Дофенизм

      Просыпаться в чужих объятиях было невероятно тепло и хорошо, если не учитывать того, насколько рано это пришлось сделать.       Милли ненавидела рано вставать и фыркнула, все-таки открывая глаза и потягиваясь на постели. Конечно, она бы в любом случае так сделала.       Они уже договорились с Ноа встретиться около десяти и вместе улететь отсюда в Лос-Анджелес.       Проснись она позже, он бы пошел искать её по всей Джорджии, начиная, конечно, спрашивать каждого, заходя в трейлер.       Ноа, пусть теперь и узнал правду об их отношениях, определенно не был готов к такому повороту. (Который Шнапп, конечно, сразу растрезвонит всем, хотя совершенно случайно, — у него так всегда).       Он всегда пробалтывается о том, если узнаёт такое.       Милли поднялась, усаживаясь на простынях. Он неподвижно лежал, приподнявшись на локтях. Браун обернулась, одну руку кладя на ладонь Финна.       Вулфард улыбнулся и, тихо хмыкнув, подался вперед, чтобы поцеловать, сжимая пальцами её ладонь. Все их движения были ленивыми, вполсилы. Даже их поцелуй не был таким, как раньше — они больше не пытались так яростно насладиться друг другом, как тогда, словно это их последний поцелуй, и все, больше этого никогда не будет. Повседневно — вот, как это было.       Вся атмосфера казалась очень домашней, как будто все так и должно быть. Словно все хорошо, правильно.       Милли вовсе никому не изменяет. Её отношения — по любви. Не потому, что её отец глупый, не заботившийся об её мнении ублюдок, а потому что они оба так захотели.       Как бы ей хотелось в это верить. Браун ненавидела своего бойфренда и совсем не хотела сегодня уезжать. Будь это несколько лет назад, она бы сейчас плакала, рыдала бы навзрыд, а Финн, сидевший рядом, успокаивал бы, нежно обнимая. Он так делал всегда, и ей это помогало больше успокоительных или алкоголя.        Другую руку Милли положила ему на щеку, углубляя поцелуй. Он все ещё не был чем-то, что походило на страсть, эрос…       Нет, он был нежнее, искреннее на этот раз.       Милли не знала, что ей нравится больше. Но и не желала сравнивать. Эти поцелуи различались, но все равно оставались лучшими в её жизни.       Оторвавшись от его губ, она вытерла рот тыльной стороной ладони, смотря в глаза. — Нам стоит обсудить это? — спросил Финн, тоже не отводя от неё взгляд. — Или ты ненавидишь обсуждать? — он тепло улыбнулся. — Обсудить что? — Милли правда не понимала, о чём он говорит. Думать утром у неё получалось плохо. — Наши отношения. Мы не будем, если ты не готова. Просто… ты скажи мне, и мы обсудим это. Я думаю, ну, это важно? — Вулфард поднял брови, пожимая плечами.       Браун кивнула, ещё смутно понимая о том, что он говорит.       Главное не забыть его слова, и тогда она сможет подумать об этом в дороге, притворившись, что спит. Она так часто делала, когда не хотела говорить с Джейком.       А она с ним никогда не хотела говорить. — Но я думаю, я должен тебе кое-что сказать. — он нахмурился и отвёл взгляд в сторону. — Всё это. Просто надеюсь, что оно что-то для тебя значит, Милли.       Браун отвернулась, смотря на помятое одеяло. — Для неё (о, Боги), для неё это значило гораздо больше, чем просто «что-то».       Милли ещё раз оглянулась, улыбаясь.       Она совсем не хотела уходить — с радостью бы осталась тут, с ним, навсегда.       С тем, кому она нравится (наверняка, потому что Финн сентиментален и никогда не будет целовать просто так. Милли поняла это совсем недавно), и кто определенно нравится ей.       За это она отдала бы все. И очень жаль, что даже всего мира не хватит, чтобы её наконец оставили в покое.       Как же она это ненавидела.       Просто, без утрирования. Ненавидела.       Каждой клеточкой. Ненавидела.       Не-на-ви-де-ла!       Его очень захотелось поцеловать снова, и остаться тут подольше.       Она бы с радостью сделала это прямо сейчас. Чемодан собран, осталось только платье и обувь. С Ноа нужно встретиться к десяти, и у неё есть больше часа, чтобы сидеть тут, рядом с ним, с Финном, не тонуть в бесконечной ненависти и одиночестве.       Не хотелось отсюда выбираться, в ужасную реальность просто потому, что она существовала, просто потому, что она ненавидела все, что там было. Потому, что ей плохо, чертовски плохо, пускай она никогда это не признает ни в чьем присутствии, исключая Пейдж.       Или Финна. Хотя… Нет, Браун не пришлось бы этого признавать, ведь он такой, что все понял бы сам и без слов; начал бы обнимать, поглаживая по голове; шептать ей на ухо глупости.       Милли, кажется, думала об этом совсем недавно.       Видимо, все стало настолько плохо, что думать, нет, мечтать о том, чтобы тебя пожалели — ежедневная процедура.       Даже если ты до жути ненавидишь, когда это делают.       Она закрыла глаза, пытаясь ровно дышать. Конечно, ничего не шло гладко.       Как обычно.       