***
Охра упрямо шагал вперед, вытянув на ладони Душу. Она подрагивала и согревала. Это было так странно — бессмертная человеческая душа доверилась демону. Была ли она в абсолютном отчаянии, что обратилась к нему, или и правда смогла разглядеть в нем что-то хорошее? Как бы там ни было, а обмануть ее доверия Охра не мог. Он должен был дойти до этого неизвестного колодца и вернуть душу смертному. Спасти хотя бы одного человека. Один будет противостоять тем тысячам, искушенным им со дня сотворения. Зачем противостоять? Кому это нужно? Первый раз у него возникли такие мысли, но они совсем не пугали. Наоборот — их хотелось думать дальше, углубиться в них, разобраться, что двигало им самим в момент похищения Души. Ведь знал же он обо всех карах, ждущих любого, нарушившего Закон, знал и о грядущей погоне, знал о том, что будет преодолевать путь один. И все равно рискнул. А потом он так удачно встретил Фаллена и очаровался им. А когда Фаллен захотел идти вместе с ним, о, как он был счастлив тогда! Подумать только — ангел не побрезговал его обществом. В Преисподней много трепались об ангелах, но все сводилось к одному — это заносчивые ребята, думающие о себе слишком много, однако совсем не имеющие защиты против бесов и демонов. Говорили, что стоит кому-то из их племени коснуться ангела, тот сразу обращался в пыль. Находились даже такие, кто рассказывал, будто бы победил так не один легион Небесного воинства. Всего-навсего прикоснувшись. Теперь Охра лично убедился, что все это было враньем. Сначала убедился, что Фаллен не стал пылью. Потом, что его прикосновения способны дарить такое, о чем он только слышал из рассказов грешников и демонов более высокого уровня. Но слова были лишь бледной тенью того, что Охра испытал сам. Это было прекрасно, и ему действительно казалось, что он только одними этими прикосновениями и поцелуями может очиститься от всех своих прежних дел и вознестись прямо к райским кущам. Наверное, кто-то что-то напутал при сотворении мира. Иначе чем объяснить, что людей за страсть к таким удовольствиям отправляли к ним. Теперь Охра считал, что именно такие ласки и поцелуи дарят настоящий рай. Идти одному было плохо. Дело было не в одиночестве как таковом — за многие сотни лет существования Охра никогда ни с кем близко не сходился. Демоны все были одиночками по природе, и он не был исключением. Плохо было по другой причине. Потому что совсем недавно ему было хорошо. Хорошо идти вдвоем с Фалленом, даже когда они молчали, даже когда Фаллен орал, как ненормальный, это тоже было хорошо. Потому что это был он. И тем более хорошо было в те самые моменты. Он не хотел отпускать Фаллена, а тот ушел. Охра сам его прогнал. Сейчас его уже невозможно было вернуть: кто знает, как далеко ушел сам Охра, кто знает, где Фаллен. Проводника их тоже нет. Оставалось одно — топать вперед и вперед под низкими каменными сводами, надеясь, что тоннели все же выводят на свет. Фаллен обвинил его в том, что Охра не думал о нем. Сейчас такого уже никто не мог бы сказать. Единственным, о ком Охра сейчас думал, был как раз Фаллен. Они были знакомы всего несколько часов, но Охре казалось — всю жизнь. Все с Фалленом было легко: идти, убегать, болтать. Теперь, когда они разошлись в разные стороны, Охре стало особенно тоскливо: он своими руками прогнал того единственного, кто смог и захотел быть с ним. Кому он был интересен сам по себе. И Фаллен ему был интересен не только как единственный его знакомый из ТОГО мира, но и как интересный собеседник, и очень, очень красивый ангел в человеческом облике. Как тот, с кем хотелось быть долго, очень долго даже по их неземным меркам. Можно и вечность. Как будто Фаллен был его потерянной и вновь обретенной половиной. С ним Охра хотел быть единым