Ведьма и ее черти

— Лилит? — неуверенно спросил аврор. — Да, но моим приемным родителям не нравилось это имя, так что они пытались поменять его на Лизу. У меня когда-то был папа маг, но однажды он не вернулся, это было после моего первого дня рождения. Не помню точно… — я робко ответила, тараторя и отводя глаза в сторону. — Нам удалось выяснить, что ей семь полных лет, а день рождения третьего октября. Из крови будто убрали одни сведения о родителях. Значит ты чистокровная или полукровная? — голос Мери был все таким же приятным и добродушным, будто это совсем не она недавно ругалась. — Я не помню. У моей семьи были палочки, а ещё черные волосы. И белые тоже, только у одной… И ещё кто-то был, — память услужливо подкидывал новые образы, слишком смутные, неточные настолько, что даже не проявились в первый раз. — Но я не могу вспомнить. — О, ничего, это было слишком давно, чтобы ты вообще что-то тогда понимала, — женщина погладила мое плечо. — Что случилось потом? Как ты оказалась у маглов? Вероятно, твои родители погибли, когда Пожиратели Смерти начали устраивать массовые набеги после падения Сами-Знаете-Кого. — Меня забрал какой-то человек, но это всё, что я могу сказать. После этого я жила в приюте, а затем меня удочерили Мистер и Миссис Терели, — про ритуалы было решено не говорить, они явно входят в разряд запрещенных, а ещё больше проблем мне не надо. Развивать тему Темного лордика тоже не стоило. Меня сюда пригласили не для этого. — Терели были маглами. Они к тебе плохо относились? На самом деле мне по большей части было уже все равно, но тело внезапно само вздрогнуло, чем удивило меня, так как я этих Терели не вспоминала, а даже если они и всплывали в памяти, то убирала их назад на задворки сознания с недовольным фырканьем. А тут вот оно как. У ребенка всё-таки осталась травма, которая не ушла после моего появления. Со вздохом начала вновь рыться в памяти маленькой Лестрейндж, стараясь найти больше, при этом не погрязнув в неприятных воспоминаниях. — Да, — четко и уверенно, — они пытались меня переделать, сделать нормальной. Они меня крестили и били деревянными прутами, когда я нарушала их правила. Они называли это божьей волей, они думали, что делают как лучше… — память все дальше уходила от сути. Плач навзрыд, крики о помощи, истерики в саду под деревом ивы, унижение от рук глупых магглов. Погодите, глупых магглов? Но мимолетную мысль заглушили церковные молитвы. Вновь желание сбежать, спрятаться, моё или не моё? Общее? — Они… запретили мне колдовать. Запретили рассказывать и сопротивляться. Запретили говорить, думать. Закрыли прошлое. Я… — Сомнус! *** Через неделю я сама начала ходить в столовую. Основной курс зелий был наконец мной выпит, но вместо него пришел другой. Бутылёк с утра, бутылёк вечером. «Эмотилесс» и Успокаивающее. Что делает второе, понятно из названия. Оно мне помогало со сном. После недель на «Сне без сновидений» или, как его называли целители, «ПДС» или «Пифо́рДиС» (пи-ди-эс — Potion for Dreamless Sleep), что-либо другое для крепкого сна мне было противопоказано, включая артефакты и даже заклинания. В последние дни употребления ПДС я проспала на три часа больше, чем должна была по дозировке, а это первые признаки отравления, так что курс прервали, сделав жирную пометку в карточке о запрете на применение снотворных, причем даже маггловских. От сильной интоксикации от ПифорДиС-а или любого усыпляющего после применения ПифорДис-а некоторые маги так и не проснулись. Отличный вариант для устранения человека. Из симптомов только длинный сон, сонливость сама по себе, легкая безэмоциональность и проблемы с зельеварением. Такое редко замечают, а когда человек не проснется и через сутки, будет уже слишком поздно. Пока я была здесь, к нам даже попал один такой, но его удалось откачать. К сожалению, он оказался неразговорчивым, но младшая целительница заметила мой интерес и рассказала больше деталей. Мне на днях выдали карандаш и тетрадь, которая пахла не бумагой, так что я вела свои записи. Это мне точно пригодится. Но мы ушли от темы. «Эмотилесс» или «Жидкая апатия», но как по мне, это скорее «Жидкий депрессняк». Белоснежный отвар, что влиял на эмоциональность, а даже скорее от этой эмоциональности полностью избавлял. Симптомы применения: лень, усталость и философствования на тему бренности бытия и своего места в этом мире. А ещё пугающий потухший взгляд и снижение мышечного тонуса, что в моем случае было даже опасно, так что моё расписание пополнилось ежедневными тренировками, а вещи — спортивным костюмом. Зал был на шестом этаже, после пары случаев физические упражнения входили в обязательную программу по восстановлению для некоторых заболеваний. Вел «физ-ру» отдельный целитель, который выше меня был почти в три раза, но оставался добродушным, хоть и громким. Каковы причины всего этого? Мой магический фон встал в норму. Казалось бы, что это хорошо, и так оно и есть, но только с одной стороны. С другой же, у маленьких магов, особенно сильных, любая яркая эмоция сопровождается магическим выбросом. Они могут быть как сильными: полет от радости, выбитые стекла от гнева, невидимость от грусти, аппарация от страха или удивления — так и слабыми: свечение тела на пару секунд, мигание света в комнате, лёгкие защитные щиты. Мне даже показали таблицу, где были приведена целая классификация. О детях все маги заботились с особенной тщательностью. Мой уровень определили, как «сильный, усиленный от большого стресса, близкого воздействия волшебного существа и лечения зельями». Если пояснять, то мой организм даже на достаточно слабое проявление эмоций будет выбрасывать слишком большое количество магии, которое не ограничивается каналами в связи с их деформацией. Это уже опасно. Но главная проблема в том, что во время разговора с аврором, вместо выброса с нормальными свойствами моя магия скопилась вокруг меня и начала создавать туман обскури, который мог разрастись до достаточно больших размеров, если бы меня не усыпила Мери, пренебрегая запретом из-за опасности ситуации. С этим надо было что-то делать. И ограничение магии, и ограничение эмоций нельзя применять к детям моего возраста, но из двух зол целителям всё-таки пришлось выбрать меньшее. Я не злилась и не сетовала на судьбу. Я не могла. Поэтому на второй день принимала «Эмотилесс» с безразличием. Надо значит надо. Мой бунт проявлялся только в том, что это зелье я отказывалась называть как-то кроме «Жидкого депрессняка». Взрослые, глядя на мое состояние, даже не спрашивали, откуда я знаю, что такое депрессия. *** На завтрак были гренки с яичницей и тыквенным соком, который, оказывается, очень важен для любого мага из-за содержания каких-то особых веществ в нужном соотношении. Об этом даже гласил плакат на одной из стен. Столовая в Святом Мунго была просторной, но с маленьким секретом. Если ты оставался в больнице больше, чем на два дня, то тебе выдавали комплект одежды, где в обязательном порядке присутствовала нашивка с эмблемой. Такая же была и у персонала. Ее наличие «увеличивало» объем столовой почти в три раза. Посетители и пациенты на кратковременном лечении видели только скромное помещение со столиками на четверых и буфетом с обычным меню на неделю. Но человеку с эмблемой давалась возможность узреть больше. Одна из стен исчезала, открывая вид на приятное просторное помещение с более качественным сервисом. Люди тут встречались самые разные. Столы и стулья сами адаптировались, стоило только присесть. Еда появлялась сразу сама, согласно твоему личному меню. Иногда на подносе находились и лекарства (зельями целительство не ограничивается), которые должны были поступать только вместе с пищей. Это было сделано для отслеживание питания пациентов, которое из-за лечения могло быть только определенным или не допускать отдельных видов еды. Ну и… не всем хотелось бы, чтобы их видели красными, пернатыми или беззубыми простые посетители. Для этого был и отдельный проход в столовую. Почему-то считалось, что другие пациенты на долгом содержании тебя осуждать за твой вид не будут, хотя, на самом деле так и было. За все время, что я там просидела, ни один из них не посмотрел на