Когда желания одержат верх, Когда от жажды остаться с тобой навек Я перестану бояться, что гнев небес Скажет мне: «Это конец!»
Вэй Усянь рванулся было следом за скрывшимся из виду Цзян Чэном. Но остановился. Запихнул проклятую флейту за пояс, крутанулся, зовя своих подопечных на поле, превратившееся в грязное месиво из крови, внутренностей и влажной, жирной земли. – Эй, все живы? Нестройный хор голосов послышался с разных сторон. Вэй Усянь выдохнул. Он правда хотел не вмешиваться и лишь понаблюдать со стороны, надеясь, что Цзян Чэну не понадобится его помощь. И детишки должны были стоять в стороне тоже. Но... все пошло не по плану. Снова. – Лань Сычжуй, остаешься за главного. Передай старосте, что теперь все в порядке. Вэй Усянь почувствовал как губы растягиваются в болезненной улыбке. Все в порядке? Действительно? Он расхохотался. – Учитель Вэй? – Лань Сычжуй осторожно задал вопрос, не решаясь подойти ближе. Вэй Усянь продолжал смеяться, утирая выступившие слезы рукавом. – Все... «Все в порядке» Не слышал шутки смешнее. Вэй Усянь распрямился, замолчал, по инерции продолжая улыбаться. – Думаю вы вынесли для себя урок из сегодняшнего. Лань Сычжуй, потом отправляйтесь в Гусу без меня. – Учитель Вэй? Вы не пойдете с нами? Вэй Усянь широко улыбнулся, покрасневшие глаза блестели от слез. – Детишки, с этого момента больше не зовите меня своим учителем. – Учитель Вэй... Почему? Это из-за главы Цзян? Мы примем любое наказание, только не отказывайтесь от нас. Вэй Усянь продолжая улыбаться, покачал головой. – Почему? Потому что каждое слово Цзян Чэна попало точно в цель, разворошило, растревожило поджившие раны, оставило их кровоточить. Кровоточить... Потому что он снова стоял омертвевший, терявший жизнь с каждой каплей крови, стекающей из страшной раны на плече Цзян Чэна. Потому что снова не успел, потому что не было бы ничего если бы не он. – Потому что мне нечему вас учить. Потому что вы с лихвой переняли от меня глупую убежденность в собственных силах. – Учитель Вэй! Вэй Усянь махнул рукой. – Бывайте, детки! У этого глупого господина Вэя еще есть дела. Он больше не оглядывался назад. Ноги сами несли его по цепочке неровных следов, путеводной нитью протянувшихся по влажной грязи и дальше, уходя по сельской дороге в сторону ближайшего городишки. Все тело колотило крупной дрожью, а плечо горело от прикосновений Цзян Чэна. Он не мог позволить уйти ему вот так, слишком долго они ходили по кругу. Вэй Усянь нашел их с Цзян Хао в придорожной таверне. Недолгая дорога чуть остудила голову и теперь он, воровато оглядываясь, пробрался на крышу, прихватив с собой пару кувшинов вина, давая себе слово, что после пары глотков он спустится и поговорит с Цзян Чэном. Кувшины опустели, а Вэй Усянь медлил. Через открытое окно хорошо просматривалась вся комната и Вэй Усянь жадно всматривался в него, прячась, как жалкий вор. Цзян Чэн сидел спиной к нему, тяжело опираясь на стол здоровой рукой, но Вэй Усянь не видел его спину полностью – Цзян Хао стоял рядом, аккуратно нанося мазь, а затем бинтуя. Вэй Усянь отбросил пустые кувшины, это он должен быть на месте Цзян Хао. Он не выдержал, когда тот, бережно касаясь волос Цзян Чэна, осторожно распустил их, расчесывая, переплетая на ночь. Да что у них за отношения такие? Вэй Усянь спрыгнул с крыши, перемахнул через невысокие перила и распахнул двери, врываясь без стука. И так и замер на пороге под тяжелыми взглядами двух пар глаз. – Я... я должен объясниться, Цзян