***
- Если и в этот раз не будет никаких новостей, нам придется отчаливать и плыть без них, – озвучил утром третьего дня Сильвер, – их могло выбросить в сторону Каймановых островов, так что здесь мы о них все равно ничего не услышим. Джон пытался сохранять спокойствие и по мере сил сдерживать ту странную компанию, что была у него в руках. В другой ситуации его нынешнее окружение могло даже показаться забавным, однако сейчас он был далек от веселья. С каждым днем все становилось только хуже: в любой момент они могли лишиться судна, а от того, ради кого он вообще изначально вышел в море, не было никаких вестей. Предчувствие чего-то дурного почти ощутимо давило на плечи. Смутное ощущение тревоги преследовало не одного его, Гамильтон, с которым Сильвер говорил в этот момент, с трудом скрывал схожие чувства: - Я понимаю… – начал было Джон, но Томас его перебил: - Очень сомневаюсь; лично я сейчас в таком шатком положении, в котором не был ещё никогда. Все эти люди, которых волнует только вопрос о том, как бы убраться отсюда поскорее, винят меня в задержке, и это только потому, что пока не смеют обвинить в происходящем тебя самого. Они в шаге от того, чтобы зарезать меня и известно что сотворить с леди Эш; моя жизнь и её честь почти всецело зависят от тебя, а временами я не уверен, сможешь ли ты сдержать этих людей. Но все это ничто по сравнению с тем… Да, я пытаюсь не думать о нем слишком много, он бывал в переделках и похуже, но одно дело слышать о них от него самого и совсем другое… – он сделал неопределенный жест рукой, не зная, как объяснить, что он сейчас чувствовал. - Думаю, ты переоценил свои силы, когда сказал, что сможешь отпустить его. Привыкай, с ним так всегда; по крайней мере, твоя жена умела жить с этим чувством постоянно. Что же касается твоих опасений, то позволь мне самому решать вопросы с командой и впредь не вмешивайся в мои дела; я дал ему слово, и я сдержу его. Прозвучало это резко, даже грубо, но Джону было все равно, вернее – он этого и добивался. Что-то во всем этом было не так, Сильвер сам чувствовал и, скрывая свое волнение, старался, чтобы никто из окружающих явно не выказывал его. На Гамильтона было жалко смотреть: они почти не спал эти три дня, проходил каждый день больше пятнадцати миль, выискивая любые сведения о произошедшем. Он ни с кем не говорил, даже с Эш, игнорируя её попытки хоть как-то помочь. Сильвер даже не сочувствовал ему: Гамильтон получил по заслугам. Если бы речь шла не о Флинте, он бы даже не пытался глушить у себя в душе мрачное злорадство, рожденное завситью. У Гамильтона был шанс завладеть Флинтом безраздельно, Сильвер знал, что Джеймс настолько любил его, что смог бы измениться вопреки всему. Однако Томас из-за пустого благородства избрал другой вариант и теперь расплачивался за это. Но самое главное, Сильвер был уверен: даже если дело обернется в лучшую сторону, Гамильтон останется верен своему решению и снова предоставит Флинту свободу, а не настоит на прекращении этого безумного кошмара, от которого он, Сильвер, мог освободить их обоих. Это бесило, раздражало и выводило из себя; Джон никак не мог понять, какими силами Томасу удается держать себя в руках, он ведь видел, какого ему сейчас. Если бы он был на его месте и знал, что может любовью удержать рядом с собой Мади, он бы сделал это и не стал бы подвергать её опасности – иначе это не любовь, а самолюбие, в котором личные принципы важнее. В поведение Гамильтона было что-то такое, чего он не мог понять: либо крайняя степень эгоизма, либо безграничное самопожертвование. Оба этих качества были совершенно бесполезны, даже вредны, так что Джон своими советами не столько хотел задеть его, сколько пытался помочь, не прибегая к банальной лжи, которая все равно, он знал это, на Томаса не подействует: - Подумай о том, что так будет всегда, если ты не остановишь его, когда он вернется. - Спасибо за заботу, Джон, – сухо ответил на это Гамильтон, спускаясь в шлюпку, в которой его уже ждал Алекс. – Если сегодня вернемся без известий, завтра сможешь отплывать, я возражать не стану. Сильверу ничего больше не оставалось, кроме как проводить его взглядом. Джон настолько погрузился в свои мысли, что не сразу понял, что кто-то обращается к нему. Обернувшись, он встретился взглядом с Билли и тот повторил сказанное: - Выходит, твоя теория не работает. - Что ты имеешь в виду? - Когда ты начал сближаться с Флинтом, ты сказал, что боишься погибнуть, так же, как и предыдущие его спутники. Это, – Билли указал на удаляющуюся шлюпку, – человек из прошлого Флинта, и он все ещё жив. - Пока что, – пробормотал в ответ Сильвер, невольно возвращаясь в воспоминаниях к подобному разговору в штилевой полосе. – Какое тебе вообще дело? - Просто хочу напомнить, что ты не единственный, кто выжил в схватке с капитаном, а значит ты не такой исключительный, как ты думаешь. - Все не оставляешь попытки нас рассорить? Напомнить тебе, чем все закончилось в прошлый раз? - Мне это уже не нужно; я лучше посмотрю, как Флинт снова обведет вас всех вокруг пальца, а с тобой у него вообще свои счеты, как скоро он решит отомстить тебе за предательство? Ты ведь не хуже меня знаешь, что не единому его слову нельзя верить, и что бы он тебе не сказал, нет никаких гарантий, что он не воткнет тебе нож в спину. Я просто хочу напомнить тебе: не выбирай его сторону снова. Сильвер слушал, слегка склонив голову, даже не глядя на штурмана, всем своим видом выражая усталость и не желание