†††
Кенма кривится своему отражению. Он проводит пальцем по синяку. Его мать ударила его, и пусть она множество раз извинилась в своих сообщениях, ей совершенно не жаль — эти сообщения пустые, прям как она. Он тяжело сглатывает и отводит взгляд от зеркала. — Эй, Кейджи, — зовет он, проходя в гостиную. Кейджи смотрит на него со своего места на кухне. — Да? — Мне кажется, я слишком остро реагирую. — Это не так, — убеждает тот. Его слова уверенные, а тон не оставляет места для споров. — Ты имеешь право на эмоции, Кенма. Тебе может так не казаться, потому что твоя мать убедила тебя в том, что чувства на важны, но я могу убедить тебя в том, что ты не реагируешь остро. Никогда не реагировал остро. Кенма вздыхает и садится на диван. — Кажется, я не вернусь обратно домой, — мягко объявляет он. — Кажется, я останусь здесь. Акааши перестает заниматься тем, чем занимался на кухне. Он выходит в проем, чтобы хорошенько рассмотреть Кенму, и в его взгляде явно читаются радость и облегчение. — Ты переедешь к нам? Кенма кивает. — Куро и Ко сказали, что это окей, — говорит он, потому что даже после их раннего разговора, Куроо и Бокуто всё равно пришлось потратить некоторое время на убеждение Кенмы в том, что это абсолютно нормально, что он хочет остаться. Акааши входит в гостиную и садится рядом с ним. — Конечно, это окей, они планировали наш с тобой переезд с тех пор, как нашли эту квартиру, — отвечает он, и Кенма предполагает, что это правда. Куроо не стал бы тратить последние месяцы на то, чтобы донимать Кенму о переезде, если бы не думал, что это хорошая идея. Кенма поднимает ноги, чтобы закинуть их на Акааши. — Твоя мать не заслуживает тебя. Я рад, что ты решил не возвращаться обратно к ней, — признается он, выводя на бедре Кенмы узоры. — Я очень горжусь тем, что ты принял это решение. — Я ничего такого не сделал, — говорит он. Даже если и сделал, тут не за что гордиться. — Ты выбрал лучшее для себя, и я горжусь тобой за это. Кенма отводит взгляд и пялится на пол. — Не то чтобы я сжигаю с ней мосты или типа того… мне всё ещё надо съездить за вещами. — Не беспокойся об этом, — произносит Акааши. — У Тецуро всё ещё есть ключ, он вместе с Котаро позаботится об этом. Пока ты этого хочешь, тебе не нужно возвращаться. Ответ Кенмы перебивается звук звонящего телефона. Ему снова звонить мать, и он чувствует возрастающую тревожность. К этому моменту он проигнорировал такое количество её звонков, что вина в груди ощущается слишком тяжелой. Кенма чувствует биение сердца в горле, в ушах шумит кровь, но затем мягкие ладони Акааши оказываются на его лице, и Кенма находит себя смотрящим в его прекрасные темно-голубые глаза. — Границы, — напоминает Акааши. — Ты не должен отвечать, если не хочешь. Кенма моргает. — Я не хочу отвечать, — говорит он. Акааши кивает. — Тогда не отвечай. Он берет телефон Кенмы и сбрасывает звонок, словно это самая простая вещь на всем свете. И так оно и есть.†††
Кенме всегда нравилось в доме Куроо. Его родители вели интернациональный бизнес и большую часть года проводили в Сеуле, поэтому о нем заботились бабушка с дедушкой. Что было Кенме только на руку, потому что они ему очень нравились. Это милая пара, которая всегда принимала его с распростертыми объятиями и никогда не задавала вопросы, когда ему нужно было место, куда он мог уйти от мамы. — Я вернулся, — объявил Куроо, уже скинув обувь и школьную сумку на пол. Ему стоило всего раз взглянуть на Кенму, шатающегося по кабинету клуба после тренировки, чтобы решить, что он пойдет домой вместе с ним. У Кенмы не было энергии, чтобы поспорить: в последнее время ему