Золотой век

Половица в тёмном коридоре скрипнула, оповещая жителей дома о том, что кто-то не спал. Несмотря на то, что время было не поздним, пожилые жильцы поместья Хасэгава предпочитали ложиться спать раньше положенного. Женская фигура ступала тихо и с огромной аккуратностью, не желая устраивать переполох среди обитателей дома. Лёгкие очертания тени мелькнули за сёдзи, раскрывая личину того, кому не сиделось в своей комнате в вечернее время. Наоки Накамура остановилась в конце коридора и опустилась на колени, поставив какой-то плоский предмет на пол, чтобы ненароком не уронить. В тусклом свете ламп блеснула лакированная посуда, выставленная на подносе, которую женщина несла. Раздвижная дверь тихо приоткрылась, впуская Наоки внутрь просторной комнаты. Бегло подняв с пола поднос, она замерла на пороге, всматриваясь в темноту. Слабый свет, проникавший в детскую комнату через щель сёдзи, едва ли помогал разглядеть, чем была занята девочка. — Кёко? — тихий женский голос позвал её по имени, но ответа так и не последовало. Тишина оставила ощущение дискомфорта. Словно Кёко нарочно игнорировала её, будучи обиженной на несправедливость, произошедшую за ужином около пары часов назад. И пускай вины Накамуры не было в произошедшем, сердце её не находило места и безумно колотилось, не в силах найти успокоение. Наоки аккуратно задвинула сёдзи за собой, с трудом удерживая поднос одной рукой. Робко ступив на татами босой ногой, она тихонько прошмыгнула вглубь темной комнаты. Едва Накамура оказалась около стены, она поторопилась включить ночник, чтобы осветить тёмное помещение. На появление света реакции не последовало, отчего Наоки опустила взгляд. Кёко тихо сидела в углу комнаты, уткнувшись лбом в острые коленки, на которых не осталось живого места после изнурительных тренировок по освоению нагинаты. Рядом с ней клубочком свернулся котенок, которого она поглаживала по головке маленькой трясущейся ладошкой. Подставив поднос на татами перед девочкой, Наоки тяжело вздохнула. — Кёко, ну чего ты? И ужинать не стала совсем, — Наоки опустилась перед девочкой на колени и погладила её по темным волосам. — Бабушка разозлилась и сказала не кормить тебя, раз ты отказалась, но я решила принести хотя бы немного еды. — Не хочу кушать, — драматично вздохнула девочка, приподнимая заплаканное личико. — Зачем вообще кушать, если мне запрещают оставить Нану дома? Карие глаза Кёко уставились на женщину, ожидая ответа на поставленный вопрос. Красные белки явно говорили о том, что плакала девочка все то время, что прошло с момента, когда она сбежала с ужина. Даже зная, что на следующий день она по полной отхватит от бабушки, юная шаманка не побоялась продемонстрировать свои эмоции, которые обычно в стенах клана Хасэгава не жаловали. — Ну чего ты, — Наоки покачала головой, находя причину плохого настроения Кёко даже забавной. — Ты же помнишь, что было в прошлый раз и почему бабушка против котов в доме. Нана будет жить на улице, ей можно будет ходить в сад на заднем дворе, и ты сможешь с ней играть. Бабушка уже и на это согласна, разве тебя это не устраивает? Кёко посмотрела на котенка, сопевшего около неё, и поджала губы. Подбородок девочки задрожал, после чего она шмыгнула носом и вытерла слезы кулачками. — Я хочу о ней заботиться! Она маленькая и её мама пропала! — сквозь слезы пояснила свою мотивацию девочка. — Ей грустно и одиноко, а другие коты её дразнят! Потому что Нана маленькая! Мягкая улыбка, появившаяся на устах Наоки, одарила девочку теплом и пониманием. Была бы её воля, то котенок непременно остался вместе с ними, ведь просторы дома позволяли, да и едой и водой никто бы не обделил. Протянув ладошку, Наоки бережно погладила