Золотой век

В общей комнате царила умиротворяющая тишина. Изредка лишь слышался звук заедавшего колесика компьютерной мыши, прокручивавшей информацию на мониторе ноутбука. В глубине ночи даже такой шорох казался слишком громким, хотя в обычное время на него никто не обратил бы внимания. Странно, почему это так не работало днём? Кёко нахмурилась, читая заголовок статьи, и опустилась ниже, не найдя в нем ничего примечательного. Хотя, в коем-то веке на форуме, где она была завсегдатаем, что-то происходило. Пользователи активно обсуждали недавно вышедшую новеллу, где девушка должна была вступить в брак по расчёту, чтобы расширить влияние своего отца-бизнесмена. В большинстве своём, отзывы были негативными: слабая главная героиня, плохо раскрытая мотивация ее отца, консерватизм автора… Для самой же Хасэгавы в этой книге было плохо все. Имея обширный читательский опыт, она выбрала ее не просто так. Когда-то автор действительно написал хорошее произведение, где персонажи оказались крайне неоднозначными. Серая мораль, которую так полюбила Кёко, пронизывала прошлую книгу писателя насквозь. И, разумеется, поклонники ожидали оглушающего успеха новой новеллы. Но произошло полнейшее фиаско, которое, наверняка, заклеймило произведение как самое паскудное в своём жанре. Нет, конечно, были и поклонники новой книги. Те с пеной у рта защищали автора, бросаясь на амбразуру и утверждая, мол, ничего плохого в таком произведении нет. Однако как показывала практика, такие защитники имели скудный читательский опыт, мало смыслили в кинематографическом искусстве, и, в целом, обладали не самым обширным кругозором. Но и винить таких людей Кёко не могла, ведь до недавнего времени, например, в социальных контактах и ее нельзя было назвать человеком успешным. Да и просмотром фильмов она не увлекалась: не знала, с чего стоит начать. Оттого, по большей части, Кёко ориентировалась исключительно на прочитанные ранее книги. — Ты чего так поздно тут? — послышался тихий голос Годжо. Он вышел попить воды. Вид у него был заспанный, недовольный, и, казалось, он сильно вспотел, об этом говорила футболка, прилипшая к его торсу. Сатору направился в сторону раковины, почёсывая затылок. Открыв шкафчик с посудой он пошарил в поисках своей кружки. Зевнув, парень тряхнул головой, прогоняя сонливость. Как будто собирался провести на кухне больше времени, чем намеревался изначально. — Да так, читаю рецензии на книжку, — Кёко рефлекторно перевернула левую руку, чтобы скрыть шрам. Не думала, что кто-то выйдет из комнаты в час ночи, оттого и не накинула на себя одежду с длинным рукавом. — А ты чего? — Да я все из головы выкинуть не могу сегодняшний день, — Сатору сел за стол и поставил перед собой чашку с водой. — Пытался заснуть, но сна ни в одном глазу не было, ёбаные акулы, — он зачесал волосы ладонью. — Ну, а потом заснул и проснулся, пить захотелось. — Что-то беспокоит? — Кёко подперла голову левой рукой и посмотрела на парня. Без очков он казался беззащитным. Смотреть на такого Сатору ей было необычно: с аксессуаром тот расставался не дольше, чем на пару минут и насладиться его красивым цветом глаз ей удавалось с трудом. Тем более, что обычно они старались не пересекаться взглядами дольше, чем на пару секунд, и каждый раз, когда это удавалось, сердце Хасэгавы трепетало. — А тебя типа нет? — недовольно выдохнул Годжо, однако быстро смягчился. — Как нога, кстати? — Ещё немного побаливает. Вот, уснуть не могу из-за этого. — Сёко же говорила, что все срастется за час… — нахмурился молодой человек, отпивая воды из чашки. — Срастись-то срослось. Но болеть может ещё пару дней, — пожала плечами Кёко, но затем сразу же просияла. — Мне учитель дал отгул на завтра. Так что я со спокойной душой наслаждаюсь своим хобби. — Каким это? — Сатору подпер голову и посмотрел на подружку. — В такое время только порнушку смотрят. — Фу, как грубо, Сатору, — усмехнулась Хасэгава в ответ на его смелое заявление. — Отзывы на новеллу читаю. Правда, в каком-то смысле этого слова… Новелла действительно порнушка. Даже нет. Она — самое дешёвое и безвкусное порно из всего того, что мне доводилось читать. По какой-то необъяснимой причине Кёко перестала испытывать смущение от таких шуток Сатору. Даже напротив, иногда, про себя, также непристойно шутила и не чувствовала угрызений совести. Все-таки, пубертатный период — штука коварная, и за три месяца в Токио Хасэгава ощутила его веяния слишком остро. Даже пару раз жаловалась своему психотерапевту на то, что у неё возникают странные ощущения, касательно противоположного пола. Учитывая, что после неудачной попытки самоубийства Кёко была вынуждена принимать медикаменты, способствовавшие подавлению ее депрессивного расстройства, вопросов немного прибавилось. Благодаря терапии, общению со сверстниками и самостоятельной работе, Хасэгава чувствовала себя значительно лучше. И, наверное, в каком-то смысле, привязанность к Сатору Годжо лишь подливала масла в огонь, изгоняя негативные эмоции как опытный шаман проклятие. Если бы ее «предки» узнали, на какую литературу она окончательно перешла, что за фильмы успела посмотреть в интернете, и какие мысли у неё возникали относительно Сатору Годжо, то сразу же забрали ее на Тасиро. Кёко опустила взгляд на ключицы молодого человека. Найдя вид тела Сатору, покрытого легкой летней испариной, привлекательным, она рефлекторно закусила нижнюю губу. Таблетки, судя по огромной инструкции, должны были подавлять половое влечение, а не делать ровно наоборот. Со стороны Годжо казался ей человеком непростым, но свободным от предрассудков и убеждений. По этой причине, Кёко испытывала необъяснимое чувство: словно восхищалась его жизненной позицией, хотя умом и понимала — это противоречие устоям, сложившимся в шаманских кланах многие поколения назад. Наверное, она хотела бы смотреть на некоторые вещи под таким же углом, как и Сатору. И оттого преображения ее личности проходили настолько стремительно. — А ты не стесняешься в выражениях, — хихикнул парень. — Неужели она настолько плоха? Кёко задумчиво посмотрела на экран