Приятный вечер в ужасной компании

      «Надо было снять рубашку», запоздало подумал Тома. Когда Люмин переступала по его спине, ткань между ее стопами и его кожей скользила. Опасно. Чайлд наверняка не дал бы ей упасть, но ведь хотелось, чтобы Люмин полагалась только на него, Тому. Было приятно чувствовать на себе ее вес. Тело Люмин было миниатюрным, но крепко сложенным и мускулистым, с крупными грудями и ягодицами. Весила она значительно больше перышка или котенка, с которым обычно любили сравнивать молодых девушек. Тяжесть ее тела ощутимо давила на кости. Тома не променял бы это чувство ни на что иное.       Сверху вдруг раздался шлепок, и Тома испугано замер. Если это Чайлд шлепнул Люмин по заду, то все пропало. Таких вольностей в отношении себя Люмин не позволяла. Шлепать, щипать, царапать, душить или бить ее было строжайше запрещено, если только она сама не просила об обратном. Это правило было железным, но Люмин не упомянуло о нем, когда объясняла Чайлду два других. Неужели забыла? Нет, невозможно. Значит, Чайлд уже знал об этом, как знал и то, что о поцелуях Люмин надо просить словами. Значит, и шлепок был не тем, о чем Тома подумал?       Люмин отступила назад по его спине. Он прогнулся в пояснице, чтобы ей было удобней. Давление ее стоп не исчезло, Люмин не спрыгнула на пол. Можно было надеяться, что ночь на этом не кончится.       — Куда полез? — раздался сверху ее голос.       — Ясно, куда, — в голосе Чайлда явно слышалась ухмылка. Он шагнул вперед, широко расставив ноги по обе стороны от плеч Томы. Наверняка прижался при этом к Люмин всем телом…       Снова шлепок.       — А руки ты давно мыл?       Тома с облегчением прикрыл глаза. Люмин просто била Чайлда по рукам, чтобы он не лез грязными лапами «ясно куда». Он не шлепал ее по заду, и ночь продолжалась, как и должна была.       — Сегодня мыл, — твердо ответил Чайлд.       — И с этим человеком я собираюсь заниматься сексом…       — Да чистые у меня руки, смотри, вот!       — Тома? — Люмин топнула ножкой. Гладкая пятка больно ударила прямо в ребро, из-за чего ответ получился задушенным:       — На комоде глубокое блюдо, рядом кувшин с водой. В шкатулке — мыло. Полотенца в верхнем ящике.       — Слышал? Шагай.       — Серьезно?       — А похоже, что я шучу?       Чайлд фыркнул, но отступил. Краем глаза Тома проследил за ним, пока он вразвалку шлепал к комоду. Комната была освещена светом шести свечей — мягким, но достаточно ярким. Скрываться в темноте этой ночью ни у кого не было в планах. Бледная кожа Чайлда на тех участках тела, где не было шрамов, будто светилась. Теперь, когда Чайлд стоял в дальней части комнаты у комода, Тома видел его по грудь, но этого уже было слишком много, потому что Тома все равно не мог оторвать взгляда от его члена. Тот тяжело покачивался под собственным весом в ответ на каждое движение тела Чайлда. Тома шумно сглотнул. Будет ли Люмин сравнивать их члены? Заставит ли его раздеться для этого? У Чайлда явно был больше. Если это было ясно Томе, то и Люмин тоже, но до сих пор она это никак не комментировала, оставляя Чайлда в неведении. Ждала более подходящего момента? Не пыталась же она защитить Тому от унижения? В этом не было нужды.       Люмин потопталась по его ребрам, а потом ее вес странно сместился. Теплые ягодицы опустились ему на поясницу. Да, сидя ей наверняка проще было удерживать равновесие. Томе было жаль, что его спина и плечи были не такими широкими, как у Чайлда. Вот на нем Люмин стоять наверняка было бы и проще, и приятней.       — Не дыши так глубоко. Меня качает.       — Прошу прощенья.       — Член тоже помой! — окрикнула Люмин Чайлда, который уже отряхивал вымытые руки.       — Вода холодная, — заупрямился он.       Тома думал, что Люмин снова как-нибудь грубо его отбреет, вроде «не сахарный, не развалишься», но вместо этого она сказала игриво и ласково:       — А ты не бойся. Я тебя согрею.       К бурлящему месиву эмоций внутри Томы прибавилась гордость за Люмин. Чередовать кнут с пряником она умела виртуозно.       