Очень хотелось закричать, и чтобы как у Эл: разбились стекла и зашатались деревья, отчего птицы слетели бы с них, теряя собственные гнезда. Джейк бы потерял сознание, и желательно, больше никогда, никогда в её жизни не появлялся.       Это было ужасно, очень ужасно и мерзко. Желать смерти человеку плохо — даже ему.       Но Милли не стала бы извиняться, даже если внутри осознавала свою вину.       Он этого не заслуживал, вообще ничего не заслуживал!       Браун очень хотела перестать чувствовать это — ненависть, разливающуюся по венам от одного только воспоминания. Она хотела забыть о нем навсегда, и уж лучше вообще потерять память, нежели жить так.       Она все это так ненавидела, она же так устала!       Безысходность. Она связывала Милли руки, прикрывала рот, широко раскрывая глаза, чтобы поглумиться, как бы она тщетно, не пыталась закрыть их, а за одно и собственные уши, чтобы только не вспоминать ни на секунду о том, что все это происходит с ней.       В это не хотелось верить. От этого хотелось только умереть, или просто стереть из памяти к собачьим чертям, лишь бы больше не ощущать такие чужие, ужасные объятия; не целовать эти губы; не видеть эти глаза.       Милли проглотила огромный комок, подступивший к горлу, и шепнула: — Поцелуй меня.       Она не сдвинулась с места, так и держа свою голову на его плече, но — чуть громче — снова повторила: — Поцелуй меня.       Милли выдохнула, чувствуя, как он берет её лицо в свои руки и нежно, совсем невесомо, прикасается к её губам своими. Он повторяет это снова и снова, не останавливаясь, постепенно возвращая былую страсть в поцелуй. — Да! Да! Жутко хотелось забыться от этого дерьма, как той ночью. — Финн немного потянул ее за волосы одной рукой (хотя скорее всего случайно), другую уронив на колено, чуть сжав его.       Потом он разорвал поцелуй, все ещё держась очень близко её лица, устроив ладонь на подбородке. Сейчас она показалось прохладной. Парень надавил большим пальцем, приоткрывая рот Милли, а затем снова притянул к себе, чтобы поцеловать.       Не хватало только сигарет, чтобы после всего этого выкурить парочку и чувствовать себя, и правда, забывшейся, пускай всего на несколько минут, пока действие их не выветрится: дышать станет легче, а мысли более менее ровными, хотя все такими же бредовыми, как и раньше.       Но это уже не действие сигарет, а то, что сопровождало Браун на протяжение всей жизни.

***

      Милли ощутила всю хреновость только тогда, когда снова стояла в его объятиях около забора, где ещё вчера вечером она была рядом с ним совсем по другой причине.       Она чувствовала то, как на неё пялится Джейк, вышедший из такси, и нахмурилась. Милли нехотя выбралась из чужих объятий и посмотрела в глаза. — Через месяц мы встретимся снова. — шепнул Финн, гладя по плечу. — А потом что? Это последний сезон. — Брось… Помнишь, какую мы награду получили в прошлом году? Ты и я, только ты и я. Думаешь, мы не встретимся снова? — он улыбнулся. — Будем как Хелена и Джонни Деп. — И сколько придется ждать? — Не знаю, просто не думай об этом. Расслабься, Милли Браун.       Браун прикусила губу. — Я хочу тебя поцеловать. — шепнула она, понимая, что никогда такого бы не сказала, а скорее сделала, если бы не тот, кто стоял позади. — Он увидит? — Да. — ответил Вулфард, обернувшись назад. — Иди, Милли Браун. Он убивает меня взглядом. Расслабься. Не думай. — Финн сжал её плечо.       Милли так и не смогла побороть в себе желание поцеловать но всё-таки покорно ушла прочь, захватив с собой чемодан.       Он проследил глазами за тем, как она садится на заднее сидение, рядом с Ноа (за несколько метров обходя Джейка, пытающегося притянуть к себе, чтобы поцеловать, громко воскликнув: «Да отвали ты»; как обычно, грубо); за тем, как отъезжает машина и быстро отдаляется.       А потом развернулся и ушёл, далеко настолько, что Браун потеряла его из виду, почему отвернулась, поглядывая в окно рядом с ней.       Джейк ничего не стал говорить, но он хмурился — значит снова будет кричать и запрещать общаться с Финном.       Как же Милли его ненавидела.       Когда он блять от неё отстанет уже?       Девушка тяжело вздохнула и, прислоняясь щекой к окну, продолжала смотреть за бесконечно сменяющимися пейзажами.       Кто-то на улице увидел Джейка на переднем сидении и кричал, пытаясь остановить машину. Водитель в смятении что-то у него спросил, но блондин только отмахнулся.       И дорогое авто продолжило свой путь, не снижая скорости и невзирая на кричащих фанатов.       Джейку было наплевать на них — Милли это прекрасно понимала. Ей самой было также — абсолютно похрен.       Он обернулся к Браун, улыбаясь. — От его приторной наигранности затошнило и она не упустила момента показательно цокнуть и отвести глаза к окну. — Может, заедем куда-то? У нас осталось чуть-чуть времени до вылета. Можем поесть. — Милли только закачала головой.       