Однажды в Екатеринбурге

      Минуло несколько часов. Я передумала все свои мысли по нескольку раз, и теперь мы с караульными сидели и скучали. Можно было бы, конечно, пошариться по нижнему этажу — здесь-то я двери не проверяла! — но охранники сказали, что максимум дозволенного мне это поход в туалет под конвоем.       После похода в туалет один из караульных сходил на второй этаж в комендантскую и вернулся с сообщением, что сегодня ГубЧеКа не до меня. Отряд не придёт, так что я могу спать.       Все легли. Часовой остался следить за тем, чтобы арестованная не убежала, а остальные, включая меня, благополучно вырубились на железных солдатских кроватях, расставленных в караулке.       Пробудилась я посреди ночи от жуткого шума, доносящегося сверху. Стуки, выкрики, топот — возникло ощущение, будто на на втором этаже толчётся целая рота солдат. Потом со двора, а следом и с лестницы вниз зазвучали шаги, и я поняла, что была не так уж и далека от истины: по дому действительно передвигалась здоровенная толпа народу. Минуло несколько секунд — и через нашу караулку прошли несколько вооружённых людей в кожанках, потом все узники (Николай с подростком Алексеем на руках, царица на инвалидной коляске, царевны, Харитонов, Аня, врач, лакей), а за ними еще пара представителей новой власти. Последним шёл Юровский. — Эту тоже! — сказал он, заметив меня. — Поднимайся! Идём! — Куда? — спросила я. — Фотографироваться. — Это ещё зачем? — А ну-ка без разговоров! — Юровский повысил голос.       Так как он и его товарищи были вооружены, спорить с ними не хотелось. С беспокойным ощущением, что что-то тут не так, и что всё это где-то уже было, я поднялась со своей лежанки (спала одетой) и присоединилась к толпе.       Мы прошли комнату, примыкавшую к караулке, и дошли до следующей. Это была тесная каморка с полосатыми обоями и полукруглым сводом над дверью в еще одно помещение. Юровский приказал всем встать спиной к этой двери. — Давайте, — сказал он. — Чтоб все влезли в кадр.       Мы построились. — А где же фотографический аппарат? — спросил Николай.       Юровский ответил: — Сейчас принесут.       А затем он развернул листок бумаги и прочёл: — «Учитывая все преступления Николая Кровавого против граждан России, также наличие несомненной связи между ним и силами контрреволюции, а также опасную близость чехословацких банд к Екатеринбургу, а также существование заговора, имеющего целью не допустить справедливого суда над гражданином Романовым, а также участие в этом заговоре слуг бывшего императора, Уралсовет постановил…»       И тут я закричала: — Нет, нет, нет!!!       До меня, спросонья бестолковой, наконец, дошло, что происходит.       От моего вопля и жертвы, и палачи на секунду опешили. Воспользовавшись этой секундой, я бросилась бежать. Бежать, куда глаза глядят! А глядели они на ту дверь у меня за спиной — кроме, как в следующую комнату, бежать было некуда.       Я метнулась к двери, толкнула её и выбежала.       За спиной раздались выстрелы.       Следующая комната внезапно оказалась церковью. Домашняя часовня Ипатьева, что ли? Не тратя времени на рассуждения и завидев вдали будто выход на улицу, я бросилась через часовню бегом и через несколько секунд была уже снаружи.       На улице было прохладно.       Шагов сзади вроде не слышалось…       Мимо меня проехал парень на электросамокате. По проезжей части шёл непрекращающийся поток автомобилей — и ни одной лошади. Памятник комсомольцам Урала вернулся на своё место. На боку высотного здания неподалёку была нарисована полосатая буква Z.       От всего пережитого у меня подкосились ноги, так что я опустилась прямо на асфальт.       Немного посидела.       Потом встала и отправилась домой.