Наследница смерти

«Сомнения — вот наши враги», — шестой сын Феанора, Амрас младшему брату-близнецу перед роковой ночью поджога кораблей.

— Ещё вчера, едва мы с Фили пожаловали в Хоббитон, холмы купались в солнечных лучах, аки под водопадом. Сутки не прошли, а небо готово разразиться ливнем, — возмущался Кили, неодобрительно хмурясь на такие же, как и он, смурные тучки, заслоняющие утреннее солнце. Не выспавшийся, так как делил кровать со старшим братом, которому вечно не хватает одеяла, Кили кутался в плащ, что из-под капюшона выглядывали длинный нос да осоловелые глаза. — Чего это происходит в Шире? — Ветер западный, он несёт дождь с залива, — объяснил Торин, возглавляющий неприветливое шествие к двору таверны в Байоутере. Его не радовала шаткость затеи с походом, успех которого зависел от присутствия двух ненадёжных персон, и ни одного, ни второй гном не наблюдал. Но кто бы не прочёл мысли Дубощита, он тотчас утихомирил расползающееся уныние гнома. — Гляньте-ка, не наша ли невидаль коня седлает? С заднего двора вышла фигура и, тщательно осмотрев копыта гнедого жеребца, усердно затягивала подпругу на его животе. Поглощённая нелёгкой задачей девушка будто наслала оцепенение на гномов — прислонившись к забору, они с вниманием следили за заученными жестами Раны. — Мне кажется, взбесись он и лягни её, то переломает ей все косточки до единой, — поделился неуместными переживаниями Фили. Он ловил каждое мановение её оголённых пальцев — девушка сняла перчатки, чтобы жеребец чувствовал тёплые прикосновения, — и те ловко перехватывали ремешки, выставляли шпеньки в дырочки, невзначай поглаживали круп животного. Молодой гном почти залюбовался. — Чего-чего, а девица-то не хрупка, — опроверг Балин, толкая родича в бок. — Полуторный клинок на поясе, да топор-чекан в торбе. Будь ты костлявым задохликом, поднял бы такое оружие? И я о том же. Видать, у неё одни жилы в теле. — Не к чему нам знать, что есть в теле, а чего нет у невидали. Неплохо бы нам пони запрячь! — Торин задал племянникам направление к конюшне. — Балин, на тебе контракт и беседа с этим детищем безнаказанности и вседозволенности. Старый гном обречённо склонился и поковылял к будущей спутнице, возвестив о своём присутствии штатным приветствием, в очередной раз доказывающим, что бушуй в паре миль ураган или сверкай молнии, поджигающие крыши домов, — ничто не изменит доброты наступившего утра. — Не могу ответить тем же. Добрым это утро станет, когда разойдутся тучи, а к тому моменту может наступить день, — девушка пригладила топорщащуюся из-за влаги гриву коня и отошла с гномом в укромный уголок, ожидая передачи исписанного обязательствами пергамента. — Издержки путешествия лежат на участнике в отдельности, их оплата не предусмотрена? — быстро пробегая по строчкам, тихо зачитала выдержку она и кисло покосилась на довольного Балина. — Попытка предательства карается смертью? Ради всего святого, я же не в королевскую стражу назначаюсь! Хотя за жизнь воинов командир несёт-таки ответственность и останки с почестями хоронит, а не «раздаёт родственникам, ежели такие имеются»! — Рана раздражённо нахмурилась, однако лицо её чуток расслабилось, когда речь зашла про оговорённые соглашения. — Причитается одна пятнадцатая добычи? — щёки её азартно вспыхнули, но девушка торопливо вернула себе невозмутимую деловитость. — Что же, и господин Бэггинс с нами отправится? — Пока сказать не могу, — пожал плечами гном и снисходительно скривил губы. — Он от тебя, деточка, задором не заразился. — Добытые сокровища, не относящиеся к Горе, становятся общей собственностью? Тут так взаправду написано или мне чудится? — недоумение сменилось скепсисом после короткого кивка составителя договора. — А что означает «не провоцировать спутников»? Ответ она, конечно, знала, но любопытство до разъяснений наклонило чашу весов к незначительному притворству.