меня косо, иногда только с сочувствием или лёгким интересом. Видимо, таков этикет. Стоило мне взять в руки вилку и нож, как напротив кто-то сел. Свободные столики ещё были, значит, это точно ко мне. Стараюсь улыбнуться и поднимаю голову, рассматривая гостя. Им оказался молодой человек, хотя, в случае с волшебниками, это может быть не так, в белом халате поверх, видимо, пижамы. Черные волосы, карие глаза, руны или, возможно, просто рисунки на тыльной стороне ладони, надписи на запястье. В руке уже была кружка, из которой приятно пахло кофе. Скорее всего он из персонала второго блока, где располагались зельеварни и кабинеты для некоторых процедур. Я была там пару раз. А он, тем временем, также пристально рассматривал меня. — Можешь не улыбаться, я знаю, что тебе это сейчас противно, — смешинки в голосе, скрытые, но приятные, намекали о том, что мы можем подружиться. Уголки губ опускаются, так и вправду лучше. Он же, напротив, усмехается. — Лучше, да? — как ты это угадал? — Сам однажды пробовал. Поэтому подумал познакомиться с нашим обскуром в нейтральной обстановке. Меня зовут Грегори Аброн, я здешний артефактор. К счастью, ты не можешь постоянно находиться под Эмотилессом, так что нам предстоит сделать что-то другое для тебя. Ты кушай, кушай… Так вот, я задумался о природе магических выбросов, возможно, мы с тобой сможем разобраться и с этой проблемой. Пока идей немного, но я уже думал о поглотителях. За неделю удалось кое-что разработать, но теперь мне нужна ты лично для настройки… Грегори говорил быстро, ребенок на моем месте бы просто растерялся. Вообще немного странный тип: мне по виду можно дать меньше моего реального возраста, а он продолжал вести свой монолог, используя все больше непонятной даже для меня терминологии. Он правда надеется, что маленькая девочка сможет осознать, какую наверняка важную информацию он сейчас выкладывает? Кажется, он либо сумасшедший, либо… одинокий. Глаза горят, незанятая рука выписывает вензеля в воздухе, только мелькают черные рисунки, моих кивков и заинтересованного взгляда ему хватает, чтобы тараторить все больше про свою работу. А нет, остановился, ожидая ответа. Обязательно потом разберусь во всем, что ты мне сейчас рассказал Грегори, только доберусь до хоть каких-нибудь книг, ладно? А пока разламываю появившийся морковный кекс на две половины и протягиваю одну этому учёному. Молча. Тот непонимающе смотрит на этот скромный дар, но всё-таки берет и благодарит. Моя маленькая израненная ладошка на фоне его руки смотрится совсем крохотной и невинной. — Сейчас я доем, а потом мы сходим к мисс Мери, чтобы она не волновалась за меня и предупредила всех, кого надо. Вероятно, мне выдадут сопровождающего. Потом я смогу пойти с вами. Меня зовут Лилит, — говорить получалось непривычно сухо, как песок на губах, неприятно после любимой эмоциональной речи. Но Аброн понимает, дожевывает кекс и, видя, что я уже тоже заканчиваю с завтраком, протягивает руку, вставая. — Да тут каждый второй знает, что тебя зовут Лилит, я уж тем более. Пойдем, обскур, мисс Мери скоро должна засесть за бумаги, если мне не изменяет память о ее расписании. Тогда следует правда поторопиться. Осторожно встаю, чуть кивая головой и шепча тихое «Было очень вкусно», почему-то мне с первого дня в столовой казалось, что, кто надо, это услышит. Протянутую руку прошу убрать. Я только начала исправно ходить сама, чтобы мне вновь кто-то помогал или поддерживал. Уже по прошествии пары дней я отметила, что его привычка называть меня именно «обскуром», не вызывает недовольства. В отличии от большинства, Грегори Аброн умел говорить это с той толикой уважения и достоинства, которую многие заменяли страхом и сочувствием. Обскур не звучал приговором. *** Кто знал, что в «безумном учёном всея Мунго» я найду первого реального друга? Изначально такого даже не предполагалось! Мисс Мери, увидев Грегори выдала ему бумаги, а мне одну из свободных помощниц целителя. Меня проводили во второй корпус. А затем я оказалась, нет не в раю, но в самом лучшем месте в этом мире из пока увиденных