«Эльфы чувствуют иначе. Если многие мили будут отделять их от источника беспокойства, они всё равно не потеряют бдительность. В поисках намёков, предостережений свыше они проведут долгие годы, покуда судьба не схватит их за горло», — Торондор, величайший из Орлов Манвэ, что принёс горестную весть о гибели Финголфина, Верховного Короля нолдор-изгнанников.
— Эльданирэ! Рана не знала, кто позвал её, но безотчётно поднялась и шагнула навстречу приятному — до странности знакомому — голосу. Он прогнал Ярнию — её как ни бывало! И в голове утихли мысли, и чёрное пламя перестало биться о грудную клетку. Одна единственная мысль набатом трезвонила в сознании: вынырнуть из темноты, пробраться к свету. Рана смутно представляла, где находится, — последние часы она помнила урывками, точно попеременно погружалась в небытие. Но впереди — она была уверена — её ждал спаситель и протягивал ей руку. Девушка вскинула ладонь и несмело — не с первого раза, ибо пальцы тряслись, что у сельского пьяницы — коснулась прохладного запястья. Вмиг к ней вернулась способность видеть. Королевич выглядел напуганным. Широко распахнутые глаза следили за иным движением пленницы, брови подёргивались, будто эльф не мог определиться: гневается он или сострадает. Леголас, почти вжавшись в решётку, привлёк её ближе. Взбудораженная память ударила по глазам картинами недавнего прошлого, и Рана скорбно смежила веки, с глухим стуком прислонив лоб к обжигающим холодом прутьям. Он стал свидетелем их с Ярнией склоки! Какая глупая ошибка! Отныне королевич знал о Ране больше, чем она сама. — Она ушла? — едва различимо спросил Леголас. Рана почувствовала тепло его дыхания. — Её нет? — Ушла. Я не чувствую её, — отведя взгляд, успокоила королевича Рана. Глаза и нос закололи непрошенные слезы. — Как тебе помочь? — он сжал её пальцы в кулак и спрятал в своих ладонях, успокаивая. Королевич с плохо скрываемой неприязнью опустил взгляд на её выпирающие ключицы. Рубец на одной из них побелел, словно его никогда прежде не раздирали до крови. — Не думаю, что Вам удастся, — её ощутимо передернуло, словно невидимый великан хорошенько встряхнул девушку. — Моя просьба потребует от Вас невозможного, принц Леголас, — с придыханием призналась она. — Осквернит вашу безупречную репутацию. Леголас подозрительно огляделся и с немым вопросом склонился над ней, насколько позволила решётка. А решётка позволила наклониться очень низко. — Я обязана сбежать, принц, — Рана по-детски переступила с ноги на ногу и пристыженно потупилась, закусила губу до треска. — Ей нужна свобода, и, покуда я в клетке, она будет требовать выпустить её на волю. Моё сопротивление тает. Эльф, колеблясь, поджал губы. Он видел в ней Тьму, в борьбе с которой Рана позорно проигрывала. И Тьма отталкивала королевича, ибо подобные ей твари с тысячу лет назад пленили его мать и перед убийством до неузнаваемости осквернили её прекрасное тело. Метка на ключице вселяла сломленный ужас в его естество, — Леголас не знал наверняка, кому принадлежит знак, но уродливость клейма подсказала — точно уж не праведным силам. И он бы взялся за клинок, чего требовала верность законам лесного королевства, если бы не испуганный взгляд, молящий о помощи. Леголас проклял тот день, когда впервые близко-близко посмотрел ей в глаза и приметил крапинки, полоски, золотые кружева у зрачка и тёмно-зелёную кайму радужницы — безошибочное отражение глаз матери. — Не натвори глупостей. Я вернусь, — бегло пообещал эльф, на секунду опустил взгляд, задержал его и быстро покинул девушку. Он понятия не имел, что с ней делать. Опасна и беззащитна; вокруг неё вдруг закрутились все события, произошедшие за этот