Между дьяволом и глубоким синим морем

Через несколько дней после отплытия «Наследия» в нескольких сотнях миль от Чарльстона, в Уилмингтоне, Джеймс уже не спал, вернее, он был в какой-то сладкой полудреме, тянущей его обратно в сон. Он чувствовал легкие поцелуи на своей шее и ключицах, но до того они были быстрые и невесомые, что нельзя было понять, может, ему это просто снится. Все ещё не открывая глаз, он притянул Томаса ближе, слегка взлохматив рукой его волосы, в ответ на это Гамильтон тихо усмехнулся, поудобнее устраиваясь на груди Флинта, слушая его размеренное сердцебиение. Чувствуя приятную тяжесть чужого тела, Джеймс думал о том, что эти две недели были лучшими в его жизни. Никогда он ещё не был так безгранично счастлив. Впервые за долгие годы он был полностью свободен: на нем не было никакой ответственности, никаких обязательств. От него никто ничего не требовал, а самому ему ничего не было нужно, кроме взгляда родных и любящих глаз, заменивших ему весь мир. Теперь он окончательно открылся Томасу, рассказав о каждом своем преступлении как на исповеди, отдавая всего себя на суд единственному важному в жизни человеку. Без этого Джеймс не смог бы двигаться дальше. Он обнажил каждый дюйм своей души, не скрывая ничего, ведь только так он мог почувствовать себя в безопасности: если бы знал, что его приняли полностью, со всеми многочисленными грехами и преступлениями, превратившими его душу в одну из самых темных и несчастных. И Томас понял; он не стал прощать его, не пытался оправдать или осудить. Он слишком хорошо осознавал, что Джеймс никогда бы не пошел на те ужасные вещи просто ради причинения боли другим людям. Все, что он делал, было подчинено определенной цели, в конце концов, сгубившей его самого. Но Джеймс и сам знал, кто он такой и на что способен, так что от Томаса он желал услышать лишь одно – его согласие принять все то, что он совершил, вместе с ним и никогда не забывать об этом. Гамильтон поклялся: их будущее, настоящее и прошлое - отныне для него между ними нет разницы. Оттого Флинт иногда невольно думал, что все просто не может быть так хорошо. Ему казалось, что стоит только совершить малейшую ошибку, и вся идиллия разрушится, он снова очнется в своей каюте на «Морже». Но с каждым днем Флинт все больше убеждался в бесплодности этих страхов. Томас точно был живым, ярким, противоречивым и новым. Он действительно изменился, но Джеймс не мог сказать, как именно. Единственное, в чем он был уверен: ему это нравилось. Он будто бы влюблялся в Томаса снова, и это было невероятно приятное чувство. - Джеймс, солнце мое, если мы хотим успеть сегодня потренироваться, то нужно хотя бы попытаться встать с постели, – Гамильтон заворочался у него на груди, стараясь осуществить свое намерение, но Флинт удержал его, крепче прижимая к себе рукой: - Тогда ты говорил то же самое, и чем это в итоге закончилось? – он припомнил ему тот раз, когда Томас целый день не отпускал его от себя, стараясь наверстать упущенное; впрочем, Флинт был совершенно не против, спешить им все равно некуда. Их тренировки по фехтованию проходили довольно успешно: понадобилось всего лишь два дня, чтобы Гамильтон вспомнил азы, а все остальное зависит от ситуации и опыта. Флинту же оставалось только научить его нескольким нестандартным, но действенным приемам, и уже к началу второй недели их пребывания в Уилмингтоне Томас вполне ими овладел. Так что в оставшееся время Джеймс только помогал ему нарабатывать опыт. В довершение ко всему Флинт на всякий случай показал, как управляться с мушкетом. Но это было не так сложно, достаточно один раз увидеть, как его заряжают, и просто запомнить правильную последовательность, остальное – дело меткости и удачи. Поэтому сегодня они могли никуда не ходить и провести целый день в объятиях друг друга. И пока Джеймс размышлял, как бы лучше использовать это драгоценное время, Гамильтон мягко поцеловал его в уголок губ, требуя внимания. Флинт, будучи не в силах отказать, навис над ним, страстно целуя, чувствуя, как Томас слегка поддался к нему бедрами, притягивая за шею ближе к себе. И только Джеймс хотел приступить к более активным действиям, как раздался настойчивый стук в дверь. Они оба замерли, не зная, чего ожидать. Затем стук повторился, а за ним послышался звонкий голос леди Эш, звавшей Томаса по имени. Джеймс с раздражением выдохнул, злясь на то, что их прервали в такой момент, однако все-таки был рад, что нарушителем их идиллии был не кто-то посторонний. Гамильтон напоследок лишь коротко поцеловал Флинта в губы и поднялся, принявшись приводить себя в порядок. Когда они оба оделись, Томас сам открыл дверь, впуская Эбигейл. Леди Эш поприветствовала их обоих, ни капли не смущаясь тому, что встретила Флинта в комнате лорда Гамильтон в столь ранний час. Не обращая внимания на смятую постель, она закрыла за собой дверь и вкратце постаралась пересказать все свои приключения в Чарльстоне, времени на излишние сейчас нормы приличия у неё не было: слишком многое ей ещё предстояло сделать. - Теперь шхуна стоит здесь на рейде, но прежде, чем мы с вами отправимся дальше, нужно ещё кое-что предпринять. Мы набрали команду из моряков, когда-то плававших в Нассау, я не знаю, видел ли кто-то из них вас лично, поэтому на всякий случай, нам нужно как-нибудь изменить вашу внешность, – Эбигейл, разумеется, лгала: она наверняка знала, кто может узнать капитана. Своей ложью она надеялась защитить себя и Алекса, и в случае если что-то пойдет не так, перекинуть вину на волю случая. - Что ж, полагаю, это было неизбежно, – со вздохом сказал Джеймс, подходя к зеркалу, разглядывая свои отросшие на приличную длину волосы и запущенную бороду. Ему очень не хотелось расставаться с этим привычным образом, но он понимал, что рано или поздно пришлось бы что-то менять. - Мне пришлось сказать, что вы состоите в должности казначея при мне, а вы – адвоката, – Флинт одобрительно кивнул Эбигейл, и она продолжила, – одежду для вас Алекс достал ещё в Чарльстоне, осталось лишь сделать вас менее… - Эш на секунду задумалась, подбирая нужное слово, – узнаваемым, с этими вашими усами и… Она затихла, не зная как довести мысль до конца. Томас тихо посмеивался над таким описанием внешности своего любовника, игнорируя возмущенный взгляд Джеймса, направленный исключительно на него. - В общем, - тихо сказала леди Эш, опуская сумку с вещами на пол, – думаю, вы сами решите, как лучше. Я пока расплачусь с хозяином и подожду вас внизу, только не задерживайтесь, прошу вас, – она исчезла за дверью, оставляя их обоих наедине. - Мог бы и сказать, что тебе не нравится, – обиженно произнес Флинт, принимаясь разбирать одежду, принесенную Эбигейл, не глядя на Томаса. - Боже, Джеймс, да я не об этом, – Гамильтон все ещё усмехаясь, подошел к нему, забирая из рук вещи и откладывая их в сторону. – Будто ты не знаешь, как меня это заводит; разве не помнишь, чем обычно сопровождалось каждое твое возвращение из дальних поездок? – разумеется, Джеймс помнил: когда он надолго уезжал по делам адмиралтейства, то мог игнорировать строгие требования к внешнему виду, и всегда приезжал заросшим. И конечно, он знал, как Томас любил видеть его таким, всегда позволяя ему делать с собой в постели все, что заблагорассудиться. Распаленный воспоминаниями и ещё неостывшими с утра чувствами, Флинт подтолкнул Гамильтона к кровати, намериваясь закончить начатое. Он ожидал, что Томас запротестует, ссылаясь на нехватку времени, но тот лишь послушно лег, утягивая за собой Джеймса. Они спустились только тогда, когда леди Эш уже начала терять терпение и поминутно порывалась самостоятельно пойти к ним. Она не могла слышать, что происходило за закрытыми дверьми, но отчего-то догадывалась, что там происходит, поэтому заслышав издали звук их шагов, она уже приготовилась отчитать обоих, игнорируя статус и возраст, но так и остановилась посреди зала, воочию увидев обновленную версию Флинта. Без усов и бороды, гладко выбритый и одетый в относительно новый, слегка потертый, но приличный кафтан, он выглядел лет на десять моложе. Его отросшие рыжие волосы были скрыты треуголкой, которую при случае можно было надвинуть на глаза чуть сильнее, тем самым скрыв большую часть лица. Издалека его совершенно невозможно было узнать. Даже встретившись с ним лицом к лицу, понадобилось бы время, чтобы понять, кто он такой; так что если он сам намеренно или по неосторожности не раскроет своего инкогнито, никто не увидит капитана Флинта вновь. - Не может быть… сколько же вам лет? – в изумлении прошептала она, а Томас, усмехнувшись, ответил за несколько смущенного таким вниманием Джеймса: - Меньше, чем вы думаете. У вас все готово? - Да, разумеется, – Эбигейл уже забыла о том, что злилась на них, и просто хотела как можно скорее вернуться на борт. – Если вас здесь больше ничего не задерживает, то прошу следовать за мной. Они оба повиновались ей, в последний раз переходя порог случайного трактира, ставшего для них почти родным за эти две недели. На самом деле было немного жаль расставаться с этим городом, в котором произошло так много важных для всех событий, в корне изменивших их дальнейшие жизни. Эти улочки и туманная пристань стали свидетелями зарождения невероятной истории, что только начиналась для её главных героев, покидавших эту тихую обитель. На причале их уже ждала лодка, доставившая Эбигейл на берег и призванная сейчас увезти всех троих обратно на корабль. На веслах сидел один матрос из команды Ганна, ничем, впрочем, не примечательный. Когда они отплывали от берега, было уже около полудня и солнце нещадно палило. Джеймс невероятно скучал по своей обычной потрепанной одежде, но сейчас он должен был играть роль. К слову, Алекс нашел им неплохие костюмы: бриджи, камзолы, рубашки и даже кафтаны – правда, не ясно для чего они нужны были в такую жару - и даже достал одну треуголку. Так что теперь они с Томасом представляли собой людей довольно респектабельных. Их главная задача оставалась неизменной: как можно меньше рисковать инкогнито Флинта. Это было не так сложно, тем более для Эбигейл, которая знала, от кого в первую очередь его следует прятать. Так что, подплывая на лодке к кораблю, леди Эш понимала, что сейчас предстоит самое сложное: скорее всего, капитан, которым в данном случае являлся Габриэль Пью, и его старший помощник, место которого занял Ганн, должны встретить их лично, как того требовал этикет. Однако Эбигейл надеялась отвести Флинта сразу в каюту, сославшись на плохое самочувствие «своего адвоката». Поэтому стоило им подплыть ближе, она первая поднялась на борт, чтобы оценить обстановку, и действительно: на палубе её ждали Ганн, Алекс и капитан «Наследия». - О, мисс Эш, очень рад, что вы без проблем добрались, – вежливо поприветствовал ее Бен. – Надеюсь, мой друг вас ничем не обидел? – спросил он о моряке, подвозившем их. - Нет-нет, что вы, – отмахнулась она, нарочно изображая из себя эмоциональную и легкомысленную дамочку, – он замечательный джентльмен! Я бы хотела познакомить вас с моими друзьями, но, боюсь, они привыкли к Лондонским туманам и плохо переносят здешнее солнце. Вы же не против встретиться с ними несколько позже, господа? – она