***
- Мисс Эш, да стойте же вы! – Томас нагнал Эбигейл в дверях её каюты. К тому времени она уже не в силах была сдержать рвущихся наружу слез и беспрестанно пыталась справиться с ними. - Оставьте меня в покое! – в исступлении крикнула она, стараясь оттолкнуть лорда. - Чтобы вы убедили себя в том, что он прав? Ни в коем случае. - А в чем он не прав? – борясь с выступившими от злости слезами, все так же почти кричала она, растеряв остатки самообладания. – Ведь у меня был выбор! Но нет! Вместо этого я сделала точно так, как сказал он: я струсила! Побоялась тюрьмы, брака по расчету, и теперь в сговоре с убийцей своего родного отца, боже, я чудовище, – она оперлась спиной о стену, закрыв глаза, будто бы не хотела видеть, во что она превратилась. - Если вам от этого будет легче: моего отца убил тот же человек, – с нечитаемым выражением лица сказал Томас, становясь напротив неё в узком коридоре. - Что? – не слишком хорошо соображая от нахлынувших эмоций, переспросила Эбигейл. - Вы ещё должны были быть в Лондоне, когда исчез лорд Альфред. Разве вы не знаете, что с ним случилось? - Боже мой… - пробормотала она, вспомнив наконец связь между этими тремя людьми. Разумеется, она знала, что Флинт убил лорда Альфреда, но только теперь она в полной мере могла понять, что это означало для капитана. - А знаете, куда ехал мой отец? Он собирался забрать меня из того места, куда сам и отправил. Я знаю это наверняка из письма вашего отца. Он тоже знал, где я, и это он сообщил мне о смерти моего отца. Джеймс не знает о том, что своим поступком он продлил срок моего пребывания в заточении; он об этом никогда и не узнает, разве что теперь вы проговоритесь. Конечно, понимаю, что у нас с вами разные ситуации, но все же он был мне отцом, и он любил меня по-своему. Равно как и я его, несмотря на все то, что он сделал. - Этого не может быть, – дрожащим и полным неверия голосом прошептала Эбигейл, во все глаза глядя на лорда Гамильтона, – и после этого вы все ещё с ним? Как вы смогли простить ему это! - Просто я понимал, почему он так поступил. Но они, наши отцы, мертвы, а у нас с вами ещё целая жизнь впереди, и мы должны бороться за неё. Как я говорил вам раньше, Питер делал бы то же самое. И перестаньте себя обманывать, у вас действительно нет выбора, потому что альтернативы куда более страшны, чем вам кажется. Если вам так хочется найти в этой истории чудовище, то считайте им меня, добровольно связавшего свою жизнь с таким человеком, как капитан, но явно не саму себя, ведь вы идете на все это лишь по необходимости. Его слова вызвали в душе Эбигейл огромный резонанс. Для неё лорд Гамильтон всегда был образцом благоразумия, мудрости и какой-то неземной нравственности, выходящей за привычные рамки морали. Но это? Это было слишком даже для него. С другой стороны, она понимала, почему он так поступил. Любой, кто знал Флинта, чувствовал на себе его влияние, а между этими людьми и без того была невероятно сильная связь, которую невозможно было разрушить ничем, кроме разве что самой смертью, но даже она в итоге не стала помехой. Кроме того, как и сказал лорд Гамильтон, ситуации у них действительно были разные. Поэтому Эш не осуждала его, она только не могла понять, как ей самой относится к капитану. Эбигейл уже давно начала замечать: её искренняя привязанность к Томасу, будто бы постепенно начала распространятся и на Флинта, залечивая нанесенные им раны. Она ведь понимала, что будь капитан таким уж чудовищем, едва ли он стал бы помогать ей. У неё из головы все время не выходила мысль об их первой встрече, ведь тогда он тоже спас её и сдержал обещанное слово. А что было дальше? Кто был виноват в смерти леди Гамильтон, а кто – её отца? Где тут начало этой бесконечной круговой поруки и самое главное, где её конец? Для одних злодеи – это герои, а для других – самые ужасные твари во всем мире. Питер Эш был злодеем в их истории, а капитан Флинт стал монстром для неё самой. Только кто же знал, что судьба сведет их обоих снова вместе; и теперь ей самой придется выбирать, кто для нее враг, а кто - друг. - Мне нужно побыть одной. Но не беспокойтесь, я вас услышала. Томас кивнул ей, признавая, что он ничем больше помочь все равно не сможет.***
Тем временем в капитанской каюте, в которую Алекс добрался не без помощи Ганна, Бен разливал по грязным стаканам ром. Пью, формально владевшей комнатой, а на деле разделявший её с Ганном, играл в кубрике в кости с матросами. Бонс, впрочем, не обращал внимания ни на предлагаемое спиртное, ни на странное в столь поздний час отсутствие хозяина каюты. Полностью погруженный в свои невеселые мысли он молча принял стакан и сделал глоток, даже не замечая дрянной вкус напитка. Бен смотрел на это меланхоличное поведение с нескрываемой насмешкой и презрением. Эта юношеская влюбленность бесила Ганна своей наивностью и несуразностью, кроме того, она удерживала Бонса с этой странной, так не подходящей ему компанией. - Как спина? – спросил он, садясь напротив Алекса за стол, заставленный бутылками, валяющимися рядом с ними пистолями и ещё каким-то непонятным мусором. - Нормально, – ответил Бонс, уставившись куда-то в пространство, подперев лохматую голову рукой. - Где ты вообще её нашел? – с раздражением выпалил Ганн, не зная как вывести мальчишку из этого состояния. - Кого? – тупо переспросил Алекс, впервые посмотрев прямо на Бена, будто бы ответ на вопрос был написан на его лице. - Девушку эту твою, кого ещё. - А… – слабо протянул Бонс, собираясь с мыслями, хотя воспоминания о ней и без того крутились в его голове одним вихрем. – Я её спас случайно, а потом все как-то закрутилось, – он замолчал, снова вспоминания о ненавистном капитане, виновнике всех его бед. Алекс крепко стиснул зубы и сжал побелевшими пальцами стакан. Если бы не Флинт ничего этого бы не было: он бы не сказал Эбигейл таких ужасных слов, а она не запятнала бы себя общением с капитаном. «И тогда была бы уже в тюрьме или в объятиях старого развратника, ты этого для неё хочешь?». Эта самая простая и очевидная мысль впервые с того момента, как Эш рассказала ему о плане Флинта, мелькнула в его голове так отчетливо. От этого ему хотелось рвать на себе волосы. Разумеется, то, как менялось выражение лица Алекса, как зеркало отражавшее все, о чем он думает, не укрылось от Ганна. Больше всего его зацепило то хищное, гневное