Oasis

Чимин не слышит, как кричат его друзья, не слышит, как кричит сам, не слышит надрывного скрипа моста и пугающих всплесков воды внизу. Только то, как бешено колотится его сердце, отдавая гулким эхом прямо в виски. Не ощущает твердой опоры под ногами и даже собственного тела, не может сфокусироваться на неустойчивой картинке перед глазами, поэтому снова зажмуривается, что есть сил. Он чувствует только то, как все внутри переворачивается с ног на голову. Время не поддается счету, и сложно понять, прошла одна секунда или целая вечность. Кажется, проходит действительно вечность, прежде чем Чимин осознает, что до сих пор не разбился, и решает все-таки открыть глаза. Он свободно болтается над пропастью, крепко удерживаемый чем-то сверху. Далеко внизу бурлит поток, и дыхание снова спирает. Постепенно до его слуха, словно из-под толщи воды, начинают долетать обрывки фраз, а сам Чимин поднимает затуманенный взгляд вверх. Эрин, распластавшись на полотне моста, из последних сил держит его за капюшон легкой ветровки и пытается докричаться: — Очнись уже наконец и помоги себя вытащить, придурок! — долетает до помутневшего сознания Чимина, и он резко дергается, взмахивая ногами и руками в воздухе. — Чимин, руку, — Юнги, подползая к ним, тоже кричит, протягивая свою ладонь, за которую Чимин отчаянно цепляется, как утопающий за соломинку. Его вспотевшие ладошки так и норовят соскользнуть, но Юнги успевает подтянуть парня повыше и перехватиться за локоть. Эрин помогает, продолжая тащить его за воротник. Чимин с трудом понимает, что вокруг происходит, продолжая отчаянно цепляться за Юнги, пока тот оттаскивает его на берег к остальным. Юноша еще долгое время безвольной куклой продолжает лежать на Юнги, пока тот двумя руками по инерции крепко прижимает его к себе, а Эрин, перебравшись через мост следом, заваливается рядом, хватая воздух ртом. Где-то на заднем фоне Джин, почти успевший поседеть, и Тэхен, до сих пор прикрывающий широко распахнутый рот двумя ладонями, почти синхронно облегченно выдыхают, а Дана, от напряжения вцепившаяся в локоть Тэхена и затаившая дыхание, медленно оседает на землю. Юнги осторожно выпускает Чимина из крепкой хватки и принимает сидячее положение, наблюдая за попытками младшего отдышаться и прийти в себя. — Я боюсь высоты, — бесцветным, даже безжизненным голосом очень тихо и неожиданно изрекает Чимин. Его глаза закрыты, а ресницы ощутимо трепещут. — Господи, какой же ты придурок, — беззлобно выдает Эрин и, несильно ударив его в плечо, начинает смеяться. Чимин поворачивается к девушке и пару секунд удивленно округляет глаза, переваривая чужую реакцию, а потом начинает смеяться сам. То ли от пережитого шока, то ли нервы уже просто не выдерживают. — А я только привык к барби, — улыбаясь во весь рот, отвечает Чимин. Остальным остается только непонимающе хлопать глазами и пытаться понять происходящий диалог. — Ничего страшного, переучим, — Эрин, улыбаясь, встает с земли и протягивает руку Чимину, помогая ему подняться. — Спасибо, — тихо шепчет Чимин, не сразу отпуская ее руку и заглядывая прямо в глаза. — Да не за что, — девушка отмахивается и немного неловко отводит взгляд. Чимин прежде еще ни разу не видел на ее лице такого выражения. И улыбку в свой адрес тоже прежде не видел. Но пока что сложно сказать однозначно: это вековой лед между ними наконец тронулся или Чимин просто перенервничал? Сумерки опустились на землю неожиданно, плотно укутав скалистые своды молочным туманом, и ребята решили остановиться на очередную ночевку неподалеку от переправы, отыскав ниже по течению ручья удобный спуск к воде. Ужин вышел смазанным и слишком быстрым, физическое и эмоциональное истощение не обошло ни одного в их небольшой компании. Этот день