Чайлд, само собой, купился — принялся хлюпаться в воде с утроенной силой. Шипел и вздрагивал от холода, но послушно подмывался. Вода в кувшине действительно была холодной, но она и предназначалась для другого — чтобы освежать кожу душной инадзумской ночью. В Обители было вечное лето, а значит и жара тоже стояла вечная.       По спальне разлился тонкий запах ромашкового мыла. Тома не знал, какое мыло предпочитает Чайлд, поэтому остановился на этом: простом и гипоаллергенном. Было бы крайне неловко, если бы у Чайлда выступила аллергическая реакция. Тома и закуски к столу готовил исключительно из безопасных ингредиентов. Даже заранее узнал у Люмин, какую еду Чайлд ел при ней в Ли Юэ, чтобы не ошибиться.       По-хорошему, стоило предложить Чайлду принять ванную еще до того как они отправились в спальню, но Тома об этом просто забыл. Он загодя нагрел воды, но вечер в итоге с самого начала пошел не по плану, с письмом, которое Чайлд читал прямо на глазах у Люмин, их тяжелым разговором о минусах, которые не дают плюса, и разлитым вином. И все равно — Тома должен был вспомнить о ванне. То, что Люмин с Чайлдом пришлось прерваться на самом интересном месте, было целиком и полностью его виной. Странно, что Люмин не пожурила его за это. Наверное, она все-таки щадила его. Потому что это был их первый опыт с кем-то третьим? Или потому что считала его жалким, неспособным выдержать укор? Он так старался все предусмотреть и ничего не испортить, но все равно не справился.       Ладонь Люмин легла ему на бок, погладила сквозь рубашку.       — Я не говорила, что тебе вообще нельзя дышать. Сделай глубокий вдох. Я держусь. — Тома почувствовал, как кулаки Люмин сжались на его боках, комкая ткань. — Выдыхай. Еще раз. Глубокий вдох. Выдох. Вдох. Выдох… Цвет?       Пока Люмин не приказала дышать глубоко, Тома и не понимал, насколько ему этого не хватало. Он сдерживал дыхание еще с ее первого приказа. Теперь, когда он продышался, ему стало значительно легче и он ответил ровным, спокойным голосом:       — Зеленый.       Люмин ободряюще похлопала его по боку.       Запах ромашки стал отчетливей, когда Чайлд вернулся. На шею вдруг капнуло холодное, и Тома вздрогнул. Хорошо, что Люмин все еще держалась за его рубашку.       — А вытереться тебе устав фатуи запрещает? — Люмин поднялась обратно на ноги.       — Ну не одному же мне страдать от холода. Ты обещала, что согреешь — вот и грей теперь.       Она громко втянула воздух сквозь зубы и привстала на цыпочки. Пыталась отдалиться от холодной руки Чайлда, лезущей ей между ног, понял Тома.       — Течешь так, что прям капает, — довольно замурчал Чайлд. Он снова широко расставил ноги по сторонам плеч Томы, чтобы прижиматься к Люмин всем телом.       — Это у тебя просто руки мокрые.       — Ага, конечно. А знаешь, что еще у меня мокрое?       Люмин прыснула:       — Чайлд, не умеешь говорить сексуально, так лучше и не пытайся!       — Да ну тебя. Ну потрогай меня, ну ты обещала!       Похоже, Люмин-таки потрогала, потому что сразу за этими словами Чайлд застонал. Получается, теперь они мастурбировали друг другу, стоя над Томой. И, наверное, целовались — разговор сразу стих. Тома прикрыл глаза и сосредоточился на звуках, в воображении достраивая картину происходящего. Представил, как толстые, жесткие пальцы Чайлда скользят по половым губам Люмин, гладят узкое отверстие влагалища, прежде чем проникнуть внутрь. Сперва входит средний палец. Неторопливо и всего на половину фаланги, только чтобы ощупать нежные стенки прямо у входа. Люмин всегда это нравилось. Следом — безымянный. Он протискивается внутрь с заметным усилием, и чтобы сгладить растяжение, Чайлд начинает массировать клитор Люмин подушечкой большого пальца, предварительно собрав на него смазку с половых губ. Те от прилившей крови становятся пухлыми и упругими. Приятней, чем касаться их пальцами, лишь гладить их языком...       