выражение лица Бонса, когда он думал о капитане. Он был точь-в-точь похож на своего брата в моменты ярости. - Думаешь, Билли одобрил бы твое поведение? - Что? Я… - растерялся Алекс, переключаясь со своих мыслей на этот застигший его врасплох вопрос. Он никогда не думал обо всем происходящем с точки зрения своего старшего брата, которого он знал достаточно хорошо до того момента, как его забрали. – Я не знаю, раньше он бы понял меня, но я понятия не имею, что бы он сказал после того, как стал пиратом. - Зато я знаю: он бы ни за что не допустил, чтобы его брат губил себе жизнь! – Бен стукнул кулаком по столу, горячась от выпитого спиртного, которого он успел принять гораздо в больших количествах, нежели Бонс. – Ну что тебя ждет с этой девчонкой? Даже если она сдержит слово и даст тебе место во флоте, ещё неизвестно сколько времени бездарные офицерские сыночки будут руководить тобой просто потому, что твой папаша не дал тебе знатную фамилию. Чего ты стоишь без денег и связей? Да ты только через три года станешь старшим матросом, если повезет, но уж тем более никогда не дослужишься до мичмана, не говоря уже о чине лейтенанта. Даже твои знания здесь не помогут! – Алекс слушал его и не мог возразить, но не потому что Ганн был прав, просто он не мог привести в пример того человека, что уже в восемнадцать лет стал лейтенантом. Эбигейл рассказывала ему о судьбе Флинта, правда, только отчасти, но он знал о его блестящей карьере и не допускал мысли, что на его месте он не добился бы того же самого. Бен понимал это молчание по-своему, принимая его за отсутствие аргументов, и потому он, ещё сильнее горячась, продолжал, поднимаясь со своего места: - И все это время у тебя нет ни гроша за душой, что за охота таскаться в бедняках, терпеть насмешки и побои, которые, не сомневайся, ждут всех. Ради чего? Ради службы великой Англии, да храни Бог короля Георга? Да забудь о них всех, посмотри на нас! Вот настоящая свобода! Поверь мне, я слишком хорошо знаю, что значит находиться под чьим-то ярмом, я прошел через такое, что тебе и не снилось. Умей ценить жизнь, не разменивай на гроши то, что имеешь! Господь на нашей стороне, как ты не видишь? Пресвятая Дева Мария, да послушай же меня, Билли, мы с Пью такую шутку придумали… Ты наверняка думаешь, что он умнее меня? Ничего подобного! Гейб просто пугает их всех, а на самом деле они хотят слушать меня. Я ведь знаю, как с ними справиться. О, старина Флинт, я наблюдал за ним! Видел, как он обращался со своими людьми, я многому у него научился. Эх, если бы не Сильвер, каких дел бы мы ещё наворотили! Ну ничего, ничего, не смейся, Билли, ты же знаешь, праведникам всегда благоволят Небеса… Этот пьяный бред, через который Алекс узнавал истинные намерения Ганна, сопровождался огромным количеством жестикуляций. Бен вообще создавал впечатление помешанного. С невыразимым чувством отвращения смотрел Бонс на этого маленького человека, беспрестанного ходящего по каюте и говорящего уже с самим собой. «Билли» - он несколько раз назвал его именем брата. Так вот почему он так быстро привязался к нему, отчего доверял сейчас свои самые сокровенные планы: Ганн видел в Алексе Билли Бонса, своего погибшего лучшего друга. Алекс с горечью осознавал, что его в очередной раз предали. В эту минуту в каюту вошел Пью и прервал нескончаемую почти уже безумную речь Ганна. Встретившись взглядом с растерянным и едва ли не напуганным Алексом, Гэйб криво усмехнулся: - Он опять за свое, да? Библейские присказки и все такое? Это он после того, как Билли его пощадил, увлекся. Считает, что не просто так Бонс это сделал, мол, знак свыше. Ты погоди, он ещё начнет псалтырь цитировать, вроде как он его с девства помнит, – Пью снова отвратительно ухмыльнулся, обнажая кривые желтые зубы. Видимо, он действительно привык к постоянным причудам Ганна, а тот к его грубости, так что они почти не обратили внимания друг на друга при встрече, Бен лишь наконец умолк. - Ты же с нами, да? – все с тем же неприятно насмешливым выражением лица спросил Гэйб. Во всей его фигуре не было ничего такого, что издали могло бы показаться угрожающим, и поначалу Алекс не понимал, почему этот человек имеет такой авторитет среди своих людей. Однако чем дольше он находился с ним в одной каюте, тем сильнее чувствовал непреодолимое отвращение и страх перед этим моряком небольшого роста и ничем непримечательной наружности. Он был ещё молод, черные грязные волосы свисали с его головы в странного рода прическе и одет он был беднее прочих. Он не оказывал бы ни на кого ни малейшего влияния, если бы не скрытая в его демонически черных глазах угроза. При одном взгляде в эти темно-карие глаза становилось ясно: этот человек убьет любого без малейших зазрений совести и не остановится ни перед чем, чтобы достичь желаемого. А те, кто знал Пью поближе, только подтверждали это предположение. - Бен говорит, что ты башковитый, парень, - продолжал тем временем Пью, пока Алекс пытался справиться со страхом перед этим человеком, – если это так, мы быстро добьемся того, чего хотим, уж поверь мне. У тебя будет все: деньги, власть, свобода, женщины. Если так хочется, трахни свою бабу прямо сейчас, все равно корабль наш! Завтра мы убьем тех двоих, а девку пока прибережем, ведь не у тебя же одного чешется, – при этих словах Гэйб похабно захохотал, а Бонс еле удерживал себе на месте, чтобы не врезать ему как следует. – Ну-ну, не злись, если не хочешь, делиться не надо, у нас и свои найдутся. Но ты нам нужен, понимаешь? Толковые люди всегда на вес золото, особенно такие, как ты. Бен говорит, что ты понимаешь карты и умеешь прокладывать по ним маршруты, так? Ни я, ни тем более эти олухи понятия не имеем, как это делать. Многие, конечно, по первости и без карт обходятся, но я уж точно знаю, что с ними добычи в разы больше. Так ты согласен, парень? – Алекс слушал собеседника внимательно, и поэтому никаких сомнений не осталось в том, что за «шутку», по словам Ганна, они придумали для них четверых. Очевидно, Пью проболтался ему, решив, что раз уж Бен так доверительно говорит с ним, Алекс уже наверняка на их стороне. О тех навыках, что Бонс старался получить в свое время, Гэйб, разумеется, тоже узнал от Бена, Алекс рассказывал ему немного о себе, пока они добирались из Чарльстона до Уилмингтона. Вероломная дикость пиратов заставляла Алекса содрогаться