вымотал каждого. Дана отказалась от еды, сославшись на отсутствие аппетита. Действие принятых еще днем лекарств начало ослабевать, лихорадка вернулась с новой силой, а головокружение и ломота в костях росли в геометрической прогрессии. Девушка просто таяла на глазах, но упорно продолжала делать вид, что все в порядке. Напоив Дану очередной горстью мало чем полезных сейчас таблеток, Чимин незамедлительно отправил ее спать. Та провалилась в сон мгновенно. Пока остальные хлопотали над своими местами для сна, Чимин отошел от их небольшого лагеря на приличное расстояние и сел прямо на берегу, наблюдая за течением ручья. Оно здесь гораздо спокойнее, устье шире, да и высота берегов меньше в несколько раз. Чимин сел прямо на край, спустив ноги вниз. Голова была совершенно пустая, сил и желания постоянно думать о плохом больше не осталось, поэтому он невидящим взглядом буравил воду, плавно огибающую и обволакивающую каждый камешек, встречающийся ей на пути. Юнги тихо подошел к нему и осторожно, как будто боялся спугнуть, опустился рядом. — Смотри, что у меня для тебя есть, — тихо произносит он и протягивает Чимину хрупкую веточку с бледно-розовым нежным бутоном. Тот отвлекается от созерцания воды и поворачивает голову к подошедшему. — С каких пор ты даришь мне цветы? — подозрительно щурясь, спрашивает Чимин, но все же улыбается на столь неожиданный знак внимания и принимает цветок. — Видимо, с этих самых, — Юнги в ответ сам слегка приподнимает уголки губ. Он не может сопротивляться чужой улыбке. Не может сопротивляться Чимину. — Это магнолия? — младший с упоением вдыхает приятный сладкий аромат и блаженно прикрывает глаза. — Я как-то не силен в биологии, — коротко пожимает плечами Юнги. — Ты совсем не умеешь быть милым, — добродушно посмеивается над ним Чимин, демонстрируя свою обворожительную улыбку во весь рот. Юнги безбожно засматривается и ненадолго подвисает. — А зачем? Для этого есть ты, — и Чимин в один момент перестает улыбаться и переводит взгляд прямо в глаза напротив. И за что на его голову свалился этот невозможный и до безобразия прямолинейный молодой человек, который одной своей фразой может вогнать в ступор и выбить весь воздух из груди? Непонятно. — Я чуть не умер сегодня, — резко меняет тему Чимин, отворачиваясь и всеми силами пытаясь не выдать своего смущения. Он осторожно укладывает голову на чужое плечо и продолжает бережно перебирать в руках свой подарок, обводя пальцем каждый тонкий нежный лепесток. — Эй, я бы не дал тебе упасть, — Юнги бережно приобнимает Чимина и прижимается щекой к чужой макушке, — иначе бы сам себе не простил… Чимин не понимает, что с ним происходит, но руки начинают мелко дрожать, а первая слеза обжигает кожу и бесконтрольно катится вниз. Он спешно утирает влагу рукавом, но это мало помогает, и соленые капли наперегонки начинают бежать по щекам. Годами возводимую плотину уже прорвало, а тщательно скрываемые чувства наконец нашли свой выход. Чимин, как оказалось, совсем не железный, сейчас ему не остается ничего, кроме как закрыть глаза и дать себе волю. — Тише, тише, — пытается успокоить младшего Юнги, невесомо поглаживая его по голове. Но Чимина начинает трясти еще сильнее, и он из последних сил цепляется за чужой воротник и утыкается лицом в теплую шею. Юнги только сильнее прижимает его к себе и обнимает крепче. — Все хорошо, маленький, все уже хорошо. Ткань быстро пропитывается горячими слезами, а эмоциональная буря только набирает обороты. Чимин едва не сгибается пополам от приступов истерики, завывая в голос и не переставая рыдать. Юнги остается только ждать, не выпуская из объятий, и мысленно задаваться вопросом, как же долго нужно было копить эмоции в себе, чтобы они накрыли так внезапно и с такой