Наследница смерти

«Я никогда не привыкну к этому слову. Изгой. Я часто называю себя изгоем в мыслях, но слыша это прозвище от незнакомцев или близких, я умираю. Умираю и рождаюсь вновь, ибо убьёт меня токмо потеря цели, от коей я не отступлюсь!» — лорд Фуинур из Чёрных Нуменорцев, ступив на земли Харада.

Рана хотела открыть глаза. Доныне она не испытывала безумного страха, что никогда не увидит красочных пейзажей или тоскливых лиц и глаз, изучающе цепляющихся за неё. Доныне её уверенность в неизменности мира, в чей свет она окунается каждое утро, никогда не ступала на шаткую дощечку, перекинутую через бездонное ущелье. Но угроза слепоты по-настоящему напугала её, подтолкнула к судорожным попыткам распахнуть тяжёлые веки. Её ладони сжали нечто мягкое, шелковистое; ноги запутались в тёплой ткани, похожей на душащее кольцо змеи. Несчастная сдавленно вскрикнула, избивая кулаком перину. — Да почему они не открываются?! — Ты не ослепла, Карниалтэ. Не бойся и не ругайся, тут не принято, — ласково прозвенела эльфийская речь — юная, сострадающая, струящаяся, как молодой ручеёк в лесных чащобах. — Ты не набралась сил, твоё тело совсем не желает просыпаться, но ты, упрямая, идёшь против его воли. Не нужно бороться с самой собой, отдыхай. На миг девушка остолбенела, опустив грудь при выдохе, и наперекор говорившей распахнула глаза. — Я слышала одну девушку. Но вижу двух, — ошеломлённо прошептала Рана, силясь разглядеть черты лиц одинаковых эльфиек и терпя неудачи. Усилия не принесли никакой пользы, кроме головной боли и рези в глазах. — Всё правильно, паучий яд легко жертву не отпустит, — её прохладные пальчики погладили напряжённый лоб Раны, убирая выбившиеся пряди. — Но я здесь одна с тобой. Зови меня Эйтэль. Я лихолесская целительница. Одна из целительниц. Не нужно бояться, ты в безопасности, — Эйтэль играючи уложила поднявшуюся на предплечья гостью. — Где мои спутники? — Рана с надеждой воззрилась на целительницу, стойко отгораживая сознание от пульсации в висках. — Гномы? Прости за огорчение, Карниалтэ, мне неведомо. Целителям известно многое, но далеко не всё. Однако я слышала, что король отнёсся к ним снисходительно. — Мне нужно к королю, — преисполненная негодованием из-за неизвестности, Рана спрыгнула с постели, но колени предательски подогнулись от неистовой рези внизу живота. Тошнота подступила к горлу. Эйтэль неодобрительно свела тёмные бровки, скрестив длинные руки на груди. Рана виновато опустила глаза, глубоко дыша. — Мне можно к королю? — смущённо исправилась она. — Эйтель, я не в силах ничком лежать, укрывшись пуховым одеялом! Позволь мне совершить визит к правителю Леса. — Не в сорочке же для сна ты перед королём предстанешь! — звонко рассмеялась эльфийка, забавно прищуривая голубые глаза. — Надень его, — девушка подняла со стула простенькое платье. Рана не без поражения провела пальцами по серой ткани. — Ты никогда в руках платья не держала? — чудесно хохотнула Эйтэль. — Держала. Лет сто пятнадцать назад в Ривенделле, — опасливо, будто оно рассыплется на песчинки от неловкого движения, Рана поправила рукава на плечах, пригладила юбку и подтянула воротник вверх, чтобы закрывал неказистый шрам. Эйтэль тактично отвела глаза. — По горам да лесам в платьях не побегаешь. — А зачем ты по ним бегаешь? Могла бы сесть у окна и сочинять про их красоту стихи, гадая о путешествиях, но мысли отправиться далеко от дома не допуская. — Вопросом этим долго задаюсь, а ответа всё не нахожу. Судьба такая, — Рана