мной. Лаборатория Аброна представляла собой странное сочетание хаоса и порядка. Она была одновременно и рабочей и достаточно обжитой зоной, что придавало некого уюта. А главное там были книги. Не учебники, не сказки, не записи, а первые книги по зельеварению и целительству. А ещё большие столы, странные приборы, темно-зеленые шторы, цветы в горшках вместе со смешной лейкой, которая чем-то напоминала петуха. Было там и медицинское оборудование и эгоцентричное кресло, что смотрелось вызывающе, но уместно в этой большой комнате. Тогда я задержалась там ненадолго, но после стала ходить почти на постоянной основе, что только радовало. Задумка Грегори была в том, чтобы детские игрушки собирали главный выброс магии и постепенно отдавали ее в малых порциях. Во-первых, мне это не подходило, так как у меня самих выбросов не было, а во-вторых, появилась проблема со взаимодействием с артефактом, которое было обязательно, чтобы магия легче переходила в него. Тут имелся в виду не сам контакт с ребенком (для этого можно было просто сделать браслет), а эмоциональное направление. Ребенок должен выкладывать чувства вместе с магией в артефакт, тогда тот работал хорошо. Одна проблема: форма должна быть простой, но подходящей для детской игры. Через пару дней этот вопрос удалось решить, создав прыгучую сферу, а если точнее, обычный черный мяч. Я руку к производству почти не приложила, исключая идею самого мяча, которую Грегори, на мое удивление, принял. Я же в это время сидела в том самом высокомерном кресле, строя домики из книг рядом. Произведения были… абсолютно непонятными. Мне оставалось только выписывать детали, которые показались, на мой скромный взгляд, важными, и ждать, пока Аброн сделает перерыв и начнет рассказывать о чем-то, перевесившись через спинку кресла, чтобы было удобнее указывать на нужные картинки по тексту или отдельные абзацы. По официальной информации я находилась в его лаборатории для регулировки работы с магическим фоном детей, но уже через несколько дней я сидела в кабинете, чтобы никому не мешать, оставаться под присмотром в приятной для меня атмосфере и радовать артефактора отсутствием одиночества. По итогу, это включили в мою лечебную программу на правах социализации ребенка, выращенного магглами, в магическом обществе. В руки попал на этот раз небольшой справочник, состоящий почти полностью из таблиц совместимости ингредиентов в зельях. Чтиво интересное, но для моих тепличных условий пока ненужное. Но все равно самые частые ингредиенты выписывались мной в тетрадь. Грегори варил зелье для Мунго (не все же ему моими проблемами заниматься), поэтому сегодня я работаю без его поправок и объяснений. Мое нахождение здесь не было опасным: вся комната разделялась магическим щитом на две части. Странно, но щит артефактор держал сам, заправив палочку за ухо, чтобы руки оставались свободными. На эту тему у меня уже созрел вопрос, но пришлось ждать, пока Аброн освободится. Тот ещё провозился с котлом, поправил огонь и вышел на нерабочую половину, скидывая перчатки и белый халат на пол. — Как продвигаются таблицы? — он, как всегда, был в хорошем настроении. — Медленно. — Ты как всегда немногословна. Чтоб ты понимала, я эту методичку наизусть знаю. — Думаю, это основы, так что, если бы вы не знали ее, я бы удивилась больше, — убираю книгу, обращая внимание на щит, который никуда не исчез, во время нашего обмена фразами. — Мистер Аброн, как вы держите заклинание? Каналов же в голове мало, я думала, что колдовать можно только с рук. — Есть отдельные техники улучшение памяти и интуиции, входящие в раздел окклюменции. Окклюменция — это магическая работа с собственным мозгом и сознанием. Есть ещё легилименция, но она направлена на управление уже чужой памятью, мыслями и так далее. Но о ней я тебе не говорил, она очень опасна. Часто их воспринимают только на основе проникновения в память и защиты от проникновения в память. И это первый миф, как ты уже поняла. А второй заключается в том, что они строятся больше на мысленном процессе и систематизации памяти. На самом деле обе