резко перевёл взгляд с окна на уставшую девушку: — А вы мне нравитесь, — как показалось Соне, насмешливо издевательским тоном сказал он. И тут наступило молчание. — Были бы у меня силы, я бы назвала вас нахалом, но на данный момент, боюсь, это невозможно. — А вы не воспринимайте всерьёз. Не думал, что вы так тщеславны. — Что ж, и в правду, я действительно высказался не в рамках характера ситуации, в которую вы попали. Прошу меня извинить. — Вы слишком поздно до этого додумались, но я приму ваши извинения, так как в данный момент не способна проронить и крупинки ненависти. — Я бы хотел предложить вам кофе. К сожалению, еды нет. Я бедный бывший студент и всего-то автор "бесполезной", как её называют, писанины, но это неважно, по крайней мере, сейчас. Ну-с, как вам предложение? — Хах, — проронила Соня, — я обойдусь, спасибо. Я бы хотела как-нибудь пойти от вас прямо сейчас. Моя семья, наверное, не может найти себе места. Сколько меня уже нет с ними.. Да, пора мне... Но в этот момент она понимала, что врёт, врёт самой себе, врёт этому незнакомцу, который зачем-то её спас. Её никто там не ждал, не думал, где она и что с ней. Мачехе было плевать. Она исчахла, забылась и почти сошла с ума. Дети, вероятно, забились в углы комнаты и начали тихо плакать от беспомощности и отсутствия тепла. «Да не смеши саму себя. Кому ты нужна?». Соня села, улыбнулась, сделала что-то наподобие лёгкого поклона головой и, слегка исподлобья блеснув грустными и потерянными глазами, встала и, поначалу жутко шатаясь, пошла напрямую к дверям. — Спасибо вам, господин, — со всё ещё сохранявшейся улыбкой искренне проронила Соня. — Это же вы её убили? — прозвучал жуткий и неестественный, будто бы дьявольский голос. — Что? — слегка покачав головой, чтобы пробудить сознание, спросил молодой человек. — Что же с вами? Я спросила, ваша ли статья про дрожащих тварей, кажется, и право имеющих?, — спросила Соня, ещё в лежачем положении украдкой заметив на столе черновики с похожими на эти статьи тезисами. — Да, моя, — окончательно растерявшись и уже провалившись своим оставшимся достоинством в пол, ответил он. — Я по-другому представляла себе её автора, — усмехнувшись, стояла в дверном проёме Соня, показывающая свою лучезарность несмотря на прилично помотанный и убитый вид. — И как же вы представляли его? — Ну, как минимум, человеком с выраженными чертами психопата, но вы и моё представление схожи лишь неким безумством во взгляде, — уже со слегка спавшей улыбкой ответила Соня. «Да и с чего я взяла, что он не психопат. Ладно, пора бежать отсюда. Он явно не в себе. Да и выглядит плачевно. Эти его одежды.. как будто бы сняты с мертвеца. Да даже запах.. как будто бы и схож. Хотя черты, вроде, и правильные, но опущенные и осунувшийся». Родион стоял в этот момент в другой части тесной и тёмной комнатушки, пытаясь спрятать подавленный вид: «Странная, бредовая идея. Кто она и откуда? Я-то всего лишь решил проявить знак благодушия к ней, хотя меня ничего уже и не спасёт от Божьей кары. Откуда она знает!». Кровавое небо постепенно заполнялось тёмными тучами. Фонарь потух, а это был предвестник чего-то пугающего.***