вновь выслушивать все это. - Если кому-то из нас и стоит бояться возмездия за старые грехи, то только тебе. На тебя все ещё смотрят как на предателя, и лишь вопрос времени, как скоро тебя захотят увидеть повешенным. Не ускоряй событий, строя заговоры против меня или Флинта, ничем хорошим для тебя это не закончится. - Главное, чтобы для него все закончилось плохо. И я добьюсь своего, будь уверен. К вечеру, когда почти совсем стемнело, вдалеке замаячил огонек подплывающей к ним лодки. Сильвер к тому времени окончательно убедился в своем решении отплывать от этих берегов, успокаивая себя тем, что Флинт поступил бы так же. Джон уже не надеялся получить о нем и остальных какие-то известия, особенно теперь, когда уже три дня прошло с момента их исчезновения, и потому даже не стал выходить из капитанской каюты, но шум на палубе привлек его внимание. - Что здесь происходит? – громко спросил он, перекрикивая гул голосов. Опираясь на костыль, он быстро прошел к грот-мачте, её остаткам, рядом с которой сейчас собрались все, включая двух вернувшихся разведчиков. - Они все у них, – ответил ему Билли, кивая в сторону берега, – Рэкхем, Флинт и остальные. Их взяли у мыса Негрил и сейчас наверняка везут в Порт-Ройал. - Блядь, – пробормотал Сильвер, лихорадочно соображая, что можно предпринять при таких обстоятельствах, – откуда узнали? Вы уверены, что это не ложь? - В Шеффилде только об это и говорят, – послышался уставший голос Алекса, рассказывавшего все это уже не первый раз, – мы не узнали об это ещё раньше только потому, что слухи не дошли досюда в полной мере. Многие своими глазами видели погоню недалеко от берега. Больший военный корабль, только что вышедший из порта, против потрепанного штормом «Рейнджера»; исход был предрешен. - Ты уверен, что это был именно Рэкхем, мало ли кто ещё ошивается здесь поблизости? – продолжал допытываться Сильвер, краем глаза посматривая на Гамильтона, державшегося в тени. - Многие видели его корабль раньше, вы ведь плавали здесь, так? Последний раз ограбили кого-то близ Очо, оттуда власти и узнали о Рэкхеме. Да и плыли они достаточно близко, чтобы «Рейнджер» можно было разглядеть с берега, а до остального догадаться несложно. Некоторые говорят, что слышали мушкеты, значит, брали на абордаж. - Тогда Флинт точно мертв, – подытожил Билли Бонс, – он бы не сдался, а раз уж омарам удалось победить, то значит он и, вероятно, Энн и Мэри мертвы. Над остальными наверняка проведут показательный суд и повесят у входа в бухту в назидание. - Нам нужно как можно скорее убираться отсюда, пока нас не постигла та же участь, – заметил кто-то из команды, но Сильвер жестом остановил его. Он обвел весь немногочисленный экипаж взглядом и, остановившись на Билли, сказал: - Завтра. Утром мы отчалим отсюда, а пока заканчивайте с ремонтом . - Но, капитан, ночью уходить будет гораздо удобнее! Если нас увидят… - Нас могут увидеть и ночью, что с того? Корабль, на котором мы идем, ни разу не был замечен у местных берегов, никто из нас не сходил на берег. Ежедневно здесь ходят десятки таких же шхун, если мы задержимся ещё на некоторое время, никто нас даже не заметит. Тем более мы настолько в плачевном состоянии, что никому и в голову не придет, что мы представляем опасность. А теперь расходитесь по своим делам, до завтра мы не тронемся с места. Когда все разошлись, недовольные, но не смевшие возражать, Билли схватил Джона за руку, не давая скрыться с палубы: - Что ты задумал? Только не говори, что ты хочешь попытаться вытащить Флинта оттуда! - Даже если так, что с того? – огрызнулся Сильвер, вырываясь из твердой хватки. – Я смогу спасти не только его, но и остальных. - Джон, что бы ты ни задумал, остановись. Ты погубишь всех нас, чтобы спасти одного только его, не вздумай это отрицать. - Я не самоубийца, – отрезал Джон, – но пока будет возможность спасти хоть кого-то из них, я не оставлю надежду вытащить их оттуда. Бонс ещё некоторое время стоял напротив, глядя на Сильвера так, как смотрят на безнадежно больных людей, но в итоге отступил, сказав напоследок лишь одно: - Ты окончательно стал таким же безумным, как он. Сильвер молча проводил взглядом широкую спину Бонса и, стиснув челюсти, решительно направился к тому, с кем оно ещё мог иметь дело на этом проклятом корабле, стараясь не думать о словах Билли больше, чем нужно: - Пойдем, нам нужно придумать, как спасти его. Томас без колебаний последовал за ним в каюту, и только здесь в неярком свете Джон смог разглядеть его получше. Взяв со стола стакан с ромом, он протянул его Гамильтону: - Ужасно выглядишь, выпей, – сказал он, сам отпивая прямо из горла, – давай, хуже не будет. Томас отпил, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, и без особой надежды осведомился, будучи уверенным, что, пожалуй, он один в это верит: - Думаешь, он действительно смог выжить? - Мы оба знаем, что он за человек. Раньше я бы тоже подумал, что он погиб, сражаясь, но сейчас слишком многое изменилось. Флинт не идиот: если бы он понял, что отступать дальше некуда и единственный шанс спастись – сдаться, он бы это сделал, пообещав себе, что впоследствии расквитается с обидчиками. По крайней мере, есть только два варианта: либо он мертв, либо у них в руках. И как по мне лучше поверить во второй, чем всю жизнь винить себя. Так что да, я верю, что он жив, поэтому мы должны помочь ему. - Я не был уверен, что ты станешь рисковать, когда шансы так ничтожны, – честно признался Томас. - Давай не тратить