при мысли о том, что могло произойти, не случилось этого разговора. И все же вместе с тем нехотя задумался о том, что, быть может, Пью прав? – Дай мне время хотя бы до утра, мне нужно подумать, – сказал он опасливо, рискуя навлечь гнев этого головореза. - Да нечего тут думать! – сразу же вспыхнул Ганн, до этого хранивший молчание. – Ладно, ладно, иди, - перебил его Гэйб, - только знай, корабль все равно будет наш, у меня двадцать человек, готовых перерезать вам всем глотки. Так что не велик у тебя выбор: либо остаться с победителями и спасти свою барышню, либо отправиться на дно кормить рыб вместе со всеми остальными. Перед уходом Бонс ещё раз взглянул на двух мужчин, не понимая, как сразу не догадался о том, что им нельзя доверять. Бывшие и будущие пираты, больше не обращая на него внимания, вместе доканчивали початую бутылку с ромом, негромко переговариваясь о чем-то между собой. Закрыв за собой дверь, Алекс оказался на верхней палубе, где не было почти никого, кроме дремавшего в отдалении дозорного. Что ему было делать? В его голове эхом звучали слова пирата, распаляя воображение. Ганн рисовал ему ту жизнь, о которой Бонс действительно одно время мечтал: он не раз представлял себе, как здорово было бы ходить под парусом вместе с Билли, брать вражеские корабли на абордаж, грабить деревни и возвращаться в любимые порты с целой кучей награбленных денег. Но так ему представлялась пиратская жизнь раньше. Теперь же, когда он достаточно долгое время провел в обществе людей, непосредственно живших всем этим, он жестоко разочаровался. Алекс видел, во что превращаются люди, когда становятся пиратами, и всеми силами хотел бы избежать этой участи. Он невольно начинал задумываться, что будь Билли жив, он мало бы походил на того человека, которого Алекс знал раньше. Кто знает, насколько его изменила пиратская жизнь и соседство со всеми этими людьми?.. Может, он вообще не хотел бы, чтобы Алекс следовал по его пути. Кроме того, Пью ошибался насчет самого главного. При воспоминаниях о том, как он отзывался о леди Эш, Бонс с трудом сдерживал свое негодование. Ему не нужно было её тело, по крайней мере, не так, ему нужна была она целиком и полностью, Алекс хотел, чтобы она любила его. Он понимал, что они никогда не смогут быть вместе, и потому он был согласен даже на дружбу. Но для этого она должна его простить за эту глупую выходку. Да только вот чтобы простить его, Эбигейл должна быть жива и невредима, а на этом корабле ей оставаться опасно. Бонс чувствовал, как он начинает слегка дрожать, впервые действительно задумавшись над смыслом сказанных Ганном слов. Он только сейчас окончательно понял, что Бен практически предлагал осуществить его самую заветную мечту, даже не подозревая об этом: он мог бы лично убить Флинта, а заодно этого аристократишку, и тогда он бы точно отомстил за себя и за брата сполна. Но тогда он наверняка потеряет Эбигейл, она никогда его не простит за упущенную возможность восстановить свое состояние и доброе имя отца. Он не знал, что ему делать: либо предать память брата и вступить в сговор с Флинтом, чтобы с его помощью попытаться как-то исправить сложившуюся ситуацию, либо пожертвовать Эбигейл и отмстить за Билли. Времени обдумывать все это у не оставалось не много: через шесть часов рассвет и если к утру он окончательно не решит, что ему делать, то может погубить их всех. Алекс чувствовал, как его буквально разрывает от эмоций. Он оперся о ближайший борт, не в силах больше удерживать себя на ногах. Вглядываясь в черные, поблескивающие в свете фонаря волны, он будто бы пытался заглянуть вглубь этого бездонного моря, где когда-то погиб его брат. Бонс многое бы сейчас отдал за то, чтобы ему хоть кто-то указал, как поступить. Раньше ему казалось, что Билли был бы рад, реши он отмстить за его смерть, и, судя по рассказам Ганна, это действительно было бы так. Только вот Бен знал не его брата, а боцмана «Моржа» из команды капитана Флинта. Все те слухи, что доходили до Алекса, создавали образ какого-то неизвестного человека, страшного пирата, погрязшего в своей ненависти к своим же товарищам. Билли, которого Алекс помнил, был другим. Он бы спасал живых, а не мстил за мертвых – в этом младший Бонс был уверен.***
Он замер в нерешительности напротив двери, ведущей в каюту капитана Флинта. Из-под неё виднелась тонкая полоса света, так что Алекс был уверен, что капитан не спал. Кроме того, до него доносился приглушенный разговор, ни одной фразы из которого он все равно не мог разобрать: говорили, очевидно, капитан Флинт и лорд Гамильтон. Предварительно постучав, Алекс вошел, не дожидаясь ответа. Он застал довольно странную для него картину: Флинт, развалившись, лежал на кушетке, голова его покоилась на коленях лорда, рассеяно перебиравшего его отросшие волосы. Первые пару секунд они даже не замечали, что кто-то нарушил их спокойствие, однако как только Алекс появился на пороге комнате, они быстро отодвинулись друг от друга. - Вас стучаться не учили? - с раздражением спросил Томас, поднимаясь с кушетки и отходя в дальний угол каюты. - Что вам вообще здесь нужно? Бонс хотел было сказать, что он стучал, но времени было мало. Он так спешил, что даже не придавал особого значения тому, что только увидел. Его заботило лишь как можно скорее рассказать им обоим обо всем услышанном, пока уверенность в этом решении не покинула его, уступив место гордости: - Это важно, послушайте, - Алекс пытался говорить уверенно, но суровый взгляд Флинта, направленный прямо на него сбивал все его мысли. Бонс впервые с той драки говорил с капитаном, и к своему удивлению и неудовольствию, помимо ненависти, чувствовал ещё и страх перед ним. Он как бы ощущал на себе силу этого человека и, пожалуй, был готов хотя бы задуматься над правдивостью слов Эбигейл. - Капитан корабля собирается завтра убить вас и завладеть судном, – наконец сказал Алекс, взяв себя в руки, – Леди Эш он тоже собирается убить, или… боюсь, хуже. - Что? С чего вы взяли? - Он сам мне рассказал; он считает, что я последую за ним, – честно признался Алекс, зная, что дальше придется рассказать всю правду, однако сознательно оттягивая момент признания. - И с чего у него такая уверенность? – не без иронии, спросил его Флинт, все ещё недооценивая влияние младшего Бонса на их нынешние приключения. Алекс медлил с ответом, переводя взгляд то