Приятный вечер в ужасной компании

      — У нас всего два правила, но они оба одинаково важны, — объясняла Люмин, пока Тома зажигал свечи, а Чайлд с интересом проверял кровать. Он уже попрыгал на матрасе и перещупал все подушки, а теперь заглядывал под расстеленный поверх постельного белья плед.       — Это что, шелк?       Люмин схватила его за лацкан пиджака и дернула на себя, заставляя отпустить простыню и подняться на ноги. Стоя во весь рост, Чайлд возвышался над ней на добрые две головы, но даже в тени его массивной фигуры Люмин совсем не казалась бессильной или безобидной.       — Первое: при любом выражении неудобства с любой стороны мы немедленно останавливаемся. Достаточно сказать просто «хватит» или, там, «стоп», «пощады»…       — «Пощады»? — осклабился Чайлд.       — Можешь надеяться, что тебе это не понадобится.       — Могу и буду. Второе?       — Мне можно трогать Тому. Тебе — нет.       — Что, совсем?!       Пользуясь тем, что Люмин с Чайлдом были увлечены спором, Тома позволил себе улыбнуться. Фитиль последней свечи вспыхнул под подушечками его пальцев, разогретый энергией пиро. Тома встал в углу комнаты, скрывшись в тенях до тех пор, пока он не понадобится Люмин.       — Совсем, — сказала она с нажимом.       — А если не руками?       — Тоже нельзя.       — Даже премалюсенький поцелуйчик?..       — Чайлд!       Он страдальчески вздохнул.       — Ладно! Никак, ничем, понял! Теперь ты меня поцелуешь?       Люмин обняла его за шею, заставляя наклониться к себе.       — И не только.       Глядя на сгорбленную спину Чайлда, Тома думал о том, что заставило его именно просить о поцелуях. Может, когда-то он попытался поцеловать Люмин без предупреждения, и ей пришлось научить его манерам. Урок он явно усвоил.       Не отрываясь от губ Люмин, Чайлд начал стаскивать с себя пиджак. Тома быстро и бесшумно шагнул вперед. Чайлд все равно заметил — мигом обернулся, но Люмин положила руку ему на щеку и развернула обратно к себе.       — Не обращай на него внимания.       — Ты пять минут назад говорила, что так нельзя.       — Тогда мы были за столом и даже не знали, дойдем ли до спальни. Теперь — представь, что Томы здесь нет.       Чайлд растеряно замычал ей в губы, но сопротивляться не стал — содействовал Томе, когда он аккуратно снимал с него пиджак. Люмин положила руки Чайлда себе на бедра, а сама принялась расстегивать его рубашку. Томе осталось только справиться с тугими пуговицами на манжетах. Пальцы Чайлда, мявшие бока Люмин, напряглись, когда Тома коснулся его запястий — широких, изрытых шрамами.       — Его здесь нет, — мягко напомнила Люмин.       Тома старался избегать зрительного контакта с Чайлдом, чтобы не тревожить его еще больше. Он и так не слишком хорошо вливался в запланированную игру. Краем глаза Тома уловил, как Чайлд поднял на него взгляд и нахмурился.       — Я так не могу, — признался он, разорвав поцелуй с Люмин.       Пришла ее очередь страдальчески вздыхать.       — Это не значит, что я хочу уйти! — поспешно добавил Чайлд. — Просто… можем мы не притворяться, будто его здесь нет? Потому что, ну… Он здесь есть. И это здорово! Мне лично нравится.       Люмин вопросительно взглянула на Тому.       — Что скажешь?       — Я не против, — мирно ответил он. Лишаться компании Чайлда ему не хотелось, а просил он не так уж о многом. — Мне кажется, это тоже можно интересно обыграть.       Люмин ласково погладила его по щеке.       — Согласна. У меня уже есть идеи...       — Вот! — возликовал Чайлд. — Что бы вы вообще без меня делали?       Люмин не обратила на этот комментарий никакого внимания, чем, как показалось Томе, уязвила Чайлда только больше. Скорее всего, на это она и рассчитывала.       — Точно не хочешь, чтобы я тебя связала?       — Точно. Если мне будет позволено, я все еще хочу помочь вам раздеться.       — А после? Обещаешь держать руки при себе?       Тома прикусил губу. Это будет непросто. Особенно, если на него будут обращать внимание. Говорить с ним. Ждать от него ответа, который нужно будет дать любезно и кротко, так, будто ему вовсе не хочется вклиниться между телами Люмин и Чайлда, под их жадные касания и мокрые поцелуи.       Возбуждение горячей змеей свилось внизу живота. Тома пытался отстраниться от телесных ощущений, но все равно отчетливо почувствовал, как заинтересованно дрогнул полувставший член. Томе всегда нравилось удерживать себя в строгих рамках.       — Тома?       — Обещаю. Я буду держать себя в руках.       — Я тебе доверяю. Не заставляй меня пожалеть об этом.       — Теперь вы притворяетесь, будто меня здесь нет? — влез Чайлд.       Люмин закатила глаза.       — О тебе забудешь, как же.       Она снова поцеловала его, и Тома смог вернуться к манжетам и перчаткам. Чайлд уже без стеснения поймал его ладонь и крепко сжал. Жест был скорее дружеским, чем интимным, но у Томы от него мурашки прошлись по коже. Быть невидимкой было куда как проще. Теперь же крохи внимания, которые ему оказывали, только распаляли желание получить больше, больше, больше…       Ладони Чайлда оказались покрыты плотной сетью шрамов. Понятно, почему он прятал их в перчатках. Непонятно, как ему при таком образе жизни вообще удалось сохранить лицо почти чистым, а все зубы — целыми.       Стянув рубашку с его плеч, Тома не сдержал удивленного вздоха. Чайлд услышал, тут же хмыкнул:       — Впечатляет?       Его спина была перепахана шрамами, как весеннее поле — плугом. Глубоко. Основательно. Будто те, кто наградили его этими рубцами, задались четкой целью ни пяди не оставить нетронутой. Тома пытался найти в мешанине шрамов и ожогов участок нетронутой кожи размером хотя бы в две ладони — и не мог.       — Спереди тоже есть, на что посмотреть, — мурлыкнула Люмин, разворачивая Чайлда к Томе. — Взгляни.       Она не соврала. На груди и животе шрамов было меньше, но выделялись они — больше.       — Этот — мой любимый, — Люмин накрыла рукой левую сторону груди Чайлда, там, где рубцы были в форме трехпалой лапы. Ладонь Люмин удобно легла в след, оставленный какой-то чудовищной тварью. Эти шрамы Тома заметил еще на спине Чайлда — они начинались на лопатке и широкими бороздами уходили подмышку. Выглядело все так, будто когда-то монстр просто выдрал из него солидный шмат мяса. Грудная мышца, перетянутая зарубцевавшейся тканью, осталась немного деформированной. Левого соска просто не было. — Жаль только, что из-за шрамов теряется чувствительность. Ты вообще хоть что-то чувствуешь?       Люмин пощекотала чудовищный шрам короткими ногтями. Чайлд пожал плечами.       — Что-то чувствую. Прямо на шрамах — не много.       — А тут? — Люмин щелкнула ногтем по правому соску. Тот был целым, хотя в опасной близости от него красовался звездообразный рубец.       — А тут — много! — Чайлд от щелчка вздрогнул всем телом. — Давай еще.       — Волшебное слово?       Протяжное «пожалуйста» растворилось в очередном поцелуе.       Люмин помяла сосок, погладила Чайлда по груди, спустилась по поджарому животу к пупку и ниже, вдоль узкой дорожки волос к краю ремня. Чайлд млел под ее касаниями, тихо постанывая ей в рот, а Тома кусал себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы не дай бог не заскулить в голос. Прямо сейчас ему казалось, что его Люмин никогда не гладила так ласково. Не смотрела на его тело с таким порочным, явным желанием во взгляде. Не сосала его язык так, будто только и мечтала о том, как возьмет у него в рот.       — Тома? Ты уснул?       Он чуть не подпрыгнул от ее голоса. К нему Люмин обращалась совсем не таким тоном, как к Чайлду. Звучала холоднее и отстраненней. Это было обидно, ужасно… Прекрасно. Еще пара таких контрастных обращений — и стоять у него будет уже колом.       — Мне давит корсет, — поморщилась Люмин. — Сними его.       Он склонился в глубоком поклоне. Немного задохнулся из-за того, как при этом сместившийся край ремня надавил на член. Тома специально надел брюки из плотной ткани, которые были тесными в бедрах и талии. Ему нравилось ощущение тесноты и давление швов, которое уже скоро станет почти болезненным, едва невыносимым.       — Сию минуту.       Пальцы подрагивали, пока он расшнуровывал корсет Люмин под влажные звуки поцелуев. Губы пересохли. Что бы он сейчас ни отдал за то, чтобы Люмин смочила их своей слюной. Но она делилась ею только с Чайлдом. Последний, насколько помнил Тома, так и не успел попробовать одуванчиковое вино — слишком много болтал. Но Люмин сделала несколько глотков. Значит, теперь Чайлд наслаждался солнечным, деликатным привкусом вина на языке Люмин…       Тома с трудом протолкнул слюну вниз по горлу, сжатому костистой лапой черной зависти.       Следом за корсетом он снял с Люмин белый лиф платья, стащил через голову черный эластичный бюстгальтер. Чайлд тут же обхватил ее обнаженные груди ладонями, будто только того и ждал.       Тома вспомнил про его мозоли, то, как они царапались даже сквозь перчатку. Стоило ли предложить ему ароматного массажного масла, чтобы смягчить им руки? У Люмин была такая нежная кожа… Но, похоже, она совсем не возражала против мозолей Чайлда. Когда его пальцы с нажимом погладили ее соски, она довольно вздохнула ему в рот. Этот звук уколол Тому, как булавкой — коротко, больно и точно в висок. Стонала ли Люмин когда-нибудь так же чувственно под его руками? Он не мог вспомнить. Член взволнованно дернулся, разбухая от унижения, пока больше надуманного, как на дрожжах.       С верхом одежды было покончено. Тома опустился на колени и взялся за пояс Люмин. Белые юбки пышной пеной упали к ее стопам. Стараясь как можно меньше касаться ее кожи, Тома стащил к лодыжкам легкие льняные панталоны и простые черные трусы. Люмин всегда предпочитала удобное белье, но и в нем выглядела сексуальней, чем прочие женщины в шелке и кружевах. Она приподняла сначала одну ногу, потом другую, позволяя Томе убрать в сторону сброшенную одежду.       Тома отметил, что порез на ее колене заживал хорошо. С позволения Люмин он сам обрабатывал эту рану и мог гордиться проделанной работой. Шрам если и останется, то почти незаметный. Сейчас поджившая кожица была еще младенчески розовой и нежной даже на вид. Хотелось поцеловать ее.       Тома не сдержался и все-таки посмотрел на кустик русых лобковых волос между налитых бедер Люмин. Ближе к вульве, спрятанной сейчас от его взгляда, завитки уже немного блестели от влаги. Желание вжаться в них лицом просто чтобы подышать ее запахом вспыхнуло так резко и ярко, что Тома лишь огромным усилием воли удержал себя на месте. Знал, что если позволит себе хоть малость, то не сможет остановиться. Сначала просто подышит ее запахом, потом просто лизнет ее разок, один-единственный, ну или два, ладно, три, может, пять... Мысленно он уже лакал ее влагу жадно, как голодная псина — молоко.       — Не дыши в мою сторону, — вдруг сказала Люмин. Тома, застигнутый врасплох, послушно задержал дыхание. Белые ляжки Люмин перед ним сжались, потеревшись друг от друга. — Щекотно.       — Ох, дружище, — голос Чайлда прозвучал сипло, — отлично выглядишь. Тебе идет стоять на коленях, ты знал?       Тома посмотрел наверх и обнаружил, что оба они, Чайлд и Люмин, с интересом следили за ним. Губы у них припухли от поцелуев и влажно блестели, растянутые в легких насмешливых улыбках. Глаза казались одинаково черными из-за расширившихся от возбуждения зрачков. Как долго они уже так на него смотрели? Он не обратил внимания на то, когда мокрые звуки скользящих друг против друга языков прекратились.       — Чайлд задал тебе вопрос, — напомнила Люмин. Тома хоть убей не мог вспомнить, в чем состоял вопрос, но Люмин милосердно повторила: — Ты знал, что тебе идет стоять на коленях?       — Нет, — ответил он, стараясь не дышать в ее сторону. — Благодарю за похвалу. Я могу продолжить?       — Будь добр. — Люмин развернулась сама и развернула Чайлда лицом к Томе. Точнее, животом к лицу Томы.       — Осторожней с молнией, — хрипло предупредил Чайлд.       — Конечно.       Было, из-за чего осторожничать: ткань серых брюк Чайлда в паху бугрилась, натянутая вставшим членом. Даже его очертания через одежду выглядели внушительно. Не хотелось сравнивать его со своим, но Тома уже не очень понимал, как этого избежать хотя бы внутри собственной головы.       Когда Тома потянулся к пристегнутому к ремню Глазу Бога, Чайлд сам быстро снял его и сжал в кулаке.       — Это лучше не трогать.       — И что ты теперь с ним будешь делать? — спросила Люмин. Она стояла, расслабленно привалившись к Чайлду и примостив щеку у него на груди. Одной рукой Чайлд обнимал Люмин за талию, бездумно поглаживая и сжимая все, до чего мог дотянуться. — На лоб приклеишь?       — Съем, — беззлобно огрызнулся Чайлд и бросил Глаз Бога на кровать. — Я о твоем парне забочусь, между прочим. Могла бы и спасибо сказать.       — Мог бы не приносить эту дрянь ко мне домой, — серьезно ответила Люмин. Тома не был дураком и сложил два и два — Предвестник и его Глаз Бога, к которому лучше не прикасаться... Сам он никогда не держал в руках Глаза Порчи, но был слишком хорошо знаком с тем, во что превращались менее удачливые люди. Жертвы Фатуи.       — Если это для тебя дрянь, то и я тоже дрянь.       — А кто ж с этим спорит?       Не дав Чайлду времени ответить, Люмин укусила его за сосок. Чайлд с шипением втянул воздух сквозь зубы и свободной рукой вцепился Томе в волосы. Вырвавшееся из Чайлда ругательство на неизвестном языке Тома не понял, но последовавший за ним стон удовольствия в переводе не нуждался.       — Еще! — выдохнул Чайлд.       — Руки не распускай — и будет тебе и еще, и даже с горкой.       — Ой. — Чайлд как будто только сейчас заметил, что держал Тому за волосы. Отпустил и пригладил растрепанные пряди, извиняясь: — Пардоньте, это я машинально. Тома, братан, но ты это, штаны-то с меня сними? А то они щас сами лопнут.       Тома страдал от той же самой напасти, поэтому хорошо понимал боль Чайлда и без лишних слов взялся за пряжку ремня. Напрягся, когда расстегнул пояс и не увидел под ним резинки трусов. Подозрения быстро подтвердились, когда в зазоре расходящейся ширинки не оказалось ничего, кроме медно-рыжих волос и голой кожи. Сразу стало понятней и предостережение быть аккуратней с молнией, и то, почему очертания члена проступали через ткань брюк так отчетливо. Нижнего белья на Чайлде просто не было.       — Ты в принципе трусы не носишь или это типа подарок такой? — спросила Люмин. — Тонкий намек на то, чего ты ждал от похода в гости?       Тома мог бы сказать, что намек и вообще все в Чайлде, фигурально и буквально, было каким угодно, только не тонким, но вовремя прикусил язык.       Чайлд рассмеялся:       — Да жарко у вас тут везде! — Под «тут везде» он явно подразумевал «где угодно, кроме Снежной». В целом, Тома был солидарен. — Был бы это подарок, я б его ленточкой перевязал.       — Оставим эту идею на будущее.       Ширинку Тома расстегивал с такой осторожностью, с какой саперы обезвреживают бомбу — тянул собачку вниз по молнии предельно медленно и аккуратно, чтобы не дай бог не зажевать между ползунком и зубчиками ни волосы, ни нежную кожу. Чайлд ерзал от нетерпения, чем нисколько не помогал делу. Когда молния раскрылась до конца, они оба громко вздохнули с облегчением. Ну, или Чайлд вздохнул с облегчением, а Тома… Он уже сам не знал, каких чувств в нем было больше. Все они смешались и бурлили внутри, требуя выхода, который Тома не имел права им дать.       