«Когда мы сходим с верного пути, в голову всегда приходят иные варианты, но чаще всего они неверные. Поэтому нужно иметь силу воли и идти до конца», — с большими перерывами произнёс в своей голове Родион после долгого лежания в кровати. Медленно поднявшись, озадаченным и встревоженным, он поволок свои бессильные исхудавшие ноги к оконным видам. Его огромные красные глаза смотрели на один из фонарей, который, как и многие другие, зажёгся во имя ожидания всепоглощающей тьмы. Родион мог часами смотреть в окно и пытаться осознать, обдумать.. Как бы он не старался спрятать своё нутро, внимательный человек смог бы заметить истощённое и выдававшее груз внутренних терзаний лицо. Оно позволяло чрез его черты магически воспроизвести звуки окончательно поломанной жизни. — Я слаб! Я мерзок! Зачем вообще я.. В дверь постучали. «Наверное, не стоит открывать. Хотя.. вдруг это Настасья». В двери выглянуло щетинистое худощавое лицо. — Привет, друг, как ты здесь? Решил проверить, как твоё состояние. Я принёс тебе еды. Это была парочка тёплых булочек из пекарни напротив. — Да, спасибо, впустить не могу, да и у меня бардак, да и вообще я.. собирался пойти прогуляться. «Да что его сюда принесло? Чёртов Разумихин! Что им всем от меня нужно?» Да-да, это был, вроде как, и его друг, но в то же время у них была достаточно странная дружба. Родион, в силу своей нелюдимости и небольшой, но способности испытывать тёплые чувства, избегал любые знаки внимания со стороны других людей, особенно тех, к которым он не чувствовал доверия, а это, как правило, были все, кого он когда-либо видывал и знал, за исключением пары человек. Но ими были элементарно его матушка и сестра Дуня, а Вразумихин лишь по своему великодушию смог вписаться в его неполные друзья. Однако иногда в случае острой необходимости Родион мог раскрыть ему микроскопическую часть своей души. — Да-да, я понял. Видеть ты меня не хочешь, но я хотел бы кое-что обсудить. Это личное, поэтому, прохлаждаясь в дверном проёме, такое обсуждать рискованно. — Ну, что ж, проходи, мой любимый друг, — естественно, саркастически высказался Раскольников. — Что же тебя так тревожит? — А это ещё что? Дмитрий направил взгляд прямиком на старую, почти обвалившуюся полку у дивана, висевшую возле ободранной обоины. Ловким движением худощавых пальцев он захватил ярко-оранжевый шёлковый платок, который явно не принадлежал жильцу этой квартиры. — Да, Родион. Может, я не до конца тебя знаю, но, по-моему, ты такое не носишь. Хоть и люди могут меняться со временем, но, по-моем.... — Ты что себе позволяешь? Это вообще не моя вещь, ну, мало ли, может Настасьюшка оставила, а, может, и бабка какая. — Да ладно тебе, не злись. Всего-то вопрос задал. Ну, немного переборщил. Может, ты что-то скрываешь от меня? Не забывай, что ты можешь мне довериться, если захочешь чем-то поделиться.***
«Сил уже нет. Такая хрупкая на вид, а нести тяжело. Чёрт меня побери! И зачем я подписался на это! Спасителем себя возомнил.. Искупиться решил. Сам пришёл выброситься, а в итоге спас какое-то измученное создание...», — Родион запыхивался, но совесть бы загрызла его, оставил бы он её на этом холодном мосту погибать. Сердце в нём заиграло, а совесть пробудилась, как не пробуждалась никогда. «Та-ак-с, дверь. Хоть бы помог кто. Ступеньки, одна, вторая...десятая.. Ух, чёрт, ещё три этажа! Так, наконец.. Ключи». Нечто яркое упало на пол и заметно выделилось на фоне мрачного пола. «Это ещё что за вещица? Положу-ка сюда, заберёт потом».***