хватало этого с мамой, да и не то чтобы он хотел идти домой. Бабушка Куроо вышла из кухни, вокруг нее обернут фартук. — Добро пожаловать домой, — поздоровалась она. Её серые волосы были собраны в маленький пучок; она широко и тепло улыбнулась, заметив стоящего за своим внуком Кенму. — И тебе добро пожаловать, Кенма-кун. У Кенмы получилось немного улыбнуться. — Извините, что навязываюсь, — прошептал он. — Он останется на ужин, — сказал Куроо, несмотря на то, что Кенма не соглашался. — И может быть на ночевку, если можно. Его бабушка просто отмахивается. — Ох, ты и так знаешь, что это не проблема. Просто будьте как дома, а я пока что накрою стол и для Кенмы тоже. Кенма слабо кивнул. Он заметил дедушку Куроо на кухне, помогавшего своей женой с ужином, на нем был надет такой же фартук. Дедушка помахал им, и Кенма — в ответ. — Думаю, они делают карри удон, — сказал Куроо и взял того за руку, потянув глубже в дом. Он повел его по лестницу и отпустил, только когда они оказались в его комнате. Куроо сел на кровать, и Кенма тут же падает ему на колени, наконец-то позволил себе расслабиться. Куроо прижал его ближе к себе и пальцами начал рисовать круги между его лопаток. — Хочешь поговорить об этом? Кенма вздохнул. Куроо всегда понимал, когда что-то не так, но и у него не было никаких причин скрывать что-то. — Я опоздал сегодня в школу. — Ага. Я хотел спросить, что случилось, но так и не успел. — Я проспал, — объяснил Кенма. — Мама разозлилась, когда я попросил её отвезти меня. Мы начали ругаться, она назвала меня манипулятором, а потом мне всё равно пришлось идти до школы пешком. Куроо ничего не сказал, но Кенма знал, что он скривился. Кенма продолжил: — Но всё нормально… — Ничего не нормально, — сорвался Куроо, но его голос был мягким, чтобы не напугать Кенму. — Это ужасно. Ты не заслуживаешь такого обращения. Кенма вздохнул. Он положил голову на плечо Куроо и сжал в руке воротник его футболки. — Ты снова ведешь себя мило. Куроо взял руку Кенмы в свою и оставил поцелуй на кончике пальцев. — Я просто говорю правду. Я серьезно — ты заслуживаешь кого-то лучше, чем твоя мама, — сказал он, и в этот раз его слова были твердыми и безжалостными. В этот раз Кенма почти ему поверил.†††
Кенма оставил все свои вещи, когда сбежал из дома, но, к счастью, Бокуто и Куроо потратили время, чтобы выяснить, когда его матери нет дома, и заехали забрать все, что нужно Кенме и ещё чуть-чуть. Они привезли его ноутбук, его игры и даже нендороиды, которые он коллекционирует со средней школы. Сейчас он сидит в библиотеке кампуса, его пальцы клацают по клавиатуре, пока он делает задания, которые не получилось сдать на выходных. Сегодня у него нет занятий до обеда, но ему нужно было тихое место для того, чтобы доделать работы, а остаться дома одному казалось слишком грустным вариантом. Зато таким образом его парни смогут навещать его между своими парами. Куроо уже несколько раз подходил. На третий раз он принес с собой кофе, и Кенма уверен, что он ещё никогда не был так сильно влюблен. Он облегченно вздыхает, когда отправляет последнее задание. Внезапно ему начинает звонить мать, и у него перехватывает дыхание. Кенма знает, что ему нужно игнорировать её звонки, но что-то внутри него говорит ему, что может быть ему стоит ответить в этот раз. Он мог бы сказать, что он в безопасности, и что ей стоит перестать переживать из-за него; может быть она оставит его в покое. Он собирает свои вещи за рекордное время и отвечаю на звонок сразу же, как только выходит из библиотеки. — Алло? — Кенма? — его мать звучит искренне удивленной от того, что он ответил, и