Нарезая круги по комнате, Сатору то и дело открывал крышку телефона и посматривал на маленький экранчик раскладушки. Несколько новых сообщений, да пара пропущенных вызовов от неизвестных номеров. Ничего необычного или интригующего.
Пообещав Кёко узнать у матери, что интересного можно посмотреть в театре, он сильно переоценил свои моральные возможности. Ему по-прежнему не хотелось звонить ей. Это было чувство иррациональное, ведь отношения у них были хорошие, да и сообщений стабильности его проживания в общежитии хватало с лихвой. Мать никогда не настаивала на частых звонках, просто просила не забывать о ней.
За время, прошедшее с его поступления в колледж, Сатору успел отдалиться от клана. Ощущение свободы, которое он получил, одурманивало настолько, что возвращаться к прошлому совсем не хотелось. Повезло, что родители на него не давили и понимали поведение сына.
Набравшись смелости, Годжо щёлкнул по кнопке вызова. Зажав телефон-раскладушку между ухом и плечом, он подошёл к окну и бросил взгляд на улицу. Лёгкий дождик, накрапывавший с самого утра, немного действовал ему на нервы, однако в целом возмущаться он не видел смысла: жара спала, и прохлада от капель воды неимоверно радовала. Раздражал лишь звук.
Кёко, чувствовавшая слабость из-за плохой погоды, устроила себе обеденный сон, а Сугуру и Сёко разъехались по домам, чтобы хотя бы неделю провести вместе с родными. В такой момент Сатору даже почувствовал себя слегка одиноким, ведь желание болтать с кем-либо никуда не делось и лишь усугубилось, а общества одной лишь Хасэгавы ему было маловато.
— Знаешь, я тут посоветоваться хотел, — без приветствия начал было Сатору, едва на другом конце телефона сняли трубку.
— А как же сказать дорогой матушке, что ты очень сожалеешь о том, как редко вы созваниваетесь? — абсолютно спокойно и беззлобно произнес женский голос.
Опершись о платяной шкаф, Сатору недовольно вздохнул. Он прекрасно знал, что мать снова заведёт стандартный разговор о том, как мало они стали общаться со времён переезда в общежитие Токийского оккультного колледжа, но несмотря на это, почему-то надеялся, что в этот раз их беседа свернёт в иное русло и сложится хорошо.
— Да, ты права, мы стали реже общаться, — констатировал факт парень. — Наверное, нужно чаще звонить. Извини.
— Все нормально, я понимаю, что у тебя теперь своя жизнь, Сатору, — голос госпожи Годжо прозвучал тепло, словно лучик солнца ранней весной после долгих и мучительных холодных деньков. — Просто скучаю по своему единственному сыну. О чем ты хотел посоветоваться? Какие-то неприятности на каникулах? Или денег не хватило?
Сатору зажмурился. Все-таки, он обманывал сам себя. Ему не хватало матери рядом. Будучи человеком, с которым можно было поговорить обо всем на свете, она всегда казалась ему ласковой и понимающей. Он скучал по их болтовне, которая частенько была пустой, и тому, как они проводили время вместе. Просто не мог признаться себе. Считал, что вырос, и оттого немного стеснялся проявления любви к собственной матушке.
— Нет, все хорошо. Мы вернулись с Тасиро в начале месяца, здорово отдохнули, и клан Хасэгава нас отлично принял… Жаловаться не на что, мам.
— Клан Хасэгава? — даже не видя ее лица, он понял, что мать нахмурилась. — Давно про них ничего не слышала…
— Ну, неудивительно, они почти всем кланом на этом острове безвылазно сидят, — Сатору потёр глаза и зевнул. — Правда, их глава уезжала, пока мы гостили… Более тесного знакомства не вышло… Но мне понравилось у них.
— Раньше ты не любил уезжать куда-то, — женщина на другом конце телефонной линии усмехнулась. — Кажется, что-то заставило тебя поменять своё мнение?
Морально подготовившись к последующим вопросам, Годжо обреченно выдохнул. Нахмурившись, он постарался собрать волю в кулак и выложить все как есть. Утаивать такое от матери не стоило. Все же, доверительные отношения дорогого стоили.
— Кёко.
— Кёко? — переспросила мать.
Сатору прошёл к кровати и упал на неё лицом в подушку. В любом случае, ему нужно было объяснить, что он впервые испытывал глубокую эмоциональную привязанность к кому-либо. Мать должна была понять его как никто другой. В отличие от большинства многочисленных родственников из клана Годжо, родители Сатору вступили в брак не столько по воле главы, сколько по взаимной любви. Среди прочих потомков Сугавара-но Митидзанэ это было большой редкостью, и их семья с самого начала выделялась, как белые вороны в стае угольно-чёрных. А с появлением сильнейшего все и подавно усугубилось.
— Я… Мне надо кое-что сказать.
— Я вся внимание, Сатору, — мать, что находилась по ту сторону телефонной линии, чем-то щелкнула.
Закурила — мелькнула мысль в голове Сатору. Он вспомнил, как матушка надбивала кисэру табаком и, расположившись в саду, вечерами наблюдала за звёздами на небосводе.
— У меня появилась девушка, — проговорил Годжо, поднимая голову с подушки. — Ее зовут Кёко. И… Знаешь, я думаю, что она мне более, чем нравится.
Мать тяжело вздохнула. Она молчала некоторое время, чтобы обдумать то, что сказал ей единственный сын, после чего изрекла:
— Ты же понимаешь, что должен был сказать все это отцу, прежде чем начать с ней встречаться.
— Ага, а ещё деду, прадеду и прапрадеду, да? — огрызнулся Годжо.
