Весь мир театр, а иногда ситком

Ксюша… Привыкла быть одна. Точнее не так. Ксюша привыкла быть без пары. Пока все её одноклассники познавали прелести первой влюбленности, Ксюша просто жила. Общалась, училась и не парилась об этом. Одна и одна. Такое бывает. Поэтому она с радостью приняла предложение Квашонкина вступить в их театр. Находиться в тусовке всегда приятно, причём в такой разношёрстной тусовке. Она никогда не метила в актрисы, ей просто не нужно было. Как говорила Яся: «На сцену идут те, кто не чувствуют любви родных, поэтому ищут её извне». А Ксюша любила себя, а большего ей и не надо. Но все же… Иногда она чувствовала себя одинокой. Недолго и несильно. Просто раз или два в месяц она включала грустные песни и думала. Слишком много думала. Но на следующее утро всё уже было нормально. Но в один момент это изменилось. В параллели появилась шумная, яркая, саркастичная Елизавета… Или Варвара. А лучше вместе. Елизавета-Варвара. И Ксюша перестала чувствовать себя одинокой в принципе. Лиза могла развеселить любого. Или довести до истерики. Смотря, как она к вам относится. Возможно, по этой причине её заметил Вова. А если тебя заметил Вова, то ты вступаешь в театр. У тебя, не то чтобы, есть выбор. Да и Лиза была слишком упрямой и наглой, чтобы отказаться. Но Ксюша всегда смеялась в её присутствии. А потом Лиза стала проводить в чужом доме больше времени, чем в своем. На удивление, ничьи родители против не были. Потому что: «Наши девочки так хорошо дружат». И они действительно дружили. Ксюша задавала интересующие вопросы про бисексуальность и как Лиза чувствует себя в отношениях с разными партнёрами, потому что была только по парням, но всё равно интерес ко всей этой теме не пропадает. Лиза же с удовольствием рассказывала и слушала все рассказы Ксюши про парня в метро или нового персонажа. Иногда им обеим не хватало того, чтобы их просто выслушали. Естественно, у них был тот очень странный и неловкий диалог. — А я тебя привлекаю? Как девушка? — Прости, Солнце, но ты не в моем вкусе. И Ксюша выдохнула с облегчением. Всё их общее окружение не понимало, как они сошлись. Как это произошло в принципе. Потому что есть Елизавета-Варвара, которая на каждую колкость ответит ещё более острой шпилькой, и Ксюша, которая помирит всех и расскажет стихотворение про булочку. Но у них была замечательная подружба, которую они бы ни за что не поменяли. Поэтому, когда Вова сказал: — А что если превратить Александра в Александру? Ксюша уже знала, кто идеально подойдёт на эту роль. — Но тогда нужно будет заменить, как минимум ещё Софью на… Софокла, — быстро остудил чужой пыл Эльдар. — Давайте просто не будем менять текст? Ну критично, — видимо Вова вынашивал эту идею давно, так как уже всё расписал в своей голове. — А может, — подала свой голос Ксюша, — просто поменяем всех одеждой? Парни всё также будут в костюмах, а женщины в платьях, но мы немного перевернем «традиционные» понятия. — Тогда нам всё равно нужно ещё заменить Молчалина. И Лизоньку, — не унимался Эл. — Это вообще не проблема. Народу много, найдем кого-нибудь, — иногда целеустремлённости Вовы можно позавидовать. Он один мог переспорить Эльдара. — Ладно. Но кого тогда возьмём на главные роли? — и это победа, поэтому, пока Гусейнов не видит, Вова и Ксюша дали друг другу пять. — Лизу, — выкрикнула своё предложение Ксюша. — И Малой, — поддержал Вова. И Эльдару пришлось только согласиться. Потому что издеваться над взрослыми дядьками и тётками из комиссии на фестивале, всегда приятно. *** Саша стоял перед Лизой. Лиза стояла перед Сашей. Всё ждали взрыва. Почему-то все думали, что этот дуэт будет максимально… Вспыльчивым. Осмотрев друг друга с ног до головы, они одновременно протянули руки — Елизавета-Варвара. У тебя очень классный хвостик. Тебе идёт. — Саша Малой. Твоя укладка тоже крута. Похожа на парящее облачко, — в этот момент где-то усмехнулся один Вова, глядя на Эльдара, который тоже улыбался. Приятно знать, что тебя понимают с полуслова. От соприкосновения взрыва не произошло. Возможно эту школу спасли волосы, но