на одного, то на другого, стараясь выбрать того, к кому он чувствовал меньше неприязни и страха. Наконец, опустив глаза в пол и заложив руки за спину, он признался: - Мы вас обманули. Вернее, я обманул. Я не сказал, что на корабле действительно есть человек, знающий вас очень хорошо. Мистер Ганн, Бен, он предложил помочь нанять команду, и я согласился, недосказав леди Эш всей правды, она не знала, что я подвергаю ваше инкогнито риску. Ганн действительно обещал довезти её и вас в качестве спутников до Нассау, но теперь его планы изменились. - Вы доверились ему, зная о том, что он пират? - Вы тоже доверяете пирату, если вы забыли, – огрызнулся Алекс на слова лорда, будто бы не замечая, как исказилось лицо Флинта, – и я тоже поверил; он был другом моего брата, и стал моим. Но, мне кажется, он не в себе. В любом случае, не только он представляет угрозу. Сам капитан гораздо опаснее, и они с Ганном действуют заодно. Бен считает, что леди Эш для меня помеха, она не дает мне стать пиратом, и потому он сделает все, чтобы отнять её у меня. - Только не говорите, что вы действуете в её интересах, – перебил его Томас, – если бы она хоть немного была вам дорога, вы бы не обвиняли её. - Да не хотел я этого! – в сердцах воскликнул Бонс, на пару секунд забыв, кто перед ним, поглощенный желанием оправдаться хоть перед кем-то. - Я бы никогда! Я так её… впрочем, если хотите, считайте, что я делаю это ради себя. Ганн, как мне кажется, либо безумен, либо скоро станет таковым, и я понятия не имею, что придет ему голову в следующий момент. Что же касается Пью, то о нем и говорить нечего. Кто знает, может быть он решит убить и меня вместе с вами. - Может оно и к лучшему, – задумчиво пробормотал Флинт, обращаясь по большей части к Томасу. – Я к тому, что мы все же узнали их планы. Сейчас же я вижу только два выхода: убить их обоих и, раскрыв себя, заставить остальных сотрудничать или же попробовать сговорится с ними. - Ты уверен, что это хорошая идея? - Если юный Бонс не лжет, и Бен действительно так сильно привязан к нашему прошлому, то меня он безоговорочно послушает. Кроме того, ты ведь и сам знаешь, что рано или поздно мне нужно было бы начать собирать верных людей, чтобы доплыть до острова Кидда, почему бы не начать с них? - Это «если» Бонс не лжет; но, предположим, он говорит правду, вдруг этот Ганн действительно безумен? Ты не можешь знать наверняка, что у него на уме. Он может разгласить весть о том, что ты жив, и тогда за тобой будут охотиться не только власти, но и все желающие достать сокровища. Флинт понимал разумность доводов Томаса и видел, как он волнуется за него. Он и сам отчасти разделял его опасения, но показывать это при Алексе, все ещё находившемся рядом с ними, он не мог. Перехватив взгляд Джеймса, Томас прочел в нем все, что было нужно: - Выбора у нас все равно нет, ведь так? - Он все равно узнал бы кто я, когда попытался бы завтра убить нас обоих. И в таком случае это увидела бы вся команда, сейчас же я смогу поговорить с ним один на один. Гамильтон неопределенно покачал головой, однако согласился с неопровержимыми доводами Флинта. Джеймс знал, что за его не желанием действовать таким путем скрывается что-то ещё, и он даже догадывался, что именно, однако обсуждать такие вещи при Алексе, все ещё на удивление терпеливо ожидавшим окончания их разговора, он не собирался. - Хорошо, тогда иди скорее, не будем тратить время, – Флинт согласно кивнул и быстро вышел из каюты, слегка задевая руку Томаса своей, в знак немой поддержки то ли его, то ли себя самого. Как только капитан скрылся из виду, Алекс вздохнул спокойнее и, превозмогая их общую антипатию, обратился к Гамильтону: - Нужно рассказать леди Эш обо всем, нехорошо, если она не будет знать о происходящем. Томас подумал о том же и потому почти сразу же вышел вслед за Флинтом. Однако видя, что Алекс не следует за ним, он обернулся и с усмешкой произнес: - Пойдете со мной, мистер Бонс; думаю, Эбигейл оценит ваш поступок.***
Ганн после ухода Пью, подготавливавшего людей к завтрашнему нападению, все так же методично напивался, сидя в уютном полумраке, создававшемся единственной стоящей на столе свечей. Он так привык к спиртному, что уже почти не замечал опьянения. Гораздо больше легкого головокружения его волновал разговор с Алексом. Вот зачем он перед ним так распинался? Бен уже и сам был не рад своей откровенности. Раньше Ганн был уверен, что мальчишка поддержит его, а он так привязался к этой своей маленькой шлюхе… Его лениво текущие мысли были прерваны звуком открывающейся двери. Бен поднял мутные глаза, ожидая увидеть Алекса или кого-нибудь из своих олухов, но наткнулся взглядом на человека, которого он ни разу в жизни не видел. Или видел? С трудом концентрируясь на фигуре, стоявшей на пороге, он пытался понять, что в ней такого знакомого. Тем временем фигура медленно приближалась к нему, во всей её позе, походке было что-то неуловимо знакомое, будто бы он встречал этого человека раньше, но никак не мог припомнить, где именно. Наконец в пьяном мозгу Ганна возникла мысль посмотреть на лицо незнакомца, с трудом различимое в темноте. Как только он начал вглядываться в этот полумрак, человек будто бы специально встал ещё ближе, так что свет падал на его бледное и, очевидно, мертвое лицо. Ганн вжался в свое кресло, выронив из рук бутылку, разбившуюся об пол с разрезавшим липкую тишину оглушающим звуком. Перед ним стоял сам Дьявол во плоти. - К-капитан?.. - хрипло прошептал он, глядя на явившийся в ночи призрак. Он тысячу раз слышал истории о мертвецах, приходящих время от времени к бывшим товарищам и предвещавших им скорую гибель, но никогда в них не верил. Сейчас один из этих неспокойных духов стоял прямо перед ним. - Этого не может быть, вы же мертвы, я сам... сам с-слышал, - Ганн лепетал совершенно неразборчивые слова, сливавшие в один сбивчивый шепот, полный ужаса и суеверного страха. Его состояние усугублялось ещё и тем, что Флинт все это время стоял молча и в этом тусклом свете действительно больше походил на привидение, чем на человека. Вдруг рука бывшего капитана потянулась к Ганну, тот натурально вскрикнул от страха и зажмурил глаза, боясь холодного прикосновения мертвеца. Однако ничего после он не почувствовал. Посидев ещё немного с закрытыми глазами, надеясь, что привидение исчезнет, он осторожно приоткрыл один