невероятной силой. Спустя несколько бесконечных минут Чимина наконец отпускает. Он постепенно затихает, по-прежнему уткнувшись в чужую шею, и ослабляет хватку, но не спешит отстраниться. Одной рукой Юнги бережно цепляет Чимина за подбородок и поднимает его лицо к своему, пока второй невесомо поглаживает мягкую щеку, собирая слезы тыльной стороной ладони. Глаза младшего красные, лицо слегка опухло, а нижняя губа еще немного подрагивает. — Полегчало? — интересуется Юнги, одним легким касанием своих пальцев заправляя выбившуюся прядь светлых волос за ухо. Чимин молча закусывает губу и кивает, а затем приближается к чужому лицу и проводит носом по щеке, шумно вдыхая воздух. Юнги неосознанно зеркалит его действия, а затем тянется за поцелуем… Через это простое прикосновение, немного соленое и скомканное, но такое чувственное и нежное, Юнги пытается забрать у младшего боль и переживания себе, оставляя взамен только всеобъемлющее тепло и спокойствие. Как будто сталкиваются друг с другом не горячие губы, а их обнаженные души. И каждому из них хочется растянуть это мгновение как минимум на вечность. Утро для Чимина начинается с потрепанной и взлохмаченной макушкой Тэхена, так некстати нависшей сверху: — Эй, голубки, — раздается его весьма бодрый голос едва ли не над ухом Чимина, что вынуждает последнего дернуться от неожиданности, сиюминутно приходя в себя после сна, и распахнуть глаза в попытке разглядеть хоть что-нибудь нефокусирующимся взглядом. Подозрительно, но Тэхен какой-то слишком довольный для раннего утра. — Вы собираетесь вставать? Чимин не сразу понимает, о чем ему толкует его друг, и лишь когда ощущает за спиной недовольное копошение и усиливающуюся хватку на своей талии, до него доходит смысл сказанного и причина такой ехидной улыбочки. — Да иди ты, Ким Тэхен! — в сердцах бросает Чимин в ответ лучшему другу и пытается выпутаться из чужих крепких объятий. Но Юнги настойчиво игнорирует и посторонние звуки, и бесполезные попытки Чимина вырваться и, проведя носом по шее, мягко целует в выпирающий позвонок, не скрытый одеждой. — Понял, ухожу, — продолжает улыбаться и щурить глаза Тэхен, поднимая руки в сдающемся жесте и смущая друга еще больше. А затем подмигивает, встает и уходит. Чимин успешно забыл, что уснул практически на руках Юнги, поэтому и никак не предвидел подобного пробуждения. Непривычно до невозможности и до ужаса неловко. Но он вынужден признать, что и весьма приятно. Заметив краем глаза, что трое ребят уже на ногах и заняты делом, Чимин разворачивается в руках Юнги, чтобы убедить его подняться. Однако против своей воли, собственной кожей ощущая его мирное глубокое дыхание, замирает и заглядывается. Наблюдает, как буквально в паре сантиметров от его лица слегка трепещут густые ресницы, как на щеках алеет невесомый бархатный румянец и как слегка приоткрыты пухлые губы. — Красивый? — не открывая глаз и слегка растянув губы в улыбке, басит Юнги немного хриплым после сна голосом. — Почему мы спали вместе? — Чимин игнорирует чужой вопрос и задает свой. — Так теплее, — Юнги открывает глаза и ловит пристальный взгляд Чимина, а тот, пойманный с поличным, стыдливо его опускает и тушуется. — Да вроде и раньше было не холодно, — практически шепчет он в ответ, ибо собственный голос предательски начинает подводить. — Тебя это смущает? — Юнги — само олицетворение невозмутимости, чего не скажешь в данный момент о Чимине. — С чего ты взял? — возмущенно и смущенно одновременно пытается отрицать Чимин, но не осознает, что собственной реакцией выдает себя с потрохами. — Ты покраснел, — Юнги продолжает улыбаться. — Да потому что от тебя жарко, как от печки! — Чимин преувеличенно наигранно толкает его в плечо и все-таки высвобождается из