***
Лениво потянувшись на потертом диване, Кёко зевнула и прикрыла глаза, надеясь вздремнуть ещё хотя бы полчасика. Даже прохладный утренний душ не смог взбодрить девушку, оттого она и клевала носом, сидя в общей комнате после завтрака. Устало потерев глаза, Хасэгава шумно выдохнула, посмотрев на часы, висевшие над входом в блок. — Эй-эй, не спать, — Сатору пощелкал пальцами, опускаясь рядом с девушкой. Диван под ним скрипнул, отчего Кёко вздрогнула и мотнула головой. Не то, чтобы Годжо появился внезапно, но доля удивления от его резвости была уловима. — Я не сплю! — отрапортовала Хасэгава, но снова размякла и прилегла на крепкое плечо Годжо. — Ой, да кому я вру… Он усмехнулся и чмокнул девушку в лоб, чтобы удостовериться, что ее сонливое состояние не было вызвано жаром или осенней простудой. Это рефлекторное движение оказалось пропитано заботой, которую он проявлял в ответ на ее нежное отношение к нему после неудачного поединка с Рёги. — Вот бы ещё пару часиков поспать… — пробормотала Кёко. — Суббота все-таки… А в театр лишь к вечеру. — Может лучше телек посмотрим? Чтобы ты взбодрилась. Он погладил жестковатые, из-за обесцвечивания и покраски, волосы Кёко, и задержал ладонь на макушке, ожидая ответа. — Ух, ну ладно… Расположившись у телевизора, Кёко зачесала короткие волосы ладонью и посмотрела на Сатору уставшим взглядом. Тот лениво переключал каналы, пока не остановился на одном, где показывали непринуждённый фильм, что-то вроде приторной романтической комедии. Этот выбор немного удивил Хасэгаву, но она промолчала. Почему-то ей казалось, что Годжо предпочитал вещи кардинально другие: аниме жанра сёнэн или какой-то голливудский фильм-боевик. Уткнувшись личиком в плечо Сатору, Кёко протянула ладонь и погладила его по груди. Материал, из которого была сделана футболка, оказался крайне приятным наощупь. На прикосновение Сатору отозвался едва уловимой дрожью, отчего девушка поспешила убрать ладошку и виновато повернула голову в сторону, словно ничего и не было. Неловкость, повисшая между ними, слегка затянулась. Кёко снова робко протянула ладонь молодому человеку, тот перепел их пальцы. Он поспешил снять солнечные очки и подмигнул ей, подбадривая. Без своего любимого аксессуара Сатору был обворожительно красив, настолько, что у Хасэгавы даже коленки подрагивали, когда томный взгляд удивительных голубых глаз, похожих на поверхность заледеневшего озера, достигал ее собственных, карих. — А Сёко и Сугуру скоро вернутся? — поинтересовался Годжо, обнимая девушку одной рукой, прижимая ее ближе к себе. Про Мирая Рёги он умолчал намеренно. После того, как студента Киотского колледжа оставили в Токио для участия в следующей миссии, Сатору словно нарочно старался того игнорировать, присоединившись к пассивной агрессии Сугуру. — Не знаю… Они собирались пройтись в магазин и купить еды на неделю, сегодня их очередь, — Кёко прикрыла глаза, расслаблено опираясь на предплечье Сатору. От него даже ранним утром приятно пахло лёгким ненавязчивым парфюмом с нотками цитруса и морского бриза, отчего она снова с наслаждением уткнулась в его шею. Ей хотелось наслаждаться невесомым свежим ароматом молодого человека целую вечность. — Полчаса туда, полчаса обратно… Через часика полтора будут, — шепотом добавила она. — Сам знаешь. А Рёги куда-то ушел. Я слышала, как он попрощался, когда посуду мыла. — О, так мы остались с тобой вдвоём надолго? — Годжо игриво вскинул брови, погладив её бедро. Пальцами он слегка приподнял край длинной розовой футболки девушки, но вовремя остановился. Одно дело — заигрывать, другое же — нападать. Пока Кёко явно не дала ему понять, что не против сблизиться сильнее, не стоило напирать на неё. — Получается, — мягко произнесла Хасэгава, вздрагивая от нежного движения ладони парня как от лёгкого удара током. — А ты что-то хотел? Годжо уставился в телевизор и отрицательно покачал головой. Затем замялся и кивнул, но уже утвердительно. Будто отпрянув ото сна, Кёко посмотрела на него удивленным взглядом, выжидая, когда Сатору решит продолжить свою мысль. Он неуверенно замялся, открывая рот, чтобы сказать что-то, но быстро одергивал себя и снова закрывал рот. — Ну, мы же с тобой уже… Два месяца почти встречаемся… — наконец, набравшись храбрости, произнёс юноша. — Ты за это время не хотела вывести наши отношения на новый уровень? Его голос слегка дрогнул, выдавая едва уловимое смущение от разговора, который он решил начать. Раньше ему не доводилось заводить подобные диалоги, не было девушек, дозволявших это. Однако их отношения с Кёко достигли того уровня, когда можно было хотя бы попытаться поговорить на интимные темы, очевидно, волновавшие обоих. — Смотря, что ты под новым уровнем имеешь в виду, — туманно ответила Хасэгава, покрываясь румянцем. Она понимала к чему ведёт мысль Сатору, казавшаяся, на первый взгляд, очень невинной, но старалась не выказывать своего желания открыто. Госпожа Накамура всегда наставляла ее, что с мужчинами стоит быть скромной и кроткой, оттого первой реакцией Кёко стало именно стеснение. Даже несмотря на то, как несколько недель назад они с Сатору самозабвенно целовались в его кровати, и она откровенно давала понять, что уже готова преступить черту… В тот раз Хасэгава испытала колющее чувство обиды на Сатору, который внезапно убежал из комнаты, апеллируя к тому, что обязательно вернется. Прекрасно понимая, куда и зачем он ушел, Кёко старалась успокоить себя мыслью о том, что время физического сближения попросту еще не настало. Она знала, что рано или поздно тема сексуальных отношений всплывёт уже открыто. Правда, все равно предполагала, что Годжо проявит инициативу и даже не будет ее спрашивать о подобном. Но он поступал здраво, интересуясь ее мнением и задавая вопросы в лоб. В каком-то смысле этого слова, его поведение было взрослым, взвешенным. Наверняка его на это надоумил Сугуру, сам бы до такого не дошел. — Тебе вообще, что нравится? — резковато выпалил Годжо, одернув ладонь с бедра девушки. Кёко подняла взгляд на молодого человека и заметила, как смущённо выглядело его лицо. Несмотря на то, что он частенько кичился тем, что с девушками попробовал уже многое, по одному лишь выражению его милой мордашки можно было сказать, что он совсем не понимал, как стоит продолжать разговор с ней сейчас. — Ты девственник, — утвердительно произнесла Хасэгава, пересаживаясь на колени парня, располагаясь лицом к нему. Это вышло у неё так резво, что она даже смутилась своей инициативности. — Ну… — Годжо почесал затылок. — Как будто это что-то плохое. И вообще! Ты ведь тоже девственница, Кёко. — Угу, — Хасэгава невинно