беспечно пожала плечами. — А почему ты ей подчиняешься? Судьбе? Ты своевольна, насколько могу судить, а перед ней на колени падаешь. Что тебя так страшит в ней и почему не можешь дать отпор своим страхам? — эльфийка собрала чистые — оттого блестящие — рыжие волосы гостьи в замысловатые косички — Нужны ли тебе мои беды, Эйтэль? — И тебе они не нужны. Не задумывайся о том, на что не можешь найти ответы, — целительница подняла её лицо за подбородок и, едва касаясь, пересчитала веснушки Раны. — Побольше слушай сказочницу Эйтель, она тебя легкомыслию обучит, — в комнатушку, принеся дождливый запах, ворвался смутно знакомый девушке эльф. На его тёмных волосах россыпью алмазов сверкала роса дождя; ясные жёлто-карие глаза смеялись. И голос тот самый — приятный, звонкий. — Тауберион? — прежде чем осознать, что говорит, неловко уточнила Рана. — Не называл я тебе имени, — с улыбкой нахмурился эльф. — Я его услышала. Поначалу думала, бессознательный бред. Теперь так не считаю, — она наклонила голову. — Вы спасли меня, примите мою благодарность. — Уж не чаял, что запомнишь меня, — лорд, коротко поклонившись, важно приосанился. — Как не запомнить того, кто столь убедительно просил не закрывать глаза, — застенчиво усмехнулась Рана. — Однако Вашим советом я, увы, пренебрегла и поплатилась. Пробуждение вышло болезненным, — призналась она, потупившись. — Кхм, не желает ли король видеть меня? — Я сомневаюсь, Карниалтэ. — Однако я хочу его видеть! — твёрдо произнесла Рана, уперев руки в боки — для пущей убедительности в серьёзности своих намерений. — И мысли препятствовать не допускаю, — покорно приложил ладонь к сердцу Тауберион и предложил девушке локоть. Когда та в лучших законах благонравия: робко, неощутимо взялась за него, эльф вывел девушку из комнаты в галерею, окольцовывающую высокий холм — с правой стороны над путниками возвышалась стена, увитая ползучими растениями; по левую ровным строем бежали перила, скрывающие изумительный вид вглубь непроходимой пущи. Окружающие дворец деревья уже не пригибались к земле, словно задыхались в предсмертной судороге, но выглядели жалко — под тенью холма, из которого вырастал исполинский дуб, другие деревья превращались в низких раболепных слуг, что на коленях вымаливают милость у властителя. Отрывистый ветер подгонял редкие крошечные капли осеннего дождя, те быстро оседали на одежде и холодили кожу. Внизу билась о корни буков река. — Дерзость дерзостью, — неожиданно продолжил Тауберион, — но с королём язык за зубами держи, Карниалтэ, иначе без него останешься. Не зли владыку леса, коли судьбу гномов не желаешь повторить. — Не проявил ли король милосердие к моим спутникам? Чего я обязана бояться? — Он заточил их в темницу, что под дворцом, — эльф взглянул на задумавшуюся девицу, глаза его сверкали в полумраке, который накрыл идущих, когда они прошли под живой, цветущей аркой. — Не вешай нос. Лучше оглянись вокруг, найдёшь ли ты место, что сравнится с лесным королевством в красоте? Рана замерла. Миновав тёмный грот, освещённый парой факелов, они ступили на мост — нижнюю дубовую ветку, на которой бы в ряд прошли, не толкаясь локтями, четверо эльфов. Мост поднимался, перемежался каменными террасами, расходился на сотни, тысячи других путей. Он насквозь пронзал пещеру. В воздухе летал аромат влажной древесины, и будто бы туман застилал глаза — то чары эльфов присматривались к незнакомке, не желая открывать секреты и тайны подземного города. Но Рана испустила ошеломлённый