старалась говорить так, чтобы их капитан не смог отказать ей, причем использовала при этом все свое кокетство, безотказно действующие на мужчин. - Разумеется, как вам будет удобно, – прозвучал в ответ неприятный и довольно безразличный ко всему голос капитана, Ганн вторил ему кивком головы. Посчитав, что разговор окончен, они удалились, оставив Эш и Алекса наедине. Эбигейл тихо выдохнула, проводив взглядом моряков, которых, честно говоря, она немного побаивалась. Затем она подала знак ожидавшим внизу Гамильтону и Флинту, и через несколько минут они уже были на корабле, спешно стараясь укрыться от лишних взглядов на нижней палубе, где и располагались их каюты. Кают, по правде говоря, было всего две, поэтому в них могли остановиться только Эбигейл, как хозяйка корабля, и Флинт, так как ему было необходимо как можно меньше находиться на виду. Томас же с Алексом вынуждены были выбрать себе спальные места наравне с обычными матросами, то есть спать в гамаках. Джеймс, конечно, крайней был недоволен таким раскладом, все ещё не свыкшись с мыслью о том, что его лорд вынужден мириться с такими условиями, но виду не подал. Гамильтону же было ровным счетом все равно. Он был в местах в тысячу раз хуже, так что качку и соседство с моряками он легко мог пережить. Без лишних слов он последовал за Алексом, показывавшим ему внутреннее устройство корабля. С их последней встречи Бонс несколько изменился: куда-то исчезла его агрессия, по крайней мере, направленная на Томаса. Он даже разговаривал с ним не то чтобы почтительным тоном, но будто бы извиняющимся за свое недавнее поведение. - Вот тут у нас спальные места, – указал он на подвешенные за балки гамаки, – вон те у стены не заняты и вон тот ещё, располагайтесь, где больше понравиться. - Благодарю, – нейтрально отозвался Томас, занимая место в самом дальнем углу. Впрочем, «располагайтесь» было громко сказано, он просто снял камзол, в котором было просто невозможно находиться в такую жару, и положил его на свободный гамак, оставаясь в одной льняной рубашке. - Должен сказать спасибо за вещи, не знаю, как ты угадал с размерами, но в целом все подошло, – на этот раз искренне поблагодарил его Гамильтон. В ответ Алекс лишь рассеяно кивнул. - Так сколько нам плыть? – на всякий случай решил уточнить у Бонса Томас, но прежде, чем тот успел ответить, в разговор вмешались сидящие неподалеку моряки, отдыхающие после недавней вахты: - Не более двух недель, сэр, при попутном ветре и того быстрее, – выслушав ответ Гамильтон сдержанно поблагодарил незнакомца, а Алекс про себя усмехнулся. Его действительно очень раздражало это извечное желание людей старой закалки засветиться перед кем-то, кто хоть несколько выше их по положению. Знал бы этот матрос, что общается не просто с мещанским казначеем, а с наследником титула лорда-собственника Багамских островов. Честно говоря, Алекс и сам только недавно узнал о том, кто такой лорд Гамильтон на самом деле. Леди Эш вкратце рассказала ему его историю, умолчав только о некоторой её части, связанной с Флинтом. Бонс даже отчасти не догадывался о подоплеке отношений между лордом и капитаном и потому даже не заметил недосказанности в словах Эбигейл, так он был поражен тем, что такой знатный человек как лорд Гамильтон претерпел столько всего по вине своих же близких. В конце концов, Алекс даже раскаялся в своем поступке и намеривался попросить прощение у лорда, но гордость пока что ему не позволяла. - Вы наверняка в Нассау из-за торговли, да? – продолжал словоохотливый матрос, – сейчас туда все едут; как с пиратством покончили, так все богатенькие туда и рванули… Эх, а что за время было раньше! Никакой полиции этой новомодной, все бордели открыты, шлюхи прям на улицах встречают, только сошел с корабля, и ты в объятиях какой-нибудь прелестной Мэгги, были бы деньги, и ты король. Ох, а при Рэкхеме-то как хорошо жилось, вы б знали! А потом этот, ну корсар-то, тоже из наших. Как услышали, что он бывший пират, думали вот сейчас заживем как, а потом… Нет, ну по началу, конечно, хорошо было, что жаловаться? Королевское это помилование всеобщее. Любой пират, сдавшийся на милость короне, получал бумажку там какую-то и все, теперь он снова законопослушный гражданин матушки-Англии. - Погодите минутку… Помилование, как оно было воспринято? – перебил его Томас, поначалу слушавший вполслуха эти матросские байки, но теперь отнесшийся к ним более внимательно. - Так я вот и говорю, вроде бы нам-то в радость, но бывало, помилование такие подонки получали, что самому стыдно становилось, прости господи! – он сплюснул и на секунду замолчал, будто бы ему действительно было противно от воспоминаний. – Ну, конечно, помилование не все приняли. Вот что Флинт! Наотрез отказался, да и люди его вместе с ним: Бонс этот, Сильвер, да ещё с нескольких десятков набралось непокорных. Вейн с ними ещё, да только он плохо кончил. Да и прочее тоже не лучше... А дальше там такое началось, и вспоминать страшно! Долговязый Джон с Флинтом с одной стороны и Вудс Роджерс с другой. Да только наши как обычно переругались все, переспорили, и кончилось тем, что нашего бравого Флинта убил этот Одноногий, а сам сбежал с сокровищами невесть куда, ну и ещё эту свою рабыню прихватил. А без Флинта какое у нас сопротивление? Разбежались все кто куда: кого помиловали, кого повесили, ну да последних все-таки немного было. Да вот и Роджерс тоже уехал. А теперь что? Вроде и при Гатри живем как раньше, но не успеешь корабль в порту поставить, так уж плати налог, да что там за корабль! За груз любой, даже за патоку черную – плати! Везде теперь деньги одни: бордели все в публичные дома превращаются, лицензии там какие-то специальные, полиция эта из ополчения теперь разгуливает, ай что говорить! Нет больше жизни-то пиратам, вон один Ситцевый Джек ещё неприкаянный остался, да и того скоро, – он провел большим пальцем по шее, видимо, изображая что будет с Джеком Рэкхэмом в скором времени, и затих, махнув рукой. Странно было видеть этого оживленного болтуна таким задумчивым теперь, видимо, действительно он тосковал по золотым денькам. Алекс выслушивал все это без особого интереса, он в общих чертах знал все эти истории про Нассау и пиратов и никогда особо ими не интересовался, за исключением тех, что были связаны с Билли, разумеется. Зато вот Томас… Он медленно поднялся и, не на кого не глядя, вышел из трюма. Алекс сначала ломал голову с чего бы он вдруг, но затем понял и хлопнул себя по лбу, вспоминая причину такого странного поведения лорда: это же он настоял на помиловании пиратов десяток лет назад! Но не мог же он не знать о том, что произошло? Неужели, Флинт ничего не рассказывал ему? Бонс был уверен, что Гамильтон пойдет к капитану прямо сейчас, но, выглянув из-за двери, увидел, что тот направляется в совершенно противоположенную сторону к верхней палубе. Обеспокоенный таким состояние лорда и подпитываемый рассказами леди Эш о Бедламе, Алекс поспешил за ним, не зная, чего ожидать. Он выбежал на палубу и почти сразу же наткнулся на Томаса, стоявшего облокотившись на борт и мрачно смотрящего на море. Бонс пару минут колебался между тем, чтобы уйти, оставив его одного, и остаться, воспользовавшись моментом. Он вспомнил о том разговоре с Эбигейл, в котором она рассказала, что только с помощью этого человека можно победить Флинта. Так что если у него был хотя бы малейший шанс перетянуть лорда на свою сторону, Алекс должен был попытаться. Он встал рядом с Гамильтоном достаточно близко, чтобы разговаривать обычным тоном сквозь шум волн. Томас, разумеется, заметил его, но не оборачивался. Он слишком был поглощен своими размышлениями. Разумеется, он знал обо всем от Флинта, но услышать о происходящем от стороннего наблюдателя было слишком неприятно. Со слов Джеймса все было несколько иначе; Томас, конечно, понимал, почему тот не принял помилование, но все же осознавать, чем по иронии судьбы завершилось их общее начинание, было больно. - И зачем вы пришли? – спросил Гамильтон без особого интереса, всем своим видом намекая на желание побыть в одиночестве. - Потому что мне вас жалко, – честно ответил Алекс, хотя и понимал, что это не слишком вежливо. - Что, простите? – обернулся к нему Томас, не то чтобы с возмущением, но с неким удивлением посмотрев Бонсу в глаза. – Должно быть, леди Эш рассказала вам мою историю? Что ж, это её право, – хмуро закончил он, глядя на рассекающиеся под кораблем волны. - Не вините её в этом, она просто очень уважает вас и дорожит вами, и хотела бы, чтобы я тоже разделил её чувства. - Но получилось ли? – все так же апатично спросил Гамильтон, хотя в глубине души все же был тронут таким отношением к собственной персоне. - Да, именно поэтому я здесь. Знаю, что много лет назад вы добивались до Нассау такого будущего, как сейчас. Наверняка, это тяжело: видеть как кто-то осуществляет вашу мечту, за которую вы столько претерпели, - Томас усмехнулся на такое узкое представление об его чувствах. Интересно, это Эбигейл нарисовала Бонсу его образ как ревнивого к славе истерика, или же парнишка сам надумал? Однако Алекс продолжил, убежденный в своей правоте. – Насколько я знаю, капитан был вашим близким другом. Уверен, вам неприятно слышать о том, что он шел против ваших идей, – при этих словах Томас вздрогнул, и Бонс принял этот жест за знак согласия, – может быть, до этого вы ещё верили в благородство капитана, но теперь, когда вы узнали правду… - Если вы сейчас не замолчите, клянусь, я вас ударю, – резко прервал его Гамильтон, даже не глядя на Алекса, глупо застывшего на полуслове. Бонс был абсолютно сбит с толку. Он был уверен, что говорит все правильно, ведь как могло быть иначе? Пока он пытался понять, что сейчас произошло, Томас отошел от борта и прошел мимо Алекса в трюм, все ещё не обращая на него никакого внимания. В этот раз Бонс за ним не последовал и, оскорбленный до глубины души таким пренебрежением, направился прямо в каюту Эбигейл, собираясь высказать ей все, что он думает об этом напыщенном аристократе. Алекс пулей залетел к ней, выплескивая накопившееся негодование, расхаживая взад и вперед и в самых ярких выражениях описывая произошедшее. - Мистер Бонс, это вы сами во всем виноваты. И сядьте уже, наконец, не мельтешите перед глазами, – устало махнула она рукой на ближайший стул, убирая в сумку немногочисленные личные вещи, что намеревалось разобрать до прихода Алекса. - И опять я, вы вообще когда-нибудь меня слушаете? – с раздражением спросил Алекс, – я же вам объяснил, что сделал все, как вы мне сказали… - Хватит! Я не желаю выслушивать все это снова, – прервала его Эбигейл, лихорадочно придумывая, что можно сказать ему в ответ. Она ведь действительно сама была виновата в нынешнем поведении Бонса, две недели назад внушив ему мысль рассорить их. Тогда, правда, обстоятельства были другие: она сама хотела смерти Флинта не меньше Алекса, однако сейчас все в корне изменилось. Кроме того, тогда же она обещала лорду Гамильтону поговорить с Алексом насчет капитана, отговорив его от дальнейших попыток мести. Но в Чарльстоне все было как-то не до этого. Эбигейл успела только отчасти рассказать ему о Томасе, чтобы избавить Бонса от этой дурацкой