улыбнулась, словно разговор у них был о чем-то обыденном. — Это чистая правда. Только в отличие от тебя я не говорю, что имела сексуальный опыт, — поспешила подстебнуть парня Кёко. — Я… — Отведя взгляд, Сатору покраснел до кончиков ушей. — Я просто думал, что девчонкам это нравится. — Дурной, — Кёко наклонилась и нежно коснулась губами щеки парня, оставляя влажный поцелуй. — Это привлекает внимание, но куда больше мне нравится мысль о том, что для тебя я тоже буду первой, — с легкой улыбкой произнесла она. — Но давай будем честными, для такого нам ещё рановато. Вздохнув, Годжо отвёл взгляд. Вся его напористость буквально испарилась, когда девушка ответила отрицательно на предложение сблизиться сильнее. — Я понимаю, — понуро кивнул головой парень. Вздернув Сатору за нос, Кёко прильнула чуть ближе к нему и мягко коснулась его губ своими, не торопясь целовать. Замерев, она почувствовала, как тяжело дышал молодой человек. Напряжение, что росло между ними с каждой секундой становилось все заметнее и заметнее. Стараясь скрыть свое переживание, Годжо прикрыл глаза, намереваясь избежать открытого зрительного контакта. — Ну, я ведь не сказала, что совсем против, — теперь уже Кёко покрылась лёгким румянцем. — Просто можно начать с чего-то… Непринужденного… А потом уже перейти непосредственно… — запнулась она. — Например? — Годжо оживился, едва услышал ответ возлюбленной. Он поерзал под тяжестью её бедер и тяжело выдохнул. Подобное положение несколько сковывало его, но и отпускать Кёко он не хотел. Нравилось, когда она занимала место на его коленях. — А вот тут не знаю, — пожала плечами Кёко. — Могу только сказать, что я не готова, — она переместилась и шепнула на ушко молодого человека. — к проникновению. Пока что мне страшновато. — С этим все нормально, — Сатору погладил Кёко по плечу и улыбнулся, он и сам не собирался настаивать, если она была против. — Я слышал, что это не самое приятное… Ну, в первый раз. — Спасибо! Обхватив лицо молодого человека ладошками, Кёко радостно чмокнула его в губы. Беглый поцелуй не смог удовлетворить растущие аппетиты Годжо, и оттого он удержал девушку за подбородок, чтобы проникнуть в ее ротик юрким языком. Судорожно вздохнув, Кёко подалась вперед, намереваясь перехватить инициативу в поцелуе. Уступив ей первенство, Сатору откинулся на спинку дивана и обхватил ладонями бедра девушки. Он крепко сжал их, наслаждаясь энергичностью и отзывчивостью Хасэгавы. Если бы они могли всегда смотреть телевизор именно так, Сатору бы назвал себя самым счастливым человеком в Токийском оккультном колледже. Но, к сожалению, наслаждаться друг другом было крайне проблематично. Приходилось шифроваться: под покровом ночи пробираться в комнаты друг друга, соблюдая хоть какую-то субординацию перед соседями. Приподнявшись на его бедрах, Кёко ахнула, отрываясь от горячих губ Сатору. Она набрала побольше воздуха в легкие и снова поцеловала молодого человека, не стесняясь показаться несдержанной и излишне разгоряченной. Сознание сузилось до одной единственной мысли — получить обоюдное удовольствие от происходящего. Годжо переместил ладонь на грудь девушки и очертил оформившийся бюст одним ловким движением. Следом он опустился тонкими пальцами ниже, к краю футболки, и проник под неё. Провел холодными подушечками по впалому животу и услышал шипение от неприятного ощущения. Отодвинув резинку коротких шорт, в которых была Хасэгава, Сатору остановился. — Стой… — Кёко оторвалась от губ молодого человека, тяжело дыша. — Если мы продолжим целоваться так… Сатору сдержал смешок, отмечая про себя, что вид возбужденной Хасэгавы приходился ему по вкусу. До этого он тоже замечал, как она нетерпеливо ерзала, после их невинных взаимодействий, но пока Кёко не сидела на его бёдрах, чувствовалось это совершенно иначе. Расфокусированный взгляд карих глаз, учащенное тяжелое дыхание, томный, глубокий голос — она была очаровательна в момент своей уязвимости. Такой картиной хотелось наслаждаться, ведь нечасто доводилось лицезреть на своих бедрах красивую девушку, тающую от его прикосновений. — А что, я могу выбрать какой-то другой способ поцелуев? — лукаво произнёс Сатору, рассматривая раскрасневшееся личико Кёко. — Ну… Наверное… — Тогда у меня есть одна идея, — Годжо быстро пересадил девушку со своих бёдер на диван. Смущенная своей раскованностью Кёко поспешила свести колени вместе. Она накрыла лицо ладонями, пытаясь отогнать от себя назойливые мысли о том, что поступала недостойно юной девы. Заметив смятение Хасэгавы, Сатору убрал ее ладони, за которыми она пыталась скрыть покрасневшие щечки, и бегло поцеловал ее губы. Подмигнув, парень не растерялся и опустился на пол перед ней, разводя ножки в стороны. Стоя на коленях, он подтянул Кёко ближе к краю дивана. Проведя крупными ладонями по бедрам, Сатору остановится и поднял голову на девушку. Ему было до безумия сложно сдерживаться и действовать медленно, но он пытался не быть резким и подступал не спеша, хотя до ужаса не терпелось приступить к самому интересному. Кёко, не понимавшая, к чему ведёт Сатору, лишь с вожделением посмотрела на него, покорно вторя его ладоням, пальцы которых подцепили шорты. Приподнявшись, она помогла ему снять с себя часть одежды и опустилась обратно на диван. — В таком случае, я хочу целовать тебя здесь, — без толики смущения произнёс Годжо, закидывая ножку Кёко себе на плечо. — Что? — Хасэгава залилась краской пуще прежнего. — Ты сейчас… Серьезно? Она не рассчитывала на то, что из всевозможных вариантов взаимодействия для первого раза Сатору выберет именно этот. Чувствуя себя неподготовленной к такой близости Кёко прикрыла глаза и набрала в легкие побольше воздуха, чтобы успокоиться. Если он столько ждал до предложения сблизиться, то и на ее несовершенство отреагирует спокойно. По крайней мере, Хасэгава старалась себя убедить в таком исходе событий. — А почему нет? — Годжо вскинул брови. — Ты ведь сама сказала, что готова к чему-то большему, но не к проникновению. Мне кажется, тебе понравится. — Ну… Да… — Хасэгава отвела взгляд, испытывая чувство тотального стыда. — Наверное… — Доверься мне, я видел, как нужно это делать, — усмехнулся он. Напряженно выдохнув, Кёко зажмурилась. Она подалась бёдрами вперёд, чтобы сидеть было удобнее, и откинулась на спинку дивана, давая добро Годжо на его действия. Сдержав смешок, Сатору задрал футболку девушки, чтобы посмотреть на ее грудь в симпатичном бюстгальтере кремового цвета. Слегка сжал ее через лиф и хрипло выдохнул, опускаясь ладонью ниже. Он провёл кончиками изящных пальцев по внутренней стороне бедра, испытывая Хасэгаву на прочность. Та