†††
Поезд останавливается, и Кенма спешит на выход, пока его не задавили утренние пассажиры. Езда в час-пик всегда будет самой худшей. Он пробирается через толпу бизнесменов и старшеклассников, чтобы встретиться с Куроо у торговых автоматов. Мать снова его игнорирует. Она так делает не очень часто, но стоит ей начать, и Кенма не может отделаться от удушающего чувства в груди. Она отказывается даже смотреть на него. Он пытался попрощаться перед выходом, но она вела себя так, словно его не существует. Кенма не особо расстроен из-за ситуации. Но затем он видит Куроо, стоящего здесь, засунувшего руки в карманы, и внезапно Кенма поглощен сбивающим с ног желанием утешения. — Оу! Здравствуй, идеальный мальчик, — Куроо спотыкается, когда Кенма подлетает и тут же обнимает его. — Что такое? Кенма зарывается лицом в грудь Куроо. — Она снова игнорит меня, — жалуется он, пусть и прошло всего несколько часов. Это не сравнится с неделей молчания после того, когда Кенма сделал камингаут как трансгендер. Тем не менее, ему больно почти так же. — Это невероятно по-детски с её стороны, — вздыхает Куроо. Он успокаивающе гладит Кенму по волосам, и тот тает. — Мне стыдно. Я наговорил много чего, и… — Нет, — Куроо поднимает лицо Кенмы за подбородок и смотрит ему в глаза. — Она делает это специально, потому что она хочет, чтобы тебе стало стыдно. Ты не сделал ничего плохого. Кенма был груб со своей матерью. Одного этого было достаточно, чтобы наказать его вот так. — Ты не можешь говорить наверняка, — настаивает Кенма. — Ты даже не знаешь, что случилось. Куроо тянет его за собой, направляясь в сторону выхода со станции. — Хорошо. Тогда можешь рассказать по пути. Я скажу, что думаю, и мы решим, был ты неправ или нет. До кофейни идти недолго, но Кенме более чем достаточно, чтобы пересказать события этого утра. Делиться этим с Куроо всегда помогало снять тяжелый груз и вину с плеч. То же самое можно сказать и об Акаши с Бокуто, но Куроо единственный, кто знает мать Кенмы. Он жил по соседству и видел их постоянно меняющуюся семью. Куроо резко останавливается. — Подожди… хочешь сказать, что она расстроилась, потому что ты снова разговариваешь со своим отцом? Кенма не находит это удивительным. — Ну, получается, что так, — пожимает плечами он. — А потом Кейджи написал, и она начала листать переписки. И… не знаю… Я, типа, накричал на нее из-за этого. — Что было справедливо, — констатирует Куроо. — Не совсем. Куроо скрещивает руки и смотрит на Кенму. — Я тут беспристрастный наблюдатель, и я хочу напомнить тебе, что нормально иметь границы, — говорит он. — Это нормально, что ты взбесился на нее за то, что она посягнула на твои границы. Кенма отворачивается и продолжает идти дальше. Он больше не хочет говорить об этом. — Всё не так уж и плохо. Я просто снова начну удалять сообщения. Это не проблема. — Милый, ты взрослый человек. Ты же не може… — Кажется, мы пришли, — перебивает Кенма, когда они доходят до кофейни. Он находится на углу, и через одно из окон Кенма видит, что его отец уже внутри и сидит за столиком. — Можешь прочесть лекцию, но позже, ладно? Я просто… Я хочу, чтобы сейчас ты был на моей стороне. Куроо вздыхает и открывает дверь для Кенмы. — Я всегда на твоей стороне. Ты слишком хорош, чтобы так плохо говорить о себе. Кенма пьет много кофе и довольно часто где-нибудь заказывает еду, но он ещё ни разу не был в этом заведении. Здесь пахнет пряной тыквой и кофейными зёрнами с корицей — это неожиданно приятно. Они с Куроо заказывают напитки и терпеливо ждут, пока бариста их приготовит. Кенма сует руки в карманы и неловко топчется на месте. Женщина за стойкой отдает им кофе с отрепетированной улыбкой на лице, и Куроо