***
Плоты оказались не очень большими, посему в один влезало только около пяти человек. Зато вода была теплой, а погода жаркой. Браун присела на край, свесив чуть загорелые ноги с плота в океан. На нее была надета серая длинная футболка, доходившая ей до середины бедра, которую она благополучно взяла из чемодана Вулфарда. Под низом черного цвета раздельный купальник — слитные она не любила. Он был не против, а она кое-что задумала. Эти медленные шажки, как ключевые слова — когда дойдешь до середины, многим все точно станет ясно. А кто-то поймет сразу. Притворяться на публику для сохранения контракта было ее обязанностью, которую она сейчас с радостью нарушала для его разрыва. Было очень рисково, потому что даже сама Браун сможет остаться в опасном положении для себя. Но стоило попробовать наконец воспользоваться тем, что она не последний человек в этом мире, как бы самодовольно это не звучало. Да и вообще ей было наплевать на то, чо люди скажут. Если бы она заботилась об этом так сильно, как ее заставляли — не смогла бы и с места сдвинуться. Финн был напротив и часто посматривал на нее, улыбаясь. Милли всегда улыбалась в ответ. Он выглядел очень мило. Браун увидела вспышку камеры и посмотрела прямо в нее, приподняв уголок губ. — Интересно, сколько сотен снимков они сделают? Интересно, сколько сотен людей ее осудят за это? Спустя часа два они остановились, потому что один из плотов сильно отставал. Вулфард спрыгнул в воду, как и многие другие люди (на их «судне» оставалось двое человек, учитывая Милли) и подплыл к ногам девушки, одну ладонь кладя на ее колено, а другой ухватился за край плота. — Привет. — он широко улыбнулся, откидывая назад мокрые волосы. — Привет. — она наклонила к нему голову, чувствуя, как кто-то смотрит ей в спину, а потом слыша очередной — «Щёлк!». А потом все замолкло. — Это значит, что их начали снимать видео. Милли посмотрела в даль, вновь взглядом пронзая ту камеру, специально «скрытую» от ее глаз. Неужели они думают, что она ничего не замечает? Она же все чувствует, как они смотрят, как фотографируют и снимают, выкрикивают ее имя или даже осуждают, когда она стоит рядом. — Как ты? — Финн приподнял брови вверх. — Отлично. — девушка облизнулась. — Я рад! — парень качнул головой — Не хочешь поплавать, Милли Браун? Это надолго затянется. — он прикусил губу. — А ты знаток, да? — Конечно. — она ухмыльнулась. Флиртовать с Вулфардом было невероятно. — Что ж, осторожно, Милли Браун, сопротивление больше не имеет смысла! И он обвил руками ее талию, утягивая за собой в воду. Девушка, смеясь, еще пыталась стянуть с себя футболку, чтобы не замочить ее до конца, но всем своим видом Финн показывал, что ему наплевать на этот кусок сшитой ткани, смеясь вместе с ней. Он очень давно не слышал ее смеха вживую, настоящего смеха. Сам говорил, что от этого сносило крышу. Ну, а вообще-то, он сказал по-другому, но смысл не изменился. Милли только перефразировала. Смех скоро прекратился, когда они оказались довольно близко. До жути хотелось наконец поцеловать его, и дело с концом, но так было нельзя. Поэтому Вулфард утянул ее чуть глубже, и с головой погрузившись в (о, слава богам) далеко не прозрачную воду, чмокнул в губы. Это все, на что он был способен, иначе они бы просто захлебнулись. Держа руки на его плечах, Милли вынырнула за парнем, снова начиная смеяться. Так было нужно. Она не могла за раз выдать весь секрет. — И они еще долго там провозятся? — спросила Браун, оглянувшись и заметив Джозеффа с Джейми в радиусе примерно тридцати метров. Они о чем-то говорили и смеялись, а Милли снова заметила то, что Куинн обернулся в их сторону на долю секунды. — Он что-то знает. Быть может, даже больше, чем просто «что-то». Джо же умеет держать секреты. — Финн говорил об этом. Парень тоже посмотрел назад, нахмурив брови, оценивая ситуацию. — Ну… Я думаю, у нас есть пятнадцать минут. — Милли хмыкнула, чуть сощурившись посматривая на него. — Я готов еще послушать, как ты смеешься. — он сделал маскимально серьезное лицо, вызывая смешок. — Или, мы можем поговорить. Ты хочешь? — Ну, у меня есть к тебе вопрос. Откуда о моих любимых песнях знаешь? — Ты была на моих концертах миллионы раз до отношений с Джейком, Милли. Калпурния, Обрейс, на разогреве у Иглс, Блэк Сэббаф и Линэрд Скинэрд. Я узнавал твой голос и узнал бы среди тысячи, потому что часто думал и думаю о тебе. — очень честно; и такая откровенность с его стороны накрепко запретила и