глаз и увидел напротив себя Флинта с бутылкой рома, которая до этого стояла рядом с ним. На секунду в голове Ганна пронеслась единственная здравая мысль о том, что не может же призрак пить, однако затем она тут же заглушилась ещё одной более разумной о том, что он понятия не имеет, что вообще могут призраки. Мало-помалу он овладел собой и уже мог достаточно ясно соображать, чтобы наконец отважиться заговорить с привидением, ибо в его сознании даже не возникало мысли, что это может быть живой человек: - Вы пришли мне отомстить, да? – прошептал он, пока дрожащий свет плясах в его расширенных от страха глазах, придавая ещё более безумный вид. – За то, что я предал вас, не остановил Сильвера. - Если бы я верил в то, что хоть что-нибудь на этом свете способно остановить Джона, - с усмешкой заметил Флинт, с наслаждением делая большой глоток привычно оседавшего на языке напитка. Бен неотрывно следил за ним, поражаясь реалистичности своего видения, наконец, он каким-то подобострастным шепотом спросил: - А на том? Если не на этом, то значит на том. Вот поэтому вы здесь, да? Значит, он уже мертв и теперь вы пришли за мной? Джеймс с трудом удерживал себя оттого, чтобы не расхохотаться, глядя в эти по-детски доверчивые глаза. Флинт отчасти знал о том, какие слухи ходили о нем среди пиратов, его не единожды называли Дьволом и Сатаной, так что наверняка его появление оказывало на суеверного Бена сильнейшее влияние. - Зачем же мне было спасать тебя от смерти у маронов, чтобы сейчас убить самому? Нет, Ганн, ты мне нужен для другого. - Говорите, я что угодно сделаю, только не забирайте меня туда, прошу! На секунду Флинт задумался о том, чтобы окончательно убедить Ганна в своей призрачной природе; об этом просто невозможно было не задуматься после этого животного ужаса, звучавшего в каждом слове Бена. Казалось, он действительно верил, что с минуты на минуту пол каюты разверзнется и Флинт утащит его в Ад. Однако любое суеверие непрочно, Джеймс все-таки решил не терять надежду разубедить бедного моряка: - Ну, положим, был бы я жив, чтобы ты тогда сделал? - Все, что вы потребуете, капитан. - Смотри, не лги мне? Думаешь, я не смогу распознать ложь? - Но я говорю правду! – воскликнул Бен, даже приподнимаясь со своего места. - Вы знаете, что я перед вами в долгу! Я пошел на сговор с Сильвером только потому, что думал, он сможет дать нам то, чего вы не смогли! - И что же Джон Сильвер мог вам дать? – спросил Флинт, впервые услышавший, как объяснялось его исчезновение соратниками. - Свободу, – робким голос начал Ганн, стушевавшись под грозным взглядом Джеймса. Однако все же смог продолжить, со временем начиная говорить все увереннее, – Сильвер обещал нам свободу от вас, от этой нелепой войны; обещал скорое возвращение к прошлой, нормальной жизни, какая была ещё при Тэтче и Гатри. Он говорил, что стоит вам исчезнуть и все станет по-старому. - А за что я блять по-вашему боролся?! - Да никто понятия не имеет! Вы говорили о нашей свободе, но какая может быть свобода, когда только по одному вашему или Сильвера слову мы должны были броситься в битву неизвестно за что! Неужели вам самим не нравилось, когда все, что у вас было – верная команда и фортовый корабль? Вы сами тогда были свободны от любых обязательств, за вами шли люди, шли за сокровищами, за легкой, приятной жизнью. Да ваше имя стало настолько пугающим, что, только услышав его, большая часть экипажей готова была бы отдать последнюю каплю воды, лишь бы вы оставили их в живых. Вы были всем! Ваше имя стало синонимом пиратства и чего вам не хватало?.. – Ганн говорил так складно, будто бы он думал об этом далеко не в первый раз. Ему даже не казалось странным и бессмысленным, что он высказывает свои мысли предположительно привидению, так как в его голове уже сложился образ живого Флинта, с которым он впервые мог говорить начистоту. – Неужели эта война была так необходима? Знаете, все думали, что вы просто сошли с ума. Что вам просто было необходимо подчинить себе всех непокорных. Так что да, я последовал за Сильвером, потому что думал, что с ним все станет лучше. Но я ошибся и очень сильно об этом жалею. - Отчего же? – без особого интереса хрипло спросил его Джеймс, ошеломленный таким наплывом информации. Будь Ганн в здравом уме, он никогда бы не рассказал ему столько всего. - Потому что после вашей смерти все стало ещё хуже. В Нассау больше нет пиратов, соглашение или что там Рэкхем заключил с новыми Гатри распалось, их изгнали с острова, чуть не повесив при этом. Так что теперь он ошивается где-то близ Кубы с остатками самых непокорных. Часть из них ещё служит у Робертса, последнего достойного капитана. Но все остальные… Кого поймали и повесили почти сразу же, кто разбрелся по старым портам, вот как я и мои люди, сбились в кучу и пытаемся выжить как можем. Все теперь по-другому; у пиратов нет ни опоры, ни поддержки лордов-собственников, товары сбывать некуда, так что остается только грабить, что попадется под руку просто ради продовольствия, уже даже не ради денег. Джеймс с тяжелым сердцем слушал все, что говорил Ганн. Он сотню раз представлял себе, что будет после него с пиратами, но слышать об этом все равно было больно. Не от жалости к людям, вовсе нет, а из-за краха всей его кампании, того, что он собственноручно строил в течение десятилетия. Кроме того, он, разумеется, знал, что не все понимают его намерения и разделяют тягу к свободе от Англии, но ему все равно с трудом верилось в то, что они действительно не понимали всей безысходности ситуации. Неужели для них было неочевидно, что жить по-старому уже не получится, только не после всего того, что они сделали. - А что с Сильвером? - он мог бы не задавать этот вопрос, даже должен был этого не делать, однако не сумел сдержать себя. - Как, вы не знаете? В этом же и есть весь смысл: мы надеялись, что после вас он возьмет на себя руководство, но он наотрез отказался снова связывать с пиратством и куда-то исчез вместе со своей рабыней. В ответ Флинт ничего не сказал, ему необходимо было подумать обо всем услышанном, но для этого нужно было сначала разобраться непосредственно с тем, зачем он вообще сюда пришел. - Так, Ганн, слушай, – Джеймс поднялся, собираясь закончить этот маскарад и наконец-то заставить Бена поверить в его возвращение, – я жив, и как видишь, не вредим. - Нет, – тупо уставился