неудачный день, который никак не хотел заканчиваться. Тут-то принц оступился — как и в бою, централизовать внимание следует лишь в том случае, когда с противников остаёшься один на один, но никогда не стоит терять бдительность, если посторонние факторы то и дело мешают здраво оценить положение. Так говорил отец, а в первую очередь — лесной король, который обязан получить известие о словах пленницы, как только те сорвутся с её губ. Однако… что предпримет владыка при таком положении дел? Как уговорить его отпустить сие несчастное создание? Леголас с тоской подумал о Тауберионе, о его таких же безуспешных потугах облегчить бремя Карниалтэ. Как удивительно судьба играет! Недавно он на чем свет стоит ругал друга за излишнюю сердобольность, а теперь сам не знает: делает ли правильный выбор? И если правильный, то для кого? Рана без сил отпустила решётку и упала на влажную подстилку из трав. Внутри бесшумно тлел костёр, чей огонь полностью сжёг её внутренности и разум. Безразличие потекло по венам, распространяя неудержимый холод от пят до головы. Оно заполняло её, как дождь промоины чащи водой; оно погружало в усталую дремоту и толкало в сонную яму, где тело отказывалось подчиняться Ране. Из плена истощённого полусна её спас неуловимый звон ключей о железо. Забыв о немощи, девушка подскочила и поплатилась за приувеличенную бодрость — её пошатнуло, благо стена не подвела в прочности и поддержала её. — Она убивает тебя, — на плечи легла тёплая ткань подбитого мехом плаща, спиной девушка ощутила чужое сильное тело. Королевич вывел пленницу из темницы. — Ты идти не можешь, — он бережно накинул на её голову капюшон. — Сдюжу, — шепнула Рана, кутаясь в плащ, дабы ни один встречный не заподозрил в ней беглянку. — Покину замок, а свежий воздух станет мне лекарем. — Границу сама не пересечёшь — поймают и голову с плеч, — эльф свернул с главного пути и отворил дверцу, ведущую к узкой лестнице. — Король не одобрил такую… вылазку. — Отправитесь со мной, королевич, накликаете беду. Нельзя Вам в ряды предателей. Честь Вам дороже. — Я выпустил тебя из клетки, тем самым короля предав. Стезя назад грозит мне лишениями, ежели не смертью, — он замер около арки, запутавшейся в шиповнике. — Тихо, — прислушался. — Плащ скрывает тебя от взоров, но не от расспросов. Возьми меня за руку и не вызови подозрений, птенец. Степенно, но спешно они выбрались в отчасти пустой коридор. В противоположной стороне за угол проплыли мантии придворных; в пяти шагах от них обездвижено возвышался стражник. — Ваше Высочество, — окликнул он королевича, когда казалось, что опасность уличения во лжи миновала. — Прошу прощение за излишнее любопытство и мнительность, но того требует долг. Вы не представите мне прелестную госпожу, что ведёте под руку? Я не припомню, чтобы во дворец пожаловали гости, о чьём визите нас бы оповестили. — Леди Мэнелантэль из Серых Гаваней долгое время провела в дороге, чтобы передать нам послание Кирадана Корабела, но не желает откладывать возвращение домой, — непринуждённо отозвался Леголас, пока стражник и беглянка обменивались почительными поклонами. — Боюсь, западным сородичам наша речь не вполне понятна, потому не будем тратить время на разговоры. — Мэра алассэ, о’тар. Намариэ, — с улыбкой попрощалась девушка, не поднимая головы. Голос её зазвучал мудрёно тонко и красиво. — Это не наречие фалатрим, — склонился к её уху королевич, когда их накрыл полумрак галереи, в конце которой мерцал дневной свет. — Их речь струиста, твоя замысловата. Наше счастье, что он не разгадал обман. — А разве стражнику доселе приходилось вести беседу с эльфом из Серых Гаваней? Я убедила его, что владею иным