благодарит, пока берет стаканчики в руки. Он слегка подталкивает Кенму, чтобы привлечь внимание. — Всё ещё хочешь сделать это? — Заткнись. Конечно, хочу. Отец Кенмы выглядит гораздо старше, чем помнит Кенма. Его волосы поседели, стекла очков стали толще, а в уголках его глаз появилась паутинка морщинок. Это были длинные семь лет, но несмотря на это, Кенма легко его узнал. Его отец не сильно изменился, но Кенма совершенно другой. Его волосы окрашены в блонд, он находится в процессе перехода. Черт побери, у него теперь даже другое имя. Его отец посмотрит на него и поймет, что встреча является большой ошибкой. Кенма другой, слишком неловкий, слишком уродливый… Внезапно он хочет обратно домой, в безопасность своей запертой от мира комнаты. Его отец замечает, как они идут в его сторону. Он поднимается со своего места, чтобы поздороваться, и Куроо быстро приходит к решению заговорить первым, чтобы спасти Кенму от его неминуемой тревожности. — Извините, что вмешиваюсь. Я не уверен, помните ли вы меня, но я был тем раздражающим ребенком, который жил по соседству от Кенмы. Я просто теперь намного выше и чуть-чуть менее раздражающий, — говорит Куроо, и отец Кенмы улыбается широко и тепло. — Очень приятно снова встретиться, Козуме-сан. — Конечно же, я помню тебя, Куроо-кун. Я счастлив слышать, что вы всё ещё близки спустя столько времени. — Мы встречаемся, — выпаливает Кенма. Куроо давится своим латте, и Кенма выжидает секунду, чтобы убедиться, что тот не собирается умереть. Затем он поворачивается к отцу, ожидая его реакцию. Каминг-аут не входил в план дня, но Кенма решает, что будет неплохо установить, как его отец относится к этому прежде, чем прикладывать усилие и время на то, чтобы снова начать общаться. Он ожидает худшее. Слезы и обидные слова, и полный отказ принимать его слова во внимание; прям как это было с его матерью. Но, к удивлению Кенмы, его отец просто кивает. — Я счастлив, что ты сказал мне. — Он не задавал вопросы, когда Кенма сменил имя, и Кенма не понимает, почему он ожидал что-то другое и сейчас. — Я счастлив за вас обоих. Я всегда думал, что это произойдет рано или поздно. Вы так много времени проводили вместе, пока росли. — Ты не расстроен? — Почему бы я… — его отец вздыхает и сжимает переносицу пальцами. — Твоя мать расстроилась, когда ты ей рассказал, не так ли? Кенма пожимает плечами. — Она со временем привыкла, — бормочет он в свой стаканчик. Формально он никогда не говорил ей, что он и Куроо вместе. Одним вечером она просто взяла его телефон и выяснила самостоятельно. После того случая Кенма взял за привычку чистить переписки, что оказалось к лучшему, потому что у нее всё ещё минимум информации о Бокуто и Акааши. — Так что же, Козуме-сан, привело вас обратно в Токио? — спрашивает Куроо, и Кенма ещё никогда был так ему благодарен. Куроо хорош в разговорах. Он сдерживает их беседу от неловкой тишины, потому что он знает, как поддерживать разговор живым после того, как тема исчерпает себя. — Что ж, во-первых, тут живет мой сын, — посмеивается его отец, и именно в этот момент Кенма понимает, как сильно он по нему скучал. Он скучал по звуку его смеха, и по тому, как он знал, как развеселить его после плохого дня в школе. — К тому же моя старая компания скоро закроется. Я получил множество предложение в городе, да и я сам уже какое-то время подумывал о том, чтобы вернуться. Одно из предложений, кстати, от студии разработки игр… — Какая студия? — перебивает Кенма, поднимая взгляд со своего стаканчика. Куроо прыскает: — Так внезапно заинтересовался. — Фубуки Медиа, — отвечает его отец. — Я… сделаю предположение: ты всё ещё любишь игры. — Это большое преуменьшение, — говорит Куроо, и