«Прекрасные создания способны затмить ненависть изяществом своих душ», — Валиэр Йаванна, покровительница всего живого на земле.
— Ранка, а Ранка, ты скажи, как догадалась, где господина Фродо с компанией его искать? И когда ему помощь понадобится, как поняла? По рассказам этих крикунов, — Гимли неосторожно махнул тяжёлой рукой в сторону Мерри и Пиппина, ненароком отвесив последнему добротную затрещину, — ты лучший момент подгадала. Объявилась аккурат, когда треклятый призрак на бедного хоббита замахнулся. Так бы клинок ему в сердце угодил, а не в плечо. Хвала Махалу, тот недоумок безголовый промахнулся с испугу. Рана позволила себе мимолетную улыбку. Знакомство с не скупящимся на яркие выражения гномом и двумя непомерно весёлыми полуросликами — один из которых, скуксившись, потирал ушибленный затылок — за последнее время стало самым приятным событием. А встреча со старыми друзьями, Бильбо и Глоином, вовсе осчастливили девушку как никогда прежде! Втроём они прогуливались по старым, будто заброшенным, тропам Ривенделла и вышли к фонтану, около которого, на скамье, расположились хоббиты и Гимли. От их расспросов грудь Раны сжала тоскливая радость, придающая свежему, дождливому воздуху особенный, горьковатый привкус несбыточных мечтаний. Однажды, скорее всего в предночной час невыносимой грусти и одиночества, она придумала замечательную по своей глупости историю. Словно в праздничный вечер за одним столом собрались её близкие и далёкие родственники, друзья и знакомые, даже враги-предатели, которых вопреки жгучей обиде любит её раненое сердце. Тауберион заливисто свистит на флейте задорную песнь, милая Арвен вторит ему на арфе. К слову, её горячо любимая сестрица владеет этим инструментом так виртуозно, что Таубериона временами не слышно. Ундомиэль перебирает струны слишком нежно, слишком сладко льётся мелодия из-под её пальцев… В углу раздаётся всплеск низкого смеха — Торин и Компания приговорили уже пятую бочку превосходного эля. Фили и Кили, взрослые, остепенившиеся, но по-прежнему падкие до сумасбродных затей, устраивают битву овощами. К ним присоединяются их дети и молодые хоббиты, и только старшая дочь Фили неодобрительно кивает и возвращается к вопросам о приключениях. Рана готовится ответить, но пронырливый Маннуэд — ещё совсем молодой! — кричит о прибытии важных гостей. Как ни странно, на пороге появляется красавица Эльгвансиэ под руку с Надхалуром. Неподалёку звонко смеется Тиса, целительница Райминарды. Её смешат Элладан с Эльрохиром. Рану снова просят рассказать про путешествия и испытания большой дорогой. Она отнекивается от настойчивых требований и пытается ускользнуть под благовидным предлогом, как её нахально похищают в танце. И Рана знает похитителя в лицо. Только он имеет право прижимать княжну к груди так ласково и властно. Он здесь. Рана боится. Боится, что стоит поднять голову, рассмотреть знакомые черты лица, и он покинет её с усмешкой ненависти на губах. Но он всё кружит её по бесконечному залу, кружит и кружит, а Рана лишь слышит его ровное дыхание… Почему же история глупая? Если хорошенько покумекать, то она вполне имеет место быть. Вот только мёртвых не воскресишь, горбатых не выпрямишь, а прошлого не воротишь. Оттого и выходит глупость — питать бурные надежды на заведомо обречённое счастье рядом с любимыми. — Ты там не уснула? — издалека донеслось недовольное восклицание гнома. — Нет, Гимли… просто я взглянула на воду, а она возьми да и запутай мои мысли песней о былом и настоящем. — Э-э-эльфы, — снисходительно протянул тот, закатывая глаза. — Вечно вы в облаках витаете, а не там, где нужно. — Я подослала к Фродо духа-охранника. После Угощения в честь Дня рождения Бильбо, — ответила на его ворчание Рана. — Еще с тех пор он незаметно держался поблизости и оберегал хоббитов, пока я спешила к ним. В минуты нашего воссоединения он исчез. — Эт’то ладно! А вот ты лучше объясни, что стряслось с твоими длинными косами? — жалобно пропыхтел Глоин. — Что-что! Срезанные волосы у женщины — символ позора. Похоже, возликовала справедливость, и Карниалтэ получила по заслугам! Вездесущий эльф появился из ниоткуда! Бегло оглядываясь, он возвращался из чертогов Эльронда с выражением лица крайне одухотворённым. Будто он завершил несоизмеримо важное задание и с чувством выполненного долга шёл за наградой. Но как