— Сатору, это правила. Ты ведь и сам знаешь, что как только Мичико подрастёт…
— Правила… — он шумно выдохнул. — Мам, давай будем честными: на дворе двадцать первый век, никто уже не следует клановым правилам. Почему-то, когда мой кузен привёл домой девушку, все отреагировали на это нормально, а когда я говорю тебе, что мне кто-то действительно симпатичен и встречаемся мы не по приколу, ты говоришь о правилах. Вы всегда говорили мне, что не будете настаивать на том…
Госпожа Годжо, пребывавшая в состоянии покоя большую часть жизни, растерялась в эмоциях и не могла понять, как именно должна была реагировать на подобные изречения шестнадцатилетнего сына. Несмотря на юный возраст, Сатору был сообразительнее большинства её ровесников. Растущий с каждым годом нонконформизм сына уже не казался ей звуком пустым, и мириться с ним приходилось.
— Погоди, мы с отцом действительно не настаиваем на том, чтобы все было согласовано с главой и, более того, ты знаешь мою позицию. Ты ведь особенный, Сатору… — женщина тяжело вздохнула. — Эта Кёко… Она из какого-то клана?
— Ну, Хасэгава.
С каждым новым словом сына информация об избраннице становилась интереснее. Мать снова испустила протяжный вздох. Слабый клан Хасэгава и Годжо, без преувеличения, ставший, благодаря появлению Сатору, сильнейшим… Мезальянс. Такого их глава не потерпит.
— Я не буду препятствовать твоему выбору, — мягко сказала госпожа Годжо. — Но и с отцом говорить за тебя не буду. Объяснишься с ним сам.
— А я и не просил тебя с отцом говорить, — пробурчал он. — Лучше подскажи мне: на что можно сводить девчонку в театр? Я в этом плохо разбираюсь.
— Давай поступим с тобой так… Ты узнаешь, что ей нравится, а я подберу вам постановку, которая должна будет прийтись по душе. Будет сложно сказать тебе что-то сейчас.
— Договорились. Тогда скину сообщением… — Сатору пригладил растрёпанные волосы и прикрыл глаза. — Знаешь, она правда очень хорошая. Умная, добрая. Я обязательно вас познакомлю.
— Я очень рада, что ты повстречал человека, который вызывает у тебя такие чувства, Сатору, но мой материнский долг предупредить тебя: если дело дойдёт… Вы… — она кашлянула, чтобы скрыть неловкость момента. — Предохраняйтесь, пожалуйста. Сам понимаешь тебе — ничего, кроме отцовства, а девочке это жизнь испортить может.
Сатору отнёс телефон от уха и посмотрел на его экранчик. Он понимал, к чему вела мать, и его такое не особо смутило. Рано или поздно этот совет пригодится, так что стоило к нему прислушаться.
— Ну мама! — возмутится для вида он.
— А кто тебе ещё это скажет, если не я? Да и вообще… Мы как-то с тобой никогда не говорили об этом, но ты должен понимать, что отношения — это большая ответственность.
Закатив глаза, Сатору снова отнёс телефон от уха. Иногда мать слишком углублялась в определённую тему и могла говорить о ней непозволительно долго. В такие моменты он искренне не понимал, какой выдержкой обладал отец, слушая такой поток речей практически ежедневно. Вдобавок и говорила она в частенько быстро, словно маленькая птичка чирикала.
— Ты меня вообще слушаешь?
— Да-да, слушаю, — монотонно произнес Годжо, рассматривая календарь на стене.
— Обязательно пришли мне фотографию своей подружки, Сатору. Мне, как и любой матери, очень интересно на неё посмотреть. А если у тебя есть совместное фото, то это будет даже лучше, потому что я и тебя давно не видела.
— Да блин, мам. Ладно, пришлю тебе по электронной почте, если так хочется.
— Давай-давай, Сатору. Ладно, мне пора… Я собиралась сегодня в Гиндзу за платьем на одно мероприятие, — проговорила госпожа Годжо. — Ой. А может, ты хочешь присоединиться?
Приподнявшись на кровати, Сатору посмотрел во внутренний дворик общежития. Дождь даже не думал становиться тише: он падал на тонкие листки кленового дерева, а те лишь прогибались под тяжестью капель. Выходить куда-либо ему не хотелось. Разве что в ближайший магазин, чтобы заполнить продуктами пустой холодильник и купить чего-то вкусного в довесок.
— Нет, у нас здесь дождь с самого утра идёт. Я не хочу ехать на общественном транспорте в такую погоду. И к тому же… в Гиндзе был пару дней назад.
— А… Жалко, конечно, было бы здорово на тебя посмотреть.
— Если так хочешь, то мы встретимся на следующей неделе.
Дождь за окном усилился. Раскаты грома, прозвучавшие неожиданно мягко, сменили ненависть к плохой погоде на полнейшее безразличие.
— Хорошо! Я попробую узнать у твоего отца, когда он свободен, и мы вместе сходим куда-нибудь…
В комнату постучались. Подорвавшись с кровати, Сатору направился к выходу, чтобы открыть дверь для единственного человека, проживающего с ним в блоке. Если для него существовал кто-то, кого он не хотел заставлять ждать, то Кёко могла смело претендовать на такое звание. Даже Масамичи Яга, несмотря на свою должность преподавателя, такой чести не удостаивался.
— Мам, мне идти надо! Давай, пока! — он нажал на красную кнопку, толком не успев попрощаться.
Кинув телефон на помятую постель, Сатору подбежал к небольшому зеркалу, пригладил волосы, которые снова растрепались, и лишь после этого распахнул входную дверь.
Кёко стояла, опершись о стенку. Она накручивала на палец короткую прядь волос, словно размышляя о чем-то особенно важном. На вид Хасэгава была бодрее, чем пару часов назад, когда ушла дремать из-за плохого самочувствия.
Сатору посмотрел на неё и поморгал светлыми ресницами, пытаясь привыкнуть к яркому свету ламп в коридоре.
— Знаешь, я тут подумала, что мне все-таки не нравится моя причёска, — она потёрла глаза. — Подстригли меня, вроде, неплохо… Но слишком коротко и с таким цветом волос это какой-то кошмар. Будто я в младшей школе учусь.