Ноа странно глянул на неё и закивал. — Хорошо. — он повернулся к Шнаппу. — Подумайте, куда мы заедем.       Ноа наклонился к Милли, следя взглядом за Джейком. — Ты в порядке, Милли? — шепнул он и обеспокоено поднял брови.       Браун покачала головой, сжав его протянутую ладонь. — Ты можешь мне рассказать, мы же лучшие друзья. Я могу помочь. — Ладно, только дома. Поехали в пиццерию? У меня больше нет идей.       Ну да, с ее формами только и есть пиццу, которую она даже не любила. — Почему все самое ужасное в ее жизни случилось рядом с Джейком? — Читаешь мои мысли. — он посмеялся. — Джейк! Мы хотим в пиццерию.       Парень кивнул, не оглядываясь. — Думайте, что мы можем заказать, я посмотрю, куда заедем. — Ладно. — и Шнапп посмотрел на него, качая головой.        Вопрос, верно, был несколько глупым, но Ноа даже не был удивлён, судя по его словам.       Но Джейк только пожал плечами, и без слов понимая ответ.       Он все пересказывал с таким лицом, словно Милли не сидела рядом. А в конце рассмеялся, и она тоже рассмеялась, вспомнив слова Финна. «Расслабься».       Да блять, этим она и собиралась заняться, а не убиваться по своему тупому настоящему и будущему, потому что как бы не ненавидела его и себя — все-таки была слишком хороша для этого.       А в ненависти виновен только он. — Джейк! Куда мы поедем? — спросил парень, рукой опираясь на кресло водителя. — Милли сейчас стухнет от голода! И я тоже.       Джейк обернулся, вопросительно посмотрев на Милли, прикрывающую волосами шею. — В место, недалеко от аэропорта. Я уже заказал столик.       Она почему-то вспомнила то, что было ещё минут сорок назад. Как она стояла перед зеркалом и блеклого, почти прозрачного цвета консилером пыталась замазать шею.       Не имея возможности узнать то, как выглядит, Милли просто прикрыла её волосами, немного отросшими настолько, что она сделала это без особых проблем. — Это глупый вопрос, Милли, но я понятия не имею, долго ли ещё ехать до аэропорта? Ты знаешь, сколько мы уже проехали? — спросил Ноа, почесав затылок.       Браун повертела кистью руки в воздухе. — Ну… Я думаю, около сорока минут точно за спиной. Поэтому где-то двадцать-тридцать, и все. — Шнапп благодарно кивнул.       Судя по всему, он и правда очень голоден.       Блять. — подумала девушка, вспоминая о том, что не убирала косметику в чемодан, забирая с собой в сумке.       Милли порылась там, пытаясь найти косметичку. Зеркало само выпало из неё, и Браун, удерживая его не слишком высоко, откинула волосы назад, разглядывая шею и ключицы. Вроде она ничего не увидела, но все равно, убирая зеркало обратно, вернула волосы на место.       Когда они подъехали к ресторанчику, Милли показалось, что она его знает. Словно где-то видела, но не могла вспомнить где.       Браун вышла из машины, хмурясь, и через несколько мгновений до неё наконец дошло.       Девушка вспомнила двадцать второй год, февраль. В пиццерии (не здесь, конечно, — в Канаде) из этой сети ресторанов сидел Финн, Элси и какие-то другие его друзья, которых Милли не приходилось знать лично.       Подходя к столику, она приземлилась рядом с Ноа, потирающему руки в ожидании.       До рейса оставалось совсем немного, а в помещении было прохладно, почему Милли обняла себя, проклиная за то, что надела топ и не взяла ничего с собой.       Постоянно мерзнущий Джейк, невероятно этим и раздражающий (о боги, не только этим, далеко), смотрел на неё, а потом передал ей кардиган, через пустующий пока стол.       Браун натянуто улыбнулась, не очень-то желая принимать кофту. Краем глаза заметив то, как пялится на них девчонка с темными кудрями лет пятнадцати, да и не имея охоты замерзнуть, она все же взяла кардиган, накидывая на плечи.       Милли брала его вещи далеко не впервые. Не потому, что очень уж горела желанием, а потому, что не имела ни капли скромности в своей натуре.       Зато наглости было хоть отбавляй, поэтому пользоваться всеми благами даже от этого ублюдка — было законом.       Та девчонка почему-то напомнила ей Бориса. С грустными глазами, темными волосами и глазами. На ней была изношенная футболка с котятами, а свитер красного цвета висел на стуле рядом с ней.       Милли не пялилась, не наблюдала. Она скорее смотрела как-то заинтересованно. А потом улыбнулась и махнула рукой, смотря за тем, как бледная кожа немного краснеет, и девчонка опускает глаза, тоже улыбаясь. И в ответ машет рукой. — Узнала. —Девушка заметила на руке браслет от ее коллаборации с Пандорой.       Та наверняка отдала за него целое состояние.       Браун отвернулась, стараясь не погружаться в свои мысли. Она никогда не вела себя отстраненно, задумчиво в публичных местах, почему вступила в беседу Ноа и Джейка (даже не зная её смысла), постепенно забывая о той девочке, которая, наверное, уже ушла.       