Строго минуя взглядом член Чайлда, Тома согнулся, чтобы до конца снять с него брюки. Ноги Чайлда показались ему бесконечно длинными. Стройные и мускулистые, они тоже были расчерчены полосами и пятнами шрамов. Не миновало даже стопы. Тома уже не удивился бы, если бы и на подошвах с пятками оказались рубцы или ожоги. Проверить это ему не выдалось возможности, потому что Люмин сверху мелодично рассмеялась:       — Только посмотри на него!       В поле зрения Томы появились кончики ее пальцев — Люмин болтала ими в воздухе, подзывая его. Стоило ему чуть выпрямиться, как она схватила его за подбородок и заставила запрокинуть лицо.       — Покраснел, как девица на выданье.       Она улыбалась, довольная, точно объевшаяся сметаны кошка.       — Мило — пиздец, — согласился Чайлд. Спросил сочувственно: — Что тебя так смутило, Тома, друг? Никогда не видел чужого члена так близко?       — Никогда, — повторил Тома тупо, как попугай.       — Тогда посмотри получше. Покажи ему, Чайлд.       Люмин повернула его за подбородок к бедрам Чайлда. Того дважды просить не пришлось — он взял член в кулак, плавно провел ладонью вверх и дернул вниз, оттянув крайнюю плоть так, чтобы головка полностью обнажилась. Она была розовой, чудесного, нежного цвета. Аппетитного, иначе не скажешь. Узкая щель уретры, на которой только начинал выступать предэякулят, влажно блестела. Чайлд лениво дрочил, наслаждаясь вниманием, и нисколько не сдерживал стонов. Полувставший член твердел на глазах, увеличивался в размерах, покачиваясь в его кулаке. Он был так близко к лицу Томы, что грозил ткнуться в нос или щеку. До ноздрей Томы доходил запах — телесный, здоровый, вызывающий обильное слюноотделение. Если бы Тома сейчас облизнул пересохшие губы, то наверняка коснулся бы Чайлда кончиком языка.       — Тома, — выдохнул Чайлд, глядя на него пьяным, плывущим взглядом из-под полуприкрытых век, — ты выглядишь так, будто тебе чего-то очень не хватает…       — Если ты сейчас скажешь «моего члена во рту», я тебя укушу, — предупредила Люмин.       — Моего члена во рту! — моментально осклабился Чайлд.       Люмин упрямо поджала губы.       — Ладно, тут я сама виновата. Нашла, чем пугать.       Обещание она все-таки сдержала — укусила его за сосок, за мясо груди, за ключицу, вырывая из глотки один стон за другим, каждый громче предыдущего. Привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до беззащитно открытого горла, но даже так роста ей не хватило. Тома это заметил.       — Позволь помочь, — сказал он, чувствуя, как на каждом слоге его дыхание разбивалось о член Чайлда.       — Мне? — обрадовался Чайлд.       — Мечтай, — отбрила его Люмин. — Шея уже болит запрокидывать голову, чтобы дотянуться до твоей морды. И в кого ты такой высокий?       — В маму, — гордо ответил Чайлд. — А чтоооооох ебать, — осекся он, когда Тома опустился перед ним на четвереньки, подставив Люмин спину в качестве пуфика для ног.       — Ниже. — Люмин нажала коленом ему на хребет. Тома послушно сложился вдвое, прижавшись грудью к коленям. Лбом ткнулся в пол прямо у шрамированных стоп Чайлда. Тот смущенно поджал пальцы, и это заставило Тому улыбнуться. Мило.       Ковер под ним был чистым и приятно пах мыльной свежестью. Тома задался вопросом, останется ли ковер таким же чистым к утру. Он надеялся, что нет. От одной мысли, что его придется отстирывать от слюны или спермы, пота или смазки у Томы приятно заныло в паху. Налитой кровью член, плотно зажатый со всех сторон, пульсировал от возбуждения.       — Руку, — велела Люмин. — Нет, Тома, не ты. Спасибо.       Тома задержал дыхание, чтобы Люмин меньше качало, пока она ступала на его спину. Прохладные подошвы стоп сделали пару маленьких шагов по его ребрам вдоль позвоночника и остановились на лопатках.       В голосе Чайлда не было осуждения, только восторженный азарт и улыбка, когда он сказал:       — Вы ебанутые.