ё — В твоём случае, не настраивать нас друг против друга, не зачинать поединки как настоящие, так и словесные, и не обольщать женским, по природе своей уже обольстительным, вниманием молодых — и не очень — гномов. Девушку смутило, она посмотрела на Балина, как на полоумного, надевшего кафтан заместо портков, и безысходно попросила перо с чернильницей. Рассмотрев мудрёную подпись, гном загадочно хмыкнул и расправил золотистый сургуч на бумагу, придавив печатью. — Бывала ли ты в тех краях, я не знаю, однако, что уж точно, в ходах Одинокой Горы ты потеряешься без карты, — Балин выудил из-за пазухи потрёпанного вида свиток с изображениями горы и гномьих рун. — Этот значок, видишь, метка, здесь в наших планах пробраться к золоту. Для тебя, конечно, проход будет низковат, но не каменная — согнёшься. — Сколько лет Смауг живёт в Эреборе и в ус не дует? Неужто он не изучил все ходы-выходы? — Для дракона галерея узка, он о потайной двери не догадывается. Как и те смельчаки, что таранили главные врата, чтоб проверить не издох ли Смауг на груде золота, — погрузившись в воспоминания Балин заметно погрустнел. — Помогло тебе кой-что? Не просветишь ли, любезная, каким образом намереваешься умертвить дракона, если он нападёт на нашего взломщика? Рана странно глянула на доброе лицо Балина, перечеркнувшееся кровожадными морщинами. Для гномов уничтожение Смауга значило намного больше, чем она предполагала. Избежать вынужденной лжи у неё получилось неожиданно, ведь кубарем скатившийся к их ногам знакомый хоббит вызвал вопросы, которые затмили попытки Балина выведать у девушки подтверждение профессионализма. Было бы что подтверждать. — Нет, нет, что вы! Вовсе не нужно усаживать меня на пони! — почти вопил хоббит. Его испуганный писк донёсся до Раны, пытавшейся прикрепить древко топора так, чтобы оно не било коня по левому боку. Она с любопытством выглянула из-под шеи жеребца, усмехнулась всучившим Бильбо Бэггинсу уздечку гномам и растерянно поднятым бровями полурослика. — Не беспокойтесь, господин Бэггинс, с виду приятельские отношения с лошадьми кажутся сложной задачей. Вы будьте увереннее, ведь она боится Вас с той же силой, с коей и Вы её, — девушка ласково погладила пони по носу, и хоббит доверчиво последовал её примеру. — Встаньте ко мне, надевать узду лучше с левой стороны. Обхватите её голову рукой. Вам так удобно, что ли? Правой же легче, господин Бильбо. Ну нет, исподнизу, — Рана наклонилась, рывком поправляя положение кисти хоббита. — Накиньте поводья. Здорово, только не так. Они должны падать по обоим бокам пони. Эта железка… необычная, правда? Так вот, эта штука — трензель. Его вставляют в рот лошади, и та зажимает его зубами. Понимаете зачем? — Бильбо отрицательно кивнул. — Не растраивайте меня, господин Бэггинс! Когда Вы тянете поводья в одну сторону, он оттягивает её губу. И что происходит? Лошадь, хвала небесам, поворачивает, — хоббит не без брезгливости открыл пасть пони и чуть ли не затолкал удило, на что пони шумно всхрапнула. — Постарайтесь-ка нежнее. Не корова же. А этот ремень, — она тронула плотную часть амуниции, — должен быть затянут над носом, но не сильно, чтобы не передавить. А теперь проще — все ремни плотно прилегают, у Вас так? — Бильбо покачал головой. — Значит, сделайте, как нужно, — пока хоббит, пофыркивая в тон с