Когда пиццу уже принесли, она была рада тому, что сможет отвлечься на еду, не думая о том, что было вчера, пока она была в трейлере Финна.       Вспоминая все подробности, она едва заметно шевельнула бровями и, хмыкнув себе под нос, откусила от пиццы кусочек.       Она глазами проследила за тем, как Ноа ушёл заказать себе ещё попить, и нашла себя на мысли, что осталась с Джейком наедине — вот блять.       Он, видимо, посчитал это хорошим способом для разговора, заранее зная, что Шнапп как всегда застрянет на полчаса, желая попробовать все сразу.       Джейк наклонился к Милли и сказал: — Знаешь, меня вчера не пустили к тебе. Ну, на съемки. — он поднял брови, подперев голову рукой. — И ты не отвечала… Даже не прочитала, — только что проверил. — парень улыбнулся. — Я спала. — ответила Браун, отпивая прохладной газировки. — А телефон закинула в чемодан. Случайно.       На самом деле Милли бросила его туда перед самым выходом, так и не думая разблокировать Джейка. — Ты вчера была на вечеринке с Ноа? — Нет. — заученно ответила Милли, посматривая в сторону. — Я собирала вещи. — Почему не отвечала? — Я уже сказала, Джейк. — отрезала Браун, хмуро на него глядя. — Я хочу, чтобы ты сказала это ещё раз, смотря мне в глаза.       Милли хорошо умела врать и играть, почему повторила всё слово в слово, заставляя думать о том, что она и правда вовсе не лжёт, как он мог подумать. — Телефон убрала в чемодан. Случайно. Он разрядился, и уведомления не пришли. — Ладно. — парень кивнул и продолжил свой расспрос. — Что это было? — Что? — Милли прекрасно понимала, о чем идёт речь.       О Финне. — Ты и он. Почему он тебя провожал? — Джейк поджал губы, стараясь как можно ревнивее и неприятнее выделить, не произнося имени. — А нельзя? Прости, я думала, что в Америке уже нет рабов. Но даже если и есть, контракт не даёт тебе никакого права командовать мною. Я не твоя вещь и даже не твоя девушка. — она говорила это, также смотря в глаза, без единой эмоции.       Хотя, это было сложно. Очень хотелось не только состроить гневную гримасу, но и плюнуть ему в лицо.       Он молчал, не зная, что ответить. Милли улыбнулась ему и откинулась назад, не желая больше продолжать разговор. — Ты оправдываешься и лжёшь. И делаешь это хорошо. Но не думай, что я ничего не ведаю. Просто знай — даже если ты спрячешь правду, прикроешь своим жалким враньём, то она все равно не уйдёт. — он притянул её за плечи и чмокнул в щеку, не подбираясь к губам. — Наши отношения для тебя не насилие. — продолжал он, сжав её плечо правой рукой. — Я делаю все, чтобы ты была в них счастлива, Милли. Ты сама не хочешь этого. Просто подумай об этом, а? Может, все было бы легче, если бы ты вела себя со мной так, как раньше, а не только за пределами нашего дома. — Твоего дома. — шепнула Браун. — Мой дом рядом с моей семьей. Где есть Пейдж, мама, Чарли, Эйва и Ноа. Но не с тобой. — она снова улыбнулась и убрала руку со своего плеча, отдаляясь.       Джейк больше ничего не ответил. Только пожал плечами, давая понять то, что его вины в этом нет.       Да, в этом не было его вины. В этом не было ничьей вины! Просто Милли выдумала себе все.       Просто ненавидит все и всех. А на самом деле все хорошо, нормально — да, сейчас же блять восемнадцатый век и женихов девушкам выбирают отцы.       Она сама выдумала себе миллион проблем, и сейчас страдает от такой же выдуманной безысходности, от которой хочется спрятаться и убежать далеко-далеко.       Ну да, так и есть.       Они долго просидели в тишине, пока не пришёл Ноа. Он съел ещё пару кусков пиццы, и они отправились к аэропорту, не желая опоздать.       В ожидании своего самолета Милли сидела в обнимку с Джейком (точнее она просто присела рядом, а он, конечно, прилип к ней, как и обычно), который о чем-то пытался говорить с Ноа, устроившимся с другой стороны от неё.       Она молилась, чтобы их рейс скорее объявили, и Браун, усевшись у окна рядом с Шнаппом, болтала о всякой глупости, усердно делая вид, что не думает ни о чем, что происходило вчера вечером, ночью, сегодня утром или в пиццерии.       Вечером, приехав домой, подождать, пока Джейк смоется куда-то, и побыть наедине с Ноа; смотреть фильмы и наконец-то нормально поговорить. Так, чтобы он их не услышал.       Чтобы Шнапп все понял (хотя Браун не собиралась рассказывать ему о Финне, о том, что они вчера переспали, потому что у него это наверняка не удержится в голове надолго, и придётся кому-то проговорить эту тайну, а даже если нет — это вообще никому не обязательно знать).       Милли до сих пор не понимала того, как это работает (хотя, может, уже и «не»), но Ноа умел хранить секреты. Все, кроме тех, которые рассказывали о любви или влюбленности.       Хотя она не думала о том, что если Шнапп и умел держать секреты любого типа нераскрытыми, то она бы что-то сказала.       Это опасно настолько, что она никому не расскажет об этом.