монитора, всячески отгоняя от себя постыдную мысль о привлекательности Годжо. Чтобы передать Сатору всю свою злобу на автора, нужно отбросить максимально резкие высказывания и выложить саму суть произведения. Желательно, избегая описания постельных сцен, чтобы не распалиться самой. — Представь, что наша героиня очень правильная. Но при этом, она красива, умна не по годам, психически стабильна и к ней ужасно несправедлива жизнь — у неё нет молодого человека! А ещё она девственница и круто… Кхм… Ну… Ты понял… Ее отец — самый известный бизнесмен во всей Азии и влиятельный человек в Японии… — Кёко провела пальчиком по корпусу ноутбука, принадлежавшего колледжу и посмотрела на молодого человека без капли стеснения. — Он решает выдать дочь замуж не спрашивая ее разрешения. Партия уже подобрана и это… — Полный пиздец, — повёл плечами Годжо. Он перебил ненамеренно. — Нет, ну, ты вдумайся. Хотела бы ты жить с человеком, которого не любишь? Ее сердце пропустило удар. Говорить о таких вещах ночью, на пустой кухне, да ещё и с Сатору оказалось крайне волнительным мероприятием. После тяжёлого дня и того, как он ее обнимал, чтобы поддержать из-за травмированной ноги, для Кёко все встало на свои места. Она поняла, что все же была влюблена в Годжо Сатору до одури и пыталась заглушить свои чувства дружескими взаимодействиями. Однако теперь Хасэгава начинала понимать саму себя: ей понравилось находиться в объятиях Сатору и она бы хотела не находить повода для того, чтобы уткнуться в его плечо носом, чтобы снова почувствовать нотки цитрусового парфюма. — Нет, не хотела бы… — Я бы тоже не хотел, — Сатору спрятал лицо в кружке воды, смутился. — Но и девушка по описанию… Эх, знаешь, я учился в частной средней школе, — он снова отставил чашку в сторону, начиная рассказ. — Где большая часть учениц были именно такие, как ты описала: умные, красивые, богатые… И это было так уныло! Я не представляю, как с ними встречаться можно. Они же будут… — Что будут? — Скучными. — Но они же красивые, умные и идеальные? — поспешила уточнить Кёко, вскинув одну бровь. — Понимаешь, это, конечно, круто, но я бы с такой девушкой не стал строить отношения, — он повёл плечами. — С ней просто все будет… Слишком нормально? Либо в итоге она окажется истеричкой. — Интересные у тебя умозаключения… — выдохнула Хасэгава, не отводя глаз от экрана ноутбука. — Понимаю, звучит странно, — Сатору постучал пальцами по столу. — Я не могу сказать, что идеальные девчонки плохие, нет. Они воспитаны, умны, вся фигня. Но просто мне с ними не интересно. Они поддержат мои странности из вежливости, а не потому, что действительно так считают. — Я бы тоже не захотела с правильным парнем встречаться, — не подумав, ляпнула Кёко, отчего решила исправить сказанное. — Ну, в смысле… Мне кажется, в первую очередь, мы должны быть друзьями и тогда может что-то выйти. — Наверное, в этом есть смысл, — Сатору снова взял чашку в руки и повертел ее. Повисла неловкая тишина. Кёко шумно выдохнула и вернула своё внимание к монитору ноутбука. Она коснулась виска пальцами левой руки и зажмурилась, стыдясь сказанного минуту назад. Сатору поднял на неё взгляд, но ничего не сказал. Молча посмотрел на то, как девушка уставилась в экран, и замер. Свет падал на ее лицо, позволяя рассмотреть покрасневшие щеки. — Ты, это, не сиди до утра, — парень похлопал подругу по плечу. — У тебя ведь дежурство завтра? Встав из-за стола, Годжо направился к шкафчику с посудой и, сполоснув чашку, отправил ее сушиться. — Сугуру предложил мне поменяться, — Кёко подняла взгляд на друга. — Так что я буду помогать тебе послезавтра. — Ладно. Тогда спокойной ночи, Кёко. Сатору махнул рукой на прощание и отправился в сторону своей комнаты. Ещё несколько минут Хасэгава молча пялилась в экран монитора. Затем быстро вышла из своего аккаунта, закрыла ноутбук и, отсоединив его от зарядки и кабеля интернета, поставила на полку под телевизором, где обычно оставляли его другие студенты. Хотелось ли ей спать после такого разговора? Вряд ли. И умом она прекрасно понимала, что ноги ее подкашивались не потому, что день был сложный. Плюхнувшись на помятую кровать, Кёко меланхолично посмотрела в потолок. Осознание чувств к Сатору Годжо все же доставляло неудобства. Объективно Хасэгава понимала: она не была равной ему, ни по силе, ни по свободомыслию. Но и Сатору, если судить по его поведению и поступкам, не искал отношений с человеком равным. Годжо всегда видел себя, в лучшем случае, как это было с Гёто, самую чуточку выше и давал собеседнику это понять. Накрывшись простыней с головой, Кёко постаралась унять свои эмоции. Чем больше времени она проводила в колледже, тем яснее понимала, что раньше подавляла своё настроение и лишь некоторое время назад перестала стесняться проявления чувств. Хотя в отношении Годжо такого Хасэгава сказать не могла. В голове девушки мелькнуло воспоминание о том, как они с Сатору прятались в подсобке среди вёдер и швабр. Тогда он находился так близко, что от одной лишь мысли дыхание перехватывало. То, как он накрыл ее рот ладонью, призывая немного помолчать… Кёко зажмурилась, представляя, как было бы здорово оказаться в таком положении сейчас. Может, она бы не робела так сильно и проявила чуточку больше настойчивости, лишь бы он не выдержал и прижал ее к стенке. В ее представлении это был один из самых романтичных вариантов для первого поцелуя. Даже несмотря на место, в котором они прятались. Как жаль, что Сатору ничего, кроме дружеских чувств, не испытывал к ней. Выдохнув, Хасэгава сжала бедра. В и без того душной комнате, казалось, совсем не осталось воздуха, так что Кёко убрала простыню и перевернулась на живот, пытаясь найти удобное место для сна. Больная нога все ещё ныла, но самое худшее, что тяготило ее, это вязкое, ноющее чувство внизу живота. Слабое дуновение ветерка колыхнуло светлую занавеску, впуская немного прохлады в комнату. Почему Сатору вызвал у неё такие мысли? Кёко всегда считала себя приличной девушкой, но, если бы Годжо поманил ее пальцем и предложил что-то взрослое, безрассудное, она бы согласилась не