целым. Фаллен рассказывал, что ему было скучно в Раю, что не с кем даже словом было перемолвиться, что он изводил насмешками почтенных праведников и других ангелов, что только какой-то Поэт согласился с ним говорить сколько-нибудь долго. Теперь еще он сам попал в этот список. Поэт. У Охры шевельнулось что-то в памяти. К ним в преисподнюю тоже как-то раз спускался Великий Поэт. Мог ли это быть тот самый? Их гость искал свою пропавшую возлюбленную, его сопровождал какой-то мудрец из Лимба, тоже весьма достойный господин. Поэт внимательно осматривал каждый закоулок Ада, каждый круг и ров, заглядывал во все щели и даже беседовал с некоторыми грешниками и их стражами. С Охрой он тоже перекинулся несколькими словами. Поэт понравился ему своей мудростью, открытостью и искренностью. Охра тогда от всего сердца (если оно у него было) пожелал ему найти возлюбленную, а Поэт удивился тому, что и среди демонов встречаются очень необычные экземпляры. Он сказал, что Охра добрый и этим так непохож на прочих обитателей Преисподней, что место ему не здесь. Эти слова заронили семя сомнения Охры в самом себе. Сомнение росло и крепло и в итоге дало свои плоды: Охра услышал стенания проданной Души, ответил ей раз, другой, а потом решился на Поступок — выкрасть Душу и вернуть ее смертному. Душа не просила его ни о чем, Охра сам так решил. Сейчас он нес ее в раскрытых ладонях. И пусть идти было неудобно, но человеческая Душа грела его, придавала решимости и своим светом дарила надежду. Ни с чем и никогда Охра еще так бережно не обращался. Ему вдруг стало жаль, что Душа болтается просто так, безо всякого сосуда. Лучшим вместилищем для нее, разумеется, был и будет ее хозяин, но и сейчас таскать бессмертную Душу просто в руках, каждый раз рискуя уронить, тоже нехорошо. Охра остановился и огляделся по сторонам. В узком и мрачном тоннеле и выбрать-то было особенно не из чего: только серые некрасивые камни валялись под ногами. Охра опустился на колени, чтобы посмотреть получше, вдруг все-таки что-то завалялось. Неожиданно сияющий шар сам соскользнул с его ладоней и подпрыгнул. Охра не успел и глазом моргнуть, как Душа уже находилась внутри какого-то прозрачного угловатого камня. Откуда-то в голове всплыло — «горный хрусталь». Душа сама нашла себе временное пристанище. Ну что ж, все лучше чем на теле рассыпаться искрами или шариком в ладонях. Охра бережно подобрал обломок хрусталя и повертел в руках. Теперь освещать себе дорогу стало гораздо удобнее, как бы кощунственно это не звучало. Охра все шел и шел. Он начал уставать, ноги заплетались, в глазах стало двоиться, а воздуха не хватать. Человеческое тело было не приспособлено к долгим голодовкам и таким изнурительным походам. Охра сообразил, что люди ведь иногда должны питаться и отдыхать в отличие от бесплотных духов, но где взять еды — понятия не имел. Да и что должны есть люди — тоже. Но он мог хотя бы отдохнуть. Как это сделать? Оставалась еще одна проблема — самая, по его мнению, важная. Из тоннеля он пока не выбрался. Если так пойдет и дальше, то он просто погибнет здесь от голода. Оставался вариант перевоплотиться в истинный облик, но тогда его моментально найдут. Что будет дальше — можно только догадываться. Во всяком случае, Душу он смертному точно не вернет. Всадники не допустят. Особенно последний. Он брел и без конца обдумывал одну и ту же мысль, и ему стало казаться, что голова сейчас взорвется от сложности решаемого вопроса. Стены и потолок теперь давили на него, дышать было все труднее, но вдруг осколок хрусталя словно бы заплясал в его руке, а затхлый воздух стал как будто свежее. Потом еще свежее, и еще. Охра пошел быстрее, а вскоре пустился бегом. Еще немного и тоннель вывел его в большую залу с высокими потолками. И