Чэн. Вэй Усянь в ответ услышал тяжелый вздох и напряженный голос Цзян Хао. – Наставник, пожалуйста прикажите, и я выставлю его за дверь. Цзян Чэн молча качнул головой, глубокая складка залегла между бровей. Он не отрываясь смотрел на взъерошенного Вэй Усяня. Цзян Чэн давно не видел его таким серьезным, таким болезненно отчаянным. – Что же такого могло произойти, что великий Вэй Усянь решил объясниться? Да и еще и так бесцеремонно ворвавшись в чужие покои. Вэй Усянь вздрагивает, крепче сжимает рукоять Суйбяня. – Цзян Чэн, выслушай меня! Я виноват. Я так виноват, прости меня. Цзян Чэн презрительно кривится, поправляет сползающую верхнюю мантию, наброшенную на оголенные плечи. – Цзян Хао, запомни, а лучше запиши. Этот день войдёт в историю как день, когда Вэй Усянь признал, что он был не прав. – Цзян Чэн, пожалуйста. Позволь мне помочь. Ты же знаешь, что я могу... – О, да. Ты можешь. – Цзян Чэн качает головой, – Цзян Хао, выйди. Проверь лошадей. – Лошадей? Но.... Цзян Хао сверкает глазами из-под сведенных бровей. Потом медленно кивает, неохотно подчиняясь требованию Цзян Чэна оставить их наедине, уходит. Когда дверь закрывается. Цзян Чэн вновь поворачивается к Вэй Усяню. – Я сыт по горло твоей благотворительностью! Мы квиты. В расчете. Ничего не должны друг другу! Ведь этого ты хотел?! Просто оставить прошлое в прошлом? Так вот, все в прошлом, Вэй Усянь! – Цзян Чэн, я не думал, что... – А когда-то было иначе? Когда ты сначала думал, а потом делал? Вэй Усянь, просто оставь. Оставь все как есть. Вэй Усянь качает головой, медленно подходя к напряженному Цзян Чэну, а улыбка на его лице сродни открытой ране. – Я не могу, А-Чэн. Я не могу... Мне кажется я и не жил вовсе все эти годы. Как бумажная марионетка повторял одни и те же действия. Не задумываясь ни о чем. Но... Цзян Чэн подается вперед, навстречу оказавшемуся неожиданно близко Вэй Усяню, щурится, будто стремится рассмотреть, кто же этот человек, показавшийся из-за маски беззаботного шута. – Но что? Что поменялось? Ты и сейчас как заводная кукла твердишь одно и тоже. Но я тебе больше не верю. Ты ведь знаешь, что тебе нельзя использовать темную ци? Так почему? Вэй Усянь кивает, вновь ловит взглядом каждое движение Цзян Чэна, вслушивается в каждый болезненный выдох. А потом одним быстрым рывком обнимает его, неловко цепляясь за здоровое плечо, осторожно касается руками второго, пальцами разглаживая туго наложенные бинты. А мантия больше ничем не удерживаемая падает на пол. – А-Чэн… Прости. Я не буду ее использовать, обещаю. Прости. Прости за все. Вэй Усянь склоняется к раненому плечу неподвижно замершего Цзян Чэна, оставляет легкие, невесомые поцелуи поверх повязки, продолжая непрерывно шептать извинения. Вэй Усянь проводит языком по пересохшим губам, и во рту горчит: от целебных трав пропитавших бинты, от привкуса крови. Вэй Усянь жмурится, смаргивая непрошенную влагу, поднимает голову, чуть сместившись встречается взглядами с широко распахнутыми потемневшими глазами напротив. – А-Чэн. Прости меня. И спасибо тебе. Цзян Чэн все еще шокировано молчит, только хрипло и часто дышит, пытаясь осознать нового Вэй Усяня. А тот тонет в его глазах, поддается жажде зародившейся в глубине его естества, пальцами очерчивает острые скулы, тут же покрывающиеся неровным румянцем, мягко касается плотно сжатых бледных губ, ведет руку чуть ниже, обхватывая шею, нервно дернувшуюся от прикосновения. Сам непроизвольно сглатывает. Его