Дофенизм

      Вечер выдался дождливым. Милли показалось, что за всю жизнь она видела то, как в Лос-Анджелесе идёт ливень, только третий раз.       Завтра ранним утром нужно было уезжать. — И хорошо, просто отлично.       Джейк с ней не ехал. Он сказал что-то наподобие: «Ты и сама в состоянии доехать до аэропорта, Браун». На него совсем не было похоже.       Он обычно до жути её ревновал и не переставая следовал за ней, куда бы она не отправилась. Конечно, Джейк, наверное, мог послушать её и всё-таки отвязаться наконец, а может, он просто обижается опять?       Было бы славно, даже если учитывать его охуительно трудный характер и то, что даже на расстоянии он может причинить тебе невероятное количество проблем. Хотя, пока Браун и то, что он не ехал вместе с ней, устраивало вполне, пускай только на небольшой промежуток времени, пускай дальше она снова будет только и ненавидеть, изредка отвлекаясь на новые проекты или прочую херню, которая даже яйца выеденного не стоила по сравнению с тем, что ей сейчас хотелось бы исправить.       И чтобы не лететь в одиночестве, что она жутко не любила, как и вообще самолеты, Милли договорилась с Ноа, как они любили это делать, и почти каждый раз летали туда и обратно вместе — это уже традиция.       Но она могла бы предложить Финну (ей и самой хотелось больше так, несмотря на всю любовь к Ноа), но не стала, и может быть потому, что их со Шнаппом традицию не хотелось нарушать.       Или возможно, потому что судя по комментариям, на которые Милли давно плевала (конечно, это не было правдой, и она жутко зависела от чужого мнения и это сказывалось не на многом, а на всем), все в этом мире, кроме тройки-пятёрки фанатов, которым на личную её жизнь было плевать (ну не то чтобы вообще похрен, они любили Джейка, но им и ограничивались, ведь были уверены в том, что это правда), всегда знали больше, чем она.       Пускай, даже если далеко не всё из этого было правдой.       Браун поджала губы, вспоминая о Финне снова — это жутко раздражало, хотя мысли о нем, Милли, никогда не считала чем-то плохим. Потому что чаще всего они сопровождались наиприятнейшими воспоминаниями, а даже если приходилось думать о гребанном отце и выборе между ними — не страшно.       Милли будет довольствоваться тем, что есть сейчас, а загадывать на потом — сущая хуйня, о которой при всей любви к мазохизму и прочим видам самострадания, она не станет и думать.       Ведь это невероятный бред, кто это выдумал вообще? Загадывать на будущее. Браун давно усвоила этот урок, что случалось крайне редко (как и тот момент, когда она признавала свою вину, но ничего удивительного, потому что девушка всегда готова была похвастаться своей упрямостью. Да, именно похвастаться. А разве в упрямости было что-то плохое? Нет) и никогда бы в своей жизни не стала думать теперь о будущем, причиняя больше и больше боли, хотя буквально две недели назад с радостью бы это сделала.       Но сейчас-то Браун понимала, что это абсурдно.       Финн и правда записал ей «плейлист» своих и чужих песен для того, чтобы она нормально проспала хотя-бы оставшиеся несколько дней, больше не обнадеживая себя, потому что Вулфард рядом прямо сейчас и для этого не нужно мечтать о прекрасном будущем, которого, конечно не случится, стоит только закрыть глаза.       Джейк хмурился и поджимал губы тогда, когда Браун, сидя на кровати поздно вечером, слушала в наушниках эти песни, а потом и правда засыпала как ни в чём не бывало, обнимая продолговатую подушку в серой (как и всё постельное бельё) наволочке, которая до этого, обыкновенно, оказывалась под кроватью или на полу, в ногах или в постели на половине Джейк. Особенно часто тогда, когда тот не соизволил прийти ночью домой то ли засиживаясь до ночи на работе, то ли будучи чьей-то «работой».       Конечно, бывало, она просыпалась, уходила покурить или просто постоять на балконе, но это и правда уже обыкновенная зависимость, а не бессонница.       Ну или взять то, что она всё равно ложилась поздно, а вставала к обеду, потому что была совой.       Но это всё равно лучше, и песни Финна, нет, его голос помогали (хотя, лучше бы он сам был рядом, обнимал Милли и целовал, а не где-то слишком далеко, отчего оставалось только напоминать себе о его существовании). Её любимой песней, которую она переслушала тысячи раз, стала от Чейз Атлантик — «Вот Ю Колл Вет», (которая у Милли, между прочим, и так являлась любимой).       Она даже сейчас её слушала, пока стояла на балконе, вглядываясь в то, что происходит снизу, сквозь ливень, похожий на плотную водяную стену.       