на него Бен, как будто бы увидел его только сейчас, – нет, иначе бы вас здесь не было. Не могли же вы попасть на корабль из ниоткуда. - Ну а если предположить, что я зашел на борт сегодня утром, когда ты забирал троих пассажиров из Уилмингтона? - Да нет, это же бред, я же видел… - шальные глаза Бен уставился прямо на Флинта с такой неописуемой смесью эмоций, что трудно было сказать, какая из них занимает его разум сильнее всего. Весь хмель мгновенно спал с него, так что Ганн буквально подскочил на месте, становясь напротив капитана. Их разделял только стол, через который Бен легко протянул руку и коснулся плеча Флинта. Вместо холодной пустоты он ощутил вполне твердую, живую плоть и тут же отпрянул, падая в обморок. Очнулся он от сильной пощечины, чувствуя на лице липкую пленку выплеснутого на него в попытке пробудить рома. Откашлявшись, он отполз к стене, сталкиваясь взглядом с все ещё живым и, очевидно, ему не привидевшимся капитаном. - Не знал, что тебя так легко напугать, Ганн, – с усмешкой сказал Флинт, поднимаясь с пола и помогая все ещё не пришедшему в себя Бену сесть обратно за стол, потому что в противном случае он бы наверняка упал снова. - Этого не может быть, вы мертвы, мне все это снится, – повторял как в бреду Ганн, едва ли не раскачиваясь при этих словах из стороны в сторону, глядя куда-то в пустоту совершенно неосознанными взглядом. - Да прекращайте ты уже! – взбесился Флинт, ударяя рукой по столу. – Своими глазами видишь же, что все это на самом деле. С чего ты вообще взял, что я мертв? Ты же был на том острове, ты слышал, как мы говорили с Джоном, видел, как он увозил меня оттуда живым и невредимым! - Так я думал, что он убил вас где-нибудь по дороге! – наконец начал соображать Ганн, постепенно приходя в себя. – Кто вообще мог предположить, что Долговязый Джон будет хорошим другом, после того, как я собственными глазами видел, что стало с Билли! – но не успел Флинт ответить, как выражение лица Бена совершенно изменилось, освещаясь внезапным озарением. – Боже милостивый, капитан, вы живы! - Ты так наблюдателен, – буркнул в ответ Джеймс, наконец, полностью убедившись, что с Ганном действительно не все в порядке. - Нет, то есть, нет, вы живы! О Боже, так значит не все потеряно!.. – в восторге вскричал он, не веря в то, что говорит сейчас с самим капитаном. Сколько же раз он корил себя за то, что выбрал не ту сторону, когда была возможность! Билли с Сильвером ошибались, только Флинт мог привести их к лучшей жизни. После его мнимой смерти Ганн узнал о капитане столько всего, что оставалось только жалеть о том, что он не узнал этого раньше. Оказалось, почти десять лет Флинт был самым успешным капитаном в Карибском море, такой большой срок не выдерживал никто, это одно уже как минимум много значило. Вообще, когда после его исчезновения стало совсем тяжко, многие позабыли о его жестокости ко всем, вплоть до своих людей, посчитав это неотъемлемым признаком силы, вспоминая, как хорошо жилось при нем ещё до войны. По крайней мере, в свое время Флинт старался хоть что-то делать, сейчас же никого из толковых главарей не осталось, и с каждым днем все становилось хуже и хуже. Но теперь-то все изменится! - Да не кричи ты так, – перебил его Джеймс, пытаясь отвлечь Ганна от, видимо, его любой темы, – все в свое время. - Ну, разумеется, конечно, вы правы, – скороговоркой произнес Бен, безуспешно стараясь сдержать эмоции, ведь с появлением Флинта все должно стать лучше, он был в этом уверен. – Так что вы собираетесь делать? – теперь в противовес своему крику он говорил практически шепотом, так что Джеймс с трудом различал его слова: - Мой план озвучил тебе Алекс ещё в Чарльстоне. Мне действительно необходимо добраться до Вест-Индии и как можно скорее, так что у меня к тебе только один вопрос: мне стоит и впредь опасаться того, что ты и капитан станете мне угрожать? - Нет, что вы, конечно же, нет! – горячо зашептал Ганн, будто бы даже слышать подобное для него было дико. – Мы просто думали, что сможем ограбить пассажиров и не более того! Только вот что делать со всеми остальными? Только скажите, я сам их убью, как я понял, у той девчонки полные сундуки денег… - Тронешь кого-нибудь из них хотя бы пальцем, я тебе шею сверну! – не помня себя от гнева, Флинт замахнулся на Бена, однако через пару секунд успокоился и объяснил. – Это мои люди, и никто: ни ты, ни твоя шайка не посмеет им навредить, иначе вы будете иметь дело со мной. - П-простите, капитан, я понятия не имел, что вы сами рассчитываете на них, – покорно согласился Ганн, даже не осознавая того, что угроза расправы от Флинта звучит как минимум комично, ведь он один угрожал двадцати. Да даже если бы Бен подумал об этом, он бы все равно послушался, ведь теперь главным для него стало олицетворенная в виде воскресшего капитана надежда на лучшую жизнь. - Мне нужны связи этой девушки, – на всякий случай соврал Джеймс, сознательно принижая значение Эбигейл и, соответственно, Томаса, чтобы в случае чего никто бы не догадался использовать их в своих целях. – Так что она должна верить, что все идет по плану и ничего необычного на корабле не происходит. Когда придет время, я сам с ней расправлюсь. - Хорошо, как скажете. А что насчет Алекса? – внезапно даже для самого себя спросил Ганн, вспоминая о несносном мальчишке. – Он вообще знает кто вы? - К сожалению, да. - Почему «к сожалению»? Наверное, он думает, что это вы виноваты в смерти Билли? - А ты что так не считаешь? - Сначала я тоже злился на вас, но потом подумал, что Билли сам выбрал свою судьбу ведь так? Если кого-то и надо винить в его смерти, так это только меня, ведь я знал, насколько далеко он может зайти, и не остановил его… - Ганн умолк, стыдливо опуская глаза. Он, видимо, действительно убедил себя в неопровержимой виновности в смерти лучшего друга. Джеймсу даже было жаль этого полупомешанного беднягу, но все же его интересы были важнее, так что разубеждать Бена он не стал: - В общем, младший Бонс едва ли разделяет твое мнение, он полон ненависти ко мне. - Я поговорю с ним, капитан, - отозвался Ганн, впервые за все время разговора походя на нормального человека. – Я понимаю, что он наверняка доставляет определенные неудобства, только прошу вас, не убивайте его. Он же не понимает, что творит… - Не беспокойся, не стану. Если бы я боялся мальчишек, меня бы здесь не