***

      Полёт выдался не самым ужасным, если не учесть того, что Милли там узнали все и просили фото, на что ей пришлось отказаться, ссылаясь на усталость после съёмок; на что Ноа также активно кивал, не выдавая подругу.       Сейчас он сидел на полу, около дивана, щёлкая пультом в попытке выбрать какой-то фильм.       Милли была рядом и пила газировку, смотря на экран.       Джейка не было дома. — Нет! Не хочу ужастики. — она махнула рукой на очередной фильм про заброшенный дом с призраками. — Черт, давай просто поговорим. Мы выбираем фильм целый час. — Мы бы могли посмотреть «Няня» или «Щегол». — под нос себе возразила Милли, но Ноа все-таки услышал её. — Это фильмы с Финном, ты их уже видела. — отмахнулся он, а потом отложил пульт и повернулся. — Подожди… Что? — Что? — Милли. Няня — это ужастик про призраков, а Щегол — это драма. Ты не любишь драмы. — начал он, а голос его приобрёл соответствующее звучание. Он говорил так, словно разгадывает тайну. Как частный детектив. — И ты их уже смотрела. Милли, зачем ты пересматриваешь фильмы с Финном?       Он выжидающе смотрел на девушку, нахмурив брови. — Дело ведь не в сюжете.       Она покачала головой, поднимая брови. — Боже, Милли. И ты молчишь? Мы лучшие друзья, вообще-то. Я шокирован. — он не звучал как-то серьезно. — Милли!       Ну да, для него это мало что значило.       Блять.       Блять-блять-блять.       Браун же не могла так тупо проколоться.       Даже дня не прошло.       О каком умении Ноа держать секреты она говорила?       Она совсем не хотела рассказывать об этом. Она не хотела, чтобы он это знал.       Ситуация была слишком глупой и одновременно безвыходной. Милли молчала, опустив глаза, и немного хмурясь.       Как же она ненавидела это. — Милли, нам и правда лучше поговорить. — в его голове, думала она, наверняка уже сложился пазл.       Ведь Вулфард был причиной. Нет, не он.       Их отношения были. И её отношения с Джейком. — Думаешь? — она хмыкнула, поднимая глаза. — Хорошо. Ноа, просто скажи, что это останется только между нами. — Только между нами. Я никому не скажу. — заверил он, ошарашенно на неё глядя. Так, словно пазл и правда сложился. — Я клянусь.       Милли кивнула, не собираясь рассказывать так, как есть. Пока она не была готова. — Он мне нравится. — ответила Браун, пожимая плечами. Она предпочитала не называть его имени, но не специально. — Но это не то, о чем мы должны поговорить, Ноа. — Да. Ты обещала рассказать то, что тебя расстроило. Хотя, мне кажется, я догадываюсь. — Нет, это не он. Это Джейк. — она разлеглась на ковре, скрестив руки. — Ты не видела его полгода, Милли… Или я слишком тупой, или я серьезно не понимаю того, что могло тебя расстроить. — Знаешь, я не видела его полгода и не видела бы всю оставшуюся жизнь. Может быть, Шнапп, ты не совсем понял смысл тех слов, которые услышал вчера. — она замолчала, выдержав паузу, и не совсем осознавая, зачем это делает. — Я не люблю Джейка. Даже больше, Ноа. Боже, да я ненавижу его, Ноа, как бы он не старался скрыть этого, как бы я не старалась. Я никогда не любила его. Все это, все это только потому, что мой отец идиот. Я даже не знаю того, что получил он от моих страданий. Может, очередную безделушку — он же коллекционер всяких бесценных глупостей. — Милли пока ничего не говорила, смотря в потолок. — Это не любовь, Ноа, это безысходность. — шепнула она, одной рукой обнимая себя за плечо, а другую оставляя на груди. — Если ты ещё не понял. — ещё тише добавила она, и опять повисло неприятное молчание, сопровождающееся только лишь шумом, идущим откуда-то снизу, где проезжали сотни машин, кричали люди.       Голос был грубым, отстранённым. Милли никогда не говорила так с Ноа. Обычно очень мягко, как с самым дорогим человеком в мире, и хотя Шнапп все ещё оставался таковым, она уже не могла ничего изменить.       Плакать совсем не хотелось, кричать. Ничего. Сердце обливалось кровью, было больно. Но Браун просто смотрела в потолок, пытаясь выровнить дыхание.       Здравые мысли не посещали её; она могла думать только о том, как ненавидит.       Всё, всех.       Хотя, будь она в ином состоянии, может, и сделала бы пару исключений.       Ноа тихо выдохнул и подобрался ближе, обнимая Милли. Он ничего больше не мог сделать — только быть рядом.       Но она не плакала. Ей просто было плохо.       Просто.       В последнее время ей всегда плохо. Ничего необычного. — Ну хватит. — сказала она не очень уверенно, но он все-таки отстранился. — Просто давай посмотрим фильм, а потом ещё один, пока не уснём. А можем не спать всю ночь. Только хватит меня жалеть. — Милли отмахнулась и уселась на ковре, открывая пачку попкорна, лежавшего на диване.       Ноа включил Щегла.       Милли на это рассмеялась, только ожидая момента, пока на экране появится он; поедая начос, потому что попкорн закончился слишком быстро.       Когда Ноа уснул, она улизнула на балкон, прихватывая с собой чужой кардиган, оставленный на кухне, и заботливо запрятанную в дальний угол пачку сигарет, которые он нашёл и отобрал, словно рассерженный отец.       Браун не видела в сигаретах чего-то слишком плохого, а даже если и видела, все равно имела право попробовать. Ей не четырнадцать, и она давно не живет с отцом.       У них дома не было ни спичек, ни зажигалок, поэтому Милли зажгла сигарету от газовой плиты и наконец ушла.       