Очень хотелось начать подпевать. Милли не знала, что её останавливало, потому что никто бы всё равно не услышал. Ведь каждый был занят своим делом:       Кто-то снова спешил, чтобы не опоздать или не намокнуть; кто-то пьяный выкрикивал несвязную на вид речь; кто-то снова очень громко любил, так, что слышно было очень хорошо даже на несколько этажей выше (или ниже), а кому-то было просто наплевать.       Но Милли всё равно не стала.       Джейк всё чаще пропадал на работе. Сначала Браун подумала о том, что он наверняка изменяет ей, но в итоге у него были на это реальные причины (в чём она очень уж сомневалась, поэтому вариант о том, что иногда «работа» — только лишь прикрытие, наверняка реальность, а не догадки. И хорошо. Лучше, чтобы он вообще разлюбил её наконец-то и дал ей возможность съехать отсюда нахрен, к Вулфарду, например).       Милли это вообще не сдалось, но он ругался с кем-то настолько громко, что пришлось услышать. В подробности она не вдавалась, но разговор телефонный точно был рабочим. А вообще, плевать она на это хотела. Ей же самой и лучше.       Одной ведь и правда было в сотни раз проще, даже если ты в жуткой заднице, даже если ты не дома. Главное, что       Лучше просыпаться, когда в наушниках играет заученная наизусть песня «Френдс», которую поёт специально для неё Финн, зная о том, что она любит эту группу и многие их песни; что вообще любит инди-рок или альтернативу (но не как не Гарри Стайлза, на чей концерт ей пришлось пойти только потому, что Джейк купил билеты и сказал за несколько часов до этого).       Пускай они никогда об этом не говорили, Вулфард ещё год назад знал о существовании её любимой песни вообще или в его собственной рок-группе. В старой и новой. Это было странно, типа, он же не мог за ней наблюдать, правда? Даже если, как блять он знал, что она слушает?       И что, что на его концертах она была сотни раз и ходить перестала только из-за гребанной Элси Ритчер Пеарлс, которая в итоге облажалась? (И ничего удивительного, у неё на лбу «сучка» жирным крупным текстом написано). Милли решила, что спросит об этом.       Она зажгла сигарету, удерживая её во рту, немного подтанцовывая в такт песне.       Сейчас Браун дома находилась одна, и чувствуя, что сзади кто-то стоит, резко дёрнулась, обернувшись назад. Она все ещё удерживала рычажок на зажигалке, за счёт чего огонь заставил Джейка отпрянуть подальше, чтобы Милли ему чего-нибудь не подпалила. — Идиот! — вытаскивая из уха наушник, она опустила обе руки, убирая палец с рычажка, а затем грозно посмотрела ему в глаза. — Ты просто долбаеб, ты в курсе?! — Я пораньше пришёл. Может, съездим куда-нибудь, а? Фастфуд вредно, а готовить не хочу. — Не хочу, спасибо. — Браун попыталась вытолкнуть его с балкона. — Меня вся вредность фастфуда устраивает на сто два процента.       Даже если бы она хотела — на улице шел дикий ливень. Под такую погодку… Было похоже, что он не поужинать с ней хочет, а завести куда подальше и прибить, а может, просто взять и оставить там.       Не то чтобы она так сильно не доверяла Джейку. Но выглядело подозрительно. Да и вообще, смазливые, глупые свидания, когда оба знаете о том, что всё это неправда — это… Боги, ну вот на что он все ещё надеялся?       Милли не упустила момента, чтобы подметить то, как же он ее заебал, как же она ненавидит. — Ну, пожалуйста. Я хочу извиниться. — Да отвали нахрен, не за что тебе извинятся. — Милли, пожалуйста, я хочу с тобой поужинать где-нибудь в красивом месте, чтобы сказать что-то важное для тебя. Пожалуйста. — Джейк прислонился к дверному косяку, с мольбой в глазах глядя на девушку. — Что важное? — остановилась Милли. — Поехали ужинать, Браун. — Я тебя ненавижу! — она всплеснула руками. — Ты меня бесишь, просто в печёнках сидишь! — девушка нахмурилась, прямо в лицо выдыхая ему сигаретный дым. — Я докурю, и поедем. — добавила Милли и закрыла балконную дверь перед чужим носом.       Что он мог сказать важного?       «Ой, Милли, я увидел, тебе плохо, и взял нам путевки в Испанию! Страдай как и всегда, пока я буду отдыхать, детка».       А что это ещё могло быть? Глупо это, так глупо. Словно в Санта-Монике своих пляжей мало. Словно она блять жить без этих пляжей не могла.       Но Браун покорно переоделась в чёрный длинный сарафан, чтобы ноги сильно видно не было, надевая босоножки того же цвета, и закурила снова, а затем села на переднее сиденье. — Ты красивая. — Да. — согласилась Браун, хотя сама так не считала. Ну ещё бы она сказала нет. — Но ты со мной не смотришься даже тогда, когда я не. — Милли, хватит. — Джейк вздохнул, и обхватив руками руль, начал выезжать с парковочного места. — Расслабься. — он обернулся к ней и улыбнулся так тепло, как только мог.       Девушка отвернулась к окну, как только он это сделал и закурила, думая о том, что плевать хотела на то, что скажут гребанные умники, следящие за её здоровьем.       Это не Милли была такой. Это обстоятельства.