девочку по голове. Слегка растрепанные пряди волос тотчас же приобрели более аккуратный вид, лишая образ Кёко детской небрежности. — Моя милая, я бы разрешила тебе оставить Нану дома, но я — не бабушка, — мягко произнесла Наоки. — Мое слово здесь совсем ничего не значит, и ты это прекрасно знаешь. Нана может жить во дворе, на это бабушка согласна. Но в дом пускать её нельзя, таково условие. Шмыгнув носом, Кёко подняла голову на родственницу. Её заплаканные глаза тронули сердце Накамуры, отчего хотелось согласиться на что угодно, лишь бы девочка больше не плакала. — Давай, поешь, я принесла тебе онигири. И кошечке немного консервированного тунца, — снова улыбнулась Наоки. — Покормишь её, как и хотела. А завтра мы с тобой обустроим ей местечко в саду. — Она спит, — шмыгнула носом Кёко, снова погладив котенка по голове. — Ты ведь гладишь её постоянно, как тут заснуть. Протяжно вздохнув, Кёко села скрестив ноги, и поправила на себе кимоно темного цвета. Последние несколько дней она с большим трудом могла сидеть на коленках, которые по собственной неосторожности расшибла, тренируясь с соломенным чучелом на заднем дворике. Уроки дяди по владению холодным оружием часто заканчивались для неё травмами, редко бывшими серьезными. В моменты, когда Кёко забывалась и начинала считать ворон, она пропускала выпады со стороны Ясуо и падала на гравий, который больно впивался в кожу даже сквозь плотную ткань одежды. Вытерев руки о кимоно, Кёко встретила укор со стороны Наоки и виновато поджала губы. По мнению девочки, нужды в мытье рук не было, ведь еще днем, воспользовавшись отсутствием бабушки и деда, они с Накамурой искупали котенка, угодившего в лужу перед домом. Пока Кёко старательно отвлекала Нану во время процедур, Наоки мылила её шерстку шампунем, поскольку специального средства для ухода дома не оказалось, после чего тщательно смывала мыльный раствор чистой водой. — Иди и помой руки. С мылом, — отчитала её женщина, находя такое поведение беспечным. — Я понимаю, что мы с тобой выкупали Нану днем, но мне бы не хотелось, чтобы ты пренебрегала гигиеной. — Ладно, — расстроенно протянула девочка, поднимаясь с татами. Она тихонько вышла из комнаты, аккуратно задвинула сёдзи, после чего направилась в ванную. Прошмыгнув вдоль коридора, Кёко добралась до нужной двери. Следом она аккуратно отодвинула её и пошарила по стене в поисках выключателя, чтобы осветить пространство вокруг себя. Подойдя ближе к ванне, девочка засучила рукава кимоно, чтобы случайно не намочить их. Когда вода потекла из крана, девочка старательно намылила руки и тщательно вымыла их, следуя инструкциям госпожи Накамуры. После того как с водными процедурами было покончено, Кёко вытерла мокрые ладошки о полотенце оставленное на краю ванной кем-то из домашних. Также тихо пройдя по дому, Кёко вернулась обратно в свою комнату. К её удивлению, пока она отсутствовала, госпожа Накамура обустроила для котенка спальное место в коробке из-под хурмы, которую когда-то в качестве гостинца привёз домой Ясуо. Аккуратно сложив старое полотенце в несколько раз, Наоки постелила его на дно коробки, чтобы животному было достаточно комфортно. — Я попросила твоего дядю, чтобы он привез из Исиномаки лежанку для кошки. Так Нане было бы удобно спать во дворе, — бережно подхватив котенка, женщина уложила его в коробку. — Раз её не разрешают пускать в дом, то мы обустроим ей завтра домик все вместе. Договорились? Кёко заняла место около Наоки и заглянула в коробку, чтобы проверить в порядке ли животное. На некоторое время она замерла, рассматривая крохотные ушки, подрагивавшие от учащенного дыхания. Двухмесячный котёночек свернулся в клубочек и поджал хвост. — Дядя Ясуо мне