Обещание

      Маленькие бактерии под микроскопом быстро передвигались из стороны в сторону. Они будто постепенно развивали собственную колонию. Удивительно, насколько быстро микроорганизмы адаптировались к окружающей среде. Достаточно было всего лишь двух поколений, чтобы они полностью приспособились. Например, недавно несколько особей были высажены в более прохладную среду. Разница всего два градуса, но для них это, наверное, было равносильно северному полюсу. Однако умерло всего две бактерии, а остальные размножились настолько, что пришлось их замораживать.        В этот раз был более рискованный эксперимент: повышение температуры аж на десять градусов. На самом деле, было страшно, потому что спалить маленьких существ не хотелось, но они удивительным образом изменяли свои возможности. Сбивались в группки и поедали друг друга, после чего их кожа становилась всё плотнее и плотнее, пока не превращалась чуть ли не в настоящий панцирь. Удивительные существа.               В светлой, даже очень яркой лаборатории царила полная тишина. По крайней мере, игнорировать другие звуки было слишком просто для того, кто работает там каждый день. Тихо гудел холодильник, вентиляция перегоняла воздух, люминесцентные лампы тихо потрескивали. Иногда ко всем этим звукам прибавлялся тихий голос:         — Запись пятьдесят шесть. Как говорила в прошлый раз, я решила повысить температуру для эксперимента. Малыши быстро приспособились к новой среде. Удивительно, как они реагируют на неблагоприятные условия. Я не заметила агрессивно настроенных особей, они будто договариваются друг с другом, чтобы выживать. Возможно, они умнее, чем могут показаться. Нужно попробовать проследить за их мозговой активностью. Но, если честно, они такие маленькие, что это будет сложно. Попробую оставить их в более свободном пространстве, может, это спровоцирует рост особей. Конец записи, — девушка щелкнула кнопку диктофона, отложила его в сторону и откинулась на спинку кресла.        Глаза уже начинали болеть от постоянной работы с микроорганизмами. Яркий свет тоже раздражал зрачок.        Дверь лаборатории открылась с тихим шипением, с таким обычно пускали воздух в закупоренную банку. Учёная оторвалась от записей, глянула на вход, хотя прекрасно знала, кто там.         — Доброе утро, Тори. Уже работаешь? — мужчина в возрасте подошёл ближе, приобнял за плечи и поцеловал в лоб дочь.         — Доброе, папочка. Мне не терпелось провести эксперимент, почти всю ночь не спала.         — И как они?         — О, прекрасно! Представляешь, они поедают друг друга, чтобы справляться с повышенной температурой!         — Что?.. — мужчина замер у противоположного стола, обернулся и удивленно посмотрел на девушку.         — Да, я тоже была удивлена! Но они даже не дерутся ради выживания. Не знаю, как ты понимал возраст «Коллений»?         — У них его нет. Но можешь глянуть мои записи, я старался описать каждую секунду работы.               Виктория медленно отъехала от стола на стуле, после чего взялась за колеса инвалидного кресла и направилась к дальним шкафам лаборатории. Отец проводил её нечитаемым взглядом. Впрочем, если присмотреться, заглянуть так глубоко, что можно утонуть в этих чёрных бездонных глазах, можно взрыть их дно руками и откопать хорошо спрятанную тоску и боль. Боль отца, который не уберёг своё дитя от боли.        Тори прекрасно приспособилась к жизни в коляске, она даже не знала, насколько ужасна её участь. Из этой маленькой, почти нелепой семьи только старший осознавал, сколько всего упускает его дочь.        Девушка не без труда дотянулась до полки, где лежали записи о выведенной вручную колонии, названной странным словом «Коллени».       Эти маленькие существа всего за месяц из двух особей размножились почти до двухсот. Удивительно, но иногда их даже приходилось «отключать», чтобы не допустить перенаселения. Впрочем, это было не так страшно. Скорее всего они все просто погибли бы, если бы покинули стены лаборатории.        Хотя… нет, может и нет. Учитывая их умение приспосабливаться к окружающей среде, им понадобится не более недели, чтобы найти для себя наиболее удачную жизнь.         — Ох, вот как, — голос Виктории вывел мужчину из размышлений, заставил поднять глаза к столу.         — Что такое, милая?         — Ты написал, что Коли доживают до шести колец на теле. То есть это можно использовать как обозначение возраста?         — Да, вполне возможно. Они совсем маленькие личинки, когда рождаются. Я так и не понял, в какой момент у них появляются колечки, так и не получилось уловить этот промежуток.        — Тогда я поняла. Более «старые» особи отдают себя в жертву более молодому поколению. Удивительно! Я даже не думала, что у них всё так сложно. Как ты вообще смог вывести этот вид?         — Путём проб и ошибок, милая, — загадочно улыбнулся мужчина, но ничего более конкретного так и не сказал.         — Да ты мастер! — девушка рассмеялась, отложила папку с записями и подъехала к столу.        Мужчина подошёл к ней ближе, положил руки на плечи и чмокнул в макушку, пригладив после блондинистые волосы. Виктория напоминала свою мать. Все знакомые говорили, что девушка — копия отца, но сам учёный, каждый раз глядя на любимую дочь, вспоминал не менее любимую жену. Тори, наверное, могла бы стать самым счастливым человеком на свете. И сам он тоже мог быть счастлив. У каждого были свои предпочтения, но неужели любящая семья и приятное сердцу занятие не могло дать человеку радости?         — Па-а-ап, — протяжно позвала Виктория, уже не первый раз пытаясь достучаться до отца.         — Ох, да, цветочек?         — Опять в облаках летаешь. Смотри, я думаю попробовать провести ещё одно наблюдение, но мне потребуется большое пространство.         — Хочешь попробовать понять, будут ли особи увеличиваться?         — Читаешь мысли, папа-мастер! — Тори рассмеялась и придвинула ближе папку. В первом файле лежал диктофон, в других были заметки и записи, явно сделанные впопыхах, в возбужденном состоянии. Почерк и так был очень непонятным: витиеватый, скачущий, можно сказать истеричный. Наверное, его вряд ли кто-то смог бы разобрать, но, вероятно, у Тори была суперспособность.  — Вот, тут ты написал, что заселил их в слишком большое пространство и со временем особи начали становиться всё больше и больше. Хочу попробовать так же, но с новым результатом.         — И каким же? — мужчина придвинул к столу стул, сел на него и сложил руки в замок и чуть нахмурился.         — У меня где-то тут было… — Виктория начала быстро рыться на своём столе, перебирая те или иные бумаги, но, не удовлетворенная найденными записями, тут же небрежно откидывала в сторону.  — Вот, нашла! Коротко: я заметила, что если особь получает травму другие облепляют её, а когда уходят, то уже всё в порядке! — девушка протянула листы отцу и указала на нужные строчки. — Я, правда, не совсем поняла, что они с ней делают. Вполне возможно, что просто съедают, а если нет? Вдруг они помогают? Как мы, люди?         — И ты хочешь увеличить особей, чтобы лучше видеть их действия? Умный ход, цветочек. Хорошо, давай попробуем. Я сделаю небольшую оранжерею для них с благоприятными условиями. Ну, чтобы они не тратили время на приспособление.         — Да, а я тогда пока что найду наиболее живеньких особей. Штук десять хватит, как думаешь?         — Думаю, да. Они быстро размножаются, как бы много не было.         — В крайнем случае, мы поиграем в Богов, — Тори тихо рассмеялась. Она отъехала от стола в сторону, собрала на колени все нужные бумаги и направилась к дальнему шкафу. Старший учёный не стал мешать, отошёл к своему рабочему пространству и, сделав пару быстрых заметок на листе бумаги, прикрепил его на доску. Она и так была завалена какими-то картинками, записями, заметками, некоторые из которых были связаны цветными нитками. На самом деле, можно было выбрать одну, но ни одна не была досаточно длинной, поэтому приходилось связывать их между собой.               Работа снова пошла своим чередом. Каждый был занят своим делом, они почти не разговаривали, но иногда Тори подъезжала к отцу, чтобы что-то спросить или уточнить. Они занимались одним и тем же, но всё равно работали в разных направлениях. Дальше продолжали в своём темпе, не отвлекались день за днём, потом мужчина принёс большой аквариум, наполненный различными растениями, песком, почвой. Месяцем ранее оба выяснили, что это почти идеальная среда для «стур», поэтому решили не рисковать. Виктория уложила меж кустов небольшую пробирку, чтобы «стур» вышли сами, после чего загерметизировали пространство, поставили лампу с теплым освещением (заменив солнце), установили камеру для наблюдения и оставили в покое.        Долгое время ожидания вытягивало почти все силы из Виктории. Её отец, казалось, был вообще не заинтересован в итоге эксперимента, хотя, по правде говоря, когда в лаборатории никого не было, он мог часами сидеть у террариума и глядеть в него, несмотря на то, что его глаз не мог уловить микроскопические движения «стур». На самом деле оба были очень заинтересованы в ходе работы, но пока что ничего не могли сделать. Всё, что было необходимо, — время.              Прошло чуть больше месяца, прежде чем зоркий взор младшей учёной заметил движение в аквариуме. Присмотревшись, она поняла, что «стур» стали размером с небольшого слизняка, приобрели чуть зеленоватый, может, жёлто-коричневый оттенок и очень хорошо припрятались среди разросшихся кустиков и травинок.        Девушка в спешке вернулась к своему столу, схватила диктофон и включила запись. Управляться с инвалидной коляской одной рукой было сложновато, но от нетерпения и очень большого желания сделать можно было всё!         — Запись не помню какая! Я наконец заметила движение в террариуме, как и предполагала, стур стали больше! — голос Тори чуть дрожал, как и руки, она запиналась, говорила быстро, с восторгом, который так и кипел внутри неё. — Они приспособились к окружающему их миру, можно сказать эволюционировали! Удивительно, насколько быстро это произошло. Обычно подобные метаморфозы занимают не один год, а тот прошло всего сорок три дня, а они уже изменились до неузнаваемости. Особи, за которыми я наблюдаю в данный момент, имеют все те же характерные черты: маленькие ложноножки, колечки по всему телу, тёмную головку, но сейчас приобрели зеленоватый оттенок. Очень странно, ведь вокруг них нет хищников, им не от кого прятаться. Вполне возможно, что на это повлияла окружающая среда. В траве содержится хлорофилл и, может быть, он усвоился и в живом организме, как в цветах. Когда папа вернётся, попрошу у него разрешения изучить одну особь подробнее. Конец записи, — девушка выключила диктофон, отложила его на стол, но взгляда так и не отвела. Ей было страшно пропустить даже малейшую деталь своего «детища».                Она сделала несколько попыток оставить в покое террариум, но то и дело возвращалась к нему взглядом. Отец, как на зло, не появлялся, занятый другой работой в агентстве. Тори никогда не ездила вместе с ним, ей хватало занятий и дома, но каждый раз папа возвращался очень недовольный и уставший.       И в тот вечер пришёл такой же, поэтому девушка не стала его беспокоить, решив подождать до утра. Она так и не смогла уснуть ночью, всё равно поднялась и вернулась в лабораторию. Зажигать весь свет не стала, села у террариума, положила голову на руки и чуть улыбнулась.       Её идея оказалась успешна. Возможно, когда-нибудь она сможет стать такой же, как папа. Виктория даже сама не заметила, как уснула прямо за столом, а проснулась, когда отец осторожно откатил кресло назад, а саму её поднял на руки.         — М-м-м… пап, стур.         — Конечно, цветочек. Мы займёмся ими утром, — нежно проговорил мужчина, коротко поцеловав дочь в висок. Он не стал говорить, что утро уже наступило, хотел, чтобы его малышка отдохнула подольше. Вернул её в кровать, пришёл обратно за креслом, но замер, увидев копошение в террариуме. Несколько особей собрались возле другой, быстро переставляли лапки, наматывая на них свою слюну. Ученый присел у стола, не в силах отвести взгляд. Лежащая на травинке (они сделали ей кровать!) коления, видимо, была ранена, но всё ещё шевелилась. Другие три быстро закрывали большую для столь маленького тела дыру, выстраивая что-то вроде второй кожи из собственной слюны. Это заняло у них каких-то пять минут, после чего маленькие «врачи» отошли в стороны и просто наблюдали за собратом. Тот какое-то время ещё копошился, будто чувствовал боль, но когда слюна затвердела, он перевернулся на брюшко, поднялся на целые ложноножки и прошёлся. Он был в полном порядке. Единственное, что выдавало его предыдущую рану – отсутствующая пара ножек и слегка светлое пятнышко на боку.        Мужчина медленно опустился на колени на пол, провёл рукой по лицу. Сердце бешено стучало, в голове никак не укладывалось. Хватило лишь секунды, чтобы принять решение. Он вскочил, схватил ближайший скальпель и остервенело принялся резать и ломать герметичный материал, которым они закрепили крышку. Когда удалось поднять её, мужчина быстро раздвинул траву и кустики, нашел пострадавшую колению и осторожно вытащил из террариума. Она и вправду была в порядке, извивалась в его пальцах, пыталась укусить.        Учёный осторожно вернул крышку на место, упал на своё кресло и положил маленькую особь на стекло для микроскопа. Без жалости он надавил скальпелем на её «шею», отсекая чёрную головку, перевернул на спинку и медленно рассёк брюшко, стараясь не повредить «заплатку» и, настроив микроскоп, присмотрелся.        