Кенма пихает его под столом. — А это разве не они выпустили ту игру в этом году? Это не самое полезное описание, но Кенма точно знает, что он имел в виду. — Мы играли в демо Фэнтези Стелс, — поясняет он. — Так вы слышали о них, — его отец выглядит впечатленным. — На самом деле… если я устроюсь работать, уверен, я смог бы найти способ дать тебе копию до релиза игры. У Кенмы распахиваются глаза. — Тебе необязательно делать это ради меня. — Я хочу. Знаю, я был ужасным отцом… не тем, кого ты заслуживаешь, но я не хочу продолжать повторять эту ошибку, — он делает вдох, чтобы успокоить свои нервы, и продолжает. — Единственная хорошая вещь, которую я получил из отношений с твоей матерью, это ты. Меня не было рядом так долго, и я никогда не смогу исправить это, но я надеюсь, что ты позволишь мне снова стать частью твоей жизни. Кенма ковыряет капхолдер на его стаканчике. Его отцу было плевать на то, как сильно он изменился, или на тот факт, что он трансгендер, или на то, что он встречается со своим лучшим другом детства. Все, что он хочет, — это снова узнать Кенму, и он готов работать над их отношениями. — Думаю, я бы хотел этого, — решает Кенма. — Спасибо. Я не знаю, как выразить, насколько я счастлив слышать это от тебя, — его отец стирает слезы облегчения до того, как они успевает побежать по щекам. Он, должно быть, нервничал целый день; может он нервничал даже больше, чем сам Кенма, если это вообще возможно. Кенма так сильно любит своего отца. И впервые за семь лет он уверен, что папа тоже его любит.†††
Иногда все, о чем может думать Кенма, — это еда. Иногда все, чего ему хочется, это открыть материнскую рисоварку, подвинуть стул ближе и наполнить желудок до отказа. У диеты Кенмы было множество дерьмовых побочных эффектов, но тяга к еде, должно быть, самая худшая из них. Он всегда справляется с головокружением. Но человеческий инстинкт — это совершенно другое, это сложнее игнорировать. Но на данный момент своей жизни Кенма знает, что ему не надо наедаться просто потому, что он давно не ел. Все, что надо сделать, это выпить немного воды и вспомнить, что это он контролирует то, что кладет в свое тело. Но иногда Кенма забывает, что такое контроль. Кенма (Понедельник 14:04) я не могу вспомнить тебе нравятся кислые сладости или нет я купил слишком много и я не могу всё это съесть но мне слишком стыдно всё это выбросить Кейджи (Понедельник 14:05) Не имею ничего против, но кислые сладости больше приходится по вкусу Тецуро Кенма (Понедельник 14:05) я уже дал ему Кейджи (Понедельник 14:06) Как много ты купил? Кенма (Понедельник 14:07) четыре пакета Это самый настоящий срыв. Кенмы полный идиот, раз пошел в магазин, пока был голоден. Хотя… что ж, он всегда в каком-то смысле голодный, но он должен был догадаться, что поход в магазин, когда у него есть тяга к еде — худшее решение. Кенма (Понедельник 14:07) мне даже не нравится сладкое я не знаю почему я купил так много Кейджи (Понедельник 14:09) Это не правда. Ты любишь сладкое, просто в умеренных дозах. Ты просто купил больше, чем следовало. Это была обычная ошибка. Кенма (Понедельник 14:10) я должен лучше контролировать себя Кейджи (Понедельник 14:13) Ты не должен ничего, кроме как быть. На самом деле Котаро хочет, чтобы я сходил с ним к его терапевту сегодня. Он думает, что мне может быть полезно говорить о вещах, вместо того чтобы держать всё в себе. Кенма (Понедельник 14:14) ты разговариваешь с нами Кейджи (Понедельник 14:15) Да, но разговор с профессионалом может быть полезным. Ты бы не хотел попробовать? Бокуто уже какое-то время на терапии. Он решил получить помощь, чтобы справиться со своими эмоциональными перепадами, так что теперь когда Бокуто расстраивается, это не так плохо, как когда они были в старшей школе. Кенма счастлив за него. Он правда счастлив, но сам предпочел бы умереть, чем сидеть перед незнакомцем и рассказывать, почему он не поел. Кенма (Понедельник 14:16) я не разговариваю с теми кого не знаю Кейджи (Понедельник (14:17) Котаро сходит с тобой, если ты попросишь. Кенма (Понедельник 14:19) я в порядке Кейджи (Понедельник 14:20) Хорошо. Кейджи (Понедельник 14:28) Я просто очень переживаю за тебя†††