время на размышления об этом, – резко ответил Джон, вспоминая совсем недавние слова Бонса, – лучше постарайся придумать, как нам освободить его. Сильвер едва удержал себя от того, чтобы добавить, что и в прошлый раз шансы были невелики. Это известие поколебало его сильнее, чем он готов был признать. Страх за Флинта только усиливал неприязнь к Гамильтону. Джон презирал его за то, что имея возможность влиять на Джеймса больше, чем кто бы то ни было, Томас все равно упустил его и от последствий этого безрассудного решения могут пострадать все, кто так или иначе связан с капитаном. На острове Скелета он рисковал всем, когда шел на это «предательство», Бог знает, как тяжело далось ему это решение. Он мог навсегда лишиться Флинта, или ещё хуже: стать его заклятым врагом. Джон до сих пор не верил, что Джеймс простил его за это. В конце концов, он мог лишиться своей жизни, чуть не потерял Мади из-за этого решения, и все же все обошлось, он победил. И вот, когда уже, казалось бы, все конечно, Флинт снова появляется на горизонте, угрожая разрушить все, к чего он с таким трудом достиг. Когда Сильвер чужими руками связался с Гамильтоном на плантации, передав ему письмо, он надеялся найти в этом человеке союзника, который помог бы спасти Джеймса от неминуемой гибели, а теперь ему снова приходиться рисковать ради Флинта, хотя всех потерь можно было бы избежать, не будь Гамильтон таким эгоистом. Но теперь, однако, было не до этого. Джон попытался выкинуть все ненужные мысли из головы и сосредоточиться на деле: - Флинт рассказал тебе, где зарыл сокровища? С ними можно было бы попытаться выкупить его. - Нет. Он собирался составить карту острова, чтобы в подобном случае я смог их найти без его помощи, но не успел. Джон выругался, с досады ударив костылем об пол: - Других сбережений, полагаю, у вас нет? - Они есть, но, возможно, их будет недостаточно. Флинт что-то припрятал в Брансуике, но к тому времени пока мы доберемся до этих денег, будет уже поздно. Сильвер ничего не ответил, соглашаясь, что времени у них действительно не много. Он все пытался вспомнить, не приходилось ли им с Флинтом выбираться из подобных передряг: - Будь у нас команда побольше, – рассуждал он вслух, – мы могли бы сделать то же, что и раньше – напасть на город, но сейчас нас слишком мало, при всем желании нам даже не удастся собрать людей поблизости… - Смотря для чего, – задумчиво добавил Гамильтон, – я не то чтобы разбираюсь в подобных вещах, но помню, как нечто похожее произошло в колониях десяток лет назад: можно попытаться захватить одного губернатора или коменданта крепости, для этого людей вполне достаточно. - Рискованно, но может сработать. Только толку-то? Вряд ли получится обменять жизнь одного человека на несколько десятков пиратов, тем более, некоторые из них настолько известны, что их поимку наверняка предадут широкой огласке. Народ взбунтуется, если власти пойдут на сотрудничество с нами, решив обменять жизнь какого-то вельможи на того же Флинта. Это бесполезно, никто не станет так рисковать. - А я и не говорю об обмене. - Тогда о чем? Предлагаешь вступить в сговор с комендантом, угрозами заставив его сотрудничать? Гамильтон кивнул и продолжил: - Знаю, что это может и не сработать… - Нет, это-то как раз получится, – перебил его Сильвер, – я видел, как непосредственная угроза собственной жизни или жизни близких заставляет человека делать самые ужасные вещи. Если взять в заложники какое-нибудь значительное лицо и заставить выбирать между жизнью и сотрудничеством, то большинство согласиться помогать. Только… - Сильвер не закончил и на несколько минут впал в глубокую задумчивость. - Нам нельзя будет просить слишком многого. - Отчего же? - Даже если представить, что у нас все получится, мы будем иметь в руках готового на предательство коменданта, он все равно не сможет сделать больше своих полномочий. Я к тому, что, например, захватив судью, нельзя заставить его помиловать всех. Окружающие либо почуют неладное, либо устроят самосуд. Точно так же и здесь: комендант сможет вывести из крепости, допустим для допроса или под каким-нибудь иным предлогом, не более двух в крайнем случае четверых человек, да даже четверо покажутся слишком подозрительными. Ему либо не позволят это сделать, либо усилят конвой, что для нас тоже ничем хорошим не закончится. Одни словом, даже если этот шаткий план сработает, мы сможем освободить только нескольких. Знаю, тебе, должно быть, плевать на всех, кроме Флинта, я понимаю, это нормально, но я был частью их команды несколько месяцев. Отвратительно выбирать кого из них спасти, а кого отправить на смерть. Сильвер закончил каким-то тихим и странным голосом. Он невольно перенесся на несколько лет назад, в тот день, который он поклялся себе никогда не вспоминать. Нервно проведя рукой по тому отвратительному для него самого обрубку, который ещё можно было называть ногой, он вовремя спохватился, не желая выказывать свою слабость, особенно перед Гамильтоном. Тот, однако, не мог этого не заметить: - Они все обречены, но в этом нет твоей вины. Сначала шторм, потом погоня, бой – все это уже произошло и теперь ничего не исправить. Сейчас у тебя только три варианта: уплыть отсюда, оставив их умирать, или попытаться освободить всех и обречь на смерть ещё и этих людей. Или же выбрать меньшее из зол. - Дело не в этом, я понимаю, что у меня не получится вытащить всех, но от этого не легче. Тем более, как я могу выбрать кого-то из них? Я знаю, как