***

      Браун перекинула ногу через другую и подняла брови, смотря на Джейка, верно, снова ею любующегося.       Мерзко. Он мерзкий. Ужасный. Как кто-то вообще мог поверить в то, что Милли в него влюблена? — она в сотый раз отдала почёт своей актёрской игре. — Вы с кастом странных дел собираетесь на сплав в Парк Мишн Бэй, Сан-Диего. Ты поедешь? — А кто будет? — Он поедет.       Милли кивнула. Ещё бы. — И всё? Это весь смысл приглашать меня в ресторан? — Да нет же. — Джейк покачал головой. — Я знаю, что ты хочешь узнать смысл контракта наших родителей.       Она напряглась. — Я тебе помогу. — сказал он. — Ты же знаешь, что твоя семья была на грани банкротства, только когда ты родилась? Тогда ты её и спасла тем, что выиграла в театре главную роль. И потом всё стало хорошо.       Браун кивнула снова. — Это не так. Ты не выигрывала. Твой отец подговорил моего на деньги. Но в итоге весь гонорар ушёл на долги, а Джон остался ни с чем. А потом, ну, знаешь, Роберт же не будет воровать твои деньги, а своих не было.       Как же она… — Отец жутко разозлился, но твоему удалось его уговорить. Потому они и заключили контракт. Дальше ты знаешь.       …его ненавидела.       Не-на-ви-де-ла. — Как долго. Как долго ты об этом знаешь? — С самого начала, вообще-то. — Джейк пожал плечами. — Но я не знал, что ты этим интересуешься.       Ублюдок.       Раньше нельзя было сказать?       Даже, если бы она этим не интересовалась. Милли должна была это знать! — Ладно. — она затронула рукой пачку сигарет в сумке. — Спасибо. — Прости, Милли. Я думал, тебе плевать. — Ладно. — повторила девушка. — Давай не засиживаться тут. У меня самолёт утром.       Ублюдок. — Хорошо. — Джейк отпил чаю, уже почти остывшего. — Поехали прямо сейчас, а? — Доедай. — ответила Милли.       Идиот, идиот, идиот!       Она ненавидела отца.       Но уже не чувствовала такой жуткой, бурной реакции. Как будто восприняла, как есть. — Ну конечно блять, сколько времени то прошло? — Это было ужасно, конечно. Её отец был отвратительным. И она могла, могла винить его, потому что он, чёрт возьми, испортил её жизнь.       Но она была уверена, что даже если ненавидит его так же сильно, как и обычно, — что-то всё равно не так.       Словно внутри появился осадок после жуткой ненависти, опустошающий Милли.       И все отрицательные эмоции словно иссушают сами себя. Они есть, такие же сильные, но от них не хочется кричать, ругаться, плакать или истерить, как ребёнок.       И это в порядке вещей, пускай это так, хотя через год все снова станет как прежде — однозначно.       Девушка не знала, плохо это или нет. Это совсем не пугало, даже немного наоборот. Она ведь так не хотела быть «той самой Милли», плаксой.       Браун опять сжала пачку сигарет в своей ладони, смотря на то, как Джейк натягивает кардиган.       В Лос-Анджелесе сегодня было девяносто градусов по Фаренгейту.       Милли тихо цокнула и поднявшись с мягкого диванчика, зашагала рядом.       В голове крутились слова: «Это все враньё».       Они только подыгрывают друг другу. И все.       На несколько секунд они заставили задуматься Милли над тем, всё ли было в её жизни правдой. Или вообще, только ложью и игрой.       У каждого были проблемы с враньем. Главным правилом всё ещё оставалось не завраться до такой степени, что сам начнёшь забывать правду.       Роберт… Кажется, он тот самый человек, которому это правило выполнить не удалось.       А точно ли его так зовут?       Точно ли он её отец?       Потому что Милли больше не поверит ни единому его слову. Никогда в своей жизни не простит, потому что он предал, ужасно предал, но мог бы сделать хотя бы что-то для семьи, хотя бы когда-то!       Но Роберт Браун был полнейшим ублюдком, не имеющим ни йоты совести.

***

      Стоял поздний вечер. На улице было темно, не слишком жарко — идеальные условия, чтобы уснуть без малейшей проблемы. Вдали от чужой душной квартиры, коробки в небе с небольшим балконом и выходом на крышу с бассейном и видом на Санта-Монику, где Браун ни разу не была и ни за что в своей жизни бы туда не поднялась. Но все равно не спалось.       Милли Браун жутко хотела в соседний трейлер, в котором горел слабый, бледный свет, к Вулфарду, верно сидящему сейчас на кровати и перебирающему железные струны, в попытках придумать что-то новое.       Можно же было посреди ночи просто прийти к нему, и пока он будет нежно обнимать, спокойно и мирно заснуть — хотя не сразу, потому что Браун точно не шла к нему просто поспать.       Хотя, конечно, утрировала. Ещё не доходило даже до полуночи, когда она снова ворочалась в постели, пытаясь пораньше уснуть. Тем более, что раздумывать было поздно и она в принципе отличалась своими импульсивными поступками, но никогда не жалела, потому что это блять глупо.       Милли же не могла просто так простоять какое-то время у его двери ночью (ещё и в пижаме!), а потом уйти и сделать вид, что ничего не произошло.       Браун постучалась, пригладив растрепанные волосы. Ей такие нравились. А не прямые, обыкновенные, как у каждой девушки вокруг, какими, поджимая губы, заставлял ее делать Джейк. У неё даже появился утюжок, прежде никогда ей лично не используемый.       Послышались шаги, а через несколько секунд на пороге появился Финн, поправляющий спальные штаны. Парень без слов раскрыл дверь сильнее, позволяя ей спокойно зайти внутрь, отойдя немного в сторону.       Девушка, сбросив с ног кроксы, прошла в конец коридора (ближе к спальне). Дожидаясь, пока Вулфард закроет дверь на замок и подойдёт ближе, тоже ничего не говоря.       Он притянул Милли к себе, крепко обнимая, а потом немного отстранился, посмотрев в глаза. Она привстала на носочки, чтобы наконец-то поцеловать.       Совсем не хотелось отстраняться от его губ, потому что месяц — слишком долго. Милли вообще не понимала, как прожила целый год. Но всё-таки, не желая, разорвала поцелуй.       Если сказать эрос, то не сказать ничего, потому что это однозначно было больше в миллионы, нет, в миллиарды раз. — Не спится? — спросил он, улыбаясь.       Девушка коротко кивнула.       Светильник во всём трейлере был включён только у его постели. Слабый, повёрнутый к потолку.       