никто об этом знать не должен. — Итак, господа и дамы собравшиеся, — Эльдар готовился к долгой речи о важности фестиваля, — 15 октября будет наше мероприятие. Нам нужно найти костюмы, прорепетировать, построить декорации и разобраться до конца с ролями. — Но в этом году мы решили всё перевернуть, — с энтузиазмом и горящими глазами подключился Вова, — поэтому роль Чацкого у нас играет несравненная Лиза. — Ты мне льстишь. — А роль Софьи сыграет к нам недавно присоединившийся — Саша Малой, — Вова оглядел присутствующих, и увидел некоторые недовольства по этому поводу, — надеюсь ни у кого не возникает сомнений, особенно после вчерашнего письма Татьяны, что Малой прекрасно подходит на роль кисейной барышни. В момент все недовольный в миг поутихли. Возможно, предупреждающий кашель и холодный взгляд Квашонкина, возымел эффект. Долгополов сжал чужую руку, успокаивая одним простым движением. Как говорится, за сына и двор… Да и Малой ему тоже нравился. Как выяснилось, Александр Раковских неплохо разбирался в литературе. Его умение в литературный анализ очень удивляло на фоне класса технарей-юристов. Да и собеседник из него неплохой. На некоторых особенно скучных уроках (химия, биология, заставляющие двух Саньков помирать от скуки) они разгоняли какие-то шутки, находили загадки. Всячески развлекались, проще говоря. Это не всегда получалось тихо, но они старались. Честно. И, если Леха захочет показать кому-то, на что бывает способно «самое страшное ОПГ» их школы, Санечка тоже сможет дать этому кому-то в глаз. — Вижу несогласных нет, — Ксюша весело ухмыльнулась и подмигнула чете Квашонкиных-Долгополов, — поэтому сейчас мы распределим оставшиеся роли. И, как вы понимаете, пропаганда среди несовершеннолетних и прочие бла бла бла, поэтому Молчалин, Лизонька и Петрушка тоже сменят пол. — Поэтому мы подготовили списки примерных ролей. Тех, кого хотят видеть режиссеры: Ксюша, Эл и Я, — Вова стоял с какой-то толстой папкой и старался перекрикнуть все волнения, которые собирались развиться до размеров цунами. Всё это время Пушкин сидел поодаль. Он привык к этому. Привык к балагану. Привык к недовольным. Но в этот раз всё зашло слишком далеко. Или это задумка режиссеров их так возмутила (не самая удачная по мнению Пушкина, но определенно способная встряхнуть эту старую комедию), или же из-за Малого, которого сразу же взяли на главную роль. И второй пункт возмущал Костю больше всего. Вчера он видел, как Малой играл, и некоторые из присутствующих, никогда не будут способны играть настолько правдоподобно. Он уже готов был встать, но тут уже вступился Эл. А значит пожара не избежать. — Послушали все, — Гусейнову даже не требовалось кричать, чтобы заставить замолчать всех. Один его ледяной взгляд, которым он прошёлся по каждому, заморозил почти начавшуюся бурю, — если вас что-то не устраивает, то двери открыты. Насильно тут никто никого не держит. Если вам не нравится наша задумка, то милости просим, на выход. — Ваша? Как долго Вова тебе отсасывал, чтобы ты согласился? Видимо кто-то не слишком умный решил всем это доказать. Тишина повисла мертвым грузом надо всем актовым залом. Долгополов сильнее сжал руку Квашонкина, хотя сам уже готов был лететь первым. Лиза обернулась на Ксюшу, но та лишь покачала головой из стороны в сторону. Гарик прикидывал, как далеко ближайшая аптека. Вова вышел к нахалу. — Вон, — от тона Бухарова заледенел каждый, а стены и окна, будто покрылись инеем. — Что, прости? — обидчик точно не отличался умом. — Вон я сказал! И чтобы ноги твоей здесь больше не было! — тем же тоном повторил Вова. Обидчик пулей вылетел из зала, а Вова обернулся к остальным, — если я узнаю, что вы с ним что-то сделаете, то отправитесь следом. Он не стоит вашего исключения, — Бухаров выразительно обвёл взглядом сначала Квашонкина с Арановой, а потом и остальных. «Заботливая мама СНГ» — подумал Малой: «Сначала даст по жопе, а потом пожалеет». В тот день больше никто не ушел, поэтому все разобрали роли и началась репетиция. Фамусовым, закономерно, стал Лёша, от чего светился сильнее обычного ("Теперь я точно твой отец, Малой") А на роль Лизоньки, или же, Лиса («Мы ещё работаем над твоим именем, Сань») идеально подошёл Долгополов. Гарик же стал Скалозубом («Мне теперь чё? Зубы скалить постоянно?»). Всё согласились, что это роль его. Да и все остальные роли были распределены, кроме Молчалиной и Петрушки. Господа и Госпожа режиссёры рассмотрели всех девушек, которые были в театре, но никто не мог полностью удовлетворить их запросы. Да и не все девушки, откровенно говоря, хотели играть мужские роли (поправочка: никто не хотел). — Тогда придётся пойти на крайние меры, — начал Эльдар, — в том году она говорила, что всегда будет готова нас поддержать. — Думаешь, она сможет? — Вова тоже понимал, что это необходимо, но все ещё сомневался. — Другого выбора у нас нет, — поддержала Ксюша и с тоской посмотрела на Лизу, — я ей напишу. Парни кивнули и объявили, что пока они будут вместо Петрушки и Молчалина. — Если что натянем юбки с париками и как-нибудь выкрутимся, — широко улыбаясь Вова, махал сценарием. — Будем нарушать закон о пропаганде среди несовершеннолетних, будучи несовершеннолетними, — поддакнул Пушкин. Тем временем Лиза замерла, как статуя, когда услышала Ксюшин голос: — Привет, Ясь. Тут такое дело… *** Саша был в восторге! И это ещё плохо сказано. Он вымотался, почти задохнулся от количества слов и тяжких вздохов, но всё равно продолжал улыбаться. И Лиза ему очень понравилась. Они на удивление очень быстро спелись и чувствовалась вся химия, которая творится между ними. Да и с Вовой всё отлично получается. Малой ощущал чужой напор в общих сценах, у Саши действительно ноги от этого подкашивались. Но они всё равно начинали смеяться, как ненормальные, когда выходили из образа. — На сегодня хватит, — сказал Эл, поглядывая на часы, — пока всё хорошо. Но можно лучше. — Режим-терминатор активирован, — шепнул Вова, на что вся труппа закивала головами. — Малой, переигрываешь. Лиза наоборот, иногда не дотягиваешь. Долгополов меньше истерик — больше дела. Квашонкин, хватит зажимать Лизоньку! Хоть Эл выступал сам очень редко в последнее время, но каждый его совет на вес золота в их театре, так как Гусейнов желает своим «детям" только лучшего и готов поддержать каждого. — Теперь все точно свободны. За окнами уже стемнело достаточно давно, поэтому все быстро разбрелись. Гарик уже строчил кому-то с блаженной улыбкой на лице, но всё-таки решил записать голосовое: — Мы закончили. Я вымотан. И хочу есть, — и вышел за двери. Ксюша с серьезным лицом говорила что-то Элу и Вове, а те в свою очередь кивали с серьезными лицами. Но тут уже не выдержала Лиза. — Я понимаю всю важность ваших разговоров, но, если вы напишите ей раньше восьми утра, я вас лично прирежу, — всё-таки эта девушка была остра на язык, — чай? — Чай, — Ксюша уверено кивнула и под руку с Лизой покинула помещение. Лёша уже ворковал со своим Санечкой, закинув тому руку на плечи. — Санечка, ты такая актриса, я прям тащусь. — Я женщина, а значит я актриса. Во мне сто лиц и тысяча ролей. А ещё я вдов играю. Весело смеясь они вдвоём покинули актовый. Практически все ушли. Саша тоже готовился выходить, но взгляд в сторону Пушкина, который смеялся над чем-то с Вовой, заставил его остановиться. Он ещё не разу не видел, как Костя не то что смеялся, а даже улыбнулся. Хоть немного. И сейчас Саша застыл. И просто любовался. Возможно у него появилась ещё одна цель: рассмешить Константина Пушкина. А целенаправленный Малой способен на многое. — Костя, а тебе в какую сторону? — на этом пока «многое» и ограничилось. — Я в магазин собирался, а что? — Костя задумчиво почесал свой подбородок, ухмыляясь. — О. Мне тоже туда надо, — наверное, это было весьма навязчиво, да и денег у Саши несильно много, но отступать уже поздно, — пойдем тогда вместе? Костя с удовольствием, как показалось Саше, кивнул. Махнул Элу с Вовой, которые всё ещё что-то обсуждали между собой и вышел. За ним следовал Малой, который, желая попрощаться, заметил, как доверительно Вова облокотился на Эла и что-то ему шептал. Улыбнувшись, Саша ничего не сказал и