бы он поступил в подобной ситуации: вытащил бы самых полезных людей, кто мог бы пригодиться ему в будущем. Об этом легко рассуждать, но так отвратительно собственноручно отбирать людей как скотину на убой… После этого он замолчал окончательно, жестом попросив Томаса оставить его одного. Джон даже не заметил, как он ушел, весь погруженный в воспоминания о том ужасом дне. Тогда он отказался делать подобный выбор и поплатился за это, да так, что каждую минуту жизни помнил о своем решении. Сейчас обстоятельства были иными, но суть оставалось одна и та же, только в данном случае он не мог отказаться от этого. Но самое ужасное заключалось в другом: в отличие от прошлого раза он был готов принять этот выбор так, как это сделал бы Флинт. Его терзал не сам факт принятия такого сложного решения, а то, что, пожалуй, и Билли, и Хэндс были правы – он стал таким, как он. Сильвер теперь не мог понять, где заканчивался он и начинался Флинт, въевшийся в его разум, мысли и характер гораздо глубже, чем Джон хотел бы ему позволить. Это было страшное, неприятное и едкое чувство, когда не знаешь, где ты настоящий, а где то, что во что это настоящее превратили обстоятельства. Было жутко думать, что он потерялся в этом человеке настолько сильно, но Сильвер ощущал его влияние даже сейчас: чувство вины понемногу отступало, он все сильнее убеждался в единственном правильном решении, не тяготясь тем, что в результате этого решения погибнут люди, которых он мог бы спасти. Холодная логика и расчет успокоили его, возвращая мысли в привычное русло. Он не то чтобы забыл все, о чем совсем недавно думал, просто посмотрев на все происходящее глазами Флинта убедился в том, что проблемы как таковой не существует: он может спасти лишь нескольких, без лишнего риска только двоих, одним из которых, безусловно, будет сам Джеймс. Вторым Сильвер выбрал Джека за его ум, единственное, зато редкое достоинство. Если получится, Джон собирался попытаться освободить ещё и Бонни, таких бойцов, как она, всегда мало. Остальных же он знал лично и не видел в них никакой пользы, кроме обычной рабочей силы. Таких полно в любом порту, так что не велика потеря, тем более Гамильтон прав – они обречены. С такими мыслями он принялся размышлять о том, как лучше преподнести все это команде, солгать и заставить сотрудничать. Он действительно больше не чувствовал вины, но в последствии каждый раз, когда на него изредка находили минуты подобных сомнений, он почему-то часто вспоминал этот вечер и вместе с тем Флинта, чье незримое присутствие осталось где-то в глубине его души на долгие, долгие годы.***
К утру он принял окончательное решение, но не мог избавиться от навязчивой мысли, ещё с вечера крутившейся у него в голове. Время было раннее, но Джон знал, что Гамильтон почти всегда был на ногах. Разыскав его в той самой каюте, в которой они первый раз говорили друг с другом, он с ходу перешел к делу: - Ты ведь не станешь соваться туда за ним? - Разумеется, стану, – спокойно ответил Томас, даже не удивляясь такому раннему визиту. За эти две недели он как-то привык к Сильверу. – Каким образом ты планируешь отбить его у конвойных, если мы даже не знаем, на нашей ли стороне команда? - Я уже говорил, что они не проблема, заставить их не сложно. Дело лишь в том, что даже в этом случае, ты пойдешь с ними. - А что мне ещё делать? Ты бы смог бездействовать, если бы то же самое случилось с твоей женой? - Это другое; я-то уже не раз бывал в переделках, а у тебя едва ли есть навыки борьбы. - Спасибо за откровенность, но, возможно, ты меня недооцениваешь. Джеймс обучал меня, пока у него было время. Сильвер при этих словах ощутил какое-то неприятное чувство, но не смог бы даже самому себе объяснить, чем именно оно было вызвано. Он отчего-то тут же захотел оборвать этот разговор и позволить Гамильтону погубить себя по своей же вине. - Навыки без опыта не имеют никакого толку, – переборов себя продолжил он, неизвестно от чего горячась ещё больше, говоря уже с нескрываемыми чувствами. – Для чего эти пустые жертвы? Они ни к чему не приведут. - Даже если у тебя получится уговорить команду, нас все равно будет не так много, каждый человек имеет значение. Сказано это было таким безразличным, почти равнодушным тоном, что Сильвер, никогда не любивший этого напускного спокойствия и прекрасно понимавший, что Гамильтон боится, должен бояться, почувствовал едва ли не ненависть. Ему так надоело это притворство, что он не смог сдержать себя и сказал то, о чем думал почти все время с того самого разговора: - Ты ведь понимаешь, что это все твоя вина, да? – спросил он вполголоса, тяжело опершись на костыль. После бессонной ночи болела голова, он до смерти устал за эти несколько дней, но только теперь, когда он наконец сказал то, о чем подсознательно думал все это время, ему стало легче. Если бы Флинт был жив и невредим, они бы никогда не начали этот разговор, но сейчас, когда Джон понятия не имел, что с Джеймсом и удастся ли его спасти, он не мог отказать себе в желании высказать все, о чем он думал. – Ты ещё больший эгоист, чем он. - Может, просветишь меня, что в моих действиях такого эгоистичного? – все так же спокойно ответил Томас, внимательно следя за Сильвером снисходительным и будто бы насмешливым взглядом. Однако Джон продолжал смотреть прямо ему в глаза, так же спокойно и холодно: - У тебя был шанс все исправить, ты мог проявить настойчивость, уговорить его отказаться от этих безумных идей, но вместо этого ты