Кенма всегда проводит много времени в своей комнате. Ему нравятся тишина и приватность, которые приходят вместе с тем, когда он оказывается один в своем пространстве. Ему нравится, когда он может позволить себе расслабиться и перестать притворяться, что всё в порядке: потому что большую часть времени ничего не в порядке. Его мать ушла на два дня, даже не посмотрев в его сторону, и теперь, когда она извинилась за то, что ей пришлось так относиться к нему, он должен просто жить дальше, словно всё было в порядке. Это ебнуто. Кенма может сказать это с полной уверенностью. Так очевидно то, насколько это ебнуто, но по какой-то причине он был единственным в этом доме, кто так думает. Формально Маэда так и не переехал к ним после свадьбы, но последние дни он остается у них чаще, чем у себя дома. Когда он услышал о том, что случилось, он предложил Кенме перестать целенаправленно раздражать свою мать, несмотря на то, что Кенма даже не спрашивал, что он думает по этому поводу. Кенма блокирует свой телефон, стоит ему услышать приближающиеся в сторону его комнаты шаги. У его матери есть привычка не стучаться, и она ненавидит закрытые двери в доме, поэтому с юного возраста он научился прислушиваться, когда она дома. Благодаря этому она не застает его врасплох, когда внезапно решает вломиться к нему. Он не удивлен, когда его мать открывает дверь. Она не переоделась после работы и всё ещё одета в пиджак и юбку-карандаш. В этом плане Кенма её полная противоположность — как только он оказывается дома, ему нужно тут же стянуть джинсы и надеть мягкие штаны. — Ужин почти готов, поэтому я хочу, чтобы ты скоро спустился к нам. Она не утруждает себя тем, чтобы зайти в его комнату, и Кенма рад, потому что ей не видно, как он корчится от её объявления. — Я не голоден. Она закатывает глаза и машинально поправляет рукава пиджака. — Я сегодня не в настроении терпеть тебя, Кенма. Если ты собираешься быть частью этой семьи, тебе надо вести себя соответствующе, — констатирует она, не оставляя ему возможности возразить. — Ты же так хотел работать — хорошо, пожалуйста. Твоя работа заключается в том, чтобы Маэда чувствовал как дома. Для этой должности требуется спуститься к столу и поужинать как семья. Его мать всё ещё раздражена из-за того, что он встретился с отцом, поэтому Кенме не стоит провоцировать ее. Он сглатывает несмотря на то, как сжато его горло, и кивает. — Хорошо, — хвалит мать и улыбается одной из своих редких, искренних улыбок. Она довольна им. Кенма должен почувствовать что-то хорошее от того, что он получает материнское одобрение, но вместо этого он ощущает себя продажным предателем. Он следует за ней на ужин, где Маэда рассказывает про одного из студентов в его отделе, которого выбрали для стажировки. Её зовут Игараши, и у нее случилась паническая атака в первый же день в компании. Кенме не очень интересно, поэтому он не слушает дальше; он занят тем, что ломает суши палочками, разделяя тунец от остального ролла, и складывает в разных концах тарелки. Его мать раздраженно хмыкает. — Разве ты не слишком взрослый для того, чтобы играть с едой? — Извини, — Кенма роняет палочки, внезапно смутившись. У него есть привычка ковырять то, что остается