Sugar-coated Mind

Когда Дазай проснулся на следующее утро, он понял, что все его тело болит. Он спал в самой неудобной позе, которую только можно представить, с ножницами, все еще зажатыми в его руке. Вспомнив события прошлого вечера, он в панике огляделся и обнаружил, что наконец-то остался один. Однако он не мог расслабиться. Что-то подсказывало ему, что если он сейчас вздохнет с облегчением, призрак вернется, как дьявольское проклятие. Стук вырвал его из размышлений, и он быстро поднялся на ноги. На секунду его тело качнулось в сторону, он навалился стену, но смог восстановить равновесие и осторожно подойти к входной двери, все еще не отпуская ножницы. — Дазай! Я убью тебя! А, Куникида. Его тело обмякло. Он понятия не имел, почему он не двигался и не отвечал. Он так устал. – Открой чертову дверь, маньяк-самоубийца! Хватит спать и бездельничать! – за криком последовал агрессивный стук. – Ну, все. Я вхожу. Послышался металлический звон ключей, поворот замка, и дверь распахнулась. Дазай открыл рот, чтобы поприветствовать своего напарника, но тут же замер, увидев фигуру позади блондина. Женщина находилась прямо за Куникидой. В мгновение ока брюнет втянул своего коллегу в квартиру за воротник рубашки, и быстро запер дверь так, будто от этого зависела его жизнь. Доппо успел только изумленно вздохнуть. — Что за… Эй, Дазай! – слова замерли у него на языке, когда он с удивлением заметил сильную дрожь, сотрясавшую тело напарника. — Дазай...? – Она там, – выпалил он, и тут же мысленно дал себе пощечину за неосторожные слова. – Кто там? – Куникида в замешательстве нахмурил брови и скрестил руки на груди. – Эм… – он замялся. – Никто. Не обращай внимания. Я… – его взгляд скользнул по стакану виски и снотворному на тумбочке. – Я слишком много выпил вчера. Извини. Куникида поднял бровь. Дазай извинялся? Ой. – Ты под кайфом? – Куникида протянул руку, чтобы схватить напарника за плечи, но Дазаю показалось, что это монстр, наконец, схватил его. Рот его раскрылся в безмолвном онемевшем крике; он оттолкнул Куникиду и сам ударился о стену. Блондин был настолько ошеломлен странным поведением коллеги, что на мгновение потерял дар речи. – Дазай, я спрашиваю тебя сейчас очень серьезно. Что ты принял? – Ничего. – Не лги мне! – Я не лгу! — Ты себя-то видел? – Куникида недоверчиво рассмеялся. – Ты выглядишь как ходячий труп, – он ткнул пальцем в зеркало в гостиной; Дазай поднял взгляд, и это было его самой большой ошибкой, потому что … она стояла позади него. Ее руки обвивали его шею, словно колье, а ногти впивались ему в ключицы. Ее лоб покоился на его плече, как будто она просто тихо отдыхала. Осаму смог только поднять ладонь к своему лицу и прикрыть рот, чтобы не издать ни звука, который мог бы разбудить ее. – У-угхм, – Дазай знал, что должен взять ситуацию под контроль и перестать позволять своим эмоциям управлять им. Он повернулся к Куникиде с бесстрастным лицом и мертвым, пустым взглядом, который появился у него еще во времена портовой мафии. – Я просто пошутил, – он выдавил из себя улыбку. — Куникида-кун такой доверчивый! Я проспал, так что, естественно, мне нужно оправдание… — … пожалуйста, поверь мне, ты можешь просто … — иначе ты бы весь день доставал меня прямо, как сейчас — … забыть об этом, накричать на меня… — так что, может мы закончим этот разговор и отправимся в офис? —... а потом уйти. – Не могу поверить! Я действительно волновался, – блондин так сильно закатил глаза, что на мгновение показалось, что они вот-вот ввалятся в его череп. – Будь в агентстве через пятнадцать минут или я напишу на тебя жалобу Президенту, понял?! – Куникида протопал к выходу и так сильно хлопнул дверью, что Дазай почувствовал, как затряслись стены. Нет... не уходи.