было, – попытался отшутиться Джеймс, не в силах видеть благодарность на лице Ганна. Флинта поражал этот человек: он не слишком хорошо помнил его до своего исчезновения, быть может, он всегда был таким? Кто знает, что могут сделать с человеком несколько лет плена у маронов, обозленных на таких, как он? Да и последующие события едва ли благоприятно повлияли на беднягу, в конце концов он ведь правда был близок с Билли. Вероятно, предательство и смерть Бонса дались ему нелегко, может, из-за этого он и начал себя обвинять в случившемся. Теперь же, вероятно, он действительно хотел помочь мальчишке, пусть и из-за чувства вины перед его братом. Кого бы ни видел Ганн в Алексе, беспокоился он за него всерьез, раз уж отважился просить Флинта о пощаде. - Хотите, я уступлю вам каюту? Только скажите и… - Нет, не нужно привлекать внимания. Так мне стоит говорить с капитаном лично? Или ты сможешь удержать его и остальных людей хотя бы первое время? - Конечно смогу, капитан. Скажу Пью, что нам необходимо доплыть до Нассау из-за чего-нибудь, о чем я узнал из разговора с Алексом. Допустим из-за того, что юной барышне необходимо забрать оттуда большую сумму денег и вернуться с ней обратно в Чарльстон. Резоннее будет подождать, чтобы она, ни о чем не подозревая, принесла свои сбережения к нам на корабль, где бы мы могли сделать с ними все, что пожелаем. Поверьте, мои люди так изголодались по нормальной добыче, что даже такое обещание удержит их в узде на долгое время. - Никогда бы не подумал, что в тебе скрывается такой стратег, Ганн, – искренне удивился Флинт, не скрывая своего одобрения в голосе, не столько из восхищения, сколько из желания на всякий случай задобрить Бена. Тот просиял при этих словах, звучавших для него лучше любого обещания о добыче.***
На силу отделавшись от Ганна, Джеймс все-таки смог вернуться вниз, где его ждали уже на протяжении часа. Всех троих он нашел в своей каюте и вкратце пересказал разговор с Беном, заверив, что все в итоге в порядке и беспокоиться пока что не о чем. После этого Эбигейл, в очередной раз поблагодарив его за помощь, удалилась к себе, слишком сильно уставшая за этот богатый на события день. Алекс, не сказав ничего определенного, вслед за девушкой также покинул их. Судя по их поведению, Флинт понимал, что и тут происходило какое-то объяснение между ними двумя во время его отсутствия, но ему не было никакого дела до них обоих, по крайней мере, на данный момент. Когда они остались вдвоем с Томасом, Флинт наконец-то смог спокойно выдохнуть. Гамильтон лишь уточнил у него, все ли в порядке, в ответ Джеймс задумчиво кивнул, поглощенный своими переживаниями. Видя настроение Флинта, Томас уже собирался его оставить наедине с собой, зная, как важно было Джеймсу время от времени побыть в одиночестве. Однако далеко он не ушел: - Ты куда? – с тревогой спросил его Флинт, удерживая за руку. - Думал, тебе нужно время, – честно ответил Томас, однако остался, присаживаясь рядом с Джеймсом на кушетку. Флинт обнял его со спины, поцеловав в шею, и прислонился головой к его плечу. Джеймса мучили мысли о том, что сказал Ганн, но он все никак не мог заставить себя рассказать о них Томасу, хотя очень хотел объясниться именно с ним о тех вещах, что волновали его уже не первый месяц. - Тогда я остаюсь? – тихо прошептал Гамильтон, почти не нарушая сложившуюся уютную тишину. Флинт кивнул, а когда Томас попытался встать, чтобы потушить единственную догоравшую свечу, он лишь крепче прижал его к себе, так же тихо поясняя: - Не стоит, мне нужно видеть тебя, – на эти слова Томас так и не ответил, поддаваясь странному настроению его капитана. Он чувствовал, что случилось что-то выведшее Джеймса из привычного равновесия, но до тех пор, пока Флинт сам не решит заговорить об этом, Гамильтон торопить его не собирался. Наконец, спустя несколько минут длительного молчания, Джеймс слегка хриплым голосом произнес: - Я знал, что не все разделяют мои взгляды, но даже предположить не мог, что настолько заблуждаюсь. Сильвер понимал их лучше меня, а я все не хотел в это верить... Знаешь, я ведь понятия не имею, что с ним теперь. В нашу последнюю встречу я был готов убить его за предательство, сейчас-то я понимаю, что без него я никогда бы не нашел тебя, и неизвестно, остался ли жив сам, но тогда я был к нему слишком несправедлив. В последнее время я слишком часто думаю об этом. Мы слишком неправильно расстались, я не хочу, чтобы мы помнили друг друга такими, какими были в последний раз. Флинт говорил об этом почти неизвестном Томасу человеке с такой неподдельной теплотой и сожалением, что ни оставалось никаких сомнений в том, что чувствовал Джеймс к нему. Так он говорил только о самых близких и, очевидно, сейчас скучал по Сильверу даже больше, чем сам готов был признать. - Может, уже расскажешь, что было между вами? Ты ведь знаешь, я никогда не осудил бы тебя, просто мне нужно знать о человеке, так много значившим для тебя. - Нас с ним связывало особое чувство, - начал Джеймс, осторожно подбирая слова. Он так много раз хотел рассказать о Джоне подробнее, но каждый раз что-то останавливало его. Сейчас же он понял, что просто не сможет и дальше молчать о том, что чувствует. – Подобное бывает, пожалуй, только из-за постоянно риска, в боях или на войне, когда ты безоговорочно доверяешь человеку самое важное – свою жизнь. Тогда между людьми не существует привычных понятий: любовь, дружба, привязанность – все они смешиваются в одно, сильное и всепоглощающе чувство, которому я не могу дать название. Без этого чувства, без самого Сильвера мне было бы слишком тяжело жить той жизнью, что я избрал для себя, особенно после смерти Миранды. Но я и представить себе не мог того, как мы общались бы в «мирное время», когда нас перестали бы связывать прошлые отношения. Я не любил его так, как тебя, но не стану отрицать, что любил по-другому. Но эти чувства были обречены. Даже если бы он испытывал ко мне то же, мы с ним долго не пробыли бы вместе, слишком уж стали похожи друг на друга последнее время. Быть может, я действительно хотел этого, бывали моменты, когда мне казалось, что и он этого хочет, но для нас любые отношения за пределами той грани опасности, на которой мы оба постоянно находились, рискую в любой момент расстаться с жизнью, были бы полностью бессмысленны. Мы с ним оба невероятно сильно воздействуем