Оказалось, что не только внешняя оболочка была заполнена твердой слюной: некоторые внутренние органы стур были также «перевязаны». Видимо, они были повреждены (как же это так вышло?) и другие особи залатали их, чтобы спасти сородича! Удивительное поведение. Обычно все живые существа бросают слабых и раненных, а эти спасают. Может, дело в том, что у них нет угроз извне? Нужно попытаться заселить в террариум какую-нибудь птицу или что-то вроде того, чтобы посмотреть на поведение этих существ в случае угрозы.        Удивительные. Удивительные!        Мужчина, осторожно орудуя двумя пинцетами, отделил кусочек слюны-заплатки от тела стур, отодвинул её саму и начал осторожно изучать. Сначала не понял разницы, видел только, что цвет другой, а потом осознал: слюна имела тот же состав, что и «кожа» стура.       Но ведь это невозможно чисто физически! Может, она приобретает такой же состав, когда застывает? Нужно достать её в изначальном виде и изучить получше.        Ведь если они могут воссоздавать ткани, то…       Мужчина перевёл взгляд на рамку с фотографией, стоявшую на столе. Его жена обнимала его дочь. И они обе были такими счастливыми. Он протянул руку, осторожно взял фотографию и провёл пальцем по стеклу, прочертив контур щеки возлюбленной.               Нужно ещё несколько экспериментов…              Учёный поднялся из-за стола, смахнул ненужные остатки стура в мусорку и подошёл к террариуму. Убедившись, что крышка достаточно хорошо закреплена, он осторожно поднял аквариум и унёс из общей лаборатории. Теперь займется этим сам.               Когда Тори проснулась, на тумбочке у кровати стоял поднос с завтраком, недалеко было инвалидное кресло, в ногах спал наглый рыжий кот Барс, низким баритоном урчащий на одной ноте наслаждения. Девушка тихо рассмеялась, погладила его между ушей и почесала подставленный под пальцы нос.        Она подтянулась повыше, опёрлась спиной о подушку и изголовье, после чего перенесла поднос с завтраком на колени. Небольшая записка у кружки с чаем не сразу привлекла её внимание. Скорее, она привлекла внимание ещё сонного кота, который всё с тем же урчанием скинул её на кровать и принялся лениво пожёвывать кусочек бумаги.         — Ну, Барс! — почти возмущённо пробурчала Виктория, отвоёвывая записку. Не без труда, но она всё же смогла вырвать ещё уцелевший кусочек из лап наглого животного. Раскрыла, пробежалась глазами по строчкам. Папа-мастер снова уехал по работе. Просил не переживать и отдыхать сегодня.        А ведь обещал помочь со стурами…       Девушка вздохнула, наспех позавтракала и, даже не умывшись, вернулась в лабораторию. Но маленького террариума там уже не было. Стол отца был пуст, даже фотографии не было. Возможно, надолго уехал…       Девушка тихо вздохнула, хотела достать другие образцы из холодильника, но там тоже всё было пусто. Почему-то возникло ощущение, что лабораторию ограбили.        Но нервничать смысла не было, у отца бывали нередкие заскоки, когда он мог выгрести всё и уехать. Девушка лишь закатила глаза, оставила свой халат на вешалке (отцовского там, к слову, не было), закрыла лабораторию и вернулась в основную часть дома. Довольный столь скорым возвращением хозяйки, Барс запрыгнул ей на колени, удобно устроился «буханочкой», зная, что его не прогонят, и довольно задремал. Виктория действительно не трогала его, лишь глаза закатила, но так, для вида.        Приличия ради убралась в и без того чистой комнате, проверила холодильник, поняла, что два чересчур умных учёных решили, что питаться им, очевидно, не нужно, поскольку на полках стояли только просроченная бутылка молока и, видимо, вечная консерва с какой-то рыбой.               Из чего тогда завтрак готовил? Видимо, останется ещё одной неразгаданной загадкой вселенной.        Девушка хихикнула, подумав об этом, наскоро собралась и выехала из дома. Спасибо папе — с этим могла справиться и сама. Он лично очень долго думал как сделать спуск наиболее безопасным и удобным, поэтому теперь проблем не возникало. Только Барс был вечно недоволен этим спуском. Но тут его не особо спрашивали.         — Ты вообще должен дома сидеть, наглая морда, — буркнула Виктория, почесав недовольного кота за ухом.        Он почти всегда ездил с ней по магазинам и, что удивительно, никогда не убегал и ничего не боялся. Даже если какая-нибудь очень наглая собака начинала лаять, он смеривал её высокомерным взглядом жёлтых глаз, переворачивался на другой бок и лежал спиной к этой бестолочи. Удивительная стрессоустойчивость. Впрочем, признаться, Тори и самой было гораздо спокойней с Барсом. Он будто передавал ей своё безразличие.        Девушка неторопливо добралась до парка, чуть дальше которого находился магазин. Остановилась под тенью дерева, наслаждаясь лёгким ветерком. Увлечённая вечными экспериментами и работой, Тори и забыла, когда в последний раз гуляла вот так.       Она даже запамятовала, когда в последний раз говорила с отцом не о работе. Иногда возникало ощущение, будто он стыдится выходить с ней на улицу, но девушка знала, что это не так. Папа вообще редко выходил на улицу. За последние десять лет он стал затворником, выходил за дверь лишь по работе, но быстро пересаживался на машину или ещё какой транспорт. Тори знала, что ему просто больно. Каждый уголок этого города ассоциировался у него только с одним человеком — женой. Мама была дорога им обоим, но Тори, наверное, была слишком маленькой, чтобы так сильно зацикливаться на её потере. Отец же прожил с ней больше двадцати лет и… не смог пережить.               Виктория тихо вздохнула, погладила Барса меж ушей и грустно улыбнулась. Он поднял на неё глаза, долго смотрел, будто понимал, почему хозяйка так печалится. Старый наглый кот Барс переживёт их всех. Он тоже грустил, когда мамы не стало, но он же кот. Ему не пристало долго скорбеть. Впрочем, кто знает, что происходит в этой маленькой, умной головке, да?        Девушка чуть улыбнулась, снова вздохнула и взялась за колеса кресла, продолжая путь к магазину. Нужно было только придумать, как довезти сумки к дому. Может, попросить кого-то? Неудобно…         — Ох, будем решать проблемы по мере их появления, ладно? — будто обращаясь к Барсу буркнула Тори, дёрнув плечом.        Она заехала в магазин, улыбнулась кивнувшему ей охраннику и прихватила тележку. В планах было взять что-нибудь, что не портится в ближайшие пару дней. У них с папой всегда была такая проблема: забывали, а потом половина холодильника на выброс.               Она неторопливо проехалась между стеллажей, выискивая нужные продукты, иногда брала что-то с полок, складывала в корзину. Когда нужные продукты находились на верхних полках приходилось искать кого-то поблизости и просить помощи, но чаще всего люди были не против, понимая её положение. В целом, поход в магазин почти никогда не становился проблемой, потому что Тори любила жизнь. Она слишком рано лишилась возможности ходить, поэтому и не осознавала в полной мере размер своего несчастья. Впрочем, возможно так было даже лучше, поскольку ей не приходилось страдать и увядать, сидя за столом в своей комнате, наблюдая за тем, как другие люди веселятся и наслаждаются жизнью в полной мере. Ей хватало уютной лаборатории, где только недавно один из столов также был занят записями, приборами, бирками. Теперь же он был почти полностью завален совершенно другими вещами.               