ревности, едва затрагивая тему Флинта, скрывая очень многие детали. Она вообще хотела бы никогда никому о них не рассказывать, но если продолжится в том же духе, выбора у нее просто не останется. Наконец, она собралась с мыслями и, садясь напротив Алекса, нравоучительным тоном обратилась к нему: - Мне нужно с вами серьезно поговорить. Очень прошу выслушать меня внимательно и хорошенько запомнить, что я вам скажу. И обещайте не перебивать меня до тех пор, пока я не закончу, – дождавшись кивка Бонса в ответ, она, глубоко вздохнув, мысленно приготовилась к долгому и тяжелому для них обоих разговору: - Оставьте капитана в покое. Я вижу, что вы опять собираетесь мне что-то сказать, но настоятельно рекомендую вам помолчать. Повторюсь: забудьте о мести ему, вы не в состоянии противостоять такому человеку, как он. Чтобы вы ни делали, как бы ни старались, он все равно будет на три шага впереди и в конечном итоге просто убьет вас; а лично мне этого очень не хотелось бы, – она затихла, не ожидая, что произнесет последнюю фразу вслух. Но зато какой эффект эти слова произвели на Алекса! Он широко распахнул глаза и встретился взглядом с Эбигейл, которая тут же поспешила отвести взор на манжеты своего платья. Бонс несколько раз порывался что-то сказать, но нужные слова никак не приходили на ум. - Почему? – наконец спросил он и, видя её непонимание, пояснил. – Почему вам не хотелось бы, чтобы я умирал? Мы знакомы всего две с лишним недели. Едва ли я представляю хоть какую-нибудь ценность для вас, меня легко можно заменить более практичными людьми. Я не образован, не сдержан и даже разговаривать с вами толком не умею. Зачем я вам нужен? Алекс высказал ей все это так резко, просто потому что ему уже надоело ходить вокруг да около. Все её эти недомолвки, показательное переживание за его судьбу и прочее просто сводили его с ума, волнуя многим сильнее, чем месть пирату. Бонс и сам понимал, что именно сейчас он ровным счетом ничего не сможет сделать Флинту, не заручившись поддержкой хоть кого-нибудь, кто был бы сильнее и умнее капитана, а таких людей, он уверен, очень немного. Но об одном он уже знал, нужно было лишь найти его, так что у него все-таки был план, и он на всех парусах летел к его осуществлению. Для того чтобы все сработало как надо, ему не нужна будет поддержка Эбигейл, и потому он мог себе позволить разобраться со своими чувствами к ней прямо сейчас, впервые за несколько недель действительно забыв о ненавистном капитане. Леди Эш тем временем пыталась найти ответ на вопрос, который мучил её саму с момента приезда в Чарльстон. Она и раньше догадывалась о влечении Бонса, но окончательно убедилась в нем из-за той вспышки ревности. Но если с его чувствами ей все было понятно, то с тем, что она сама испытывала к нему, было гораздо сложнее. Он не был похож ни на кого из тех, кто встречался ей до этого. Алекс был одновременно очень наивным, но смышленым и сообразительным, знающим в тех областях, что ей были совершенно неведомы, но вместе с тем неопытным в самых очевидных вещах – ну кто ещё так слепо доверился бы Флинту? Его самоотверженная преданность брату, бесстрашие и искренность во всем подкупали сильнее, чем что бы то ни было, но ужасный, вспыльчивый и неуравновешенный характер затмевал эти черты. Он был настолько парадоксален и непредсказуем, что порой она жалела, что вообще встретила его и позволила себе проникнуться к нему благодарностью, со временем переросшей в нечто большее. - Потому что вы необычный, – наконец ответила она, все так же не отводя взгляда от своих рук, огромным усилием воли заставляя себя говорить такие личные вещи, – я не встречала никого похожего на вас, это интригует. Вы правы, я действительно могла бы обойтись без вас, но я так не хочу. Мне приятно ваше общество и вы… мне тоже приятны. Сердце Алекса пропустило удар, он затаил дыхание, не замечая, как покраснели его щеки и даже уши. Он знал, что должен что-то сказать в ответ, найти слова, от которых так же разгорится в душе огонь, согревая все тело до кончиков пальцев, но нужные выражения никак не приходили на ум, мысли были в полнейшем беспорядке. Ярче всех прочих сияла одна, счастливая, что она тоже чувствует к нему не только... А, впрочем, что означали её слова? "Приятно" может быть и с другом, и компаньоном, и вообще с кем угодно. С чего он вообще решил, что Эбигейл вложила в это слово иной смысл, именно тот, который он жаждал услышать? Вдруг она вообще говорит это только для того, чтобы отговорить его от мести капитану? Будто бы в подтверждение его мыслей она взяла Бонса за руку и вновь обратилась к нему: - Поэтому если вам хоть чуть-чуть важна моя персона, если вы хотите, чтобы между нами все и дальше оставалось так же хорошо, то прошу тебя, Алекс, не ради меня, так ради себя самого, оставь Флинта в покое. Она впервые назвала его по имени, и от этого нового обращения волна лёгкой дрожи пробежала по телу, но её слова только подтверждали его недавние сомнения. Внезапно он поучаствовал, как злость поднимается в нем: ему было противно от самого себя, что он так легко отступает от намеченной цели. Если Флинт виноват, он должен получить заслуженное наказание, и так слишком многое сходило капитану с рук. - Как это подло: использовать вас, чтобы защитить себя! - с презрением воскликнул он, отнимая свою руку от тёплых ладоней Эбигейл. – Я могу обещать вам, что вы получите его деньги, но больше никогда не услышите это ужасное имя. Я понимаю, что вы боитесь его, но я - нет! И я найду способ защитить вас от него! Он резко поднялся и, не обращая внимания на протесты Эбигейл, вышел из каюты, будто бы прямо сейчас был готов пойти и зарезать капитана. Однако когда его разум немного прояснился, он осознал безвыходность своего положения и вынужден был целый день скитаться как неприкаянный по кораблю, не замечая ничего вокруг. Если бы он был внимательнее, то наверняка бы заметил, как большинство матросов подозрительно косились на него, сновали с нижней палубы в капитанскую каюту и обратно, беспрестанно докладывая об изменениях первоначально намеченного курса. Незаметно наступил вечер. Прошли первые сумерки, и море начало погружаться в чёрную непроглядную пелену. Матросы зажигали фонари на палубах, одновременно с этим в каютах разгорались свечи, освещая все неровным, дрожащим светом, оставляющим после себя уютный полумрак. На верхней палубе к ночи было прохладно, ветер надувал паруса, нагонял волны и бросал брызги морской воды ввысь, разбивая их о борта. Эбигейл прогуливалась по палубе, накинув на плечи свой единственный плащ. После неприятного окончания их с Алексом разговора она незаметно старалась следить за ним, боясь, как бы он не натворил очередных глупостей. Но к счастью, он действительно целый день провел в одиночестве, избегая людей и, кажется, даже вовсе не замечая её. Теперь он исчез где-то в трюме, куда она не решилась проследовать и потому поднялась наверх, надеясь привести мысли в порядок и наконец найти решение вопроса, мучавшего её на протяжении нескольких часов. На открытом пространстве она чувствовала себя гораздо лучше, свежий ветер бодрил, а редкие брызги, долетавшие до её лица, напоминали о том, куда и зачем она направляется. Сегодняшний день порядком утомил её, он казался невероятно долгим и тяжелым, ей не хотелось ничего решать, а просто провести остаток дня в спокойствие и тишине. Но пока она не исправит свою же ошибку, это было невозможно. Поэтому сейчас она стояла на юте, облокотившись руками о высокий борт, вглядываясь в беспросветную тьму, будто бы надеясь увидеть там решение всех проблем. За её спиной о чем-то тихо говорили моряки, но она почти не вслушивалась в их размеренную праздную речь, погруженная в свои мысли. Внезапно она почувствовала чье-то присутствие рядом и, обернувшись, узнала в полумраке силуэт лорда Гамильтона. Он поправил её спавший с одного плеча плащ, становясь рядом. Эбигейл не могла четко видеть его лицо, но отчего-то её казалось, что он был в хорошем расположении духа. - Вам тоже не спится? – мягко спросил он, слегка склонив голову на бок. В этот момент неяркий свет ближайшего фонаря осветил его лицо, он показался леди Эш таким молодым, таким красивым и здоровым, что она будто бы вернулась в свое далекое детство. Ни разу с момента их новой встречи, она не видела его таким спокойным и счастливым. Она улыбнулась ему в ответ, слегка кивнув головой, отвечая на вопрос. Говорить особо не хотелось: Эбигейл знала, что рано или поздно приведет разговор к одной и той же теме, а заваливать своими проблемами ещё и лорда Гамильтона она не желала. Но он, как обычно, понял все без слов, проницательный и чуткий от природы: - Полагаю, причина вашей бессонницы стоит прямо под мачтой? – он указал рукой в сторону, и, проследив за этим жестом, Эбигейл увидела Алекса, что-то негромко обсуждавшего с моряками. - Надеюсь, вы не злитесь на него слишком сильно за утреннюю выходку, – в её голосе звучала вина, будто бы это она наговорила лорду лишнего, - вы же знаете, как он относится к Флинту. - Ради вас я и не такое готов стерпеть, но вы же знаете Джеймса, он на все пойдет, чтобы защитить меня или себя. А кто знает, как далеко ваш друг может зайти в своем стремлении… Ему пришлось понизить голос, потому что как раз в этот момент Алекс с двумя своими собеседниками приблизился к ним ровно настолько, что мог услышать их разговор. Поняв, что подслушать не удастся, Бонс незаметно для всех усмехнулся и продолжил прерванный разговор, нарочно становясь так, чтобы Томас и Эш могли его слышать: - Итак, прошу прощения, что перебил вас, – обратился он исключительно к морякам, переместившимся вслед за ним, – там было шумно из-за ветра, здесь потише. Кажется, вы рассказывали мне о великом капитане Флинте? – с иронической интонацией продолжал он, очевидно, стараясь привлечь внимание. Однако матросы не особо замечали его неумелые манипуляции, так что один из них принялся с жаром отвечать ему, по виду он был такой же мальчишка, как и Алекс: - Говорят, будто бы в нем сидел сам Дьявол! А ещё я слышал, что он был женат на ведьме, и она подарила ему бессмертие… - Да чушь все это, - перебил его другой моряк, много старше своего товарища. – Была у него одна любовница, да и ту, говорят, он сам убил. И ни какая она не ведьма, ежели так, то где его бессмертие? – усмехнулся он, но младший матрос, не обращая на него внимания, продолжал. - Я все равно уверен, что он кем-то был заговорен! «От воды, от клинка и от стали» - есть такое морское заклинание, ты мне сам рассказывал. Да и кто знает, может, он и правда бессмертен и сейчас витает где-нибудь по миру? Есть же легенда о Летучем Голландце, почему бы Флинту не стать вторым Ван дер Деккеном?! - Ну ты, брат, загнул, – рассмеялся такому суеверию его товарищ, – глупости все это, да и только. - Допустим так, – скрепя сердцем согласился парнишка и тут же нашел новую тему сплетен о капитане, - ты же не станешь отрицать, что слава о нем разлетелась по всему миру! Слыхал, его боялись не только англичане, но и французы, испанцы и даже португальцы, а они – отчаянный народ! - Уж прям такой и отчаянный! Обычные они, а Флинт… да, Флинта боялись все, – как-то философски