объятий. — Скажешь тоже, — он торопливо встает, нервно разглаживает помятую одежду и, прихватив полотенце, направляется к спуску к ручью, не переставая при этом бормотать себе под нос. — Смущает, как же. Да я вообще не знаю, что такое смущение! — звучит все тише, пока совсем не теряется в свежем утреннем воздухе, оставляя у Юнги внутри растекающееся теплотой ощущение. Все приятные моменты этого утра стираются бесследно очередной нерадостной новостью: Дане стало в разы хуже. Девушка неустойчиво балансировала где-то на грани сознания, то на пару мгновений приходила в себя, то снова погружалась в забытье, металась из стороны в сторону и дышала с большим трудом. Чимин едва ли не выл от собственного бессилия и невозможности хоть что-нибудь сделать. Очевидно, никакие из имеющихся лекарств не в состоянии ей помочь. Решение остаться на месте и никуда не идти даже не обсуждалось, ведь с буквально лежачим больным это просто не представлялось возможным. Чимин, задрав голову вверх, задумчиво смотрел на небо: сегодня облачно и не так жарко, как вчера. На душе было так паршиво, как будто лихорадило его самого. Он безмолвно сидел рядом с Даной, чтобы не пропустить момент, когда она очнется. Пожалуй, впервые в его жизни сложилась ситуация, когда от него абсолютно ничего не зависело. — Какие прогнозы? — осторожно интересуется Джин. — Неутешительные, — Чимин глубоко вздыхает. — Лекарств нет, теперь все зависит только от ее организма. — От этой бесполезной дуры вечно одни проблемы, — где-то на периферии бурчит Эрин. — Не говори так, — грубо перебивает ее Юнги, а сам смотрит исключительно на поникшего Чимина. — От подобного никто не застрахован. — А если ее укусила крыса? — Тэхен решает озвучить давно не отпускающую его мысль. — Ну, тогда, в разрушенном убежище, — непонятно зачем уточняет, но сказанное вслух звучит не так убедительно, как это казалось в голове. — Я почти уверен, что так и есть, — Чимин удивляет своим твердым ответом не только своего друга, но и всех остальных. Похоже, что он единственный осознает всю серьезность происходящего, ну или хотя бы не пытается отрицать неизбежное. Тэхен, глядя на слабеющую с каждой минутой девушку, снова задумывается о парадоксальности этой жизни. Человек не смог истребить себя сам, хотя был довольно близок к своей цели, зато теперь за дело активно взялась сама планета. Она борется с людьми своими методами: вирусами, инфекциями, изменившимися условиями среды и климата. Планета борется с человеком так, словно он сам теперь вирус или инфекция, словно человечество — раковая опухоль, от которой нужно немедленно избавиться, пока не стало поздно. Но есть ли у людей хоть какой-то шанс избежать такой специфической «химиотерапии»? Дана приходит в себя только ближе к вечеру. Обезболивающие уже не помогают справиться с мучительными ощущениями во всем теле, конечности едва слушаются, даже языком удается шевелить с трудом. Горло спирает и, пытаясь его безуспешно прочистить, девушка не прекращает кашлять. Головокружение и шум в ушах не позволяют ни на чем сосредоточиться, но Дана, хоть и с большим трудом, садится. Даже в таком состоянии она умудряется делать вид, что все отлично и под контролем. Догадки относительно укуса оказываются оправданы, когда Дана медленно закатывает свою штанину, обнажая опухшую ранку от зубов и пару царапин. Чимин обреченно выдыхает, его руки безвольно опускаются вниз. — Почему ты раньше не сказала, Дана? Такое надо сразу обрабатывать! — восклицает он. — Это ведь просто царапина, ничего страшного, — девушка делает усилие, чтобы улыбнуться своим же словам, облизывая потрескавшиеся губы. — Хватит притворяться, Дана! Это серьезно, разве ты не понимаешь? — Чимин едва сдерживает подступающий приступ истерики (или