думать о вранье и проблемах рядом с Вулфардом. Так открыто ей еще никто и ни в чем не признавался. Тем более в любви. — А Чейз Атлантик? — Ты постоянно напеваешь слова из их песен. Не замечаешь? — Откуда ты знаешь текст? — Милли нахмурилась. — Я — музыкант, Милли Браун. И чтобы не потерять это звание, музыкант обновляет свой репертуар. У меня там больше тысячи песен. И Чейз Атлантик тоже. Хотя, многие песни из-за тебя. — Финн пожал плечами, опять обернувшись к плотам. Тот отставший был почти рядом. Милли ничего не могла даже подумать в ответ более адекватного, чем просто — «охуеть». Из-за его слов еще больше хотелось поскорее покончить с гребанным Джейком — сделать так, чтобы ничего не помешало. — Неужели! — крикнул Чарли, сидевший на соседнем судне. Наталия только хмыкнула, выдыхая сигаретный дым, так и не поднимаясь с его колен. Хотела бы Браун курить так же, как и она, — не боясь осуждения. Эта женщина вообще во многом могла послужить ей примером. И не только для нее. — Музыкант… — Милли тихо хмыкнула и легонько ткнула его в бок локтем, а он улыбнулся в ответ. Кажется, у них больше не оставалось времени.***
Вечером, когда они уже остановились, чтобы добраться до небольших домиков, в которых они будут ночевать (хотя, сначала они вообще-то пошли в ресторан и только сейчас едут спать), стало в разы прохладней и лучше, потому что постоянная духота, даже если рядом водоем, — невыносима. Милли ненавидела жару. Домики были двухместные, не были забронированы на конкретных людей, поэтому, оглядев всех, кто поехал с Браун в Сан-Диего, она приняла заключение о том, что даже там Милли, «безумно влюбленная в Джейка», предпочла бы всем этим людям Финна. Калеб — определенно нет, Майя заняла номер со своим парнем (и было бы странно, заселись они в разные комнаты, ибо он никого тут не знал, исключая Хоук), стоило Браун на нее только посмотреть. Джо — тем более; А Сэди, слава Богам, была со своим старшим братом. С остальными из старшего каста Милли Браун ни за что бы не заселилась, потому что не хотела. И все склонялось в итоге в гребанному клише, к неожиданности, сущей случайности (что, конечно, было ложью). Потому что они оба этого хотели. И могли сделать это, потому что Джейка не было рядом. Но и не только поэтому, конечно. Да и всем было вообще наплевать на то, с кем ты там заселишься. Милли это точно поняла по жутко уставшим лицам окружающих ее людей, которые скорее хотели оказаться в горизонтальном положении и с закрытыми глазами. И сама Браун тоже устала и была не прочь постоять под теплыми струями воды, а затем уснуть в нежных объятиях, позабыв обо всем (пускай только на несколько часов). «Щелк!» — Послышалось где-то слева, когда они направлялись к выкрашенному в белый каменному домику, и Браун по-привычке повернулась, поджав губы и подняв брови, а потом качнула головой и повернула ее в другую сторону. И снова — «Щелк!» — раздался где-то позади неё, когда Финн уже открывал дверь. Жутко надоедало, хотя сейчас и было полезно… В любом случае Милли ужасно ненавидела папарацци. Поэтому не упустила возможности обернуться и опять показательно поджать губы, держа Вулфарда за предплечье. Через несколько часов все увидят эти фото, и наверняка фанаты филли сойдут с ума от счастья, а остальная часть фендома или ничего не поймет, или возненавидит Браун, а еще меньшая часть (и половина из них) — ненавистники Джейка (хотя, таких было мало) будут строить теории, и кто-то, может быть, будет прав. Милли постарается их заметить, а если никто не догадается — забросить идею в массы. У нее было много фейковых аккаунтов в твиттере и инстаграм. Дверь за девушкой захлопнулась, а она, попутно разуваясь и заходя в небольшую ванную комнату, скинула с плеч рюкзак. Ненамного больше той, что была в ее трейлере на съемках странных дел. Хотя, было вообще наплевать! Милли прикрыла дверь и залезла под душ, выдыхая. Сначала прохладная, а затем и горячая вода, омывала тело, и Браун сощурилась, откидывая намокающие волосы назад. Она жутко устала, хотя любила этот день и надеялась, что ее с Финном сняли на видео. Потому что, первое: она хотела бы посмотреть на них со стороны; второе: с Джейком прокатывало. Или это были заказные папарацци, оплаченные ее или его отцом, или гребанные СМИ сошли с ума и снимали каждый их шаг. Но Милли все же надеялась на второе. Она выключила воду и, обтеревшись махровым полотенцем бледно-голубого цвета (и конечно, сбросив его на пол, верно надеясь на то, что потом все-таки соизволит вернуть обратно на радиатор), взяла из сумки белье и футболку, в которой собиралась спать. Из чуть открытой двери почти ничего не было видно — Браун только и смогла разглядеть его мелькающую не так далеко спину. Милли поспешила выйти (все-таки повесив злосчастное полотенце обратно), чтобы поскорее упасть на кровать и уснуть, потому что на большее вряд ли была сейчас способна. Хотя, нет. Она была способна на то, чтобы целоваться с Финном. Если Браун не заснет к тому моменту, как он помоется — именно так она проведет остаток вечера. Точнее уже начало ночи, потому что на часах было около полуночи.***