подытожил собеседник, доставая небольшой табачный пузырёк, набитый доверху. - Наверняка это из-за его жестокости, – подначивал Алекс, стараясь навести разговор на нужную ему тему, – говорят, он вырезал целые семьи, сжигал города, не щадил никого, даже свою же команду. - Что есть, то есть, – так же флегматично продолжал моряк, чихнув от слишком большой дозы табака, – да я смотрю, вы как будто его осуждаете? – насмешливо спросил он у Бонса. – А зря вы так, очень зря. Вы просто о других не слышали. Вот Тэтч, например, просто забавы ради мог убить кого-нибудь из своих приближенных. А потом со смехом слушать, как остальные будут ломать голову в поисках причины, которой и в помине не было, одно лишь желание поразвлечься. Или как он пятнадцать ни в чем не повинных человек высадил на песчаной отмели и оставил умирать? Благо Беннет поблизости был и вытащил нас. Да-да, нас! Я был там и помню старого Тэтча так же хорошо как утреннюю молитву. Никогда не забуду эти его дикие глаза. С Флинтом я не плавал, но мой друг, Ганн, видел его и много рассказал мне об адмирале. Так что вот что я вам скажу, юноша, Флинт был гораздо лучше прочих. Моряк затих, предаваясь то ли воспоминаниям, то ли таким образом чтя память почившего капитана. Алекс же, пристыженный, больше не нарывался, хмуро глядя в пол, нехотя признавая очередной провал. - Почему вы называете его адмиралом? – внезапно спросила Эбигейл, прерывая сложившееся тяжелое молчание. Матросы обернулись к ней, но не удивились её присутствию; разумеется, каждый из них заметил и её, и лорда Гамильтона, как только они оказались рядом с ними. - А потому, мисс, что он собрал целую флотилию накануне войны за Нассау. - И что же случилось с этой армией? – язвительно спросил Бонс, не желая сдаваться. – Где все его люди, где те, кто клялся ему в верности и обещал бороться за него? Они все разбежались после того, как он сгинул, потому что все его ненавидели и презирали. Я рад был бы пожать руку Джону Сильверу, за то, что он убил этого подонка. Моряк присвистнул, подняв бровь, удивленный такой горячей тирадой Алекса, и осведомился: - Я смотрю, он вам крупно насолил. Что же такого старина Флинт успел вам сделать? - Слышали о Билли Бонсе? – неохотно спросил Алекс. - Боцмане-то с «Моржа»? Ну слыхивал. Говорят, к концу жизни предателем сделался, что ж его право. Только лично я в отличие от нашего капитана к нему теплых чувств не питаю, как по мне, предатель есть предатель, что тут болтать. А вам-то до него какое дело? - Он мой брат! – трясясь от злости и гнева, прошипел Алекс, готовый в любую минуту кинуться на матроса. - Ну так и что? Я бы на вашем месте уж лучше молчал бы об этом, немного чести вам делает родство с корабельной крысой-то… – не успел он договорить, потому что Бонс все-таки бросился на него с кулаками, совершенно обезумевший от ярости и обиды. Но моряк легко увернулся от него, и в ту же секунду Алекс был скручен по рукам с помощью младшего матроса. Но он будто бы не замечал, что его силой удерживают на одном месте и все рвался вперед наказать обидчика. - Да перестаньте же, наконец, это выше вас! – вскричала Эбигейл, становясь между Алексом и тем моряком. – Побоями вы не докажете его невиновность, а только сделаете ещё хуже. - Тебе-то какое дело! – Бонс с горящим ненавистью и гневом взглядом обратился к Эш, дергаясь в её сторону, будто бы тоже собираясь ударить. - Простила убийцу собственного отца только из-за того, что струсила дать отпор. Изнеженная, избалованная, маленькая девчонка! Его слова ещё эхом звенели в воздухе, когда бедная девушка шумно и резко вздохнула, отшатнувшись от него, как от пощечины. В расширенных от шока и обиды глазах заблестели слезы, и две крупные капли скатились по её щекам. Она не могла пошевелиться, будто бы все ещё не веря, что услышанные горькие слова сказаны были не в ночном кошмаре, а наяву. Наконец Эш очнулась, её губы слегка задрожали, как будто она собиралась что-то сказать, но так и не найдя в себе сил ни на что больше, она выбежала с палубы, столкнувшись в дверях с Бен Ганном, даже не заметив его. - Нет, Эби, я не… - Алекс хотел кинуться вслед за ней, но вдруг все его тело опалило сильнейшей болью: кто-то впечатал его спиной он борт корабля. - Я предупреждал вас, мистер Бонс, теперь только надейтесь, что она сможет простить вас, иначе, клянусь, вам конец, – сказав это, Томас отпустил его, и Алекс буквально упал кулем на палубу, скрутившись от боли в спине. В ту же минуту Гамильтон оставил его, намериваясь найти Эбигейл и хотя бы попытаться немного успокоить её, хотя он и понимал, что это будет нелегко. На верхней палубе тоже все разошлись: матросы куда-то исчезли, оставив Алекса корчится от боли. Ганн, столкнувшийся с Эбигейл, прекрасно видел всю картину, но решил не вмешиваться, рассудив, что ещё не время, но мысленно он пообещал себе, что позволит мальчишке поквитаться с обидчиком. Теперь же, когда все ушли, Бен подошел к Бонсу, помогая ему подняться. - Спасибо, – сдавленно пробормотал он, стараясь шевелиться как можно меньше. - Видимо мы с тобой так и будем встречаться дальше, – попытался пошутить Ганн, намекая на обстоятельства их первой встречи. Алекс сначала не понял, но затем слабо усмехнулся, чувствуя, как боль понемногу отступает. – Ты бы посидел пока, а то сильно он тебя. - Да за дело. - Что? – Ганн ожидал услышать все, что угодно, кроме этого. Бонс на это лишь отмахнулся и сел ровнее, все ещё тяжело дыша. - Она меня никогда не простит, я бы не простил. Боже, какой же я дурак! – сокрушался Алекс, пока Бен пытался найти смысл в его словах и понять, что он пропустил. Наконец, до него дошло, что Бонс говорит о девушке, с которой он столкнулся. - Это все твои люди, этот, как его там, он специально меня провоцировал! – нашел кого обвинить Алекс и вкратце пересказал Ганну произошедшую до его появления сцену. – Я же не это имел в виду, я вообще никогда… - Да что ты перед ней извиняешься? – взвился Бен, садясь рядом с ним. – Гэвин, конечно, виноват, но и ты его пойми: быть брошенным на песчаной отмели без еды и воды на два дня, когда понимаешь, что единственный вариант выжить – есть своих собратьев. Тут поневоле начнешь ненавидеть предателей, да и людей вообще… – Алекс на это слабое в его глазах оправдание ничего не ответил, понимая, что спорить бесполезно. – А твоя эта барышня! Ты ведь сам только что говорил… - Я был полным придурком, когда сказал это. Я должен найти её и все объяснить! – наконец сообразил Бонс и, с трудом поднявшись на ноги, прошел несколько шагов, опираясь о борт. Ганн следил за этими медленным продвижением вперед с нескрываемым негодованием: - И что ты ей скажешь? Думаешь, она захочет тебя видеть? – с насмешкой спросил Бен, и Алекс обернулся к нему в полной растерянности: - Ты действительно думаешь, что ничего не получится? – Ганн видел, как в глазах Бонса умирает надежда. Он знал, что мальчишка безоговорочно верит ему, и потому без зазрения совести ответил: - Абсолютно.

***

- Мисс Эш, да стойте же вы! – Томас нагнал Эбигейл в дверях её каюты. К тому времени она уже не в силах была сдержать рвущихся наружу слез и беспрестанно пыталась справиться с ними. - Оставьте меня в покое! – в исступлении крикнула она, стараясь оттолкнуть лорда. - Чтобы вы убедили себя в том, что он прав? Ни в коем случае. - А в чем он не прав? – борясь с выступившими от злости слезами, все так же почти кричала она, растеряв остатки самообладания. – Ведь у меня был выбор! Но нет! Вместо этого я сделала точно так, как сказал он: я струсила! Побоялась тюрьмы, брака по расчету, и теперь в сговоре с убийцей своего родного отца, боже, я чудовище, – она оперлась спиной о стену, закрыв глаза, будто бы не хотела видеть, во что она превратилась. - Если вам от этого будет легче: моего отца убил тот же человек, – с нечитаемым выражением лица сказал Томас, становясь напротив неё в узком коридоре. - Что? – не слишком хорошо соображая от нахлынувших эмоций, переспросила Эбигейл. - Вы ещё должны были быть в Лондоне, когда исчез лорд Альфред. Разве вы не знаете, что с ним случилось? - Боже мой… - пробормотала она, вспомнив наконец связь между этими тремя людьми. Разумеется, она знала, что Флинт убил лорда Альфреда, но только теперь она в полной мере могла понять, что это означало для капитана. - А знаете, куда ехал мой отец? Он собирался забрать меня из того места, куда сам и отправил. Я знаю это наверняка из письма вашего отца. Он тоже знал, где я, и это он сообщил мне о смерти моего отца. Джеймс не знает о том, что своим поступком он продлил срок моего пребывания в заточении; он об этом никогда и не узнает, разве что теперь вы проговоритесь. Конечно, понимаю, что у нас с вами разные ситуации, но все же он был мне отцом, и он любил меня по-своему. Равно как и я его, несмотря на все то, что он сделал. - Этого не может быть, – дрожащим и полным неверия голосом прошептала Эбигейл, во все глаза глядя на лорда Гамильтона, – и после этого вы все ещё с ним? Как вы смогли простить ему это! - Просто я понимал, почему он так поступил. Но они, наши отцы, мертвы, а у нас с вами ещё целая жизнь впереди, и мы должны бороться за неё. Как я говорил вам раньше, Питер делал бы то же самое. И перестаньте себя обманывать, у вас действительно нет выбора, потому что альтернативы куда более страшны, чем вам кажется. Если вам так хочется найти в этой истории чудовище, то считайте им меня, добровольно связавшего свою жизнь с таким человеком, как капитан, но явно не саму себя, ведь вы идете на все это лишь по необходимости. Его слова вызвали в душе Эбигейл огромный резонанс. Для неё лорд Гамильтон всегда был образцом благоразумия, мудрости и какой-то неземной нравственности, выходящей за привычные рамки морали. Но это? Это было слишком даже для него. С другой стороны, она понимала, почему он так поступил. Любой, кто знал Флинта, чувствовал на себе его влияние, а между этими людьми и без того была невероятно сильная связь, которую невозможно было разрушить ничем, кроме разве что самой смертью, но даже она в итоге не стала помехой. Кроме того, как и сказал лорд Гамильтон, ситуации у них действительно были разные. Поэтому Эш не осуждала его, она только не могла понять, как ей самой относится к капитану. Эбигейл уже давно начала замечать: её искренняя привязанность к Томасу, будто бы постепенно начала распространятся и на Флинта, залечивая нанесенные им раны. Она ведь понимала, что будь капитан таким уж чудовищем, едва ли он стал бы помогать ей. У неё из головы все время не выходила мысль об их первой встрече, ведь тогда он тоже спас её и сдержал обещанное слово. А что было дальше? Кто был виноват в смерти леди Гамильтон, а кто – её отца? Где тут начало этой бесконечной круговой поруки и самое главное, где её конец? Для одних злодеи – это герои, а для других – самые ужасные твари во всем мире. Питер Эш был злодеем в их истории, а капитан Флинт стал монстром для неё самой. Только кто же знал, что судьба сведет их обоих снова вместе; и теперь ей самой придется выбирать, кто для нее враг, а кто - друг. - Мне нужно побыть одной. Но не беспокойтесь, я вас услышала. Томас кивнул ей, признавая, что он ничем больше помочь все равно не сможет.