на тарелке, и его мать терпеть это не может. Кенма сжимает руки и кладет их на колени. — Это вовсе не проблема, — успокаивает Маэда, пытаясь приободрить Кенму. Он опускает свои палочки. — Ты знаешь, я не уверен, что я когда-либо видел, чтобы ты съел полную порцию. У тебя плохой аппетит, да? Кенма пялится на стол и качает головой. — Я просто редко голодный, — отвечает он, отчаянно надеясь, что его пищевые привычки не станут новой темой для разговора. Однако, к счастью, его мать быстро возвращает внимание к себе, оставляя Кенму спокойно пережить остаток ужина.†††
— Что такое? — Ничего. Хината смотрит на него своим самым строгим взглядом и скрещивает руки на груди. — Окей, ты врешь, — начинает он. Карасуно приехали сюда из-за каких-то матчей с Некома, и как у со-капитана, у Хинаты есть привилегия улизнуть на какое-то время, чтобы встретиться с Кенмой. — Ты сегодня тихий. Что не говорит о многом, ведь ты всегда тихий. Но сегодня ты, типа… супер тихий. Кенма не в порядке. Он просто не собирается рассказывать об этом Хинате. Маэда, кажется, теперь просто повсюду, он показывается каждый раз, стоит Кенме совершить ошибку и выйти из комнаты. Только этим утром он поймал Кенму во время спуска с лестницы и начал лекцию о культуре диет среди девочек, и как привычка Кенмы ковыряться в еде является обрядом посвящения в зрелость. Кенма перебил его, чтобы напомнить Маэде, что он не девочка, но Маэде, кажется, всё равно. — Тебе меня не обмануть, — посмеялся он. Кенма не понимает, что тут смешного. — На свадьбе ты выглядела очень даже убедительно. Кенма вытирает свои холодные влажные ладони о джинсы и сует их обратно в карманы куртки. Он встретился с Хинатой впервые за много месяцев и он не хочет расстраивать его своими жалкими переживаниями и тревогами. Они бродят по парку возле станции; Кенме хватает один раз соврать, что он просто устал после ночной смены, и Хината оставляет попытки докопаться до истины. — Ты превратишься в зомби, если не начнешь больше спать. Кенма тихо смеется и замечает, что ему тяжело привести дыхание в норму. — Я не превращусь в зомби, — говорит он. — Но если превращусь, ты выстрелишь в меня? Хината замолкает и думает об этом какое-то время. — Наверное, нет. Мне было бы слишком грустно, поэтому думаю, я бы просто позволил тебе укусить меня, чтобы мы вместе были зомби. Хотя Кагеяма бы точно попытался пристрелить меня, поэтому нам придётся укусить и его тоже, чтобы быть в безопасности. Хината громкий и концепт незаметности для него незнаком. Кенма играет в достаточное количество видеоигр на выживание, чтобы знать, что делать при зомби апокалипсисе, но ему ненавистна мысль о какой-либо физической активности. Они оба решают, что скорее всего превратились бы в зомби достаточно быстро. Но в случае, если Хината обратится первым, Кенма обещает, что не разрешит своим друзьям пристрелить его. Это абсолютно гипотетический разговор — просто возможность для Кенмы разгрузить голову. Однако это ничего не меняет и не поможет ему чувствовать себя лучше в долгосрочной перспективе. Ему всё ещё ненавистно быть дома. Ему ненавистно то, как мать заставляет его впихивать в себя еду, и то, как Маэда опускает комментарии, пока он ест. Кенма ненавидит это. Он ненавидит это так сильно и он не может сделать с этим совершенно ничего. Кенма трет глаза и его рука оказывается влажной от слез. Он сглатывает сухость во рту и пытается прокашляться, но его легкие горят от усилия. Ох. У него сейчас случится паническая атака, не так ли? — Мне нужно присесть, — задержав дыхание, выговаривает Кенма и замечает беспокойное внимание Хинаты. Ему незамедлительно нужно взять себя под контроль. Сегодня он перетянул грудь и теперь