только их разговор коснулся острых ушей королевича, он повременил с неотложными делами и, естественно, вмешался. — Ты меня, эльф, послушай, я дважды повторять не буду, — Глоин угрожающе спокойно гладил седую бороду и неотрывно глядел на королевича. — Ты определённо куда-то спешил. Так что будь любезен, прими прежнее направление и уходи отсюда куда подальше. — С величайшим удовольствием, господин гном! — оскалился эльф с наигранным энтузиазмом. — Не скажу, что был рад повидаться, — и был таков. — И почему ты ни единым словом ему не возразила? — Глоин пытливо прищурил подслеповатые глаза и дернул девушку за рукав. — Тебе дай волю поспорить, не угомонишь же потом. И колкости летят, аки искры при ковке. Что с тобой, Невидаль? Подменили, кажись! Провалиться мне на месте, ежели не подменили! — Не гоношись, друг мой. Дерзость моя да словцо острое — всё блажь, блажь юношеская. Сейчас попрешницей быть недосуг, а с королевичем Лихолесья в поединок вступать неохота, — Рана бросила виноватый взгляд ему вслед. — Будет ли он слушать мои рассуждения об удобстве коротких волос в охотничьих вылазках? Э-не, его нелюбовь ко мне вполне оправдана. — Так он из-за исхода Битвы с тобой так рьяно ссорится? — неуверенно уточнил Бильбо. — Мне казалось, между вами зарождались тёплые отношения. В эльфийском лагере он заботился о тебе столь бережно… — К сожалению, узнав, что я сотворила ради нашей победы, он посчитал мой поступок ударом ниже пояса, — её освещённое закатным солнцем лицо посерело. Эльфийская прелесть стерлась с него, точно дождём смылась, и оно стало будто бы человеческим — намного взрослее и смурнее, чем есть на самом деле. — Ну и пёс с ним, — бестактно заявил Гимли. Он весь враждебно подобрался, как бы готовясь к схватке. — Не умеют эльфы выбирать из двух зол меньшее. Хоть язык мне вырывайте, а на самом деле так. Каждый из них — ты уж не серчай, Ранка, но даже ты — вот тешитесь вы всех-превсех спасти. Не в сказке живёте, а в чудеса верите, глупцы. Жертвенности в вас мало, разве только самого себя под нож неизбежного рока класть. Взять того же Глорфинделя. Во благо сотне другой чужих жизней он бросился сражаться с огненным демоном. И погиб. Правда, потом воскрес… но это не столь важно, ибо я по сей день не в полной мере верю эльфийским небылицам. — Получается, он выбрал из двух зол меньшее. Одна жизнь в обмен на многие, — нахмурилась пуще прежнего княжна. — Он прослыл героем. Его подвиг воспели в стихах и легендах. — Получается, получается, — Глоин старчески кашлянул. — А в итоге ничего не получается. Выбрала, вот, ты меньшее, и эльфийские герои тотчас окрысились, без суда обвинили тебя во всех прегрешениях подлунного мира. Куда подевалась их хваленая справедливость? Куда они засунули своё сострадание ближнему? — Ха, известно куда, — надрывно расхохотался Гимли в ответ отцу. — В ж… — Господа, полно, полно! — поспешно прервала его девушка. — Вынуждена вас оставить. Солнце уж почти село. — И что? Оно каждый день садится. А с нами ты когда побудешь? — возмутился Мерри. — Я, вон, слыхал, ты завтра уходишь невесть куда и невесть на сколько! — Не навсегда уж точно, до начала похода мне надобно возвратиться. Но одно верно, завтра вставать мне чуть свет, чтобы с эльфийским отрядом отправиться, а столько дел ещё не переделано, ужас да и только! Так что, разрешите откланяться, господа. К несчастью, пути наши расходятся, — она было отвернулась. — А ты, Гимли, хорошенько подумай над своей пылкой задумкой. Она благородна и отважна, что уж говорить. Но поход к Роковой горе — не тот случай, когда потребность в геройстве затмевает разум. — Меня отговариваешь, а сама-то хороша! Согласилась спустя два дня после Совета, — упер руки в боки тот. — Я не смею указывать господину гному, — резко бросила Рана. — Я всего-то беспокоюсь. — От беспокойства за меня пусть жёнка моя места не находит! Был бы я ещё женат, — вновь махнул рукой Гимли. Пиппин заранее отскочил подальше от опасности, к фонтану. — А тебе-то что? Переживать больше не за кого? — Как знать, друг мой Гимли, — просто пожала плечами Рана и тихо ушла. Мысли в суматохе бегали друг от друга, как бешенные, толкались, гнулись и трескались, словно ветви деревьев в минуты осенней бури. Отчасти Рана лукавила: не имела она ни поручений, ни сиюминутных задач. Следующим днём, с утра, забежит в