чудо! Одной стены у залы не было. Охру сразу же обдало легким прохладным ветерком, а в широкий просвет он увидел звездное небо. Это было вторым чудом — в мрачном лесу не было звезд на небе, только полная луна. Охра вышел из пещеры — вместо круглого диска на чистом темно-синем небе светился тоненький молодой серпик в окружении мириадов светлых точек. Он видел такое прежде только в человеческом мире. Звездное небо всегда завораживало Охру. Оно было прекрасным! Значит он вышел? Вышел к людям? Если это так, скоро наступит рассвет, тогда он сможет найти еду, попробовать все же отыскать тот таинственный колодец. И, если ему очень-очень сильно повезет, то и Фаллена. А пока тело требовало отдыха. Охра вернулся в пещеру, сел, привалился к стене. Потом сунул руки в рукава своей накидки, как будто в муфту, спрятав и ладони, и осколок хрусталя, и заснул чистым и спокойным сном.***
Фаллен пожалел о своем уходе довольно быстро. Поначалу идти ему было очень легко. Теперь он был один, скинул плащ и понес его в руках. Фаллен шел и сам себе освещал путь своим ангельским сиянием, которое теперь стало однако тусклее. Фаллен думал, что это из-за тьмы пещеры, и особенно не беспокоился. После ссоры с Охрой его обуяло какое-то злое веселье. Он радовался тому, что все-таки одержал победу. Пусть этот глупец сам ищет свой колодец, пусть сам ломает голову, как вернуть душу запродавшему ее олуху. Не его, Фаллена, это проблемы. Он сбежал, чтобы найти достойную компанию. Как оказалось, Охра не подошел. Слишком обидчивый, слишком добрый, слишком мягкий. Все слишком. Разве таким должен быть демон? Во время их ссоры Фаллен чувствовал только разочарование в своем спутнике, но чем дальше и дольше он шел по мрачному коридору, чем звонче эхо отскакивало от гладких его стенок, тем сильнее Фаллен понимал: сражение он выиграл, доказал свое сиюминутное право поступать, как вздумается. Но не высока ли плата? Отстаивая свою правду он потерял нечто большее. Охра обидчивый? Возможно. Но он демон, не стоило шутить над ним. Добрый? А разве это так плохо? Доброта стала причиной его побега. Слишком мягкий? Это обманчиво. На самом деле он очень решителен и тверд, когда нужно. Сейчас Фаллен начал все отчетливее сознавать размеры и очевидность своего глупого поступка. Вспылил и ушел куда попало, бросив спутника в одиночестве. А за ним, между прочим, охотятся. Не за Фалленом, а именно за Охрой. Он нужен тем четырем всадникам. Фаллен пошел быстрее. Должен же этот коридор куда-то вывести. Скорее всего, все дороги здесь ведут на ту сторону. И Охра тоже выберется, не может не выбраться. А там, за горой, они обязательно встретятся. Теперь перед Фалленом рисовалось более радужное будущее, у него мелькнула надежда, что все не так плохо, что он не навсегда потерял Охру. Надо только преодолеть эту пещеру. Он все шел и шел, пока не оказался в небольшой душной каменной зале. Из нее вели три новых коридора, и было не ясно — какой стоит выбрать. Фаллен решил наугад войти в левый. Коридор оказался коротким, и уже очень скоро Фаллен уперся в осыпавшуюся каменную стенку, преградившую путь. Ну что ж, значит, он вернется в залу и пойдет другим коридором. Не велика беда. Но и средний коридор, хотя и был длинным и извилистым, тоже закончился стеной, правда идеально гладкой, словно отполированной. Фаллен еще надеялся на третий коридор, но и там его постигла неудача: все та же стена в конце. Он вернулся в залу, откуда ответвлялись эти три коридора и устало уселся на камень. Сначала им овладела какая-то безысходность. Немного погодя к ней присоединилось новое чувство, ангелам не знакомое. Внутри, между ребрами и чуть ниже что-то заскребло, потянуло. В голове неожиданно возникли пейзажи из Эдема с его деревьями, усыпанными спелыми