языком. — Будь любезна, оставь последующие убеждения до лучших времён. Моих слов для подданных достаточно, уж уверь. В ответ Рана послушно — не без уязвлённо надутых щёк — замолчала: замок выпустил их из-под надзора, но беглецы насторожились вдвое. Прятаться в лесу от его жителей, что закрыть лицо руками и твердить каждому о своей невидимости. Деревья сменялись кустами, кусты паутинами, паутины деревьями — Леголас выбирал тропы, на кои не ступала нога живого существа. Шум реки то отдалялся, то приближался, будто эльфы змеиными зигзагами покидали владения лесного короля. Солнце по-прежнему скрывала неразрывная сеть облаков; его белый свет выявлял чёткими очертаниями сухостой впереди. К нему-то королевич чаял добраться до сумерек. — Тебе хуже? Твоя рука, — перейдя болотце по шаткой гати, королевич помог девушке взобраться по скользкому склону. Чем ближе они подходили к усохшей части леса, тем меньше ручьев и трясин встречали. И последняя топь зловеще дышала им в спину. — Ты сжимаешь её всё сильнее, точно страшишься потеряться. Эльданирэ? Рана громко вдохнула, издав будто бы короткий писк. Взволнованная судорога сдавила грудь тянущей болью. Леголас понятливо отстранился. — Мне не стоило называть тебя этим именем, — удручённо признал ошибку Леголас. — Не сердись, птенец. — Нет, я разрешаю тебе, — не давая времени ругать себя за подобное панибратство, Рана спешно продолжила. — Однако я в растерянности, Ваше Высочество, — подсознание услужливо напомнило про различие рангов. — Сейчас я уразумела, чем Вы жертвуете, помогая мне. Какую плату потребуете за рачения? — Не из корыстных целей высвобождаю тебя, — серьёзно — отчасти разочаровано — одёрнул он. — И платы не потребую, а коль вручишь — не возьму! — И Правом Долга не воспользуетесь, ежели предложу? — раздумчиво нахмурилась Рана. — Не падок я до людских соглашений. Рано или поздно судьба разведёт нас по разным концам Средиземья. И в какой же худой ситуации я должен оказаться, чтобы просить помощи у неоперившегося птенца? Право Долга не лучшая награда, коей ты жаждешь поблагодарить меня, ибо обязуешь себя во что бы то ни стало откликнуться на мой зов и исполнить любой приказ, какой мне вздумается. Юна ты для громких обещаний. Не суй-ка нос в дела Долга — без него ведь останешься. — Ссылаетесь на мою юность, а знаний у меня не меньше Вашего, — буркнула она. — Ш, птенец! — призвал к тишине эльф, пристально оглядываясь. — Отряд, — уныло кивнул он своим размышлениям и, тотчас спохватившись, пихнул спутницу к гнилым кустам снежноягодника, за которыми спряталась тройка елей. Рана было кинулась прочь, но королевич впился в её плечо, несказанно больно пригвоздив к скрипящему стволу. Девушка возмущённо вскинула взгляд и получила медленные протестующие кивки. Леголас указывал наземь, где перемешивались с пружинистыми иглами жухлые листья. Ступить на них — чуть ли не крикнуть, вобрав полную грудь воздуха, о своём местоположении. — Дыши тише и молись, чтобы слух подвёл моих сородичей, — чуть слышно прошептал королевич, ненароком касаясь губами её уха. Рана зажмурилась в безысходности, и неслышно забормотала просьбы увести отряд по ложному следу. Девушка наивно затаила дыхание. Мельком ухмыльнувшись, Леголас мягко опустил подбородок на макушку беглянки и прикрыл глаза, вслушиваясь в частые удары её сердца и тихие голоса эльфов неподалёку. Её волосы пахли сыростью, рекой и травами. Мягкие и влажные они приятно щекотали кожу. Леголас отогнал мысль, что не расстроился бы, задержись отряд поблизости чуть дольше. — Вот так покорное своенравие, — по прошествии нескольких минут хохотнул лихолесский принц. Рана озадаченно оглядела