раздумывая. Одно лишь представление того, как Сатору касается тонкими изящными пальцами горячей кожи, распаляло донельзя. Кёко провела пальцами по шее, размышляя, как бы это сделал молодой человек: остановился бы, или опустился ниже, на ключицы… Прикрыв глаза, Хасэгава проследовала подушечками пальцев вниз, исследуя собственное тело. Его касание точно должно будет вызвать лёгкую дрожь от неожиданности. Не сдержав шумного вздоха, Кёко зажмурилась. Она представила, как Сатору наклоняется и мягко целует ее шею, затем легонько кусает, дразня, и сразу же отстраняется, чтобы посмотреть на результат своих деяний проницательными голубыми глазами, хитро щурясь. Вот бы он и правда так сделал. — Стыдоба какая, — Кёко уткнулась лицом в подушку и жалобно проскулила. Снова перевернувшись на спину, девушка поерзала на месте. Смятые простыни липли к влажной коже, вызывая неприятные ощущения. Одежда лишь добавляла неудобств. Стянув футболку и шорты, Кёко осталась в одних трусах. Желанной прохлады она пускай и не получила, но стало самую малость легче. Однако несмотря на то, что проблема с духотой была решена хотя бы как-то, оставалось ещё кое-что, мешавшее девушке заснуть. Шумно вздохнув, она зажмурилась. Раньше ей не приходилось справляться с возбуждением. Определённо, книжки про любовь вызывали некий резонанс, но не доводили девушку до грязных мыслей, сужая сознание до одной конкретной точки. Если бы Сатору испытывал к ней романтические чувства и оказался рядом, что бы он сделал? Кёко зажмурилась и развела колени. Наверное, он провёл бы ладонями по ее бёдрам, опускаясь ниже, чем вызвал бы алый румянец на личике Хасэгавы. Затем, наверняка, устроился бы рядом с ней, сняв футболку через голову, и поманил ближе, чтобы влажно чмокнуть в губы. Если, едва оказавшись в кровати, Хасэгава пыталась отогнать от себя мысли интимного характера, то чем больше она думала об этом, тем яснее понимала, что хотела его всего. Эмоциональная привязанность трансформировалась в трепет, вожделение и желание пересечь черту, делавшую их друзьями. С этим срочно нужно было что-то делать… Выдохнув, Кёко постаралась сконцентрироваться. О самоудовлетворении она знала ничтожно мало: в книжках, которые она читала, подобная тема мелькала всего пару раз, целенаправлено Хасэгава такого не искала, но пара просмотренных, для общего развития, фильмов непристойного содержания… Запустив ладонь под резинку трусов, Кёко зажмурилась. Осознавать, что она дошла до такой точки кипения, ей все ещё было сложно. Однако любую проблему нужно было решать по мере поступления. Влажное белье, ставшее преградой желаемому удовлетворению, девушка поспешила снять. Оставшись абсолютно нагой, она села на кровати и задумчиво посмотрела в сторону входной двери, где висел календарь с котиком. Пытаясь понять, что следует делать дальше, а также испытывая огромный стыд за то, чем собиралась заняться Хасэгава тяжело выдыхала. Собравшись с духом, Кёко легла обратно на кровать, подложила под голову подушку и постаралась расслабиться. Это, определённо, далось нелегко, но Хасэгава постаралась унять призывы совести остановиться. Коснувшись ладонью промежности, девушка сдавленно выдохнула. Вязкое чувство стыда, опутавшее Хасэгаву с ног до головы, отступать было не намерено, но и она не намеревалась ему поддаваться. Проведя пальчиками по лону, Кёко собрала обильно выступившую смазку и хрипло ахнула, удивляясь сама себе. Тонкая ниточка выделений блеснула в свете ночника, когда девушка посмотрела на ладонь. А если бы это была его рука, что бы Сатору сделал? От этой мысли Кёко зарделась пуще прежнего, но от действа не отступила. Представлять изящные пальцы молодого человека, вместо своих, с ноготками, выкрашенными светло-розовым лаком, было сродни небольшой шалости. Ведь Сатору никогда не узнает, что является причиной ее томных вздохов и смелых фантазий. Поняв, что движения пальцами по комку нервов приносят больше желанного удовольствия, Кёко вздрогнула. Ах, наверняка, если бы объект ее обожания оказался рядом, точно смог бы довести ее до исступления, ведь сам неоднократно хвастался перед Гёто, что знает все о девчонках. В отличие от неумелых движений Хасэгавы, Сатору, как ей казалось, должен быть быстрее и напористее. Тихо простонав, девушка прогнулась в спине. Если бы ее фантазии были реальностью, она бы постаралась исполнить любую прихоть Годжо. Она бы старалась угодить ему, целовала бы каждый доступный миллиметр его тела, чтобы хотя бы действиями сказать, как сильно любит его и нуждается в нем. Как жаль, что Сатору Годжо ничего не знал о ее истинных чувствах к нему.

***

Пятничным днём Годжо и Гёто готовили обед. В этот раз на троих. В отличие от них и Кёко, Сёко уехала домой, чтобы сделать родителям подарок на годовщину свадьбы и провести время с семьей. Что Сугуру, что Сатору за три месяца стен общежития не покидали дольше, чем на несколько часов. Как правило, в компании друг друга им было комфортно, оттого и бродили они парой. Казалось, что Годжо уже воспринимал Гёто как единственного лучшего друга, и оттого не особо торопился сближаться с угрюмыми старшекурсниками. — Кёко, а ты домой не хочешь? — Неожиданно спросил Хасэгаву Гёто. Он пригубил немного жидкости из половника и сощурился. — Ты совсем не умеешь бульон готовить что ли, Сатору? Опять пересолил. — Да нормально же было, — Сатору выхватил половник, попробовал бульон и скривился. — Ну, блин… Кёко усмехнулась, наблюдая за товарищами. Их перепалки немного разбавляли рутинные учебные дни и веселили их с Сёко. Иногда парни находили абсолютно дурацкую причину повздорить без причины, но никогда не делали это всерьёз. Наверное, Сугуру Гёто и сам считал Сатору своим лучшим другом, оттого и спускал одарённому шаману многое с рук. — Нет, я не хочу домой, мне с вами лучше, — пожала плечами девушка. — А вы бывали хоть раз на Тасиро? К нам всегда много туристов приезжает. В основном, конечно, на котов поглазеть… — Ни разу, — поспешил сказать Годжо. — И я тоже. — А хотели бы? — Кёко удобнее устроилась на диванчике, облокотившись на спинку, и посмотрела на