Сонливость спустя пару минут как рукой сняло. Только стоило ей зайти в инстаграмм. Безусловно, ожидать того, что люди воспримут это адекватно — истинная наивность. Адекватно это восприняло только чуть больше половины фанатов филли и около сорока процентов вообще людей из фандома. Остальные сходили с ума потому, что все так, как они и желали, а другие, потому что считали Джейка идеальным парнем для Браун, а потом и мужем, отцом ее детей и прочее дерьмо, которое ей самой не снилось даже в самом страшном кошмаре. Еще был процент двинутых на голову, которые считали Вулфарда своим идеальным парнем. Милли Браун старалась не обращать на них внимания, хотя, на самом деле стоило бы поспорить о том, не нуждаются ли такие люди в особом внимании (конкретно от мозгоправа). Или им больше ничего не поможет? Если так, то очень жаль, хотя Милли не исключала того, что ей самой пора бы обратиться к подобного рода врачу. И пусть она тоже считала Финна своим идеальным парнем, это хотя бы являлось почти правдой. Оставалось, чтобы убрать это «почти», — избавиться от Джейка. И на данный момент это даже представлялось реальным. Впрочем, она была больше рада тому, что их все-таки сняли (и выглядело это восхитительно). И даже хорошо, что это сразу выложили. Вулфард еще даже из душа не вышел. Конечно, утром ей наверняка влетит (причем очень жестко) от отца и от отца Джейка тоже. А может, и нет. Может, уже не от кого будет влетать. Милли этого варианта не смела исключать. Наивно и глупо так рассуждать, да и вообще неправильно, но она с собой поделать ничего не могла. Навязчивые мысли лезли в голову сами по себе, и это вообще никак от нее не зависело. «Неужели все наконец поняли, что Джилли — пиар и маркетинговый ход, а не любовь до гроба». Браун заострила внимание на этом комментарии и добавила в избранное, но еще не лайкнула. Это было бы слишком — фандом и так уже сошел с ума и стоит на ушах. Хотя, человек, сделавший этот вывод, не совсем прав, но уже гораздо ближе к истине, чем многие умники, выдумывающие слишком громоздкие теории, которые на деле ни цента не стоят. Милли ненавидела, когда все усложняют. Зачем? Это никому не было нужно, определенно! Хотя, сама могла это делать, потому что была упрямой, но никогда бы этого не признала. Ложь (даже самой себе) — это часть личности Браун. Дверь из ванной открылась, и Финн вышел оттуда, поправляя мокрые вьющиеся волосы. Он осталютовал Милли и лег рядом, затем, чуть приподнявшись и устроив голову у изголовья кровати, посмотрел ей в глаза, слегка щурясь. Вулфард вовсе не был удивлен тому, что тайное медленно начало становится явным. И пускай только несколько дней (а может, и недель — Браун точно не помнила) она говорила о том, что ей это и не так важно (правда было плевать на то, знает кто-то или нет, — она просто хотела избавиться от Джейка) — он принял это весьма адекватно. — Ты это подстроила, да? — Финн улыбнулся самой искренней и правдивой улыбкой, даже на сорок процентов которой Милли не была способна, какой бы актерской игрой она не обладала. Она медленно кивнула — не могла же солгать. Он и так все понял. — Хитроумный план… Думаешь, хватит времени на то, что ты задумала, Милли Браун? — он чуть нахмурил брови, не переставая улыбаться. — Хватит. Мыслям в голове не было места (ну, как минимум здравым точно не было). Она только и могла чувствовать, как он близко к ней (слишком близко), и смотреть в темные глаза, мало что понимая. — Уверена? — Да. Даже если нет, он разве не согласился бы остаться рядом подольше? Если это так, в чем смысл? Браун не понимала, ничего не понимала, чего он вообще ждал и затягивал, разве они раньше не целовались? Специально? Это бесило. Но Милли только упрямо смотрела в ответ исподлобья, покусывая краешек губ и не подавая виду. Хотя, в мыслях было только: «Чего