он гипервентилирует. Совсем скоро он и вовсе перестанет дышать. Он отключится и умрет на улице. Кенма правда не хочет умирать, или умирать перед Хинатой, или… Блять, ему правда нужно успокоиться. Хината тут же помогает ему присесть на ближайшую лавочку, где Кенма едва ли не падает. — Я не помню, нравится ли тебе, когда тебя касаются. Кенма кивает и чувствует успокаивающее поглаживание между лопаток. — Хочешь кому-нибудь позвонить? Кажется, у меня всё ещё есть номер Бокуто-сана. Кенма качает головой. Он с силой сводит колени, пока пытается заставить себя дышать достаточно глубоко, чтобы кислород попал ему в мозг. — Мне просто нужна минутка. С ним всё будет в порядке. Он так часто сталкивался с этим, что знает, что с ним всё будет в порядке. — Ты уверен? Кенма кивает. — Ага. Извини, что вот так внезапно слетел с катушек. — Кенма-а-а-а, — дуется Хината и скулит, словно ребенок. — Здесь совсем не за что извиняться. Так происходит иногда, и… и… — И? — Извини! Черт, извини, я просто увидел кота и совсем забыл, что я собирался сказать. Кенма поднимает взгляд, по его лицу текут горячие слезы. — Где он? Он указывает в сторону кустов неподалеку, и Кенма увидел пушистого трехцветного котенка, который сидит в траве и занимается своими кошачьими делами. У кота белые лапки и золотые глаза. Он такой милый, что Кенма тут же отвлекается от своей паники. Хината быстро разворачивает свой бенто и отламывает кусочек куриного катсу. — Думаешь, он голодный? — Пожалуйста, не корми его этим. — Что? Почему нет? Кенме никогда не разрешали заводить питомцев, но он знает достаточно для того, чтобы не давать животным человеческую еду. — Ему станет плохо от масла и жира, — объясняет он. Хината кивает. Он кусает жареное мясо, отделяя не жареную и не заправленную часть. — А сейчас? Так лучше? — Кенма одобрительно хмыкает, и Хината чуть ли не выпрыгивает из собственной кожи от восторга. Он присаживается и протягивает курицу, привлекая внимание котенка. Трехцветный котенок замечает его. Он смотрит широкими глазами и нерешительно подходит ближе к ним. Хината ждет, пока животное окажется ближе, чтобы погладить, а затем поворачивается к Кенме и отдаёт курицу ему. — Вот, — произносит он. — Покорми ты. Кенма колеблется. — Ты уверен? — Абсолютно. Тем более ты любишь кошек больше, чем я. Кенма присаживается рядом с Хинатой и протягивает кусочек курицы. подходит ближе и начинает обнюхивать его руку, смешно морща носик. Затем котенок берет курицу в свой крошечный рот, отворачивается и убегает прочь. Хината машет котенку на прощание и поворачивается к Кенме, разглядывая его лицо на случай признаков стресса. — Тебе лучше? — Ага, я сейчас в порядке. Кенма делает вдох и наслаждается вернувшейся способностью наполнять легкие воздухом. Когда его паническая атака заканчивается, он и Хината решают, что им пора бы придумать, чем заняться, вместо того, чтобы бесцельно бродить. Когда они выходят из парка, Кенма замечает их нового друга вместе со своей мамой — безупречно белой кошкой. Она холодно осматривает его, пока они проходят мимо. Ему это знакомо.†††
Кенма наполняет стакан водой. Впервые за несколько недель он один дома и, естественно, он проводит целый день, рисуя в гостиной комнате, вместо того, чтобы делать то же самое в своей. Смена обстановки оказывается приятной. До сегодняшнего дня он не осознавал, как сильно мать и Маэда его донимали; Кенма садится ужинать и съедает почти всё с тарелки. Ничего удивительного в том, что прием пищи без постоянных насмешек оказывается гораздо лучше для его тревожности, но он не думал, что разница будет такой большой. Когда он слышит звук открывающейся входной двери, Кенма разочарованно вздыхает. Он