Редис и павлиньи перья

Вэй Ин брёл по тропинке наверх. За ним, отставая на полшага, шёл Призрачный Генерал, неся на плечах короб с остатками редиса. К слову сказать, осталось его гораздо меньше, чем обычно, зато в мешочке цянькунь у Вэй Усяня прибавилось картошки и мяса – сегодня у них будет на редкость сытный ужин. Оставшееся от покупок серебро весело позвякивало – Вэнь Цин будет довольна, он и еды купил, и деньги остались! Старейшина вздохнул – хотя после прихода Лань Чжаня дела пошли в гору и у них был какой-то запас и средства на неплохое проживание, это не значило, что они бесконечны. Конечно, вдвоем справляться было легче, чем одному; он мог оставить "деревню" на более долгий срок, не переживая о том, что кому-то взбредет в голову мысль наведаться туда в его отсутствие и Вэни останутся беззащитными. Кроме этого Лань Чжань очень много дел брал на себя, помогая по мере сил и попутно не давал ему самому перетруждаться. Вэй Ин даже хмыкнул тихонько – если Лань Ванцзи поставил себе какую-то цель, он непременно добьется своего! Но всё равно временами было неуютно – как долго им ещё будет везти? Да и страх грядущего не отпускал, сжимал стальными когтями – сколько продлится зыбкое спокойствие, кому первому надоест терпеть его самоуправство? А посевы? Хватит ли им этого, чтобы подготовиться к зиме? Как переживут холодную пору старики и дети? Но больше всего пугало, что Лань Чжань уйдёт. Что надоест ему возиться с ним, проклятием всей Поднебесной и он, поняв, какую ошибку совершает, в один день на рассвете исчезнет утренним туманом, рассеется, как дымный мираж. И не будет больше совместных обедов, не слышно будет спокойного голоса и мелодий циня, снова опустеет пещера, оставив кипу листков под ногами и практически мертвую тишину. Опять будут казаться тусклыми звёзды, на которые самому смотреть не хотелось, а вот с Лань Чжанем – ещё как. И прогулок не будет, и смеха – его и а-Юаня, веселого и беззаботного, хоть на пару минут, до того как вернуться к насущным делам, сосредотачиваясь на заботах. Так подумать, а как он вообще жил-то, без Лань Ванцзи под боком? А как будет жить теперь, зная, чего лишён? А сам Лань Чжань? Что его ждёт, когда он вернётся? Вдруг, ничего хорошего? Вестимо, по головке не погладят за то, что с тёмным магистром якшался! Мало ли, что там у этих старцев в головах, а ну как совсем в маразм впали с этими правилами своими драгоценными и сотворят какую-нибудь гадость? Накажут, запрут под видом постижения мудрости предков и не выпустят?! От этих мыслей похолодели пальцы и сердце застучало в горле – накрыло иррациональной паникой, прижало к земле. Вдруг, уже ушёл? Оставил Вэнь Цин денег на первое время, закинул гуцинь за плечи и отбыл к себе в орден для длительных медитаций. Порывисто развернувшись и напугав этим спутника, Вэй Усянь шагнул к Вэнь Нину, обхватывая его руками за плечи и серьёзно заглянул в широко распахнутые от удивления глаза. – Вэнь Нин. – Г-господин? – Мне срочно нужно наверх. Не обидишься, если я тебя оставлю и пойду вперёд? Вэнь Цюнлинь, поражённо застывший на месте, только покачал головой. В конце концов, дорогу он знает, чужих здесь и близко нет, а если господин Вэй так торопится, то для этого обязательно должна быть причина. – Н-нет, что вы! Идите, конечно, я догоню! – Отлично! Спасибо, Вэнь Нин! – И Старейшина, так же стремительно, как повернулся, исчез за кустами, спеша к пещере Фумо. Наверное, это был первый раз в жизни, когда его так крыло от одной только мысли, что кто-то может уйти от него и не попрощаться. Даже собственные уговоры, что благовоспитанный Лань Чжань так с ним не поступит, не может поступить, не достигали цели – кроме как убедиться, что Второй Нефрит всё ещё там и никуда не денется, других вариантов самоуспокоения Вэй Ин не видел. Умом понимал, что сам себя накручивает, что зря беспокоится сам и беспокоит других – а Вэнь Нин наверняка был взволнован таким поведением, – но ничего поделать с собой не мог. На гору он буквально взлетел, хотя до этого плёлся, как замордованный ослик. Вэнь Цин, шедшая ему навстречу, вскинула бровь и прихватила за рукав, заглядывая в лицо. Она, хоть и не призналась бы в этом никогда, испугалась, увидев отчаянные, больные серые глаза. Лекарь видела их такими лишь раз, когда, связанная по рукам и ногам просьбой помочь, вынимала из груди этого ненормального золотое ядро, чтобы отдать другому. И не было в них жалости к себе, лишь надежда помочь любимому брату. А теперь там даже надежды не было – только что-то тёмное, непонятное, а от того ещё более пугающее. – Ты куда летишь-то? Даже не расскажешь, как прошло? Вэй Усянь, немного недовольный остановкой, выдернул рукав, фыркая в ответ. Понимал, что Вэнь Цин волнуется за него, но уж торопился очень. Отвязал от пояса мешочек, всунул ей в руки, надеясь чем-то занять, пока сам немного в себя не придёт. – Прошло и хорошо, Вэнь Нин придёт и расскажет подробнее, а мне в пещеру надо. Срочно! В мешочке еда и деньги, просмотри. Потом