оружейную за луком и стрелами, коней седлать эльфам без надобности, а походное платье она забрала у прачки ещё вчера. Но, говоря честно, ничего не хотелось. Не то, чтобы Рана злилась или горевала об участи всех сирых и убогих. С чего бы? Но в час заката, по недавнему обычаю, душа её жаждала необыкновенного действа, расшевелившего мутную рутину осенних, холодных дней. Однако без особенно ярких событий, без волнительных слов и без движения всюду её сопровождающей скуки душа-крамольница утихала, засыпала младенцем, убаюканным привычной ровной колыбельной. В том беда, Рана чувствовала незыблемое опустошение, не думала о дне завтрашнем, о дне вчерашнем, не дожидалась — да, так нелепо! — когда сорвётся первый снег, не строила предположения, что ждёт её в скором путешествии. Она направлялась в свой чертог без ясного понимания, зачем ей понадобилось так скоро закрыться на ключ от мира сего. Лечь спать? Ещё вовсе не время. А бездумно, довольно тупо смотреть в окно на трепещущее фонари Имладриса, согласитесь, занятие безрадостное и бессмысленное. — Рана! Рана Карниалтэ, остановись! Эрестор? Что советнику Эльронда понадобилось от неё в такой час? — Опасно, милая леди, так глубоко уходить в себя, — пожурил эльф. — Я звал тебя от главных ворот, — он кивнул ей за спину, где за поворот уходила мощёная дорожка к Центральной арке над входом во дворец. — Лорд Эльронд имеет к тебе разговор и просит зайти к нему. Не без удивления Рана поблагодарила советника и развернулась. Покои Эльронда недалече её собственных, но если Эрестор недавно беседовал с ним, то дядя ожидает Рану в кабинете, что расположен близ Зала собраний. И правда, Эльронд встретил её у двери с необычайно тревожным выражением лица и провёл её вглубь безразмерной террасы, к столу. — Что-то случилось? — Да, Эльданирэ. Случился принц Лихолесья, который с завидным упорством добивался аудиенции со мной. И не зря, как оказалось, — Эльронд положил лёгкую ладонь на её опущенное плечо и развернул к предмету его душевных терзаний. — Он нашёл медальон. Узнал символ и вернул его, так сказать, в родной дом. Попросил отдать хозяину, коли такой имеется. Даже этого он не помнит… Рана, чуть дыша, коснулась украшения кончиками пальцев. Гладкая эмаль, без царапин. Белое золото цепи и корпуса ничуть не потускнело, будто его изо дня полировали с должным вниманием. Крошечная скважина сбоку не тронута. Медальон не пытались открыть. — Без ключа увидеть его содержимое можно исключительно с помощью грубой силы, — угадав её мысли, эльф протянул длинный ключик с широкой головкой, но хрустально хрупкой бородкой. — Довольно мне хранить его. Прошу, не беги от прошлого. Оно крепко уцепилось за твоё настоящее. — Зачем он мне, Эльронд? Я не хочу его отмыкать. Зачем? В который раз убедиться, что она не смогла вытерпеть моего появления на свет? Нет уж, уволь! Ключ я возьму, твоя правда — ты долго был его верным хранителем. Но медальон… отдай его Леголасу. Мне, право, спокойнее станет, когда он окажется у королевича. — Во многом я тебе потакаю, Эльданирэ. Из искренней любви я соглашаюсь на то, на что никогда бы не пошёл ради кого другого. Но в нынешних обстоятельствах я тебе не помощник. Изволь разрешить недомолвки с принцем Леголасом самостоятельно. — Я не могу ему сказать, — тоном рассеянным вымолвила Рана. — Он попросту не поверит. Я бы не поверила! Скажи мне кто-то, что одна умопомешанная колдунья обратила свой главный кошмар в осязаемого врага, который наслал на меня проклятье, отчего я лишилась всех счастливых воспоминаний, так или иначе связанных с тем… к кому бы я питала сердечные чувства… Так вот, скажи мне кто эдакую бессмыслицу, я бы сочла его сумасшедшим, похлеще меня самой! Но в одном ты прав: я уже давно не ребёнок, чьи неурядицы решает добрый дядюшка. Даром, что княжна… — она задумчиво покрутила медальон в правой ладони. — Я что-то придумаю, будь, пожалуйста, покоен. Благодарю тебя, Эльронд. От всего сердца. — Постой, не уходи, — тихо, будто не надеясь, что воспитанница услышит, шепнул эльф. — Ты хотел чего-нибудь ещё? — Подойди ко мне, — незаметно улыбнулся тот, медленно разводя руки в стороны. — Эльронд, я… Она, конечно, хотела воспротивиться. Но неведомая сила подтолкнула в спину, и Рана бессильно рухнула в отеческие объятия Владыки Ривенделла. Противные, вязкие мысли совсем загустели, собрались