развеселившегося эльфа. В чём он нашёл потеху, ей догадаться не удалось, что явно забавило королевича. Его смешки, слившись с задорными переговорами щеглов, превратились в песню, разогнавшую опасения и нагрянувшую тишину. — То были пограничники? — оставив потуги обнаружить причину веселья эльфа без результата, спросила Рана. — Стражи восточной границы, коль ты об этом, — объяснил он. — Мы пересекли её? — нарушив тесное соприкосновение, девушка обошла эльфа и воззрилась в сумеречную мглу впереди. — Лес не окончился, — вопросительно утвердила она. — Верно. Однако лесное королевство — не всё Лихолесье, не весь лес. Дальше земли, иссушенные болезнью, ничейны. Сюда приходят озёрники — рубят ветви, стволы, забирают бревна, дабы сооружить сваи для домов, — королевич растерял былую смешливость и с опаской коснулся чёрного ствола. Кора под его светлыми пальцами рассыпалась, будто пепел. — Редко ты встретишь эльфов здесь — найдёшь пару гонцов да торговцев, — он стёр с ладони сажу и пронзительно поглядел на спутницу. — Я уловил нить разговора, не надейся на мою недальновидность. Бросить тебя я не посмею, покуда убеждение, что ты не творишь втихую тёмные дела, не въестся мне глубоко в разум. Я освободил невинную эльфийку, а не чудище. Слова неровно полоснули слух, что Рана поморщилась. Знать бы ещё, кого он в действительности освободил! — Ума не приложу, как ты поможешь гномам, ежели зареклась не обращаться к чернокнижию? — кивком королевич приказал следовать за ним. — На великого воина ты не похожа, и меча при тебе нет. — Я бы ответила, но будущее мне не известно. Отыщу гномов, а там будь, что будет. Идти мне всё равно больше некуда… — на десяток минут воцарилось молчание, и ветку, цапнувшую за капюшон, Рана посчитала сигналом к её нарушению. — Честно признаться, с большей охотой я бы отправилась на поиски Таубериона. Сердце моё не на месте от мысли, что он в плену из-за меня. — В чём уж твоей вины нет, так в этом. Эльфа врасплох застать трудно. Таубериона, мне чудилось, совсем не возможно. А это означает одно, наш враг силен, и мощь его растёт. — Силён тот враг, кому знакомы слабости противника, — девушка застыла, занеся ногу для следующего шага, но не поставив её наземь. И как же она раньше не додумалась! — Он знает… — О ком толкуешь? В твои слова закрался страх, словно тебе явилось видение, что Враг Свободных Народов возвращается. Быть того не может. Не может же, верно? Рана жалобно качнула головой. — Назревает пробуждение Тьмы. Я чувствую и слышу… Кем бы ни был Враг, ему необходимы силы, потому он завлекал меня, чтобы я даровала его армиям поддержку проклятием. — А ты способна? — в темноте силуэт королевича высился изящным деревцем, которому в пору расти в садах королевства, а не на сухих равнинах Рованиона. Он подступил ближе. — Да, ежели прочий свет угаснет для меня, и не останется дороги, ведущей к нему. Ежели меня насильно обернут ко Тьме, скуют ноги и руки цепями, я подчинюсь им, — липко вспотели ладони, и Рана почти злостно сжала кулаки. — Ибо я слаба. — Прогони Ярнию, — эльф наклонился близко-близко, точно норовил самолично отправить другую восвояси. — Она надоумила тебя, ты погибаешь под её гнётом. — Ярниа не причём, королевич, — Рана недобровольно попятилась. — Ярниа — искажённое отражение моих мыслей, деяний и чувств, так говорил Владыка Ривенделла, ты усомнишься в его благоразумии? Ярниа — это я, мы неделимы. — Тогда заставь её молчать, — Леголас сбросил капюшон, за которым старательно прятала оробелое выражение лица девушка. — Я не верю, что другая — порождение Света. Я размышлял, когда в молчании мы бежали из дворца, и осознал, она — та тьма, что устрашает меня. Я