вздох, когда волшебство прошло чрез неё, и она увидела — так ясно, будто склон холма не закрывал собой солнце, — увидела Свет. Свет был повсюду, но какой свет в пещере? Далеко-далеко, что Рана не сумела ухватиться взором, отверстия пропускали солнечные лучи. Вокруг, путаясь в направлениях, весело жужжали светлячки, как крохотные звёзды рассыпавшиеся в воздухе. На каждом шагу мерцал огненный фонарь, он вспыхивал то жёлтым, то синим, то зелёным, то красным, и Рана долго гадала, как же так огонь играет светом. Но было что-то тёмное — враждебное, неуловимое, оттого пугающее. И отклик, мерзкое чувство близости со Тьмой укололо Рану в сердце, как долгие лета кололо в Дишлуге. — Карниалтэ, ты бленда, — обеспокоенно заключил Тауберион. — Нам вернуться в Палаты Целителей? — Нет, не стоит. Я всего лишь… Ваш дворец, он… — Восхищает, не правда ли? По каменной лестнице плавно спускался король. Кто, если не он? Серебристый камзол переливался драгоценными камнями; длинные его фалды тихонько шелестели, будто листья, которые потревожил весенний ветерок; на золотых волосах держалась корона из веток рябины, усыпанная осенними листьями, — он был величественен, красив и до дрожи холоден. — Да, он прекрасен, как и его обитатели. Мне жаль, что мы нарушили ваш покой, заявившись без приглашения, — протолкнув болезненный ком в горле, девушка поклонилась, забыв поднять подол платья. — Ты обладаешь манерами, присущими не каждому, — не то насмешливо, не то одобрительно король осмотрел Рану, подмечая самые незначительные детали осанки, выражения лица, запуганного голоса и положения рук. — Ты выросла под крылом Эльронда, его воспитание всегда даёт о себе знать, — владыка леса безмолвно приказал Таубериону оставить их наедине. — В моих руках его давнее прошение дать защиту некой Карниалтэ. Тёмно-рыжие волосы, зелёные глаза, едва ли шесть дюймов в росте и веснушки, как у человека, — он нарочито безразлично пробежался взглядом по её щекам. Рана неуютно опустила голову. — Не прячь их. Они ужасны, Карниалтэ, но они не портят твоей красоты, — король повёл её за собой, свернув свиток, исписанный витиеватым эльфийским почерком. — Когда я впервые прочитал его просьбу, меня удивила нежность, с которой он писал о тебе. Ныне вижу, что вас связывает, — король тронул медальон с гербом рода Эарендиля, несмело выглядывающий из-под её одежды. — Я сирота, Владыка Трандуил. В Ривенделл привёл меня Митрандир, Серый Странник, — Рана незаметно перевела дыхание. — Эльронд даровал мне приют и нарёк названной дочерью. — Сочиняешь ты складно, — всезнающе улыбнулся король. — Карниалтэ. Древнеэльфийское имя? Я теряюсь в догадках о его значении. Как, впрочем, и с толкованием твоего иного имени; Эльронд писал, ты часто представляешься Раной, — он призадумался. — Нуменорские корни, как интересно… Рана Карниалтэ — зычно, будто бы поют горны Великих Людей Запада. С подобным именем, мне чудится, нестыдно узурпировать трон. — Мне не видать трона, не моё это предназначение — править, Владыка. — Я не ошибся в словах. Я сказал захватить, а не царствовать, Кровавый Луч. — Но Вы не знали значения моего имени! — растерянно шепнула Рана, застыв на полушаге. — Половину минуты назад я слышала из Ваших уст! — И я не обманул. Я лишь предположил и, видимо, оказался прав. Пророчески ли нарекли тебя «предвестием войны» иль без злого умысла, судить я не могу. Ибо вижу испуганного, потерянного ребёнка, который изо всех сил старается вести себя подобающе при разговоре с