ты ждешь?» или «Поцелуй меня». Ему это должно было быть понятно. Он видел насквозь. Чертов ясновидец. Даже если он таким бы и не был, Браун никогда не была непредсказуемой, а сам Финн того же хотел. Почему нельзя было этого раньше сделать? Вулфард быстро преодолев считаные сантиметры между их лицами, наконец-то стал целовать Милли, ожидающую этого несколько секунд их молчания. Он положил ладони на ее щеки, углубляя поцелуй, а потом потянул на себя еще ближе. Браун устроилась на его бедрах, не разрывая поцелуя, и сжала пальцами худые плечи. Но через несколько мгновений Финн сам оторвался от ее губ и в самое ухо шепнул: — Более весомая причина для более весомых выводов с чужой стороны, Милли Браун. — сформулировано весьма странно, но Милли поняла, что он имел ввиду, и он был полностью прав (а если кому-то казалось, что нет, то самое время пойти к черту — вот, что Милли думала об этом, хотя правота Вулфарда тут вовсе ни при чем). Более того, она даже думала об этом сама. Фанаты могут предполагать все, что им угодно, и даже если окажутся правы, или наоборот, особенно если возненавидят Браун, не разобравшись, — не будут иметь на это достаточно действительных причин. Если ненависть, то за что-то еще более весомое, правда? Иначе это пустой звук, а не ненависть. Раздражение, неприязнь, — это не ненависть, о какой они говорят. Финн заправил ей прядь выпирающих волос за ухо. — И как они узнают? — А им зачем об этом знать? Милли фыркнула от смеха и снова потянулась к его мягким губам, обнимая за шею, чтобы в очередной раз оставить сотую причину себя ненавидеть (пускай даже людям, которым то, что происходит в ее жизни и не представлялось), какими бы не были нежными чувства, какой идеальной бы Браун не казалась с первого взгляда. В комнате стало в разы жарче, но может быть, это дыхание слишком сильно сбилось, или это потому, что Милли сходит с ума. Может быть, все сразу. Когда он снова начал целовать ее шею, медленно спускаясь ниже и задирая немного футболку, — стало еще горячее. Уже в сотню раз. Браун громко выдохнула, оповещая о том, как охуительно-хорошо. Ровно дышать не получалось вообще, она была уже совсем далека от этого. Настолько, что со временем могла только стонать, цепляясь одной рукой за длинные пальцы — громче и громче. И хорошо, что окна не были открыты, потому что они не в пустом трейлером парке, с десятком пьяных подростков в радиусе семи сотен метров, и так было нельзя, даже если вы не скрываете свои отношения. Он временами посматривал на Милли или отрывался, чтобы коснуться ее губ, а потом снова расцеловывать ключицы, все больше начинающие выпирать, или пылающие щеки, убирая растрепанные волосы назад. Мысли превратились в огромный ком, и единственное, что крутилось все это время в голове — «люблю». А единственное, что она еще понимала, — как сильно она сходит с ума по нему и всему тому, что связано с ними. Милли откинула голову назад, кусая губы. Все казалось нереальным, и если все и было взаправду, то Браун была самым счастливым человеком. И похрен на то, что все это приходилось скрывать. Об этом хотелось кричать на весь мир. Вулфард взял ее за подбородок и опять поцеловал так, как делал это раньше сотни раз, что нельзя было описать ни страстью, ни воплощением страсти. И хорошо, что не медлил в этот раз. Он на долю секунды оторвался от нее, и Милли, сощурившись, оглядела его в миллионный раз. Свет не падал на них вообще: светильник был развернут в другую сторону. Но так было даже лучше. Нет, было вообще наплевать. Она чуть привстала, стягивая белье и футболку, краем глаза наблюдая за тем, как парень делает то же самое. Как же хорошо, что он, блять, теперь не медлил! Его ладонь сжала бедро, а другая стремительно пробиралась ниже. Милли наблюдала за его действиями расфокусированным взглядом, будучи жутко возбужденной. Браун закусила губу и гулко простонала, когда средний и указательный пальцы оказались внутри, а он начал медленно двигать ими туда-обратно с тихим хлипким звуком. Стоны становились громче, а ее дыхание сильнее учащалось — она сжимала его запястье, другой ладонью царапая простынь. «Какжеблятьхорошобожемойблять!» — думала; нет, скорее просто кричала внутри себя Милли, не имея возможности излагаться членораздельно. Ей было жутко хорошо, охуенно. Кажется, даже лучше, чем той ночью, пару месяцев назад. И Милли точно знала, что с этим чувством не сравнится ничего. Оно вперемешку с сильнейшей эйфорией и влюбленностью (уже