Браун подметила, что при его свете Финн выглядел ещё привлекательнее. Так, как доступно только ей. Это грело душу. — Помнишь, ты мне кое-что сказал? Одним ранним утром… — Я тебя люблю. — прервал Финн и положил руку ей на волосы, после мягко поглаживая.       Милли его до дрожи в коленках обожала. <tabБоги, как хорошо, что он не такой, как Майк Уилер (который точно бы ушел от ответа)! — Я тебя тоже люблю. — и глупо улыбнулась.        Она не могла видеть себя, но это однозначно было глупо. — Хотя, блять. — Её любят, а она отвечает взаимностью. Самой что ни на есть искренней. — Похрен. Она сейчас счастлива. Даже если блять только в эту секунду.       Они снова соприкоснулись губами, уже не так спеша. Финн переместил ладони на её щёки, чуть наклоняя голову вправо. Милли держала свои руки у него на плечах.       Опятб отрываясь от губ и тяжело дыша, Браун утерла рот ладонью, не опуская взгляда, нагло, как и обычно, смотря на Вулфарда.       Она не знала, что сказать, но он наверняка тоже не знал, поэтому не страшно.       В голову совсем не приходило мыслей о том, что они не смогут быть вместе по-настоящему, как Милли хотела — сейчас ей было наплевать, вообще на все в этом мире. Потому что он рядом с ней и сводит с ума — это понятно, как гребанным ясным днём.       Браун посмотрела, не поворачиваясь полностью куда-то к окну, вглядываясь в стену, плавно переводя взор на кровать.       Постель не была заправлена. Милли показалось, что с того с самого момента, когда она тут ночевала — уж больно были похожи эти «пейзажи».       На ней лежала гитара, подключённая к колонкам, тоже стоящим рядом. Она не слышала, как он играл, но догадывалась — что он ещё мог делать? — Хочешь, поиграю? — спросил он, сначала глянув на кровать, а потом на девушку, дожидаясь, пока Милли не кивнёт в ответ.       Финн опустил руки, немного отходя назад. — Калпурния, Грейхаунд. — опередила его вопрос Браун, удобно улегнувшись на его постели, двигаясь ближе к стене, куда-то в сторону, где он месяц назад, так охуенно целовал, настолько, что ничего не сможет передать это чувство. Ни словами, и ни чем другим. — Пожалуйста?       Он включил свет — Милли сощурилась. — Пожалуйста. — Вулфард пожал плечами и присев рядом, взял гитару в руки, не надевая ремня. — Неплохо было бы и барабанщика иметь карманного, конечно... — она посмеялась. — Думаешь, Малькольм захочет? — Почему нет? Он странный. Может быть.       Браун рассмеялась в голос. — Ладно… Грейхаунд. — Финн немного нахмурился, пробуя сыграть что-то похожее на ту мелодию. — Грейхаунд. — повторил он, начиная играть.       Милли подпевала, не в силах удержаться. Да и разве было нельзя? Глупость.       Когда они улеглись в постель, девушка обняла его за шею, находя то, что наверняка одна больше не уснет (хороший предлог ходить к нему каждую ночь, пускай это и без предлога — вовсе не странно). —Расскажи что-то. — начать диалог — Смешное? — Да. — Милли улыбнулась. — Хорошо. — он обнимал Браун за талию, поглаживая пальцем по бедру. — Мне было где-то года четыре. Я не ходил в детский сад. Полгода назад узнал от родителей, почему именно. Я увидел, как мне кто-то наплевал в суп и надел тарелку ему на голову. И все тарелки с супом на протяжении недели, пока меня оттуда нахрен не исключили.       Милли рассмеялась. — Подожди, правда? — Да, всё так и было!       Она фыркнула. — У меня тоже есть история из детства. Правда, она не смешная. Мне было года три. Пейдж сломала ногу, она плакала и кричала о том, что умирает. Оказалось, что перелома не было. Только ушиб. Я это слышала и специально ударилась и также кричала. Сначала просто так, а потом от того, что реально больно было. Я реально ногу сломала. — он фыркнул. — Удача это твоё первое имя, Милли Браун. — Я знаю. — Вулфард едва заметно нахмурился, другой рукой поглаживая девушку по спине. Браун помолчала, а потом добавила. — Знаешь… Блять. —Нахрен эти прелюдия. — Я за это время много о нас думала, что потом будет боялась… А потом поняла, что это все полная херня. И ты сказал, что любишь. Я просто люблю тебя тоже.       Финн молчал, поглаживая её по спине. Это помогало даже осознанием Браун того, что он пытался сделать так, чтобы ей было легче.       Чтобы она наконец-то расслабилась. — Да и я вообще плевать хотела на то, что у нас все не так, как я бы хотела, романтика там, все дерьмо. Потому что это невозможно, ситуация безвыходная… — Милли, Милли Браун, — он прислонился губами к её макушке. — мы найдём выход вместе. — Да.       Плевать если это ложь. Милли Браун просто не смогла бы не согласиться. — Выход всегда есть. — продолжил парень. — Даже тогда, когда он один. Пусть и не очень правильный. — Из двух зол. — она согласилась. — Именно. И его придётся сделать. Ты же не можешь вечно сидеть на двух стульях. — Да, я бы предпочла сесть на один стул. — буркнула Милли, прикрывая глаза. — Знать бы, как второй уронить из-под задницы. Потому что отец ничего не заслужил из всего, что имеет. Я узнала кое-что о нем. Расскажу, но потом. — рассудила девушка, — Хорошо. — Финн улыбнулся. — Спокойной ночи, Милли Браун.       «Милли Браун» отдала бы свою и сотни других (с великим желанием) душ за то, чтобы он каждый раз ей желал спокойной ночи, не задумываясь ни на секунду. — А зачем? Словно последствия Милли Браун когда-то особенно волновали. — Нет, никогда. — Спокойной ночи. — ни за что бы не отказала себе в невозможном желании его поцеловать.       Ночь выдалась необычайно прохладной за все несколько месяцев жары, и поэтому просыпаться посреди ночи от желания покурить было непривычно холодно.       Даже учитывая жуткое желание, выпутываться из теплого одеяла, пускай немного съехавшего вниз, она бы точно не стала. Милли, наоборот, подобравшись к Вулфарду ближе, обняла его и сильнее укуталась в одеяло. Хотя, на самом деле, она всё равно никуда бы не пошла. Сигарет с собой не было. Она не позволяла себе курить на работе.       Финн обнял её в ответ, устроив свою голову на её плечах.       Если бы кто-то сказал, что в жизни Браун были более интимные вещи, чем эти объятия, она бы никогда в это не поверила.       Ну да, это же не правда, чему тут блять верить?