плодами. Фаллен закрыл глаза и увидел эти деревья словно наяву. Казалось, стоит только протянуть руку, как ты сорвешь спелый, сладкий, удивительно нежный плод. Вонзишь в него зубы, и сок потечет по губам, подбородку, ниже на пальцы. И только один этот плод способен избавить от тянущего противного чувства между ребер. Фаллен открыл глаза — видение исчезло, но мечты о пище — нет. Он сообразил, что его настигло чувство голода, которому, к сожалению, подвержены все смертные и которое подбивает их подчас на необдуманные поступки. Фаллен тряхнул головой, стараясь выбросить эти глупые мысли. Все равно ничего съестного он в пещере не найдет, так зачем зря травить себя и портить настроение, и без того испорченное тремя тупиками, в которые он только что попал. Если эти три коридора никуда не вели, значит нужно было вернуться назад, в ту самую залу, где они поссорились с Охрой. И уже оттуда идти на его поиски. Эта идея приободрила Фаллена, и он решительно направился обратно. Теперь его цель стала ясной и понятной, а главное — казалась легко достижимой. Странно, но обратный путь оказался гораздо короче. Наверное, потому, что был уже однажды пройден. Фаллен решил, что это очень символично: второй раз налаживать контакт с Охрой будет проще, ведь это ему уже удалось в первый. И вот перед ним снова была та же большая пещера, откуда он ушел, наговорив перед этим обидных слов. Сейчас за них было стыдно. Еще одно новое чувство, прежде Фаллену не знакомое. Оно появлялось из-за его человеческого тела или из-за чего-то иного, более сложного и не поддающегося пока объяснению? Пещера огорчила еще одной неожиданностью: в ней тоже было несколько ответвлений. Из одного коридора Фаллен только что вышел сам, еще четыре вели в разных направлениях. Одним из этих коридоров они пришли сюда с Охрой. Теперь оставалось догадаться, в какой тоннель свернул сам Охра. Охра, Охра, Охра. Все мысли Фаллена были только о нем. Почти с самого начала, как они встретились. Сначала Охра просто интриговал его своим происхождением, и Фаллен счел это огромной удачей — встретить настоящего демона, да к тому же согласившегося стать ему спутником. Потом любопытство сменилось симпатией и вожделением пополам со сладострастием. Последнее ангелам не просто было не свойственно, оно попадало в список семи смертных грехов и Охре подходило гораздо лучше. В том, что Охра тоже подвержен этому греху, Фаллен убедился довольно быстро и с удовольствием. А потом еще раз. Охра был словно его недостающей частью. С ним Фаллен чувствовал себя цельным, совершенным. Охра дарил ему спокойствие, надежду, что было бы странно для простого демона, но не для Охры. Он был необыкновенным. Он был счастливым случаем Фаллена. С Охрой было хорошо во всех смыслах, пока Фаллен сам не начинал его изводить. Конечно, тогда он превращался в демона, и это было жутко, но Фаллен надеялся когда-нибудь все же нащупать грань, до которой можно безбоязненно его дразнить, наслаждаться гневным горящим взглядом или подрагивающими красивыми губами, или той страстью, с какой Охра отдавался ему потом. Не отдавался, поправил себя мысленно Фаллен. До этого еще не дошло, но дойдет когда-нибудь. Фаллен знал, что это его желание точно сбудется. А еще то, что оно было взаимным. Он как-то чувствовал это, и даже гадать, какой из тоннелей верный, становилось легче. В пещере становилось все темнее — это ангельский свет, исходивший от Фаллена тускнел и слабел. Фаллену стало страшно: если свет окончательно погаснет, идти придется в полной темноте. Как и, главное, куда он отправится один? Неожиданно в одном из тоннелей он услышал шум. Казалось, тот, кто движется там, специально делает это как можно громче, чтобы привлечь внимание, чтобы показать — вон он я, здесь. Берегись, кто