раздирает этот странный голод изнутри. Как одержимый он тянется к Цзян Чэну, покрывает легкими жадными поцелуями лицо, шею, плечи. Вэй Усяня больше нельзя было назвать хрупким. Он – гибкая ивовая лоза, стальной тонкий прут, стремительный и сильный, как Цзыдянь. Цзян Чэн наконец отмирает, с усилием отталкивает Вэй Усяня, прерывая это сумасшествие. Про себя невольно отмечая, что дрожащие руки Вэй Усяня держат его уверенно, а мозоли от меча проходятся по чувствительным местам. – Вэй Усянь! Просто прекрати! Я научился жить без тебя! Я отпустил прошлое, как ты и хотел! Чего ты все-таки добиваешься? Чего ты хочешь, Вэй Усянь? Просто уйди. – Я не знаю. Только знаю, что рядом с тобой я становлюсь по-настоящему живым. Пожалуйста, Цзян Чэн, позволь мне залечить твои раны. Вэй Усянь вновь тянется к нему, обвиваясь, оплетая Цзян Чэна руками, энергией, своим телом. Цзян Чэн обессиленно прикрывает глаза, глухо хрипит, сдаваясь под чужими ласками. – Это из-за Золотого ядра ты такой... Не я тебе нужен... – Нет-нет-нет. А-Чэн, Оно здесь ни при чем. Вэй Усянь приникает горячими губами к беззащитно запрокинутой шее, ластится игривой кошкой. – Без ядра погибало тело, но без тебя умирает душа, – Вэй Усянь зарывается носом в спутанные волосы Цзян Чэна, все усилия Цзян Хао пошли насмарку, протяжно стонет, – Я так скучал, А-Чэн. Я так хочу... Вэй Усянь не успевает договорить, как мир переворачивается перед его затуманенным взором, и он оказывается прижат спиной к столу, а над ним нависает Цзян Чэн с лихорадочно блестящими глазами. – Вэй Усянь! Это одно и тоже, гуль тебя задери! Когда ты стал такой тряпкой? Привык быть подстилкой у своего отмороженного? Хуже уличной девки! Возьми себя в руки и подумай головой! Вэй Усянь отчаянно мотает головой. Ну почему он не может объяснить, так чтобы Цзян Чэн понял. Почему не находится подходящих слов, а ведь ему еще надо как-то объясниться с Лань Чжанем. – А-Чэн, я в состоянии отличить одно от другого. Если не веришь мне, то Старейшина может это подтвердить. Цзян Чэн отшатывается от Вэй Усяня, качает головой. – Если это так, то где же ты был раньше? Где ты был все эти годы? Развлекался со своим ручным песиком? Вэй Усянь молчит. Молчит под пристальным взглядом Цзян Чэна. Молчит, когда тот развернувшись уходит прочь, хлопнув дверью. Молчит, когда сползает на пол, взглядом натыкаясь на горку окровавленных тряпиц. Какой ответ на этот вопрос он мог дать? Какой из сотен возможных был бы правильным? Вэй Усянь поднимается на ноги, еще раз окидывая комнату взглядом. Он обязательно поговорит с Цзян Чэном еще раз, а пока есть еще один человек, которому он задолжал объяснение.***
Вэй Усянь добирался до Облачных Глубин пешком, давая себе время все обдумать, иногда он погружался в раздумья так глубоко, что терял счет дням, поэтому не мог точно сказать, сколько дней заняла у него дорога. Он аккуратно толкнул двери в цзинши. Вэй Усянь бывал здесь в последнее время крайне редко, а вот Лань Ванцзи почти перестал выходить. – Лань Чжань, ты здесь? От раскрытого окна к нему шагнула высокая фигура в белом. – Вэй Ин. Ты вернулся. Вэй Усянь не мог разглядеть лица Лань Ванцзи, солнце угодившее прямо в окно слепило его, подсвечивало Лань Ванцзи, как недостижимого небожителя. – Я вернулся, Лань Чжань. Как твои дела? Ты выглядишь бледным. – Все хорошо. Вэй Усянь глубоко вздохнул, набираясь сил начать непростой разговор. – Лань Чжань, нам надо поговорить. Вэй Усянь глянул на неподвижного