***

      Самые последние вечера они с Ноа часто проводили вместе.       Как только он уходил к себе, Милли выходила проводить его и разворачивалась в другую сторону, оставляя трейлер пустовать на ночь — ничего не обычного.       В один такой день он всё-таки вернулся обратно, потому что забыл телефон (придурок, как можно забыть что-то и зачем его было брать вообще, если они просто смотрели фильм, набивая живот?), — звоночек для Браун.       Потому что... ну как это обьяснить... может блять логичнее задумываться над последствиями и вообще над тему что она делает (что она, конечно, не станет делать не при каких обстоятельствах)? Хотя и правда, на Милли это похоже не было.       Беды как и обычно (ну ещё бы), ничего не предвещало, и вздрогнуть её заставил достаточно громкий голос, по сравнению с обычным затишьем в трейлером парке. — Милли. — он развёл руки в стороны, глядя на девушку, медленно направляющуюся к другому трейлеру.       Браун резко обернулась, посмотрев на парня, как на самого страшного человека в этом мире.       Ну какого хрена? — Куда ты? — Ноа поднял брови, скрестив руки на груди. — Свой трейлер ты, Браун, пропустила несколько метров назад. — А ты? — Я забыл телефон. А ты что забыла у его трейлера? — догадался.       Сука.       Почему она выбирает в друзья таких догадливых?       Лучше дружить с дурачками, как Майк Уилер. Которые никого и ничего не видят кроме своей девушки. — Ничего. Забери свой телефон и уходи. — она бросила ему в руки ключи. — И как ты мне это объяснишь, Милли? — он наклонил голову вбок, не сдвигаясь с места.       Сука-Сука-Сука!       Вулфард был прав. Удача Милли родилась впереди девушки и была ее первым именем.       Однозначно. — Я объясню. Просто молчи. — Браун тяжело выдохнула, в то же время с мольбой глядя ему в глаза. — Молчи.       Шнапп покачал головой и скрылся в её трейлере на несколько мгновений, мучительных. — Обещай молчать! — попросила Милли, получая ключи обратно. — Торжественно клянусь, что весь следующий день я буду молчать! — Ноа улыбнулся и махнул рукой, уходя подальше в свой трейлер. — Если ты соизволишь мне рассказать о том, что между вами происходит.       Как же она ненавидела это дерьмо!       Ненавидела!       Не-на-ви-де-ла!       Ненавидела, блять!       Почему в этом мире всё против неё?       Браун постучала в дверь, крутя ключи с своей руке. — Привет. — Финн потёр глаза, отходя от двери. — Ноа видел то, как я иду к тебе. — сказала Милли, обвивая его шею руками. — Он всё понял. Сукин сын. — Милли Браун, ты всегда попадаешь в передряги, да? — он устало улыбнулся, кладя ладони ей на плечо. — Ноа Шнапп твой лучший друг, и если ты ему расскажешь, ничего страшного не случится. Ты можешь вообще всем рассказать. — Тебе наплевать? — Нет. Ужасно, если кто-то узнает, да-да. Но, Милли. На то, что скажет обо мне тот, кого я не знаю — мне нет дела. Мне до тебя есть. — его ладони скользнули на талию. — И если тебе важно это или так просто случается… Все нормально, Милли Браун.       Браун прикрыла глаза, не понимая, почему этот парень, который обнимает её сейчас, такой чертовски идеальный.       Не то, чтобы идеальный настолько, что по сравнению с ним, она могла показаться ужасной... Или может была его недостойна. — Бредятина. — Если он ее любит, значит точно достойна и даже если бы не любил — без разницы. Она была бы его достойна в любом случае, потому что в этой реалии они стояли на одной ступени "достойных".       Нет. Вулфард, человек, которого она любила и который любил в ответ, был идеален. Ладно, просто чертовски близок к идеалу.       Или она понятия не имела о том, что скрывается в том тихом омуте — хотя она и не могла знать на все сто.       Но плевать Браун хотела. Ведь сама не была близка к идеалу ни на йоту. Она не принижала себя, просто была реалисткой. — Я тебя, блять, люблю, Финн. — Милли улыбнулась и потянулась к его губам.       Признание, как и тысячи других, которые она шептала (или наоборот — кричала ему, это уже смотря по ситуации), звучало настолько искренне, что казалось, ничего более честного от Браун никто и никогда не слышал и не услышит до того момента, пока она не сможет применить свой выбор на практике.       И будто проблем с ложью не было. Потому что Милли часто это повторяла. Настолько, что наверняка не говорила за всю жизнь так много правды.       Потому что это невозможно было не сказать.       Он же такой…       С острыми ключицами, выпирающими из-под старой футболки с какой-то рок-группой (возможно, Дио или Ирон Мэйден, она ничего в этом не понимала, но названия самой группы почему-то не было), бледной кожей, веснушками, кудрями, такими тёмными красивыми глазами, бледной шеей, с тоже выпирающим кадыком, длинными худыми пальцами и таким голосом.       Если это не идеальный парень, то Милли ничего в этом не понимала. Если это была не любовь, то она бы вскрыла вены от горя — не себе, конечно, потому что в ее случае, даже смерть не лучший выход.       Милли запустила руку в его волосы, другую ещё держа на шее, крепко обнимая.       Наверняка она ещё долго будет думать об этих поцелуях сегодняшней ночью, пока обнимает его. Почти в самую последнюю такую ночь вообще.       Думать об этом совсем не хотелось, хотя Браун и не утруждала себе жизнь этим.       Она ведь сможет найти выход. Тем более, она сейчас не одна.       Даже если для этого придётся пожертвовать отцом или ещё кем-то.       Роберт выбрал себя, а она не может?       Ха-ха-ха! Почему же?       К тому же, она выбирает не себя. Она выбирает Вулфарда.       Ну, а ради него… Можно было бы всем пожертвовать. Ей самой и кем-нибудь ещё, и с превеликим желанием, потому что ее никто не жалел. А она должна? — Хотя идти по головам было жестко.       Но нет, Браун всё-таки утрировала. Чтобы по ним ходить — нужно что-то более криминальное, но факт оставался фактом. — Снова будет вечеринка. — сказал вдруг Финн, отрываясь от её губ. — Может, потанцуем? — он улыбнулся. — Да… — Милли закусила губу, смотря в тёмные глубокие глаза. — Конечно. Но не слишком долго.       Они тихо рассмеялись, сжимая друг друга в объятиях.