Судя по доносящемуся до Томы хлюпанью, текла Люмин действительно обильно. Он мог этому только порадоваться. Эта ночь была его идеей, и он всерьез переживал за Люмин — получится ли у нее насладиться игрой так, как бесспорно насладится ей он? Слышать, что она явно получала от происходящего удовольствие, было отрадно. Вот бы еще Чайлд не стонал так громко. За его хриплыми ахми и охами маленькие звуки, которые издавала Люмин, почти терялись. Но едва ли Тома мог осуждать его за это. Ему как никому другому было известно, насколько искусны руки Люмин. Он в красках мог представить, как именно она трогала Чайлда. Не зная, что нравится Чайлду, Тома вообразил то, что любил сам: как Люмин стимулирует члену Чайлда только головку и уздечку, а второй рукой крепко держит его за яйца, оттягивая их так, что кажется, будто мошонка оторвется. Тонкие, но твердые от мозолей пальцы ни на секунду не оставляют чувствительную головку в покое — гладят, трут, сжимают и отпускают, постоянно подбирая и размазывая щедро текущую смазку. Ритм движений Люмин все время меняется, не давая к себе привыкнуть. Иногда по нежной коже уздечки проходятся кончики ногтей, и тогда Чайлд мелко дрожит. В другой раз Люмин накрывает головку ладонью и после пары мягких круговых движений вдруг резко поворачивает запястье, с силой надавив на самый кончик члена раскрытой ладонью, и тогда…       Чайлд вскрикнул и тут же прохрипел:       — Еще! Вот это… Охх! Еще!       Похоже, Тома был прав. Все же он хорошо знал технику Люмин — не один раз испытывал ее на себе. А может, с Чайлдом она делала что-то другое. Его член был таким толстым… Могла ли Люмин обхватить его одной ладонью?       Тома зажмурился, когда понял, что слишком много думает о члене Чайлда. Эти мысли вызывали в нем ревность, которой он ожидал, и вполне понятный стыд. Но не только их. Еще они вызывали желание. Взглянуть поближе. Коснуться. Может быть, попробовать на вкус. Знала ли об этом Люмин? Предполагала ли, что так будет? Не поэтому ли она выбрала именно Чайлда, который спал не только с женщинами, но и с мужчинами?       Тома почувствовал, как напряглись стопы Люмин. Она привстала на цыпочки, резко опустилась и привстала снова. Ноги ее сильно задрожали.       — Быстро ты, — усмехнулся Чайлд. — Так соскучилась по моим пальцам?       Дыхание Люмин сбилось. Ответить она смогла только после паузы.       — Зато... по рту твоему болтливому... не соскучилась...       — Ну это пока. Вот окажется он у тебя между ног — по-другому запоешь. — Влажный звук быстрого поцелуя. Тон Чайлда сменился с нахального на просительный: — Теперь хочу тебя вылизать. Можно? Чтобы ты кончила мне на язык хочу. Можно-можно?       — Если это тебя хоть ненадолго заткнет, то можно.       Сразу после этих слов стопы Люмин вдруг оторвались от спины Томы, давление ее веса исчезло, а сама она вскрикнула:       — Ты куда меня понес?! Поставь обратно!       — Нет, ну а как!..       — Поставь!       Тома ощутил облегчение, когда тяжесть Люмин вернулась ему на хребет. Чайлд возмутился:       — И как мне тебе отлизывать, если ты не хочешь с него слезать? Мне что, на голову ему сесть?       — Именно, — плоско ответила Люмин.       Чайлд поперхнулся.       — Ты шутишь?.. Нет, ты не шутишь. А его ты спросить не хочешь? Одно дело, когда ты по нему топчешься. Я — совсем другое.       — Тома. Цвет?       Он прислушался к себе. Член и яйца ныли, требуя внимания. Кости, по которым топталась Люмин, он чувствовал каждую отдельно и как никогда ярко. Пот щекотал лоб и виски. Колени, локти и шея начинали затекать от долгой неподвижности, но это было единственным неудобством, с которым вполне можно было смириться ради остальных чудесных ощущений. Если бы Томе было неудобно или неприятно, он бы сам об этом сказал. Люмин об этом знала, но то ли перестраховывалась, то ли просила прямого подтверждения для Чайлда.       — Зеленый, — ответил в итоге Тома.       — Не понял.       — Он не против, — объяснила Люмин.       — А чего так и не сказал? Нет, знаешь что, я сам спрошу! — Судя по положению стоп Чайлда, он опустился перед Томой на корточки. — Тома, братан, ты тут как вообще? Нормально?       — Прекрасно, — честно ответил Тома, но Чайлду этого оказалось мало.       — Нет, ты давай на меня смотри, когда со мной разговариваешь.       От его тона, повелительного и твердого, Тому обсыпало мурашками. Закрадывалось подозрение, что Чайлд играл в какую-то свою игру и только притворялся, что не понимал правил Люмин. Отрывать лоб от пола Тома все-таки не спешил. Решения Люмин были в приоритете, а она не говорила ему следовать каждому слову Чайлда.       