наврал, — тихо возмутилась девочка. — Недели две назад я попросила его, чтобы он поговорил с бабушкой, и мы оставили Нану дома, но он ничего не сделал. Рука Наоки опустилась на макушку и ласково погладила Кёко по голове в попытке приласкать. Вины Ясуо в том, что кошку отказались брать домой, практически не было. Как бы сильно он не старался убедить свою мать в том, что животное, если уделять ему должное внимание, сможет вырасти покладистым, Иошико оставалась непреклонной. Для неё кот в доме — это грязь, шерсть и подранные когтями фусумы. Именно так она объясняла свою мотивацию, отказывая единственной внучке скрасить бремя проживания в родовом гнезде клана Хасэгава. — Он старался уговорить твою бабушку, не будь к нему так строга. Ты и сама знаешь, что с госпожой очень сложно договариваться, — Накамура грустно поджала губы, прекрасно осознавая характер Иошико Хасэгавы и отдавая себе отчет в том, что говорила. — Ясуо тебя очень любит и не хочет, чтобы ты грустила. Поэтому не думай о нем так плохо, он очень старается угодить тебе. — Ладно… — скрепя сердце протянула Кёко. — Просто знаете, с тех пор, как мама Наны пропала, мне очень грустно, — вздохнула девочка, детская непосредственность, с которой она обычно говорила, словно испарилась. — Мы так похожи с ней… Поэтому я не хочу, чтобы она оставалась на улице, никому ненужная и одинокая. В груди Наоки кольнуло. Слышать от шестилетней девочки размышления об одиночестве оказалось настолько больно, что сердце сжалось, заставляя замереть. В голову не приходило ни одной мысли, которая могла бы поддержать девочку и защитить её от жестокой реальности, в которой та оказалась не нужна родителям. Пускай Наоки была ещё молода, Кёко стала для неё чем-то большим, чем очень дальняя родственница с тяжелой судьбой, которую покинули оба родителя, оставив на попечение суровой бабушки. Она испытывала к ней чувства смешанные. Не то сестринские, не то материнские, поскольку разница в возрасте между ними составляла практически пятнадцать лет. Несмотря на то, что Накамура старалась подарить Кёко материнское тепло, которого так не хватало ей, этого все равно оказывалось ничтожно мало для того, чтобы искоренить чувство пустоты, с которым девочке приходилось мириться с малых лет. Иногда сложно было сказать, что именно было у наследницы клана на уме, ведь большую часть времени Кёко проводила сама с собой. Ей нравилось читать книги, играть с котами на улице, говорила девочка о своих переживаниях редко. Даже можно было сказать, что она до последнего держала всё в себе и копила негативные эмоции, чтобы выплеснуть их в один момент и облегчить страдания. — Думаешь, что Нану бросили? — тихо поинтересовалась Наоки, наблюдая за тем, как Кёко смотрела на котенка в коробке из-под хурмы. Она провела рукой по длинным волосам девочки, не собранным в хвост, и снова уложила ладонь на её макушку. — А куда ещё могла деться её мама? — испустила тяжелый вздох девочка, отстраняясь от коробки. — Хотя, наверное, ни одна нормальная мама не бросит своего ребенка... Ни кошка, ни человек. Тогда выходит с ней что-то случилось… Наоки вздрогнула, услышав, как с уст шестилетней девочки слетели такие холодные слова. В её голоске слышалось отчаяние, так не свойственное детям её возраста. Поджав колени, Кёко снова устроилась в углу комнаты, облокотившись о стену головой. До этого ей было сложно объяснить вслух, почему животное стало таким важным, но Накамура понимала без слов, что именно задевало девочку в этой ситуации. Воспитание строгой бабушки накладывало отпечаток на ребенка. В глубине души Наоки боялась, что рано или поздно такой образ жизни может сказаться на психике Кёко негативно, но не решалась перечить таким