ощущаю её… Да каждый эльф ощущает! Мне больно видеть, как ты уничтожаешь себя, причиняешь боль самой себе. Мне страшно наблюдать, как блестит чёрная кровь в зелени твоих глаз. Рана отпрянула, отвернулась от эльфа, что покровительно положил ладонь на её плечо. Чего она страшилась сильнее кошмаров наяву, так того, что кто-то наречёт себя очевидцем разрушения некрепкой стены её непокорства воле противника. — Я не… — Не чудовище, — продолжил за неё королевич. — Не мне говори, Эльданирэ, убеди в этом саму себя. Веришь ли ты в свои слова? Рана раскрыла рот для поспешного ответа, но осеклась: Клац, клац… Взглядом Леголас приказал спрятаться за его спину, выждал секунду другую и, точно наугад, выстрелил в темноту. С предсмертным кряхтением с ветки свалилось бесформенное тело, распугав немногочисленных пташек. Восемь ослепительно-алых глаз моргнули во мраке и исподволь потухли, словно тварь неистово боролась со Смертью в схватке за Жизнь. — Он упал слишком… — Громко, верно, — с полуслова согласился эльф. — И нам следует… — Да, и как можно скорее! — без обиняков он взял её за руку и дёрнул за собой. Стоячий воздух всколыхнулся, Рана будто упала лицом на пуховую перину — та окутала кожу прохладой. Тени впереди сгустились до невозможного — не видно ни зги — но Леголас целеустремлённо вёл её навстречу неизвестности. — Королевич! Да постой же! Я не вижу, куда… — она оступилась, нога провалилась в нору, и колено неприятно щёлкнуло. Давно не ощущавшая дождливой влаги земля крошилась, как известковый камень, и дыра неумолимо ширилась. Сетуя на неудачливую спутницу, эльф с поразительной лёгкостью вытянул её из ловушки и опустил на твёрдую поверхность. Его тёплая рука скользнула по рёбрам, почему-то нагнала дрожь. Необычную дрожь. Скорее трепет. Рана больно прикусила язык. Неуютно. Ошибочно. Прихрамывая, девушка устремилась за лихолессцем, и тотчас терновая кисть оцарапала ей лоб. Леголас, не скрывая, усмехнулся. — Не надо глумиться, — резко возмутилась Рана. — Каждый эльф знает про исключительные зрение и слух лихолесцев, не стоит хвастаться и нос задирать, как только сделал шаг! — Садись, непутёвая, — он несильно толкнул её плечи вниз, вынудив опуститься на толстую подстилку из опавших листьев. — И сомкни уста ненадолго. Как бы за нами искатели новых жертв не увязались. Слышишь, скребётся! С треском сломав тоненький сук, прямиком на живот Раны спрыгнуло небезызвестное буро-желтелтенькое чудо. Громко фыркая, куница поворчала и свернулась калачиком, потоптавшись на складках плаща. — До чего умный и наглый зверь, — хохотнув, королевич присел невдалеке. — Как ты помогла ей, коли она воистину предана тебе? — Она отравилась. Я её выходила. Ничего, что может взбудоражить мысли, — Рана пожала плечами, поддавшись вере, что королевич безупречно различит её движения под толщей водянистой и вязкой темноты. И он различил. — Сколько лжи! Остались ли в тебе крупицы искренности? Или врать — твоё призвание? — Остались, — буркнула Рана и настойчиво прочистила горло. Его щекотал надсадный кашель. Куница несогласно рыкнула. — Костёр разжигать нам не с руки — узреют, отыщут. Прости, птенец, не обогреешься, — виновато сказал Леголас. — Мне не холодно, — отрезала девушка и, спазматически прерываясь, вдохнула. Леголас, чьего зрения не касалась поволока ночного мрака, наклонил голову вправо и нахмурился. Упёртость, что время от времени накатывала на неё, как волны бущующего моря на песчаный берег, привлекла эльфа. Ибо, если она даёт отпор ему, то осилит борьбу с внутренним демоном. И есть надежда, что взгляд её не потемнеет пуще прежнего. — Дитя, — заливисто усмехнулся эльф. — Что? — Дитя, — беззаботно