***

Тем временем в капитанской каюте, в которую Алекс добрался не без помощи Ганна, Бен разливал по грязным стаканам ром. Пью, формально владевшей комнатой, а на деле разделявший её с Ганном, играл в кубрике в кости с матросами. Бонс, впрочем, не обращал внимания ни на предлагаемое спиртное, ни на странное в столь поздний час отсутствие хозяина каюты. Полностью погруженный в свои невеселые мысли он молча принял стакан и сделал глоток, даже не замечая дрянной вкус напитка. Бен смотрел на это меланхоличное поведение с нескрываемой насмешкой и презрением. Эта юношеская влюбленность бесила Ганна своей наивностью и несуразностью, кроме того, она удерживала Бонса с этой странной, так не подходящей ему компанией. - Как спина? – спросил он, садясь напротив Алекса за стол, заставленный бутылками, валяющимися рядом с ними пистолями и ещё каким-то непонятным мусором. - Нормально, – ответил Бонс, уставившись куда-то в пространство, подперев лохматую голову рукой. - Где ты вообще её нашел? – с раздражением выпалил Ганн, не зная как вывести мальчишку из этого состояния. - Кого? – тупо переспросил Алекс, впервые посмотрев прямо на Бена, будто бы ответ на вопрос был написан на его лице. - Девушку эту твою, кого ещё. - А… – слабо протянул Бонс, собираясь с мыслями, хотя воспоминания о ней и без того крутились в его голове одним вихрем. – Я её спас случайно, а потом все как-то закрутилось, – он замолчал, снова вспоминания о ненавистном капитане, виновнике всех его бед. Алекс крепко стиснул зубы и сжал побелевшими пальцами стакан. Если бы не Флинт ничего этого бы не было: он бы не сказал Эбигейл таких ужасных слов, а она не запятнала бы себя общением с капитаном. «И тогда была бы уже в тюрьме или в объятиях старого развратника, ты этого для неё хочешь?». Эта самая простая и очевидная мысль впервые с того момента, как Эш рассказала ему о плане Флинта, мелькнула в его голове так отчетливо. От этого ему хотелось рвать на себе волосы. Разумеется, то, как менялось выражение лица Алекса, как зеркало отражавшее все, о чем он думает, не укрылось от Ганна. Больше всего его зацепило то хищное, гневное выражение лица Бонса, когда он думал о капитане. Он был точь-в-точь похож на своего брата в моменты ярости. - Думаешь, Билли одобрил бы твое поведение? - Что? Я… - растерялся Алекс, переключаясь со своих мыслей на этот застигший его врасплох вопрос. Он никогда не думал обо всем происходящем с точки зрения своего старшего брата, которого он знал достаточно хорошо до того момента, как его забрали. – Я не знаю, раньше он бы понял меня, но я понятия не имею, что бы он сказал после того, как стал пиратом. - Зато я знаю: он бы ни за что не допустил, чтобы его брат губил себе жизнь! – Бен стукнул кулаком по столу, горячась от выпитого спиртного, которого он успел принять гораздо в больших количествах, нежели Бонс. – Ну что тебя ждет с этой девчонкой? Даже если она сдержит слово и даст тебе место во флоте, ещё неизвестно сколько времени бездарные офицерские сыночки будут руководить тобой просто потому, что твой папаша не дал тебе знатную фамилию. Чего ты стоишь без денег и связей? Да ты только через три года станешь старшим матросом, если повезет, но уж тем более никогда не дослужишься до мичмана, не говоря уже о чине лейтенанта. Даже твои знания здесь не помогут! – Алекс слушал его и не мог возразить, но не потому что Ганн был прав, просто он не мог привести в пример того человека, что уже в восемнадцать лет стал лейтенантом. Эбигейл рассказывала ему о судьбе Флинта, правда, только отчасти, но он знал о его блестящей карьере и не допускал мысли, что на его месте он не добился бы того же самого. Бен понимал это молчание по-своему, принимая его за отсутствие аргументов, и потому он, ещё сильнее горячась, продолжал, поднимаясь со своего места: - И все это время у тебя нет ни гроша за душой, что за охота таскаться в бедняках, терпеть насмешки и побои, которые, не сомневайся, ждут всех. Ради чего? Ради службы великой Англии, да храни Бог короля Георга? Да забудь о них всех, посмотри на нас! Вот настоящая свобода! Поверь мне, я слишком хорошо знаю, что значит находиться под чьим-то ярмом, я прошел через такое, что тебе и не снилось. Умей ценить жизнь, не разменивай на гроши то, что имеешь! Господь на нашей стороне, как ты не видишь? Пресвятая Дева Мария, да послушай же меня, Билли, мы с Пью такую шутку придумали… Ты наверняка думаешь, что он умнее меня? Ничего подобного! Гейб просто пугает их всех, а на самом деле они хотят слушать меня. Я ведь знаю, как с ними справиться. О, старина Флинт, я наблюдал за ним! Видел, как он обращался со своими людьми, я многому у него научился. Эх, если бы не Сильвер, каких дел бы мы ещё наворотили! Ну ничего, ничего, не смейся, Билли, ты же знаешь, праведникам всегда благоволят Небеса… Этот пьяный бред, через который Алекс узнавал истинные намерения Ганна, сопровождался огромным количеством жестикуляций. Бен вообще создавал впечатление помешанного. С невыразимым чувством отвращения смотрел Бонс на этого маленького человека, беспрестанного ходящего по каюте и говорящего уже с самим собой. «Билли» - он несколько раз назвал его именем брата. Так вот почему он так быстро привязался к нему, отчего доверял сейчас свои самые сокровенные планы: Ганн видел в Алексе Билли Бонса, своего погибшего лучшего друга. Алекс с горечью осознавал, что его в очередной раз предали. В эту минуту в каюту вошел Пью и прервал нескончаемую почти уже безумную речь Ганна. Встретившись взглядом с растерянным и едва ли не напуганным Алексом, Гэйб криво усмехнулся: - Он опять за свое, да? Библейские присказки и все такое? Это он после того, как Билли его пощадил, увлекся. Считает, что не просто так Бонс это сделал, мол, знак свыше. Ты погоди, он ещё начнет псалтырь цитировать, вроде как он его с девства помнит, – Пью снова отвратительно ухмыльнулся, обнажая кривые желтые зубы. Видимо, он действительно привык к постоянным причудам Ганна, а тот к его грубости, так что они почти не обратили внимания друг на друга при встрече, Бен лишь наконец умолк. - Ты же с нами, да? – все с тем же неприятно насмешливым выражением лица спросил Гэйб. Во всей его фигуре не было ничего такого, что издали могло бы показаться угрожающим, и поначалу Алекс не понимал, почему этот человек имеет такой авторитет среди своих людей. Однако чем дольше он находился с ним в одной каюте, тем сильнее чувствовал непреодолимое отвращение и страх перед этим моряком небольшого роста и ничем непримечательной наружности. Он был ещё молод, черные грязные волосы свисали с его головы в странного рода прическе и одет он был беднее прочих. Он не оказывал бы ни на кого ни малейшего влияния, если бы не скрытая в его демонически черных глазах угроза. При одном взгляде в эти темно-карие глаза становилось ясно: этот человек убьет любого без малейших зазрений совести и не остановится ни перед чем, чтобы достичь желаемого. А те, кто знал Пью поближе, только подтверждали это предположение. - Бен говорит, что ты башковитый, парень, - продолжал тем временем Пью, пока Алекс пытался справиться со страхом перед этим человеком, – если это так, мы быстро добьемся того, чего хотим, уж поверь мне. У тебя будет все: деньги, власть, свобода, женщины. Если так хочется, трахни свою бабу прямо сейчас, все равно корабль наш! Завтра мы убьем тех двоих, а девку пока прибережем, ведь не у тебя же одного чешется, – при этих словах Гэйб похабно захохотал, а Бонс еле удерживал себе на месте, чтобы не врезать ему как следует. – Ну-ну, не злись, если не хочешь, делиться не надо, у нас и свои найдутся. Но ты нам нужен, понимаешь? Толковые люди всегда на вес золото, особенно такие, как ты. Бен говорит, что ты понимаешь карты и умеешь прокладывать по ним маршруты, так? Ни я, ни тем более эти олухи понятия не имеем, как это делать. Многие, конечно, по первости и без карт обходятся, но я уж точно знаю, что с ними добычи в разы больше. Так ты согласен, парень? – Алекс слушал собеседника внимательно, и поэтому никаких сомнений не осталось в том, что за «шутку», по словам Ганна, они придумали для них четверых. Очевидно, Пью проболтался ему, решив, что раз уж Бен так доверительно говорит с ним, Алекс уже наверняка на их стороне. О тех навыках, что Бонс старался получить в свое время, Гэйб, разумеется, тоже узнал от Бена, Алекс рассказывал ему немного о себе, пока они добирались из Чарльстона до Уилмингтона. Вероломная дикость пиратов заставляла Алекса содрогаться при мысли о том, что могло произойти, не случилось этого разговора. И все же вместе с тем нехотя задумался о том, что, быть может, Пью прав? – Дай мне время хотя бы до утра, мне нужно подумать, – сказал он опасливо, рискуя навлечь гнев этого головореза. - Да нечего тут думать! – сразу же вспыхнул Ганн, до этого хранивший молчание. – Ладно, ладно, иди, - перебил его Гэйб, - только знай, корабль все равно будет наш, у меня двадцать человек, готовых перерезать вам всем глотки. Так что не велик у тебя выбор: либо остаться с победителями и спасти свою барышню, либо отправиться на дно кормить рыб вместе со всеми остальными. Перед уходом Бонс ещё раз взглянул на двух мужчин, не понимая, как сразу не догадался о том, что им нельзя доверять. Бывшие и будущие пираты, больше не обращая на него внимания, вместе доканчивали початую бутылку с ромом, негромко переговариваясь о чем-то между собой. Закрыв за собой дверь, Алекс оказался на верхней палубе, где не было почти никого, кроме дремавшего в отдалении дозорного. Что ему было делать? В его голове эхом звучали слова пирата, распаляя воображение. Ганн рисовал ему ту жизнь, о которой Бонс действительно одно время мечтал: он не раз представлял себе, как здорово было бы ходить под парусом вместе с Билли, брать вражеские корабли на абордаж, грабить деревни и возвращаться в любимые порты с целой кучей награбленных денег. Но так ему представлялась пиратская жизнь раньше. Теперь же, когда он достаточно долгое время провел в обществе людей, непосредственно живших всем этим, он жестоко разочаровался. Алекс видел, во что превращаются люди, когда становятся пиратами, и всеми силами хотел бы избежать этой участи. Он невольно начинал задумываться, что будь Билли жив, он мало бы походил на того человека, которого Алекс знал раньше. Кто знает, насколько его изменила пиратская жизнь и соседство со всеми этими людьми?.. Может, он вообще не хотел бы, чтобы Алекс следовал по его пути. Кроме того, Пью ошибался насчет самого главного. При воспоминаниях о том, как он отзывался о леди Эш, Бонс с трудом сдерживал свое негодование. Ему не нужно было её тело, по крайней мере, не так, ему нужна была она целиком и полностью, Алекс хотел, чтобы она любила его. Он понимал, что они никогда не смогут быть вместе, и потому он был согласен даже на дружбу. Но для этого она должна его простить за эту глупую выходку. Да только вот чтобы простить его, Эбигейл должна быть жива и невредима, а на этом корабле ей оставаться опасно. Бонс чувствовал, как он начинает слегка дрожать, впервые действительно задумавшись над смыслом сказанных Ганном слов. Он только сейчас окончательно понял, что Бен практически предлагал осуществить его самую заветную мечту, даже не подозревая об этом: он мог бы лично убить Флинта, а заодно этого аристократишку, и тогда он бы точно отомстил за себя и за брата сполна. Но тогда он наверняка потеряет Эбигейл, она никогда его не простит за упущенную возможность восстановить свое состояние и доброе имя отца. Он не знал, что ему делать: либо предать память брата и вступить в сговор с Флинтом, чтобы с его помощью попытаться как-то исправить сложившуюся ситуацию, либо пожертвовать Эбигейл и отмстить за Билли. Времени обдумывать все это у не оставалось не много: через шесть часов рассвет и если к утру он окончательно не решит, что ему делать, то может погубить их всех. Алекс чувствовал, как его буквально разрывает от эмоций. Он оперся о ближайший борт, не в силах больше удерживать себя на ногах. Вглядываясь в черные, поблескивающие в свете фонаря волны, он будто бы пытался заглянуть вглубь этого бездонного моря, где когда-то погиб его брат. Бонс многое бы сейчас отдал за то, чтобы ему хоть кто-то указал, как поступить. Раньше ему казалось, что Билли был бы рад, реши он отмстить за его смерть, и, судя по рассказам Ганна, это действительно было бы так. Только вот Бен знал не его брата, а боцмана «Моржа» из команды капитана Флинта. Все те слухи, что доходили до Алекса, создавали образ какого-то неизвестного человека, страшного пирата, погрязшего в своей ненависти к своим же товарищам. Билли, которого Алекс помнил, был другим. Он бы спасал живых, а не мстил за мертвых – в этом младший Бонс был уверен.