***

— Ты уедешь в Калифорнию сразу? Или подождёшь в Атланте? — спросил Вулфард, перебирая её волосы.       Говорить ещё получалось сложно, как и думать, хотя казалось, что прошло уже достаточно времени, чтобы прийти в себя. Финну видимо тоже, потому что об этому он спрашивал Браун несколько недель назад. — Здесь.       Он промолчал, верно вспомнил о том, что они уже об этом говорили.       Повисла приятная тишина, и Милли прикрыла глаза, позволяя себе полностью расслабиться, а вскоре и уснуть, ни о чем не думая (даже не из-за того, что она не могла нормально соображать после такого количества поцелуев по почти всему её телу).       То, что это лучшая ночь в её жизни (пускай она легла слишком поздно, и завтра они наверняка опоздают, — Браун на самом деле было вообще похрен. Предпоследний день, и плевать не только ей, но и всем остальным!) — было неоспоримым фактом.       Она бы очень хотела, чтобы не наступало больше то ужасное время, когда она сутками не могла заснуть и слишком много курила. Смотрела рано утром на просыпающийся город и поздно вечером — на засыпающий.       Хотелось так же громко любить, как её соседи снизу; ни о чём не думать и курить не от безысходности, а просто потому, что Милли могла себе это позволить.       Интересно, а она же сможет так когда-то сказать?       Просто наслаждаться собственной жизнью, а не жить от съёмок к съёмкам.       Хотелось вообще уйти из кинематографии. Может быть, создать свою рок-группу, а может быть, петь вместе с Вулфардом.       А может, вообще ничего не делать. Её состояния хватит на несколько сотен лет.       Жить вместе с Финном, а не с человеком, которого все считают её прошлым, настоящим и будущим. Все, кроме неё.       Целоваться с ним, охуенным, на прокуренном балконе с видом на вечерний, такой же охуенный Лос-Анджелес, сидя на ажурной балюстраде.       Что ж, думать оказалось не так уж и сложно.       Даже лучше. Представлять идеальную жизнь перед сном в его объятиях — плохо?       Нет. — Браун же по этому не страдала. Если и Пейдж и Финн правы и выход реально есть это скорое будущее. Тем более, что убрать из настоящей надоедливого, ужасного Джейка — и без этого не за гранью возможного.       Милли обняла ещё крепче, закинув ногу на его.       Засыпать было теперь необычайно легко. Она вздохнула, чувствуя, как его рука ложится на обнаженную, горячую спину.       Это было последнее, что Браун помнила перед тем, как уснуть.       Утро не было добрым — оно было лучшим. Таким же лучшим, как и ночь, потому что жгучее одиночество оставило её очень надолго.       Вечером ей предстояло объяснить Шнаппу то, почему она ходит к Финну каждый вечер и уходит тоже от него, но уже утром. Нет. Милли не станет рассказывать всё.       Просто: «Мы встречаемся». — Блять, но это ведь не правда!       Лучше вообще ни о чём не рассказывать. Он что, сам, блять, ничего не понял? — Браун ни за что бы не поверила.       Поджигая сигарету (да! Она не удержалась и всё-таки купила одну пачку недавно. Одна за месяц — не страшно), Милли сидела у открытого окна и медленно качала головой, вспоминая знакомую мелодию из песни Френдс.       До выхода оставалось полчаса.       Хотя, нет. Вообще, они ещё давно должны были уйти, но каждому было настолько наплевать на их опоздания из-за Джейми, грим которому накладывали ещё с шести утра (сейчас было около одиннадцати).       Но разве кто-то жаловался? — Не Милли Браун.       Финн ещё лежал в постели, прикрываясь тёплым одеялом. Она чувствовала его взгляд на себе, поэтому нередко оборачивалась, улыбаясь ему в ответ.       Он не возражал против сигарет в своем трейлере, иногда даже курил вместе с ней, но это случалось редко. Воспитание не такое.       Но разве у Милли оно было плохим? Нет. Оно было другим. Просто они разные.       Бросив тлеющую сигарету из окна, девушка откинулась назад, в его объятия, получая в ответ несколько поцелуев в шею.       Жизнь сейчас была чем-то слишком идеальным для реальности. Такой суровой, обычно непохожей на то, что было сейчас, — непривычно.       Но даже учитывая всё то, что происходило за её всю жизнь, — лучше этого времени точно не было.       Милли несильно сжала его плечо одной рукой, второй гладя по волосам, иногда сжимая прядки кудрявых чёрных волос.       Он был одновременно слишком близко, и наоборот — казался абсолютно нереальным, далёким от Браун.       Никуда не хотелось идти. Просто остаться тут (желательно навсегда), не возвращаясь в такую жуткую, суровую реальность.       Потому что совсем скоро этот мирок рухнет, ночи станут такими же бессонными, как и раньше, а тёплых рук и красивых тёмных глаз, смотрящих на неё с невероятной теплотой, не останется рядом.       Богикакжеонанехотелаэтого!!!       С ним же было так хорошо.       Как же хотелось перестать думать. Почему у её бесконечного множества мыслей нет одной простой кнопки — «стоп»?       Полезно было бы лежать в его объятиях, не думая о том, что скоро всё прекратится. Вообще ни о чём. — Я тебя люблю. — прошептал он между поцелуями в губы.       Боже, как же Милли его обожала.