Расплатившись за покупки, Виктория уложила всё в пакет, повесила его на одну из ручек своего кресла и, закрепив узелком (спасибо папе за урок!), направилась обратно домой. В этот раз девушка решила сделать небольшой крюк, чтобы прогуляться, подышать свежим воздухом и вспомнить о том, что существует мир помимо четырёх стен её лаборатории. Несмотря на то, что осень медленно клонилась к концу, на улице всё ещё было довольно тепло, лишь ветер пробирался под ворот рубашки, щекотал шею и щеки, покусывая легким холодом. Иногда волосы попадали в рот, лезли в глаза. Это мешало продвигаться дальше, но такие мелочи почти никогда не раздражали Тори. Она старалась с позитивом относиться ко всему окружающему её.          — Вам помочь? — рядом появился молодой юноша, перехватив ручки инвалидной коляски, чтобы она не наехала на трещину в асфальте. Тори обернулась, встретившись со светло-голубыми глазами парня. Он чуть обошёл её, присел рядом, чтобы девушка не смотрела на него сверху вниз и улыбнулся.  — Извините, если помешал, просто я увидел, что Вас несёт к трещине, а коляска может сломаться.         — Всё в порядке! Мне наоборот стоит благодарить Вас, — Виктория улыбнулась юноше и кинула взгляд на яму. Надо же, не заметила. — Спасибо за неравнодушие.         — Я привык помогать тем, кто в этом нуждается, — Барс на коленях Тори издал недовольное «мрр», потоптался немного и ткнулся носом в руку юноши. Тот тихо усмехнулся, погладил его и зашептал что-то очень нежное.         — Простите его, он любит внимание.        — Всё хорошо, я люблю животных, а они любят меня. Ох, кстати… прошу простить мне моё невежество. Меня зовут Кайто, — юноша снова перевёл взгляд на Тори и протянул ей руку.         — Я Виктория, но можете звать меня Тори, — девушка с удовольствием пожала ладонь, ощутив, насколько тёплые у него пальцы. Сам парень был укутан почти с ног до головы: водолазка, плащ, гаврош необычно глубокого синего цвета. Впрочем, больше всего привлекали внимание его белые волосы, брови и ресницы.  — У Вас такая необычная внешность…        — Вы не первая, кто так говорит, — юноша поднялся на ноги и одёрнул плащ, чтобы избавиться от некрасивой складки.         — Ну, у меня скорее учёный интерес. Мой отец профессор наук, я ему ассистирую, нам, наверное, было бы интересно изучить Вас ближе.         — Надо же! Уже пугающе, — Кайто искренне рассмеялся. Кажется, его совсем не обидело то, как на него смотрела девушка. Возможно, это даже заинтересовало, ведь она смогла взглянуть на него с другой стороны.         — Простите, — Тори тоже рассмеялась, сложив руки в умоляющем жесте.         — В любом случае, давайте я довезу Вас до дома? Не хочу, чтобы с Вами что-то случилось, — отсмеявшись, наконец произнёс юноша.         — Конечно, я буду очень благодарна, — девушка заставила Барса лечь обратно на колени, уложила руки ему на спину и позволила новому другу взять на себя управление коляской.  — Простите, если лезу не в своё дело, но мне очень интересно: сколько Вам лет?         — Семнадцать. Не переживайте, я совсем не против разговора, — парень был абсолютно добродушным, может, даже чересчур доверчивым и открытым.         — Так интересно… Вы выглядите гораздо старше. Мне вот двадцать четыре, а выгляжу до сих пор на пятнадцать, — недовольно вздохнула Виктория, поджав губы.         — Знаете, говорят, что если человек всегда выглядит молодо, то он будет долго жить, чтобы привести в этот мир что-то новое и необычное.         — Надеюсь, это так. Хотя, наверное, это сложно будет сделать в инвалидном кресле.         — Поверьте, это далеко не приговор! Теряя одно, мы приобретаем другое.         — Да, я бы никогда не поверила, что вам семнадцать. Вы говорите слишком мудрые слова для подростка. Даже не знаю, плохо это или хорошо.         — Это не плохо и не хорошо. Мир не делится на чёрное и белое. Если пытаться отнести каждое событие к чему-то одному, мы просто не сможем жить без постоянной тревоги.         — Думаете? Но ведь Вы, наверное, не просто так рассуждаете… по-взрослому.         — Да… мне пришлось рано научиться заботиться о себе самостоятельно. Однако это привело меня к тому, что я уже в семнадцать являюсь неплохим специалистом!         — Правда? И чем же Вы занимаетесь?         — Мой учитель хантер, я пошёл по его стопам и тоже сдал экзамен. Сейчас заканчиваю медицинские курсы для зоологов, в следующем году мне нужно будет сдать ещё несколько экзаменов, а после смогу начать работу на интересующей меня территории, чтобы изучать животных и природу. Может, помогать им, в какой-то мере.         — Надо же… это звучит восхитительно, но так сложно. Неужели Вам не страшно? Ведь есть хищники, которые относятся очень агрессивно к людям?         — Это не совсем так. Чаще всего хищники проявляют агрессию только если ты заходишь на их территорию или находишься слишком близко к потомству. В ином случае они стараются избежать открытой встречи. Иногда даже приходят за помощью.         — Вы так много знаете об этом… Просто удивительно.         — Простите, наверное, я слишком много болтаю, — Кайто будто спохватился и смущённо улыбнулся, притормаживая у бордюра.         — Нет-нет, не стоит! Поверьте, мне интересно послушать о чём-то новом. Уверена, если я начну рассказывать о своей работе, мы с Вами застрянем здесь на пару часов.               Они оба рассмеялись, приостановившись в центре парка. Кайто присел на лавочку, чтобы поравняться с Викторией, снял головной убор и смял руками, будто смущаясь. Девушка снова завела какой-то лёгкий и непринужденный разговор, не переставая рассматривать необычного парня перед собой. На его губах играла лёгкая улыбка, в светлых, почти прозрачных глазах мелькало веселье и спокойствие.        Через время к ним подошёл ещё один молодой человек, но тот явно был старше Кайто. Они тепло поздоровались, и юноша обернулся к Виктории, чтобы представить друга.         — Простите, мне стоило сказать, но я совсем забыл. Это Денни. Он мой хороший друг, мы вместе заканчиваем курсы.         — Очень приятно! — Тори протянула руку и хихикнула, когда Ден манерно поцеловал её пальцы, будто разыгрывая какую-то сценку.  — Не переживайте, я всегда рада новым знакомствам! Иначе окончательно зачахну одна.         — Надеюсь, я не помешал твоему свиданию, — Денни подмигнул другу, но тут же получил тычок локтем в бок, отпрыгивая с громким смехом.         — Ты… простите его, — Кайто вздохнул, прикрыв глаза рукой, но смех Виктории немного разрядил ситуацию.               