задрожала словно листочек на осеннем ветру, и ахнула, не ожидав, что простое прикосновение будет ощущаться так ярко. Когда она ублажала себя сама, это чувствовалось совсем не так, но едва Сатору притрагивался к ее обнаженной коже… Она словно возгоралась. Остановившись на промежности, Годжо чуть надавил на вход, выбивая из груди Кёко тихий стон. Накрыв ладонью лоно, скрытое нижним бельем светло-розового цвета, он усмехнулся. Благодаря материалу можно было без особого труда заметить, как ее трусы намокли от их взаимодействий друг с другом. — Сатору… Она рефлекторно подалась бедрами, будто выпрашивая большей ласки, и накрыла ладонью рот, чтобы заглушить чувственный вздох. — Ты такая мокрая, — не сдержал комментария он, скрывая самодовольную улыбку. — А ведь я еще ничего толком не сделал. Ощущая некоторое превосходство, Сатору приподнялся и провел ладонью по животу девушки, наслаждаясь тем, как она дрожала в ответ на его прикосновения. Ему до одури нравилось чувствовать, что Кёко вожделела его. И даже ее напускная скромность не могла сбить Годжо с толку: она очевидно хотела его также сильно, как и он ее. — Кёко, — Годжо остановился, заглядываюсь на ее смущенное лицо. — Прекрати меня стесняться. Если тебе что-то не понравится, то скажи мне об этом. Доверие, сечешь? — Угу, — кивнула она в ответ. — Славно. Приподнимись-ка еще разок. Послушно приподняв бедра, Кёко зажмурилась, чтобы не видеть, как Сатору тонкими пальцами подцепил ее нижнее белье, и стащил намокшие трусы вниз. Знала бы она, что такое будет — подготовилась бы заранее и не переживала из-за неидеально выбритого лобка. Однако Сатору, судя по всему, совсем не впечатлялся и осуждать ее за это не собирался. Он замер, едва взгляд упал на розовые складки, сочившиеся от желания, и сглотнул ком в горле. Откинув ненужный элемент одежды на пол, Годжо шумно выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. Одно дело — смотреть на экране, как это делают актеры, и читать в порнографической манге, другое — самому пытаться доставить удовольствие девушке. Безумно волнительно. Нетерпеливо коснувшись кончиками пальцев складок малых половых губ, Сатору довольно усмехнулся. Он бы не соврал, если бы сказал, что давненько мечтал увидеть Кёко в таком интересном положении. Даже до того, как осознал, что она ему не безразлична. Настолько яркие чувства она разжигала в нем. — Посмотри на меня, — тяжело выдохнул Годжо, упираясь щекой во внутреннюю часть бедра девушки. Робко приоткрыв глаза, Кёко посмотрела на него сверху вниз. Усмехнувшись, Сатору покрыл горячими поцелуями мягких губ её ножку, плавно следуя к самой интригующей части тела девушки. Ажиотаж Годжо читался слишком явно: в его глазах словно огоньки мелькали, когда он смотрел на Кёко, поглаживая влажные складки подушечками пальцев и собирая естественную смазку. Ему до ужаса не терпелось приступить к делу как можно скорее, но какая-то доля рассудка все еще сдерживала, говоря, что стоит постараться, чтобы они оба запомнили этот момент. — А покажешь, как ты делаешь это сама? — абсолютно серьезно спросил Годжо, прекращая гладить промежность тонкими пальцами. — Ты сейчас серьезно? — хрипло выдохнула Хасэгава несколько недовольная тем, что он отстранился. — А что в этом такого? Я хочу понять, где тебе приятно, — он похлопал светлыми ресничками, словно ничего такого не предлагал. — Если хочешь, я потом покажу тебе, как сам снимаю напряжение. Шумно выдохнув, Кёко зардела пуще прежнего, но не нашла, что ответить на такое нескромное предложение. Конечно же ей хотелось посмотреть на него! Просто признаваться в этом было стыдно, ведь она считала себя правильной, а такие мысли шли вразрез с самой сутью воспитанной девушки. — Хорошо, — согласилась Кёко, сильнее разводя ножки. Сатору довольно выдохнул, наблюдая за тем, как она провела пальцами по промежности, собирая выступившую смазку. Частичка прозрачной субстанции даже капнула на диван, оставляя влажный след. Он лишь смотрел за этим как завороженный, отмечая, как и где Кёко касалась себя пальцами. Когда она абсолютно нескромно простонала, массируя подушечками пальцев набухший комок нервов, Сатору даже приоткрыл рот от чувства удовлетворения собственного любопытства. До этого момента его и правда интриговала мысль, занималась ли девушка самоудовлетворением, но зная ее не первый день, он предполагал, что ответ на этот вопрос будет отрицательным. — Сатору… Она вошла в себя двумя пальчиками: средним и безымянным. Медленно двигая ими, Хасэгава посмотрела на него. Тот нахмурился, пытаясь уловить ее логику. — Ты же говорила, что без проникновения? — Ах… Ну… Это другое, — выдохнула она, не прекращая размеренных движений. Закусив нижнюю губу, Сатору помялся на коленях. Подобное зрелище не могло оставить его спокойным. Возбуждение возрастало крайне быстро, но что-либо делать с ним он не спешил. Сначала стоило разобраться с Хасэгавой, что стыдливо поскуливала, ублажая себя ему на потеху. — Так… Ну, я вроде как понял, что и как, — пробормотал Годжо, касаясь ладони Кёко. — Давай попробую. Кивнув, Хасэгава шумно выдохнула и вытерла влажные пальцы о свое бедро. Сатору приблизился к промежности ртом и нескромно провел языком вдоль мокрых складок. На мгновение Кёко замерла: он делал это так просто, будто что-то обыденное! От осознания того, что Годжо целовал ее в самом сокровенном и интимном месте, она смущенно накрыла лицо ладонями. В ее понимании, на что-то такое можно было решиться только если ты действительно испытывал к человеку чувства. Несмотря на то, что двигал языком Сатору неумело, он старался доставить приятные ощущения настолько, насколько мог. Сосредоточившись на клиторе, найти который, благодаря тому, как Кёко ласкала себя, особого труда не составило, парень прикрыл глаза и шумно выдохнул, обдавая горячим дыханием лобок. Простонав, Кёко закусила костяшки пальцев и приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на старания Сатору. Тот подмигнул ей, продолжая ласкать комок нервов упругим языком. Отстранившись, он чмокнул влажными губами внутреннюю часть бедра, выбивая из груди девушки томный вздох. — Сатору… — снова проговорила Кёко, охнув от возбуждения. — Мне так нравится, как ты зовешь меня по имени, — не сдержал довольной улыбки он. Едва заметно кивнув, Хасэгава снова закусила костяшки пальцев и сдавлено выдохнула. Каждое прикосновение языка Сатору отзывалось внутри нее словно разряд тока и казалось чем-то непривычным, отчего окончательно расслабиться она не могла. Пытаясь сосредоточиться на ласках, Кёко откинула голову на спинку дивана и запустила пальцы в непослушные волосы молодого