переросшей в любовь) было еще более неописуемым, чем та же самая ее любовь к нему, эрос их поцелуев и вообще все. И чтобы почувствовать это снова, можно было и потерпеть все гребанные проблемы в ее жизни, хотя даже наличия одного только Вулфарда хватило бы для полной готовности терпеть какое угодно дерьмо в ее жизни. — Финн! — она шумно выдохнула, разжимая руку на запястье, но ещё держа ее там. Сотни мурашек пробежали по обнаженному телу. Он вновь припал к её уже покрасневшим губам, свободной рукой придерживая ее за подбородок, а Милли запустила обе руки в его волосы, ещё влажные, сжимая в тонких пальчиках волнистые пряди и углубляя поцелуй. И зависимость от курения из-за таких ночей, кажется, вскоре просто исчезнет навсегда, потому что ей было невероятно хорошо. И после такого не хотелось закурить, хотелось лениво целоваться в перерывах между обсуждением какой-то глупости и просто быть рядом. Парень вынул пальцы из Милли и сжал краешек простыни, обтирая руку. С ее губ снова сорвался гулкий стон, хотя, в сравнении с тишиной вокруг, он все равно оставался громким, и Браун, как и в прошлый раз, не слышала ничего (и никого), кроме себя. Еще несколько секунд, и Вулфард разорвал поцелуй (хотя, нет, скорее поставил аккуратную точку), и Милли задышала глубоко-глубоко, восстанавливая собственное дыхание, склонив голову на свое плечо. Ее ладони медленно сползли на плечи, а затем запутались в смятой простынке. Она знала, что придет в себя еще совсем не скоро (хотя, сейчас это и не было нужно), и все мысли еще вытесняла одна, не меняющаяся с самого начала — «люблю». Хотя, помимо нее, в голове вертелось и его имя, которое еще несколько мгновений назад она ему просто кричала. Милли не смотрела за тем, что он сейчас делает. Ощущений было определенно достаточно. Она жмурилась или неприлично долго пялилась куда-то в изголовье кровати, примерно напротив его лица. Парень что-то шептал и спрашивал, а Браун непонятно кивала, покусывая нижнюю губу, с головы до ног ощущая крупную приятную дрожь. А когда он вошел в нее — Милли глухо простонала, сильно сжимая пальцы, и медленно качнула бедрами вперед, начиная двигаться вместе в ним. Вот в этот момент все мысли точно скомкались, и Браун только и могла оценивать свои чувства одними только гиперболами, если выражаться более корректно и литературно. Хотя, на вряд ли ее мысли можно отнести к искусству. Скорее наоборот, особенно сейчас, зато ощущения, которые она испытывала сейчас, верно схожи с искусством или чем-то вроде этого. Иначе ее «громкость» нельзя было описать, хотя Милли Браун не исключала того, что, может, она вообще ничего не понимает в этом. Финн ускорялся, и она стралась двигаться ему в унисон, изначально отвлекшись на то, что хоть и называлось раздумьями, было слабо на них похоже, одной рукой схватившись за его плечо. Вдруг стало еще в миллиарды раз приятней, и Браун простонала в полный голос — он попал куда надо. Или как там это еще называлось? Все думы теперь однозначно оставили ее голову, и оставалось надеяться, что это не навсегда. Он больше не старался ускориться, или наоборот, а Милли пыталась быть менее громкой — было интересно, что он испытывает, скорее делая это по инерции (что было странно, ведь она почти не соображала; любопытство над ней как обычно брало верх, даже тогда, когда голова была полностью опустошена, а разум затуманен, как при опьянении). Браун прислушивалась и поглядывала на него, покусывая губы. Парень тяжело дышал; тихо низко постанывая, смотря куда-то между ее ключиц. Он выглядел невероятно горячо при одном только лунном свете, и она наверняка тоже, потому что сейчас Браун определенно сводила его с ума так же, как и он ее. Девушка усмехнулась и запрокинула голову назад, жмурясь. Она оставила попытки быть потише — на это не хватало сил. Вулфард постепенно замедлялся, пока не толкнулся последний раз и не вышел из Милли, кончая. По горячему телу пробежали крупные мурашки, оставляя за собой только до жути приятное, но необъяснимое чувство. Браун громко выдохнула и потянулась к его губам, пробегая пальцами по щеке. Финн отвечал чуть устало, сжимая ладонями ее выпирающие, хрупкие бедра. Они целовались совсем недолго, и Милли откинулась на подушки рядом с ним, зажмурив глаза. Вопрос, который ее интересовал, — может ли произойти что-то, от чего она может получить больший кайф? — Милли Браун… — он тяжело дышал, покусывая губы. — Я люблю твой голос. Времени почти не оставалось. Милли ещё сильнее зажмурилась.***