Дальше шли втроём. Ден нес пакет с продуктами, на его плече удобно устроился Барс, щекоча пушистым хвостом то нос, то ключицу; Кайто вёл вперёд инвалидное кресло, стараясь не слишком торопиться, параллельно развлекаясь каким-то забавным разговором; Виктория же чувствовала себя слишком неловко, давно забывшая о внимании окружающих. Ей было очень приятно, рядом с этими парнями совсем забывались тяжёлые будни и тысячи формул, крутящиеся в голове даже ночью.       К дому они приехали только когда начало темнеть, а от холода дрожали плечи и стучали зубы. Кайто и Ден помогли девушке заехать на порог, вернули пакет с продуктами на месте и, тепло попрощавшись, оставили её в компании Барса.        Девушка почти устала от столь насыщенного дня, хотя чувствовала себя очень счастливой и отдохнувшей душевно. Заехала домой, заперла за собой дверь, расставила продукты по полкам. Отец так и не вернулся, потому что во всем доме свет был выключен, а в лаборатории было всё так же пусто.               Тори приготовила ужин, накормила Барса, оставила тарелку на столе для папы и направилась к себе в комнату. Раз отец забрал стуров, ей предстояло заняться новой работой, но для этого нужно было вывести отдельную схему, а это дело не лабораторное.       Впрочем, можно подождать.         Девушка перебралась на кровать, расчесалась, достала какую-то лёгкую книжку, никак не связанную с наукой. Кажется, это был роман, который она не могла дочитать уже около месяца. Всё не хватало времени.        Но сейчас удалось сосредоточиться, оставалось каких-то двадцать страниц, когда Тори уснула, зарывшись лицом в подушку и уронив книгу на пол.               К её удивлению утром тарелка с ужином оказалась не тронута, дома ничего не изменилось. И на следующий день она так же осталась одна. Отца не было около недели. За это время Виктория успела начать новую работу, памятуя о заказе фармацевтической компании, которая просила проверить эффект новой формулы лекарства.       Папа вернулся осунувшийся, уставший, растрёпанный, но донельзя довольный и счастливый. Он расцеловал дочь в обе щеки, помог ей приготовить ужин и даже убраться, но потом всё же удалился к себе и спал больше суток.        Ничего толкового о своей пропаже он так и не рассказал: либо отмалчивался, либо уклончиво отвечал, что работа очень сложная и не подходит для неё. Конечно, это вообще не устраивало девушку, но она решила пока не дергать отца, чтобы не провоцировать ссор. В своё время они часто конфликтовали, но со временем это сошло на «нет», они научились говорить спокойно и решать конфликты мирно. Возможно, просто кто-то понял, что никого ближе для них обоих больше нет.               На самом деле, потом всё вернулось на круги своя. Виктория снова работала с отцом, хотя он всё ещё иногда пропадал в неизвестных местах, отмалчивался и ничего не отвечал. Девушка даже не пыталась выяснять, ведя работу над своими наблюдениями и экспериментами. Она уже почти забыла о столь захвативших её маленьких существах. Почему-то девушка решила, что они просто погибли, а папа, чтобы её не расстраивать, просто унёс их.        Она, конечно, упустила тот факт, что стуры приспосабливались к меняющимся условиям со скоростью химер, но так было проще думать о новых делах и работах. Иногда Виктория выходила на прогулку в парк, надеясь снова встретить веселого юношу, что засел в её голове ярким образом света, но больше он не появлялся. Потом выпал снег, выходить из дома стало почти невозможно, поэтому девушка лишь иногда сидела на пороге под навесом, укрывшись тёплым пледом, вдыхая резкий морозный воздух, наслаждаясь перекатывающимся по телу укусам холода.        После зимы пришла весна, дороги стали мокрыми, кое-где расквашенная земля превращалась в непонятное месиво из грязи, жухлой травы и перегнивших листьев. Хотя дорожка у дома была заасфальтирована так хорошо, что ездить по ней было не сложно, Тори снова увлеклась новой работой, позабыв о прогулках и внешнем мире.               Отвлеклась она только на отца, когда в очередной день он оттащил её от работы и повёз в личную лабораторию. Спуститься туда самостоятельно Виктория не могла, потому что находилась она в подвальном помещении, вела туда узкая лестница, в которую коляска даже не помещалась. Папа спустил её на руках, затем сложил кресло и принёс его тоже, возвращая всё на место.         — Ну, папа-мастер, что ты хотел показать?         — Потерпи ещё немного, — тихо посмеиваясь пробормотал мужчина, дрожащими руками открывая лабораторию. Наконец замок в двери тихо щелкнул, учёный отошёл в сторону и помог дочери заехать внутрь. Там было также ярко, как и в общей лаборатории, но первое, на что обратила внимание Тори был большой аквариум, в котором они выращивали стуров.         — Ты забрал его! Я думала, мы будем вместе работать над этим! Я почти два года мучилась, считала, что они погибли! — праведный гнев дочери свалился на голову, как тяжёлая ветка, но это почти не тронуло учёного. Он с горящими глазами поцеловал её в лоб и прошёл к дальней стене.         — Знаю-знаю, прости, цветочек, но я не мог поделиться этим. Боялся, что идея не выгорит, ты расстроишься! Не важно. Гляди, — он медленно спустил с ещё одного террариума плотную ткань, будто имитируя рассвет. В этот раз пространства там было гораздо больше: аквариум (если это можно так назвать) занимал почти всю стену, наверное, даже большую часть лаборатории! Из-за этого и было ощущение какого-то странного бардака вокруг: пришлось сдвинуть все столы, стулья и шкафы в сторону, чтобы разместить его тут. Как она не заметила такие работы прямо под домом?        Виктория замерла, рассматривая вполне разросшийся террариум, в котором на толстых ветвях плюща неспешно сновали туда-сюда стуры. Она даже не сразу узнала их:  настолько изменились эти маленькие создания.        Теперь они были больше, гораздо больше! Размером, наверное, от кончика пальцев до самого локтя, их тельце вытянулось, лапки стали больше, чем-то эти создания начали напоминать богомолов, но было одно очень явное отличие — хвост. У них вырисовывался небольшой, но очень цепкий хвост, который напоминал то ли жало, то ли отдельную «ногу».        — Боже… — тихо выдохнула девушка.          — Нравится? Ох, ты не представляешь, в каком я восторге! А знаешь, что меня радует ещё больше? Гляди, — мужчина дёрнулся к другой части лаборатории и сдернул ещё одну тряпку с небольшой клетки. Открыл ее, вытащил небольшую собачку и поставил на стол. Эта крошка ничем не отличалась от самой обычной собаки, но в глаза сразу бросались её задние лапы. Шерсть дворняжки была какого-то ржаво-коричневого цвета, а задние лапы были белые-белые, как снег.  — Я выяснил, что стуры могут восстанавливать части тела почти полностью, представляешь? Они очень быстро учатся. Достаточно показать что-то одной особи, как другие начинают перенимать её знания. Мне пришлось пожертвовать парой или другой собак, но эта…самый лучший результат. Они полностью восстановили его конечности! Кости, мышцы, связки, абсолютно всё! Единственное, ноги до сих пор не чувствительны. Думаю, им нужно ещё немного времени, чтобы научиться создавать нервные окончания.         — Ты отрезал собаке ноги… — слабым голосом прохрипела Тори.         — Нет, я их ампутировал. Это была почти операция!         — «Почти»? Ты хотя бы использовал анестезию? — губы дрожали, каждое слово давалось с невероятным трудом.         — Нет… то есть, да но… чёрт. Мне нужно было, чтобы раны были свежими, поэтому пришлось… да какая разница?! Цветочек, ты обрати внимание на ре-зуль-тат! Они полностью восстановили её… Смогут восстановить и тебя.         — Меня? — с ресниц на щеку сорвалась слеза. — Ты хочешь…        — Ох, дорогая… нет, нет, не плачь! — мужчина подскочил ближе к девушке, упал на колени перед ней и взял за руки. — Я ни в коем случае не причиню тебе боль, клянусь, цветочек! Просто… понимаешь, я провёл исследования, немного изучил наших малышей и понял, что они могут восстановить подвижность твоих ног! Они вернут тебе возможность ходить, понимаешь?         — Зачем?..        — З… зачем? Как это… зачем? — отец нервно усмехнулся. У него никак не укладывалось в голове. — Я хочу, чтобы ты снова ходила! Ты ведь столького лишаешься, ты сама не понимаешь, чего не имеешь!         — Вот именно: я не понимаю!! Папа, я всю жизнь в инвалидном кресле, я просто не знаю, что такое жизнь без него! Меня всё устраивает! Я хочу жить как раньше: работать с тобой, играть с Барсом, мне не нужно ходить!         — Почему ты не хочешь быть счастливой?!         — Я счастлива! У меня есть всё, чего только душа пожелает, как ты не поймёшь?!         — Это другое!! Неужели ты не хочешь найти любимого человека, завести семью, я же не вечный! — учёный вдруг схватил дочь за волосы, притянул к себе и встряхнул, больно дёрнув. Виктория вскрикнула, схватилась за его руки и попыталась оттолкнуть, но мужчина поднялся на ноги и потянул её за собой, полностью игнорируя коляску. Девушка не удержалась, рухнула на пол, кричала, цепляясь за руки отца, но умолкла, стоило ему содрать ещё одну ткань.        В стену был вмонтирован огромный инкубатор цилиндрической формы. Он был заполнен какой-то странной зеленоватой жидкостью, по ней медленно проплывали пузырьки воздуха или, может, какого-то другого газа, несколько труб разного диаметра и размера покачивались из стороны в сторону, но больше всего пугала маленькая фигурка человека. Это был ребенок на вид лет пяти, к его шее и животу тянулись те самые трубки, сам он лежал… точнее плавал в форме эмбриона, сложив ручки на груди, поджав ноги и склонив голову. У него — у ребёнка — были светлые-светлые волосы. Точь в точь как у самой Виктории.         — Я… очень старался. Посмотри, что я смог сделать? Это всё благодаря им — стурам. Они… запомнили организм съеденного ими существа и полностью воссоздали его, когда попали в благоприятную среду.         — Ты… — девушка не закончила. Она согнулась, схватилась руками за живот, её вырвало несколько раз. Из глаз градом сыпались слезы, всё тело дрожало, а рвота только усугубляла положение.        Отец опустился к ней, придержал волосы, заботливо вытер рот и дал попить воды, когда приступ тошноты закончился.         — Цветочек… прости, мне не следовало так… резко…        — Ты скормил им ребёнка? — просипела Виктория, не поднимая глаз.         — Не… не совсем. Я…         — Скажи. Как. Есть, — безапелляционно потребовала девушка.         — Я… связался с одним знакомым и попросил у него труп. Он работает в морге. Я никого не убивал, клянусь, родная! Это всё было только ради науки. Ради тебя. Ради нас!         — Ты делал это только ради себя, — Виктория наконец подняла глаза на отца. Мужчину как будто жаром обдало, он даже отшатнулся, увидев во взгляде дочери столько презрения и отвращения, что самому стало плохо.         — Не надо так, цветочек… Я же…        — Отнеси меня наверх, — перебила девушка, снова отвернувшись.         — Милая…        — Я. Хочу. К себе. Мне… нужно подумать…        — Да… Я… эм… конечно… — мужчина осторожно поднял дочь на руки, отнёс наверх в её комнату, принёс коляску и оставил. Какое-то время он мялся возле её двери, потом вышел в коридор и тихо произнёс, прежде чем закрыть за собой: — Я уберусь в лаборатории и приготовлю ужин, ладно? Тебе нужно съесть что-нибудь лёгкое после тошноты…               Он ушёл, так и не получив ответа. Весь вечер провёл сначала в лаборатории, потом пошёл на кухню. Так и не решив, что лучше, приготовил просто куриный бульон и добавил немного лапши, чтобы не было совсем уж одиноко и безвкусно. Какое-то время мужчина ещё побыл на кухне в полном одиночестве, неторопливо перемешивая ещё очень горячий суп, чтобы он остыл, и любимая дочь не обожглась. У неё часто была такая проблема. Задумавшись, она могла бездумно сунуть в рот ложку горячего супа или отпить слишком горячий кофе, после чего долго жаловалась на обожжённый язык. Папа-мастер просто нашел выход: он заранее слегка остужал всё горячее, что она собиралась есть или пить.        Когда суп по его мнению стал идеальной температуры, мужчина уложил тарелку на поднос и понёс наверх. Остановился у двери и позвал:         — Цветочек? Я принёс тебе поесть. Ты не спишь? — он постоял какое-то время, мялся, но, не услышав ответа, снова заговорил. — Родная, я… понимаю, что ты на меня злишься, но нам стоит поговорить, как думаешь? Я войду, ладно? — учёный толкнул дверь плечом, вошёл в комнату и улыбнулся, но… кровать была пуста.  — Цветочек? Ты в ванной? — он поставил поднос на тумбочку и осмотрелся. Дверь в ванну открыта, свет не горит. — Тори? — внутри что-то ёкнуло от страха. — Тори? Милая, это не смешно! — мужчина бросился в ванну, открыл шкаф, заглянул под кровать. — Виктория!! — он сорвался на крик, заметив записку на кровати. Медленно поднял её, сел на колени и зарылся пальцами в волосы.               «Мне жаль, что приходится делать так, но я знаю, что иначе всё останется как есть. Ты не мой отец, он бы никогда не поступил так жестоко. Даже ради меня. Прости, папа-мастер, я не смогу провести здесь ни минуты больше. Я забрала Барса, позабочусь о нём сама. Пожалуйста, не пытайся найти меня. Мне нужно хотя бы немного времени. Может быть, я вернусь, но не сейчас. 

Твой цветочек.»