Гёто и Годжо. — У нас здорово: природа, коты, небольшой храм… О, на другой стороне острова есть буддийский храм с потрясающим видом на скалистый берег. Парни переглянулись между собой и кивнули, синхронно. — Бабушка говорила, что я могу приехать с друзьями… — задумчиво протянула Кёко. — Что думаете, если мы соберёмся на каникулах и отдохнём там? Поездка к морю, но с бесплатным проживанием, и, если повезёт, то госпожа Накамура будет готовить нам еду. — У вас в клане есть прислуга? — обернулся Годжо. — Нет, помощница по хозяйству. Бабушка одна не управляется с домом и садом, — развела руками девушка. — К тому же госпожа Накамура тоже шаманка и наша дальняя родственница. Не переоценивай клан Хасэгава, он о-о-очень маленький. Парень усмехнулся и отошёл от газовой плиты. Он открыл холодильник и достал из него одну банку сладкой воды, не задумываясь, щелкнул ключиком и, обернувшись, увидел осуждающий взгляд Гёто. Тому тоже хотелось отдохнуть от готовки, но для этого предстояло решить проблему с пересоленным бульоном для мисо-супа. — Островные шаманы всегда держатся как-то особняком, — понуро произнёс Сатору, возвращаясь к готовке супа. — Мы пытаемся сохранить свою сферу влияния, — развела руками Кёко. — Кто защитит жителей отдаленных частей страны? Вот островные шаманы и живут себе спокойно в глуши. И я вернусь на Тасиро после обучения, чтобы остаться там до скончания своего века… Последняя фраза Хасэгавы прозвучала крайне тоскливо. Она все еще не до конца смирилась с тем, что когда-то придётся вернуться и осесть в фамильном поместье близ деревни Одомари. После шумного, яркого и захватывающего дух Токио это звучало как издёвка чистой воды. — А как же другие члены клана? Ты ведь молодая ещё, чтобы жить в таких ебенях, — поморщился Годжо. — Оставайся в столице, и мы с Гёто тут останемся тоже… Одна не будешь. Тем более, что выпускники часто преподают в колледже и ничего такого здесь нет. — Если бы это было так легко, — поджала губы Кёко. В отличие от парней, Хасэгава прекрасно осознавала свои возможности остаться в Токио. Иошико не простит, если единственная внучка, способная укрепить вырождающийся клан, сбежит и осядет в большом городе. Выбирать не приходилось, так что наслаждаться шумной жизнью в столице у неё не так много времени: всего четыре года. Наверное, по этой причине Кёко стремилась узнать о токийской жизни как можно больше, попробовать все, узнать вкус этой жизни. Времени раскисать не было. — А что нет-то? Выйдешь замуж, останешься в Токио. Считай, вся жизнь сложилась, — пробормотал Годжо. — Что-то не вижу желающих взять меня замуж, — Кёко передразнила обычную манеру Сатору говорить. — Нет, если серьезно, мне просто предстоит стать следующей главой клана. Хотя… Клан Хасэгава и кланом-то язык назвать не поворачивается. — Почему? — встрял Гёто, шинковавший овощи. Кёко стала загибать пальцы, про себя вспоминая, кого из немногочисленных родственников можно было посчитать частью клана. Бабушка, дедушка, дядя Ясуо и его жена Цубуки, госпожа Накамура и ее две сестры, отец, которого она всегда считала мертвым, мать, которую Кёко вообще не видела и тоже считала покойницей, племянники бабушки, которые родились без шаманских способностей, и их дети, ставшие «Окнами» в Исиномаки. — Нас человек пятнадцать, наверное, — произнесла Кёко. — И то, со способностями, от силы, девять… — И правда, маленький клан, — кивнул головой Годжо. — Кстати, Гёто, ты не забыл про свои вещи в прачечной? Сугуру, нахмурившись, потёр подбородок, словно пытаясь вспомнить, правда ли он ходил сегодня стирать вещи. — Я относил вещи в прачечную?.. — рассеяно произнес Гёто. Пихнув друга в бок, Сатору шикнул. — А, точно! Спасибо, что напомнил об этом! Когда Гёто впопыхах покинул общую комнату, Годжо поспешил присесть на диван к Кёко. Та, закончив рассказывать про клан, уткнулась в модный журнал и перелистнула страничку, изучая летние тренды. Пускай стипендия еще не оказалась в ее ручках, куда ее потратить, Хасэгава уже придумала. — Кёко, а ты не хочешь сходить завтра в кино? — начал свою речь молодой человек. — Со мной. — В кино? А на что? — У меня есть два билета на «Парня из электрички», — торжественно заявил Годжо. — Хотел посмотреть его, потому что отзывы хорошие. Он врал. На «Парня из электрички» отзывы были очень не отличные, но и не ужасные. В основном нейтральные. Так, например, написали в последнем номере журнала про звезд, который Сатору купил на выходе со станции метро. Однако ничего более пригодного в кино не показывали. В самом деле, не идти же на боевик? Фильм не подойдёт для воплощения идеального свидания, о котором Годжо недавно трещал Гёто. — А Сугуру не хочет сходить? — похлопала ресницами Кёко. — Он сказал, что ему такой фильм не нравится, — уклончиво ответил Сатору. — А, вот оно что… — Кёко нахмурилась и потёрла подбородок. — Ну, давай. Правда, я плохо разбираюсь в кино. Это же не станет проблемой? — Мы ведь идём приятно провести время, а не дискутировать о кинематографе, Кёко… — немного обижено протянул Сатору. — Не парься. Проведём время на «ура» и сходим куда-нибудь поесть вкусного. Как тебе такой план? — Сугуру точно не обидится на нас? — поспешила уточнить девушка. — Ну, мы купим ему «Хэппи мил» в «Макдональдсе»? — прыснул Сатору. — Я серьезно, Сатору, — Кёко посмотрела на друга с некоторым осуждением. — Вдруг он все-таки хотел, но постеснялся сказать тебе… — Не обидится, обещаю тебе, — обворожительно улыбнулся молодой человек. — Правда, не могу же я с ним все свободное время проводить… Иногда надо и с другими людьми общаться. Ты так не думаешь? Рассеяно пожав плечами, Кёко не нашлась с ответом. Ей хватало прогулок с одной лишь Сёко и ничего плохого она в этом не видела. С ней она хотя бы так не стеснялась болтать о всякой всячине. — Я все равно уже согласилась, — Кёко подперла голову ладонью, после чего облокотилась о спинку дивана. — Чудненько, — хихикнул молодой человек. — Билеты на шесть вечера, так что… Туда ближе разберемся. Хорошо? Хасэгава кивнула. Идти куда-то вечером… Звучало так, словно он приглашал ее на самое настоящее