паники, кто их там разберет). Поразительно, как быстро после событий вчерашнего дня чаша снова переполнилась эмоциями, требующими выхода. Да и как тут успокоишься, когда эта девчонка — просто олицетворение упрямства? — Чимин, успокойся, — это все, что в ответ озвучивает Дана. “Я все прекрасно понимаю”, — читает Чимин в ее глазах. И в самом деле, не рыдать же ей теперь горько в подушку и не топить себя в жалости. — Наша ж ты сильная и независимая, — подбадривает девушку Джин. И речь совсем не о физической силе. Да, показывать слабость — это не стыдно, ведь все мы люди и все мы живые, но такой функции просто изначально не было в сильном и волевом характере маленькой и хрупкой на первый взгляд Даны. И сейчас девушка продолжает улыбаться даже через боль. Весь оставшийся вечер Дана провела на берегу ручья. Джин, сидевший рядом, отчаянно пытался пускать блинчики по воде, но камни стабильно тонули в бурлящей воде, не сделав ни одного отскока. Дана внимательно следила за каждой ровной галькой, быстро уходящей под воду, и за забавным возмущением Джина, когда это в очередной раз происходило. Отчего-то, в противовес неспокойному потоку воды в ручье, на душе у нее царила непоколебимая безмятежность. Она улыбалась. Чимин разглядывал лепестки магнолии, что со вчерашнего дня слегка поникла и потускнела. Есть у цветов своя особенная, трудно передаваемая и такая хрупкая красота, но даже увядающий и оторванный от жизни цветок остается прекрасным. Чимин мельком посмотрел на искренне улыбающуюся Дану, и понял, что думал все это время вовсе не о магнолии. Все это время компания молча занималась своими делами, погрузившись в собственные мысли и не нарушая тяжелого молчания. Тэхен сидел поодаль и что-то писал в своем блокноте, а когда задумывался, начинал нервно ковырять пальцами землю. Небо затянулось тяжелыми тучами, поэтому Юнги и Эрин решили перестраховаться и заняться сооружением укрытия. Защитные костюмы оказались в этом весьма полезными, хоть и не пригодились по прямому предназначению. К ночи Дана совсем выбилась из сил, и Чимин при беглом осмотре заметил новые симптомы: сильно увеличенные лимфоузлы и приобретающую серо-зеленый оттенок кожу. Ее крупно потряхивало от усилившейся лихорадки, а потяжелевшие веки непроизвольно закрывались. Ночь подкралась незаметно, принося с собой сильный ливень и пронизывающий ветер. Тэхен теряется окончательно. Если через сны подсознание пытается нам что-то донести, то почему в его снах все происходит с точностью до наоборот? Клубок догадок, вопросов и противоречий все сильнее запутывается, а сам он с немыслимой скоростью и оглушающим свистом падает во всепоглощающую темноту черных глаз таинственного незнакомца. И эта абсолютная тьма постепенно начинает пробираться в его собственном сердце. Тэхен дергается и резко распахивает глаза. Такое ощущение, что после сна он устал только больше, чем до, но желания лечь обратно у него больше не возникает. Обреченно выдохнув, Тэхен тяжело поднимается на ноги. Вокруг все еще темно, а из-за пасмурной погоды сложно определить даже время суток, но, кажется, время близится к рассвету. Судя по приличным лужам, дождь льет все время без остановки с тех пор, как они легли спать. Чимин сидит возле Даны и заметно клюет носом. Тэхен решает во что бы то ни стало отправить друга спать, даже если придется сделать это насильно. Чимин хотел было воспротивиться, но усталость все же взяла свое, поэтому он, немного поворчав и взяв обещание с Тэхена не спускать с девушки глаз, плетется к своему спальнику и мгновенно проваливается в беспокойный сон. Тэхен, присаживаясь рядом, не отрываясь, смотрит на лицо Даны. Под ее глазами залегли темные круги, кожа стала мертвенно-бледной, а губы высохли от собственного обжигающего