человека. Утробно рыкнув, Сатору повиновался движению руки девушки. Пальцами он погладил вход и слегка надавил, прежде чем проникнуть внутрь. Прогнувшись в спине, Кёко тихо простонала и двинулась бедрами вперед. Сатору двигал пальцами медленно в попытке сосредоточиться на выполнении двух действий одновременно. Хрипло выдохнув, он отстранился, чтобы понаблюдать за реакцией девушки и дать затекшей челюсти немного покоя. Заметив, что ее все устраивает, Сатору принялся работать пальцами быстрее. — Ай… Кёко дернулась и зажмурилась от неприятного колющего ощущения. Она уложила ладонь на руку Сатору, безмолвно прося его прекратить. — Что такое? — Годжо недовольно нахмурился, но остановился, как того и хотела Кёко. — Не надо так быстро, — выдохнула Хасэгава. — Твои пальцы все еще крупнее моих. — Ладно. Виновато усмехнувшись, Сатору решил вернуться к клитору. Едва накрыв его ртом, он остановился и замер, словно чего-то ожидая. — Что такое? Без лишних слов Годжо резко отстранился и поднял с пола шорты девушки. Следом он быстро встал с колен и подхватил на руки Кёко. Она удивленно ойкнула, чувствуя себя неуютно без белья и нижней части одежды, но не стала сопротивляться решению парня. Перекинув девушку через плечо, он поторопился покинуть место их дислокации. Едва Сатору оказался около своей комнаты, послышался звук открывающейся входной двери. Он шумно выдохнул, сдерживая смешок, и не смог устоять перед небольшой шалостью: шлепнул Кёко по пятой точке, намереваясь немного раззадорить ее. Накрыв ладонью рот, Хасэгава тихо пискнула, находя его поступок крайне провокационным, и оттого возбуждающим. Уложив Кёко на кровать, Сатору прижал к ее губам указательный палец, призывая немножко помолчать. Скользнув в коридор, он также быстро вернулся: видимо, просто хотел посмотреть, кто пришел. — Кто бы мог сомневаться, что это Рёги, — скривился Годжо, запирая за собой дверь. — Любитель все обламывать. — Так ты покажешь мне как делаешь это сам? — Кёко присела на кровати, сведя ножки вместе и подняла взгляд на молодого человека. Полностью проигнорировав его возмущение в адрес Мирая, она посмотрела на Сатору голодными глазами. Годжо снял футболку через голову и обмахнулся ладонью, пытаясь хотя бы чуточку остыть. Шумно выдохнув, он оперся о шкаф и посмотрел на смущенную мордашку Кёко. Соображать становилось все тяжелее и тяжелее, но довести до конца начатое тоже хотелось. Хрипло усмехнувшись, Сатору покачал головой. — А ты уже кончила что ли? — Я? Ну… — Хасэгава отвела взгляд, пытаясь подобрать слова к своим ощущениям. — Наверное? Не знаю… Несмотря на то, что Кёко имела за собой грешок мастурбации, она не всегда могла понять, смогла ли достичь удовлетворения. Однако с любимым человеком подобные шалости ощущались по-другому: ярче, насыщеннее, но вместе с тем как-то не так. У нее не до конца получалось расслабиться из-за волнения, но безумное желание хотя бы надкусить запретный плод лишь возрастало с каждой секундой. Финал волновал ее не так сильно, как возможность стать ближе к любимому человеку. Подойдя к кровати, Годжо откинул футболку на пол. Усевшись рядом с девушкой, он погладил ее бедра, но так и не смог унять дрожь в ладонях. Раньше ему казалось, что все это очень легко: взял да получил желаемое, путем нехитрых манипуляций. Да только вот на деле все оказывалось не так просто. Стоило проявлять внимание к партнерше, следить за её комфортом, не делать резких движений. Нужно было учитывать столько факторов, что голова кругом шла! Но так хотелось насладиться близостью в полной мере и отдаться искушающему чувству с головой. — Так наверное или не знаешь? — Сатору приблизился к ее губам, словно выпрашивая поощрительный поцелуй за проделанную им работу. — Н-наверное да? — неуверенно полепетала Кёко, касаясь его губ своими. — Может, лучше займемся тобой? — в попытке перевести тему, она уложила ручку поверх возбужденного органа, на который невозможно было не обратить внимания, и погладила его через плотную ткань спортивных брюк. — Ох… Да, было бы здорово, — выдохнул Годжо, нежно целуя девушку в ответ. Хихикнув, Кёко повалила молодого человека на кровать. Она нависла над ним, не разрывая поцелуя, и робко провела ладонью по его торсу. Ей и раньше казалось, что он ладно сложен, но без одежды тело Сатору оказалось гораздо лучше, чем в самой смелой фантазии. В одежде Годжо казался ей худым, даже и мысли в голову не приходило, что под тонкой футболкой или плотным гакураном скрывалось рельефное тело. Конечно, накачанным Сатору назвать язык не поворачивался, но выглядел он настолько эстетично, что даже не оставалось слов, чтобы описать восторг. Выдыхая, Хасэгава опустилась губами на его шею, оставляя горячие поцелуи в районе кадыка, и проследовала ниже. Коснувшись пальчиками края штанов, Кёко развязала шнуровку и приспустила их вместе с бельем. В ответ на это Годжо хрипло простонал, чувствуя относительную свободу от тесных трусов. — Вау, — неожиданно для себя выдала Кёко. — М? — он чуть приподнялся на локтях. — Ну… — замявшись, девушка порозовела до самых кончиков ушей. Признаваться самой себе, что в отличие от неё он оказался вполне себе готов к близости было даже как-то стыдно. — Ты даже тут красивый. Самодовольно усмехнувшись, Сатору подмигнул ей: — Давай руку. Послушно протянув молодому человеку ладонь, Кёко замерла. Когда Сатору уложил ее ручку на возбужденный орган, то шумно выдохнул и зажмурился. Даже простое прикосновение оказалось безумно приятным, будто бы он ждал этого очень давно и наконец-то смог получить. Ладошка Кёко оказалась чуть влажной, небольшой, теплой и мягкой, совсем не такая, как его: слегка грубоватая, крупноватая и, большую часть времени, холодная. — Черт, — ахнул он. — Что-то не так? — взволнованно спросила Хасэгава. — Боюсь, я… Перевозбудился, — усмехнулся Сатору. — Тогда у меня идея! — Кёко снова толкнула его ладонью в грудь, чтобы Годжо улегся удобнее. Положив под голову подушку, Сатору постарался расслабиться. Некоторая доля волнения от того, что приходилось доверять свое тело другому человеку присутствовала, однако он постарался откинуть прочь все мысли об этом. Близость с Кёко стала для него самым вкусным десертом, который он только мог себе представить. Если раньше Сатору ублажал себя, думая о том, как горяча она может быть в постели, то, когда Хасэгава нависала над ним, сжимая в ладони его возбужденный член, разум словно отключался, подтверждая эту теорию. — Я сразу предупрежу тебя, что только читала о таком, — тихо сказала Кёко, обхватывая член обеими руками. Она наклонилась и поцеловала мягкую головку легким прикосновением губ. Это действие