свидание. Только вот Кёко была уверена: если бы Сатору приглашал ее на встречу романтического характера, то предупредил об этом заранее. Однако то, что свиданием он этот поход в кино не обозвал, выглядеть надо было обворожительно. С самого утра следующего дня Кёко перебирала одежду. За время проживания в стенах колледжа она успела разжиться достаточным количеством разнообразных вещей. Даже научилась комбинировать их, чтобы создавать образы стильные и запоминающиеся. Девушка вертелась перед зеркалом, примеряя одно платье за другим и недовольно поджимала губы. Пока что ей не нравилось ничего. Одно платье оказалось слишком ярким, у второго юбка коротковата для похода в кино с Годжо, третье сидело не так, как в день покупки. Хасэгава потянулась за еще одним вариантом образа, но телефонный звонок оборвал ее. — Слушаю! — бодро поприветствовала она звонившего. — Привет, Кёко, — раздался хрипловатый голос дяди Ясуо. — Что-то ты потерялась, совсем звонить перестала. — Ой, прости. Я все забывала набрать тебя, — виновато проговорила девушка. — Как ты поживаешь, дядя? Зажав телефон между ухом и плечом, Кёко достала из шкафа чёрное платье. Длиной чуть выше колена, чёрная ткань, лёгкий узор из белых цветочков и высокий воротничок с завязочкой на шее. И рукава длинные: главный критерий. — Спасибо, что интересуешься. Все хорошо. Правда, знаешь, нам бы встретиться сегодня где-то… Нужно кое-что рассказать. Бабушка с дедушкой собрались тут к родственникам на Окусири… — Они же всегда уезжают в августе, дядя, — Кёко отнесла телефон от уха и недовольно шикнула. Сейчас звонок Ясуо был совсем не в тему. — Ты решил поехать на Тасиро и присмотреть за домом? Но теперь же необходимости нет, я в Токио. — Давай лучше встретимся сегодня в пять часов… В Синдзюку? Пекарня «Альтмура», помнишь? Поговорим об этом всем. — Я бы и рада, но меня в шесть позвали в кино, — недовольно проворчала Кёко. — Перенеси на попозже. Сёко поймёт, или завтра сходите. — При чем тут Сёко вообще? Меня не она позвала, — Кёко пнула коробку с обувью и, насупившись, плюхнулась на кровать. Предчувствуя дальнейшие вопросы, Хасэгава закатила глаза. — Я же говорил тебе не путаться с мальчиками, Кёко. Рано тебе еще на свидания ходить. — Это не свидание, мы друзья, — хмыкнула Кёко. — И вообще… Он хороший парень. Что такого, даже если он мне нравится? Знаю, ты не в восторге, но мои сверстницы уже вообще-то по пять парней сменили, а у меня и одного не было. — Кто он хоть? — дядя на другом конце провода обреченно вздохнул. Ему не оставалось ничего, кроме как выслушать, немного пожурить и попытаться наставить племянницу на путь истинный. В конце концов, он прекрасно знал, что подростковая любовь гаснет быстро, как головка одуванчика, которую подпалили ради забавы зажигалкой. Да и любовью, по его мнению, это не назвать. Так. Привязанность, да и только. — Ты знаешь клан Годжо? — Кёко улеглась на кровати удобнее. Дядя кашлянул в кулак. Он молчал около минуты, будто вычисляя, кого из клана Годжо племянница могла иметь в виду. Сопоставив рассказы Масамичи Яга и свои познания о молодых людях в клане, он шумно выдохнул. Этого ему ещё не хватало… — Господи, ты что, говоришь про Сатору Годжо? Кёко, это даже не обсуждается: в пять часов вечера жду тебя на станции метро Васэда. Пока я лично этого Годжо не увижу, ни на какое свидание ты с ним не пойдёшь. — Но это не свидание! — Синдзюку, станция метро Васэда, пять часов вечера. Проговорив, где именно предстояло встретиться, Ясуо Хасэгава отключился от телефонного звонка. Кёко недовольно хлопнула крышкой раскладушки и отбросила сотовый в сторону. Тот приземлился аккурат на смятые простыни. Да что такого было в том, что они с Годжо собирались в кино? Все ее одноклассницы из средней школы постоянно ходили с мальчиками в кино, боулинг, игровые автоматы… А она собралась один-единственный разочек и дядя запретил! Да еще и аргументировал это таким дурацким способом. Не иначе как учитель наговорил тому гадостей про Сатору и тот заочно сделал неправильный вывод о личности ее одногруппника. Вытерев горячие слезы, выступившие из-за обиды на родственника, Кёко поднялась с кровати. Надо было как-то сообщить Сатору, что в кино сегодня сходить не выйдет. Хасэгава принялась собирать вещи с кровати и пола. Аккуратно развесив платья на вешалки, девушка вернула их туда, откуда взяла — в шкаф. На встречу с дядей можно и что поспокойнее надеть. Для него наряжаться она точно не станет. — Вот козел, — обижено процедила Кёко, вытирая слезы. Успокоив саму себя, Хасэгава покинула пределы комнаты. На кухне, к ее радости, не оказалось никого. Девушка подошла к раковине, достала из шкафчика над ней кружку и направилась к холодильнику. Налив в чашку ледяной воды, она сразу же пригубила немного и шумно выдохнула. — Да я тебе говорю, что все нормально, мам, — из своей комнаты вышел Сугуру, прижимая телефон к уху плечом. Он отстранился от трубки и шепнул. — Позови меня, умоляю! — Сугуру, мы тут обед приготовили! — громко произнесла Кёко, подыгрывая другу. Годжо выглянул из-за двери в свои покои и сощурился, он появился так быстро, словно ждал, когда кто-то выйдет в кухню. — Обед? Так рано? Ещё даже часа дня нет… — Ладно, давай, я тут немного занят, — проговорил Сугуру. — Угу. Хорошо. Спасибо. Вам с папой тоже. Сатору вышел из комнаты, надевая очки. Он посмотрел на товарища и наклонил голову. — Что, от предков избавиться не мог? — Да, почти час мне мозг выносила, — вздохнул Сугуру. — У нее что ни звонок так это требование нормально подстричься и туннели из ушей достать. Заебало уже, — Гёто насупился и поставил точку в своей жалобе. — Тише-тише, мой друг в эмо-фазе, — Годжо присел рядом с товарищем и похлопал того по плечу. — Забей на мать. Кёко присела к одногруппникам за стол и поставила на него кружку с холодной водой. Шмыгнув носом, улыбнулась и поддержала слова Сатору: — Ты выглядишь круто, не обращай внимания, — произнесла она. — Спасибо. Не берите в голову, — негромко проговорил Гёто. — Давайте я тогда обед разогрею. Парень поднялся из-за стола и молча направился в