поддался, спровоцировал его, позволив чувствам взять верх. Тебе было просто проще позволить ему делать то, что он хочет, чем попытаться спасти его. Но ты хоть представляешь, чего мне стоило его возвращение к тебе? Я дал вам обоим драгоценную возможность начать все сначала, а вы так бездарно её упустили! Похоже, жизнь тебя ничему не научила, и ты снова допускаешь те же ошибки! Из-за твоей слабости мы все сейчас в опасности, но ты даже не хочешь признать это. Знаешь, мне порой кажется, что лучше бы Флинт умер, нежели продолжил бы жить с тобой, раз уж никто из вас двоих не умеет ценить то, что имеет! Последние слова Джон почти прокричал, потеряв самообладание, что с ним случалось крайне редко. Со злости сжав зубы, он невольно отступил от Гамильтона, до этого стоявшего на расстоянии вытянутой руки, видя в его глазах такую ненависть, что несколько секунд ожидал от него удара: - Ещё одно слово… – Томас действительно схватил его за шиворот рубашки, возвышаясь над ним едва ли не на целый фут. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! Я стольким пожертвовал… – на последних словах голос его дрогнул, и он отступил на шаг. – И как я по-твоему должен был поступить, Джон? Предать его так же, как ты предал свою жену? Сильвер непроизвольно дернулся в его сторону, едва не замахнувшись костылем: - Не смей говорить о ней! В отличие от тебя я пожертвовал её чувствами ко мне, но спас от смерти. Ты же ради того, чтобы сохранить его расположение, позволяешь ему все, несмотря на очевидную опасность, потому что в глубине души знаешь - теперь ты значишь для него гораздо меньше, чем раньше; тебя одного ему никогда не будет достаточно! Томас мгновенно побледнел, но благо это было не так заметно в предрассветных сумерках. Он на секунду прикрыл глаза, зная, что запомнит эти слова на всю жизнь: - По крайней мере, мне хватает смелости признать это, – его глухой голос прозвучал совсем безжизненно. – Ты же побоялся проверять, лишив свою любимую возможности выбора. Эти слова оказали на Сильвера не меньшее влияние. Весь его запал исчез, оставив только горечь и стыд, он уже сожалел о том, что начал этот разговор. Тем более, Гамильтон как всегда был прав: Джон не просто побоялся проверять, что именно выберет Мади, он просто не захотел смотреть правде в глаза, зная заранее какой выбор она сделает. - И все равно я завидую тебе, – честно признался Сильвер, понимая, откровенность хуже уже не сделает, – у тебя был шанс, черт, я почти уверен, что ты и сейчас сможешь его отговорить, если захочешь. У меня такого шанса не было, а ты просто не хочешь им воспользоваться. - Потому что я, по-твоему, эгоист и слабак, неспособный проявить твердость? Джон на это лишь махнул рукой: - Может быть, я и не прав, но другого объяснения твоему поведению я не вижу. Я ведь привел его к тебе не только потому, что не хотел продолжения войны. Я сделал это из-за того, что дорожу им, возможно, даже сильнее, чем ты. Я знал, что если он не остановится, то рано или поздно погубит себя. Иногда он говорил о тебе, так что я знал, какое влияние ты можешь оказать на него. С тобой он должен был найти покой, остановиться, перестать гнаться за недостижимым и успокоиться, наконец. Я не знаю ни одного человека, который перенес в своей жизни столько же, сколько перенес он. Он заслуживает быть счастливым, я хочу верить, что для него ещё не все потеряно, но раз уж даже ты не можешь его остановить, то я не знаю, способен ли он жить дальше. - Мы с тобой хотим одного и того же. Дело не в том, что я не могу его остановить, а в том, что он не обретет покоя до тех пор, пока не перестанет чувствовать себя бессильным. Он должен сам захотеть отойти от дел, только в таком случае он сможет обрести тот покой, который был бы для него не наказанием, а наградой. - Но ты-то должен понимать, что его цели недостижимы! – в отчаянии спросил Сильвер, надеясь, что не он один понимает эту истину. - Помнишь, ты сказал мне, что он хотел стать королем Нассау, вытравив оттуда Англию? Через два года после этого он был готов признаться перед палатой лордов в нашем романе и попросить помилование, чтобы заручиться поддержкой официальной власти. И я знаю, что моя Миранда добилась этой перемены, смогла убедить его в разумности такого выбора. Я всего лишь хочу объяснить тебе, что Флинт способен принять разумное решение и отказаться от войны в том масштабе, в котором он представлял её себе изначально. Но он не будет меня слушать до тех пор, пока не перестанет считать отступление предательством по отношению к Миранде. В глубине души он считает, что она погибла из-за его слабости. Теперь же он не может отказать от продолжения войны по двум причинам: предательство Миранды и страх за то, что из-за отступления, выказанной слабости, он рискует потерять меня. Из-за этого он считает невозможным совмещать ту жизнь, который он хотел бы жить, с той, в которой он может быть со мной. Я мог только словами убедить его в том, что он не виновен в смерти Миранды и отступлением не предаст её, ведь будь она с нами, она тоже попыталась бы остановить его. Но второе его убеждение было бы невозможно разрушить до тех пор, пока он бы своими глазами не увидел, что я не против той жизни, которую он себе избрал. Я надеялся, что если мы с ним вернемся живыми и невредимыми, он наконец-то перестанет бояться за меня и сможет жить спокойно и свободно, зная, что я всегда буду ему предан. - А ты не думал, что может произойти то, что, собственно, уже произошло? Томас