«Сны жестоки. Неважно, насколько тебе хорошо в них, ты вынужден проснуться именно в этой жизни», — деревенская сиротка младшей сестричке, когда в их хижину ночью пробрались разбойники-душегубы.
— Рана, ты слышишь меня? Что с тобой? Болит? Да скажи что-нибудь! Рана! — Бильбо? — очень медленно её взор приобрёл маломальскую осмысленность. — Бильбо! Её обнимал хоббит, Рана слышала быстрое биение его сердца, но всё ещё не могла выплыть из бескрайнего моря холодного сна. С глаз не уходила бледная поволока; вместо тёмного леса её окружали белые бревенчатые стены. Сон не отпускал её, но Рана — понимая, что нужно сбросить его оковы, ибо от этого зависит её жизнь, — сломленно поддавалась сладкому течению дремоты. Стойкое убеждение, что реальность никогда не будет счастливой, что серость бытия — её вечная спутница, что она получит от жизни лишь одинокую комнату в трактире, где хозяева хватаются за вилы при её появлении, — ужасное убеждение безжалостно топтало крошечный цветок в груди, разрывало странные ниточки под дыхом, которые связывали её с действительностью. И всё, о чём она думала, желала, была улыбка. Отцовская улыбка, в которую фантомный Надхалур вложил нашедшееся чувство любви и привязанности. — Всё будет хорошо! Обязательно будет! Я принесу тебе поесть, у нас немного осталось, но тебя нужно привести в чувства! Не волнуйся, — протараторил хоббит и убежал. — Что, — вопрос застрял в горле комом. — Что произошло? — Ты упала в ручей. Будто обезумела, Невидаль. Мы кричали, да ты не слышала, словно вовсе оглохла. И глаза у тебя так сверкали, — Глоин покачал головой. — Так сверкали, страх до костей пробирал. Ты оступилась, мы не успели подхватить тебя. Дори вытащил, но опоздал. Ты уже наглоталась воды, не открывала глаз. — А как же «речи, что раздражают слух» да «язычок, что неправильно использую»? Не ваши ли слова? Не ваша ли ненависть? — жалко утирая нос, прогундосила она. — Чего не было, того не было, Невидаль. Таких уж фраз никто не изрекал. Правдивое непонимание исказило их лица; хмурясь, гномы переглядывались, словно выискивая преступника, что мог произнести подобную околесицу. И, несмотря на то, что кто-то да обязательно имел подобные неблагосклонные к девушке мысли, никто не осмелился бы озвучить их. — Почудилось, видать. Чары Чернолесья запутали мои мысли, — девушка отвела взгляд. — Мы тебя три дня несли. Докричаться пытались, Оин нашатырём тебя чуть ли не отпаивал — без толку. Спишь да посапываешь, мы и надежду потеряли, — продолжил Нори. — Что с тобой было? — Я видела сон. Он ничем не отличался от того, что происходило на самом деле. Я уж решила, что ручей меня не усыпил. А потом, — Рана вдумчиво помедлила. — Он стал ужасным, последний раз я так боялась, когда… Впрочем, неважно. Внезапно, будто по земле ударил магический посох, сон превратился в самый лучший, что я видела. Он был нежный, счастливый, любящий… Меня звали перейти черту, навеки остаться в сновидении, но я не видела пути, его сокрыли от меня. — Ты бы хотела остаться там? — отчего-то шёпотом узнал Фили, переглянувшись с младшим братом. — Больше, чем можете представить, — честно откликнулась девушка, не смотря на спутников. Они не понимали. Они не чувствовали, как расцветало её существо, как подрагивали руки от радости и как приятно сжималось внутри, когда сон ласкал её прекрасным исполнением заветного желания. Они не догадывались, какой страх она испытывала при возвращении. Компанию не преследовали сомнения, что Ране до безумия опротивела эта серая жизнь. Но поднять взгляд Рана себя не заставила. Гномы обжигали её обречённой, вынужденной поддержкой, однако сострадание не закралось в их сердца. Большая