Продемонстрировав затылок удлиненного каре, Хасэгава грустно выдохнула. Когда она отправлялась в салон прошлым днём, то думала, что такая стрижка ей однозначно будет к лицу, но что-то пошло не так, и теперь волосы, некогда бывшие густыми, выглядели нездорово. О такой попытке сменить имидж Хасэгава пожалела уже несколько раз, но успокоила себя тем, что все это лишь временно, и уже через полгода длина восстановится хотя бы наполовину.
— Хочешь поменять цвет волос? — Годжо вскинул одну бровь. — Внезапно ты это… Хотя мне нравится твоя стрижка.
— Да. Я же спрашивала как-то у вас с Сугуру, да и у Сёко тоже, какой цвет мне пойдёт и все такое… — Кёко опёрлась о дверной косяк словно грациозная кошка. — Поможешь мне обесцветиться? Кажется, настало время кардинально сменить имидж!
— Ну… Я никогда не делал этого, — удивился на такую просьбу он. — Но если ты боишься сама, то давай попробуем вместе.
Потянувшись к Сатору, она довольно улыбнулась и приподнялась на носочках, чтобы обнять его в благодарность за согласие оказать содействие в таком важном деле, как покраска волос.
— Так цвет-то ты выбрала?
— Конечно. Мне розовый нравится, яркий. Правда, пока что взяла оттеночный бальзам, а не краску. Посмотрим, что да как. А если некрасиво будет, то я купила ещё и чёрный, чтобы наверняка уже закрасить.
— Когда успела? Утром ты ничего не говорила, — Сатору наклонился и посмотрел на девушку с прищуром.
— Вчера, когда ехала из салона, — быстро чмокнув Годжо в нос, она улыбнулась. — Тогда собираемся на кухне через пять минут.
— А если я хорошо выполню твоё поручение, меня ждёт какая-то награда? — со смешком проговорил Сатору, рассматривая карие глаза Кёко.
Она приподнялась на носочках и остановилась в миллиметре от губ Сатору. Уловив его горячее дыхание, Кёко рассмеялась и отстранилась, так и не поцеловав.
— Поспим в обнимку, — невинно и нараспев произнесла она, удаляясь в свою комнату.
Ухмыльнувшись, Годжо засунул руки в карманы спортивных штанов. Ему такое поощрение показалось интересным. Медленным шагом он прошёл обратно в свою обитель и подхватил телефон с кровати.
Уже несколько дней они с Кёко валяли дурака в пустом общежитии и совсем не обращали внимания на время, которое текло непозволительно быстро. В какой-то момент она даже созналась ему, что плохо готовит, и Сатору терпеливо объяснял азы кулинарии, стоя рядом с ней за кухонной плитой. И если в шаманском мастерстве Кёко была ученицей способной, то после того, как она случайно сожгла сковороду, Годжо предложил ей вовсе не принимать участие в подобных мероприятиях. От греха подальше. И Кёко послушалась.
— А что с ужином делать будем? — из-за двери в комнату раздался голос Хасэгавы.
— Хотел предложить выбраться в город, но там такая погода хуевенькая, — Сатору вышел в коридор и медленно поплёлся на кухню. — Так что придётся готовить.
— Блин, жалко, — Кёко выложила на стол коробку с осветлителем и тюбики с оттеночными бальзамами. — Могу тебе помочь.
— Не уверен, что наша пожарная система выдержит ещё одну сгоревшую сковородку, — со смешком произнес Сатору.
— Да ладно тебе, — обиженно надула губы Кёко, присаживаясь на стул. — Прям так…
— Не дуйся, все нормально. Просто кулинария — не твоё.
— А как ты научился готовить? Наверняка у вас тоже есть помощники по хозяйству, Сатору, — она раскрыла коробочку и достала из неё подробную инструкцию. — У вас же клан больше и круче моего.
Откинувшись на спинку, Сатору покачался на стуле. Он постучал по столу ладошками, отбивая одному ему понятный ритм, и шумно выдохнул.
— Да мне интересно стало в какой-то момент, — Годжо пожал плечами. — Я просто искал себе хобби. А потом понял, что меня ужасно заебывает все такое, что требует хотя бы какой-то усидчивости…
— Так у тебя нет хобби, выходит? — Кёко оторвала взгляд от изучения ужасно мелкого шрифта и сощурилась.
— Не-а. А у тебя? — спросил он, продолжая покачиваться на стуле. — Помимо чтения книжек.
Поведя плечами, Кёко задумалась. Пока Сатору не спросил ее об увлечениях, она думала, что в целом являлась личностью разносторонне развитой. Однако оказалось, что кроме чтения, ничего другого её не интересовало большую часть жизни.
— Да как-то… Нет?
— Выходит, у нас есть кое-что общее, — усмехнулся Сатору. — Ну, что там написано?
— Надо смешать вот это и вот это, — она показала на два тюбика, — в емкости и нанести на волосы кисточкой.
Разобравшись с инструкцией, Кёко смешала реагенты в пластмассовой мисочке красного цвета, которую купила специально для этого. Добившись однородной консистенции, она протянула осветлитель Сатору.
— Прошу.
— И… как мне? Ну…
— Нужно сделать так, чтобы состав был на всех волосах… Давай нанесём и прочешем расчёской? Мне кажется, так будет лучше.
— Ну, давай попробуем, — усмехнулся Сатору, приступая к делу.
Сначала он орудовал кисточкой и расчёской крайне неуверенно, боясь напортачить. Но спустя время, уловив суть, успешно справился с основной задачей: волосы были покрыты осветлителем и ни одного не прокрашенного места не виднелось.
Отставив грязную мисочку на стол, Годжо наклонился и проверил промежуточный результат своей работы. Хасэгава выглядела предельно спокойной, несмотря на то, что подобный эксперимент мог закончиться крайне плачевно для неё.