методам. В шаманских семьях не принято говорить слово поперек слов главы клана. — Всегда может появиться тот, кто будет готов заменить маму, — постаралась выдавить из себя улыбку Наоки в попытке подбодрить девочку. Вместо ответа Кёко уткнулась лицом в коленки и замолчала. Некоторое время она так и сидела, пока не послышался всхлип, разрушивший тишину комнаты. Присев рядом, Наоки обняла ребенка и поспешила прижать её ближе к себе, чтобы унять. Теплота рук Накамуры лишь сильнее распалила девочку, провоцируя поток слез. — Тише, Кёко, тише, — мягко проговорила она. — Смотри, ты же теперь опекаешь Нану сама и она будет в безопасности. Будешь для неё мамой… Разве это плохо? Девочка отдышалась и сглотнула ком в горле. Слезы продолжали стекать по её щекам к подбородку, падая вниз и теряясь в складках старого темного кимоно. Не в силах унять себя, девочка тяжело дышала. Она то и дело набирала в легкие побольше воздуха, чтобы успокоиться, однако слёзы продолжали литься по щекам и шее. Открыв рот, чтобы что-то сказать, Кёко снова расплакалась. Наоки попыталась привести девочку в чувства, крепче обвив её двумя руками. Прижавшись к женщине, Кёко обняла её за талию своими небольшими ручками, и уткнулась в её поношенное кимоно. — А вы с дядей Ясуо будете для меня мамой и папой? — не унимаясь спросила девочка. Склонившись, Наоки коснулась ладонью лба девочки и убрала её челку, чтобы оставить поцелуй нежных губ. — Конечно будем, дорогая, конечно.

***

— Ну ты как, готова? — Нагнав Кёко на главной аллее Токийского оккультного колледжа, что вела из учебного корпуса к административному зданию и развилке к общежитиям, Ясуо убрал руки в карманы. Новенькая форма преподавателя колледжа, которую он забрал всего неделю назад, ему безумно шла, однако привыкший к одеждам другого фасона, он чувствовал себя неуютно, оттого и одёргивал постоянно рукава, ставшие ему тесноватыми после первой стирки. Бедный портной и без того перешивал пиджак несколько раз, поскольку Ясуо неоднократно просил переделать рукава: то они оказывались ему коротки, то длинны, а в последний раз и подавно чрезмерно узки. Да и плотная ткань сковывала движения и оставляла после себя неприятное ощущение в предплечьях. Он не мог сказать, что работа с Мей Мей оказалась лёгкой и расслабляющей. Несмотря на то, что его ученица не выказывала открытого пренебрежения в адрес Ясуо, он чувствовал её косой взгляд, который она то и дело бросала на некоторые элементы его гардероба. От такого ему становилось неуютно, хотя мужчина и старался не обращать на это внимание. В целом они смогли сработаться. Мей Мей не лезла к нему с критикой, да и студенткой она оказалась талантливой и способной. Поэтому на некоторые моменты Ясуо был готов закрыть глаза. Лишь бы основной работе это напряжение не мешало. — К чему именно? — вскинула брови Кёко, и поспешила поправить сумку с учебниками, висевшую на плече. — К свадьбе твоей-то? — Ох, Кёко, не начинай, — Ясуо почесал затылок, принимая справедливый укор за свою молчаливость. — Мы уже говорили об этом. И не один раз. Кёко покачала головой и скрестила руки на груди. Принять тот факт, что дядя даже не обсудил с ней свои дела ей оказалось непросто. Желая ему добра и счастья, она бы и не вздумала перечить его поступкам, поскольку в благоразумии Ясуо была уверена. Да и госпожа Накамура ей очень нравилась и где-то в недрах души девушка уже давно считала, что лучше жены дяде не сыскать. Однако то, что он не удосужился обсудить с ней развод и предстоящую женитьбу её задело. И обижалась Кёко около месяца, постаравшись свести все разговоры с Ясуо к минимуму. Нужно было время, чтобы остыть и не ляпнуть сгоряча чего. — Говорили, но я все ещё удивлена