***

Он замер в нерешительности напротив двери, ведущей в каюту капитана Флинта. Из-под неё виднелась тонкая полоса света, так что Алекс был уверен, что капитан не спал. Кроме того, до него доносился приглушенный разговор, ни одной фразы из которого он все равно не мог разобрать: говорили, очевидно, капитан Флинт и лорд Гамильтон. Предварительно постучав, Алекс вошел, не дожидаясь ответа. Он застал довольно странную для него картину: Флинт, развалившись, лежал на кушетке, голова его покоилась на коленях лорда, рассеяно перебиравшего его отросшие волосы. Первые пару секунд они даже не замечали, что кто-то нарушил их спокойствие, однако как только Алекс появился на пороге комнате, они быстро отодвинулись друг от друга. - Вас стучаться не учили? - с раздражением спросил Томас, поднимаясь с кушетки и отходя в дальний угол каюты. - Что вам вообще здесь нужно? Бонс хотел было сказать, что он стучал, но времени было мало. Он так спешил, что даже не придавал особого значения тому, что только увидел. Его заботило лишь как можно скорее рассказать им обоим обо всем услышанном, пока уверенность в этом решении не покинула его, уступив место гордости: - Это важно, послушайте, - Алекс пытался говорить уверенно, но суровый взгляд Флинта, направленный прямо на него сбивал все его мысли. Бонс впервые с той драки говорил с капитаном, и к своему удивлению и неудовольствию, помимо ненависти, чувствовал ещё и страх перед ним. Он как бы ощущал на себе силу этого человека и, пожалуй, был готов хотя бы задуматься над правдивостью слов Эбигейл. - Капитан корабля собирается завтра убить вас и завладеть судном, – наконец сказал Алекс, взяв себя в руки, – Леди Эш он тоже собирается убить, или… боюсь, хуже. - Что? С чего вы взяли? - Он сам мне рассказал; он считает, что я последую за ним, – честно признался Алекс, зная, что дальше придется рассказать всю правду, однако сознательно оттягивая момент признания. - И с чего у него такая уверенность? – не без иронии, спросил его Флинт, все ещё недооценивая влияние младшего Бонса на их нынешние приключения. Алекс медлил с ответом, переводя взгляд то на одного, то на другого, стараясь выбрать того, к кому он чувствовал меньше неприязни и страха. Наконец, опустив глаза в пол и заложив руки за спину, он признался: - Мы вас обманули. Вернее, я обманул. Я не сказал, что на корабле действительно есть человек, знающий вас очень хорошо. Мистер Ганн, Бен, он предложил помочь нанять команду, и я согласился, недосказав леди Эш всей правды, она не знала, что я подвергаю ваше инкогнито риску. Ганн действительно обещал довезти её и вас в качестве спутников до Нассау, но теперь его планы изменились. - Вы доверились ему, зная о том, что он пират? - Вы тоже доверяете пирату, если вы забыли, – огрызнулся Алекс на слова лорда, будто бы не замечая, как исказилось лицо Флинта, – и я тоже поверил; он был другом моего брата, и стал моим. Но, мне кажется, он не в себе. В любом случае, не только он представляет угрозу. Сам капитан гораздо опаснее, и они с Ганном действуют заодно. Бен считает, что леди Эш для меня помеха, она не дает мне стать пиратом, и потому он сделает все, чтобы отнять её у меня. - Только не говорите, что вы действуете в её интересах, – перебил его Томас, – если бы она хоть немного была вам дорога, вы бы не обвиняли её. - Да не хотел я этого! – в сердцах воскликнул Бонс, на пару секунд забыв, кто перед ним, поглощенный желанием оправдаться хоть перед кем-то. - Я бы никогда! Я так её… впрочем, если хотите, считайте, что я делаю это ради себя. Ганн, как мне кажется, либо безумен, либо скоро станет таковым, и я понятия не имею, что придет ему голову в следующий момент. Что же касается Пью, то о нем и говорить нечего. Кто знает, может быть он решит убить и меня вместе с вами. - Может оно и к лучшему, – задумчиво пробормотал Флинт, обращаясь по большей части к Томасу. – Я к тому, что мы все же узнали их планы. Сейчас же я вижу только два выхода: убить их обоих и, раскрыв себя, заставить остальных сотрудничать или же попробовать сговорится с ними. - Ты уверен, что это хорошая идея? - Если юный Бонс не лжет, и Бен действительно так сильно привязан к нашему прошлому, то меня он безоговорочно послушает. Кроме того, ты ведь и сам знаешь, что рано или поздно мне нужно было бы начать собирать верных людей, чтобы доплыть до острова Кидда, почему бы не начать с них? - Это «если» Бонс не лжет; но, предположим, он говорит правду, вдруг этот Ганн действительно безумен? Ты не можешь знать наверняка, что у него на уме. Он может разгласить весть о том, что ты жив, и тогда за тобой будут охотиться не только власти, но и все желающие достать сокровища. Флинт понимал разумность доводов Томаса и видел, как он волнуется за него. Он и сам отчасти разделял его опасения, но показывать это при Алексе, все ещё находившемся рядом с ними, он не мог. Перехватив взгляд Джеймса, Томас прочел в нем все, что было нужно: - Выбора у нас все равно нет, ведь так? - Он все равно узнал бы кто я, когда попытался бы завтра убить нас обоих. И в таком случае это увидела бы вся команда, сейчас же я смогу поговорить с ним один на один. Гамильтон неопределенно покачал головой, однако согласился с неопровержимыми доводами Флинта. Джеймс знал, что за его не желанием действовать таким путем скрывается что-то ещё, и он даже догадывался, что именно, однако обсуждать такие вещи при Алексе, все ещё на удивление терпеливо ожидавшим окончания их разговора, он не собирался. - Хорошо, тогда иди скорее, не будем тратить время, – Флинт согласно кивнул и быстро вышел из каюты, слегка задевая руку Томаса своей, в знак немой поддержки то ли его, то ли себя самого. Как только капитан скрылся из виду, Алекс вздохнул спокойнее и, превозмогая их общую антипатию, обратился к Гамильтону: - Нужно рассказать леди Эш обо всем, нехорошо, если она не будет знать о происходящем. Томас подумал о том же и потому почти сразу же вышел вслед за Флинтом. Однако видя, что Алекс не следует за ним, он обернулся и с усмешкой произнес: - Пойдете со мной, мистер Бонс; думаю, Эбигейл оценит ваш поступок.

***

Ганн после ухода Пью, подготавливавшего людей к завтрашнему нападению, все так же методично напивался, сидя в уютном полумраке, создававшемся единственной стоящей на столе свечей. Он так привык к спиртному, что уже почти не замечал опьянения. Гораздо больше легкого головокружения его волновал разговор с Алексом. Вот зачем он перед ним так распинался? Бен уже и сам был не рад своей откровенности. Раньше Ганн был уверен, что мальчишка поддержит его, а он так привязался к этой своей маленькой шлюхе… Его лениво текущие мысли были прерваны звуком открывающейся двери. Бен поднял мутные глаза, ожидая увидеть Алекса или кого-нибудь из своих олухов, но наткнулся взглядом на человека, которого он ни разу в жизни не видел. Или видел? С трудом концентрируясь на фигуре, стоявшей на пороге, он пытался понять, что в ней такого знакомого. Тем временем фигура медленно приближалась к нему, во всей её позе, походке было что-то неуловимо знакомое, будто бы он встречал этого человека раньше, но никак не мог припомнить, где именно. Наконец в пьяном мозгу Ганна возникла мысль посмотреть на лицо незнакомца, с трудом различимое в темноте. Как только он начал вглядываться в этот полумрак, человек будто бы специально встал ещё ближе, так что свет падал на его бледное и, очевидно, мертвое лицо. Ганн вжался в свое кресло, выронив из рук бутылку, разбившуюся об пол с разрезавшим липкую тишину оглушающим звуком. Перед ним стоял сам Дьявол во плоти. - К-капитан?.. - хрипло прошептал он, глядя на явившийся в ночи призрак. Он тысячу раз слышал истории о мертвецах, приходящих время от времени к бывшим товарищам и предвещавших им скорую гибель, но никогда в них не верил. Сейчас один из этих неспокойных духов стоял прямо перед ним. - Этого не может быть, вы же мертвы, я сам... сам с-слышал, - Ганн лепетал совершенно неразборчивые слова, сливавшие в один сбивчивый шепот, полный ужаса и суеверного страха. Его состояние усугублялось ещё и тем, что Флинт все это время стоял молча и в этом тусклом свете действительно больше походил на привидение, чем на человека. Вдруг рука бывшего капитана потянулась к Ганну, тот натурально вскрикнул от страха и зажмурил глаза, боясь холодного прикосновения мертвеца. Однако ничего после он не почувствовал. Посидев ещё немного с закрытыми глазами, надеясь, что привидение исчезнет, он осторожно приоткрыл один глаз и увидел напротив себя Флинта с бутылкой рома, которая до этого стояла рядом с ним. На секунду в голове Ганна пронеслась единственная здравая мысль о том, что не может же призрак пить, однако затем она тут же заглушилась ещё одной более разумной о том, что он понятия не имеет, что вообще могут призраки. Мало-помалу он овладел собой и уже мог достаточно ясно соображать, чтобы наконец отважиться заговорить с привидением, ибо в его сознании даже не возникало мысли, что это может быть живой человек: - Вы пришли мне отомстить, да? – прошептал он, пока дрожащий свет плясах в его расширенных от страха глазах, придавая ещё более безумный вид. – За то, что я предал вас, не остановил Сильвера. - Если бы я верил в то, что хоть что-нибудь на этом свете способно остановить Джона, - с усмешкой заметил Флинт, с наслаждением делая большой глоток привычно оседавшего на языке напитка. Бен неотрывно следил за ним, поражаясь реалистичности своего видения, наконец, он каким-то подобострастным шепотом спросил: - А на том? Если не на этом, то значит на том. Вот поэтому вы здесь, да? Значит, он уже мертв и теперь вы пришли за мной? Джеймс с трудом удерживал себя оттого, чтобы не расхохотаться, глядя в эти по-детски доверчивые глаза. Флинт отчасти знал о том, какие слухи ходили о нем среди пиратов, его не единожды называли Дьволом и Сатаной, так что наверняка его появление оказывало на суеверного Бена сильнейшее влияние. - Зачем же мне было спасать тебя от смерти у маронов, чтобы сейчас убить самому? Нет, Ганн, ты мне нужен для другого. - Говорите, я что угодно сделаю, только не забирайте меня туда, прошу! На секунду Флинт задумался о том, чтобы окончательно убедить Ганна в своей призрачной природе; об этом просто невозможно было не задуматься после этого животного ужаса, звучавшего в каждом слове Бена. Казалось, он действительно верил, что с минуты на минуту пол каюты разверзнется и Флинт утащит его в Ад. Однако любое суеверие непрочно, Джеймс все-таки решил не терять надежду разубедить бедного моряка: - Ну, положим, был бы я жив, чтобы ты тогда сделал? - Все, что вы потребуете, капитан. - Смотри, не лги мне? Думаешь, я не смогу распознать ложь? - Но я говорю правду! – воскликнул Бен, даже приподнимаясь со своего места. - Вы знаете, что я перед вами в долгу! Я пошел на сговор с Сильвером только потому, что думал, он сможет дать нам то, чего вы не смогли! - И что же Джон Сильвер мог вам дать? – спросил Флинт, впервые услышавший, как объяснялось его исчезновение соратниками. - Свободу, – робким голос начал Ганн, стушевавшись под грозным взглядом Джеймса. Однако все же смог продолжить, со временем начиная говорить все увереннее, – Сильвер обещал нам свободу от вас, от этой нелепой войны; обещал скорое возвращение к прошлой, нормальной жизни, какая была ещё при Тэтче и Гатри. Он говорил, что стоит вам исчезнуть и все станет по-старому. - А за что я блять по-вашему боролся?! - Да никто понятия не имеет! Вы говорили о нашей свободе, но какая