Лань Ванцзи. – Лань Чжань, я больше не могу оставаться в Гусу. – Ты уходишь к нему? Вэй Усянь опешил, сбился. – Что? К кому? – Цзян Ваньинь ждет тебя? Вэй Усянь мотнул головой. – Не ждет. Но это не важно, я буду пытаться снова и снова. Прости, Лань Чжань. Я должен был раньше понять и не давать тебе ложных обещаний. – Ты не должен говорить мне "прости". Тебе нужно немного времени, чтобы снова привыкнуть. – Нет, Лань Чжань, выслушай меня. Я не хочу обманывать тебя и себя тоже. Я не могу здесь оставаться... Мы не можем больше продолжать. Тебе надо научиться жить самому. Не надо строить свою жизнь вокруг меня. Я тебе благодарен, так благодарен. Ты был со мной и ни о чем не спрашивал, когда я сдался. Когда я трусливо прятался от проблем в твоих объятиях ты стал для меня целым миром, заменив собой все и всех. Теперь я хочу помочь тебе стать целым. Ты показал, что меня можно любить просто так. И я любил тебя за это. За то, что бережно хранил осколки моего сердца, пока я купался в твоей любви, исцеляясь. Но теперь мы должны двигаться дальше, Лань Чжань. Потому что мое сердце, все ещё груда осколков. И только один человек сможет помочь собрать его. Потому что и его сердце разбито. И только вместе нам это по силам. Я замерзаю без него, Лань Чжань. Я такой идиот, что бежал от него. Спасибо и прости, Лань Чжань. Я обещал тебе, так много... Тогда я правда верил, что смогу сдержать их. Я уйду завтра. Я...соберу вещи. Пожалуйста, прости меня, Лань Чжань. – Вэй Ин не виноват. Вэй Усянь дернулся как от пощечины. – Лань Чжань, почему ты... Я виноват, слышишь! Лань Ванцзи покачал головой. – Я буду ждать, пока ты передумаешь и вернешься. Вэй Усянь попятился прочь из цзинши, на улицу, на воздух, под теплое солнце. Здесь он задыхался, стены давили на него. Он не смотрел по сторонам, ноги сами несли его прочь, и только тихий шелест голосов да чей-то окрик заставили его поднять голову, но поздно, он с размаху врезался в яркое золотое пятно, резко выделявшееся среди траурных цветов Облачных Глубин. – Вэй! Усянь! – Цзинь Лин собственной персоной, внезапно возник перед Вэй Усянем, – Где тебя носит?! Мы обыскались тебя, несколько дней от тебя никаких вестей! Вэй Усянь сделал над собой усилие, улыбнулся. – Что? Я снова просто Вэй Усянь? Не дядя? Так соскучился, что ищешь по всей стране? Цзинь Лин задохнулся от возмущения и резко выбросил руку вперед, то ли для удара, то ли для придания своим словам весомости. – У меня один дядя! И он сейчас умирает по твоей милости! – Что? – Вэй Усянь шокировано распахнул глаза, весеннее солнце почему-то больше не согревало, – Он не может… Он был ранен, но в целом в порядке, когда я видел его в последний раз. Цзинь Лин тяжело дышал, сдерживая рвущиеся ядовитые слова. – Он и был в порядке. Пока ты не пришел к нему ночью. Что ты с ним сделал? Цзян Хао рассказал, что он был зол и растерян. Почему ты просто не можешь оставить его в покое?! Вэй Усянь промолчал. Что он мог сказать на это? Что ни отпустить Цзян Чэна, ни быть рядом с ним он не мог. Что каждое мгновение чувствовал себя лжецом и предателем. – Нечего сказать?! Не похоже на тебя, – глаза Цзинь Лина покраснели, – Спаси его! Вэй Усянь сглотнул, ободряюще хлопнул по плечу Цзинь Лина. – Где он? – А где он может быть? В Пристани Лотоса, конечно! Сделай хоть что-нибудь, придумай! – Расскажи, что с ним случилось? Может ты напрасно паникуешь. Цзинь Лин сбросил руку Вэй Усяня. – Он попал под проклятье. Какой-то призрак попался им на обратной дороге домой. Вэй Усянь неверяще покачал головой. – Он сильный. Не мог Цзян Чэн просто поддаться проклятью какого-то призрака, даже с такой раной. Цзинь Лин взвился. – Вот поэтому я тебя спрашиваю! Что ты сделал с моим дядей? Вэй Усянь силился вдохнуть воздух вдруг ставший битым стеклом, царапающим гортань. – А-Лин, подожди. Ты возвращайся. Я приду позже, только возьму... Цзинь Лин сжав кулаки, тяжело дышал, стараясь взять себя в руки. – Если обманешь, я тебя никогда не прощу, Вэй Усянь.