Кенма закусывают щеку, чувствуя себя ужасно за то, что так долго её игнорировал. — Ага… это я. Она делает глубокий вдох. — Я звонила на протяжение двух дней, и это всё, что ты можешь мне сказать? — Её голос становится всё громче и громче. — Ты вообще знаешь, как сильно я беспокоилась? Что я почти не спала? Я чуть ли не позвонила в чертову полицию, чтобы они начали искать тебя, а ты даже не соизволишь извиниться за то, что натворил? У Кенмы сердце уходит в пятки. — Мне очень жаль. — Тебе должно быть жаль. Где ты был? — С Куроо, — говорит он. — Я буду с ним какое-то время. Его мать усмехается. — Оставь этого мальчишку и его соседей в покое. Они студенты, Кенма, не хватает им ещё тратить своё свободное время на тебя. Кенма крепко сжимает телефон и впивается взглядом в пол. — Они просили меня остаться… — Они просто вежливые, — отвечает она. – Просто сам подумай. Ты и так бываешь у них слишком часто, очевидно, что они уже устали от твоего присутствия. Ты пренебрегаешь их гостеприимством, Кенма. Оставь их в покое и возвращайся домой. Её слова жестоки в своей болезненной привычности, но пусть она это говорит, это неправда. Неважно, что она говорит, Кенма знает, что её слова лживы. Его парни хотят, чтобы он был с ними, и нет совершенно ничего, что может убедить его в обратном. — Куроо хочет, чтобы я жил с ним, потому что мы вместе. Он хочет, чтобы я переехал, — настаивает Кенма, и то же самое относится к Акааши и Бокуто, но мать пока что не заслуживает знать об их отношениях. Она замолкает на секунду. — Пожалуйста, скажи, что ты шутишь. Кажется, что его вот-вот вывернет, но он успокаивает себя. — Я серьезно, — говорит он, и его мама недовольно стонет в ответ. — Боже, Кенма, мне иногда кажется, что ты сам себя не слышишь! — Что… — Ты хоть знаешь, как сложно быть твоей матерью? Ты знаешь, как мне стыдно за то, что ты не только зовёшь себя мужчиной, но ещё и пропагандируешь подобный образ жизни? — зло продолжает она. — Взгляни на Тецуро-куна. Ты так сильно запутал бедного мальчишку, что теперь он думает, что ему нравятся мужчины. Кенма сбрасывает звонок. У него нет ни одной причины продолжать разговаривать со своей матерью, и даже если бы была, он совершенно не заслуживает, чтобы с ним так разговаривали. Он не совсем уверен, заслуживает ли он доброту, но он медленно учится тому, что столь жестокое отношение его матери не так уж и нормально. Бокуто выбегает в коридор. Он тут же останавливается, заметив стоящего у библиотеки Кенму. — Эй, Кенкен, — здоровается он, ярко улыбаясь. — Ты уже закончил? Кенма кивает. Разговаривать с матерью было ошибкой. Теперь он расстроен и взвинчен, и все, что ему хочется — это спать, пока настроение не станет лучше. — Что-то не так, — замечает Бокуто, рассматривая Кенму поближе. — Ты сейчас, типа, супер напряженный. — Мама наговорила всякого, — признаётся он. Выражение лица Бокуто становится серьёзнее. — Всякого чего? — Я в порядке, поэтому это не очень важно. — Ты не выглядишь в порядке. Но ничего страшного, если не хочешь рассказывать, — говорит Бокуто, и Кенма очень благодарен за это. Он бы предпочёл говорить об этом с Куроо или Акааши. — О! Чуть не забыл! Я хотел спросить, не хочешь ли ты что-то из магазина, но раз уж ты уже закончил, хочешь пойти со мной? Кенма пожимает плечами и идет вместе с Бокуто в сторону магазина. У него нет ни одной причины для отказа; занятия начнутся только через полчаса, а у Бокуто перерыв на обед. Вдвоём они проходят через весь кампус. Бокуто машет кассиру, и Кенма смутно узнаёт в нём одного из своих однокурсников. — Возьми себе что-нибудь, а я заплачу, ладно? — предлагает