на это ничего не ответил, но Сильвер и так услышал уже достаточно. - Но если мы наконец отойдем от метафизики и вернемся в реальность, - сказал он после продолжительного молчания. – Мне просто интересно, что ты собирался делать дальше, если бы Флинт все-таки отказался от войны? Мы ведь с тобой оба понимаем, что война стала его частью, под «отказам» я подразумеваю лишь то, что Джеймс не будет без раздумья бросаться в самое пекло и начинать заведомо проигрышные битвы. - Я столько раз слышал от него о тебе, о твоей жене, о том, чем она занимается. Мне казалось, помощь вам – самый естественный для него путь, я даже уверен, что он, пожалуй, задумывался о том же. Но ты и сам знаешь, все гораздо сложнее. Не будем обманываться, ему всегда было все равно на людей, пиратов или рабов, без разницы. Просто помогая Мади, он чувствовал бы себя нужным, обладал бы определенной властью, тем более, что любая противозаконная деятельность так или иначе приносила бы ущерб Англии. - Ты ведь не серьезно, да? Я все это делал только ради того, чтобы оградить Мади от его влияния. - Да, но ты не хочешь понять, что когда Флинт окончательно убедится в неизбежном проигрыше войны, он сможет двигаться дальше, а кто иной, как не он сам, сможет помочь Мади принять это. Но, разумеется, я бы не стал подталкивать Джеймса к такому решению, если бы не был уверен, что он для неё не опасен. - Допустим, – уклончиво ответил Сильвер, признавая резонность такого предположения, – а если бы он не стал помогать ей? Пусть он ценит свободу в любом её проявлении и уважает Мади, все же это не его стезя. Если бы он хотел остаться капитаном Флинтом, ты бы согласился на это? Я к тому, что такова его натура, но и ты – неотъемлемая его часть. Я видел, что с ним творилось в самые темные минуты, но даже тогда он никогда не забывал о тебе. Возможно, он просто не сможет отказаться от тебя, даже если захочет. Тем более, он всегда умел совмещать самые несовместимые вещи. Он стал одним из самых жестоких пиратов Нассау не после смерти миссис Барлоу: десять лет он жил с ней, становясь тем, кого мы с тобой сейчас оба знаем под именем Флинта. Я уверен, что он найдет способ достичь желаемого, одновременно сохранив тебя рядом с собой. То есть он-то смог бы так жить, а ты? Зная, что он может умереть в бою, попасть в шторм или штиль, сгинуть от лихорадки. - Джеймс был лейтенантом королевского флота, всем этим опасностям он подвергался и раньше. Точно так же будучи на службе короля он мог погибнуть от рук пиратов, как теперь может погибнуть от рук офицеров. Он мог бы умереть от оспы, не покидая стен родного дома. Знаю, что ты не разделяешь мои взгляды на этот счет, но я уверен, что от смерти не убежать, равно как её и не ускорить. Флинт бесчисленное количество раз подвергался смертельной опасности и выживал в безвыходных ситуациях. Я буду волновать за него в любом случае, но удерживать его только из-за этого было бы несправедливо. - От чего же ты сейчас так за него беспокоишься, если смерть, по-твоему, предрешена? Впрочем, ладно, не отвечай. Так значит, поэтому ты не боишься завтра умереть, думаешь, ещё не время? - Я просто не смогу быть здесь, гадая, что с ним, и не имея возможности ему помочь. - Мне тебя не остановить, ведь так? – спросил он без особой надежды и, не услышав ничего в ответ, кивнул сам себе. – Тогда слушай, чем ты действительно можешь быть полезен.***
- Объясни-ка ещё раз, почему мы должны это делать? Через час они оба поднялись наверх. Сильвер, собрав всю команду, пересказывал им ту интерпретацию плана, которая могла бы их заинтересовать: - Потому что Флинт единственный, кто знает, где зарыты сокровища. Неважно кому они принадлежали раньше, если мы сможем вытащить его, поставим свои условия. Мне нужно всего лишь несколько человек, которые отправятся со мной на берег, остальные просто должны ждать нас в условленном месте с поднятыми парусами, чтобы мы сразу же смогли отчалить. - Ты хоть понимаешь, насколько бредово это звучит? – Билли как всегда стал его главным оппонентом. – Хочешь сказать, что после всего, что между вами было, ты просто предашь Флинта ради сокровищ, что вы не перебьете нас всех поодиночке, когда мы станем вам не нужны? Каким образом ты вообще собираешься вытащить его? У нас нет ни людей, ни оружия, за нами могут отправить погоню, в конце концов, а мы едва держимся на плаву. С чего ты вообще взял, что он жив? - Я знаю его лучше, чем кто-либо, уверяю вас, он жив, – невозмутимо ответил Сильвер, зная, что преимущество в глазах большинства на его стороне. – Мои счеты с Флинтом тебя не касаются, Билли; как бы то ни было, он - единственный шанс найти сокровища, нельзя его упускать. - Даже если предположить, что ты сможешь его вытащить, то почему мы тогда не можем спасти остальных? - А кого мы должны спасать? Флинт имеет определенную ценность и ради него стоит рисковать головой, а все остальные? Ты плавал с ними столько же, сколько и я, сам знаешь всем им цену. Кроме того, если мы вытащим хоть кого-нибудь ещё, они могут потребовать свою долю сокровищ, изначально принадлежавшую Рэкхему, а, следовательно, и его команде. Хоть кому-нибудь из вас нужны эти сложности? По лицам людей было видно, что никому. Бонс же слушал Сильвера, почти не удивляясь тому, что тот говорил. Раньше, года два назад, по мнению Билли, Джон был не способен на подобную подлость. Теперь же он слышал в его словах речи Флинта, не желая даже вслушиваться в них и понимать резонность предложения