— Ах да. Видимо, придётся тебе рассказать. «Или зря я это затеял, а то сейчас напридумывает себе всякого. Эх, дороги нет назад. Начало положено». Разумихин, обострив всё своё внимание, медленно положил локти на колени и, оперевшись головой о ладони, подготовился к слушанию. — Да.. помог я одной.. Жаль стало беднягу. Она была на грани, да и локация такая неспроста была выбрана. Рассказывал он с высунувшимися глазами, не переставая, о своём благодушии, о тёплых к ней чувствах, идущих от чистого сердца, но ни в коем случае не романтических. Да и мог ли он забыть свою прежнюю уже мёртвую любовь? И была ли это любовь вообще? Стрелка часов перевалила за полночь. Смеркалось. — Ты даже не узнал её имени? — А зачем? Я боюсь впускать людей в свою жизнь, да и на кой чёрт я ей сдался? По её взгляду и странным вопросам всё было предельно ясно. — Вспоминаешь ты о ней. Чую я. — И вовсе ты меня не знаешь. Даже если и вспоминаю, то превознося себя за свой великодушный поступок. Думаешь, я, по-твоему, дурак? Зачем мне тратить время на такие бесполезные вещи, как любовь, да даже на симпатию. — Кто знает, а если бы она могла стать твоим другом? — Исключено. — Решай сам, но такой шанс выпадает не часто, а близких людей у тебя катастрофически мало. — А может она воровка и хотела меня обмануть! — Да.. твоему доверию и "великодушию" многим нужно поучиться. Ах да, время.. Что ж, мне пора, — Разумихин резко встал с дивана, посмотрев на часы, и быстро начал открывать дверь. — Ступай, друг. — Не хворай. Счастливо оставаться. «Хах, не хворай.. Легко сказать это. Точно.. он же о чём-то спросить хотел.. Да, видно, не судьба». Раскольников подошёл к той полочке и взял платок. Он несколько минут его разглядывал и чуял запах резких духов, неслабо вбившихся вглубь его носа: «Что же у неё со вкусом? Явно духи какой-то блудной девицы... Да уж, подумал бы я так, если бы не видел её наружности», — с небольшой насмешкой сказал Родион. «Спать уж пора мне».***
«Безумство....бред....тревога.. Я тварь! Тварь! Зачем? Не избежать мне каторги.. сколько же лет.. Ведь я всего-то жалкое бездарное создание с завышенным эгоизмом, почему-то позволившее себе стать на равных с Наполеоном! Да я жалкая букашка... Как меня вообще носит земля, такого юродивого, бесполезного, деспотичного мерзавца, ещё и убийцу... Уже и не говоря о том, что я из этих. Хотя.. кому какое дело. Моя постель не должна волновать тварей. Чёртов Свидригайлов! Надо его забыть. Он очерняет мою жизнь, забирает время, да просто мной пользуется и всяко вертит! Хоть он и был чуть больше, чем увлечением, но я-то для него — игрушка. Да и был я слишком сдержанным, воли не давал своим эмоциям. Хоть и дни те.. Божественны были. Нет! Забыть!».***
— Она для меня ничего не значила, только деньги её! Я её ненавидел и уже не мог переносить! «Да ты и меня не любишь, нам обоим это ясно. Какой же он..расчётливый. Хотя.. я сам не лучше. Разве я его.. люблю? Он просто увлечение, как и я для него. Но что-то играет во мне», — заметно задумавшись, провернул в голове Раскольников. — Милый мой Родион, я боюсь себя, я боюсь, что люди увидят меня таким, какой я есть! Меня не должны видеть настоящим! Меня нужно изолировать! «Знал бы ты, как я хочу, чтобы это сделали со мной. Ах, ты бы просто знал, что у меня сейчас в голове. Да и не близки мы настолько, чтобы я этим поделился. Хотя ты, смотрю, открываешься и не стыдишься», — пытаясь сдержать злобную улыбку, подумал он. — Интересно, разрушает, ли меня наша любовь или, наоборот ставит на верный путь? «Хах, да.. Подумать о верности пути в нашей ситуации — непревзойдённое решение. Два грешника друг другом пользуются.. Да и какая, к чёрту, любовь!» «Уж больно ты меня заводишь», — обволакивающе раздавалась в голове та самая его фраза. «Нет! Фу! Мерзость какая!». Родион шёл по той самой песчаной дорожке: «Зачем я.. опять пришёл? Что меня сюда снова потянуло? Да, развлекались мы знатно, но зачем? Опять забыться? Сколько уже можно забываться? Это был последний раз, последний! Хотя и пообещали мы друг другу, что будем ждать встречи! А искренен ли он сам! Однозначно нет! Больше..ни ногой. Да, ошибся я...», — он посмотрел на звёздное небо и, глубоко вздохнув, резко ступил вперёд.***