сторону холодильника. Годжо потянулся и, подперев голову ладонью, приспустил очки. Он пытливо посмотрел на заплаканную девушку и сощурился. — А ты чего? Плакала, что ли? — Немного, — Кёко потёрла глаза. — У меня сегодня планы изменились. Нужно срочно встретиться с дядей в Синдзюку… — Да что за… — Сатору вспыхнул. — С дядей ты можешь провести время всегда, а со мной в кино сходить, — он отвёл взгляд, по его выражению лица можно было понять, что он разозлился. — У нас всего четыре года, Кёко. А ты выбираешь старика вместо меня… Кёко шумно вздохнула. Уточнять, что ее дяде слегка за тридцать она не стала. Годжо все равно не поймёт, почему приходится поступить именно так. — Я сама не в восторге, Сатору. Может, все-таки с Сугуру сегодня сходишь? — девушка виновато почесала затылок. — А завтра сходим куда-то вместе… — Сатору, я схожу с тобой, — Гёто обернулся к одногруппникам. — Не пропадать же билетам… Не желая дослушивать друга, Сатору поднялся из-за стола и направился в свою комнату. Хлопнув дверью, парень скрылся от посторонних глаз. К обеду Годжо так и не вышел, намекая Хасэгаве, что сильно обиделся на неё и такой поступок его задел. В самом деле, как она могла между ним и дядей выбрать не его? — Ты прости его, — Сугуру постарался сгладить угол после «ссоры» двоих друзей. — Он просто расстроился. — Я тоже расстроилась, но почему-то не стала хлопать дверью, — Кёко шмыгнула носом. — Ладно… Я вернусь, скорее всего, поздно. — Набери, если что. Тут немного опасно бродить по вечерам, — напомнил Гёто. — Если нужно будет, я встречу тебя на автобусной остановке. — Спасибо, Сугуру, я и сама дойду, — девушка постаралась улыбнуться. — Здесь же недалеко. Да и к тому же… Присмотри лучше за своим другом. — Как скажешь, — пожал плечами парень. Кёко пригладила воротник легкой рубашки с узором в виде цветков лаванды, поправила небольшую сумочку на плече и развернулась на выход. Помахав ладонью другу, она поспешила покинуть общежитие. Если постарается, успеет на автобус через пятнадцать минут и не придётся долго ждать транспорт. До Синдзюку Кёко добралась без приключений. Пару раз чуть было не заплутала при пересадке с одной линии на другую, но справилась. Все же, когда рядом была Сёко, девушка меньше волновалась, даже если вагон был набит людьми под завязку. Сама же Хасэгава спускалась в метро редко, предпочитая наземный транспорт. Тем более, что там не приходилось делать вереницу пересадок, чтобы доехать из одной точки в другую. Остановившись в вестибюле станции, около плиточной стены, Кёко посмотрела по сторонам в поисках дяди и вздохнула. На часах было без десяти минут пять вечера, так что она не опоздала. Хасэгава аккуратно сложила наушники и маленький плеер в сумочку, продолжая поглядывать в сторону платформы. — Давно приехала? — Ясуо подошел с другой стороны станции. — Нет, только что. Голос Хасэгавы прозвучал не слишком жизнеутверждающе, отчего Ясуо покачал головой. Он кивнул в сторону выхода со станции, указывая на лестницу. Сегодня на нем была чёрная рубашка и такого же цвета брюки в тонкую белую полоску. Со стороны высокорослого ладно сложенного мужчину можно было принять за якудзу, благодаря изуродованному шрамами лицу, да и компания в виде молоденькой девушки на такие размышления наталкивала. — Чего недовольная такая-то? — Мужчина обернулся на племянницу. Кёко следовала за ним не осознавая, что со стороны выглядела не очень счастливой подобной встрече. Раньше она реагировала на дядю совсем по-другому и первые недели в колледже была очень рада встретиться с ним в выходной день, чтобы попить вкусного чаю со свежей выпечкой. Но ее жизнь стремительно менялась. Сатору был прав, дядю она сможет увидеть в любой момент, а проводить время с ним и другими ребятами — всего четыре года. — А как ты думаешь? — Я думаю, что ты драматизируешь, Кёко. Сходишь со своим Годжо в кино ещё. После того, как я с ним познакомлюсь. Твоя бабушка мне голову оторвёт, если узнает, что ты спуталась с каким-то хулиганом… — Это тебе учитель такое сказал? Никакой Сатору не хулиган! — скрестив руки на груди, Кёко отвела взгляд карих глаз. — И вообще. Мои одногруппники — хорошие. — С твоим учителем мы общаемся только о твоих успехах, Кёко, не думай, что Яга сплетник. Просто я наслышан про клан Годжо, — выдохнул Ясуо, открывая дверь перед племянницей. — И не могу сказать, что все его представители адекватные. Будто я тебе чего-то плохого желаю… Прекрати дуться. — Я не дуюсь, мне просто неприятно, что ты решаешь за меня с кем стоит общаться, — выдохнула девушка. — А если бы меня пригласил не Годжо? — Все равно бы сказал, что сначала мне нужно познакомиться с этим парнем, — Ясуо достал из кармана брюк пачку сигарет и поспешил перевести тему. — Я планирую уехать на Тасиро через неделю. Кёко следовала за дядей потупив взглядом в тротуарную плитку. Если раньше она едва поступала за темпом Ясуо, то за время жизни в Токио, научилась догонять его и выносливости у неё прибавилось. — С Цубуки? — Нет… Цубуки… У неё много работы, — отмахнулся мужчина. — Так что поеду один и поживу в поместье, пока дедушка с бабушкой в отъезде. Хочешь съездить? — У меня учеба до двадцатого июля, не смогу. Ясуо затянулся сигаретным дымом и выпустил его через нос. Следуя по оживленной улице, он старался не оглядываться по сторонам. Кёко, что уныло плелась следом, его немного выбивала из колеи. — Пригласи своих друзей, — наконец, произнёс мужчина. — А можно? — Хасэгава подпрыгнула на месте и ускорила шаг, чтобы обогнать дядю. — Ну, познакомлюсь с твоим Годжо что ли… — поморщился Ясуо. — Я тебя, кстати, тоже хотел с одним человеком познакомить. У него просто была возможность пересечься только сегодня. — А с кем? — недовольства Кёко поубавилось. Все же, раз жить в поместье клан будет один дядя, то и объясняться с бабушкой не придётся, это выгодное предложение со стороны Ясуо. — Увидишь. Пекарня-кондитерская находилась в пятнадцати минутах ходьбы от станции метро. Кёко ранее бывала там в сопровождении своего родственника и помнила, что выбор десертов там был настолько обширный, что глаза