на людей, но с такой силой нельзя воздействовать друг на друга; два огня, схлестнувшись, могут все вокруг спалить. Он по своей натуре серый кардинал и всегда невольно или намеренно стремился бы управлять мной, а я этого не смогу стерпеть. Мне даже кажется, что он мог управлять мной ещё во время наших совместных кампаний, если бы захотел. Да он это и делал, собственно. Так что нам было бы тяжело вместе: мы не любим уступать, не любим подчиняться. Я всегда дорожил им, и буду дорожить как другом, преемником, способным и совершенно незаурядным человеком. Мне нравится его ум, непредсказуемость, загадочность – все это интригует. Я всегда буду чувствовать к нему что-то, и будь он здесь, эти чувства только усилились бы, но они недолговечны, когда слишком сильны. Рано или поздно все это закончилось бы не в лучшую сторону. И все же Сильвер теперь такая же часть меня как ты или Миранда, но между нами есть та черта, которую невозможно перейти, не испортив все то, к чему мы так долго шли. А если и переступить её, за ней не будет ничего, кроме пустоты, когда наступил бы мир, мы бы четко это увидели. Тогда же я просто не хотел быть один, после смерти Миранды он в некотором смысле заменил мне вас обоих. Джон понимал меня лучше, чем кто бы то ни было, лучше даже, чем я сам. Он мог предвидеть каждый мой шаг, каждое мое действие, для меня до сих пор он слишком опасен. Наши отношения всегда были острыми, а остроты в моей жизни и без того достаточно. Я не хочу бояться, что меня ударят в спину, а Сильвер на это способен. Не из-за злобы ко мне, возможно, он вообще никогда бы так не поступил, но осознание того, что он на это способен, что его все же нужно опасаться не могло дать мне того, чего я хотел. Вы с Мирандой всегда были только моими, а он никому не принадлежал и это-то я в нем и любил. Я не хотел, чтобы он становился моим, потому что тогда бы он прекратил быть собой, а иного пути для себя я не вижу. Для меня он навсегда останется загадкой, это восхищает и утомляет одновременно. Для того чтобы чувствовать себя по-настоящему счастливым, я должен полностью понимать того, с кем разделяю жизнь, а с ним это невозможно. И все же я до сих пор скучаю по нему. Я должен хотя бы раз увидеть его, чтобы убедится – мы больше не враги друг другу. Когда он закончил, Томас уже окончательно сложил в уме образ Джона Сильвер, вызывавшего у него весьма смешанные чувства. Это была не ревность, Гамильтон был выше этого и слишком хорошо понимал, что Флинт не обязан был хранить ему верность. То, что он чувствовал, больше походило на сожаление о том, что Джеймс так сильно привязан к человеку, с которым их связывало столь трагическое прошлое. Томас ещё в самом начале их пути осознавал, что рано или поздно ему придется расстаться с Флинтом, слишком нереальным казался иной исход. Он всегда хотел лишь, чтобы Джеймс был счастлив и был готов жертвовать для этого всем. Его прошлые речи о Сильвере наталкивали на мысль, что именно с ним Флинт сможет обрести то, что желает, но после сегодняшнего признания стало очевидно обратное. - Ты все ещё может это сделать, - решил все же попытаться подбодрить его Гамильтон, - как только слухи о тебе улягутся, ты сможешь свободно путешествовать, где пожелаешь. Не думаю, что тебе с твоим многолетним опытом будет сложно найти его, если ты действительно этого захочешь. Джеймс не ответил. Он и сам думал об этом, но пока не хотел ещё сильнее бередить старые раны, нанесенные таким отвратительным прощанием с его единственным другом. И все же после того как он выговорился, ему стало значительно легче. Было приятно начинать строить свою новую жизнь с истинной правды, раскрывая все свои прошлые тайны и не боясь встретить со стороны любимого человека ни капли осуждения. Однако в этот момент что-то омрачило его мысли, на миг он задумался и затем бесстрастно произнес: - А ты? – спросил он так неожиданно, что сначала Томас даже не понял, о чем идем речь. – Был ли ты с кем-то все это время? - В зависимости от того, что ты имеешь в виду, Джеймс. Про бедлам нечего и говорить, но на плантации были люди, с которыми я общался какое-то время. Дружбы я ни с кем не заводил, слишком привык к одиночеству в лечебнице, да и после всего, что со мной было, я слишком долго приходил в себя. Конечно, я все же привязывался к некоторым товарищам по несчастью, туда ведь ссылали не только должников, были среди них люди незаурядные, тоже чем-то неугодные своими идеями, но все это было лишь временно. Некоторые из них попытались сбежать и погибли, некоторые умирали от болезней, в одно лето у нас свирепствовала лихорадка, я и сам чудом остался жив. В общем, привязываться к кому-либо было попросту опасно, ведь неизвестно, выживут ли они там. А что касается физической близости, то после лечебницы я долгое время просто не мог. Когда же силы ко мне вернулись, в этом просто отпала необходимость, среди нас были, конечно, те, кто разделял мои предпочтения, но на фоне постоянной усталости подобные потребности уходили на второй план. Не буду лгать, что, сложись все иначе, я бы вряд ли пробыл столько времени один, но тогда иного выбора у меня не было. Но что насчет тебя? Уверен, Миранда никогда не стала бы тебя ограничивать в твоих желаниях. - Никого не было, - честно признался он, - я слишком любил её, да и не чувствовал особого влечения к кому-то другому. Ей я никогда ничего не запрещал, сам знаешь, какой у неё был характер, - невольно улыбнулся Джеймс, вспоминая, с чего все начиналось, - но мне было достаточно её одной. Что-то во взгляде Томаса при этих словах заставило Флинта насторожиться, но воспоминания о только что произнесенном им признании затмили собой любые опасения. Джеймс, конечно, понимал, что Томас едва ли мог вести такую же жизнь на плантации, как прежде в столице, но осознание того, что он был совсем один, заставляло Флинта ещё сильнее испытывать к нему нежность и какую-то ненормальную, всепоглощающую любовь. После сегодняшних взаимных признаний о том, что, как оказалось, они оба остались верны друг другу во всех смыслах этого слова, его с новой силой тянуло к нему, будто бы только из-за желания наверстать упущенные за годы разлуки моменты. Томас испытывал то же самое, даже его страхи по поводу недолговечности их новых отношений на время отступили, позволяя ему отдаться на волю Флинта и забыться в ощущениях.