— Теперь надо подождать, — Кёко посмотрела не упаковку, — от двадцати минут до получаса.
— Давай, я поставлю таймер, — парень открыл крышку телефона и принялся щёлкать по кнопкам. — Поставлю на двадцать. А то передержим ещё.
— О, я читала, кстати, что если передержать, то волосы могут отвалиться, — пожала плечами она.
— И ты так спокойно об этом говоришь? — Сатору вскинул одну бровь.
Перспектива видеть свою девушку лысой его не привлекала. Несмотря на естественную красоту, отсутствие волос Кёко симпатичнее не сделало бы.
— А я уверена, что мы не передержим, — рассмеялась Кёко. — Это же не у тебя руки из задницы растут, а у меня.
Над новой причёской пришлось прилично повозиться. Концы плохо поддались осветляющему составу, с большим трудом восприняли и яркий розовый оттенок, потому Кёко и приняла решение несколько экстраординарное: она окрасила часть волос оттеночным бальзамом чёрного оттенка, перекрыв неудачные места тёмным красителем. Итоговый вариант ее более чем устроил. Да и Сатору, судя по выражению его лица, оказался удовлетворён проделанной работой. Теперь Хасэгава выглядела достаточно экстравагантно, что вызывало у него эмоции неоднозначные: с одной стороны, она взбудоражила его, а с другой, появилось какое-то щемящее чувство, будто с этого дня на неё будут смотреть все.
Пока Кёко ждала результата, она успела намазать челку Сатору розовым оттеночным бальзамом. Подобное дурачество воспринялось им беззлобно и даже повеселило, но смыл краску он быстро, поскольку на его белых волосах она могла взяться слишком уж хорошо. Да и не хотелось ему выходить с каникул в новом имидже, который точно никто не оценит. Оттого Годжо сидел, зачесав волосы назад, чтобы маленькая шалость девушки в виде бледно-розовой челки не сильно бросалась в глаза.
— Так как тебе? — Кёко обернулась к нему, приглаживая волосы.
— Мне нравится. Вышло здорово, — он показал большой палец. — А тебе самой?
— Наконец-то не выгляжу, как деревенщина! — она хлопнула в ладоши и отвернулась от зеркальца, чтобы посмотреть на Сатору.
— Ты и так не выглядела как деревенщина, — он усмехнулся. — Ну… Сначала, конечно, да, заметно было, что ты не из Токио, но…
Кёко скрестила руки на груди и сощурилась.
— Да не обижайся! Зато я правду сказал.
— Я запомнила, Годжо, запомнила, — проговорила она вполголоса.
К вечеру плохая погода усугубилась. Мелкий нудный дождь, что капал в течение дня, изредка прерываемый раскатами грома, обернулся самым настоящим ливнем. Это не помешало подросткам выбраться в ближайший магазин, чтобы прикупить продуктов на ужин. Пустой холодильник так и намекал шаманам, что выйти за пределы колледжа придётся, как бы им этого ни хотелось избежать.
После ужина и тёплого душа Кёко вспомнила об обещании, которое дала Годжо. Пока он самозабвенно болтал по телефону с Сугуру, выспрашивая, когда тот намеревался вернуться в Токио, она принесла своё тёплое одеяло к нему в комнату и плюхнулась на кровать рядом с Сатору.
Несмотря на лёгкую сырость, в общежитии было весьма комфортно. Наблюдать за дождем из уютной постели оказалось куда приятнее, чем можно было себе представить. Уложив голову на грудь Сатору, Кёко лениво прикрыла глаза. Стук его сердца, который то учащался, то становился реже, казался самым приятным звуком на свете. Подобная близость безумно нравилась ей.
Когда Годжо закончил разговаривать по телефону, он коснулся ладонью головы девушки и мягко погладил по волосам. Работой своих рук он оказался доволен.
— Мне нравится, как получилось, — произнес он, оставляя на макушке быстрый поцелуй.
— Значит, через время сделаем то же самое, но краской, — промурчала Кёко, крепче прижимаясь к груди Сатору.
— А тебя старик ругать не будет?
— Старик?.. — Кёко нахмурилась, вспоминая, кого он имел в виду. — Сатору, дяде всего тридцать два! — она рассмеялась и подняла личико вверх, чтобы встретиться с Годжо взглядами.
— Что? Я думал, что ему за пятьдесят уже, — удивился он.
— Нет, он молодой, — немного обиженно прошептала Хасэгава, поправляя на себе просторную футболку голубого цвета.
Сатору не был намерен продолжать бессмысленный диалог о возрасте ее дяди, оттого и поспешил поцеловать Кёко. Привыкшая к тому, что подобным образом Годжо уходил от ответа, Хасэгава не воспротивилась. Напротив, раз диалог не клеился нормально, нужно было обратить его в нечто другое.
Шум дождя за окном создавал приятную атмосферу. Забравшись под тёплое одеяло к Кёко, Сатору устроился на подушке удобнее. Он посмотрел на покрасневшие щеки девушки и самодовольно усмехнулся.
— Здорово, что никого нет и мы можем побыть вместе…
— Кстати, а почему мы не говорим никому о том, что встречаемся? — Кёко рефлекторно закинула одну ногу на бедро Сатору и посмотрела на него с прищуром.
— Ну… — он кашлянул в кулак, пытаясь скрыть растущее напряжение. — Я не знаю?
— Но ведь мы не делаем ничего противозаконного, — пожала плечами Хасэгава. — Можно было бы и рассказать уже.
— Мне сложно слова подобрать, сама понимаешь, мы первый месяц с тобой грызлись чуть ли не каждый день, — Годжо прикрыл глаза. — Не то чтобы меня волновало мнение Сугуру и Сёко…
— Сатору.
— М?
— А ты когда-нибудь раньше… спал в одной кровати с другими девочками? — Кёко погладила его по румяной щеке и похлопала ресничками, надеясь, что её вопрос прозвучит максимально невинно.