оказалось таким свободным и легким, отчего девушка удивленно распахнула глаза. Когда-то ей казалось, что она даже не сможет поцеловаться с представителем противоположного пола, однако любовь к Сатору была выше всех предрассудков, тяготивших девушку. Касаться губами его тела — самое приятное из того, что Хасэгава только могла себе представить. Почувствовав, как молодой человек вздрогнул, Кёко прикрыла глаза, продолжая изучать его реакции на прикосновения уст. Обведя языком чувствительную головку, она шумно выдохнула и поцеловала ее, не спеша отстраняться. Подняв взгляд на Сатору, девушка отметила как он переменился в лице: такого абсолютно дурацкого выражения у него еще ни разу не было. Хихикнув, Кёко вобрала в рот головку. Применить на практике вещи, которые она знала в теории, было не так просто, как думалось ей ранее. Обхватив ладошкой ствол, Хасэгава начала медленно двигать рукой, то и дело посматривая на реакцию Годжо. Он запустил ладонь в ее волосы и взъерошил их. Приоткрыв рот, Сатору тихо простонал от переизбытка ощущений. Ему бы и в голову не пришло, что получение таких ласк может быть настолько приятным. — Твою мать… — прохрипел парень, чуть сильнее нажимая на затылок Кёко. Не ожидав такого, девушка неловко зацепила зубами головку. В ответ на это действие Сатору зашипел и выругался вслух сам на себя: если бы не его напористость, все было бы хорошо. Поспешив извиниться, Кёко достала член изо рта и прошлась поцелуями по всей длине. Она так быстро освоилась, что это не могло не удивить Годжо. — Прости-прости… Я совсем этого не хотела, Сатору. Когда девушка снова накрыла губами головку, он задрожал, тело его напряглось, предвкушая скорую разрядку. Сатору застонал так, словно совсем забыл о том, что в блоке общежития они были не одни. Её внимательное отношение к делу покорило его. То, с какой самоотдачей Кёко ласкала его возбужденный орган губами и языком буквально с ума сводило. Если бы это делала другая девушка ему тоже было бы приятно, но Кёко… Обожание, с которым он относился к ней добивало Годжо, заставляя забыть все проблемы вне этой комнаты. Не предполагая, что именно могла значить такая реакция, Хасэгава продолжила изучать его член губами и языком. Она была нежна и осмотрительна: избегала контакта плоти с зубами и пыталась держать темп, лаская головку. Если ему так нравилось, то Кёко должна была сделать все возможное, чтобы ее любимый достиг удовлетворения. — Стой! Несмотря не просьбу молодого человека, Кёко не остановилась и снова накрыла головку члена пухловатыми губками. На это самоуправство Годжо ответил хриплым и чувственным стоном, рефлекторно толкаясь бедрами вперед. Сжав в кулак волосы девушки, Сатору едва слышно выругался. Он зажмурился, чувствуя тепло от мягких девичьих губ на головке, и ахнул, достигая кульминации. Накрыв рот ладошкой, Кёко отстранилась и тяжело вздохнула. Пара капель белесой жидкости пролилась на живот молодого человека. Словно не понимая, как следует поступить, Кёко замерла, пытаясь привыкнуть к странному ощущению от окончания Сатору. Это не казалось ей неприятным, но ничего подобного Хасэгава ни разу не испытывала: чуть солоноватый, но в то же время сладковатый и немного металлический привкус был чем-то кардинально новым в ее вкусовой палитре. Пересилив себя, она проглотила сперму и вытерла губы от остатков липкой жидкости. На глаза навернулись слезы, но Хасэгава постаралась скрыть их, чтобы лишних вопросов не было. Она не воспринимала свой поступок как унижение, напротив, подумала, что, возможно, так Годжо сможет понять, насколько он дорог ее сердцу. Зардев пуще прежнего, Кёко опустила глаза на его живот и поспешила вытереть пальцами капли спермы. Сатору посмотрел на нее взглядом, полным изумления, перемешанного с восхищением. Такой жест в первый же раз заставил его затрепетать: неужели она настолько доверяла ему, что разрешила кончить в свой рот, да еще и проглотила его семя? Он покраснел до самых кончиков ушей, практически осознавая весь спектр чувств, которые девушка никогда не озвучивала. Ему стало дурно от этой мысли, но в хорошем смысле этого слова. Приподнявшись, Кёко коснулась пальчиками его подбородка, закрывая приоткрывшийся от удивления рот. Хихикнув, она и сама почувствовала себя дико неловко. Вряд ли она согласилась бы сделать такое с кем-то другим. Но Сатору заслуживал такого отношения с ее стороны. — Почему? — только и смог спросить Годжо. Кёко повела плечами, отводя взгляд. Ей показалось слишком странным то, что такое приходится объяснять: — Я… Просто люблю тебя, Сатору, — тихо проговорила она. Признание прозвучало как добивающий удар. Плюхнувшись на кровать, Годжо накрыл лицо ладонями и шумно выдохнул в попытках успокоиться. — Ты решила меня убить, — рассмеялся он. — Смешное что-то сказала? — Кёко возмущенно нависла над Сатору, упираясь руками по обе стороны от его головы. — Нет-нет, — Сатору хихикнул. — Я… — Он замялся, пытаясь произнести ответную фразу, но только и смог выдать: — я тебя тоже. — Так бы сразу и сказал, — Хасэгава улыбнулась и вздернула его за нос. — Ладно, было бы неплохо сходить в душ еще раз и начать собираться в театр. Где мои трусы? Сатору приподнялся и посмотрел на шорты, которые захватил, когда они ретировались из общей комнаты. — Ну, тут, наверное? — кивнул он. Взяв в руки элемент гардероба, Кёко вывернула шорты и не нашла там даже малейшего упоминания о нижнем белье. Она замерла и на мгновение Сатору показалось, словно от стыда она прямо на месте сгорит. — Твою мать! Быстро натянув на бедра шорты, Кёко выскочила из комнаты Сатору словно кипятком ошпаренная. По ее лицу было заметно, что она встревожена тем фактом, что потеряла свое нижнее белье. Наблюдая за Хасэгавой, Годжо поправил на себе спортивные штаны и трусы, и сел на кровати. Лениво подцепив пальцами ноги футболку, что валялась на полу, Сатору неспешно надел ее и лишь после этого поплелся следом за девушкой медленным шагом, почесывая затылок. После того, что они делали друг с другом он чувствовал себя опустошенным, но если быть откровенным, то это чувство пришлось ему по душе. Найдя нижнее белье на журнальном столике, Кёко обрадовалась. Следом ее взгляд опустился на записку за авторством Мирая Рёги. Его размашистые иероглифы уже мог узнавать каждый в блоке без особого труда. Рёги полюбилось оставлять едкие комментарии относительно порядка в общежитии. — Какой позор, — Кёко ударила себя ладонью по голове и зажмурилась. — М? — Сатору подошел со спины и уложил подбородок на плечико девушки, вчитываясь в текст записки. — Забей: завидует и выебывается. — А что если он скажет об этом кому-то? — Хасэгава вздрогнула, заранее настраивая себя на вереницу нравоучений от старших. — Кошмар, если это дойдет до учителя, то потом дойдет и до дяди, а если это дойдет до него… — Эй-эй, не накручивай себя раньше времени. Никто и знать не знает, что именно мы с тобой делали, — Сатору чмокнул ее в шейку. — Давай ты начнешь собираться в театр и мысли как раз другим займешь. Ты, кстати, наденешь то платье? Кёко вздохнула и скомкала записку, взывавшую к моральным скрепам. Бросив ее в урну, она поспешила спрятать влажные трусы в карман шорт и утвердительно покачала головой. — Я хотела, но потом подумала, что если мы с тобой идем в Национальный театр Но, то стоит одеться во что-то более традиционное, — она пожала плечами. — Так что я пойду в кимоно. — Не сказать, что я обижен, но удивлен твоему выбору, — он поджал губы. — Брось! Платье мне очень нравится, правда! Просто это будет не совсем то. — Я все равно пойду в костюме, — вздохнул Сатору, отстраняясь от Хасэгавы.***