может быть свобода, когда только по одному вашему или Сильвера слову мы должны были броситься в битву неизвестно за что! Неужели вам самим не нравилось, когда все, что у вас было – верная команда и фортовый корабль? Вы сами тогда были свободны от любых обязательств, за вами шли люди, шли за сокровищами, за легкой, приятной жизнью. Да ваше имя стало настолько пугающим, что, только услышав его, большая часть экипажей готова была бы отдать последнюю каплю воды, лишь бы вы оставили их в живых. Вы были всем! Ваше имя стало синонимом пиратства и чего вам не хватало?.. – Ганн говорил так складно, будто бы он думал об этом далеко не в первый раз. Ему даже не казалось странным и бессмысленным, что он высказывает свои мысли предположительно привидению, так как в его голове уже сложился образ живого Флинта, с которым он впервые мог говорить начистоту. – Неужели эта война была так необходима? Знаете, все думали, что вы просто сошли с ума. Что вам просто было необходимо подчинить себе всех непокорных. Так что да, я последовал за Сильвером, потому что думал, что с ним все станет лучше. Но я ошибся и очень сильно об этом жалею. - Отчего же? – без особого интереса хрипло спросил его Джеймс, ошеломленный таким наплывом информации. Будь Ганн в здравом уме, он никогда бы не рассказал ему столько всего. - Потому что после вашей смерти все стало ещё хуже. В Нассау больше нет пиратов, соглашение или что там Рэкхем заключил с новыми Гатри распалось, их изгнали с острова, чуть не повесив при этом. Так что теперь он ошивается где-то близ Кубы с остатками самых непокорных. Часть из них ещё служит у Робертса, последнего достойного капитана. Но все остальные… Кого поймали и повесили почти сразу же, кто разбрелся по старым портам, вот как я и мои люди, сбились в кучу и пытаемся выжить как можем. Все теперь по-другому; у пиратов нет ни опоры, ни поддержки лордов-собственников, товары сбывать некуда, так что остается только грабить, что попадется под руку просто ради продовольствия, уже даже не ради денег. Джеймс с тяжелым сердцем слушал все, что говорил Ганн. Он сотню раз представлял себе, что будет после него с пиратами, но слышать об этом все равно было больно. Не от жалости к людям, вовсе нет, а из-за краха всей его кампании, того, что он собственноручно строил в течение десятилетия. Кроме того, он, разумеется, знал, что не все понимают его намерения и разделяют тягу к свободе от Англии, но ему все равно с трудом верилось в то, что они действительно не понимали всей безысходности ситуации. Неужели для них было неочевидно, что жить по-старому уже не получится, только не после всего того, что они сделали. - А что с Сильвером? - он мог бы не задавать этот вопрос, даже должен был этого не делать, однако не сумел сдержать себя. - Как, вы не знаете? В этом же и есть весь смысл: мы надеялись, что после вас он возьмет на себя руководство, но он наотрез отказался снова связывать с пиратством и куда-то исчез вместе со своей рабыней. В ответ Флинт ничего не сказал, ему необходимо было подумать обо всем услышанном, но для этого нужно было сначала разобраться непосредственно с тем, зачем он вообще сюда пришел. - Так, Ганн, слушай, – Джеймс поднялся, собираясь закончить этот маскарад и наконец-то заставить Бена поверить в его возвращение, – я жив, и как видишь, не вредим. - Нет, – тупо уставился на него Бен, как будто бы увидел его только сейчас, – нет, иначе бы вас здесь не было. Не могли же вы попасть на корабль из ниоткуда. - Ну а если предположить, что я зашел на борт сегодня утром, когда ты забирал троих пассажиров из Уилмингтона? - Да нет, это же бред, я же видел… - шальные глаза Бен уставился прямо на Флинта с такой неописуемой смесью эмоций, что трудно было сказать, какая из них занимает его разум сильнее всего. Весь хмель мгновенно спал с него, так что Ганн буквально подскочил на месте, становясь напротив капитана. Их разделял только стол, через который Бен легко протянул руку и коснулся плеча Флинта. Вместо холодной пустоты он ощутил вполне твердую, живую плоть и тут же отпрянул, падая в обморок. Очнулся он от сильной пощечины, чувствуя на лице липкую пленку выплеснутого на него в попытке пробудить рома. Откашлявшись, он отполз к стене, сталкиваясь взглядом с все ещё живым и, очевидно, ему не привидевшимся капитаном. - Не знал, что тебя так легко напугать, Ганн, – с усмешкой сказал Флинт, поднимаясь с пола и помогая все ещё не пришедшему в себя Бену сесть обратно за стол, потому что в противном случае он бы наверняка упал снова. - Этого не может быть, вы мертвы, мне все это снится, – повторял как в бреду Ганн, едва ли не раскачиваясь при этих словах из стороны в сторону, глядя куда-то в пустоту совершенно неосознанными взглядом. - Да прекращайте ты уже! – взбесился Флинт, ударяя рукой по столу. – Своими глазами видишь же, что все это на самом деле. С чего ты вообще взял, что я мертв? Ты же был на том острове, ты слышал, как мы говорили с Джоном, видел, как он увозил меня оттуда живым и невредимым! - Так я думал, что он убил вас где-нибудь по дороге! – наконец начал соображать Ганн, постепенно приходя в себя. – Кто вообще мог предположить, что Долговязый Джон будет хорошим другом, после того, как я собственными глазами видел, что стало с Билли! – но не успел Флинт ответить, как выражение лица Бена совершенно изменилось, освещаясь внезапным озарением. – Боже милостивый, капитан, вы живы! - Ты так наблюдателен, – буркнул в ответ Джеймс, наконец, полностью убедившись, что с Ганном действительно не все в порядке. - Нет, то есть, нет, вы живы! О Боже, так значит не все потеряно!.. – в восторге вскричал он, не веря в то, что говорит сейчас с самим капитаном. Сколько же раз он корил себя за то, что выбрал не ту сторону, когда была возможность! Билли с Сильвером ошибались, только Флинт мог привести их к лучшей жизни. После его мнимой смерти Ганн узнал о капитане столько всего, что оставалось только жалеть о том, что он не узнал этого раньше. Оказалось, почти десять лет Флинт был самым успешным капитаном в Карибском море, такой большой срок не выдерживал никто, это одно уже как минимум много значило. Вообще, когда после его исчезновения стало совсем тяжко, многие позабыли о его жестокости ко всем, вплоть до своих людей, посчитав это неотъемлемым признаком силы, вспоминая, как хорошо жилось при нем ещё до войны. По крайней мере, в свое время Флинт старался хоть что-то делать, сейчас же никого из толковых главарей не осталось, и с каждым днем все становилось хуже и хуже. Но теперь-то все изменится! - Да не кричи ты так, – перебил его Джеймс, пытаясь отвлечь Ганна от, видимо, его любой темы, – все в свое время. - Ну, разумеется, конечно, вы правы, – скороговоркой произнес Бен, безуспешно стараясь сдержать эмоции, ведь с появлением Флинта все должно стать лучше, он был в этом уверен. – Так что вы собираетесь делать? – теперь в противовес своему крику он говорил практически шепотом, так что Джеймс с трудом различал его слова: - Мой план озвучил тебе Алекс ещё в Чарльстоне. Мне действительно необходимо добраться до Вест-Индии и как можно скорее, так что у меня к тебе только один вопрос: мне стоит и впредь опасаться того, что ты и капитан станете мне угрожать? - Нет, что вы, конечно же, нет! – горячо зашептал Ганн, будто бы даже слышать подобное для него было дико. – Мы просто думали, что сможем ограбить пассажиров и не более того! Только вот что делать со всеми остальными? Только скажите, я сам их убью, как я понял, у той девчонки полные сундуки денег… - Тронешь кого-нибудь из них хотя бы пальцем, я тебе шею сверну! – не помня себя от гнева, Флинт замахнулся на Бена, однако через пару секунд успокоился и объяснил. – Это мои люди, и никто: ни ты, ни твоя шайка не посмеет им навредить, иначе вы будете иметь дело со мной. - П-простите, капитан, я понятия не имел, что вы сами рассчитываете на них, – покорно согласился Ганн, даже не осознавая того, что угроза расправы от Флинта звучит как минимум комично, ведь он один угрожал двадцати. Да даже если бы Бен подумал об этом, он бы все равно послушался, ведь теперь главным для него стало олицетворенная в виде воскресшего капитана надежда на лучшую жизнь. - Мне нужны связи этой девушки, – на всякий случай соврал Джеймс, сознательно принижая значение Эбигейл и, соответственно, Томаса, чтобы в случае чего никто бы не догадался использовать их в своих целях. – Так что она должна верить, что все идет по плану и ничего необычного на корабле не происходит. Когда придет время, я сам с ней расправлюсь. - Хорошо, как скажете. А что насчет Алекса? – внезапно даже для самого себя спросил Ганн, вспоминая о несносном мальчишке. – Он вообще знает кто вы? - К сожалению, да. - Почему «к сожалению»? Наверное, он думает, что это вы виноваты в смерти Билли? - А ты что так не считаешь? - Сначала я тоже злился на вас, но потом подумал, что Билли сам выбрал свою судьбу ведь так? Если кого-то и надо винить в его смерти, так это только меня, ведь я знал, насколько далеко он может зайти, и не остановил его… - Ганн умолк, стыдливо опуская глаза. Он, видимо, действительно убедил себя в неопровержимой виновности в смерти лучшего друга. Джеймсу даже было жаль этого полупомешанного беднягу, но все же его интересы были важнее, так что разубеждать Бена он не стал: - В общем, младший Бонс едва ли разделяет твое мнение, он полон ненависти ко мне. - Я поговорю с ним, капитан, - отозвался Ганн, впервые за все время разговора походя на нормального человека. – Я понимаю, что он наверняка доставляет определенные неудобства, только прошу вас, не убивайте его. Он же не понимает, что творит… - Не беспокойся, не стану. Если бы я боялся мальчишек, меня бы здесь не было, – попытался отшутиться Джеймс, не в силах видеть благодарность на лице Ганна. Флинта поражал этот человек: он не слишком хорошо помнил его до своего исчезновения, быть может, он всегда был таким? Кто знает, что могут сделать с человеком несколько лет плена у маронов, обозленных на таких, как он? Да и последующие события едва ли благоприятно повлияли на беднягу, в конце концов он ведь правда был близок с Билли. Вероятно, предательство и смерть Бонса дались ему нелегко, может, из-за этого он и начал себя обвинять в случившемся. Теперь же, вероятно, он действительно хотел помочь мальчишке, пусть и из-за чувства вины перед его братом. Кого бы ни видел Ганн в Алексе, беспокоился он за него всерьез, раз уж отважился просить Флинта о пощаде. - Хотите, я уступлю вам каюту? Только скажите и… - Нет, не нужно привлекать внимания. Так мне стоит говорить с капитаном лично? Или ты сможешь удержать его и остальных людей хотя бы первое время? - Конечно смогу, капитан. Скажу Пью, что нам необходимо доплыть до Нассау из-за чего-нибудь, о чем я узнал из разговора с Алексом. Допустим из-за того, что юной барышне необходимо забрать оттуда большую сумму денег и вернуться с ней обратно в Чарльстон. Резоннее будет подождать, чтобы она, ни о чем не подозревая, принесла свои сбережения к нам на корабль, где бы мы могли сделать с ними все, что пожелаем. Поверьте, мои люди так изголодались по нормальной добыче, что даже такое обещание удержит их в узде на долгое время. - Никогда бы не подумал, что в тебе скрывается такой стратег, Ганн, – искренне удивился Флинт, не скрывая своего одобрения в голосе, не столько из восхищения, сколько из желания на всякий случай задобрить Бена. Тот просиял при этих словах, звучавших для него лучше любого обещания о добыче.