разбегались, когда она смотрела на витрины с вкусностями. Наверное, стоило как-то сходить в заведение вместе с ребятами. Возможно, в качестве извинения перед Годжо, они могли бы прийти в воскресенье. Внутри кафе приятно пахло выпечкой. Свежей, ароматной и очень тёплой. Ясуо остановился около витрины с десертами и быстро оглядел ее. Ему приглянулся вишневый штрудель, в то время как Кёко рассматривала клубничный парфе. — Что будешь? — Вот это хочу, — Кёко показала пальцем на креманку с клубничным десертом. — А пить? — Лимонад, — улыбнулась девушка. — Хорошо. Сделав заказ, Ясуо обернулся и посмотрел вглубь заведения. отыскав среди посетителей нужного человека, он позвал племянницу за собой. За столиком около окошка сидел немолодой мужчина. На вид ему было под сорок лет, короткостриженый, темноволосый с вытянутыми чертами лица. Незнакомец о чем-то увлеченно разговаривал с девочкой, которой едва ли можно было дать шесть лет. Та болтала ножками с красными туфельками и громко смеялась, восторженно глядя на мужчину рядом. У Кёко возникло странное, чувство, будто она где-то видела девочку, но никак не могла вспомнить, где именно. Румяное личико, большие глаза цвета спелой вишни, волосы по плечи, чуть завивавшиеся на концах, красивая одежда: ребенок выглядел как самая настоящая кукла из магазина игрушек. Смотреть на нее было одно загляденье, так и хотелось забрать девочку с собой. — Иошинори, привет. Камико, как же ты подросла, — Ясуо присел за стол и похлопал по месту рядом. — А это Кёко, знакомьтесь. — Прости, Ясуо, мы пришли немного раньше и Камико захотела коктейль, — виновато проговорил мужчина, поправляя очки на переносице. На Кёко темноволосый мужчина, казалось, старался вовсе не обращать внимания. Он то и дело отводил взгляд темных глаз и быстро моргал, словно стараясь скрыть волнение. — Кёко? Какое странное имя, — девочка взяла в руки стакан с молочным коктейлем и потянула его через трубочку. — Я такого еще не слышала… Да, пап? Странное же? Хасэгава изогнула брови и многозначительно промолчала. До этого дня она считала свое имя абсолютно нормальным и, даже, неплохим. По крайней мере, оно не казалось ей уродливым или бессмысленным. Мужчина, сидевший напротив неё, бросил кроткий взгляд. Затем наклонился и поправил кружевной воротничок Камико. — Камико, это неприлично, говорить такое про новых знакомых, — засуетившись, пробормотал Иошинори. — Кёко — это красивое имя, которое означает ребенка столицы. Девушка из Киото, если быть точнее. — Извините, — Кёко покачала головой. — Но откуда вы знаете, что мое имя пишется так? Есть еще несколько вариантов… Зеркало, абрикос… Иошинори закусил нижнюю губу. Он отвел взгляд и бесшумно выругался. Отвечать на поставленный вопрос он не торопился. —Я выбрал самую часто встречающуюся трактовку, — развел руками знакомый. — Может, скажешь? — Ясуо скрестил руки на груди. Официантка поставила перед Ясуо тарелочку со штруделем и кофе американо, а перед Кёко креманку с клубничным парфе и лимонад. Девушка благодарно кивнула и взяла в руки стакан с холодным напитком. Глотнув освежающего лимонада, Хасэгава повернула личико к дяде. — Знаешь, я считаю, что Кёко должна знать, что все это время ты находился здесь, в Токио. Почувствовав укол вины, Иошинори кивнул. Кёко, без отрыва наблюдала за девочкой. Камико, в свою очередь, словно прожигала Хасэгаву темными глазами, но говорить более ничего не стала. Только продолжала болтать ножками в красных туфельках, изредка ударяя Кёко по коленке. — Это твой отец, — процедил Ясуо. Оторопев, Хасэгава, ковырнувшая десерт длинной ложечкой, замерла на месте. Отец? Она никогда не видела даже фотографий его, и упоминание о нем в клане было чем-то запрещенным. До сегодняшнего дня она даже не знала, как звали человека, который непосредственно участвовал при ее создании. Ей почему-то казалось, что он обязательно будет похож на дядю Ясуо. Иошинори, который выглядел как полнейшая противоположность, пожал щуплыми плечами и кашлянул в кулак. — Это действительно так, все это время я жил в Токио, Кёко. И иногда встречался с братом, — проговорил мужчина, избегая зрительного контакта. — Тебе не стоило знать, что со мной все в порядке. Встав с места, Кёко испуганно шарахнулась и постаралась выйти из-за стола, однако Ясуо схватил ее за руку и попытался удержать. Хладнокровие, с которым отец говорил, доставляло ощутимый дискомфорт. По спине прошлись мурашки, и девушка вздрогнула. — Отпусти меня! Лучше бы он сдох! — Крикнула девушка. В кафе повисла тишина. Казалось, будто взгляды посетителей в одночасье устремились к Хасэгаве. Отшатнувшись, Кёко испуганно накрыла ладонью рот. — Пожалуйста, выслушай меня… — тихо проговорил Иошинори. — Сядь. Люди смотрят. — Я не хочу тебя слушать! — Кёко почувствовала, что в ней вскипала злоба, которую ей удавалось подавлять обидой все эти годы. — Ты пришел сюда, чтобы показать, как рад жить с другой дочерью? Что меня для тебя даже не существовало? А ты, дядя? Ты привел меня сюда для чего? Лучше бы мой отец был мёртв, как я считала все эти годы. Спасибо вам обоим! Выплюнув столь ядовитые слова, Кёко схватила свою сумочку, висевшую на спинке стула и поторопилась на выход из кафе. Выбежав, она огляделась по сторонам и, вспомнив, откуда они с Ясуо пришли, направилась к станции метро. Впервые с марта месяца негативные чувства схватили ее в капкан, подчиняя себе. — Кёко, постой! — Ясуо нагнал племянницу в конце улицы и схватил за плечо. — Прости! Я должен был догадаться, что ты не захочешь этого, но, прошу, вернись. Поговори с ним. Он должен объяснить, почему столько лет отсутствовал в твоей жизни. — Да мне плевать, что с ним было! — Кёко вырвалась из крепкой руки дяди и обернулась к нему. — Ты хотел внести правды в мою жизнь? Я отказываюсь от такой правды! — Умоляю, дай ему шанс. — Ещё немного и меня будет тошнить от всех вас, — выплюнула слова Кёко. — Спасибо, что испортил мне день окончательно, дядя Ясуо. Оставив Ясуо одиноко стоять посреди оживленной улицы района Синдзюку, Хасэгава достала из сумочки плеер и наушники. Предстояла долгая поездка в метро.