пони, исполнял поручение, Рана подвела своего коня. Гномы нетерпеливо попыхивали трубками у врат двора. — О стременах гномы, как вижу, позаботились, — она демонстративно запрыгнула в седло. — Держитесь за поводья крепче, — с горем пополам полурослик последовал её примеру. — Вы быстро учитесь. Пришпорьте её, не бойтесь. Пони спокойнее, чем лошади, а тем более чем крутонравные жеребцы! Следующий осторожный совет Раны перебил выжидающий крик Торина: — Будьте добры, скорее! Пока вы мило беседуете, нас успел догнать маг и уже ожидает на вершине холма! Мы договорились отправиться в путь на полчаса раньше, а торчим тут где-то с час! — Вы наняли нас, владыка, и ежели Вас не устраивают мелкие неурядицы, связанные с нами, то смело шагайте вперёд, но без Взломщика и Охотницы. А мы с господином Бэггинсом поглядим за успехом Вашей Компании с кружкой эля в руках! Торин тягостно вздохнул, приказывая медленно выходить на тракт. — Спасибо Вам, Рана, — смущённо пролепетал Бильбо, трогаясь. — Ко мне Вы относитесь… всяко добрее, чем к ним. — Гномы, как впрочем и эльфы, имеют особенность зазнаваться, — неоднозначно разъяснила та и, сгорбившись, пристроилась в конец колоны. Гномы ускорились, сокращая расстояние до Гэндальфа, восседающего на белом скакуне. — Вы странная, — положив конец неуверенности, Бильбо озвучил заключение, к которому пришёл. — Честно. Красивая и неприступная, добрая и ласковая, но дерзкая и своевольная. Я в восхищении. Таких, как Вы, признаться, ещё не встречал, — он бросил на неё короткий взгляд. — У нас, правду скажу, в Шире девушки простые, легкомысленные, а Вы… — хоббит приподнялся в седле и вытянул шею, выискивая кого-то впереди. — Вы похожи на Гэндальфа. Его я тоже не пойму. Однако, он не груб со мной, а дружелюбен. Я не ошибусь, если предположу, что вы близки? — житель Хоббитона получил незаметный кивок и хмуро сложенные брови, клиньями рассекающие бледную, будто силой натянутую на кости, кожу её лба. — Только вот, неужели вам обоим перебежала дорогу чёрная кошка? Вы, словно враги, совершенно не жалуете друг друга! — Вы правы, — осипло откликнулась Рана. Конь под ней судорожно, с недовольным ржанием вскинул морду — она больно натянула поводья. — Отчего же вы готовы вцепиться в глотки? — вместе с хоббитом заинтересованно повернулся половина отряда. Лишь Гэндальф, напевая весёлую мелодию и будто бы не слыша, сохранял безразличие к спутникам. Он украдкой поглядывал на небо и радовался, что распогодилось: сменившийся ветер унёс облака к югу, солнце исподволь приближалось к зениту и нагревало воздух, что тот становился тяжёлым и сладковато-пряным. Маг не понимал одного: почему в расчудесное утро его товарищи предпочитают забивать весеннюю тишину глупыми разговорами. — Эта тайна принадлежит двум, — неловко подбирая слова, Рана переводила прыгающий взгляд с одного слушателя, ловящего иной звук из её уст, на другого. — А, следовательно, тайна — это то, о чём знают исключительно двое. Ежели она предаётся огласке, то, — девушка наклонилась к холке жеребца и негромко, скомкано окончила, — перестаёт быть тайной. — И чем же становится? — послышалось из-под фиолетового капюшона. Как различила девушка, под ним скрывался Нори. Его причитания у «Зелёного Дракона» о малой вместительности сумок для провианта она слышала отчетливее остальных. — Предательством. Голос её переменился, зазвучал железно, отрубил самое крохотное желание продолжать допрос. Она выпрямилась, вспорола спину мага осуждающим взором, плохо скрываемая обида исказила её лицо, — оно посерело, даже «неэльфийские» веснушки на щеках и носу, которые