тому, что ты со мной это даже не обсудил! Будто я чужая какая-то, — хмыкнула Кёко, приподняв голову. — Ладно, раз не хочешь об этом, то проехали. Чего ты хотел? — Насчет предложения от Годжо. Ужин, помнишь? Это сегодня. — Помню, — кивнула девушка. — Я обещала Сатору, что мы поедем вместе, пораньше, когда он из аэропорта вернется. Его мама пригласила меня помочь лепить гёдза, так что… — Ты разве готовить научилась? — в голосе Ясуо можно было уловить явные нотки недопонимания. Хмыкнув, Кёко отвернулась от родственника и прибавила шагу, чтобы поскорее вернуться в общежитие и избавить себя от докучливых расспросов с его стороны. Может Ясуо и не думал оскорбить её вопросом о готовке, но Кёко это задело. Комплексы по поводу того, что повар из неё был никудышный, в последнее время росли с геометрической прогрессией. Неплохие блюда у неё получались лишь тогда, когда она готовила под чутким контролем Сугуру. И пускай Сатору ни разу не попрекнул тем, что стряпня её была ужасна, Кёко все равно грустила, ведь хотела хотя бы разок приготовить что-то самостоятельно, чтобы угостить любимого человека. Но несмотря на это Сатору из раза в раз умолял её не подходить к плите ни в коем случае, если они оставались на выходные в общежитии только вдвоем. Она поправила теплый шарф, надетый поверх формы, чтобы не простудиться, и поежилась от холодного ветра. — Да стой ты! Почему я все время за тобой бегать-то должен? Дернув племянницу за плечо легким движением руки, Ясуо остановил её. Никакого усилия он к этому не приложил, чтобы ненароком не травмировать Кёко такой остановкой. Недовольно хмыкнув, она обернулась к нему и демонстративно отвернула лицо. — Молодой ещё, побегаешь, — тихо пробормотала себе под нос Кёко. — И вообще, я надеюсь, что госпожа Годжо покажет мне как лепить эти гёдза! — повысила голос она. — Что-то ты совсем от рук отбилась, — недовольно ответил на бормотание Кёко мужчина. — Но мы об этом попозже поговорим. В голове Ясуо с огромным трудом укладывался тот факт, что горячо любимая племянница была способна проявлять негативные эмоции в его адрес. Отчасти он был уверен, что она должна была благодарить его за то, что его усилиями у неё в принципе появился шанс учиться в колледже и отбыть из клана хотя бы на время. Вместе с тем, продолжая логическую цепочку, если бы Ясуо не договорился о месте в колледже, то и никакого знакомства с ровесниками, в том числе и с Годжо, у Кёко бы и не произошло. Ему казалось, что за это племянница должна была как минимум выказывать ему благодарность. — Подумаешь, — фыркнула она, скрещивая руки на груди сильнее. — Кёко, ты ведешь себя как ребёнок. Если считаешь себя взрослой, то и веди себя соответствующим образом, — выдохнул Ясуо, покачивая головой. — Хорошо, не хочешь ехать вместе со мной — не заставляю тебя. Но не надо хамить мне. — Да не хамила я тебе! — воскликнула Хасэгава. Она возмутилась. К её огромному сожалению, контролировать свои слова иногда было очень сложно. Если раньше Кёко сдерживалась, чтобы ненароком не обидеть своих близких, то в последнее время у неё удавалось это скверно, отчасти потому, что большинство слов Ясуо ею воспринимались в штыки. Да и его трудоустройство в колледж ей откровенно говоря не нравилось. Мало ли, вдруг надумает её контролировать или станет наседать по поводу отношений с Сатору. Этого Кёко хотелось меньше всего. — Ты всё время хамишь мне, после того как я рассказал тебе про свадьбу с Наоки. Так что не надо мне тут сказки рассказывать. Кёко пожала плечами, не находясь с ответом. Так или иначе их разговор возвращался к тому, что поступки Ясуо разрушили доверие, сложившееся между ними, и обижали её. Этого девушка скрыть не могла, как бы сильно не старалась. Возможно, если бы Ясуо был ей безразличен, она бы никак не отреагировала на его грандиозные планы и пустила ситуацию на самотёк. — Можно я в общежитие пойду уже? Мне нужно успеть сделать английский перед тем, как Сатору вернется. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Ясуо отрицательно качнул головой. Её уловка, что должна была сыграть на руку, была разгадана им без особых усилий. — Знаешь, мне очень не хотелось травмировать тебя таким резким событием как развод и предложение Наоки. Но видеть то как ты отплачиваешь мне за это таким обращением неприятно. И это меня задевает. Всё далеко не так просто, как ты думаешь и меньше всего мне хочется втягивать тебя в эти разборки. Понимаешь? Вместо возражений, девушка склонила голову и робко кивнула, понимая, о чем толковал дядя. Кёко робко обняла себя за плечи и потупила взглядом кеды, которые подарил ей Сатору в качестве извинения за свое отстранения. Несмотря на то, что с этой обувью она почти не расставалась, пара выглядела так, словно ей и дня не было, ведь к вещам Кёко относилась бережно. Губы девушки сжались в тонкую полоску. Следом она прикусила кончик языка, всё также пряча свой взгляд, и почувствовала щемящее чувство в груди, вызванное откровением дяди. Несмотря на то, что местами характер у Кёко был строптивый и признавать поражения она была готова с огромным трудом, когда собеседник говорил с ней о чувствах, это ломало её изнутри и вынуждало сдаться. Признавать, что Ясуо был прав оказалось очень непросто. Однако это было необходимо для того, чтобы сохранить отношения и не испортить их окончательно. — Чего замолкла-то? — Ну… — она перемялась с ноги на ногу и шумно выдохнула, собираясь с мыслями. — Сказал бы раньше, что не хотел травмировать меня… И всё такое… Махнув рукой, мужчина не нашелся с ответом. Некоторое время он молчал, тяжело вздыхая от осознания, что совсем понятия не имел, как общаться с нынешней Кёко. Раньше, когда они встречались пару раз в месяц в каком-нибудь кафе, или ещё раньше, когда он приезжал на Тасиро, покладистая племянница не перечила его словам и напоминала ему котенка, свернувшегося в комочек, чтобы закрыться от всех невзгод. Но чем больше Кёко оставалась в Токио, тем ощутимее менялся её характер, и теперь она не лезла за словом в карман, если её что-то не устраивало или приносило дискомфорт. — Ладно… Ты мне хоть адрес дай просто, чтобы такси вызвать. Не на метро же ехать к Годжо. — А, да, конечно, — Кёко достала из сумки записную книжку со вложенным в нее механическим карандашом, и, раскрыв её, быстро чиркнула адрес, который ей дал Сатору. — А ты сам приедешь? Или… Ну, с госпожой Накамурой? — вздохнула Кёко, переводя взгляд на Ясуо. — Насколько помню, родители Сатору говорили про… Ну… — она замялась, пытаясь подобрать нужные слова, после чего протянула дяде вырванный листок с адресом. — Мои родители точно не придут, а вы с госпожой Накамурой для меня как мать и отец. — Если ты хочешь, чтобы Наоки была вместе со мной, хорошо. Она будет рада узнать, что ты не сердишься на неё. — А я на неё и не сердилась. А вот на тебя — очень даже. Приняв записку, Ясуо всмотрелся в округлый почерк. — Господи, я-то думал они живут в Токио… — он нахмурил брови, прикинув в какую сумму может обойтись такая поездка в гости. — Ладно, придется ехать на поезде… Накладно такси выйдет. Пятнадцать тысяч йен на такси уйдет только туда, а я и так им подарок хороший купил на средства, что остались до зарплаты. — Сайтама недалеко находится, — пожала плечами Кёко, убирая письменные принадлежности обратно в сумку. — Мы как-то ездили туда с ребятами. На поезде можно добраться быстро… Стой, ты уже купил им подарок? Ясуо быстро кивнул