***

Поднимаясь по ступеням, ведущим в гору, Кёко убавила громкость музыки, что отвлекала ее от гнетущих мыслей. Густой лес, находившийся от колледжа в пятнадцати минутах пешего хода, давно привлекал ее внимание, но повода посетить его не было. Как-то она услышала от Сёко, что там находилось старое синтоистское святилище, и сегодня у Хасэгавы наконец-то появился повод проверить это. Вечерело медленно. Розовое небо затянулось темными облаками, оно нагоняло тоску. Легкий ветерок приятно ласкал личико и пытался заигрывать с прядками волос юной шаманки, что поднималась по ступеням к святилищу. Дорога ее ни капли не изнурила. Вытащив наушники из ушей, Кёко вдохнула побольше воздуха. Дышать в лесу было легче, чем в оживленном городе. Сосны тянулись к небу, их верхушки покачивались от дуновения ветра. Многовековые деревья тихо трещали, создавая уникальную мелодию природы. Скучая по одинокому исследованию скал Тасиро, Кёко не задумываясь проехала лишнюю остановку. Отдохнуть от городской суеты, забыться, освежить мысли. Сейчас это было жизненно необходимо. Миновав очередные тории, опутанные обветшавшей симэнавой, Кёко оглянулась на проделанный путь. Узкая дорожка из аккуратных ступенек и статуи по бокам, напомнили ей о небольшом храме на Тасиро. Добравшись до конца лестницы, Хасэгава посмотрела вперед. Старое, покосившееся святилище, выглядело неприветливо. Его наверняка забросили многие годы назад и не следили за некогда роскошным убранством. Кое-где прохудилась крыша, древесина потрескалась со временем, красная краска облупилась… Химороги, где находилось священное древо сакаки разрушилось, а ветви разрослись в разные стороны и теперь выглядели устрашающе. Вода в павильоне для омовения рук пересохла и о предыдущем назначении тэмидзуя можно было судить лишь по черпакам-хисяку, пересекавшим ёмкость. Присев на ступенях бывшего храма, пускай и небольшого, Кёко шумно выдохнула. Теперь она могла дать волю чувствам, стремившимся покинуть ее голову. Вытирая горячие слезы, Кёко часто хватала ртом воздух, не находя в себе сил отдышаться. Каждый раз, когда в ее голове снова проносилась мысль о том, что в отличие от нее, ее единокровная сестра знает, что такое родители — рана снова открывалась. Ненависть, наполнявшая Хасэгаву, трансформировалась в боль и отчаяние. Она тоже хотела любви родителей. Тоже хотела быть желанным, нужным ребенком, которого поддерживают мама и папа в ее скромных шаманских начинаниях. Но вместо этого Кёко получила лишь отторжение. Быть может, Ясуо и правда хотел помочь ей, поведав истинную правду об отце. Но, какими бы не были его мотивы, они ранили душу шаманки сильнее, чем самый острый меч, разрезал плоть. Он не должен был разрушать мир, который только недавно смог обрести краски… Где-то неподалеку раздался треск ветвей. Мужской голос выругался и затих. Кёко выпрямилась и огляделась по сторонам. Дышала она все еще тяжко и глубоко, выровнять дыхание никак не получалось. Едва Хасэгава пыталась успокоить себя, как мысли накатывали вновь и атаковали с новой силой. Из-за раскидистых кустов показался знакомый Кёко человек. Гёто Сугуру потирал лоб, которым ударился, продираясь сквозь тернистые ветви, и недовольно выругался еще раз. Он сжимал в ладони пачку сигарет и зажигалку. — Т-ты… — А? — Гёто удивленно посмотрел на девушку, сидящую на ступенях старого храма. — А ты что тут делаешь, Кёко? Икнув, Кёко помотала головой. Горькое, паскудное чувство, съедающее изнутри, все еще нашептывало ей, что она не достойна нормальной жизни. Не выдержав, Хасэгава накрыла голову ладонями и вскрикнула от хаоса, творившегося в ее голове. Она недостойна? — Эй-эй, Кёко, — Сугуру подбежал ближе и присел рядом с одногруппницей. — Ты чего? Парень мягко обнял подругу и погладил ее по плечу. Его руки были теплыми, мягкими, в них хотелось растаять и забыться. Еще никогда Кёко не думала, что объятия такого человека, внешне несколько нелюдимого, могут облегчать страдания. Гёто будто забирал на себя часть боли, эхом отдававшейся внутри нее. — Сугуру… — Ну, чего ты? — повторил парень свой вопрос. — Вы с Сатору сговорились что ли? — он тяжело вздохнул. — Он — дуется, ты — плачешь… Давай, поведай мне, что случилось у вас с Годжо. Хасэгава шмыгнула носом: — Помнишь, я говорила, что меня воспитывали дедушка с бабушкой? — задыхаясь от слез, спросила она. — Конечно, — Гёто продолжал подбадривать подругу, поглаживая ее плечико, удивленный тем, что она не начала говорить какой Годжо идиот. — Я знала, что отец бросил меня, думала, что он умер… — судорожно вздохнула Кёко. — А он все это время был жив и прятался в Токио. У него есть семья… Дочь… А как же я? Почему он бросил меня? Чем я хуже его новой дочери? Что есть у нее, чего нет у меня? — Хасэгава снова заплакала, горько, отчаянно. Она услышала тяжелый вздох. Гёто прекратил гладить ее плечо и наклонился, чтобы оставить мягкий поцелуй шероховатых губ прямо на ее лбу, скрытом челкой. — Кёко, может, у тебя не было отца и матери… Но сейчас ты обрела семью, — изогнув губы в мягкой улыбке, Сугуру прикрыл глаза. — Для меня ты уже как сестра. Не ожидая подобного откровения, Хасэгава крепко обняла юношу. Вцепившись в футболку Гёто, она прижалась к его крепкой груди и всхлипнула. И правда: у нее были друзья, о которых она, снедаемая болью, словно забыла. Негативные эмоции заставляли ее вернуться в прошлое, на Тасиро, в ванную комнату, где она лежала в горячей воде, а ее рука вяло свисала с бортика. Одинокая, забитая, ненужная. Эта версия Кёко должна была умереть, а не возродиться вновь. — Я такая дура, — пробубнила Хасэгава. — Мы все хотим, чтобы у нас были близкие, — парень погладил голову подруги широкой ладонью. — Ты не должна винить себя за то, что тебе хочется чувствовать тепло и любовь. Это нормально. Другой вопрос в том, что иногда мы тянемся за любовью к огню, который может нас обжечь, — с этими словами, Гёто закурил сигарету. — Не знала, что ты тоже куришь, — Кёко выдохнула, невольно переводя тему. — Прости, что увидел меня такой. Мне стыдно. — Я просто… Был расстроен тем, что снова поругался с матерью, — выдохнув табачный дым, Сугуру прикрыл глаза. — Она еще раз позвонила мне и… В общем, не буду говорить. Я часто хожу сюда. Храм заброшен, синто я не исповедую, так что… — он повел плечами. — Угрызений совести не испытываю. Хрипло набрав в легкие воздуха, Кёко сильнее прижалась к другу. Если бы не его крепкое плечо, она снова бы раскисла и вернулась к своему изначальному состоянию. — Спасибо большое, Сугуру. — Посидим тут еще немного… — с улыбкой произнес молодой человек, доставая из пачки вторую сигарету.