Сатору распахнул глаза и удивленно уставился на неё. Причин изумиться было предостаточно: Кёко казалась ему девочкой милой, далекой от обсуждений всевозможных интимных вопросов. Ему представлялось, что в первые месяцы отношений она не будет спрашивать чего-то такого, однако Хасэгава абсолютно серьезно задала вопрос, спал ли он с кем-либо, пытаясь завуалировать подобное под нетривиальным контекстом.
— Извини, а в каком смысле спал? — постарался сойти за дурачка Сатору.
Когда он учился в частной средней школе, то обратил внимание на то, что девчонки с большой охотой вешались на парней, которые бахвалились своими романтическими похождениями. Да и одноклассники постоянно вели между собой беседы о том, как ходили в отели любви с очередными пассиями. Такими же историями сам Сатору похвастаться не мог, оттого и привык сочинять и рассказывать небылицы, чтобы сойти за своего.
— Ну… Ты как-то…
Щеки Хасэгавы залились румянцем, она спешно отвела взгляд.
— Я случайно слышала, как ты хвалился перед Гёто, что уже в средней школе встречался с девочками…
И снова вместо ответа Сатору не нашел ничего уместнее, чем поцеловать Кёко. Он обхватил её личико двумя руками и коснулся её губ своими. В ответ она приоткрыла рот, надеясь получить нечто большее, чем целомудренный чмок. Годжо с трудом приподнялся на узкой кровати и навис над ней. С углублением поцелуя он совсем не торопился. Оторвавшись от губ, Сатору переместился на шею. Исследуя изгибы тела Кёко, он шумно выдыхал, оставляя горячие поцелуи там, где душа пожелает.
Сделать это было гораздо проще, чем признаться в собственном вранье. В отличие от Сугуру, научившимся фильтровать слова друга таким образом, чтобы можно было вычленить из них правду, Кёко принимала всё за чистую монету. Это тоже было неудивительно: наивность Хасэгавы и привлекала Сатору Годжо своей искренностью.
— Давай пока не будем говорить о таком? — его жаркое дыхание обдало тонкую шею Кёко.
Сатору поцеловал мочку уха и легонько куснул её, выбивая из груди девушки томный вздох. Накрыв рот ладошкой, Хасэгава смогла лишь сдавленно кивнуть, соглашаясь на условия Годжо.
Предлагая ему поспать вместе, она совсем не предполагала, что Сатору так бессовестно начнет заигрывать, пытаясь избежать ответа на заданный ему вопрос. Его тихий шепот звучал как легкий осенний ветерок, резвившийся с опадавшими листьями клёна. Своими действиями Сатору вызывал легкую дрожь в коленках.
— Ладно…
Неловкое молчание, повисшее между ними, разбавлялось шумом дождя. Кёко рассматривала покрасневшее лицо Сатору, который отстранился и медленно поглаживал ее бедра мягкими ладонями. Он делал это непроизвольно, едва проникая кончиками пальцев под тонкую футболку. По необъяснимой для него причине Хасэгава не возмущалась, а еле ощутимо вздрагивала, когда он касался горячей кожи.
Сатору провёл ладонями по коленям Кёко и медленно развёл ее ножки. Шумно выдохнув, он даже не набрался смелости посмотреть на то, как задралась её длинная футболка, обнажая округлые бёдра.
Мысль о том, что ещё слишком рано переходить черту, неприятно отдавалась в голове Сатору. Он был бы и рад проявить безрассудство и, наплевав на все, стать ещё ближе к ней…
Прильнув к губам Кёко, Годжо почувствовал, как она обхватила его бедра своими ногами, вынуждая прижаться ближе. Он шумно выдохнул и почувствовал себя крайне неуютно. Все поцелуи и разговоры, происходящие в его кровати, откликнулись для Сатору ожидаемо. Замявшись, он поёрзал на месте, но сделал этим только хуже. Попался в свои же сети.
— У тебя что-то в кармане есть? — Кёко неуверенно подалась бедрами вперед и усмехнулась.
Шутка, которую отпустила она, словно окатила Сатору холодной водой. Он поспешил отстраниться и, покрываясь румянцем с ног до головы, рассмеялся. В глубине души он надеялся на то, что Кёко не заметит его возбуждения.
— Мне нужно выйти, — виновато поджал губы Сатору.
— А… Ну…
Подорвавшись с кровати, он засунул руку в карман, чтобы хоть как-то скрыть эрекцию.
— Я скоро вернусь! — проговорил Годжо, скрываясь за дверью.
Кёко разочаровано посмотрела вслед закрывающейся двери и шумно вздохнула. Упущенная возможность сблизиться сильнее расстраивала, но вместе с тем она попыталась настроить себя, что все-таки и сама не была по-настоящему готова к большему.
В отличие от неё, Сатору чувствовал колоссальное напряжение. Волнение от обстановки, в которой они находились, усугублялось с каждым поцелуем и касанием тела девушки. Вид покрасневшего личика Хасэгавы казался ему настолько провокационным, что аж в белье становилось тесно.
Опершись о холодную стенку в коридоре, Годжо тяжело вздохнул и зажмурился. Раньше, когда у него вставал член, это не чувствовалось так ярко. Кёко одним своим присутствием вызывала у него такие эмоции, которые никогда не пробуждала ни одна похабная картинка в журнале. Это выводило Сатору из себя. Подобная уязвимость была предосудительным наслаждением.
— Сука, ну почему именно сейчас, — грузно вздохнул он, направляясь в сторону уборной. — Ах, ну да, потому что надо было испортить момент… — сам того не замечая, Сатору принялся ругать себя за произошедшее.
Отчасти, Годжо лукавил, говоря, что готов ждать, когда Кёко сама даст ему знаки, что готова преступить черту. Он уже давно засматривался на неё не как на подружку, не как на девушку, а как на партнера. Однако заняться с ней сексом не было самоцелью их отношений. Кёко действительно воспринималась им как возлюбленная, и оттого смущение от вставшего в неподходящий момент члена было искренним.