эти дисциплины основаны на активном перемещении магии по головным каналам. Этому надо отдельно учиться, поэтому большинство волшебников не стремится постигать эти науки. Мдамс… — он остановился перевести дыхание и в это время взял палочку из-за уха, щит не пропал, только незаметно мигнул. — Так вот, окклюменция помогает в работе мозга, стимулируя его магией. Из-за этого расширяются головные магические каналы. Их не становится больше, но, например мне, их пропускной способности хватает, чтобы поддерживать простенькие щиты или другие пассивные заклинания, а ещё дома так убираться удобнее. Но на будущее запомни, что, если увидишь волшебника, колдующего не с помощью рук, с ним нужно вести себя осторожно, как бы он не выглядел. — А если он колдует без палочки? — Это трюк, как у маглов, просто фокус. Если это не Дамблдор и не перерождение Мерлина, то в Британии ты никого больше на это способного не найдешь. На что-то подобное способны только дети, но, думаю, ты уже знаешь, что магические выбросы любой формы не есть проявление возможности колдовать без магии. Те, кто пробовал всякие супер-пупер техники по управлению потоками магии без палочки, зачастую попадали к нам с разорванными магическими каналами или перегруженным ядром. Такое у взрослых не лечится, а у детей долго восстанавливается. Каждый год находится хотя бы парочка таких идиотов, что не понимают разницу между домовыми эльфами, гоблинами и людьми. У всех своя магия, даже у Морганы и Годрика Гриффиндора за пазухой всегда была палочка. Поэтому и думать забудь, ясно? — Ясно, — Роулинг и фанфики по Гарри Поттеру — 1:0. Артефактор вернулся к своему вареву, заслышав звон напоминалки, снял котел с огня, начиная с ним возиться. Щит исчез, так же как и палочка отправилась в кобуру на руке, и по комнате поплыли ароматы благоухающих варёных ног огненных жаб вместе с томлеными бандимуновыми шкурками. Пришлось спрыгнуть с кресла и отправиться на прогулку, подальше от этого изысканного запаха. Грегори присоединился ко мне через пару минут, держа в руках два черных мячика. — Вы их доделали? Вместо ответа он кинул один из них мне, от неожиданности я чуть его не упустила. Артефакт казался немного теплым, по ощущениям достаточно упругий. Я бросила его на пол и он отскочил мне назад в руки. — Закончил этот вариант вчера вечером, должен работать. Он сел, оперевшись спиной о белую стену коридора, и бросил свой мяч так, чтобы он отскочил от противоположной стены. Артефакт слегка побелел, а на лице мужчины появилась лёгкая уставшая улыбка. Ещё через пару бросков шарик начал испускать белый нежный свет. Выглядело, как и любая магия, волшебно. *** Помощница целителя, пришедшая, чтобы забрать Лилит, увидела ее немного раньше, чем ожидала. Девочка сидела на полу в метре от их нового артефактора. Они оба завороженно кидали мячи об стену, наблюдая, как первый ярко светился, а второй медленно, очень медленно становился белее. Ритмичный тихий стук звучал по всему коридору. Но вот он сбился, так как Грегори Аброн заметил наблюдателя. — О, мы кажется засиделась. Мисс Грен, подождите минутку, я напишу справку об окончании курса «Эмотилесса» и Лилит сможет пойти с вами. Обскур встала, поймав мячик в ладошку, взяла бумагу, которую стоило передать Мисс Мери, и попрощалась с артефактором, поблагодарив того. — Значит, она сможет более не принимать успокоительного? — целительница всё-таки решила уточнить. — Да, да, надеюсь, что моя работа поможет ей больше, чем очередные зелья, — артефактор был явно уже не с ней, вновь задумавшись о чем-то своем. — Это отличные новости, благодарю, что сидите с ней. — Это не сложно. Да… Это правда несложно, — девочка уже успела уйти чуть дальше, не дожидаясь спутницу, так что он добавил, — Я не совсем уверен влияние ли это Эмотилесса или обскура, но она не похожа на ребенка. Передайте это главному целителю, пусть присмотрится. Мы не знаем о взрослении обскуров ничего, возможно, ее, по их меркам, скоро нельзя будет называть маленькой и несмышленой. Я уже не могу ее такой назвать, хотя она знает сущие крохи о нашем мире.