наконец-то ушел. — Наконец-то этот день закончился, — Вова бы точно упал, если бы не Эл, который придерживал его. — Я чуть не вьебал тому мудиле, — Эл поглаживал чужие волосы и сам старался не упасть. Это давалось с трудом. — Я это почувствовал, и поэтому пошёл первым. Нужно ещё убедиться, что наши детки не убьют его где-то за гаражами. — А они могут, — тяжело вздохнул Эл. И на этом действии последние силы оставили его. Собственные ноги подкосились, поэтому Эл стремительно полетел вниз. А так как до этого он обнимал Вову, то второй полетел вместе с ним. От сотрясения Эла спас Вова, который вовремя подставил руки. Опять. — Чувак, ты как? — паника в чужих глазах была понятна, но от этого не менее желанная. В своих мыслях Эл танцевал, напевая: "Меня любят. Меня любят" - и внутренне сотрясаясь от смеха. — Я так тебя люблю, Вов. Ты не представляешь, — голос Гусейнова понизился до интимного шёпота, будто кто-то ещё мог услышать их в пустом зале. — Я люблю тебя не меньше, Элыч, — так же тихо ответил Вова. Они нечасто говорили это вслух, предпочитая, показывать, но всё же говорить и слушать эти редкие признания было безумно приятно, — Могу я.? — Вова замялся. Иногда его режим обольстителя выключался. Но только наедине с Элом. Гусейнов просто кивнул. Естественно, они целовались и до этого. И целовались много, но каждый отличался от предыдущего. Каждый рассказывал разное. Эл, всё ещё прижатый Вовой, запустил руку в чужие волосы и чуть-чуть надавил, затягивая сильнее. А Бухаров с удовольствием поддался этому. Они бы пролежали так ещё долго, если бы не услышали учтивое покашливание. — Мальчики, — в дверях стоял Михаил Григорьевич, — я, конечно, не против. Это ваше дело, но давайте не в школе. Вова спрятал своё покрасневшее лицо в чужом плече. — Простите, Михаил Григорьевич, — взял ситуацию в руки Эл, — мы уже уходим. — Надеюсь на это, — улыбнувшись Шац быстро покинул зал. — Я ему теперь в глаза смотреть не смогу. Эл улыбался глядя в потолок. Через пару минут актовый зал погрузился в темноту. *** — Ты когда-нибудь задумывался зачем так много видов сметаны? — Малой с недоумением стоял у холодильника, пока Костя упорно там что-то искал. — Она вся отличается, Саш, — Костя наконец вытащил какую-то особую сметану и положил в корзину, сверяясь со списком, — пошли за хлебом. — Не собираешься возвращаться в семью? — Малой усердно преследовал свою цель. — Минус балл, — цель его усердно избегала. Но Саша не отчаивается. Он попробует ещё раз. Хоть двадцать, сто, тысячу раз. Но своего он добьётся. — Кость, — но иногда нужно совершать тактическое отступление, — а что это за баллы? — Рано тебе об этом знать, Саша. Не дорос ещё. — Не всем же шпалами рождаться. Иногда и рельсы нужны. И тут Костя улыбнулся. Без насмешки или чего-то подобного. А просто… по-доброму. И Саша уже считал себя победителем. — Ты путаешь понятия. Рельсы длиннее шпал, — Костя всё ещё улыбался. Он не сказал, что ему понравилось, но почему-то Саша был уверен, что это так. Закончив с покупками, они покинули магазин. Костя нёс тяжёлый пакет и делал вид, что не заметил отсутствие товаров у Саши. Так они и направлялись домой. К Косте. Потому что Сашин дом они уже давно прошли. С Пушкиным очень приятно общаться, по крайней мере Малому. Он много знает, прекрасно шутит и спрашивает, что о том или ином вопросе думает Саша. И это… Очень притягивало. А ещё Малой понял, что ему приятно, когда его хвалят. Точнее хвалит. Точнее, приятно, когда хвалит только Пушкин. У Санька ноги подгибаются каждый раз, когда он слышит «Ты ж мой хороший» (и пусть это было сказано один раз, когда он чуть не наебнулся, запутавшись в ногах). — Ну всё, — Костя порылся в карманах и достал ключ от подъезда, — спасибо за прогулку и за беседу. С тобой приятно разговаривать. — Да не за что, — Саша посмотрел на Костю снизу вверх — повторим как-нибудь. — Обязательно, — Костя потрепал Малого по голове, словно собаку, — ты ж мой маленький. Только, когда дверь за Костей закрылась Малой оживился и потрогал место, где его погладили. У него появилась ещё одна цель.