повторил он. — Так называла меня мать, когда я упрямился, настырничал, несогласно гнул спину, как кошка. Я отвечал, что давно не ребёнок, а она твердила: «Дитя, дитя, несмышлёныш!» Не знал, что со стороны выглядел, как мышь, дующаяся на крупу, — Леголас невесело вздохнул. — Ты дитя и останешься им. Лишь долгие тысячелетия потушат огонь ребячества в твоём нутре. — И я начну изъясняться, как вы? Мудрые эльфы, от которых получишь что угодно, но не ответ на заданный вопрос. Эльф приувеличенно живо рассмеялся. — Как ты, поступают дети. И эльфийские, и людские, насколько мне известно. Единственное, от чего вы хотите быть зависимы — от независимости. Встаёте на дыбы, противитесь, делаете так, как считаете нужным, по сути не догадываясь, что вам нужно на самом деле, — пораздумав, королевич нудно добавил. — Сколько тебе необходимо времени, чтобы признать свою неправоту? Замёрзнешь, окоченеешь, простудишься, а вина тяжким грузом ляжет на мои плечи. Иди сюда, — судя по шороху, эльф отогнул край плаща. — Ну же, не испытывай моё терпение, госпожа. Подхватив сонную куницу, Рана нерешительно приблизилась к нему и устроилась на предложенном месте — вплотную к боку лихолесца — ощутив его тепло, словно в нём пылал маленький костёр, приманивающий озябшего путника. Ощутив его дыхание — медленное, спокойное, будто они не сбегают под покровом ночи в неизвестность, а отдыхают после неспешной прогулки. Ощутив его самого, в целом, как любил изъясняться Элладан — присутствие чужого фэа. Рана, будучи девочкой, ещё плохо отличающей одно эльфийское слово от другого, этого не понимала, ибо считала чем-то возвышенным, а потому сложным. А теперь сложным оказалось перестать понимать такую возвышенную материю. — Загадка, — неожиданно проронил эльф. — Ты человек наполовину, как я понял, но жизнь твоя переполнена отчуждением, утратами и проигрышами участи, что тебе не по силам. Мне известно, что судьбы полуэльфов печальны, но твоя точно соткана из горести и плача. И сейчас твоё естество наполняет холод, от которого не защищает эльфийская сущность. Несправедливо. И жутко. — Я не хочу, — на мгновение голос её потерял какую-либо звучность. — Я не хочу говорить об этом, королевич. — Дело твоё, — отступил он. — Ты выглядишь устало. Тебе стоит отдохнуть, птенец. А я посторожу твоё спокойствие. В благодарность девушка пробормотала что-то невразумительное и, подтянув ноги к груди, уткнулась носом в колени. Зажатая куница обиженно освободилась из плена тесноты и, перепрыгнув, вальяжно растянулась на ногах эльфа. С улыбкой королевич зарылся ладонью в по-зимнему густой мех. Зверёк низко мурлыкнул. — Обычно она не жалует незнакомцев, — Рана порывисто вскинула голову; глаза её ярко сверкнули жёлтым. В её тоне прозвучало нечто похожее на ревность. — Она… Хотя впрочем… Эльф напрягся, куница ощетинилась — из кустов послышался подозрительный шорох, будто кто-то отличительно громко подбирался к ним. А после недолгого затишья, хватаясь за дерево, вывалилась высокая фигура, едва стоящая на ногах. — Мой принц? — удивлённо просипел эльфийский голос. — Тауберион! — забыв о скрытности, Рана подлетела к раненному и поддержала его за руку. Эльф пошатнулся; сердце девушки учащённо забилось. — Да будет Гилтониэль свидетелем твоих слов, что случилось с тобой? — И почему один ты? Где отряд, что я отослал на поиски? — Леголас без промедлений подставил другу плечо. — Не ведаю я про отряд, быть может разминулись мы. Но из плена орочьего я сбежал. Мне посчастливилось разрезать путы. А как в нём оказался… Задайте вопрос полегче! Орки действовали быстро, не допуская ошибок, как по заученному! Будто они предначально знали, чем