Здание Национального театра Но, расположенное в районе Сибуя, со стороны казалось строгим и неприветливым. Будто глядя на него, визитер сразу понимал, что пришел в место серьезное, где царила атмосфера одухотворенности и уважения к искусству предков. Серые каменные панели, черные колонны и широкие окна: вот что отличало театр от других зданий в окрестности. Пока Кёко и Сатору шли от станции метро, держась за ручки, девушка рассматривала невысокие постройки на узких пешеходных улочках. Сибуя всегда ассоциировалась у Хасэгавы с большим количеством людей, сказывалось звание модного района и место сосредоточения ночной жизни крупного мегаполиса. Сэндагая, подрайон Сибуи, где расположился театр, на первый взгляд казался куда спокойнее торговых кварталов Эбису и Харадзюку, где всегда было оживленно. Озираясь по сторонам, Кёко крепче сжала ладонь Сатору Годжо и не сдержала улыбки, когда подняла на него взгляд. — А сфотографируешь меня? Хочу дяде показать, куда мы ходили. — Без проблем. Где хочешь? У входа? — он приподнял очки, чтобы посмотреть на счастливое личико Хасэгавы. — Да. Кёко протянула свой телефон-раскладушку, увешанный различными милыми брелоками, и поспешила к воротам, постукивая подошвами гэта. Заняв удобное место у таблички с названием заведения, она радостно улыбнулась и помахала ручкой, чтобы снимок вышел живым и задорным. — А ты здорово на фотках получаешься, — констатировал факт Сатору, щурясь от яркого солнца. — Правда? — она посмотрела на экранчик мобильного телефона и хихикнула. — Спасибо! Жалко, нас никто не сфоткает вместе. Было бы здорово что-то на память оставить. — Так можно просто вот так сделать, — пожал плечами Сатору, доставая свой мобильный. Он включил камеру на закрытой раскладушке и вытянул ладонь, чтобы снять совместную фотографию. Сам он об этой функции узнал не так давно, но успел пару раз опробовать, чтобы быть в курсе возможностей собственного мобильника. Открыв крышку, Сатору гордо продемонстрировал девушке результат своих трудов: — По-моему здорово вышло. — Да, согласна! Отправишь мне фото? — Конечно. Пройдя в ворота, парочка оказалась во внутреннем дворе театра. Очередь, что выстроилась ко входу еще не двигалась, отчего Сатору удрученно вздохнул и остановился. Похлопав себя по карманам Годжо широко распахнул глаза, словно пытаясь вспомнить не забыл ли что. Проверив наличие билетов во внутреннем кармане пиджака от «Гуччи» коричневого цвета, он облегченно вздохнул. Кёко посмотрела по сторонам, рассматривая людей в очереди: среди визитеров было много пожилых людей, студентов и даже иностранных туристов. Последние выглядели особенно растерянно в общей массе, словно белые вороны. — Знаешь, я прочитала тут на днях, что этот театр хотели еще в девятнадцатом веке построить. Когда Ивакура Томоми путешествовал по Европе и Соединенным Штатам Америки, его настолько впечатлило, что у каждой страны есть оперные театры, что он предложил учредить его и на родине. Но по какой-то причине тогда это реализовано не было. — Не знал. Кёко поправила заколку и повела плечами. Она решила, что ее обычная прическа не подходила для сегодняшнего похода в театр, потому и заколола длинные пряди таким образом, чтобы они оказались убранными назад. Поправив челку, Хасэгава выдохнула. Темное кимоно, которое она привезла с собой при переезде в Токио, оказалось достаточно нейтральным для мероприятия. Однако людей в традиционной одежде было не так много, как Кёко себе представляла. Поэтому она почувствовала себя немного неуютно. — Надо было платье надеть, да? — На самом деле, ты и в кимоно красивая, — Сатору улыбнулся. — Еще придумаем, куда твое платье выгулять. — Я думала, что ты все-таки обиделся на это... — она виновато надула губки. — Нет, глупость же на такое обижаться, — усмехнулся парень, приподнимая стекла очков. — А вот красная помада тебе идет. Мне нравится. — Спасибо, — Кёко мило изогнула губы в улыбке. — Ой, очередь начала двигаться. Давай поторопимся? Кивнув, Сатору направился следом за девушкой. Он обернулся назад, уловив странное ощущение, витавшее в воздухе, но быстро привел себя в чувства. Пытаясь убедиться в том, что ему лишь показалось, что кто-то за ними наблюдал, парень грузно вздохнул. Истоки драматического жанра но уходили корнями в давние времена. Развитие высокого театрального искусства началось в далеком четырнадцатом веке, в городе Нара. В те времена представления происходили совсем не так, как дошли до современных жителей Японии. В отличие от настоящего времени, где театр можно было смело назвать чем-то возвышенным и одухотворенным, ранее это было обычным развлечением для простого народа: песни, танцы и акробатические представления. Однако уже в те годы зарождающийся жанр был отмечен и тогдашний молодой сёгун Асикага Ёсимицу старался поддерживать выступления и даже благословил их. Позже но претерпело изменения и влияние дзэн-буддизма оказалось таким внушительным, что обычный народ перестал воспринимать представления как развлечение и усматривало в них элемент проповеди. Последующие века театральное искусство пережило самый настоящий расцвет: множество актеров и талантливых писателей соревновались друг с другом за первенство в жанре. Такой бурный рост не мог не отличиться и ложкой дёгтя в бочке меда: несмотря на возраставший уровень актерского мастерства росло творческое соперничество. Цеха, выработавшие индивидуальные манеры повествования, разделили театр на два стиля. Одни труппы следовали стилю Киото, стремясь к совершенствованию и ориентируясь на столичную аудиторию, а другие — стилю Нара — соблюдая консерватизм и соответствуя вкусам жителей