***
Вэй Усянь сжал рукоять меча, вздохнул через силу, успокаивая хаотичный поток мыслей. Все, что ему нужно, у него при себе, только осталось вернуть табличку. Он повернулся в сторону цзинши, намереваясь отдать ее Лань Ванцзи. Но тот оказывается стоял неподалеку, не сводя с него глаз. Он шел за ним? – Лань Чжань, возьми. Вэй Усянь протянул табличку-пропуск. Лань Ванцзи проигнорировал протянутую руку, вместо этого он произнес бесцветным голосом. – Ядро. Вэй Усянь недоуменно переспросил: – Что? – Золотое Ядро. Из-за него ты уходишь к нему. Вэй Усянь с ужасом отшатнулся. – Нет. Совсем нет. Это не имеет значения, какое у него ядро, есть ли у него ядро. Я должен был быть с ним рядом до самого конца, не взирая ни на что. Ничего не имеет значения, кроме него. Лань Ванцзи дернулся. Каждое слово ломало его вновь, по старым шрамам, нанося новые. Он слышал только: «Ты не нужен мне. Никогда не был нужен». – Я уничтожу его и ты снова станешь прежним. Руки Вэй Усяня действовали быстрее разума. Он преградил путь Лань Ванцзи, что обнажил свой меч и собрался взлетать. – Нет, Лань Чжань. Я не позволю тебе сделать этого. – Вэй Ин, отойди. Я не хочу причинять тебе боль. Вэй Усянь сжал Суйбянь покрепче, прикидывая в уме, что вряд ли справится с Лань Ванцзи только с одним мечом, но он обещал Цзян Чэну не использовать больше темную энергию. Его дурное сердце разрывалось от боли, но он должен наконец, распутать этот узел. – Нет. Я отойду, если ты пообещаешь, что не станешь причинять вред никому. Ни Цзян Чэну, ни кому-то еще. Лань Ванцзи прикрыл глаза, скрывая ломающую ребра боль и бесконечную тоску. – Я не могу тебе обещать этого. Вэй Усянь сморгнул, почему-то зрение затуманилось на миг. А щеки вдруг стали влажными. Если б небо сейчас разверзлось великим потопом, смывая его глупые страхи, то он бы говорил себе, что это дождь, всего лишь дождь на щеках. Но над головой ярко светило весеннее солнце. Столь редкое здесь в Облачных Глубинах. Оно играло веселыми бликами на обнаженных клинках, солнечными зайчиками плясало по стенам зданий, по стене с бесчисленными правилами ордена Гусу Лань. Вэй Усянь зажмурился, прочистил горло. – Лань Ванцзи, перед небом и землей я говорю, что разрываю наш союз. С этого момента мы никто друг другу. Я больше не имею никакого отношения к ордену Гусу Лань. Пусть…– Вэй Усянь обвел рукой, замерших по краям притихших, испуганных адептов, – пусть все здесь присутствующие будут мне свидетелями. Отныне я чужак. Лань Ванцзи опустил голову низко-низко. Казалось, что даже легкий ветерок вздумавший подуть сейчас мог бы сломать его, как высохшее дерево с подрубленными корнями. – Вэй Ин, ты твердо решил уйти? Вэй Усянь сглотнул, уверенно кивнув. – Да. Лань Ванцзи ринулся в атаку. Вэй Усянь едва успел уклониться, но Лань Ванцзи не стремился причинить ему вред, он только хотел убрать его с пути. Вэй Усянь понял это на секунду позже, но Лань Ванцзи этого хватило, чтобы встать на меч