бы меня не услышал! Фаллен весь сжался, как пружина, приготовился к бою, опасаясь, что это один из четырех Всадников. Если это так, то бой с ним он, конечно, проиграет, но может быть, таким способом он выиграет для Охры немного времени. Шум нарастал, беспокойство Фаллена тоже. И вот когда уже он сам готов был бросится в тот темный тоннель, Фаллен увидел два огонька. И почти сразу после из черноты показалось гибкое сильное тело. Черная блестящая шерсть, уши настороже, усы топорщатся. Вот это гость! Почему бы ему сразу было не пойти с ними, возможно, тогда они избежали бы ссоры. — Григорий! Как я рад тебя видеть! Вот никому так не радовался, как тебе! — Фаллен подскочил и обнял пантеру за шею, прижался крепко-крепко, как ребенок к любимой игрушке. — Где же ты пропадал, паразит? Тут без тебя такое произошло! На такое фривольное обращение «паразит» рыкнул, попробовал извернуться и куснуть Фаллена за руку, но тот вовремя отскочил и недовольно посмотрел на пантеру. — Из тебя такой себе проводник. Я обязательно сообщу Валентину, что ты кидаешь нас в самые важные моменты, а теперь вот и Охра ушел. Если бы ты был с нами, он бы не прогнал меня. Я так думаю, — Фаллен почесал в затылке и решил, что Григорий, пожалуй, виновен в этом меньше всего. — Слушай, друг, — продолжил он, — нам надо найти Охру. Ты же за этим сюда пришел? Почуял, что я облажался, и решил мне помочь? Так ведь? Пожалуйста, скажи, что я прав. Пантера подошла и ласково боднула Фаллена, потопталась своими лапами по его ступням. Фаллен понял, что перемирие восстановлено. Он нашел булыжник, сел на него и печально подпер голову рукой, сообщил Григорию: — Охра нужен мне. Не просто поболтать и развлечься. Гораздо сильнее. Мой свет стал угасать, и я думаю, это из-за нашей с ним ссоры и расставания. Пожалуйста, помоги мне его найти. Я не вижу смысла в своем дальнейшем путешествии без него, а если вернусь в Рай, тоже не вижу там смысла торчать без него всю оставшуюся мне вечность. Это больно — быть без него. Я дурак, потому что обидел его, наговорил лишнего. Был неправ и не хотел этого признать, хотел побольнее его задеть. И знаешь, у меня отлично вышло. Григорий уселся рядом и положил морду Фаллену на колени. — Как ты думаешь, он простит меня? — тоскливо спросил Фаллен у пантеры и, ожидаемо не получив ответа, выдумал его сам. — Я бы простил на его месте. Я видел его глаза, он должен чувствовать то же, что и я. Григорий после этих слов, как будто абсолютно поняв их смысл подскочил и побежал к одному из тоннелей. Фаллен сразу последовал за ним. — Какой ты молодец, сразу все понял, — Фаллен еще раз погладил своего проводника. — Григорий, ты — чудо. Пойдем. Кстати, ты не находишь, что твое имя слишком длинное? Я буду звать тебя короче — Гриша. Идет?***
Теперь Фаллен не шел, он почти бежал. Гриша вел его вперед, и темнота уже не казалась такой темной и такой вездесущей. Откуда-то пробивался свет, и Фаллен понял, что это его собственный свет становится ярче и сильнее. Это придало ему сил идти дальше, хотя голод и усталость усиливались и грозили вот-вот сбить с ног. Неожиданно коридор прервался и Фаллен вместе с Гришей ввалились в большую открытую пещеру. Сначала Фаллен увидел звездное небо, почувствовал дыхание ветра и шелест листвы снаружи, а потом увидел Охру. Тот безмятежно спал сидя, привалившись к стене, и был такой красивый, такой родной и понятный, что у Фаллена сердце защемило. Он сразу понял, что это, что такое родилось в этот миг у него в груди, но решил отложить размышления на потом. Он подошел к Охре, встал на колени перед ним, наклонился и прижался губами к рукам, спрятанным в рукавах. — Прости, — прошептал Фаллен чуть слышно. А когда поднял голову, то столкнулся с непонимающим взглядом голубых глаз.