Сильвера. Он видел лишь, как жажда наживы, искусно разжигаемая Джоном обещаниями о сокровищах с острова Скелета, напрочь застилала этим людям остатки мозгов. А соревноваться в красноречии с Сильвером было бы так же бессмысленно, как бить воду кнутом, и все же Бонс предпринял ещё одну попытку: - Вы ведь понимаете, что Окорок бросит вас, как только вы станете ему не нужны? – обратился он к команде, впервые называя Сильвера в лицо этим прозвищем, утвердившимся за Джоном в кругах «берегового братства». - Он даже не говорит, как именно планирует освободить Флинта. Понимаю, вам все равно на Рекхема и его людей, но позаботьтесь хотя бы о самих себе. - Раз уж ты такой заботливый, Билли, то скажи, где сейчас те, кто доверил тебе свои жизни? – не растерялся Джон, отвечая ещё более болезненным напоминанием о прошлом. – Я искренне рад, что ты встаешь на путь искупления, но не нужно решать за этих вполне самостоятельных джентльменов их дальнейшую судьбу и лишать их тем самым возможности получить сокровища. Что до моего плана, то он достаточно прост, но посвящу я в него только тех, кто согласится мне помогать. Это простая предосторожность, не хочу повторять судьбу Дэвиса. Упоминание о ещё свежем в памяти происшествии заставило замолчать всех недовольных таким условием. Предосторожность в свете не столь давних событий действительно казалось необходимой, и все же соглашаться никто не спешил. - Вижу, что вы не хотите меня слушать, – начал Джон своим каким-то особенным, тяжелым голосом. – Тогда просто напомню, что у вас только два варианта: либо встать на мою сторону и получить возможность завладеть частью сокровищ, либо спокойно уплыть отсюда, потеряв и деньги, и мое доверие. Я это запомню, расценив такой поступок как предательство, к слову, у меня чертовски долгая память. Не без скрытого самодовольства Сильвер наблюдал произошедшую с людьми перемену, теперь он был уверен, что все, за исключением, быть может, одного-двух человек, встанут не его сторону. Осознание того, что его имя наводило на людей не меньший страх, чем имя Флинта, странно-приятным чувством отозвалось в сознании, однако размышлять об этом было не время. - Что ж, джентльмены, как хотите, но мне кажется капитан прав, – Бен Ганн, как всегда, первый переметнулся на строну сильнейших, что, по правде говоря, в данной ситуации нельзя было поставить ему в упрек. Теперь их небольшой совет на опердеке представлял собой как бы две разные группы людей, одна во главе с Сильвером, поначалу державшимся особняком, а вторая с Билли Бонсом, который стоял в окружении команды. Однако после того, как Ганн перешел к Джону за ним потянулись остальные, кто молча, кто оправдывая свои действия кодексом или наживой. В конце концов на стороне Билли остался только он сам и Алекс. Но когда Сильвер уже собирался закончить это собрание, сказав пару слов об их дальнейшей судьбе, младший Бонс неверными шагами перешел на его сторону, извинившись перед братом и сказав что-то вроде «у меня свои причины». Сильвер при это лишь развел руками, как бы говоря, что он здесь не причем, внутренне удивляясь такому удачному сложению обстоятельств. - Александр, ты совершаешь ошибку, – попытался вразумить его Билли, но не успел Алекс ответить, как Джон взял ситуацию под контроль: - Вряд ли тебя удастся отговорить, ведь так? – риторически спросил Сильвер и, не дожидаясь ответа, тут же продолжил. – Лучше проследи за ним сам, Билли, вам обоим от этого будет только лучше. По большому счету, Джону, разумеется, было все равно до этих семейных разборок, но Билли был ему действительно полезен. Если с помощью Алекса у него могло бы получиться управлять им, то такой исход был только на руку. - Соглашайся, Бонс, Флинта ты всегда успеешь прикончить и после того, как мы узнаем, где сокровища, – неожиданно сказал кто-то из команды, и Сильвер склонил голову в знак согласия с таким неопровержимым аргументом. Билли обвел их всем тяжелым взглядом, избегая смотреть на Алекса, и ещё несколько секунд поколебавшись, потребовал: - Говори, что ты там задумал. - Что ж, джентльмены, – обратился Сильвер к собравшимся, – кто из вас ни разу не ходил в окрестностях Ямайки? Несколько человек выдвинулись вперед. - Так, вы трое и ты, Алекс, высадитесь на берег с ним, – он кивнул головой в сторону Гамильтона. – Наше судно войдет в порт не вызвав подозрений, его плачевное состояние сыграет нам на руку. Однако если мы слишком долго будем стоять на рейде, к нам рано или поздно подплывет береговая охрана, проверит шхуну и тогда велика вероятность, что кто-то сможет опознать меня или Билли, мы совсем недавно ходили здесь вместе с Джеком. Да и среди вас наверняка найдутся те, кто грешил у этих мест. Этого допустить нельзя. Мы отправим на берег шлюпку с теми людьми, которые не вызовут ни малейших подозрений. До вечера эти люди разузнают все, что нам нужно. К ночи я и ты, Бонс, причалим к берегу в качестве подмоги. Остальные останутся на корабле и будут держать его в полной готовности, чтобы отчалить, как только мы взойдем на борт. У кого-то есть возражения? - Что-то я не услышал о том, как именно ты собираешься вызволять Флинта. - Ты и не услышишь, это узнают лишь те, кто сойдет на берег. Это простая, но необходимая предосторожность. Хотя я все же напомню кое-что тем, кто подумает предать нас: пока я или Флинт живы, вас до конца жизни, в данном случае весьма близкого, будет преследовать один из нас. Кроме того, какие бы деньги вы не выменяли бы на эти ничтожные