в единый ком, который провалился вниз, в лёгкие, и превратился в напряжённый шар. Он покатился вверх, к горлу, и лопнул от неосторожного вдоха, разлетелся на мелкие осколки, вырвавшиеся наружу сдавленным рыданием. — …я никогда тебя не слушаю, Эльронд! Всегда поступаю наперекор. Какая же я дура! Возьми хоть поход к Эребору… останься я здесь, в защищённом Ривенделле, ничего бы не случилось. Моё сердце не изнывало бы от горя и вины, обо мне не судачили бы в каждой таверне как о безжалостной ведьме, и Фродо бы не попросил об убийственной услуге! А я бы не согласилась. И не нужно было. Ты говорил, умасливал, объяснял и отрекал, но нет же! Я вновь не внемлю голосу рассудка. Я такая глупая, Эльронд! Эльф великодушно и понимающе выдержал минутку, позволяя Ране вдоволь наплакаться и поругаться. Когда же она притихла на его плече, Лорд мягко погладил её голову, осторожно снял жёсткий платиновый обруч, упавший ей на лоб, и растормошил короткие рыжие волосы. — Ты иначе не могла. Беря в расчёт нашу родословную, ничего удивительного в твоём поведении не нахожу. Я тоже был крайне непослушен в юности. Помню, я никогда не исполнял приказы Маглора. А Эльгвансиэ… она была сущей крохой, когда наша мать бросилась в Море, и в Гаванях Сириона случилась резня. Эльрос боялся, что она попросту не выживет. Но даже тут наша с ним сестра пошла наперекор судьбе. Про Надхалура мне и говорить нечего… — И не надо про него, — отмахнулась Рана. Шмыгнула носом, утёрла глаза и в одночасье приняла невозмутимый вид. — Я пойду. Пора, засиделась я, — но не сделала и двух шагов, добавив. — Ты просишь Арвен уплыть на запад? Она не сядет на корабль. Я бы не села. А у твоей младшей дочери не менее крутой нрав, чем у меня, несмотря на её извечное спокойствие… Доброй ночи. Рана плохо помнила, как добралась до покоев, отведённых ей при первом появлении в эльфийском крае. На Ривенделл опустился вечерний туман, в свете луны превратившийся в серо-молочную дымку, и если девушке встретилось хоть одно знакомое лицо, то она его попросту не заметила. Схвативши перо, Рана лихорадочно зашарила по ящикам. Досконально изучившая каждый уголок комнаты в детстве, теперь она не могла отыскать даже самый неприглядный клок бумаги. Спустя пять минут — или чуть больше — Рана вновь взялась за перо и с образцовой аккуратностью вывела первое слово: Леголас Леголас? Да разве по легенде они настолько близко знакомы, чтобы писать панибратские обращения? Вздор! Девушка отскочила от стола, словно дикий зверь от беспорядочных всполохов огня. Как же написать? Уважаемый, досточтимый? Нет, к чему высокий слог? А может, дорогой господин? Как бездарно-то! Спаситель? Тон дурной. Милейший? Истинно похабство! Леголасу, принцу Лихолесья Княжна патетично осела на мягкий стул и спрятала лицо в ладонях. Глупо, глупо, невыносимо глупо! Затея, заранее обречённая на провал! Сейчас безразличный настрой был бы очень кстати! Эх, а в голове всё одно: интересностей хочу, новшеств удивительных. Да прокляты пусть будут взбалмошные желания потрясений. Леголасу, принцу Лихолесья Выведено тонко, мелко, замысловато, почерком чужим, ей самой незнакомым и сложным… Если б он только узнал, догадался! Жестокое притворство… Леголасу, принцу Лихолесья Направляю безмерную благодарность за находку! Смею ввести Вас, в некотором роде, в суть дела. В лучшие времена моей молодости, обозначившиеся беззаботными путешествиями по всему Средиземью, со мной приключился пренеприятный случай. Потеря медальона как следствие запредельной невнимательности. Вы не подумайте, что я не придаю вещам ценности. Наоборот, я не хочу, чтобы это поразительное по своим свойствам украшение затерялось в моей памяти как очередная безделушка. А посему примите медальон назад, как знак моего восхищения к Вашему благородству, ибо мне не знакомы деятели, что так бережно относятся к чужим украшениям. Так или иначе, рисунок на лицевой стороне послужит Вам в качестве доказательства близкой дружбы с домом Эльронда. С сердечными извинениями, что нам не довелось встретится и познакомиться лично, Упругое перо, едва не перечеркнув записку, соскользнуло с пальцев. Кто мог обладать медальном? От чьего имени письмо? В неконтролируемом порыве Рана встала, со скережетом сместив назад стул. Отчего так тяжело ворочаются мысли и не получается выдумать хоть сколько-нибудь