В ночном небе не было ничего необычного. Обычные звёзды, обычная чернота, из-за которой не было видно ничего. Браун не находила в этом ничего романтичного, как и во всем другом.       Вдыхая яд (как выражался Джейк) в легкие, она закашлялась с непривычки.       Милли не позволяла себе курить во время съёмок.       Браун выдохнула едкий дым и затянулась снова, чуть приподнимая голову.       Вокруг было совсем тихо. Не было слышно даже машин, город будто бы вымер, хотя Милли знала, что это не так.       Она опёрлась на перила, смотря вниз. Улицы пустовали тоже, но ей показалось, что она слышит чьи-то приглушённые шторами стоны, и поморщилась, вспоминая вчерашний вечер.       Милли бы очень хотелось, чтобы все её ночи были рядом с ним. Чтобы засыпать в его объятиях и просыпаться от ласковых слов, а не от удушающего желания сбежать.       Она шумно выдохнула через нос, погасила тлеющую сигарету о перила и сбросила её вниз, оставляя дверь, ведущую на балкон, открытой, заодно и вешая на ручку кофту.       Милли закрыла за собой дверь в ванную и встала под душ, после не забыв почистить зубы, хотя это навряд ли бы спасло от давно въевшегося в её душу запаха.       Даже если бы она больше никогда не курила, он бы никуда не ушёл. Это как безысходность — навсегда с ней.       Она отбросила назад мокрые волосы и посмотрела на засос через зеркало над раковиной. Милли несколько минут рассматривала свою шею, а потом надела белье, кутаясь в бледно-синего цвета махровый халат так, чтобы закрыть шею.       Милли не хотелось спать. Она вышла в гостиную и прикрыла Ноа покрывалом, отодвигая недопитую банку с газировкой в сторону, — чтобы не уронил; а потом ушла на кухню смотреть телевизор, дожидаясь Джейка, который придёт через несколько часов.       За это время Милли успеет пересмотреть все каналы на небольшом телевизоре, снова закурить и попытаться скрыть характерный запах, впуская прохладный ночной воздух через панорамное окно.       Когда он наконец открывал дверь своими ключами, Браун уже стояла в коридоре, смотря на него с привычной жгучей ненавистью во взгляде.       Обняла — не желая — и, положив голову на плечо, попыталась забыть о том, кто прижимает её к себе, зарываясь носом в волосы.       Джейк заметил, что она курила.       Конечно заметил, но ничего не сказал. Он только погладил её по голове и позвал в спальню, по пути спрашивая, почему она ещё не спит.       Милли отмахнулась и устроилась с краю, чувствуя то, как он притягивая ближе к себе, обнял её за талию и тихо спросил о том, что они с Ноа смотрели.       Она сначала молчала, а потом называет первый фильм, пришедший в голову.       Джейк хмыкает и желает спокойной ночи.       Милли снова молчала. Ворочалась, и долго не могла заснуть, а потом медленно поднялась и снова ускользнула на балкон. Она просто стояла, почти всем телом опираясь на перила и подпирая голову рукой.       Ничего не помогает заснуть. Браун снова погрузилась в свои мысли, стоя на холодном полу босыми ногами.       Сотни дум проносились в голове, и она не могла угнаться за каждую, поэтому наблюдала за ними, не принимая в этом участия и не желая этого делать.       От ветра тихо колыхались деревья, и шелест немного раздражал.       Милли несколько минут сдерживалась от желания написать Финну, но так ничего и не предприняла.        «Он наверняка спал», — думала она, понимая то, что это всего лишь предлог; после осознавая то, что не смогла бы сделать это в любом случае, ведь даже не разобрала чемодан.       Она закуталась получше в свой халат, и продолжила наблюдать за ночным, почти полностью пустынным городом.       А ведь Милли и правда не знала, за что сейчас встречается с ним. Контракт есть контрактом, но ей ведь так никто и не ответил — какая от этого выгода?       Хотя бы отцу.       Пускай хотя бы ему.       Но какая?       Браун выдохнула и вышла на кухню, чтобы зажечь сигарету, зная, что Джейк может проснуться и увидеть.       Милли снова улизнула на балкон, сильно наклоняясь, чтобы разглядеть парня, тихо напевающего песни Металлики.       Наверняка пьяного, судя по его неловким шажкам и заплетающемуся языку; тому, как он путался в словах и кланялся перед сильно спешившей куда-то девушке лет семнадцати.       Он вдруг поднял голову вверх, смотря прямо на Милли, и галантно махнул рукой, откинув довольно длинные, волнистые волосы назад, а после скрылся где-то за деревьями, также закурив сигарету, судя по характерному для зажигалки звуку.       Она спрятала лицо в руках, крепко зажав в пальцах сигарету, пока в голове крутилось: «Навестить Пейдж».       Та тоже съехала от родителей, даже раньше Милли, хотя очень часто там гостила.       Браун решила, что поедет к ней завтра, оповестив об этом утром.       Спать все ещё не хотелось, и Милли пожалела, что у них дома никогда не было алкоголя. Джейк запрещал, ну конечно.       Хотя, будь она на его месте, сама бы себе запретила.       Она запила успокоительное целым стаканом воды и снова вышла на балкон, оставаясь там ещё немного, пока очередная сигарета полностью не истлела, а сама она не заклевала носом.       Безысходность казалась довольно жестокой по отношению к Милли. Хотя, может, это возрастное, но Браун никогда раньше не вела такой образ жизни. Странно было подмечать это только сейчас. Ведь ему было больше двух лет.       Милли улеглась на тот же край кровати, прикрывая глаза.