королём. Человеческая натура, — прицениваясь — почти по слогам — произнёс лесной владыка. — Всего-то половина сущности, а ты вынуждена скрываться от ярых противников кровосмешения. Изгоям никогда и нигде не рады. Однако испокон веков полуэльфы славились великими поступками, сколько песен про них сочинили, сколько баллад слышали стены этого самого дворца! Отчего же тебя — невинное дитя — подвергают гонениям? Неужто Тьма, кою ощущает каждое разумное существо, поселилась в твоем сердце? Король подцепил длинными пальцами её подбородок и внимательно следил за тем, как гордое непринятие его слов тает в зелёных глазах, как угасает яркий золотой огонёк, затопленный скорыми слезами. «Как часто твои слёзы рвут нам душу, Раночка, — якобы жалостливо пропела Ярниа. — Из-за них, из-за спесивых самолюбцев, не имеющих представления о том, что чувствуешь ты, о чём ты рыдаешь по ночам!» — Мои спутники в темницах, — подавляя дрожь, утвердила Рана, отводя глаза — незачем проницательному эльфу знать, что творится в её голове. — Почему? Что за преступление они совершили? — Нарушили границы, а гномы — наши враги с незапамятных времён. И твои враги, ибо эльфийск… — его увещевания прервались настойчивым возгласом. — Я не верю предрассудкам! У меня нет резона, — поймав сдерживающий гнев, ледяной взгляд, она окончила скомканно и неуверенно, — ненавидеть их, как-то делаете Вы. Мы не собирались нарушать границ Вашего королевства, на Ваши земли нас загнала нужда. Неужели в Вас нет ни крошки сострадания? — Сострадания? — ядовито переспросил лесной король. — Тому, кто его заслужил, я помогу; тому, кто вежлив и кроток, я помогу без раздумий. Но гномам! Говаривал я с Торином Дубощитом, и уверен, что его спутники ничуть не уступают ему в учтивости. После разговора с ним, мне бы в пору окунуться в Звёздные Родники, чтобы их свет вымыл из моей души грязь гномьего сквернословия! Меня мучает справедливый вопрос, что ты только забыла в этой компании неотёсанных грубиянов? — Я работаю. За плату, конечно же. У нас с гномами схожи интересы, оттого я и терплю, — Рана судорожно раздумывала, сколько недостатков путешествий с наугримами следовало озвучить, но не осмелилась произнести хоть один, — их, гномов. Меня ждёт та же участь, что моих спутников? — Я размышлял над этим. Признаюсь, ты первая нарушительница границ, которой я уделил столько свободного времени. Я имел намерения посадить тебя в темницу, Карниалтэ, но ходатайство Эльронда и твоя, — король внезапно запнулся, неотрывно смотря в глубину её глаз, — необъяснимая красота, твоё покорное своенравие — какое удивительное сочетание слов! — твоя манера ведения беседы, они мне понравились. Но отпустить я тебя не могу, Карниалтэ. Сдаётся мне, ты чересчур предана делу, отряду… Отныне мой дворец — твой дом, где ты под строгим присмотром. Куда бы не пошла, что бы не задумала — всегда тебя будут сопровождать эльфы. О чём и просил лорд Эльронд. К слову сказать, вскоре я дам распоряжение отправить гонца в Имладрис с вестью, что блудная воспитанница дражайшего лорда отыскалась, — он кивнул двум стражникам. — Владыка Трандуил, это почитайте плен! — в необоримом страхе вскрикнула Рана, когда сильные ладони эльфов сжали её предплечья. — К тому же, лорд Эльронд знает о моих намерениях, о моём сочувствии гномам и о возможных, простите, вторжениях в дружественные и не очень государства! — Что ж чудно. Уверен, он обрадуется известию, что его потерявшая всякий стыд преступница находится в тепле и не суёт