По привычке заперев за собой дверь уборной, Сатору снова прислонился к холодной стене. Закусив нижнюю губу, он приспустил спортивные брюки вместе с бельём. Эрекция ощущалась несколько болезненно, отчего Годжо шикнул, едва прикоснулся к возбужденному органу. Чем быстрее он покончит с мастурбацией, тем скорее вернется к Кёко, как ни в чем не бывало и крепко обнимет её, безмолвно извиняясь за внезапное исчезновение.
Обхватив член, Сатору принялся медленно двигать ладонью, распределяя естественную смазку. Он прикрыл глаза, пытаясь думать о чем-то отвлеченном, но в голову лезли абсолютно похабные мысли о том, как Хасэгава касается пальцами возбужденной плоти и вторит движениям его рук. Эта фантазия выбила из груди сдавленный стон.
Запрокинув голову назад, он ускорил движения руки. Фантазируя, как Кёко встает на носочки, касается губами и нежно целует его шею, Сатору вздрогнул. Лишь одно представление о том, как они могли бы развлекаться вместе, казалось ему упоительно прекрасным и сладким. И пускай он воображал картину абсолютно бесстыдную, плотское удовольствие волновало его не в первую очередь. Чувства, которые он испытывал к Кёко удивляли его: раньше он бы никогда не подумал, что может стать настолько зависимым от кого-то одного, поскольку заглядывался на бесчисленное множество девушек, окружавших его.
Сосредоточившись на ощущениях, Сатору переместил пальцы на головку и легонько погладил чувствительное место. Одновременно с этим в его голове, словно вспышка, промелькнуло представление того, как Кёко опускается перед ним на колени и…
— Блять, — он непроизвольно выругался.
Достигнуть кульминации оказалось не так сложно, как Сатору думал, приступая к своему грязному делу. Перевозбуждение сыграло роль — ему потребовалось совсем немного физического воздействия, ведь фантазии сделали все за него. Представлять, как вместо его руки по члену скользили тонкие пальчики Кёко, было жутко стыдно, но так приятно, что никак не устоять.
Рассматривая белесую жидкость на ладони, Годжо шумно выдохнул и поспешил вытереть её обрывком туалетной бумаги.
Вымыв руки с мылом, он посмотрелся в зеркало. Глупое выражение лица и легкий румянец заставили Сатору усмехнуться и покачать головой.
К моменту, когда Годжо вернулся в комнату, Кёко заснула. Устроившись рядом, он аккуратно обнял её и уткнулся носом в изгиб её шеи. Лёгкое чувство стыда, оставшееся от самоудовлетворения на образ Хасэгавы, ещё долго мешало ему провалиться в сон. Он то и дело поглаживал плечо Кёко, думая о том, как стоило бы извиниться утром за такое исчезновение.
Сам того не заметив, Сатору заснул, прижимаясь к девушке.
***
Скрип двери, раздавшийся в тишине утра, заставил Годжо приподнять голову с подушки и сощуриться, рассматривая комнату. У входа стоял Сугуру. Непонимающе вскинув бровь, он посмотрел на спящих в обнимку молодых людей и развел руками.
Приоткрыв рот, чтобы хоть что-то сказать, Гёто осёкся. Он даже не предполагал, что может застать подобную картину по возвращении в общежитие. За время каникул он привык заходить к Сатору по утрам и был не готов к тому, что увидит в этот раз.
Махнув рукой, Сугуру развернулся и вышел из комнаты, совсем без слов.
— Да подожди! — прошипел Годжо.
Кёко, приоткрывшая глаза на неожиданный шум, получила быстрый чмок в висок. Заботливо поправив одеяло, Сатору улыбнулся.
— Спи, еще рано, — тихо проговорил он, поднимаясь с кровати.
Хасэгава пробормотала что-то себе под нос и зарылась в одеяло, словно в кокон, с головой.
Выйдя из комнаты, Годжо поспешил на кухню. Ему почему-то жутко хотелось оправдаться перед другом. За всё время, что прошло с поездки на остров Тасиро, он так и не рассказал ему об изменившихся отношениях с Кёко, но замолк и перестал говорить об этом в принципе, что не могло утаиться от Сугуру.
Сатору посмотрел на то, как друг пытался уместить крупный арбуз в холодильнике, и не смог удержать тихого смешка.
— Убери одну полку, и он поместится, — поспешил дать совет Годжо, усаживаясь за обеденный стол.
— Ничего не хочешь мне рассказать? — Сугуру обернулся и скрестил руки на груди.
— Зависит от того, что ты хочешь услышать?
Плеснув в чашку минеральной воды, Годжо пригубил содержимое.
— Нылся мне о Хасэгаве, целовался с ней пьяный, а у самого в кровати какая-то девчонка, — возмущенно произнес Гёто. — Ты меня, конечно, извини, что я не в свое дело-то лезу, но…
Сатору оборвал друга на полуслове, прыснув. Вода, которой он поперхнулся, из-за подавленного смеха пошла носом. Он поспешил вытереться бумажной салфеткой и, отдышавшись, снова рассмеялся в голос.
— Это Кёко была, Сугуру, — задыхаясь, произнес Годжо.
— Чего? В смысле?
— Она внезапно сменила имидж, если тебе станет от этого легче, — Сатору растрепал свою челку, подкрашенную в розовый цвет, и указал на неё. — И я под раздачу тоже попал.
— Чудненько, — покачал головой Гёто и вернулся к утрамбовке арбуза в холодильник. — Смотрю, вы спелись. Я могу кое-что предположить, Сатору?
Годжо, вытиравший расплескавшуюся воду со стола, уставился на друга.
— Ну, давай.
— Вы с ней теперь встречаетесь? Или ты так и не поговорил с ней об этом и просто решил пудрить мозги себе?
Почесав затылок, Сатору постарался найти ответ на вопрос.