             И он не стал её искать. Всю ночь мужчина провел в комнате дочери, обнимая её подушку и рыдая, как ребенок. Знал, что всё испортил сам, но ведь ему так хотелось, чтобы его маленький любимый цветочек был счастлив. Просто счастлив без него. Ведь он не сможет быть рядом вечно. И ей нужен будет кто-то, кто позаботится о ней, если… что-то случится.        Однако и для Виктории это было непросто. Она почти не покидала дом, поэтому сейчас была на грани панической атаки из-за количества людей вокруг, из-за неизвестности впереди, из-за того, что осталось позади. Единственное, что успокаивало её в такой сложной ситуации — мурчащий мягкий кот на коленях.        И, конечно, было сложно, трудно, страшно. Она не сразу нашла место для ночёвки, не сразу нашла работу на новом месте, но всё наладилось. Смогла устроиться так, как хотела. Барс оставался её верным другом, засыпал под боком, провожал на работу, неизменно ожидал под дверью возвращения.               Когда внутри немного улеглись все чувства, которые вызвал вид эксперимента её отца, получилось немного подумать и понять хоть что-то. Разложить по полочкам. И всё равно это отзывалось внутри какой-то болью.        Виктории понадобилось больше года, чтобы снова появиться дома без ощущения паники. Он совсем не изменился, даже удалось открыть дверь собственным ключом. Тори не забрала с собой Барса, оставив на попечение новой подруге. Та очень любила животных, а кот любил её, поэтому девушка совершенно спокойно могла уехать на какое-то время.         — Пап? — позвала Тори, осмотревшись. Дверь в её… в их общую лабораторию была закрыта, заперта и, кажется, давно не открывалась. На кухне скопилась паутина в углах. На секунду мелькнула мысль, что тут уже никто не живёт…        — Тори? — голос отца послышался откуда-то снизу. Он был в своей лаборатории. — Цветочек, это ты?         — Да… поднимешься?         — Да, конечно! Секунду, родная! — голос мужчины был взволнованным, дрожащим, он как будто очень ждал её именно сегодня. Через пару минут он поднялся на первый этаж, отряхнул руки от пыли.       За этот год отец очень похудел. На его лице появились новые морщины, в уголках глаз залегли трещинки, под глазами мешки и синяки.         — Папа… — тихо прошептала девушка. Её губы чуть поджались, задрожали.         — Цветочек… родная… — мужчина опустился на колени, взял её за руки, положил голову ей на ноги.         — Я так скучала… — всхлипнула девушка, прижавшись к отцу. Он тоже обнял её, крепко-крепко, вжался лицом в плечо, поглаживая руками спину. Они не могли оторваться друг от друга какое-то время, потому что оба любили друг друга до безумия и не могли представить себе такое долгое расставание.        Потом мужчина провёл дочь на кухню, достал из холодильника какой-то еле живой суп, разогрел, поставил на стол. Разговор дался совсем просто. Виктория рассказала о том, где была целый год, как устроилась. Она рассказала о новых друзьях, долго восхищалась работой, представляла свои новые проекты. По лицу отца было видно, что он радовался, гордился, искренне. Так, как мог только отец.         — Ты большая молодец, — он накрыл рукой её ладонь, чуть погладил, поцеловал в лоб. — Я так тобой горжусь, ты умница. Так похожа на маму.               Девушка улыбнулась ему. За последние пару часов они оба много плакали. Слёз уже не осталось, но внутри всё ещё было больно.  — Прости, что ушла, — наконец произнесла Тори. Для этого понадобилось слишком много сил. Она не думала, что будет так тяжело.         — Я не могу злиться, цветочек. Понимаю, почему ты сделала это. Мне правда жаль.         — А ты… чем занимаешься сейчас? — аккуратно спросила, как-то неловко рассматривая без того знакомую кухню.         — Ну… по-разному. Работаю с фармацевтическими компаниями. Кое-кто заинтересовался стурами. У меня их почти всех забрали. Приходил какой-то противный мальчишка-хантер, сказал, что эти создания слишком опасны вне природных условий и их уничтожили.        — Прям всех?         — Да… Я… сохранил некоторые образцы в заморозке. Но большую часть…        — Может, так лучше? Когда-то один человек сказал мне, что теряя одно, мы приобретаем другое.               Мужчина недовольно дёрнул щекой, но ничего не ответил. На кухне воцарилось молчание. Потом Виктория попросила показать ей новые работы, отец без проблем отнес её в нижнюю лабораторию, рассказал о недавних экспериментах, показал некоторые записи. Стало даже легче дышать, когда девушка лично увидела, что того огромного террариума больше нет, хотя часть стены ещё была закрыта плотной тканью. Она не чувствовала, но по полу медленно тянуло холодом.        Потом, как в старые времена, появилась новая тема для обсуждения, возникли споры, доказательства, теоремы. Будто не было той жуткой сцены между ними. В какой-то момент папа-мастер (снова!) вспомнил, что Тори оставила халат в лаборатории наверху и предложил принести его, чтобы девушка могла забрать его с собой в Кука-Нью для работы. Всё же он был ей очень дорог.        Учёный поднялся наверх, а Виктория ещё раз проехалась по лаборатории, рассматривая новые склянки. Она замечала какие-то интересные, до безобразия странные формулы на досках, даже на стенах, но лишь улыбалась. Её отец действительно был уникальным человеком. Отъезжая всё дальше и дальше она не сразу поняла, что наехала на закрытую полотном стену. Только когда ткань тяжелым весом упала на её плечи и голову поняла, что за ней полый проход.               Пришлось вернуться назад, развернуться и отодвинуть в сторону покрывало, чтобы понять, что за ним такое.         — Почему папа не упоминал о новой части лаборатории? Мог бы и похвастаться… — недовольно буркнула Виктория, заглядывая внутрь. Ей пришлось потратить несколько секунд, чтобы после яркого света глаза привыкли к полумраку, царящему за брезентом, но она сразу узнала тот тяжелый, неоново-зелёный свет, который напугал её ещё год назад.        В новой части лаборатории царил совсем непривычный порядок. Насколько инкубаторов, кажется, штук шесть, стояли в два ряда около стен друг напротив друга. В них ничего не поменялось: всё те же медленно-плывущие пузырьки воздуха, зеленоватая жидкость, трубки, дети. Нет… нет, в этот раз это были не дети. По крайней мере, не везде.        В некоторых колбах медленно покачивались скелеты, вокруг которых плавали уже знакомые маленькие особи стуров, в более дальних колбах были уже полностью сформированные люди. Иногда они подергивались, будто ощущали что-то, вздрагивали, приоткрывали губы.         — Цветочек… — в голосе отца сквозило откровенное разочарование и злость. — Ну зачем?         — Ты же сказал, что..        — Я не говорил, что закончил эксперименты со стурами. Этот мальчишка забрал у меня особей побольше, но не знал о том, что изначально они очень маленького размера. Я оставил себе те, что мы с тобой замораживали, помнишь? Вырастил их немного, научил. Они воссоздали всё, что я хотел, — мужчина отложил халат на стол, схватился за ручки кресла и, игнорируя протест дочери, завез её глубже в холодную комнату с инкубаторами.  — Смотри, — он остановился у самой дальней колбы, где плавал почти готовый эксперимент. Это была молодая, совсем юная девушка с тёмными волосами, которые отливали лёгким тёмно-зелёным оттенком. В её теле ещё были некоторые «проплешины»: на лице виднелся череп, на груди зияли кости и внутренние органы, но каждую новую секунду появлялась ещё часть тела, мышц, кожи.  — Похоже?         — Мама… — хрипло прошептала девушка, коснувшись толстого холодного стекла.         — Да… Моя Акира, — Мастер тоже положил руку на стекло, улыбнувшись нежно, мечтательно.  — У меня остается только одна проблема, я… совсем не знаю, как дать ей воспоминания. У меня получилось пересадить мозг из одного человека в новое тело, но..        — Что? — Виктория одёрнула руку, будто очнувшись ото сна, отъехала чуть назад, нервно сглотнув. — Ты сделал… что?         — Да… — мужчина тяжело вздохнул, прислонившись лбом к стеклу. — Тебе не послышалось. Мне пришлось убить человека ради этого эксперимента. Но это ради науки. Ради нас с тобой! С мамой!         — Ты сошёл с ума… — обречённо прошептала Тори, опустив плечи. Она не привыкла скрывать правду от самой себя. Даже если от неё больно кололо в сердце.         — Это не так!! Неужели ты бы не сделала то же самое, чтобы спасти маму?!         — Я почти её не помню… — сил кричать не было, начинать новую ссору не хотелось. — Нет. Я бы не сделала. Мы ведь хотели с тобой…спасать людей.         — Я и спасаю..        — Пап… мамы уже нет. Твоей вины в том нет. Мы не можем её вернуть.   — Наука может всё, — мужчина ударил по стеклу. В какой-то момент Тори испугалась, что оно разобьется, но человек (человек ли?) в колбе просто дернулся, свернулся в привычную для эмбриона позу и снова замер. — Мы с тобой. Можем всё. Я добавил свою днк в одну из…них. Вот… — медленно, почти обессиленно он подошёл к другой колбе и любовно провел пальцами по стеклу. За ним трепыхнулась на секунду точная копия Виктории. Они были как две капли воды.  — Я… смогу перенести твои воспоминания в это тело, ты сможешь ходить, останешься прежней.         — Ты хочешь создать мою копию?         — Нет-нет… ты уникальна, цветочек! — на его лице появилась улыбка. Почти такая же, как раньше. — Тебя нельзя скопировать. Но я могу создать новую. Совершенно новую. Конечно, ещё присутствуют дефекты, чтобы полностью довести до идеала эту работу понадобятся, наверное, годы… впрочем, о чём это я. Стуры уникальны, они развиваются за какие-то месяцы. На это не уйдёт много времени… цветочек? — Мастер обернулся, поняв, что в лаборатории стало слишком тихо. Девушки нигде не было.  — Виктория! — он недовольно оскалился, бросился за ней, чуть не споткнулся о коляску, оставленную у самой двери.        Девушка с трудом, медленно поднималась по лестнице наверх.  — Чёрт… родная, ты меня уже раздражаешь. Как ты не поймешь, что всё это для нас с тобой, а? Я вывожу цветы снова и снова, выращиваю их, как сраный садовод, а ты не ценишь мою заботу!! —он медленно сложил инвалидное кресло, тяжело ступая поднялся наверх, схватил дочь за руки и встряхнул, усаживая на место.         — Отпусти меня. Папа, ты сошёл с ума! Прошу, давай позвоним в больницу, тебе нужна помощь.         — Из нас двоих помощь нужна только тебе. Я делаю всё для тебя, забочусь, хочу вернуть тебе мать и возможность ходить, а ты?! Говоришь, что я сошёл с ума! Ха! Да я никогда не был столь взбудоражен своими открытиями! Просто представь, родная, ведь благодаря этому можно достичь бессмертия. Можно создавать новые и новые тела, передавать своё сознание и жить вечно. Знаешь, сколько люди будут готовы заплатить за это?         — Безумие и гениальность это две крайности одной и той же сущности, но ты путаешь их, папа. Человек сойдёт с ума, если умрёт, а потом снова оживет!         — Я знаю, знаю! Я уже проходил это. Один из экспериментов покончил с собой, когда я убил его, а потом перенёс мозг в новое тело. Но этого можно избежать… я уверен, можно.         — Если перенести ещё живой мозг… — тихо прошептала под нос Тори мелькнувшую на секунду мысль.         — Что-что? — Мастер обернулся, удивленно приподняв брови. Девушка вздрогнула, сомкнула губы и покачала головой.  — Ох, ну почему ты всё усложняешь? Цветочек, прошу! Помоги же мне. Я просто желаю тебе добра, — он склонился ближе, положив руки на подлокотники кресла и заглянув в глаза дочери. Ох, он представлял, насколько быстро они достигнут вершины, если объединятся.         — Я не знаю.         — Чего?        — Ничего. Я ничего не знаю.         — Да хватит! — Мужчина недовольно оттолкнул её от себя, распрямился и отвернулся, в сердцах пнув рядом стоящую тумбочку. — Почему ты не хочешь сделать..        — Папа! — испуганный визг прервал едва начавшийся гневный монолог. Мастер едва успел обернуться, лишь краем глаза заметил скатившуюся по лестнице коляску. Дикий грохот заставил его испуганно осесть на колени, не в силах подняться, чтобы взглянуть вниз.         — Тори… детка… ты… Ты в порядке? – одними губами зашептал он. Медленно подполз ближе, всё тело вдруг так ослабло. В темноте едва различимо блеснуло что-то чёрное, растекающееся ореолом вокруг головы Виктории.  — Цветочек… — отец спотыкаясь и падая спустился вниз, подхватил дочь и прижал к груди, укачивая, как когда-то давно в детстве. Под его пальцами расползалось чёрно-бордовое пятно крови на белом больничном халате, шея девушки была неестественно вывернута, в левой ноге появился лишний изгиб, наверное, чудом не порвавший кожу.   — Нет, нет, нет, нет… моя девочка…Моя любимая доченька… Нет…прошу, милая, не надо. Умоляю тебя, — он несколько раз поцеловал её в лоб, накрыл губами остекленевшие глаза, прошёлся по щекам, пальцами огладил подбородок. — Цветочек…пожалуйста… прошу… Нет… не надо… — он выл всё громче, раскачивался сильнее, дрожал и плакал, так же, как плакал почти пятнадцать лет назад, потеряв любимую жену.  — Не надо… не надо… Семь минут… осталось… Осталось пять? Нет, четыре. Предположим, три. Я сейчас… сейчас, крошка, сейчас, мой маленький цветочек… — он шептал как в бреду, поднял на руки тело, едва передвигающимися ногами отправился в лабораторию.         Перед глазами всё совсем расплывалось.        Мастер скинул с ближайшего стола всё, что было на нём, совершенно не заботясь о разбившихся колбах, пробирках, о порванных и теперь, наверное, бесполезных записях. Он уложил дочь на стол, быстро набрал в компьютере пароль, команду, дрожащие пальцы никак не слушались, но, к счастью, мышцы помнили автоматически.         Из инкубатора номер четыре медленно начала сливаться кислородная жидкость.               Скальпель без проблем вскрыл кожу, с проломленным, пошедшим трещинами после падения черепом пришлось повозиться, чтобы не повредить мозг, дрожащие руки никак этому не помогали. Учёный осторожно вытащил из тела мозг, его ствол, поместил в ближайшую подготовленную колбу.        Минута.        Он достал новое тело, подготовленное, такое родное и привычное, но чуть более тяжёлое. Здоровое. Пришлось действовать в спешке, останется шрам, ДА ПЛЕВАТЬ.        Поместить мозг на место, закрепить ствол, ввести нейролептик, адреналин, запустить сердце.        Новое тело распахнуло глаза, сделало глубокий вдох и тут же выкашляло остатки кислородной жидкости, которой дышало совсем недавно.        Мастер рухнул на колени у стола, на котором лежала копия его родного, любимого цветочка. Прижался губами к её рукам, всхлипнул и сгорбился.         — Милая… родная. Я успел…        — Я же… мертва…