***

      Утром она проснулась поздно (как и всегда), потому что Джейк звал завтракать.       Сначала она заглянула в ванную, запираясь за собой. Повесив халат на место, Милли чуть отвернула голову, проводя по шее кончиками пальцев. Она достала косметикчу из выдвижного ящика под раковиной, ища в ней консилер, а потом прошлась прохладной кисточкой по шее, все равно прикрывая волосами.       Надев чужую просторную футболку, длинную достаточно, чтобы не одевать ничего на низ; она ушла на кухню, садясь за стол рядом с Ноа. — Если что, мы смотрели Тайны Дамблдора. — тихо заметила Милли. — Я вчера сказала ему это. — уточнила она. — Хорошо. — он кивнул, повернувшись. — Я тоже самое ему сказал. — Одна голова на двоих, как и всегда… — она качнула головой вниз, кивая. — А что он сказал? Он вызовет тебе такси, или отвезёт сам? — Ещё ничего не говорил.       Милли вздохнула, отводя взгляд. — Пусть отвезёт. — сказала она, смотря за тем, как Джейк подходит к столу с тарелкой для неё.       Она решила, что пока его нет дома, она поедет к Пейдж, как и хотела вчера. Конечно, ни с кем, кроме неё, она не собиралась это обсуждать, и поэтому сразу после того, как позавтракала, Браун достала телефон и проводила Ноа, пока он заряжался.       Позвонила сестре и вызвала себе такси.       Дорога отчего-то бесконечно тянулась и Браун точно потеряла счёт времени, когда машина подъехала к дому Пейдж.       Она жила одна, и встретила Милли с объятиями и характерным вопросом: «Что случилось?». На который девушка только качнула головой, проходя в гостиную. — Что случилось, Милли?       Пейдж повторила вопрос, и на несколько секунд во всем доме наступила нервирующая тишина. — Пейдж.       И снова секунды молчания, сопровождающиеся только тихим вздохом Милли. — Я влюбилась.       Резко отрезала она и села на диван, скрестив ноги.       Пейдж ничего не отвечала, только смотрела на неё, качая головой. — Он знает? — она кивнула. — Знает. И он тоже, Пейдж.       Браун прикрыла рот рукой. Милли обернулась и горько усмехнулась. — Как давно? — Я очень давно, а он… не знаю. Может, год?       Пейдж молчала, опустив глаза на свои раскрытые руки. — Просто, что можно сделать?       Она покачала головой. — Или ты встречаешься с Джейком, или Роберт мертвец. — отрезала она, испуганно поднимая на Милли глаза. — Это условия. Но Милли, почему ты не сказала раньше? — Я не была уверена.       Боже.       Она даже не сможет ничего сделать.       Даже не сможет потом увидеть его, после съёмок. Милли же знала, что Джейк ни за что не пустит её к Финну.       Он больше никогда не заглушит её боль своими объятиями, никогда не поцелует.       Милли же не может убить отца. Она ведь его тоже любит.       Она закрыла лицо руками, но не плакала — просто попыталась прийти в себя. — А в чем смысл? — спросила девушка. — Я знаю, что есть ублюдки, но отца же не могли возненавидеть просто так настолько, что захотели бы убить. — Я не знаю. — Пейдж проглотила ком, застрявший в горле, и взяла Милли за руку. — Но попытаюсь узнать. Выведать у родителей, или попрошу Чарли помочь. — она слабо улыбнулась, заключая сестру в объятия. — Я постараюсь все сделать, Милли.       Только сейчас она осознала то, что у неё вообще нет выхода. Никакого. — Малышка Милли… — Пейдж хмыкнула, прижимая её ближе к себе. — Мы найдём выход вместе. — словно читая мысли, сказала она, заодно поглаживая по голове. — Ты думаешь, он есть? — Не говори так. Он есть всегда, Милли.       Ну да.       Только в это ей, почему-то, очень слабо верилось.       И если у неё был выход, то Браун сейчас должна провалиться на месте, но никак не страдать от горючей правды.       Вопрос «Что делать?» то и дело появлялся в голове Милли, и она, медленно отстраняясь от Пейдж, опустила руки на свои колени.       Хотелось зарыдать, но она не была уверена в том, что это возможно. Получится глупо, как вчера с Финном.       Он, наверное, не считает это глупым, и все понимает.       Но Милли думала, что это так. Нет, она об этом точно знала.       Снова настигло желание ему написать, позвонить; хотелось, чтобы он приехал из Ванкувера сюда, только для того, чтобы Браун снова обняла его и больше не отпускала.       Без него отчего-то было слишком плохо, пускай Милли провела с ним мало. Всего одну ночь.       Обычно так говорят, когда наоборот хотят подчеркнуть — это ничего не значит. Просто отвлечение, просто попытка забыться, а после забыть.       Но она же знала, что это не так.       Пускай это мало что меняло. Проблем не станет меньше, выхода не найдется.       Черт, а ведь вчера все не было так плохо!       Милли не понимала, почему так. Всего за несколько часов она только сильнее удостоверилась в том, что все именно так, — ужасно и жестоко.       Потому что сказок не бывает, и даже если ты влюблен, и тебя любят в ответ…       Даже если это так, то есть тысячи причин, почему вы не сможете быть вместе!       