провинции. В последствии но (или, как еще называли его – ногаку) стал жанром, которому была отведена отдельная роль при дворе сёгуна. В какой-то момент он даже носил гордое звание сикигаку — «церемониальный театр» правящего класса. Представлениями стали отмечаться особенно важные события: восхождение на престол нового правителя, назначение высоких чиновников, бракосочетания особ из знатных семей, а также рождение наследников в них… Все это сделало но дальше от простого народа, но не лишило его своей значимости в искусстве страны восходящего солнца. В эпоху Реставрации Мэйдзи театр оказался ненужным простому люду. Тесная связь с сёгунатом и изменения, направленные на вестернизацию Японии, оказали свое влияние на угасание почтенного жанра. Искусство ногаку отошло на второй план, актеры обнищали и чаще всего давали небольшое количество спектаклей в месяц на домашних сценах, поскольку поддержка государством прекратилась. И, вот, благодаря щедрым вложениям меценатов и общественных организаций, а также, что немаловажно — пожертвованиям членам императорской семьи, — одно из древнейших искусств сохранилось и дошло до потомков, проживающих в настоящие дни. Тернистый путь, осложненный не радужными событиями двадцатого века, окончился общественным признанием ногаку шедевром устного и нематериального культурного наследия. — А ты бывал уже на таких выступлениях? — Пару раз, — Сатору почесал затылок, припоминая, как впервые пошел на подобное представление, растянувшееся на пять часов. — Мать у меня любительница этого жанра. Мне больше кабуки нравится. Особенно, если там есть женщины! Только если быть честным, я б все равно лучше или в кино сходил или в приставку поиграл. Иногда театр такую скуку навевает… — Иногда полезно и не только в приставку играть, — Кёко подмигнула ему и довольно усмехнулась. — Кабуки, говоришь… Но там же только мужчины играют, нет разве? — она нахмурилась и приложила указательный пальчик к губам. Вспомнив про помаду, Хасэгава одернула ладонь и вытерла испачканную подушечку пальца о платочек. — Ну как сказать. Вообще-то изначально в кабуки только женщины и играли, просто какие-то придурки сочли это аморальным и запретили такие постановки. Это все, что я запомнил из лекции матери, — он тихо рассмеялся. — В следующий раз тогда пойдем посмотрим кабуки. Если тебе хочется, конечно. — Знаешь, я вообще сегодня впервые в нормальном театре, — приподнявшись на носочки и опустившись обратно, произнесла Кёко. — То, что я видела до этого — местные постановки в Исиномаки. А ты сам должен понимать, что уровень там явно и близко к этому стоять не будет. Приобняв Хасэгаву за плечико, Сатору поспешил проследовать с ней в зрительный зал. Он оказался небольшим. Мест едва набралось бы на десять рядов в одном блоке. Большую часть зала занимала сцена с помостом, ведущим к ней. В былые времена, когда представления организовывались на улице, основной сценой выступали святилища. Чувствовалось, что церковное прошлое наложило отпечаток на традиции жанра. Декорации казались внушительными и создавалось ощущение, словно они сохраняли незримую власть над зрителями, приковывая к себе их внимательные взгляды. — Тогда можно подумать о том, чтобы съездить на выходные в Киото. После того, как мы разберемся с грядущим заданием и все такое… — В Киото? — от удивления Хасэгава приоткрыла рот, но быстро накрыла его ладошкой. Она никогда не бывала в старой столице и оттого мечтала когда-нибудь посетить ее, возможно с друзьями или одним лишь Сатору. — Вау. Я была бы рада. Нужно только денег подкопить немного. — Кёко… Я сейчас так-то вообще о деньгах даже не заикался, если ты не обратила внимания. Виновато пожав плечами, Хасэгава не нашлась с ответом. — Прошу, — Годжо пропустил девушку вперед, чтобы она поскорее заняла место согласно билету. — Спасибо, — Кёко послушно опустилась на сидение. Она тихо хихикнула, отмечая про себя, что всю вторую часть дня Сатору был удивительно покорным и галантным. Это казалось ей какой-то неожиданной чертой молодого человека, но рушить такой потрясающий образ у Кёко не было никакого желания. Наверное, хитрость, на которую она пошла утром, стоила потраченных на нее усилий. И если ее предположения были верными, то, вероятно, необходимо было научиться использовать такую силу во благо. В приглушенном свете было сложно рассмотреть выражение лица Годжо, но Кёко поняла, что он удовлетворенно улыбнулся, опускаясь рядом с ней. Протянув ладонь, Сатору дождался, когда Хасэгава возьмет его за руку и довольно откинулся на спинку сидения, переплетая их пальцы воедино. Выпрямив спину, Кёко слегка развернулась боком и перевела взгляд на сцену. Когда началось представление, Хасэгава сощурилась, сосредотачивая взгляд близоруких глаз. Она отругала себя, что не рискнула надеть контактные линзы, купленные пару дней назад, и поджала губы. Оставалось довольствоваться слегка размытыми образами актеров. Надо же было ей так облажаться в такой важный день. Пьеса по старинной легенде, подобранная матерью Сатору захватила все внимание девушки. История лунной богини, спустившейся на землю искупаться в водах океана, казалась такой простой, но близкой сердцу, что невозможно было не проникнуться. Сюжет о любви с первого взгляда: рыбак похитил мантию из перьев, которую небесная девушка оставила на ветвях сосны, чтобы не отпускать незнакомку. Однако она смогла убедить его, что без своего одеяния никак не сможет вернуться домой, и пообещала ему в обмен танец самый прекрасный из всех существующих в земном мире. Пока Кёко с упоением наблюдала за представлением, подперев подбородок свободной рукой, Сатору что-то мешало расслабиться. Он то смотрел на Хасэгаву, отмечая про себя, как увлеченно она выглядела в этот момент, то переводил взгляд на пустые места рядом с ним, то отвлекался на то, что Кёко сжимала его ладошку особенно крепко в наиболее волнительные моменты. Приспустив стекла очков, Годжо обернулся назад и сощурился, ища источник странного, слегка тревожного чувства. Заметив на задних рядах женщину в белом кимоно, Сатору дернулся на месте и поспешил отвести взгляд. Рассеяно пошарив рукой по лицу, он постарался как можно скорее надвинуть стекла очков на глаза. — Что такое? — Кёко наклонилась ближе к нему и прошептала свой вопрос на ухо. — Ничего-ничего, — также тихо ответил он. До самого окончания представления Сатору сидел словно на иголках. Конечно, он пытался отвлечься от осязания взгляда на спине, но выходило это прескверно. Создавалось ощущение, будто женщина с заднего ряда буравила его и не сводила глаз ни на секунду. В отличие от него Кёко была предельна спокойна