— Ну… У нас вроде как все взаимно, — пробормотал он.
— Ладно, — Сугуру обернулся, закрывая дверцу холодильника. — Если захочешь, потом расскажешь все. Настаивать не собираюсь.
***
Лето закончилось так же внезапно, как и началось. Осень ступала по его пятам медленно: погода всё ещё была теплой, солнце напекало головы, а воздух всё так же был горячим.
Вместе с наступлением осени вернулись и занятия. Студенты Токийского оккультного колледжа особой радости от нового семестра не испытывали, но успели смириться с происходящим.
Кёко перекинула через плечо сумку и поспешила покинуть комнату. Этой ночью у неё не получилось выспаться: переживала из-за начала нового семестра, да и Годжо, улёгшийся у нее под боком, мешал уснуть. Из-за этого Хасэгава чувствовала себя очень рассеянной.
На ступеньках общежития ее ждал Сатору, проверявший сообщения в телефоне. Он поправил очки и повернул голову на стук каблучков туфелек, что раздался из коридора.
— Прости! Я забыла кое-что, — виновато проговорила Кёко, подбегая к нему.
— Да забей, — не сдержал смешка Сатору. — Без нас урок не начнут.
— Не думаю, что учитель Яга будет доволен тем, что мы опоздаем вместе, — Хасэгава протянула ладонь, чтобы взять Годжо за руку. — Все уже привыкли к тому, что опаздываешь обычно только ты…
— М, выходит, придется перестать приходить к тебе по ночам? — он повернул голову на Кёко и приспустил стекла очков.
Пихнув Сатору в бок, она усмехнулась:
— Мы всего лишь спим рядом, а звучит так, словно ты приходишь ко мне совсем с другой целью.
— Хм, посмотрим.
Кёко постаралась сделать вид, что не услышала последнюю фразу, однако её румяные щеки говорили всё за неё. Чем больше они находились наедине, тем яснее становилось, что интимная близость — лишь вопрос времени. Их до безумия тянуло друг к другу, но делать первый шаг не торопился никто из них. И, возможно, эта нерешительность не была чем-то плохим.
— Давай быстрее, еще успеваем, — она подняла их переплетенные руки посмотрела на наручные часы Сатору.
В колледже, как обычно, было спокойно. Возвращаться к занятиям после долгого перерыва практически в месяц не хотелось, но ничего, кроме как смириться, не оставалось.
Успев до начала занятия, шаманы забежали в классную комнату. Масамичи Яга, сидевший за учительским столом, посмотрел на пару щурясь, и что-то записал в свой ежедневник.
— Думал, уже не придете.
Иэйри и Гёто, пришедшие раньше из-за совместного похода в «курилку» сдержали смешки.
— Доброе утро, учитель! — Кёко вежливо поклонилась.
Годжо, вместо того, чтобы поздороваться, махнул рукой и поспешил занять свое место в классе. Он обернулся к Сугуру и покачал головой, словно пытаясь пожурить того за смешок.
— Как лето провели? — неожиданно спросил Масамичи, открывая методическое пособие по истории шаманов.
— Здорово, — ответил за всех Сугуру. — Мы были в гостях у Хасэгавы.
Яга покивал, удовлетворенный ответом Гёто. Ему было крайне отрадно слышать, что компания ребят, на первый взгляд, таких разных, смогла сдружиться. Все же, в первую очередь его, как опытного шамана, волновало то, смогут ли студенты сработаться для групповых заданий.
— Открывайте учебники на пятидесятой странице.
Достав из сумки учебник, Кёко быстро пролистала его и остановилась на нужном параграфе. Откровенно говоря, географическое положение и историческое развитие шаманов в Европе мало её волновало, но раз это являлось частью образовательной программы, приходилось с этим мириться.
— В будущем вам придется иметь дело с нашими европейскими коллегами, — кашлянул в кулак мужчина. — Так что нам стоит рассмотреть то, как развивались европейские школы. А ещё в конце урока у меня будет важное объявление. Кто-то из вас слышал что-то про шаманов в других странах? Только честно.
Молчание прервал голос Сатору. Он уже что-то чиркал карандашиком на полях учебника. Присмотревшись, Кёко узнала в каракулях Годжо монстров-акул из океанариума. Поморщившись от неприятных воспоминаний, Хасэгава отвернулась к Сёко. Та, заметив, что Кёко обернулась к ней, поставила ладошку ребром и продолжила что-то писать на одинарном тетрадном листике.
— Ну, если не брать в расчет Хогвартс… — завел свою шарманку Годжо.
— Сатору, — учитель покосился на него с недоверием. — Соскучился по клоунаде и решил начать прям с первого дня обучения?
Сёко подняла голову и откинулась на спинку стула, открывая пространство парты к просмотру. Заметив, что перед ней лежал такой же лист, но с чужим почерком, Кёко с интересом пыталась разглядеть, чьего авторства была записка.
— Да ладно вам, учитель, вы же тоже скучали по мне, — довольно улыбнулся Сатору.
Проигнорировав это высказывание, Масамичи Яга поспешил вернуться к сути теоретического занятия. Уже с первого дня Сатору начинал действовать ему на нервы.
— Никто ничего не слышал, правильно понимаю?
— Ну, почему это… — сидевшая тихо Сёко развела руками. — Я слышала, что в Манчестерской академии много сильных выпускников, владеющих обратной проклятой техникой.
— Есть такое… Но, к сожалению, сейчас в Европе осталось всего несколько школ, — Яга посмотрел на студентов, поднимаясь с места. — В том числе и Манчестерская академия, расположенная в Великобритании, Кефалонская и Афинская школы на Балканах, и Катунские шаманы, что живут в горах Алтайского края в России.
— О, а я слышал, что греки поехавшие, — Сатору приподнял указательный палец. — Мой отец как-то рассказывал про командировку в Грецию. Местные шаманы очень недружелюбные. И у них что-то типа секты вообще.