дыхания. Он аккуратно проводит по руке девушки ладонью и неожиданно замечает, какая она холодная. Сразу же проверив лоб, Тэхен понимает, что жар спал, да и в целом девушку больше не лихорадит. От прикосновения к лицу Дана слегка дергается, ее ресницы, едва дрогнув, начинают мелко дрожать, и она с трудом поднимает тяжелые слипшиеся веки и вымученно улыбается. — Привет, — шевеля одними губами, говорит Дана. — Как ты? — обеспокоенно уточняет Тэхен, аккуратно заправляя выбившиеся из общей прически пряди ей за ухо и ласково поглаживая по голове. — Не знаю, — та только лишь слабо пожимает плечами в ответ. — Прости меня, Дана, — с бесконечной виной в голосе и слезящейся болью в глазах шепчет Тэхен, — это все моя вина… Если бы не я, ты бы была в порядке, — кажется, еще немного, и первые предательские слезы скатятся из его глаз. Рука, которой он гладил чужие волосы, безжизненно опускается на землю. — Что ты такое говоришь? — искренне удивляется девушка. — Я бы никогда не была в порядке, находясь там, — последнее слово она просто выплевывает, а не произносит. — Но… — начинает юноша, но ему не дают продолжить. — Спасибо тебе, Тэ, — слабым дрожащим голосом произносит Дана. — Спасибо за все. — Что? — Тэхен раскрывает рот в полном недоумении, не понимая, за что его вообще можно в такой ситуации благодарить. — Ты показал мне то, что я так мечтала увидеть, — девушка немного поднимает уголки губ в попытке улыбнуться. — Жизнь. — Я не понимаю, — глаза юноши бегают по ее лицу, пытаясь считать и понять чужие эмоции. — В Обители мы не жили, Тэхен. Это была не жизнь, а чья-то неудачная шутка, — как что-то само собой разумеющееся проговаривает Дана. — Теперь я это отчетливо понимаю, — Тэхен на ее слова как-то печально улыбается: он ведь и сам всегда так думал. — Могу я кое о чем тебя попросить? — прерывая его раздумья, с надеждой в постепенно тусклеющих глазах спрашивает девушка. — Все что угодно, — без раздумий отвечает Тэхен. — Возьми меня за руку, — застенчиво выдыхает Дана. — Конечно, — Тэхен осторожно берет чужую холодную ладонь в свою и чуть заметно сжимает. Кожа Тэхена, кажется, в несколько раз горячее, чем ее собственная. Такая теплая и живая… — Какой же этот мир удивительный, — Дана мечтательно устремляет глаза в небо. Оно все такое же серое и затянутое тучами, но для тех, кто столько лет не видел над головой ничего, кроме бетонного потолка, такое невероятно удивительное и прекрасное. Дождь постепенно прекращается, и шум от ударов капель о землю становится тише. Осознанность во взгляде Даны медленно тает, а ее рука, которую Тэхен с трепетом держит в своей, постепенно расслабляется. — Очень удивительный, — выдох получается рваным, и первые горячие слезы скатываются по лицу. Он с силой закусывает губы, чтобы не заскулить в голос и продолжает сжимать в руках ладонь Даны. — И очень жестокий. Тэхен не помнит, когда в последний раз плакал. Он вообще не уверен, что хоть раз в жизни позволял себе так разреветься. Но сейчас, глядя в остекленевшие глаза Даны, он не может остановиться. Дает волю накопившимся эмоциям и взвывает так, что перепуганные молодые люди, мирно спящие до этого момента, стремительно вскакивают со своих нагретых мест и несутся в его сторону. Быстро поняв, что к чему, Джин подлетает к брату и крепко обнимает, уложив его голову на свое плечо и позволяя с силой вцепиться в широкие плечи. Остальные стоят в ступоре еще пару минут, осознавая наконец, что случилось. Эрин, медленно присаживаясь возле головы Даны, плавным движением руки прикрывает ей веки и поправляет сбившуюся в одну сторону челку. Юнги краем глаза замечает, как Чимин с силой сжимает глаза и глубоко вдыхает, чтобы не расплакаться вслед за другом, и несмело притягивает юношу к себе.