часть Компании до сих пор считала Рану нанятой рабочей силой, чьи переживания не стоят их драгоценного времени. «Наконец-то мы узрели их истинные лица. Рана, ты редкостный невнимательный тугодум. Как ты считаешь, свет мой, стоит ли сбросить нашу маску? Из солидарности! — Ярния поселила в сознании образ черноглазого клыкастого чудища. — Они обомлеют от нашей красоты!» Рана отвернулась, судорожно прыгая взглядом по поляне, где сделали привал путники. Деревья куполом скрывали небо, белёсые паутины надвигались с четырёх сторон, и девушке показалось, что они неторопливо сужают круг. Но кое-чего безмерно важного она не наблюдала. — Тропа! Где тропа?! — она с ужасом вскочила на ноги. Голова пошла кругом, и Рана с трудом удержалась за ствол поникнутой лиственницы. — Неужели потеряли? Гномы сконфуженно молчали, Бильбо обиженно кивал. — Проклятье! — отличительно громко для застенчивой особы выругалась Рана, ударив дерево коленом и скрючившись от пронзительной боли. — Как давно? Сколько вы бродите без ориентира? — Как знать. Тут уж, как себя звать не помнишь, не то что дни, — буркнул Двалин, беспокойно перекручивая секиру. Обхватив голову руками, девушка сползла наземь. Ярниа злорадно усмехалась, и Рана не сумела вымолвить ничего лучше тихого: — Нам конец. Не успели её губы сомкнуться, как Лихолесье взбеленилось: деревья дико закачались, ворохи гнилой листвы ударили в лица, кругом защёлкало, зашипело. Слова Раны приобрели пророческий посыл. — Сиди тут, не высовывайся, — мгновенно гномы затолкали её в живой круг, топорщащийся оружием. — Слаба слишком. Рана и рада бы возразить, да с одним ножичком — хоть заколдованным и древним, как сказки про его загадочный сплав — против чудищ Лихолесья сражаться не с руки. Много слухов про чудищ этих ходило: то они огромные, что одна тварь дюжину воинов на корм сородичам спустит; то они, как пауки, жертву подстерегают и бросаются на неё; то хвост-закорючка у них с жалом на конце… Живущая наставлением «доверяй, но проверяй» Рана теперь не намеревалась пользоваться этим советом. Выглядывая из-за спин гномов, девушка больше всего на свете хотела зажмуриться, чтобы забыть увиденное: длинные тонкие лапы поддерживали большие шерстяные тела, восемь красных, заплывших глаз влажно блестели, четыре жуткие паучьи челюсти с тошнотворным хрустом щёлкали. Хотелось уснуть. Вернуться в чудесный домик с множеством окон, откуда видно только усыпанный крапинками ландышей склон и поросший ряской пруд, по которому шныряют шестилапые безобидные водомерки. Во сне уж точно ей не встретятся восьминогие, восьмиглазые, клыкастые уродцы каких поискать. Исполинские пауки окружили отряд. Не успела пискнуть мышь в когтях кошки, как твари встали на дыбы и молниеносно бросились на гномов. Те в кромешной тьме пропускали удары, а чудища, пользуясь уязвимостью жертв, бесконтрольно жалили их. Хоббит куда-то исчез. — Беги, Рана! Не поможешь нам, спасайся! — крикнул Торин, рыча от усилий, — он с превеликим трудом удерживал рвущегося к ней паука. — Чего застыла? Живо! Рана торопливо отползла в болотистые заросли, кубарем скатилась в балку, измазав лицо вязкой грязью. Сзади предвкущающе защёлкало. Без оглядки Рана взобралась по корням, прошивающим второй склон оврага, и нырнула в прореху строя деревьев. Сонливость настойчиво ей докучала. С минуту она неслась, и ноги её не подводили, однако изворотливая дубовая ветка зацепила девушку за плечо, Рана ударилась о соседний ствол и упала навзничь. Липкая жидкость залила глаза. Порядком уставший от погони грузный паук придавил девушку телом и выказывал красноречивое желание пообедать прямо-таки сейчас, без прелюдии — оплетания