— Ну, твой отец прав, — Яга поморщился, признавая, что в коем-то веке Годжо сказал хоть что-то в тему занятия. — У них сложная иерархия. Называют себя потомками олимпийских богов и до сих пор проводят обряды, восхваляющие величие предков. Вместо рангов носят имена своих божеств… У них особенное положение среди прочих шаманов…
— Почему? — Кёко посмотрела на учителя, подперев голову ладонью.
— Скажем так… Их старейшины не разделяют взглядов шаманов из других стран. Пока мы пытаемся сохранять стабильность между миром людей и нелюдей, Культ космоса следует предсказаниям жрицы-прорицательницы пифии и вступает в контакт с окружающим миром только по определенным ею причинам. В каком-то смысле, греки изолируют себя от остального шаманского мира, да и людей неохотно защищают.
— А другие страны? — спросила Сёко.
Масамичи Яга прошел перед партами учеников, сцепив руки за спиной.
— Манчестерская академия единственная школа на всю Северную Европу. Студенты туда поступают в двенадцать лет и, начиная со второго курса могут брать задания и вместе с кураторами выполнять их, как полноценные маги. Обычно их командируют в другие страны для изгнаний. Учатся они четыре года.
— Интереснее, чем у нас, — пожал плечами Годжо.
— У вас тоже будут заграничные командировки, но после окончания обучения. Мы все-таки стараемся подготовить вас, а не на убой отправляем, — с видимым раздражением произнес Яга. — Ладно, теперь что касается России. Местные студенты живут удаленно от людей и стараются минимально контактировать с ними. Они как отшельники. Обучение у них занимает десять лет.
— А как они тогда людей от проклятий защищают, если живут в горах? — задал вопрос Сугуру. — И вообще… Почему так долго?
— По окончанию обучения их отправляют в разные регионы страны. Это пока они учатся, сидят в горах безвылазно, — снова встрял Сатору. — Тоже отец рассказывал.
— Он у тебя везде был что ли? — Гёто покосился в сторону товарища.
— Ну типа, — развел руками Годжо. — В Африку только не ездил, там альбиносов убивают поехавшие вудуисты.
Гёто кашлянул в кулак и покачал головой.
— Другая образовательная программа, поэтому и учатся так долго, — пояснил Яга, переводя тему в более позитивное русло. — Но местные шаманы считаются сильными из-за аскетичного образа жизни и долгих и упорных тренировок. Так вот…
До конца занятия студенты и преподаватель обсуждали устройство шаманских учебных заведений в разных странах мира, сравнивая их со своим колледжем. В итоге тема показалась студентам настолько интересной, что они охотно обсуждали и устройство магического мира.
Раздав домашнее задание, Масамичи Яга подошел к учительскому столу и поднял ежедневник со вложенной в него гелевой ручкой. Он прошел мимо парт студентов и остановился между местами Годжо и Гёто.
— Я тут говорил, что у меня для вас есть небольшое объявление. На следующей неделе в нашем колледже стартует фестиваль обмена, — мужчина раскрыл толстый ежедневник, чтобы посмотреть на даты приема участников. — В ваше общежитие заселят студентов из Киотского колледжа, так что постарайтесь быть терпимее к ним.
Годжо переглянулся с другом и посмотрел на учителя.
— Стойте, а разве фестиваль обмена обычно не летом проходит? — поинтересовался Сатору. — Ну, мне рассказывали родственники, что обычно такие мероприятия проходят в первом семестре.
— В этом году нашему колледжу сильно урезали финансирование во втором квартале, так что приходится проводить его осенью, — пожал плечами Масамичи Яга. — Сами понимаете, сначала заработная плата и ваша стипендия, а потом уже организация подобных мероприятий.
— Да что за бюрократия… — вздохнул Годжо, ударив ладонью по парте. — Сто процентов верхушка себе эти бабки растащила…
В одночасье учитель схватил Сатору за грудки и вытащил из-за парты. Заломив ему правую руку за спину, он серьезно посмотрел на других учеников, ожидая, заступятся ли те за нерадивого шутника. Желающих не нашлось, что немного остудило гнев Масамичи Яга.
— Ай!
— Я тебе сколько раз говорил! Следи за своим языком, Годжо! — вспылил Яга, продолжая держать Сатору в неудобном положении. — Еще раз услышу…
— Да ладно-ладно! Больно же! — из последних сил рассмеялся парень, чтобы не ударить перед Кёко и одногруппниками лицом в грязь. — Я понял, не буду больше про взятки шутить.
Хасэгава поджала губы и нахмурилась, наблюдая за тем, как её молодой человек пытался выпутаться из крепкой руки учителя. Яга, превосходивший его по силам, не выглядел тем человеком, которому хотелось перечить. У неё, в отличие от Годжо, инстинкт самосохранения срабатывал при одном лишь виде учителя.
— Какой покорный стал за месяц, — выдохнул Масамичи, отпуская руку Годжо. — Шути сколько хочешь, но хоть субординацию соблюдай, пока ты находишься в стенах учебного заведения.
Сатору сел обратно за парту, тряхнув головой. Он поправил очки и недовольно пробурчал себе под нос что-то про адекватность преподавателя. Но, в отличие от того раза, когда Годжо получил подзатыльник, у него обиды на Яга было куда меньше. Привык к крутому нраву учителя.
— В общем, вы меня поняли… Ваша задача хорошо выложиться на фестивале обмена и быть дружелюбно настроенными к соперникам, они коллеги ваши будущие, как-никак. Могу на вас рассчитывать?
— Конечно, учитель, — в унисон проговорили студенты.
— Вот и славно, — на губах Масамичи появилась едва заметная улыбка.
Шаманы переглянулись между собой, удивленные тем, что такой крепкий и суровый мужчина как Масамичи Яга улыбнулся им.
Наверное, они были слишком строги к нему, считая грубым и черствым человеком.