спущусь, поболтаем. – Взмахнул полами ханьфу и был таков. Вэнь Цин цыкнула, крича в спину молодого человека, не умеющего дослушивать до конца. Иногда она его не понимала, но и осудить бы никогда не смогла – он слишком многим пожертвовал ради, по сути, чужих людей, чтобы предъявлять претензии. Вот только сам Вэй Усянь чужими их не считал, носился, как угорелый, создавая сносные для существования условия, не щадя времени и сил. – Твой Нефрит уже заждался, ждёт тебя у вас в берлоге! – Но Вэй Ин этого уже не слышал, стремясь убедиться, что он себе всё надумал и на самом деле Лань Ванцзи всё ещё здесь. Тот и правда был. Сидел на уступе, заменяющим кровать, и что-то сосредоточенно зашивал, приловчившись правильно делать стежки. Вэй Ин так и застыл на пороге, не отводя взгляд от слегка сгорбившейся фигуры. Вот он, Лань Чжань, его Лань Чжань. Сидит, шьёт, старается, исколов с непривычки тонкие пальцы с небольшими мозолями от струн. В груди шершаво ёрзал смешок, не выпущенный наружу вредным хозяином – так тот боялся спугнуть чудное видение. Опять накатила робость – вдруг, и вправду, лишь видение? Фантазия, навеянная редкими, но оттого только более ценными счастливыми снами о беззаботной юности, мирными воспоминаниями, как хорошо было раньше, до войны. Снова стало страшно, что стоит ему двинуться, и всё пропадёт, оставив по себе только сожаление с нотками разочарования, поэтому Вэй Усянь и дышать старался потише, будто бы к кролику красться собрался. Смешок всё-таки вырвался на свободу – Вэй Ин мог поставить кувшин "Улыбки Императора" на то, что будь Лань Чжань кроликом, уже сбежал бы. – Вэй Ин? – И Старейшина Илин отмер, сделал шаг навстречу. Не исчез. Не рассеялся. Настоящий, Лань Чжань настоящий! – Уже вернулись? Вэнь Цин волновалась, она... Продолжить Вэй Усянь ему не дал – рывком сократил расстояние и обнял, прижимаясь так тесно, как мог. Ощущение тёплых рук на спине чуть не выдавили из него всхлип облегчения, поглаживая по лопаткам. – Вэй Ин? От искренней заботы в голосе хотелось плакать и смеяться – кажется, он и Лань Чжаня напугал. Стало стыдно: надо же, он и самого сдержанного сумел выбить из колеи! Обычно это открытие было бы воспринято с радостью, но не сейчас и не таким образом. Как угодно, но только не так! Лань Чжань не должен переживать! Только не из-за него! – Лань Чжань, я... Я просто очень устал, хотел скорее вернуться, – по сути, так оно и было, просто он, глупый, сам себя накрутил по дороге. Дурак. Со вздохом, Вэй Усянь осторожно выпутался из объятий и устроился головой на плече, облокотившись на сильное тело позади спиной, – сейчас я посижу немного, и всё тебе расскажу, ладно? Ах, да, я ещё и Цзиней сегодня видел, представляешь? Ума не приложу, что они тут забыли... С каждым словом голос слабел и в конце концов окончательно стих – умаявшийся, Старейшина Илин дремал, измотанный пустыми переживаниями. Лань Ванцзи кивнул заглянувшим Вэнь Цин и Вэнь Нину. Лекарь Вэнь понятливо качнула головой в ответ и, шёпотом напомнив взять у неё готовый настой после того, как Усянь проснется, удалилась вместе с братом. Второй Нефрит бережно убрал прядку с любимого лица, задержавшись на мгновение и обрисовав кончиками пальцев линию скулы. Иногда ему тоже казалось, что он спит, потому что раньше даже на секунду подумать не мог о такой жизни. Что его примут, позволят помочь, выделят место рядом с собой, при этом мягко уточняя "Лань Чжань, ты же помнишь, кто я, да? Я не отказываюсь от твоего общества, не думай, просто не хотелось бы портить тебя собой". Вэй Ин смеялся, шутя, а у Лань Ванцзи сердце кровью обливалось, истекая крупными каплями – о, он бы не отказался, чтобы Вэй Ин "испортил" его собой. Хоть каждый день, он только за! Глядя на такого Вэй Ина в его руках – ослабшего, упрямо продолжающего работать на износ, при этом недоедая и урывая на сон крохи свободного от ужаса кошмаров времени, в груди болело ещё сильнее. Толкало, кричало, долбясь в рёбра – сделай, ну сделай хоть что-нибудь, останови его! Дай ему возможность восстановиться! И он делал. Делал как мог, как умел. Когда что-то не получалось – старался лучше, учился на ошибках, попутно устраняя следы своих неудач. Вот, даже штопать учился, чтобы, если понадобится, зашить любимое ханьфу Вэй Ина. Тот и сам умел, конечно, о чём не раз упоминал, но это ведь совсем не то же самое. Проявлять заботу хотелось во всём, даже в, казалось бы, обыденных вещах, таких как приготовленный завтрак, бережно разобранные бумаги или починенная одежда . Ещё раз взглянув на своё непоседливое счастье, состоящее из серых глаз, острого ума, широкой души и громкого смеха, Лань Ванцзи отложил шитьё в сторону, чтобы более удобно разместить на себе Вэй Ина. Тому редко выдавалась возможность отдохнуть среди дня и кто он такой, чтобы лишить его этой малости? Второй Нефрит на ощупь достал одеяло, укрывая им своё сокровище. Он будет здесь, чтобы охранять чуткий сон Вэй Ина. Он будет здесь столько, сколько ему будет нужно. Он хотел бы быть с ним всегда.