правдивое заключительное слово? Княжна? Не так уж много в Ривенделле княжон, чтобы без опаски оставить такую подпись. Леди Мэнелантэль? Неоправданный риск — королевич может вспомнить. Однако… побег из лихолесской тюрьмы, скорее всего, оставил приятный след доверия в его душе, а потому Ярниа подправила и воспоминание о том, как Рана поведала принцу её тайное имя, после чего Леголас решился на жест доброй воли. Тайное имя? Рука, не дожидаясь согласия разума, взмыла над исписанным листом. Кончик пера глубоко окунулся в чернильницу, а следом, прогнувшись до жалобного треска, впился в тонкий слой бумаги. Перо не слушалось, царапало первые буквы, будто имело собственного повелителя, который вдруг отдал приказ на языке давящей и беспринципной власти Господина над своим рабом. Эль К Ране вернулась способность действовать подконтрольно. Отбросив перо и прижав ладонь к груди, она с детским любопытством изучала три рваные, но имеющие необъяснимую прелесть в тонкости начертания буквы. Э-л-ь. Славное, простое и одновременно приятное до сладости под языком сочетание! Ране до того понравилось это короткое, не сказать, что заурядное, но и не отличающееся красотой, имечко — Эль, что девушка не стала поправлять его. Перечитала письмо, свернула его, подвязав медальон, и твёрдо решила называться Эль в ситуациях безысходных — когда нет возможности представиться ни одним принадлежащим ей именем. В коридоре, напевая под нос сонную песенку, зажигала фонари придворная эльфийка. Рана узнала её по длинным темно-золотистым косам и редкостно выразительным глазам, которые она открывала широко-широко, непрестанно подмигивая. — Туйлиннэ? Не окажешь мне услугу? — Смотря какую, госпожа, — улыбнулась эльфийка. В её глазах с готовностью заплясало резвое любопытство. — Ты случайно не заглянешь в гостевые чертоги? — Загляну, госпожа. У меня есть поручение от господина Эрестора. Кое-что передать магу Митрандиру, — Туйлиннэ беспокойно смяла тонко расшитую узором перьев юбку и важно подняла подбородок. — Тогда, коли тебе по пути, постучи к принцу Лихолесья и отдай свиток с медальоном, — Рана, помедлив, протянула ей передачку. — И сразу уходи. Если он спросит, кто и где дал тебе письмо, то ты ничего не говори. Особенно про меня. Промолчи, будто и не слышишь его вопросов. Хорошо, Туйлиннэ? — Да, госпожа, — часто заморгала эльфийка и хохотнула. — У тебя всегда такие чудны́е просьбы. — Вот и славно. Тебе интересно, а моей душе спокойно… — Рана ухватилась проницательным взглядом за танцующую походку эльфийки и окликнула её у винтовой лестницы. — Туйлиннэ! У тебя все благополучно? — А тебе, госпожа, что за кручина? — подвижные брови её удивлённо метнулись вверх. — Никогда не спрашивала о тебе, оттого совестно стало, — Рана почему-то смутилась. И правда, сдалась ей эта вертлявая эльфийка? — Знаешь, госпожа, мой муж говорил — если ненастья наседают гурьбой, то вскоре их обязательно разгонит счастье. Но счастье приходит только к тем, кто ожидает его с улыбкой, — она неясно усмехнулась, отведя глаза. — Самый тёмный час перед рассветом, верно? Туйлиннэ не ждала ответа. И Рана благоразумно не ответила, негромко спросив: — Что стало с твоим мужем? На длинных ресницах эльфийки в свете разноцветных фонарей заискрились слёзы. Она заморгала ещё быстрее, нервная улыбка исказила её розовенькие губы. — Он мёртв. Его убили. Сочувственно, но словно принуждённо поклонившись, Рана притворила дверь прежде, чем Туйлиннэ вспорхнула по лестнице прочь. Княжна равнодушно потушила свечу, для приличия поправила воздушные занавески и подхватила куницу, крадущуюся за усталым паучишкой, на руки. А потом вдруг сдавленно вскрикнула и без сил опустилась на колени подле кровати, зарыдав.***