Но вот ее пятка снова врезалась ему под лопатку.       — Ты его слышал.       Тома поднял голову, стараясь смотреть в пол, потому что Чайлд сидел, широко разведя колени, и Тома рисковал упереться взглядом прямо ему между ног. Он не мог ручаться, что не будет пялиться и не сделает какую-нибудь глупость.       Жесткие пальцы взяли его за подборок, запрокинули голову выше.       — Глаза подними. Сказал же.       Тома хотел сделать это быстро, но не смог; взгляд самой собой задержался на члене — влажном, твердом, гордо стоящем торчком. Тома усилием ответ от него взгляд и все-таки посмотрел Чайлду в лицо. Тот широко улыбнулся:       — Привет.       Зубы у него были крупные и белые, с сильно выпирающими клыками, из-за чего даже дружелюбная улыбка казалась хищной.       — Я в порядке, — слабо повторил Тома, не зная, что еще сказать. «Оставь меня в покое»? «Поцелуй меня»? «Можно я тебе отсосу»?       — Уверен? — Чайлд повернул его лицо в одну сторону, в другую, критически оглядывая. — Ты красный какой-то весь. Вспотел вон как.       Чайлд убрал челку с его лба, вытер пот с бровей и висков. Касался он бережно, но руки у него были ужасно горячими, и Томе стало только жарче.       — Придумал. Дай-ка… — Чайлд потянулся рукой куда-то вверх, к Люмин. Тома почувствовал, как она сделала шаг назад по его спине. Чайлд попросил ее: — Ну не жадничай, ну? Мне все равно больше достанется.       Люмин хмыкнула и ступила обратно. Когда рука Чайлда опустилась к лицу Томы, пальцы на ней блестели от влаги. Запах Тома узнал моментально. Рот тут же увлажнился голодной слюной — реакция на Люмин у него была чисто собачьей. Тома об этом знал, но не ожидал, что Чайлд этим воспользуется.       — У тебя губы пересохли, — хитро улыбнулся тот и коснулся рта Томы мокрыми пальцами, растер по губам липкую влагу. Тома заскулил. Губы у него действительно пересохли, но он и подумать не мог, что смочит их не Люмин своей слюной, а Чайлд — ее смазкой. — Во рту поди тоже сухо, как в пустыне, да? Можешь облизать мне пальцы.       Тома не верил своему счастью. То есть — буквально не верил. Ждал, что вот сейчас Люмин остановит Чайлда, как останавливала каждый раз до этого. Но она молчала и даже не двигалась.       Тома высунул язык и осторожно лизнул подставленные пальцы. По рту разлился вкус Люмин, знакомый и любимый, похожий на слабый отвар шиповника и теплую воду из минеральных источников. В этот раз он был более соленым, наверняка из-за пота на пальцах Чайлда.       — Чего ты лижешь как котенок? — хохотнул Чайлд и толкнул пальцы Томе в рот. — Смелее.       Для приличия Тома отсчитал три удара сердца, давая Люмин время одернуть их обоих, но она снова промолчала, и он с чистой совестью принялся сосать.       — Вот так, другое дело. — Чайлд отпустил его подбородок, верно рассудив, что держать Тому больше не надо — он сам с охотой насаживался на подставленные пальцы.       Дышать все еще приходилось маленькими глотками, чтобы Люмин не качало от движения расходящихся на вдохах ребер, и от недостатка кислорода у Томы немного кружилась голова. А может, это было из-за жара, идущего от Чайлда, и его сильного запаха — ромашки, мыла и свежего пота. Тома старался не отрывать взгляда от его глаз. Он думал, что Чайлду к лицу будут слезы? Зря. Искренняя, расслабленная улыбка шла ему куда больше.       Люмин переступила с ноги на ногу.       — Если он из-за тебя кончит, я пойду спать.       Тома замер.       — Ты это кому? — не понял Чайлд.       — Тебе, тебе.       — Не помню, чтоб в ваших правилах говорилось, что кончать тут можешь только ты.       — Из-за тебя — только я. Тома — только из-за меня.       Чайлд поиграл желваками, но спорить не стал. Обратился к Томе:       — Слышал тираншу? Терпи, солдат. Генералом будешь. Вот мизинец еще оближи и хватит.       Тома выпустил пальцы Чайлда изо рта — они были толстыми, и влезло в него всего три. Следуя словам Чайлда, мизинец он не стал сосать, но облизал очень старательно. Когда с этим было покончено и казалось, что опасность уже миновала, Чайлд потрепал его по щеке и вдруг сказал:       — Хороший мальчик.       