нос в дела, которые по обыкновению стоят таким не в меру любопытным персонам жизни, — потеряв всякую заинтересованность в разговоре, владыка леса безразлично повернулся спиной к её слабым возмущениям. Стража вела Рану, не скупящуюся на гадкие, совершенно не учтивые выражения насчет гостеприимства лихолессцев, по бесконечным винтовым лестницам с резными перилами, они оплетали толстые дубовые ветки, как кружева на платье невесты. По мере того, как они поднимались, края пещеры сужались, — всё больше появлялось рукодельных каменных вставок с узорами листьев и высоких арок, где брали начала таинственные тропинки. Рану повели на верхние этажи замка, что возвышались над холмом, цепляясь то крышей, то балюстрадами за верхние ветви дуба. Один из воинов приказал ей сидеть в комнате смирно и закрыл дверь, расписанную изображением свиристелей. Рана, опустив осмотр опочивальни, бросилась к окну. Однажды помогло в Ривенделле, поможет и в Лихолесье! — Дерзай, коли хочешь ноги переломать. — Ярниа, либо молчи, либо предлагай иной путь к спасению! — зашипела Рана, вцепившись в ставни. — А что ж тут предлагать? До ближайшей ветки далеко — не каждый эльф допрыгнет, не то, что ты. А до земли, сама посмотри, — Ярниа перевесила девушку через подоконник. Внизу постройки, мосты, беседки — всё поплыло от высоты. Паучий яд никак не покидал её тело, кружа голову, путая мысли. Захотелось снова упасть навзничь, на спину, забыться мертвым сном. Кровать с чутка пыльным балдахином заманчиво предлагала свои услуги. — Ты сумасшедшая, Раночка. Или безнадёжно слепая! Ты выступ видела? На нём воробушек с помощью Всевышнего удерживается, а ты собралась по нему с десяток ярдов пройти, — не замолкала вторая, покуда девушка медленно-медленно передвигалась ближе к стволу дуба. — Ты погляди! Да ежели оступишься, прямиком на острые камни лесной реки упадёшь! По велению Ярнии она опустила глаза вниз. Пошатнулась. Часто дыша от испуга, прильнула к стене, опасаясь пошевелить ногой — ещё шаг, и, казалось, камень карниза раскрошится. — С каких пор ты желаешь мне смерти? — тонко просипела Рана, вынужденно преодолевая расстояние до окончания опасного шествия. — Я? Никогда в жизни! Сгинешь ты, сгину я, дурёха. Я лишь испытываю непреодолимое желание разозлить тебя. — Зачем? — несколько шажков, и девушка ухватится за длинную ветвь. — Последнее время в тебе чересчур много страха и печали. Ни намёка на ярость, меня это угнетает, — Ярниа сердито оскалилась. — И беды нас настигли после того, как ты простила Гэндальфа, будь он неладен! — Я не прощала его. Обида не утихла во мне, — поморщившись стёсанным о кору до крови ладоням, Рана лихо начала спуск. — Твоя голова — моя обитель, я знаю, когда ты врёшь, Раночка. Неразумно скрывать правду от самой себя. Ты взаправду сумасшедшая! — Кто бы говорил. — Ты и говоришь! Своими же губами, — возмутилась она, когда ноги Раны неудачно, чуть ли не сломавшись, коснулись твёрдой земли. Бедро отозвалось колотой болью. — С кем это ты беседуешь? Здесь никого нет, — будто из-под земли появившийся незнакомец толкнул её назад — в нишу ствола, скрывшую и девушку, и эльфа от глаз любопытных стражников. — И как ты сбежала? Хотя, вопрос я, наверное, не правильно поставил. Какими силами тебе удалось сбежать? Насколько мне известно, — а известно мне многое — тебя заперли в комнате, откуда один выход — дверь. Ни один лесной эльф не осмелился покинуть её чрез окно, ибо добраться до земли, что свернуть шею! Его речь — певучая, беззаботная, смеющаяся