окончится схватка, — он пытливо воззрился на девушку. — Они были готовы, а я и крикнуть не успел. Лига — не меньше — отделяла нас от дворца, когда они остановились на привал. Солнце скрывали облака, оттого орки без передышки бежали целый день. Они разделились: одни продолжали преследовать гномов, другие — что следили за иным моим движением и не брезговали одарить ударом кнута — отправлялись юг. — К Колдовскому Холму? — упавше уточнил королевич. Тауберион согласно кивнул и продолжил. — И они повторяли без умолку слово, почти с благоговейным страхом… Гот, гот… гот, — эльф дрогнул. — А ещё слова были? Запомнил их? — в ожидании девушка прокусила губу до крови. — Не мучай его боле! — строго приказал Леголас. — Чёрное Наречие нам не подвластно! — Тауберион, это важно, — настаивала Рана, растеряв былое сострадание. — Пирагар? Дахамаб или касак? Слышал подобное? — Касак, да! — выпалил эльф и утёр нос рукавом. Из него по подбородку потекла кровь. Рана попятилась. Ужас исказил её лицо, паника ускорила дыхание. — Рана, Таубериону нужна помощь лекарей. Орки знатно издевались над ним. Мы обязаны вернуться. — Нет, королевич. Под своды дворца вы ступите без меня. Вы многое сделали для меня, а я имею дерзость просить об исполнении ещё одной просьбы. Отпустите меня и спасите нашего друга. — Куда ты направишься? — убедившись, что Тауберион в состоянии стоять, опираясь о дерево, Леголас приблизился к ней, чтобы видеть каждое — иль лживое, иль искреннее — изменение в девушке. — К Одинокой Горе, — задумавшись, протянула она и поморщилась. — Гэндальф обещался быть у её отрогов. А Гэндальф поможет. Да. Серый маг обязательно поможет. — К чему спешка? Куда ты торопишься? Что тебя испугало в словах Таубериона? — Враг вернулся, Леголас. Он собирает силы и ищет тех, кого легко сломить. Тех, кто восстановит его былую мощь, возвысит его до времён первого Тёмного Властелина. Он ищет меня, с каждым днём во мне растёт чувство опасности, будто кто-то незримый дышит мне в спину. — Не разумнее ли схорониться в эльфийском королевстве? Мы могли бы защитить тебя, мы убедим короля, что ты не представляешь угрозы. Может статься, что он запретит тебе покидать пределы дворца, но, коли дела обстоят так, что на тебя объявят в скором времени охоту, тебе не понадобится выходить в лес вовсе! Звучит безумно, но таким, как ты, птенец, в плену безопаснее, чем на свободе. — Не найдётся в Средиземье места, что укроет меня ото зла. А ежели найдётся, его пожрёт багровый огонь войны и боли. Вы позволите смертельному року нависнуть над своим народом? Вы — сын лесного короля, Вам должно охранять лесных жителей! — Сын короля — изменник, что позволил пленнице сбежать, — с невыносимо печальной улыбкой он взял её кисть и переплёл их пальцы. Рана явственно поморщилась — левая ладонь всё ещё болела. — Беглец от правил и беглец от собственного чина, чьё сердце жаждет новшеств и открытий. Примут ли такого принца поданные? — Примут, друг, — криво усмехнулся Тауберион и сполз наземь. — С раненным-то лордом на руках, которого ты спас из плена. — Не дайте ему умереть, королевич, или сердце моё расколется на части! — прошептала Рана. — Обещай, что не умрёшь сама, непутёвая, — потребовал королевич, очертив грубые линии многочисленных порезов на внутренней стороне её ладони, будто специально издеваясь над девушкой. — Не обещай, коли неуверен, что сдержишь слово. — Я помогу тебе, — в руке у Раны вновь оказался знакомый чёрный нож. — Он твой, Эльданирэ, — совсем уж тихо окончил эльф. — Сделай так, чтобы звёздные слёзы не оросили небеса, ибо я хочу увидеть их перед собой ещё хотя бы раз.А звёздные слёзы дрожали в преддверии огненной бури…