и смогла насладиться постановкой в полной мере. — Знаешь, а мне очень понравилось, — резюмировала она, выходя из зрительского зала. — Правда? — Сатору посмотрел на нее сверху вниз и усмехнулся. — Согласен, было не скучно. И не затянуто. — Приятно слышать, — за их спинами раздался незнакомый женский голос. Невысокая женщина в светлом кимоно окликнула молодых людей. Она чуть склонила голову, скрывая полуулыбку, и подошла ближе. Ее волосы белого цвета были собраны в низкую корзиночку на затылке, а челка аккуратно подколота невидимками. Окинув пару взглядом светло-голубых глаз, женщина удовлетворенно кивнула, находя их весьма очаровательными. Сатору обернулся, не готовый встретиться с матерью лицом к лицу. Он поморщился. Сколько бы раз ему не доводилось разговаривать с мамой о личных границах, она все равно делала только то, что считала нужным. И в случае с театром, видимо, намеренно умолчала о своих планах на вечер субботы, когда среди недели отдавала ему билеты. Удивленно посмотрев на незнакомку, Кёко похлопала ресничками, ожидая, когда Годжо наконец-то представит кого-либо из них друг другу. Ей было понятно, что женщина являлась его родственницей, но выглядела она так молодо, что можно было смело назвать её старшей сестрой или тетей. — Познакомьтесь… Мама, это Хасэгава Кёко, я рассказывал тебе о ней. Кёко – это моя мама Годжо Кацуми. — Приятно познакомиться! — Хасэгава вежливо поклонилась. — Очень рада. — И я очень рада, — женщина улыбнулась. — Можно я украду у тебя Сатору на пару минуток? — Конечно, госпожа Годжо, — взволнованно пролепетала Кёко, переводя взгляд на молодого человека. Недовольно выдохнув, Сатору цыкнул языком и поправил очки. — Ладно, — раздраженно выдохнул он. Сжав в руках сумочку, Кёко посмотрела на то, как молодой человек и его мать отошли к колоннам в холле. Судорожно вздохнув, она поспешила отвернуться, чтобы привести мысли в порядок. Внезапное появление матери Годжо в ее планы не входило. Она наивно предполагала, что знакомство с семьей Сатору произойдет гораздо позже и морально подготовиться к тому моменту она успеет. — Почему ты надел этот костюм? Кошмар-то какой, — досадливо покачала головой госпожа Годжо. — Почему не тот, что мы в том году купили? Или не кимоно? Этот вообще сюда не подходит. Ткань бархатистая, вечерняя, да еще и коричневый цвет. В таком бы в ресторан… Брал бы пример со своей девушки. — Я так и знал, что ты снова начнешь говорить, что я дерьмово одеваюсь, — закатил глаза Сатору. — Спасибо, мам, тоже рад тебя видеть. — Правда? — она просияла. — Я тоже рада! Тебе ведь понравился мой сюрприз? Помявшись на месте, Сатору засунул руки в карманы брюк и шумно вздохнул. Ни черта подобного. Не нравился ему такой сюрприз матери, равно как и в целом не приходилась по душе никакая другая её инициатива по внезапному появлению. — Знаешь, я вообще-то надеялся, что мы с Кёко будем здесь вдвоем. Свидание, понимаешь? Он отвернул голову в сторону, рассматривая колонны холла. Неприветливое убранство театра лишь подлило масла в огонь, добивая состояние дискомфорта до максимума. — Какой ты скучный стал, — Кацуми достала из сумочки веер и обмахнула им лицо. — Мне ведь интересно было! Ты даже фотографии не прислал, хотя я тебя об этом попросила. — Забыл. — Я просила дважды, — поджала губы мать. — Дважды забыл. — Ох. — Мам, просто понимаешь, это так не делается. А если она волнуется теперь из-за того, что ты так внезапно решила к нам присоединиться? — с нотками обиды произнес молодой человек. — Да и я вообще-то теперь тоже. Госпожа Годжо окинула взглядом одиноко стоящую Кёко. У девушки зазвонил телефон, и она поспешила ответить на звонок, чтобы скоротать время ожидания Сатору и его матери. Судя по повеселевшему личику Хасэгавы, звонил ей кто-то близкий. — Славная девочка. Рост хороший, личико смазливое… — женщина сощурилась, рассматривая Хасэгаву и сделала вид, что проигнорировала слова сына. — Мне правда казалось, что тебе девочки повыше нравятся. И не такие миниатюрные. — Да какая разница? — фыркнул Годжо. Женщина тихо рассмеялась, накрывая рот ладошкой: — Сатору, не кипятись ты так. Я уже заметила, что она тебе по душе. Мы ведь договорились, что ничего против говорить не буду. Невооруженным взглядом было заметно, что Сатору питал к Кёко чувства искренние. То, с каким трепетом он волновался о её самочувствии, никакими другими словами описать госпожа Годжо не могла. Она с интересом посматривала то на сына, то на его избранницу, отмечая каждое изменение на его лице. — Ладно, пойду я, наверное, — проговорила женщина, закрывая веер. — Поужинайте, прежде чем вернетесь в общежитие, хорошо? — Ты пришла только ради того, чтобы отчитать меня за костюм что ли?! — возмущенно воскликнул Сатору. — И на девочку посмотреть! Знаешь ли, материнскому сердцу очень неспокойно, когда единственный сын начинает встречаться с кем-то, — Кацуми привстала на носочки, чтобы чмокнуть Сатору в щечку. Тот наклонился, чтобы мать достала до его лица, и шумно вздохнул. — Поешьте, понял меня? Вам еще ехать сколько обратно… Смягчившись, Годжо кивнул и натянул улыбку. Как бы его не утомляло общество матери, он все равно ценил ее заботу и очень любил ее. Обняв женщину на прощание, Сатору прикрыл глаза. — Спасибо. — Я позвоню тебе на неделе. Думаю, было бы неплохо поужинать всей семьей. И Кёко возьмешь. Так уж и быть, постараюсь подготовить отца к такому известию, — добродушно отозвалась женщина. — Давай попозже? На следующей неделе Яга уже подготовил для нас какую-то мучильню. Или я сам тебе наберу, когда буду свободен. — Мучильню? — нахмурилась женщина, пытаясь понять значение нового слова. — Ну, задание какое-то… Вроде серьезное, — пожал плечами он. — Нам пока не говорили подробностей, но даже из Киото одного придурка оставили здесь. Сильный он типа. — Что ж, тогда удачи вам на нем. Не подведи, — хихикнула Кацуми, выбираясь из объятий сына. — Скажи Кёко, что мне было очень жаль покидать вас сегодня. — Хорошо. Помахав матери, Годжо направился к одиноко стоящей Хасэгаве. Та рассматривала брошюры о мероприятиях, проводимых в театре, и других способах досуга. — А где твоя матушка? Я хотела поблагодарить ее за то, что она выбрала такую замечательную постановку, — смущенно проговорила Хасэгава, оборачиваясь к молодому человеку. — У нее дома дела, — рассеянно произнес Сатору. — Слушай, давай поужинаем в городе? А то ехать еще дохера… Вернемся голодные и злые. — Было бы здорово! Я ужасно проголодалась, — Кёко подпрыгнула на месте, обрадованная таким предложением. — Тогда нам очень нужно поторопиться! — нараспев проговорил он, протягивая Хасэгаве ладонь.