А главная причина сейчас — это она сама.       Во всем.       Только она виновата в том, что ненавидит себя, свою жизнь, всё, всё вокруг, — в этом только её вина.       Она не может быть с ним вместе только потому, что в отношениях с другим, и это её проблема. Может даже её вина в том, что не смогла признаться раньше.       Хотя Милли все ещё не призналась, и это тоже её вина.       Конечно, и она виновата в том, что злоупотребляет курением; может выпить.        Она виновата в том, что ненавидит того, кого все считают её единственным и любимым парнем, который потом станет её мужем.       И Джейк знает об этом.       Он так тоже считает.       Может быть, он даже прав в том, что Милли стоит перестать вести себя как ребенок; стоит просто принять это, опустить руки и не сопротивляться.       Так будет легче им обоим. Конечно не будет.       Она будет до конца жизни жить, делая вид, что приняла все; делая вид, что счастлива, но на самом деле не чувствует ничего, кроме жуткого отвращения к самой себе.       Иначе она не смогла бы описать то, что ей придется переступить через себя, изображать даже для него счастье, которое он собой и заграждает.       Даже делать вид, что все равно, нарочно она не станет.       Ведь ей точно не все равно! Даже если Милли многое держит в себе, она никогда не устанет повторять то, что его ненавидит, даже самому Джейку в лицо.       Она не хотела притворяться. Если бы Браун почувствовала полное равнодушие сейчас, просто потому, что устала ненавидеть, — это не было бы равно тому, что девушка играла роль.       Хотя это чувство, несомненно, было желанно.       Вот это было бы гораздо легче.       Не чувствовать ненависти, безысходности, вины. Ничего.       Даже любовь. Даже к нему, к Финну.       Ведь она причиняла боль.       И ещё большую оттого, что он тоже любил в ответ; ему было не наплевать, как раньше казалось.       Он улыбался, целовал, нежно сжимал её пальцы в своей ладони, обнимал, гладил по голове и шептал: «Все хорошо».       Он просил её расслабиться сейчас, не думать, но она как всегда не слушала никого, видимо, особенно желая пострадать.       Хотя сама она, ещё вчера думала о том, что слишком хороша для того, чтобы страдать по всему, что сейчас происходит.       Да, она и правда слишком хороша для этого, для всего в этом мире, кроме Финна. — И вот снова она думает так из-за мужчины. Даже если это Бог — какого хрена?       Да. Да. Да.       На мгновение она даже захотела того, чтобы Вулфард её разлюбил, лучше возненавидел и не разговаривал, глядя сверху вниз, поджимая губы и поднимая брови.       Ей было бы легче так. Потому что лучше ничего, чем тупая любовь, которая все равно не получится.       Лучше изначально не иметь ни одного шанса; да лучше вообще в минус уйти по этим ебаным шансам, только бы не было этой тупой надежды.       Милли уже привыкла, сознаваясь с той мыслью, что ей было бы легче смотреть на то, как он целует другую, чем её, только потому что теперь точно была уверена в том, что ничего не будет, хотя возненавидела бы ту «другую» и наверняка бы высказалась ей в лицо, ведь она блять заслужила счастья быть с ним, а Браун нет. Какого хрена?       Хотя стоило бы переубедить себя. Да, конечно же стоило. Просто перестать желать нормальных отношений, зная изначально, что их не получится.       Ведь несколько дней назад она сама думала, утверждала, что и не просит о большем. Она не хочет отношений; она знает, что их не будет.       «Лучше синица в руках, чем журавль в небе», — вспомнила Браун.       И думала бы она так до сих пор, все ещё не желая отношений.       Разве они нужны кому-то? Нет.       Милли могла снова целовать его, имея чувства; они могли и трахаться, также имея чувства, делать все что угодно, имея чувства, но не имея отношений.       Ну если по её вине все их будущее упиралось спиной в потолок, ещё будучи только настоящим, то можно было насладиться тем, что есть, ну зачем ей воздушные замки в небе?       Милли ненавидела это. Жутко ненавидела рассуждать на такие глупые темы, зная изначально, что все равно ни к чему толковому не придет.       Даже если и придет — ничего в её жизни не поменяется. Она не перестанет желать журавля в руках, потом снова думая о том, что легче было, если бы он все же оказался в небе.       Браун ещё будет чувствовать вину, все ещё будет считать ситуацию до абсурда ненавистной и до боли в животе безвыходной.       Милли просто ненавидела думать обо всем этом, потому что в конце все равно заходила в тупик и возвращалась обратно.       Очень глупо.       В дверь постучались, и Пейдж, все это время сидевшая рядом, впустила Джейка в дом, пускай не радушно.       Ему тут никогда не были рады по одной простой причине. — Поехали домой, Милли. — он сел рядом и приобнял её за плечи. — Поехали домой.       Она больше покорно, чем согласно, кивнула и поднялась с дивана, отбросив с себя чужие руки.       Да поехал бы ты, Джейк, нахуй.