думал, что его мать сегодня будет у Маэды, но видимо он ошибался. Она спотыкаясь выходит в прихожую, не утруждая себя снять каблуки. Там она хватается за спинку дивана, чтобы не упасть, и скидывает обувь там же. Кенме хватает одного взгляда на её покрасневшее лицо. Она пахнет спертым парфюмом и алкоголем. — Мама, ты пила? — Нет! Ну, ладно, может быть чуть-чуть выпила, — смеется его мать. Кажется, она находит это забавным только секунду, потому что тут же становится грустной. Она тихо всхлипывает в руку, и Кенма приходит в полный ужас от того, что видит. — Блять, как же я ненавижу его. Я так сильно ненавижу его. — Кого? — Кенма протягивает ей свой стакан воды, и она выпивает половину, прежде чем продолжить. — Этого мудака, Хисао, — отвечает она, используя имя Маэды. — Он не хочет съезжаться. Я продолжаю просить, но он отказывается, и… назови мне хоть один счастливый брак, в котором партнеры не живут вместе! Кенма не знает лично никаких брачных пар, поэтому не отвечает. Он ждет, пока она допьет всю воду, чтобы помочь ей добраться до её спальни. У нее едва ли вышло дойти сюда, не споткнувшись, из-за чего он решает, что ей вряд ли так же повезет на лестнице. — Почему людям так сложно любить меня? Со мной что-то не так? Поэтому никто не хочет быть со мной? Кенма открывает её дверь и заводит её внутрь. — С тобой всё нормально, — убеждает он ее, и его мать обнимает его крепче. Она отказывается отпускать, поэтому вскоре Кенма находит себя неловко гладящим её по спине, пока она плачет в его в футболку. — Я так люблю тебя. Обещай, что ты никогда не оставишь меня. — Обещаю. Кенма игнорирует то, как что-то переворачивается у него в животе. Он отодвигает от себя мать, и она тут же послушно падает на кровать. Кенма идет к шкафу, чтобы найти что-нибудь удобное для сна, но посмотрев на нее, он понимает, что она уже спит. Он шарится в вещах, пока не находит, где она хранит свои пижамы; оставляет комплект на изножье кровати и выключает свет на выходе из спальни.†††
Кенма не поднимает голову и ополаскивает свою тарелку так тихо, насколько это возможно. Его мать и Маэда ругаются уже минут десять; не похоже, что они собираются скоро закончить. Они были в порядке, когда Кенма вернулся с пар, но затем его мать сделала ехидный комментарий о том, что Маэде стоит уйти к себе, раз уж ему так нравится жить отдельно. Их разговор тут же обострился. — Когда ты уже оставишь это? Хватит быть такой драматичной, Морико. Я женился на тебе не ради дополнительного получаса езды на работу. — Хватит называть меня драматичной! — Я не буду, когда ты перестанешь так себя вести, — взрывается Маэда. — Я просто хочу иметь свое собственное пространство, а ты ведешь себя просто, блять, невозможно. Кенма почти уверен, что молодожены не должны ругаться так часто. Но опять же, он никогда не был женат. Все, что он знает, так это то, что он встречается со своими партнерами дольше, чем его мать знает Маэду, и ему абсолютно нормально не видеться с ними каждый день. Он также знает, что ссора с кем-то из них из-за того, что они не хотят делать то, что хочет он, стала бы причиной для расставания. Маэда выглядит взбешённым, когда он вылетает из обеденной комнаты на кухню, и внезапно Кенме хочется быть где угодно, но не здесь. Он делает шаг в сторону, когда Маэда подходит к раковине. Но, несмотря это, Маэда всё равно проходит мимо Кенмы, положив свою отвратительную руку ему на поясницу. Касание исчезает так же быстро, как и возникло. Маэда смотрит на Кенму — на то, как его кожа покрывается мурашками, когда он замирает — и недобро смеется себе под нос, прежде чем выйти из кухни. Кенме хочется стошнить. Он поднимается по лестнице и именно это и делает.