сведения, все они меркнут по сравнению с тем, что вы можете получить на острове Кидда. Надеюсь, все согласны? Опасения, однако, были излишни. Последний аргумент о сокровищах окончательно убедил людей, к тому же большинство так привыкло полагаться на чутье главарей, что попросту разучилось думать своей головой. В любом случае, до Порт-Ройала предстояло прежде всего доплыть. Поэтому спешно закончив с починкой, на что все равно ушло почти два дня, они направились вдоль южного побережья, это был самый короткий путь, но даже он при их скорости требовал нескольких дней пути в зависимости от ветра. Все это время Алекс, обычно разговорчивый и веселый, избегал Билли, боясь смотреть ему в глаза. Он не знал, как рассказать ему, зачем перешел на сторону Сильвера, и не нашел ничего лучше, как честно признаться во всем, что он скрывал от него раньше: - Так вот оно что, – хмуро обронил Бонс, выслушав всю историю от начала до конца. – Что ж, это многое объясняет. Билли хотел казаться бесстрастным, но в его слишком отчетливо звучала ироническая насмешка. С одной стороны, он был, конечно, рад тому, что причины такого странного поведения брата кроются не во Флинте: Бонс уже успел себя убедить, что Алекс попал под влияние капитана, как и все остальные. Однако правда оказалось лишь немногим лучше. Из-за этой девушки и в прошлый раз начались проблемы, теперь история повторяется. - Что Флинт будет делать с этими сокровищами меня ни капли не волнует, – продолжал насупившись Бонс, упрямо ведя корабль по проложенному курсу, – но вот что я тебе скажу: от женщин одни проблемы, особенно от этой. Разве не видишь? - Если бы не она, я бы никогда не нашел тебя, – обиженно пробормотал Алекс, защищая Эбигейл от несправедливых нападок брата, – да что такого плохого она может сделать? Она такая же жертва Флинта, как и все мы. - Из-за этой «жертвы» в прошлый раз сгорел целый город; если бы мы послушали Вейна, ничего из этого бы не случилось. - О чем ты? – взволнованно переспросил Алекс, несмотря на свое долгое знакомство с Эш не знавший толком ничего о том, каким образом она была связана с пиратами. – Что произошло в Чарльстоне? Я знаю, что Флинт сжег город в отместку губернатору, но причем тут его дочь? Билли в двух словах передал суть произошедшего: - Вот видишь? Держись от неё подальше, – закончил он свой рассказ, – все, кто так или иначе был связан с этой девушкой, мертвы: Лоу, Вейн, губернатор Эш, её отец, эта пуританка, что таскалась с Флинтом, да и его самого со дня на день повесят на площади. Алекс, хоть и был в корне не согласен с этим утверждением, ничего не смог отрицать, слишком шокированный услышанным. - Она правда была в плену у Нэда Лоу и у Чарльза Вейна, а затем ещё в лапах Флинта. И все равно выжила. Как такое возможно? Вейн был самым жестоким пиратом Нассау, как она могла остаться живой и невредимой в его руках? - К слову, Лоу был куда хуже Вейна. Чарльз вообще мало походил на того человека, которым его все представляют, – ответил совсем невпопад Бонс, погружаясь на некоторое время в воспоминания о смерти этого во всех отношениях незаурядного человека, – возможно, он единственный понимал этот остров по-настоящему… А что касается твоей Эш, – Билли пристально посмотрел на стоящего рядом с ним Алекса и, вспомнив о том, сколько хороших людей погибло из-за женщин, ещё раз предостерег, – держись от неё подальше. - Но не могу я же теперь отказаться от своих слов! Ты знаешь, что Сильвер грозился сделать с теми, кто сбежит, – прибегнул к последнему средству Алекс, в попытке отстоять свое право участвовать в завтрашней авантюре. Билли, выслушав этот довод, ответил не сразу. Он, конечно, понимал, что Сильвер просто запугивает экипаж, но все же полностью игнорировать его угрозы было рискованно. Но больше всего Бонс боялся не расправы, а того, что стоит только Алексу вступить в разговор с Джоном, как тот тут же переманит его на свою сторону, и тогда Билли уже ничего не сможет сделать. Разумеется, он мог бы сейчас все бросить, если понадобится, силой увести брата с этого проклятого корабля, но этому мешало одно непреодолимое препятствие: смутная угроза, все время исходившая от Сильвера, теперь обрела вполне реальную форму. Билли боялся не столько за себя самого, сколько за Алекса, до которого Джон при желании мог бы легко добраться и убить, хуже – настроить против родного брата. Алекс был ещё слишком молод, чтобы видеть мир таким, какой он есть; стоит ли говорить о том, как легко он мог подвергнуться влиянию такого искусного манипулятора как Сильвер. Да и его странная привязанность к этой девчонке, усиливающаяся вспыльчивым темпераментом и юношеским максимализмом, не позволила бы Алексу бросить свою затею по доброй воле. Оставалось лишь позволить ему самому убедиться в том, что ни к чему хорошему это не приведет, и проследить за тем, чтобы он при этом не пострадал. По крайней мере, судя по всему, в этот раз риски были не столь велики. - Послушай, – начала Бонс совсем изменившимся голосом, – я ведь о тебе беспокоюсь. Ты же должен понимать, что когда она получит свое, то исчезнет. Она вернется в Лондон, заживет прежней жизнью, в которой тебе нет места, и забудет о тебе. Но ты прав, отказаться от своих слов уже не получится. Только когда все закончится, постарайся забыть о ней, ты меня понял? Алекс только кивнул в ответ, не находя в себе сил не злиться, не ругаться с братом, желая отложить подобные разговоры до тех времен, когда все уже будет кончено.