никогда не найдёшь на совершенных лицах представителей её народа, потеряли каштановую рыжину, превратились в кляксы чернил. — Я не изъязвлю протест, если ты раскроешь наш секрет, — негромко, словно говоря самому себе, прервал неловкое затишье Гэндальф. — Даже буду рад, — последнее надменное изречение перехватило дыхание, Рана испуганно шикнула на коня, и он с покорным недовольством замер, прядая тёмными ушами. Гномы, потеряв влечение, продолжили путь, не обернулись, не проследили за девушкой. Только Бильбо остановил пони и ободряюще улыбнулся. Рана поравнялась с хоббитом, молчание прервала шутливая песня гномов, но девушка, надувшись как мышь на крупу, глядела вдаль. Вряд ли кто-то близкий ожидал её за холмами, хотя она искала. Искала, но только не фигуру, не силуэт, не следы, а прикаяние. И Бильбо наконец понял, они отправляются в её дом — в леса, рощи, поля под бескрайним пятым морем, где ветер да бури одиночества толкают в спину. Рана молчала. Почти на две недели она, как бы не соврать, присмирела, что не отняло у неё искусного ремесла огрызаний, однако утихомирило излишнее любопытство в не требующих того делах. Замкнувшись в раздумьях, она пропускала мимо ушей весёлые истории хоббита, невпопад отвечала вопросительному тону, словом, показывала, насколько сильно её задели безразличие и воинственный настрой серого мага. А тот не замечал её, как былинку, как мошку, которая изредка попадается на глаза. Отношения этих двоих занимали все мысли спутников, щедро делившихся ими во время однообразной тряски в седле по несколько дней. Не напоминай Рана обделённого, забитого ребёнка, то они пришли бы к выводу, что она являлась дочуркой или внучкой Гэндальфа. Но в рассуждения вклинивалась справедливая помарка — может ли родитель до такой степени ненавидеть своё чадо? Потому где-то на одиннадцатый день после того, как Хоббитон остался позади, Компания единогласно вынесла вердикт, что Рана ученица мага, и их рассорила неясная причина. А обсуждаемые и не заметили — сидели в сёдлах да зверем глядели. Поначалу понравившееся путешествие перестало казаться Бильбо весёлым и солнечным. Хоть гномье жужжание не смолкало, хандра поглотила его, когда граница Шира скрылась за холмами. Перед хоббитом впервые раскинулись мрачные безжизненные равнины да плоскогорья, где ветер продувал до костей, несмотря на приближающийся июнь. Угрюмые тучи без устали следовали за отрядом и наседали, давили. Бильбо уже подумывал, что всё приключение — это пробираться через скрюченные заросли сухих можжевельников, морщиться от неприятного запаха спутников и маяться от скуки, но после довольно жаркого дня он услыхал настойчивый шум воды. — Гляньте-ка! Там река! — возопил обрадованный Бофур и соскочил с пони. Из-за его крика привал сделали до захода солнца. Фили с Кили отправились в ближайший лесок на охоту, а Ране Бомбур без объяснений вручил котелок и присоединился к остальной Компании, шествующей вниз по реке. Ругаясь под нос на чём свет стоит, девушка принялась развьючивать коней и пони, про которых гномы благополучно забыли при перспективе искупаться. Младших гномов всё не было, а Рана из запасов нашла лишь морковь, три измятые картофелины да лук, чего еле-еле хватало на обыкновеннейшую из сушествующих деликатесов похлебку. Делать нечего, растопила костёр, отправилась за водой, поставила котелок на шаткую конструкцию из веток над огнём. Не прошло и получаса, как вернулись охотники с небольшой перепёлкой в руках. Видать, дичь в здешних лесах непуганая. — Похоже суп будет на одном бульоне да специях, — грустно проронила девушка, принимая птицу