***

      Шнапп серьёзно смотрел ей в глаза, усевшись на столе. — Милли.       Он склонил голову вбок, чуть покачивая ногами. — Ты же всё понял. Просто сделай вид, что ты ничего не знаешь, или… молчи, Ноа, ладно? Всё и без твоих расспросов сложно. — девушка закрыла чемодан, переводя взгляд на собранный в поход рюкзак. — Милли, конечно я всё понял. Но меня беспокоит то, что ты ничего мне не рассказываешь. — он подошёл ближе. — Ты закрываешься. Всё сложно, но разве я не смогу поддержать тебя?       Браун это так ненавидела.       Ну зачем, ну нахуя все так усложнять? Почему нельзя сказать: "Ладно, я все понял. Все хорошо, все будет так я уверен". — Ну зачем блять начинать эти тупые расспросы, изначально зная о том, что Милли ничего толком и не скажет, потому что сама не знает нихрена в этой жизни и не нужно не заебывать своими разговорами, движущимися прямиком к пропасти!       Она потупила взгляд, позволяя себя обнять, и обнимая в ответ. — Вот блять, Шнаппер, наглядный пример того, как не выёживаться и не усложнять себе жизнь в такой херне. — Зачем? Ну зачем, если и так все ясно? Не усложняй, блять, жизнь.       Шнапп поджал губы. Не презренно, больше виновато, немного отстраняясь. Девушка протянула руки, чтобы обнять его опять. — Ты знаешь что я могу помочь. — Ладно. Хорошо.       Парень кивнул. — Не отворачивайся от меня, Милли. Не надо. — Не буду. — Я тебя люблю, Милли.       Шнапп только тяжело, громко вздохнул и вышел из трейлера, оставляя Браун одну.       Конечно, Милли тоже любила Ноа. Но она не чувствовала себя виноватой.       Но было больно, все равно.       Было больно воспринимать то, что такой дорогой человек, с которым ты прошёл не один год своей жизни, просто уходит из твоего трейлера, прикрыв дверь.       Ты не бежишь за ним, не останавливаешь. Потому что он ушёл по твоей воле. Тебе не жаль — ты думаешь, что прав (пускай это не так). Просто больно.       Почему-то тебя с волной захлестывают воспоминания, и хочется плакать.       Хотя, Милли плакать не хотела и не могла. Словно за всё это время её слёзы уже задействованы, а новых нет, не будет, а если и будет, то совсем не скоро — и ладно.       Оставалось надеяться на то, что он не обижен. Милли очень надеялась на это и ещё на то, что всё снова станет как раньше. Даже если не так, то они снова станут друзьями.       Он и правда много для неё значит. Или значил раньше.       В любом случае, Ноа точно не был последним человеком для Милли. Но даже он — не последний — ушел.       Браун оглянулась на вещи снова и, выждав несколько минут, вышла из комнаты, становясь напротив зеркала - почти ежедневный ритуал, но чаще всего это разглядывание собственного лица или шеи, потому что спускаться ниже она не могла - дальше была жуть.       Жутко запущенное тело.       На ней были короткие шорты, и оглядев свои ноги, Милли поняла, как за это время похудела — не сильно, но заметно, все стало почти так, как раньше, в ее шестнадцать лет, хотя она и раньше это видела - хотя и не заостряла внимания, но это не переставало быть менее ужасным.       Потому что самые малейшие изменения не влияют на всю картину, пускай и могут быть видны.        Хорошая причина хотя-бы на одну сотую процента полюбить себя, потому что Милли совсем не нравилось старое тело, которое появилось с приходом Джейка в её жизнь, заставлявшим поначалу соблюдать определенный режим. — Идиот! — Ну конечно, а то, что он может подходить далеко не всем — его не волновало. И в зал она тоже теперь не ходила - он не разрешал.       Придурок! Придурок! Она его ненавидела.       Не нравилось то, как из худощавых и длинных её ноги превратились в толстые и уродливо-короткие (поэтому Милли никогда не ходила в коротких платьях без каблуков. А купальники… В них себя Браун ненавидела на все пятьсот, а не сто).       То, как талия стала шире, а вместе с ней и руки. Всё стало больше в объёмах. Ужасно — с ее то ростом. Хотя кому-то и идет полнота - Браун она однозначно была не к лицу, блять!       Конечно, может, ей только казалось, но то, что «лишний», на её (и не только, судя по мнению пользователей твиттера, инстаграмма и ютуба) взгляд, вес исчез (лишь бы навсегда), не могло не радовать.       Милли повертелась у зеркала, отмечая то, что стала в миллионы раз красивее. Хотя никогда бы и никому не призналась в том, что раньше не была — она что, идиотка, выдавать все свои тайны и мысли кому-то? — Нет. — Но ненависти от этого не убавилось.       Стянув шорты, Браун увидела то, как сильно начали выпирать тазовые кости. Как раньше.       Через топ были видны так же и ключицы, выпирающие ничуть не меньше. Милли сняла оставшуюся одежду и залезла под душ, включая горячую воду.       Он всегда помогал ей успокоиться, прийти в себя. Просто постоять под льющейся на тебя водой, раскрыв ладони и прикрыв глаза, — единственное, что спасало. Иногда даже лучше сигарет.       Браун откинула намокшие волосы назад и тихо вздохнула, наклоняя голову. На шее красовалась новая яркая отметина, которую она прикрывала волосами. Не близко к другим. Те вообще были на другой стороне.       Кто вообще смотрел на её шею? Даже собственному бойфренду уже стало наплевать. — Хотя и слава Богу, его внимание доставало.       