Браун стояла босиком на холодном кафеле, закурив вторую за этот вечер сигарету. Джейк так и не появлялся, ничего не писал и не звонил. Пошел уже второй месяц, как он уехал далеко и надолго. Дело, которое она задумала, больше не продвигалось ей самой, но по интернету гуляли миллионы теорий, и какие-то из комментариев отправлялись в избранное, чтобы через какое-то время не забыть лайкнуть их — подлить масла в огонь. Она была безусловно счастлива тому, что променяла то непозволительно ужасное место на его недавно снятый дом рядом с Беверли Хиллз. Всего три дня они были вместе, и она надеялась на то, что это продлится гораздо дольше. Почти ничего не выдавало ее беспокойства о недавнем звонке от отца и благополучном приглашении его и Браун на послезавтрашний вечер, к ней домой. Это будет не просто семейный ужин. Милли знала, что там будет. И поэтому не хотела этого, хотела просто убежать от этих гребанных разбирательств куда подальше, за руку с Финном, оторваться от всего мира. Который она до ужаса ненавидела, просто терпеть не могла, блять, со всеми его составляющими! И отца своего, и все то, что он хотел сказать и предложить. Почему нельзя просто оставить ее в покое? Его проблемы — далеко не забота Милли Браун. Она с самого начала знала, какие последствия это за собой поведет, и что будет, если сделать слишком жесткий намек на ее с Вулфардом отношения. Да, Браун все еще продвигала некоторые теории в массы, наиболее похожие на правду! И ей не было страшно, потому что она знала, что Роберт хотел, но беспокойства это ни на йоту не убавило, потому что она ненавидела эти долбоебические разговоры абсолютно ни о чем. Разве он сам не мог сделать вывод? Пошел бы он к черту со своей псевдо-заботой к семье Браун. Милли его терпеть не могла, ненавидела каждой клеточкой своей души! Почему он, почему все, блять, не могли просто отвалить от нее? Разве должна быть чья-то личная жизнь настолько востребована? Она потушила сигарету, выбросив ее куда подальше, и оглядела город, такой далекий от нее, жутко красивый ночью. Где-то сзади послышались шаги, и Браун обернулась, смотря на то, как Вулфард заходит к ней на балкон, потирая глаза. Девушка слабо улыбнулась и повернулась к нему полностью, опираясь на балюстраду. — Уже поздно, разве нет, Милли Браун? — она пожала плечами, смотря на то, как он подходит ближе. — Идем спать, забудь о ненормальном папаше. — он улыбнулся и обнял Милли, поглаживая по спине. Если каких-то слов, эпитетов, гипербол, метафор и прочей литературной пурги хватило бы на то, чтобы описать ее чувства — Браун ни за что бы не поверила, потому что это не представлялось возможным даже величайшим поэтам. Куда уж там ничего не смыслящей в этом Милли. Здесь, в невероятно богатом районе Лос-Анджелеса, гораздо хуже освещались улицы, и поэтому ему приходилось прищуриваться, вглядываясь в черты и без того знакомого лица, находящегося очень близко. Все это было частью прелюдий. Милли медленно потянулась за поцелуем, чтобы затем уйти в прохладную постель и никогда оттуда не сбегать, потому что это было бы глупо. Ничего не предвещало беды, хотя тот фронт, с которого ее стоило ожидать, и так задаст ей вскоре жару. А в общем, совсем не важно. Браун все равно надеялась на то, что беды не будет. Как минимум больше той, чем сейчас. Только бы у них осталось достаточно времени.***
Роберт угрюмо смотрел на Милли исподлобья. Финн был рядом и переодически поглядывал на нее, чуть нахмурив брови. Джейк и его отец сидели напротив, а больше дома никого не было. Как на зло. Браун показательно цокнула и отвернулась от всех этих ужасно ненавистных ей людей, смотря на бежевого цвета стену в кабинете отца, а потом все-таки передумала и посмотрела на Вулфарда. Он был в миллиарды приятнее, чем все, что сейчас происходило. Хотя ощущение, что ей четырнадцать лет и сидит она напротив директора школы, потому что до нее в очередной раз докапался придурок, а она, о Боги, ответила, все не покидало. — Как ты собираешься это объяснить мне, нам всем, Милли? — Роберт заставил опять вернуться в это ужасное место, к этим ужасным мужчинам, сидящим перед ней. Девушка громко выдохнула и нехотя посмотрела на него с недовольным выражением лица. — Я не обязана отчитываться. Не перед тобой, не перед ним, не перед его отцом. Я не твоя вещь и мне не пятнадцать, чтобы спрашивать, блять, у вас у всех на что-то разрешение. Я не люблю его. — она пальцем показала