— Я всегда знала, что твоя любовь к близнецам в разы крепче и обширнее, чем ко мне, — плавно смахнув утренний иней с перил, дочь Эльронда деланно расстроенно покачала головой. — Иначе как объяснить твои предпочтения? Тебя невозможно удержать от участия в разведывательной вылазке моих братьев, а остаться со мной в Имладрисе ты наотрез отказываешься. — Арвен, но… — Пустое, сестрица, пустое, — тихо улыбнулась та, чудеснейшим образом переиначив отчаяние Раны в нелепую растерянность. — Я бы с непередаваемым удовольствием уподобилась тебе. Отправилась бы на поиски вражеских соглядатаев с братьями. Или с Эстелем… хотелось бы напоследок понаблюдать, как из него рвётся следопытская натура и указывает верную дорогу из-за одной, совсем не приметной мелочи: сломанной ветки, по-особенному придавленной травы или вмятинки на стволе бука, — мечтательно раскалилось серебро её глаз. — Однако времена изменились. Давным-давно другая и я. — Ты же не хочешь, — слова застряли в горле, будто увязли в зыбучем песке. — Не хочешь уплыть в Валинор? Ты же обещала… — А что остаётся? Ты, бессовестно не спрося ничьего совета, решаешь отправится в поход, откуда, вероятнее прочего, не вернёшься. Арагорн по долгу происхождения думает идти с вами, и, будь покойна, его мало что удержит. А в Имладрис его не приведёт ни одна дорога из Гондора: ни королевская, ни бродяжническая, — нос её прелестно порозовел — то ли от слез, то ли от холода. — Отец настаивает. Противиться я воли больше не имею. — Никакой надежды? Мечты твои пусты, а желания в изгнанье? Арвен, ты опускаешь руки? — Я слышу несмелый упрёк. Рана, ты в изумленьи от моих решений, я в изумленьи от тебя. Не ты ли потеряла надежду, её толком не обретя? Ты пытаешься во мне зажечь огонь веры, а сама бросаешься в пекло, лишь бы согреть душу, что прозябает во льдах? Не находишь ли это неправильным? Отчасти лицемерным? Рана спустилась на ступень ниже. Высокая, статная эльфийская принцесса представилась ей грозной всезнающей королевой, от которой не утаить ни одной, даже самой безобидной и никчемной мыслишки. Захотелось стать совсем маленькой, как во времена их первой встречи, когда Арвен одарила её осторожным, но приветливым взглядом и постаралась пригладить топорщащиеся рыжие волосы. В тот день Рана не далась ей, недоверчиво оттолкнула лёгкую ладонь и вжала голову в плечи. А сейчас пожертвовала бы многим, чтобы Арвен приласкала её, как брошенного на произвол судьбы щенка. — Тебя я считала своей надеждой. Когда я сбежала из Ривенделла, вокруг была только тьма и страх, но мне показалось, что моя вера в лучшее внезапно сосредоточилась в тебе, — Рана прижала кончики пальцев к ледяным перилам, оставляя горячие отпечатки. Холод бодрил, придавал силы для откровений. — Я представила, как ты ждёшь моего возвращения, не допуская сомнений — я обязательно вернусь. И, хочешь верь, хочешь нет, это подарило мне небывалую смелость. Но если свет Вечерней Звезды угаснет, как я вернусь домой? — голос девушки надломился. — Близнецы не встретят меня буйными, весёлыми затеями? А ты не рискнёшь солгать отцу, чтобы прикрыть наши хвосты? А потом Эльронд не наругает нашу дружную четвёрку? — А это случится? — прошептала Арвен. — Прошло около четырёх сотен лет с того дня, когда мы вели себя не как принцы и принцессы, а как дети: без страхов, забот и печалей. Рана, наше время вышло. — Или пока не пришло, — облизала пересохшие губы та. — Когда мы вернёмся, озеро замёрзнет? — Да, но вам нужно будет готовиться к походу… — Чудно, — вроде бы радостно, но не до конца искренно перебила Рана. — Близнецы меня поддержат. Хорошо бы сделать так, чтобы и наш вечно озабоченный и вечно хмурый Эстель не воспротивился. Понимаешь, о чём я? — Рана! — громче обычного вскрикнула Арвен, и её голос звонко отразился от скал. — Ты сошла с ума, — она возмущенно хмурилась, но щёки эльфийки уже азартно разгорелись румянцем. — Тогда и принц Леголас обязан присутствовать! Девушка отступила, улыбка сошла с беспомощно приоткрытых губ, и она, обезоруженная выпадом сестры, хватала ртом воздух, словно его вытеснили из грудной клетки неожиданным ударом. Левая рука конвульсивно дёрнулась. — Это попросту невозможно, Арвен. — У вас будет достаточно времени, чтобы стать хотя бы друзьями, — эльфийка ободряюще погладила впалую щёку Раны. — Когда? Я ухожу с разведчиками через четверть часа! — Эльрохир сказал мне, что уговорил принца идти с вами… Рана не без ошарашенного и не вполне приличного шипения отняла руки эльфийки от лица и воинственно прохрипела: — Арвен Ундомиэль, молю, стань свидетелем моих слов, ибо если по возвращении нашего разведывательного отряда ты лишишься одного брата, знай, именно я — своими собственными руками! — придушила кого-то из близнецов! — Уверена, им станет Эльрохир, — вдогонку уходящей девушке проговорила Арвен. — К Элладану ты испытываешь особую симпатию! Рана лишь недовольно хмыкнула, скрываясь за конюшней. Молодая рыжая кобылка