Браун хмыкнула, делая напор воды сильнее.       Через два часа Ноа уезжал, причём на сплав завтрашний (который продлится несколько дней) не попадал из-за премьеры нового фильма.       Милли не знала, когда они увидятся в следующий раз, ведь сейчас они даже не обнялись нормально на прощание.       Стало стыдно.       Ноа всегда был хорошим другом, и она такого точно не заслужила, ведь обращаться не умела.       Лишь бы он не обижался на её глупость.       Хотя, уже был должен привыкнуть к нелогичным и абсурдным поступкам с её стороны. И имел полное право обижаться.       Милли это понимала.       Пачка сигарет закончилась сегодня утром, и Браун в сотый раз об этом пожалела, но покупать другую не стала.       Во-первых, было некогда, но даже если бы время осталось…       Нет.       Пачка на месяц съёмок — нормально. Даже, можно сказать, терпимо. Пускай у неё уже жуткая зависимость от сигарет, курить на работе — ужасно.       Но сейчас бы очень помогло. Сделать несколько затяжек, пока не почувствуешь то, как все мысли улетают далеко-далеко, а в голове появляется приятная пустота.       Конечно, не всегда такое случалось, и приходилось выкуривать несколько сигарет, прежде чем почувствовать это, а иногда для того, чтобы освободить голову, не помогало ничего абсолютно — нужно было попробовать, прежде чем делать выводы.       Милли облизнулась, опрокинув голову назад. Почему-то прохладные струи воды пролились на её шею, и руки покрылись мурашками.       Она вздрогнула, и прошло несколько минут, прежде чем горячая вода снова начала литься из душа, согревая такое горячее от внезапных мыслей о нем тело внутри (теперь почти такое же и снаружи).       Тихо выдохнув, Браун простояла под душем ещё несколько мгновений до того, как выйти в ванную, впуская с собой и клубы белоснежного пара.       Тёплое, от горячей батареи, махровое полотенце, мягко легло на распаренную, покрасневшую кожу.       Милли вышла из ванной, оставляя дверь открытой.       Наступили сумерки, а из открытого окна подул холодный ветер.        Приближение осени было заметно, даже когда на улице всё ещё стояла жара.       Браун приземлилась на постель и уселась на колени, чтобы его закрыть.       Холодно.       Она не любила холод.       Милли опять скрылась в ванной, собирая одежду, лежащую кучей на полу, а потом все тюбики с пастой, шампунями и гелями.       Навязчивые мысли о покупке сигарет всё сильнее настигали, поэтому одевшись, Милли вышла из трейлера. Захватив ключи (она уже не думала о возвращении), направилась к ближайшему магазинчику.       Идти пешком оказалось дурной идеей, и Браун поняла это, когда уже возвращалась обратно. Потому что сейчас сотни людей (о боги!) увидят то, что она покупает не что иное, как сигареты.       Конечно, они примутся её осуждать и карать за выбор.       А ещё об этом наверняка узнает отец, который будет кричать о том, что Милли потом родит ребёнка с аутизмом, а может, вообще не сможет рожать.       А хочет ли Браун рожать (особенно от Джейка), спросить, конечно, не нужно. Это ведь жизнь Роберта, а не Милли, это ведь жизнь Джейка, и ещё кого-то - но не её.       Иногда и правда складывалось впечатление о том, что её отец сам бы с радостью встречался с этим тупым ослом.       Было бы славно.       На самом деле, Милли вообще не хотела детей. Это огромная работа, ответственность.       Она не умела с ними ладить, как совсем недавно оказалось, потому что слишком упряма, и уступает другим слишком редко, не выносит нытья, не любит прислуживать другим, слишком брезглива временами абсолютно всегда.       Да она просто не хотела детей. Даже от самого лучшего мужчины на этой земле.       Разве и на собственные желания оправдания требуются?       Глупо, но Браун так всегда делала.       Скорее, не вредная привычка, а собственная потребность, уже годами выработанная.       Милли шла, не выпуская из виду трейлер Вулфарда. Свет у него ещё не выключен — она могла видеть это даже сквозь закрытые шторы - почти прозрачные, ни от чего не защищающие.       Тоскливо, ужасно тоскливо было вот так возвращаться в его трейлер, лежать в обнимку на его кровати, целовать, осознавая про себя, что эта ночь их — последняя.       У них есть ещё пара дней: суббота, воскресенье и понедельник.        Но такая ночь — точно последняя. Милли знала об этом. Конечно, она всё это понимала.       Это последняя ночь вместе, когда они могли целоваться, не озираясь по сторонам, может, даже заходить дальше или просто быть рядом.       Финн открыл перед ней дверь и тепло улыбнулся, сжимая в объятиях. — Я люблю тебя.       Эти слова заставляли сердце биться в прежнем темпе, они были смыслом продолжать существовать, даже если временами очень хотелось перестать это делать.       Даже когда ты ненавидишь все и вся и тучи над твоим небом сгущаются сильно настолько, что солнца вообще не видать - эти слова, они разгоняют каждое облачко, делая небо ясно-голубым.       И все становится лучше. — Я тебя тоже люблю. — она улыбнулась.       Как же она хотела взять его сейчас под руку и убежать куда подальше от всего этого, спрятаться вместе с ним от собственных проблем.       Как маленький ребенок. Хотя, ничего удивительного.