паутиной. Умная тварь не давала отбиться — крепко держала её руки лапами-крючками. Извиваясь, Рана заскулила, а вдохнув больше воздуха, на свой страх и риск завыла навзрыд. И тотчас мокрое жало вонзилось в бедро. Тяжесть паучьего тела улетучилась, голова, раскалывающаяся от чар Чёрного Ручья, легко опустилась в холодную лужицу. Кажется, вот-вот она вернётся в нагло прерванный сон. Так хорошо… Тихо, глухо. Она устала. Во сне спокойно и красиво. Светло. Пару секунд, и Рана бы потеряла сознание, но странный незнакомец встряхнул её. — Глаза не закрывай, — голос испуганный, приятный, с ярким акцентом наречия лесных эльфов. Рана раздражённо разлепила веки. Спаситель ловко и сосредоточенно перевязывал оторванным лоскутом чуть выше раны, стягивая пульсирующую артерию. — Нет, не падай-ка. Внимай мне… Как тебя кличут? — Карниалтэ… — вымолвила Рана, почти не размыкая губ. Отравленный, разгорячённый лихорадкой разум отчего-то решил представиться эльфу именем, полученным от Белой Леди Лориэна. — Внимай мне, Карниалтэ. Мне нужна твоя помощь. Забрось руку мне на плечо и держись крепко-крепко, не отпускай, будто иначе сорвёшься в бездонную пропасть. Я подниму тебя, согласна? — когда она без лишних слов, что истратили бы последние крупицы сил сделала, как он просил, эльф осторожно подхватил её на руки. — Ты умница, Карниалтэ! Странное у тебя имя, не знакомо оно мне, но звучное, красивое. Не закрывай глаза, Карниалтэ, слушай меня. Я отнесу тебя к своему отряду, мы тебе поможе… Нет, нет! Смотри на меня, нельзя закрывать глаза, яд…***
Он некрасиво выругался, когда тяжёлая голова Карниалтэ упала на плечо, запятнанное слизью паучих требушин; когда её рука безвольно упала с его шеи, и девушка обмякла. Эльф, оттолкнув мёртвую тушу паука, бегом кинулся в сторону, откуда доносились знакомые голоса сородичей. Издалека его коснулась мелодичная озадаченная речь друга: — Лорд Тауберион! Я возглавляю отряд или ты, всё-таки? Куда запропастился, когда мы окружили гномьих соглядатаев? Чаял поохотится? Напрасно! Кто нетерпеливых вояк удержит… — он удивлённо умолк. — Кто это? Сколько в ней яда и как долго? К Таубериону, не придав значения ошеломлённому выдоху пленных гномов, оцарапанных, оплетённых паутиной и полусонных, подлетел эльф, что заметно отличался от других лихолессцев. Его кое-где испачканный кровью лесных чудищ камзол с вышитым серебряной нитью узором на груди и рукавах светлел в туманном полумраке чащи. Зелёный плащ развевался за спиной эльфа, хотя и намёка на ветерок в пуще не было. Золотистые волосы укрывали его плечи и незаметно колыхались в такт невесомых шагов обладателя — принца Лесного королевства. Конечно, он отличался от других. И Торин Дубощит лучше прочих сознавал, чем именно: сын короля Трандуила — наверняка такой же мерзавец, как спесивый папаша. Забыв о веселье, эльф обеспокоенно убрал грязные рыжие пряди с посеревшего лица девушки, потрогал лоб в холодной испарине, нащупал пульс. — Назвалась Карниалтэ, Леголас. Когда я подоспел на помощь, тварь ужалила ее. Она очень слаба, — лорд в ожидании приказа воззрился на друга. — Погибнет же… — Во дворец, Тауберион. К целителям. Так и быть, я отведу пленников в замок, — Леголас кивнул воинам, чтобы те освободили лорду тропу. — Милость Владычицы звёзд не позволит ей умереть, коли успеешь, — вслед другу прошептал он. — Эльберет Гинтониэль, услышь нашу молитву. В твоих руках душа невинного создания, покуда тело в руках Таубериона, сына военачальника войск Лихолесья Таубеллона.А Эльберет Гилтониэль
Силиврен пэнна мириэль
О мэнель аглар эленат
На-хайрэд палан-дириэль
О галадрэммин эннорат
Фануилос, ле линнатон
Нэф айар си нэф айарон…