тотчас ткнулась холодной, влажной мордой ей в щёку и ворчливо фыркнула. — Не сейчас, милая, — судорожно отпрянула Рана. — Мне бы дрын какой-нибудь отыскать да покрепче. И устроить их пустым головёшкам славную встряску! — …Не возьму в толк, зачем мы берём лошадей? Разве суть разведчиков не передвигаться как можно тише и незаметнее? — за спиной раздался мелодичный — да провались он пропадом своей же красотой и приятностью — голос королевича. — От границ Имладриса мы обязаны отойти приблизительно на лигу после заката. Под покровом ночи нам будет легче запутать возможных лазутчиков. Поэтому за сей день нам необходимо добраться до северного поста, чтобы встретиться ещё с двумя нашими разведчиками. Лошади нужны исключительно для быстроты, удобства и удовольствия! Мы налегке! Без сёдел, уздечек и стремян! — с жаром разьяснил Эльрохир. — Вы пообещали мне, что из Ривенделла выйдем втроём, — негромко зашипела девушка Элладану. Но не в меру ушастый Леголас всё равно разобрал сущность её обиды: — К слову, мне говорили тоже самое! Представьте, лорды, впервые я солидарен с опальной ведьмой в неудовольствии. — Принц Леголас, какой бы глубины не была пропасть Вашей неприязни, я обращаюсь к Вам со свойственным королевской особе уважением. Многого просить не смею, но настаиваю, чтобы и Вы относились ко мне подобающе. Я не уличная оборванка, не нищая сиротка, а княжна. Предлагаю не забывать про титулы, как благонравные представители наших королевств и княжеств. — Всенепременно, княжна, — находящемуся в преувеличенно весёлом расположении духа эльфу доставила непритворное — чуток подлое — удовольствие её длинная пафосная речь. — Мне только в радость тешить твое необъятное самолюбие. — Уж позвольте охотно верить в это, королевич, — огрызнулась Рана, нервно запустив пятерню в медово-красную гриву лошади. — В путь, друзья, в путь! — торопливо предложил Элладан, чей конь встал на дыбы прямиком между ссорившимися. — Клянусь, я вам отомщу и моя месть будет невообразимо жестокой, — Рана, якобы нечаянно, дёрнула брата за рукав и подтянулась к его острому уху. — Я уже догадался, — не размыкая губ, ответил Элладан. Из ущелья выбирались без лишних разговоров, единодушно наслаждаясь перекличкой скрипа кварца под копытами, многоголосого эха и пыхтения лошадей, предвкушающих скорую свободу равнинных угодий. После происшествия с назгул у тайного хода неустанно дежурили эльфы. Наши же разведчики на пару минут опоздали к смене караула и встретили двоих отстоявших часовых до того, как покинули долину. На обросшем то утесником, то терновником, то голыми скалами плато лошади перешли с рыси на галоп. Эльфы их не ограничили в желании размять окоченевшие мышцы. Говорили о неважном: о погоде на западе, о погоде на севере, о первых заморозках и о раннем приходе зимы. Единожды Рана завела беседу о вылазках. Они знали — уже три отряда отправили окрест Имладриса. Девушка спросила, почему их путь лёг именно к северу. Эльрохир коротко пояснил, что стороны-то света закончились, и выбора они, увы, лишены. Элладан, пнув брата в бок, оспорил тем, что с севера веет нежеланной живостью природы. А ещё кострами. К полудню Эльрохир окончательно — и скоропостижно — потерял контроль над жаждой авантюр. От пограничного лагеря их отделяла миля, не больше. И, обосновав своё предложение следом мысли о необходимости искры азарта, он агитировал спутников на маленький заезд. — Ну, Рана, покажи-ка, не исчезли твои умения наездницы? А то бахвалиться — ты первая, а до скачек дело уж сколько лет не доходило! — сквозь смех подтрунивал Эльрохир. — А твой талант глотать пыль ещё при тебе? — оскалилась девушка. Кобыла нетерпеливо мялась и прядала тёмными ушами. — Я тебя обгоню, спорим на ту загадочную бутыль из кабинета Лорда Эльронда? — Он вам уши оторвёт, — рассудительно предупредил Элладан. — Спрашиваешь, конечно спорим! — замечание только раззадорило второго близнеца. И, согласовавшись с остальными, они рванули вперёд, за считанные секунды обогнав Элладана с лихолесцем. Скачки. Товарищеское соперничество. Дело чести. Леголас и опомниться не успел, как они с лордом оказались далеко в хвосте. Будучи коренным жителем леса, на неограниченно-пустом плато он к собственному изумлению и досаде так и не смог сконцентрироваться на жажде победы, присущей каждому, кто однажды вкусил её триумфальную