на Джейка. — я его ненавижу. И жить с ним, встречаться, жениться, заводить детей и прочим дерьмом, которое вы от меня захотели без моего ведома, я заниматься не стану. И мне абсолютно наплевать на то, что вы все думаете по этому поводу, и на все, на что вы там договорились. Это не мое дело и… — Замолчи! Роберт поднялся с места и стукнул рукой по столу. — Я поворю свой вопрос. Как ты это объяснишь, Милли? То, что ты делаешь, называется изменой. Финн фыркнул, и отец грозно покосился на него. — Кому? Ему? Да у нас ничего не было, а тройка поцелуев на камеру — моя работа, которую вы не оплатили. Или, может, тебе? А то, что делаешь ты, не измена нам? Нашей семье? — Ты ничего не понимаешь. Ты слишком мала, чтобы это понять! Я все это делал ради твоей гребанной семьи, Милли. А ты даже не можешь помочь мне, понять меня, потому что все это на благо семьи. — На благо семьи? Что-то нихрена у меня не благополучно, папа. Мужчина сел обратно и потер переносицу, зажмурив глаза. — Ты все это делал ради себя. Если бы хотел делать что-то ради семьи — не пошел бы по головам собственных детей. Чего никто из нашей семьи бы не сделал. — Роберт молчал. — Но а что ты, блять, сейчас-то хочешь? Чтобы я радостно бежала с ним под венец? Если так надо, то пусть лучше он убьет тебя, чем мое счастье. Ведь ты хорошо так прошелся по моей голове несколько лет назад. — Контракт нельзя отменить, Милли. — Джон пожал плечами. — Ты обязана это сделать. — Ты лжешь. Нет ничего. Никакого контракта. Это просто тупая бумажка, подписанная тобой и моим отцом, все! Это ваши проблемы, а не мои обязанности! Как же Браун ненавидела все, что сейчас происходило. За что, за что, блять, ей все это было? Разве легальна такая стоимость счастья? — Знаешь, как это называется, Милли? До-фе-ни-зм. Тебе просто плевать на проблемы твоей семьи. — понятно, это тупое слово у них семейное. — Ты знаешь историю, почему все было так? — Знаю. А даже если твой сынок чего-то мне не договорил — я не хочу знать. Просто отвалите от меня и все, я вас всех, блять, ненавижу! Джейк обеспокоенно на нее глядел, и в его глазах читалась жалость. Не к ней, не к Милли. К нему самому. К тому, что у них так ничего и не удалось. Его обошел Вулфард, которому к началу их «отношений», вроде, даже было наплевать на Браун, в отличие от самой Милли, думающей только о нем, исключая ненависть ко всему на этом свете. Он знал, как она ненавидела его, и Джейку было жаль, неимоверно жаль, потому что он любил Милли Браун, только жутко ненавидевшую его в ответ. — Так нельзя, Милли. — Роберт поджал губы. — А портить мою жизнь можно? — Не утрируй. Что такого? Разве я не знаю, что у тебя с Финном и так все хорошо? Теперь это знает каждый человек. — Что такого? Ты сломал мне жизнь. Тупой придурок. Как же Милли его ненавидела, каждой клеточкой себя! Только бы сейчас не зарыдать — крутилось в мыслях. Это было бы слишком. Она посмотрела на Вулфарда, и он слабо ей улыбнулся, сжимая руку под столом. Это давало немного уверенности. — Хватит, Браун. — Джейк устало выдохнул. — Просто замолчи. И все тоже. Скажите уже, что вы хотите от нее и меня. Джон недовольно хмыкнул. — Мы хотим, чтобы все стало, как прежде. И начинайте готовиться к свадьбе морально. У вас есть еще год, чтобы решить все ваши проблемы и наконец привыкнуть в этому. — Ты, блять, придурок, папа? — Милли вспыхнула, вырывая свою ладонь из пальцев Финна. Такой сильной ненависти она еще не испытывала за все свои девятнадцать лет. — Ни за что. Вы можете поубивать друг друга, можете убить меня, но не загубить мне жизнь. — Ты хочешь, чтобы другие страдали, а тебе было хорошо? — А ты? Роберт замолчал. Браун вдруг вспомнила то, что ровно неделю назад в сети появилась фотография, которой больше года. Толпа, сотни пьяных, танцующих людей, и она, целующая Вулфарда. И их определенно нельзя было спутать с кем-то еще. В тот день она выставила пост с несколькими фотографиями в этом платье, и даже в этой забегаловке, а Финна вообще сложно с кем-то перепутать. Как минимум с другими знакомыми Милли — точно нельзя было. Еще одно доказательство того, что все это — ложь, ее недавний лайк поста с этой теорией и нескольких комментариев в твиттере; и отписка от Джейка в инстаграм. Как же давно Милли хотела это сделать. — Ты не заставишь их поверить в это еще раз. — она самодовольно улыбнулась. — Об этом уже и так знают слишком много. И зачем это? Вам обоим лучше придумать что-нибудь другое, пока они не