и серьёзная одновременно, как ни странно, вспомнилась Ране привычным звучанием, что защекотало уши. Она слышала его, но когда? Сходство словившего беглянку с лесным королём осветило глаза девушки — они были одинаковы: королевская выправка, с честью поднятый подбородок, одежды и золотистые волосы — отличить их чудилось невозможным. Но взгляд. Не в пример правителю его взгляд горел жизнью и юностью, радостью и интересом, а хладел только-то на краткий, неуловимый миг, когда он прикрывал глаза — тогда печаль пожирала их синюю, морскую глубину. — И куда же ты направлялась? — тише вопросил эльф. — К друзьям, — честно призналась Рана, потупившись. — К друзьям? Гномам, что ли? — он сдержанно усмехнулся, хотя весёлые искорки в эльфийских глазах говорили куда больше. — Ты в свои слова-то веришь? Сбежала, чтобы спасти гномов? Владыка Трандуил сжалился над тобой, не имею оснований полагать, что он не усвоит урок твоей неблагодарности. Запрёт тебя в темнице вместе с дражайшими спутниками! И некому будет тебя вытащить, помяни моё слово. — Лучше уж быть пленным среди товарищей, чем гостем в одиночестве, — процедила Рана. — Благодарю, — он выспренно поклонился. — Ты заслужила частицу моего уважения, Карниалтэ. Хотя до сих пор мне не понять, что такое движет тобой, ежели сырые пещеры для тебя милей тёплой постели и ужина королевскими особами. Исподлобья эльф внимательно наблюдал за рассерженными изменениями её лица, не позволяя той шагнуть или отвернуться. Но вдруг отступил, задорно рассмеявшись и махнув рукой за спину девушки. — Тауберион! Не твоя ли пропажа? Моих ушей коснулся слух, что на тебе первые дни ответственность следить за этим птенчиком, что уже умудрился выпасть из гнезда. Подрываешь доверие короля? — Всё-то ты знаешь, принц, и свистишь без устали о своей удали собирателя врак да болтовни! Я токмо получил приказ, а он уже бахвалится да меня высмеивает! — Тауберион дружески — ни чуть не обиженно — поприветствовал друга. — Так или иначе, птенец — твоя забота. Не заскучаешь, друг мой сердечный, будь уверен в моих словах, — королевич хитро покосился на нахохлившуюся девушку — балагурили эльфы на лесном наречии, ей непонятном. Сжав предплечье друга на прощание, принц лёгкой поступью сбежал по тропе вниз по склону, оставив недоумевающих новой встрече знакомых. С минуту они остолбенело провожали его спину взорами, покуда эльф не скрылся в зарослях. — И что же мне с тобой делать? Птенец? — Тауберион склонил голову к правому плечу. — Глаз не спускать, выводить погулять, аки дамскую собачонку, — проворчала Рана, сжимая складки юбки. — Мне понятно твоё недовольство… — Нет, не понятно! — осерчала Рана, но постаралась понизить голос до привычного ей шёпота. — Вам не узнать, каково это, ибо… Кто, скажите на милость, Вы по должности? Какое место занимаете при королевском дворе? — Командир дворцовой стражи, сын военачальника Таубеллона, — насупившись нелестному тону, ответил он. — Командир, военачальник… — протянула девушка. — У меня нет того, что есть у Вас, лорд Тауберион. Зависть опутывает меня! Вы не отправитесь в путешествие, что неминуемо окончится гибелью, ради горстки золота. Вам не нужно это. Вы не окажетесь в плену у тех, кого сглупу зовёте сородичами. Вы высокородны! Вам не понять моего недовольства, ибо нет его во мне. Лишь горечь и обида на несправедливость. Посмотрев вдаль, затянутую вечерним туманом, Тауберион обратился к ней, приглашающе протянув руку. — Следуй-ка за мной, Карниалтэ.