от Кили. — Маловато для сытого ужина. — Да и мы-то не на королевском приёме, а в походе, едрить его… кхм, да, извиняйте нашу братию, благородные леди, за скабрёзные присказки. Так что в походе бульон с морковинами — лучшее, на что рассчитывать можем, — Фили лукаво улыбнулся и внимательно посмотрел на спутницу. — Я помогу, — вдруг вызвался он, пока младший брат сгружал оружие в нетерпении присоединиться к плещущимся сородичам. — Я её ощипаю и выпотрошу, а потом на реку, — оправдался он перед братом. Кили пробормотал что-то о здравости его ума и, пожав плечами, унёсся за кусты. Фили справился с задачей показательно быстро: отрубил голову, ощипал тушку, вынул потроха и промыл перепёлку. Переполненный энтузиазмом он намерился остаться до полной готовности ужина. — Тебя мне тут не хватало! — ворчливо — истинно по-женски — отозвалась Рана. — Владыка Торин с Балином порвут меня на такие мелкие лоскуты, что не соберёшь, ежели не присоединишься к ним сейчас же. Они считают, — словом, правильно делают, — что я охомутаю каждого, кто приблизится ко мне ближе, чем на ярд. Так что отправляйся к Компании и не мозоль мне глаза, будь любезен. Когда умытый и мало-мальски расчёсанный отряд вернулся на поляну, Рана прокипятила мясо и бросила вариться овощи. Опасаясь гномьего недовольства по поводу затраченного времени и вкуса со старанием изготовленной пищи, девушка подлетела к Бомбуру, вложила в его руки жестяной половник со словами: — Шалфей и розмарин в кастрюле, соль извольте сами добавить. Я, спешу напомнить, в поварихи не нанималась, — и, подхватив торбу с запасной туникой, шмыгнула туда, откуда вернулись спутники. Рана долго сидела на берегу в ожидании, когда высохнут вещи, и не горела желанием возвращаться, оттягивала момент истины, как могла, но коварные сумерки вытеснили солнце с края горизонта, и оно забрало последнее вечернее тепло. Тотчас потянул ледяной ветер, чуть не унёсший плащ девушки, что послужило сигналом — следуя за упоительным запахом, она вернулась к Компании и застала непонятную сцену. Торин вытягивал руку и сжимал пальцы, будто за шкирку схватил котёнка; гномы кудахтали, как перепуганные курицы; Гэндальф миролюбиво нежился в объятиях неизменной хламиды, и все, как один, обернулись на пришедшую Рану. Объяснение переполоха появилось скоро — оно вцепилось крохотными коготками в ногу, добралось до плеча и опалило шею сбитым дыханием. Маленькое сердечко куницы бешено билось о грудную клетку. — Значит, твой зверь?! — взревел Торин, перекрывая общий гомон. Он и оправдаться ей не дал. — Твой хорёк сожрал у Ори запас вяленного мяса! — он выхватил у оробевшего гнома сальную тряпку. От волнения Ори схватился за дневник, спрятанный за пазухой у сердца. — Делов-то! — негромко фыркнула она, бережно перехватывая куницу левой ладонью, а правой роясь в суме. — Лови, несчастный! — через костёр перелетел мешочек с сухой грудкой курицы, разрезанной на неровные куски. — И засунь его глубже в торбу. Неизвестно, какая ещё живность к нам пожалует. Ори было крикнул слова благодарности, но Рана поспешно скрылась за колючками ежевики с прижатой к груди, словно драгоценность, куницей. Спустя два часа полуночный свет выхватил из мрака ссутуленную от холода фигуру, вышедшую к костру, у которого дежурил Фили. Он приветственно махнул Ране, жестом пригласил присесть на его плащ и, вручив миску с заботливо прокипячённым второй раз супом, воспитанно отвернулся к тусклым звёздам. Из любопытства Рана мельком глянула на опустевшее до единой капли дно казана и удовлетворённо опробовала варево. И оказалось оно очень даже ничего.