Бокуто. Кенма кивает и идет к холодильникам, чтобы взять энергетик. Бокуто тянется через него и хватает пару бутылок воды, которые тут же пихает в руки Кенмы. Он поднимает взгляд на него. — Серьёзно? Бокуто кивает. — Тебе нужно пить больше воды, — отвечает тот и берёт кекс с ближайшей полки, точно так же вручив его Кенме. Он не собирается говорить это вслух, но они оба знают, что ему стоит больше питаться. — Я не голодный, — настаивает он, но Бокуто знает его достаточно хорошо, чтобы распознать в этом оправдание. Он терпеливо отвечает ему: — Ты ничего сегодня не ел. Кенма пожимает плечами. — Я поужинал вчера. — Ладно, что ж… Мы можем поделить его, — пытается Бокуто. — Он с корицей, это почти как начинка пирога. — Вообще нет. Бокуто платит за продукты, и они выходят из магазина, чтобы сесть за столиком в кафетерии. Он изо всех сил пытается не смотреть, как Кенма осторожно ковыряет кекс, но Кенма всё ещё чувствует его взгляд на себе. Он мало ест в последнее время, и его парни это знают. Они беспокоятся за него, но Кенма чувствует облегчение Бокуто, стоит ему начать есть, пусть совсем чуть-чуть. Но всё равно, совсем скоро возвращается то неприятное чувство в его животе. Кенма быстро вручает кекс Бокуто, не желая даже смотреть в сторону еды. — Я наелся. — Хорошо, — Бокуто заворачивается его в пластиковую обертку и кладет в рюкзак Кенмы. — Нам не разрешают есть на следующей паре, так что доешь позже, ладно? Кенма кусает щеку изнутри. — Хорошо, — отвечает он, пусть и знает, что не доест.†††
Кенма переворачивается на кровати и зарывается лицом в подушку. — Я не встану, — стонет он. Он посреди своего после-универского сна и совершенно не желает быть потревоженным, но он уже начинает думать, что просит слишком многого. Куроо игнорирует жалобы и тянет его на себя, пока Кенма не садится. — Милый, ужин остынет, если мы сейчас не пойдем за стол. — Я не голодный. — Я не говорил, что ты голодный, — отвечает Куроо. — Но может быть ты посидишь с нами? Если проголодаешься, тогда поешь. А если нет, что ж... мы не собираемся заставлять тебя делать что-то, чего ты не хочешь. Кенма протяжно хмыкает, размышляя. — Ладно, — бормочет он, всё ещё недовольный тем, что его разбудили. Но его устраивает условие Куроо. Он встает с кровати и идет за ним в гостиную, тут же падая на диван и включая телефон. — Ты теперь счастлив? Куроо склоняется над ним и целует в лоб. — Очень счастлив, — говорит он и уходит на кухню, чтобы помочь Бокуто с едой. Он вытаскивает четыре тарелки из шкафа и ставит одну на столешницу: смена Акааши заканчивается только через час, поэтому сегодня будут только они втроем. Ну, они втроем и трехцветный котенок. Она как раз пялится на Кенму с пола. Он фотографирует её и пишет Хинате. Шоё (Пятница 18:54) Ничесе ничесе ничесе Это тот же кот?????? Кенма (Пятница 18:55) ага она настоящий маленький монстр я взял её и мы сделали ей прививки и всё такое Шоё (Пятница 18:58) И ты даже не сказал мне сразу; _; Кенма (Пятница 18:59) я забыл а ещё я съехался с куроо Шоё (Пятница 19:00) ЧЕГО???? Кенма поднимает котёнка и чешет за ушком. Телефон без конца вибрирует, и он ставит его на беззвучный, пообещав себе прочесть сообщения Хинты позже. Тот слишком легко заводится для своего же блага, и Кенме не хватает сил для того, чтобы поспевать за ним. Куроо выходит из кухни вместе с Бокуто. Он ставит их тарелки и замечает котенка на коленях Кенмы. — Знаешь, тебе стоит дать ей имя. Ещё чуть-чуть, и она решит, что её зовут Киса. Кенма дипломатично пожимает плечами. — Я работаю над этим, — отвечает он, и Бокуто садится рядом, его тарелка