сладость. Отвлекало всё: закатное солнце; потерянные тяжёлые облака; жёсткий промерзший камень под копытами и Элладан, по странной причине не пытающийся угнаться за безумными наездниками. Они одновременно перешли на быструю рысь — упускать из виду бурных скакунов не хотелось — и лорд ответил на незаданный вопрос королевича: — Эти двое никогда не оставляли мне шансов. Эльрохир по определению держится на коне увереннее меня. Натура у него… конская. Неугомонная, то бишь. А Рана — ненавистный противник всех наездников. О да, ещё с детства, — оживился эльф, приметив недоверие на лице северного собрата. — Её характерная черта езды до смешного проста. Она не тесно соприкасается с разумом лошади, не выискивает слабые места соперника и не выбирает нужную тактику. Нет! У неё нет плана, тактики, в этом и беда! Ни за что не угадаешь, куда она вильнёт, когда придержит лошадь, а когда притворится, что потеряла всякое влечение к победе. Непредсказуемость во многом ей помогает. Они добрались до лесистой части Эриадора. Опершись о шершавые стволы сосен, из тени за прибывшими наблюдали трое разведчиков. Они скинули серые капюшоны и с улыбками обсуждали кружившихся в зигзаге почёта и позора Рану и Эльрохира. Очевидно, девушка одержала победу. И заслуженно. Эльф явно не имел намерений поддаваться, а теперь настойчиво утверждал, что ей, как всегда, помог случай. Не отвлекись его конь на клокочущего орлана, он сто против одного прибыл бы первым. Ухмыльнувшись его бездарным оправданиям, Леголас прищурился от огненного несоответствия Карниалтэ и рыжей кобылки с мрачной серостью предгорной местности. Яркое, притягательное теплотой оттенков пятно в пугающей безмолвием, грязной, задыхающейся в пыли природе. Она вынуждала любоваться собой, будто нарочно красуясь, гарцевала и… смеялась. Невыразительно, сипло, но поразительно приятно и знакомо. Редкое ощущение всколыхнувшихся воспоминаний, словно запах или вкус из счастливых секунд безвозвратно потерянного прошлого. Вот бы ухватиться за них, на миг продлить наслаждение красотой и жестокостью другой жизни, когда в голове свистел ветер, а на душе лёгкость, не затоптанная убийствами и потерями. Вот бы вечно смотреть, как непринуждённо Карниалтэ пригибается к светлой холке резвой лошади, как естественно падают тёмно-рыжие космы на острое лицо и как — не по правилам прилежных леди — она стряхивает их с глаз взмахом головы. Смотреть и никогда не вспоминать о её злодеяниях. — Твоя правда, Карниалтэ недурная наездница, — в непривычном оцепенении пробормотал Леголас. — И по натуре своей недурная она, — скромно добавил Элладан. — Попытайся поверить, Леголас, Карниалтэ никогда бы не убила невинных существ по своей воле. Если она поступила так, значит, нужда была неоспорима, а ужасный исход — неизбежен. — Отец говорил похожие слова, — королевич с неприязнью отвёл глаза, и его лицо исказилось в гримасе отвращения — не только к Карниалтэ, но и к себе, ибо он позволил, пускай мимолетно, восхититься ей. — Король Трандуил защищал её? — конь Элладана взбудоражено рванулся, и эльфу пришлось юрко соскочить, чтобы удержать его. — Он рассказывал ещё что-то о ней? — Я попросил его никогда не упоминать о Ране Карниалтэ, — Леголас, долго не думая, спешился следом. — Он твердил, что ей руководила злая воля. Однако был приказ уехать с поля брани. Она ослушалась. И как итог — её руки в крови невинных. — А будь в твоих руках несокрушимая сила, но ты в полной мере не изучил бы её природу… — Я бы не использовал её, Элладан! Без уверенности, что она не навредит тем, кто этого не заслуживает, — отрезал королевич. — А если бы знал, что сейчас вражеские отродья безжалостно оскверняют тела, убивают твоих родичей, товарищей по оружию, близких друзей, семью? Ты бы взаправду бездействовал, стоял в стороне и следил за их смертью? Мне бы не хватило выдержки, — он осуждающе покачал головой и повёл коня прочь. — Ты защищаешь её, оправдываешь! — не громко, но твёрдо бросил Леголас. — Да, — наполовину развернувшись, кивнул лорд. — Потому что против её одной ополчился весь мир. Леголас почувствовал ненужный укол совести. Юная, чрезмерно самоуверенная, уязвимая княжна — легче добычи не найдёшь на белом свете. И каким образом она до сих пор жива-здорова? И кто останется на её стороне в роковой час? Чьему сердцу она будет воистину дорога?