разузнали все. — Сучка. — Вулфард многозначительно прокашлялся и сжал ладони, заставляя вновь обратить на себя внимание. Милли Браун даже не хотела представлять больше, что же еще хранилось в этом тихом омуте. Очевидно, что-то наиболее страшное папиных угроз. — Тебе серьезно наплевать на собственного отца? Милли пожала плечами. — А тебе на свою дочь? Ты разве не понимаешь? Как бы ты не давил на жалость — ничего не изменится. Ей не шесть лет, чтобы разрешения спрашивать. — Финн нахмурился. — Да и какой нормальный отец продаст свою дочь ради себя? — Не встревай. — Роберт махнул на него рукой, пытаясь заткунть. — Да я задолбался уже этот бред слушать. Браун ждала этого довольно сильно. Вулфард кажется довольно скромным и неконфликтным человеком, но чертей в том тихом омуте сполна — Милли Браун это уже давно поняла. Хотя, сейчас он просто заступается за Милли и ни чуть не разозлен — это тем более было приятно. — Вам вообще плевать на то, что Милли чувствует? Хочет она этого, или нет? Сейчас же не средневековье, где все за девушку решает отец, а собвстенные проблемы можно было решить, согласившись на другие условия. — он качнул головой убирая челку со лба. — А ты эгоистичный придурок. Тебе тоже было плевать на то, что она чувствует, а теперь ты жалобно поджимаешь губы и смотришь на Милли. Я понимаю, почему она вас обоих ненавидит. — И что ты хочешь, чтобы я сделал? Изменил условия договора? Или согласился на собвстенную погибель ради того, чтобы ты был рядом с ней? — Финн пожал плечами. — Вы сделаете это не потому, что я хочу быть рядом с Милли. А потому, что по-настоящему любящий человек жертвует всем ради счастья другого. — И ты бы сделал так же? — Роберт усмехнулся. — Если бы был на твоем месте — сделал бы. Но у меня нет ребенка, и мне не за кого погибать. — А за Милли? Погиб бы? Как же ей хотелось встать и со всей силы дать папаше по лицу. — Хочешь решить свои проблемы чужой смертью? Трус. — Финн все ещё был спокоен. — Я же просто спросил. А ты ушел от ответа. — Роберт хмыкнул. — Я знаю, к чему ты клонишь. Как же Браун его ненавидела! Его и все это дерьмо, что было с ним связано. А в общем, за все это время они ни к чему и не пришли, хотя девушка уже жутко устала. И хотела всей своей душой того, чтобы это наконец-то закончилось раз и навсегда. Раз и навсегда! Пускай ей абсолютно наплевать на отца, пускай это гребанный дофенизм — Милли Браун не желала, чтобы все это продолжалось. — Ты все еще не хочешь изменить своего решения, да? — Да. Я же не идиотка. Мужчина испуганно глянул на нее и наигранно улыбнулся, поднимаясь с места и подходя к ней и Вулфарду. — Хорошо. Только знай, что у нас был вполне себе компромисс. Но ты, конечно, не смогла бы потерпеть ради семьи, эгоистичная др… — Роберт зажмурился от боли, схватившись за нос. Финн, поджимая губы, выписал ему затрещину, поднявшись со стула. — Следи за языком. — он нахмурился, а глаза его еще сильнее потемнели. Джон поднялся с места, оглядывая ее отца издалека. Ничего страшного, но Милли Браун все-таки сочла этот момент, как отличную причину скорее отсюда слинять. Посему встала из-за стола, и уже стоя на выходе из кабинета, оглянулась на отца. — А вот сейчас это только ваши проблемы. — она наигранно улыбнулась и захлопнула за собою дверь, пропуская Вулфарда вперед. Они переглянулись. — И что? — девушка сощурилась, вглядываясь в черные глаза напротив. — Мы сбегаем, Милли Браун. — Финн взял ее за руку и сжал ладонь. — Покажи дорогу к выходу, или мы мертвецы. Быстрее Она хмыкнула и потянула его за собой. Сбежать с Вулфардом от собственного отца — звучит, как самое охуенное достижение в ее жизни. Хотя, убежать с ним от всего мира, подальше от всех — было бы в тысячи раз лучше. Это — полный до-фе-ни-зм. Милли ненавидела это гребанное, слишком умное слово, но других ассоциаций это не вызывало, потому что равнодушие — неправильное определение ее чувствам. Слишком простое, не такое, как Браун и ее жизнь, которая каждый день заставляла делать выбор: или разбить ноги и руки в кровь в попытках докричаться до справедливости, вновь напомнить о том, что ты всего лишь человек, такой же как и все; о том, что ты вовсе не наделен какими-то особенными способностями, и ты просто хочешь жить как все, или погибнуть, упасть в кромешную тьму, в нескончаемую пропасть без возможности выбраться, оставаясь до жути слабой. И Милли всегда выбирала первое, но день изо дня никто из тех людей не принимал ее за человека.