набита темпурой и курицей терияки. — А мне нравится звать её Кисой, — добавляет Бокуто. Кенма закатывает глаза. — Мы не будем звать её Кисой. Мне не шесть лет, я способен дать ей нормальное имя. Куроо садится и лыбится. — Тогда почему ещё ничего не придумал? — Заткнись. Я же сказал, я работаю над этим, — Кенма зыркает на него, но в его взгляде нет никакой злости. Куроо хихикает, и Бокуто смеется, но стоит им успокоиться, как они начинают предлагать дерьмовые имена для их нового питомца. Кенма слушает их без энтузиазма. Он ковыряется в еде и убирает масло с овощей темпура; ему достаточно просто играть с ужином — есть он не собирается.†††
Совсем не секрет, что у Кенмы сейчас много чего происходит в жизни. Он более тихий и чаще на взводе, чем обычно, поэтому когда ему звонит папа и говорит, что ему не помешает помощь с переездом, Кенма не мешкается и запрыгивает на первый поезд. Присутствие папы успокаивающе, и даже спустя всё время, что они не виделись, Кенма всё ещё чувствует себя умиротворенно рядом с ним. — Так… — начинает тот и ставит коробку на стол. — Как дела у твоей матери? Кенма пожимает плечами сидя на полу, где он осторожно разбирает коробку со стаканами и ставит рядом с собой. — Не знаю. Я больше не живу с ней. Папа моргает. — Не живешь? Кенма кивает и отталкивает пустую коробку. Он начинает делать то же самое с другой, в которой находятся керамические тарелки. — Я съехался с Куроо и нашими друзьями. Теперь всё… не так стрессово, — говорит он, и папа посмеивается. — Твоя мать очень… стрессовая женщина, — соглашается он и вытаскивает из коробки рамку с фотографией. Он ставит её на стол, и Кенма тут же узнаёт их семейную фотографию, сделанную на одном из его дней рождения. — Ей нравится, когда люди ведут себя определенным образом, и очень расстраивается, когда они не ведут себя так, как хочет она. Кенма встает и приближается ближе к фотографии. Все улыбаются, но выражение лица его папы пустое — совершенно не похожее на ту улыбку, которую Кенма видел недавно. — На самом деле, развод был её идеей, знаешь? — продолжает папа. Кенма смотрит на него в неверии. — Но ты же был несчастлив. Тот грустно улыбается и кивает. — Когда я поступал не так, как ей хотелось, она угрожала мне расставанием. Это была пустая угроза. Я хотел как-то исправить всё, или хотя бы решать проблемы полюбовно, но когда она начала втягивать тебя, я понял, что нам и правда стоить расстаться. — Тогда почему у тебя всё ещё есть это? — спрашивает Кенма и поднимает рамку. — Мне казалось, ты должен был ненавидеть её за то, что тебе пришлось пережить. — Прошло много времени с тех пор, как я был с твоей матерью. Мне больше не хочется стереть её из своей жизни. Мне достаточно просто не быть рядом с ней, — объясняет папа, и Кенма предполагает, что в этом есть смысл. — Мы не ладим с ней, но я не могу её ненавидеть. Не когда она является причиной, по которой у меня есть сын. Кенма тихо кивает и неловко ёрзает, не уверенный как реагировать на такую прямолинейную нежность. Его мать никогда не говорила ему нечто подобное; она никогда не заставляла его чувствовать, словно он чего-то стоит, но ему определенно нравится это. Ему определенно нравится его папа.†††