Грязные стены кабака освещались всплесками фиолетового света. С небольшой бедной сцены доносились звуки джаза. Стакан был полон опьяняющей, как эта музыка, дрянью и точно так же освещался фиолетовыми проблесками. Было слегка мрачно, но, наверное, это создавало атмосферу. «Чёртова дрянь! На кой я опять я сюда пришёл. Надеюсь, хоть что-то меня взбодрит». Голова кружилась, всё расплывалось.. Краски.. фиолетово-розоватые, тёмные и светлые мешались друг с другом. «Что я? Э-эм.....».***
Он практически ни о чём не думал, но в голове отрывками раздавались всплески мыслей: «Замести, спрятать! Быстрее! Стучат. Боже мой! Кровь! Этот запах.. Запах победы, но какой он мерзкий!». Стены все пропитались этой красной мерзостью. У Родиона было стойкое ощущение присутствия дьяволов. И действительно, обстановка была чертовски жуткой, как будто сам Сатана стоял где-то поблизости, благословляя на праведность этого деяния. Присутствие всей этой нечисти казалось ему вполне реальной идеей. «Жуть, сырость и кислотный запах. Меня воротит... Быстрее..бегом». Ступени и серые подъездные стены, будто специально замедлилившись, проносились в его боковом зрении по мере снижения высоты лестницы. Ночь.. Луна.. Свежесть обволакивала. Сердце билось с невероятной скоростью. «Я это сделал», — Он пытался полностью подавить какое-либо сомнение в содеянном.***
Джаза уже не было. Снаружи стемнело окончательно. «Всё это время я был спящим?». — Родион, неидеально поднявшись, вышел к двери и, скрипнув, впустил прохладный воздух. «Никого.. Лишь свет фонарей...». Он шёл по тёмной и сырой после дождя улице. Проходя Сенную площадь, он заметил нечто странное с огоньками. «Библиотека... работает ночью. Такого я ещё не видел. Что за день такой сегодня..». Он не мог сдержать любопытства и зашёл в небольшое серое здание с парой навесных, изящных в своём оформлении, фонарей. Оно напоминало жилой трёхэтажный дом. — Здравствуйте, — сказал он, увидев уставшую библиотекаршу. Она была в кругловатых очках с тонкой золотистой оправой и весьма не дурна на вид. Однако в её глазах читалась некая измученность и даже опустошённость. Почти что огненно-рыжие волосы выделялись из тусклого интерьера. — Сегодня у нас День ночного чтеца, можете наслаждаться тишиной, — медленно и слегка тихо проговорила она. — Вот оно что, спасибо, — ещё слегка пьяный Родион прошёл далее и начал изучать разделы так, будто был здесь в первый раз. Но это было далеко не правдой. В университетские годы он был здесь частым гостем, ещё тогда, когда здесь работала старая и слегка злобная женщина. Потому-то его и удивило наличие молодой души в этом, уже тухлом, месте. Пол скрипел от шагов. Была полная тишина и пыльный запах книг. Слегка доносились звуки того, как библиотекарша монотонно перебирала архивы. «Похожу... Посмотрю.. Может, что и увижу». «Всё это..я читал и возвращаться не хочу. Хоть бы было что новое да что интересное.. Наверное, лучше пойти мне». Слегка обернувшись перед тем, как пойти в сторону стеклянной обшарпанной двери, он заметил, как где-то в самом дальнем уголке, сосредоточившись на пожелтевших страницах в толстом переплёте, сидело нечто хрупкое, светлое и до боли знакомое. Сердце стало биться сильнее пущего от настигшего волнения. — Здравствуй. — И вам, здравствуйте. Тишина сопровождала эти пару слов. Снаружи полил лёгкий дождь, а тёплое уютное освещение в совокупности с этим милым созданием не пускали Родиона на улицу, так и заставляя остаться.***