Бездомные котята. Бездомные котята! Тома уронил голову, больно стукнувшись лбом об пол, зажмурился и подумал о них — тощих, голодных, холодных бездомных котятах. И беспорядке, и кораблекрушении, и сегуне Райден, отбирающей у него Глаз Бога, чтобы замуровать его в статуе рядом с сотнями других разноцветных линз.       Из члена все равно брызнуло. Ощутимо, но совсем немного и, к счастью, не сперма. Пронесло.       Люмин тяжело вздохнула:       — Доигрался?       — Нет, не уходи, все в порядке, я не кончил, — скороговоркой выпалил Тома.       — Точно? А если проверю?       В штанах у него было мокро, но только от пота и смазки. Яйца так и остались полными, о чем настойчиво давали знать приятной, будоражащей болью.       — Проверь.       — …Не буду. Я тебе верю.       — Я сделал что-то не так? — растеряно спросил Чайлд.       — Да, ты сделал что-то не так, умник. И, чует мое сердце, сделаешь за эту ночь еще не раз. Теперь можешь «не так» сделать мне куннилингус, например.       — Это я всегда с радостью! И не «не так», а очень даже хорошо сделаю. Тебе понравится, будешь еще просить.       — Докажи.       Большая, горячая ладонь опустилась Томе на затылок, пригладила волосы. Он не стал поднимать голову, но Чайлд сам склонился к нему, шепнув на ухо:       — Если что — кричи.       Дыхание у него тоже было обжигающе горячим. Тома совсем перестал понимать, как Чайлд сам не плавился с такой высокой температурой тела. Вяло кивнул, давая понять, что услышал. Все его силы сейчас уходили на то, чтобы не дрожать — от пережитого страха и взвинченного еще выше возбуждения его потряхивало.       Чайлд долго возился, пытаясь устроиться. Тихо ругался себе под нос на языке, которого Тома не знал. А может, и не ругался вовсе, просто из-за обилия рычащих и шипящих звуков любые слова этого языка звучали как ругательства. Наконец Тому придавило новой тяжестью — ягодицы Чайлда опустились ему на затылок, горячая мошонка легла на шею. Что-то легко коснулось холки и тут же пропало — видимо, качнувшийся член. Тяжесть Чайлда совсем не походила на тяжесть Люмин — он больше стоял на коленях, чем сидел на Томе. В принципе, глупо было ожидать другого. Если бы Чайлд сел по-настоящему, то просто сломал бы Томе шею.       — Живешь? — окликнул его Чайлд, да так громко, будто Тома был не прямо под ним на полу, а как минимум в другой комнате.       — Ты можешь перестать его отвлекать? — Раздался звонкий шлепок. Может, пощечина, может, просто удар по плечу. — Веришь, нет, но этим ты ему не помогаешь.       — А что делать, если я волнуюсь? И почему ты за него не волнуешься?       — Потому что я его знаю и доверяю ему. — Эти слова, сказанные самым обыденным тоном, приласкали Тому, как крепкие объятия. После паузы, в течение которой Чайлд ерзал и обижено сопел, Люмин добавила: — Тебе, кстати, я тоже доверяю не ранить Тому и не пораниться самому. Но раз уж ты такой нервный… Сделаем так. Тома, положи руки Чайлду на голени. Насколько я отсюда вижу, это несложно. Отлично. Крепко держись за него. Если почувствуешь, что что-то не так — ущипни. Теперь твоя душенька спокойна? — обратилась Люмин уже к Чайлду.       — Не очень, потому что за тебя я тоже волнуюсь. Если ты упадешь не на меня, я не смогу тебя поймать.       — Значит, я не упаду. Мне есть, за что держаться.       Чайлд вдруг зашипел:       — Оторвешь!       — И ладно. Без ушей тебе будет лучше. Ты ими все равно не пользуешься.       — Без ушей будет некрасиво. Держись за волосы.       — Без ушей некрасиво, а без волос нормально? Вдруг я и их вырву?       — Волосы отрастут, а уши — нет. Хватайся уже!       Чайлд зашипел снова, но иначе, с удовольствием — так, как шипел на пороге, когда Тома его еще даже не видел. Люмин осторожно расставила ноги шире, на самые края плеч Томы.       — Как же ты обалденно пахнешь! — простонал Чайлд. Его голос звучал приглушенно. Наверное, он уже уткнулся лицом Люмин в промежность.       Интересно, что напоминал Чайлду запах и вкус Люмин? Томе искренне хотелось узнать. Надо будет спросить потом. Не самая, конечно, приличная тема для разговора, но Чайлд похож на человека, которого это не смутило бы.       — Как же много ты болтаешь! — в тон Чайлду ответила Люмин.       — Понял-принял. Ну, как говорят в Фонтейне — бон эпл тис!       Люмин расхохоталась.