***

Дазай успел вовремя добраться до офиса, но к тому времени чувствовал себя полностью истощенным. Женщина исчезла, но он все еще мог мысленно ощущать ее вес на своих плечах, прижимающего его к земле, словно он таскал мешок с камнями. Его руки казались легкими, а ноги – тяжелыми; грудь будто сжимали тиски, дышать становилось все труднее. Воздух поступал в легкие слишком медленно. Или слишком быстро. Или, возможно, и то, и другое. – Наконец-то ты явился! – чересчур громко проговорил Куникида, привлекая к ним лишнее внимание. – Я уже подумывал послать за тобой Ацуши. — О! Так ты не стал доносить на меня Президенту! Боже, Куникида-кун, я всегда знал, что ты испытываешь ко мне слабость… – книга прилетела ему в лицо прежде, чем он успел закончить предложение. – А-ау. – Хватит вести себя как идиот, и возвращайся к работе, – Куникида поправил очки. – Почему я вообще должен работать с избалованным ребенком? – Если я ребенок, значит ты сейчас заставляешь меня заниматься детским трудом и … Ай! – Дазай ахнул от острой боли в лодыжке, и заметил стремительно убегающую от него мышь. — Что они вообще здесь делают? – Кто? – Ацуши удивленно посмотрел на него. – Мыши. Не думал, что они доберутся до третьего этажа, – пробормотал Дазай, нагнувшись, чтобы рассмотреть укус. – Надеюсь, я не подцеплю какую-нибудь заразу от них; стоит провериться в больнице … Тц. — Я не чувствую здесь мышей, Дазай-сан, – вертигр склонил голову набок, и когда брюнет уже открыл рот, чтобы возразить — слова замерли у него на языке. Его кожа была чиста – ни следа укуса. Оу. — Он говорил странные вещи все утро! – Куникида хлопнул обеими ладонями по столу. – Я конфискую у тебя весь алкоголь. – Неееет! *** Глаз Дазая не переставал чесаться. Он усиленно продолжал тереть его ладонью, но это не помогало облегчить зуд. За глазным яблоком поселилось ощущение, будто что-то высушило его изнутри; оно давило на его мозг, заставляя его плакать, хотя он не собирался. Боль и зуд настолько беспокоили его, что ему стало страшно. Ему нужно зеркало – значит в ванную. Из-за нервозности он чуть не споткнулся о собственные ноги. В помещении стоял опьяняюще-сладкий запах меда. Осаму уже несколько недель не ощущал ничего приятного, так что это определенно было чем-то новым, что его мозг позволил ему почувствовать. Дазай уже почти забыл, зачем он пришел сюда, но острая боль внезапно пронзила его голову; он не смог сдержать стон, схватившись за глаз. В десять лет он ослеп с правой стороны, так что ему пришлось носить повязку. Мори часто пытался вылечить его глаз, ковырялся в его плоти своими инструментами, но все безуспешно. Возможно, если бы Дазай мог видеть этим глазом, он бы понял, что его так беспокоит. Или нет. Ему придется посмотреть в зеркало и столкнуться с собой лицом к лицу. Он медленно убрал дрожащую руку от лица, и его чуть не вырвало от вида своего отражения. Он никогда не видел ничего столь отвратительного, и осознание того, что он смотрит на собственное лицо, было душераздирающим. Всю его правую сторону покрывали, ползающие осы и пчелы; они, казалось, гнездились в его глазу, поглощая его и покрывая медом, стараясь вылепить из него соты. Это не имело никакого смысла (насекомые не должны быть способны на такое) — все не имело никакого смысла в течение последних нескольких месяцев. Дазаю потребовалось все его самообладание, чтобы не потерять контроль над собой. Ему нужно это вырезать. Прямо сейчас. Или боль и ужас на его лице никогда не исчезнут. Пальцы потянулись к маленькому перочинному ножу, который он всегда носил с собой на работу после инцидента с бинтами. Без колебаний он поднес лезвие к лицу, но дальше его рука не двинулась. Ему необходимо вырезать это. Но он смотрел, как пчелы роятся, залезают и выползают из-под его век, словно он уже стал трупом (так же, как и она), и все его мышцы сковывал страх того, что он может сделать еще хуже. Но если он собирался оставить все как есть, то насекомые прогрызут себе путь к мозгу, и он умрет мучительной смертью от безумных галлюцинаций. Он не мог этого допустить. Он задохнулся, когда почувствовал, как ледяная рука обхватила его запястье и медленно потянула его к лицу. Через мгновение рядом с ним материализовалась фигура женщины, и на этот раз ее присутствие утешало. Так он будет не один. – Эй! Дазай! Резкий стук заставил его вынырнуть из пелены размытого тумана; он вздрогнул, и это было большой ошибкой. Призрак позади него вытянул руку вперед, и следующее, что он ощутил – огонь на своем лице, рвущиеся глазные мышцы и новая нестерпимая боль. Дазай заскулил, как раненый щенок, но на мгновение почувствовал облегчение, когда увидел, что пчелы и осы покидают его тело и улетают куда-то в неизвестность. Он чист. – Какого черта ты застрял там так долго?! – Куникида-кун, подвинься. Там случилось что-то плохое, – послышался голос Рампо. – Я думаю, Дазай только что серьезно поранился. Осаму побледнел и посмотрел на свою окровавленную руку с зажатым в ней перочинным ножом. Что он сделал? Какого хрена он только что сделал?! — Куникида-кун, сломай замок, — приказал детектив, и дверь в ванную тут же распахнулась настежь. — Д-дазай?! – Куникида выглядел совершенно испуганным и ошеломленным, так что не мог вымолвить ни слова. Осаму знал, что ему срочно нужно придумать какое угодно объяснение, иначе все решат, что он окончательно сошел с ума. – Я... я собирался с-сменить свои бинты.. Но... я... случайно... – все кружилось, и оставаться сосредоточенным было так сложно. Он сильно дрожал, и сознание ускользало от него все дальше и дальше. – Ч-черт. Это… Больно… Прежде чем он упал лицом в пол, Рампо успел подхватить его, хотя он и казался таким же взволнованным и испуганным, как Куникида. – Позови Йосано! Сейчас же!

***

Единственными, кто знал о том, что произошло в ванной в тот день, оказались Куникида, Рампо и Йосано. Но при этом, они знали версию, которую Дазай хотел, чтобы они знали. Он хотел сменить свои бинты, и, срезая своих старые повязки, он дернулся, его руку повело назад, и он попал себе в глаз. Почему-то его рассказу действительно поверили. Пройдя через несколько микроопераций в больнице и просидев ещё две недели на больничном, Дазай наконец вернулся в офис, надеясь, что эти трое не собираются всем рассказывать, почему его правый глаз снова закрывают бинты. К счастью, они сохранили его тайну, поскольку Ацуши и Кёка были в полном удивлении, заметив новое дополнение к его «образу мумии». И хотя он улыбался сквозь боль, Дазай никогда раньше так не боялся своего мозга. Его разум подвел его, и он понятия не имел, что делать и к кому обратиться за помощью. Так что он сделал то, что у него получалось лучше всего... … Он проигнорировал это.