Кенма смывает завтрак в унитазе. Встав на ноги, он понимает, что слишком долго был на коленях, и теперь они болят. Его глаза горят от слёз, и перед тем как вытереть их, Кенма тщательно моет руки. Он промывает рот, чтобы избавиться от вкуса желчи на языке, а затем выходит в гостиную, готовый притворяться, что всё нормально. Бокуто зовет его из кухни. — Хэй, малыш, подойдешь на секунду? Когда Кенма уходил, тот был в гостиной, но видимо он успел уйти за это время. Он подходит, и Бокуто протягивает ему в руки чашку. — Теплая вода с мёдом, — Бокуто начинает необычайно мягко. — Она всегда помогает успокоить горло Кейджи после того, как он вызывает рвоту, — говорит он, и у Кенмы кровь холодеет в жилах. — Я не… Я не блевал, — он пытается говорить твердо, но его хриплый голос только подтверждает догадку Бокуто. — Всё хорошо, я не расстроен, — убеждает его тот. — Я не… — Кенма, — спокойно прерывает Бокуто. — Я может быть не супер наблюдательный, но я не тупой. Ты сам знаешь, что вредить себе так — плохо. Кенма не может поднять взгляд. — Ничего страшного, — бормочет он, но в этот раз не может поверить в собственные слова. — Не говори так, — Бокуто выглядит гораздо грустнее, чем Кенма обычно видит. — Кейджи какое-то время ходит на терапию вместе со мной, и ты… — Мне не нужно ни с кем разговаривать. Бокуто смотрит на него. — Милый, ты едва ли ешь. А когда ешь, после вызываешь рвоту, — настаивает он, и Кенма чувствует, как стыд распространяется в его груди и просачивается в кости. — Для меня это нормально, — слабо оправдывает он. — Это, правда, не нормально, — мягко произносит Бокуто. — Мы беспокоимся за тебя. Мы просто хотим, чтобы ты был здоровый и счастливый. — Я в порядке, — настаивает Кенма, но он слышит в своем голосе подкатывающие к глазам слёзы. Бокуто берет чашку из его рук, ставит на столешницу и притягивает Кенму в объятие, и он чуть-чуть расслабляется, слушая сердцебиение Бокуто в груди. — Всё хорошо, — успокаивает он. — Всё будет хорошо, но нужно сказать Кейджи и Тецу об этом. — Они будут ненавидеть меня. — Они никогда не смогли бы ненавидеть тебя, — обещает Бокуто. — Они просто будут переживать, и всё.†††
— Прошу прощения? Кенма пялится на свои руки, не желая смотреть своим парням в глаза. Он сглатывает пузырящуюся в горле тревогу. — Я, типа, начал блевать, и это… становится хуже. Акааши слабо прокашливается, пытаясь собрать мысли воедино. — Как долго это продолжается? — Не очень долго, — нехотя признает Кенма. Бокуто подбадривающе сжимает его руку, и он продолжает, выталкивая из себя слова. — Это бывало раньше иногда, но недавно превратилось в привычку. Куроо тяжело вздыхает. — Кенма, пожалуйста, посмотри на нас, — просит он, и Кенма закусывает губу, поднимая взгляд. Тот выглядит абсолютно разбитым, в то время как Акааши так бледен, словно ему физически больно, словно весь мир обрушился вокруг него. — Почему ты делаешь это с собой? Кенма опускает взгляд на свои колени. — Мне жаль. Акааши быстро мотает головой. — Нет, то есть… это не то, что я имею в виду, — начинает он, запинаясь о собственные слова, что так сильно не похоже на Акааши. Он делает глубокий вдох, беря себя в руки. — Вызывание рвоты — это самое худшее, что я делал с собой, и это не возникло из ниоткуда. Почему ты стал внезапно причинять себе вред? Кенма не может сказать ему. Он не может рассказать им о Маэде; он станет отвратителен в их глазах, они никогда не смогут посмотреть на него как прежде. — Что-то случилось дома? — мягко спрашивает Акааши, и Кенма слегка кивает. — Что случилось? — Я не могу сказать. Бокуто пальцем выводит круги на костяшках Кенмы и заговаривает: — Вообще-то… Я говорил с Кенмой о терапии. Может быть нам всем стоит сходить на групповую сессию. Она умеет слушать лучше, что кто-либо из нас. — Думаешь, ты мог бы попробовать? — спрашивает Акааши, и пусть Кенма совсем не хочет, ему всегда сложно сказать нет, когда они втроем просят его о чём-то подобном. Кенма проглатывает свою гордость и кивает. — Ага. Хорошо, я попробую.