***

На силу отделавшись от Ганна, Джеймс все-таки смог вернуться вниз, где его ждали уже на протяжении часа. Всех троих он нашел в своей каюте и вкратце пересказал разговор с Беном, заверив, что все в итоге в порядке и беспокоиться пока что не о чем. После этого Эбигейл, в очередной раз поблагодарив его за помощь, удалилась к себе, слишком сильно уставшая за этот богатый на события день. Алекс, не сказав ничего определенного, вслед за девушкой также покинул их. Судя по их поведению, Флинт понимал, что и тут происходило какое-то объяснение между ними двумя во время его отсутствия, но ему не было никакого дела до них обоих, по крайней мере, на данный момент. Когда они остались вдвоем с Томасом, Флинт наконец-то смог спокойно выдохнуть. Гамильтон лишь уточнил у него, все ли в порядке, в ответ Джеймс задумчиво кивнул, поглощенный своими переживаниями. Видя настроение Флинта, Томас уже собирался его оставить наедине с собой, зная, как важно было Джеймсу время от времени побыть в одиночестве. Однако далеко он не ушел: - Ты куда? – с тревогой спросил его Флинт, удерживая за руку. - Думал, тебе нужно время, – честно ответил Томас, однако остался, присаживаясь рядом с Джеймсом на кушетку. Флинт обнял его со спины, поцеловав в шею, и прислонился головой к его плечу. Джеймса мучили мысли о том, что сказал Ганн, но он все никак не мог заставить себя рассказать о них Томасу, хотя очень хотел объясниться именно с ним о тех вещах, что волновали его уже не первый месяц. - Тогда я остаюсь? – тихо прошептал Гамильтон, почти не нарушая сложившуюся уютную тишину. Флинт кивнул, а когда Томас попытался встать, чтобы потушить единственную догоравшую свечу, он лишь крепче прижал его к себе, так же тихо поясняя: - Не стоит, мне нужно видеть тебя, – на эти слова Томас так и не ответил, поддаваясь странному настроению его капитана. Он чувствовал, что случилось что-то выведшее Джеймса из привычного равновесия, но до тех пор, пока Флинт сам не решит заговорить об этом, Гамильтон торопить его не собирался. Наконец, спустя несколько минут длительного молчания, Джеймс слегка хриплым голосом произнес: - Я знал, что не все разделяют мои взгляды, но даже предположить не мог, что настолько заблуждаюсь. Сильвер понимал их лучше меня, а я все не хотел в это верить... Знаешь, я ведь понятия не имею, что с ним теперь. В нашу последнюю встречу я был готов убить его за предательство, сейчас-то я понимаю, что без него я никогда бы не нашел тебя, и неизвестно, остался ли жив сам, но тогда я был к нему слишком несправедлив. В последнее время я слишком часто думаю об этом. Мы слишком неправильно расстались, я не хочу, чтобы мы помнили друг друга такими, какими были в последний раз. Флинт говорил об этом почти неизвестном Томасу человеке с такой неподдельной теплотой и сожалением, что ни оставалось никаких сомнений в том, что чувствовал Джеймс к нему. Так он говорил только о самых близких и, очевидно, сейчас скучал по Сильверу даже больше, чем сам готов был признать. - Может, уже расскажешь, что было между вами? Ты ведь знаешь, я никогда не осудил бы тебя, просто мне нужно знать о человеке, так много значившим для тебя. - Нас с ним связывало особое чувство, - начал Джеймс, осторожно подбирая слова. Он так много раз хотел рассказать о Джоне подробнее, но каждый раз что-то останавливало его. Сейчас же он понял, что просто не сможет и дальше молчать о том, что чувствует. – Подобное бывает, пожалуй, только из-за постоянно риска, в боях или на войне, когда ты безоговорочно доверяешь человеку самое важное – свою жизнь. Тогда между людьми не существует привычных понятий: любовь, дружба, привязанность – все они смешиваются в одно, сильное и всепоглощающе чувство, которому я не могу дать название. Без этого чувства, без самого Сильвера мне было бы слишком тяжело жить той жизнью, что я избрал для себя, особенно после смерти Миранды. Но я и представить себе не мог того, как мы общались бы в «мирное время», когда нас перестали бы связывать прошлые отношения. Я не любил его так, как тебя, но не стану отрицать, что любил по-другому. Но эти чувства были обречены. Даже если бы он испытывал ко мне то же, мы с ним долго не пробыли бы вместе, слишком уж стали похожи друг на друга последнее время. Быть может, я действительно хотел этого, бывали моменты, когда мне казалось, что и он этого хочет, но для нас любые отношения за пределами той грани опасности, на которой мы оба постоянно находились, рискую в любой момент расстаться с жизнью, были бы полностью бессмысленны. Мы с ним оба невероятно сильно воздействуем на людей, но с такой силой нельзя воздействовать друг на друга; два огня, схлестнувшись, могут все вокруг спалить. Он по своей натуре серый кардинал и всегда невольно или намеренно стремился бы управлять мной, а я этого не смогу стерпеть. Мне даже кажется, что он мог управлять мной ещё во время наших совместных кампаний, если бы захотел. Да он это и делал, собственно. Так что нам было бы тяжело вместе: мы не любим уступать, не любим подчиняться. Я всегда дорожил им, и буду дорожить как другом, преемником, способным и совершенно незаурядным человеком. Мне нравится его ум, непредсказуемость, загадочность – все это интригует. Я всегда буду чувствовать к нему что-то, и будь он здесь, эти чувства только усилились бы, но они недолговечны, когда слишком сильны. Рано или поздно все это закончилось бы не в лучшую сторону. И все же Сильвер теперь такая же часть меня как ты или Миранда, но между нами есть та черта, которую невозможно перейти, не испортив все то, к чему мы так долго шли. А если и переступить её, за ней не будет ничего, кроме пустоты, когда наступил бы мир, мы бы четко это увидели. Тогда же я просто не хотел быть один, после смерти Миранды он в некотором смысле заменил мне вас обоих. Джон понимал меня лучше, чем кто бы то ни было, лучше даже, чем я сам. Он мог предвидеть каждый мой шаг, каждое мое действие, для меня до сих пор он слишком опасен. Наши отношения всегда были острыми, а остроты в моей жизни и без того достаточно. Я не хочу бояться, что меня ударят в спину, а Сильвер на это способен. Не из-за злобы ко мне, возможно, он вообще никогда бы так не поступил, но осознание того, что он на это способен, что его все же нужно опасаться не могло дать мне того, чего я хотел. Вы с Мирандой всегда были только моими, а он никому не принадлежал и это-то я в нем и любил. Я не хотел, чтобы он становился моим, потому что тогда бы он прекратил быть собой, а иного пути для себя я не вижу. Для меня он навсегда останется загадкой, это восхищает и утомляет одновременно. Для того чтобы чувствовать себя по-настоящему счастливым, я должен полностью понимать того, с кем разделяю жизнь, а с ним это невозможно. И все же я до сих пор скучаю по нему. Я должен хотя бы раз увидеть его, чтобы убедится – мы больше не враги друг другу. Когда он закончил, Томас уже окончательно сложил в уме образ Джона Сильвер, вызывавшего у него весьма смешанные чувства. Это была не ревность, Гамильтон был выше этого и слишком хорошо понимал, что Флинт не обязан был хранить ему верность. То, что он чувствовал, больше походило на сожаление о том, что Джеймс так сильно привязан к человеку, с которым их связывало столь трагическое прошлое. Томас ещё в самом начале их пути осознавал, что рано или поздно ему придется расстаться с Флинтом, слишком нереальным казался иной исход. Он всегда хотел лишь, чтобы Джеймс был счастлив и был готов жертвовать для этого всем. Его прошлые речи о Сильвере наталкивали на мысль, что именно с ним Флинт сможет обрести то, что желает, но после сегодняшнего признания стало очевидно обратное. - Ты все ещё может это сделать, - решил все же попытаться подбодрить его Гамильтон, - как только слухи о тебе улягутся, ты сможешь свободно путешествовать, где пожелаешь. Не думаю, что тебе с твоим многолетним опытом будет сложно найти его, если ты действительно этого захочешь. Джеймс не ответил. Он и сам думал об этом, но пока не хотел ещё сильнее бередить старые раны, нанесенные таким отвратительным прощанием с его единственным другом. И все же после того как он выговорился, ему стало значительно легче. Было приятно начинать строить свою новую жизнь с истинной правды, раскрывая все свои прошлые тайны и не боясь встретить со стороны любимого человека ни капли осуждения. Однако в этот момент что-то омрачило его мысли, на миг он задумался и затем бесстрастно произнес: - А ты? – спросил он так неожиданно, что сначала Томас даже не понял, о чем идем речь. – Был ли ты с кем-то все это время? - В зависимости от того, что ты имеешь в виду, Джеймс. Про бедлам нечего и говорить, но на плантации были люди, с которыми я общался какое-то время. Дружбы я ни с кем не заводил, слишком привык к одиночеству в лечебнице, да и после всего, что со мной было, я слишком долго приходил в себя. Конечно, я все же привязывался к некоторым товарищам по несчастью, туда ведь ссылали не только должников, были среди них люди незаурядные, тоже чем-то неугодные своими идеями, но все это было лишь временно. Некоторые из них попытались сбежать и погибли, некоторые умирали от болезней, в одно лето у нас свирепствовала лихорадка, я и сам чудом остался жив. В общем, привязываться к кому-либо было попросту опасно, ведь неизвестно, выживут ли они там. А что касается физической близости, то после лечебницы я долгое время просто не мог. Когда же силы ко мне вернулись, в этом просто отпала необходимость, среди нас были, конечно, те, кто разделял мои предпочтения, но на фоне постоянной усталости подобные потребности уходили на второй план. Не буду лгать, что, сложись все иначе, я бы вряд ли пробыл столько времени один, но тогда иного выбора у меня не было. Но что насчет тебя? Уверен, Миранда никогда не стала бы тебя ограничивать в твоих желаниях. - Никого не было, - честно признался он, - я слишком любил её, да и не чувствовал особого влечения к кому-то другому. Ей я никогда ничего не запрещал, сам знаешь, какой у неё был характер, - невольно улыбнулся Джеймс, вспоминая, с чего все начиналось, - но мне было достаточно её одной. Что-то во взгляде Томаса при этих словах заставило Флинта насторожиться, но воспоминания о только что произнесенном им признании затмили собой любые опасения. Джеймс, конечно, понимал, что Томас едва ли мог вести такую же жизнь на плантации, как прежде в столице, но осознание того, что он был совсем один, заставляло Флинта ещё сильнее испытывать к нему нежность и какую-то ненормальную, всепоглощающую любовь. После сегодняшних взаимных признаний о том, что, как оказалось, они оба остались верны друг другу во всех смыслах этого слова, его с новой силой тянуло к нему, будто бы только из-за желания наверстать упущенные за годы разлуки моменты. Томас испытывал то же самое, даже его страхи по поводу недолговечности их новых отношений на время отступили, позволяя ему отдаться на волю Флинта и забыться в ощущениях.