и взлететь. Весь мир сузился до одной точки – удаляющейся спины Лань Ванцзи. Он не слышал возмущенного окрика подоспевшего Лань Цижэня, не видел усевшегося недалеко прямо на ступени молчаливого Старейшину. – Не смей! Вэй Усянь призвал темную энергию, поймав Лань Ванцзи в ловушку, притянув его обратно. Они вновь стояли друг против друга: как в кривых зеркалах отражая, бесконечную боль и страдание. Вэй Усянь тяжело дышал, постепенно отпуская тьму, прогоняя по меридианам светлую ци. И Лань Ванцзи, напротив. Он был сломанной куклой механически делавшей шаг за шагом к нему. – Вэй Ин. – Лань Чжань, отпусти меня. Отпусти себя. Мир не расколется, если я уйду. – Ты не прав, Вэй Ин. Ты – мой мир. Вэй Усянь закрыл глаза, он собирался воспользоваться подлым приемом. – Лань Чжань, ты обещал мне, что выполнишь, все что я захочу. Вот мое желание, которое ты обязан выполнить: я хочу, чтобы ты никогда ни при каких обстоятельствах не причинял вред Цзян Чэну и ордену Юньмэн Цзян. Я хочу, чтобы ты никогда и ни при каких обстоятельствах не причинял вред себе… Давай пойдем каждый своей дорогой, Лань Чжань. Лань Ванцзи замер, опустил Бичэнь, и под прокатившийся вздох ужаса упал на колени. – Вэй Ин… Я не смогу исполнить всех твоих желаний. Вэй Усянь перестал моргать, но все же пропустил момент, когда Лань Ванцзи прижал руку к своему животу, разрывая одежду и плоть, погрузил ее внутрь. Первым среагировал Старейшина, за мгновение оказавшийся рядом с Лань Ванцзи, уже плетя заклинание. Но и ему не хватило всего лишь мига. Лань Ванцзи в окровавленной руке держал свое Золотое Ядро. Вэй Усянь слышал, как кто-то закричал, надрывно, на одной ноте. Смотря как сверкающей золотой пылью оседает на траурных одеждах с ярко-алыми брызгами, раздавленное недрогнувшей рукой Золотое ядро. Тогда он понял, что кричал он сам. – Лань Чжань!! Он рванулся вперед, дрожащими руками все еще сжимая Суйбянь. – Что ты наделал?! Что же ты наделал! Лань Чжань!! Вэй Усянь оказался рядом с ними: с потерявшим сознание от боли Лань Ванцзи и Старейшиной, что накладывал сложную вязь заклинаний на все тело Лань Ванцзи. Он не прерываясь ни на миг, глянул на Вэй Усяня. – Он будет жить. Дурачье конечно, так убиваться из-за развода, – Старейшина вытянул талисман и с чувством прилепил его на лоб Лань Ванцзи, – Устроили тут трагедию. И ты иди. И будь счастлив. Хватит на себя чужую вину брать за все подряд. Главе Цзян передавай наилучшие пожелания. И терпения. Раз уж ты там поселиться намерен. Старейшина кивнул подбежавшим старшим адептам. – Все. Уносите. Только осторожно. Я сейчас подойду. Он снова обернулся к так и не вставшему с колен Вэй Усяню. – Ты уже передумал уходить? Вэй Усянь разлепил вдруг ставшие непослушными губы, облизнулся, язык чуть онемел от горько-соленого привкуса во рту. – Он… правда будет в порядке? – А если нет, то это повлияет на твое решение? Вэй Усянь пошатываясь поднялся с колен, опираясь на Суйбянь, неудачно поймался за лезвие, но даже не почувствовал как по пальцам заструилась кровь, заливая оставшуюся в пыли именную табличку ордена Гусу Лань. – Нет. Мне… жаль. Мне так жаль. Но я не могу. Я не могу подвести Цзян Чэна еще раз. Старейшина кивнул. – Вот и ответ. Вэй Усянь глубоко поклонился и больше не оглядываясь вскочил на Суйбянь. Ему чудилось, будто не меч несет его, а раскрывшиеся громадные крылья за спиной. «Дождись меня, А-Чэн. Ты не можешь меня оставить. Только не теперь. Это была бы слишком жестокая месть».