головой. Он с малых лет был твердо убежден в том, что ходить в гости с пустыми руками — это моветон, оттого даже домой старался приезжать, захватив с собой что-то по пути. Обычно это были сладости или фрукты, которые любили домочадцы. Таким образом он выражал свою признательность и заботу о близких. И раз уж Годжо пригласили их в гости на неофициальный ужин, то Ясуо решил, что выразить признательность хорошим подарком было бы идеей неплохой. — Вообще-то приличные люди всегда приносят подарки, когда ходят в гости, если ты не знала. Традиции возлагали на гостей бремя, предполагавшее, что надлежало преподносить подарок хозяину дома. Несмотря на то, что Кёко в гости ещё никто не приглашал, она была прекрасно осведомлена о том, как стоило вести себя. Сначала она хотела подарить набор вагаси для госпожи Годжо, но в какой-то момент словила себя на мысли, что это может быть воспринято отцом Сатору как неуважение к нему. И тогда она пришла с этим вопросом к Сёко, знавшей о гостеприимстве куда больше. — Я конечно из деревни, но не настолько же! — расстроенно протянула Кёко, хмуря брови. — Мы с Сатору планировали купить торт по дороге. Он сказал, что знает хорошую кондитерскую в Сайтаме, которая находится недалеко от резиденции их клана. Припомнив, во сколько обходились даже самые бюджетные сладости в хороших кондитерских Токио, Ясуо молча достал кошелек из заднего кармана брюк. На стипендию студента Токийского оккультного колледжа, конечно, можно было безбедно существовать некоторое время, однако жизнь в столице назвать дешевой язык у него не поворачивался. Пускай и торты, откровенно говоря, Ясуо считал блажью, без которой можно было обойтись в повседневной жизни. Поэтому данную часть расходов он и решил взять на себя. — Не думается мне, что Годжо покупают торты в дешевых кондитерских, так что я дам тебе десять тысяч йен. Выбери хороший, договорились? — Я… Думала сама заплатить… — замялась девушка, посматривая на две банкноты номиналом по пять тысяч йен каждая, на которых была изображена писательница Итиё Хигути. — Бери. На стипендию особо не разгуляешься... А я знаю, что ты хочешь произвести впечатление на его родителей. Смирившись с тем, что дядя был прав, Кёко взяла десять тысяч и свернула купюры, прежде чем убрать их во внешний кармашек на сумке. Она благодарно поклонилась ему, ценя то, что Ясуо решил помочь финансово в таком вопросе как выбор торта и распрямилась с лёгкой улыбкой на устах. — Вместе с подарком, который мы с Наоки выбрали, торт обязательно будет смотреться отлично. Так что не переживай, — он похлопал племянницу по плечу и усмехнулся. — Да что ж вы за подарок-то такой выбрали, — удивилась Кёко. — Никак что-то для дома? Вазу? Набор посуды? Кувшин? — Ничего из вышеперечисленного, — развел руками Ясуо, рассмеявшись. — Хорошее саке. Даже нет, учитывая, как я на него раскошелился, оно должно быть отличным саке! Кёко прыснула, находя такой презент очень в духе своего дяди. Частенько он дарил бутылки хорошего алкоголя своему отцу и матери на праздники, а также привозил напитки из командировок. К тому же Ясуо и сам был не прочь выпить, хотя и старался с этим не частить. — В твоем стиле, дядя, — качнула головой она, сдерживая смешок. — Ладно… Надеюсь ты не держишь на меня зла за то, что я вела себя неподобающе в последнее время. Почесав затылок, Ясуо испустил протяжный вздох и покачал головой, явно недовольный тем, что диалог снова вернулся к теме его недосказанности. — Да сколько ж… Виновато закусив губу, Кёко набрала в лёгкие побольше воздуха. Извиняться у неё получалось паршиво, хотя она искреннее старалась сгладить неловкости, возникшие между ними. — Просто пообещай мне, что больше не будешь так делать. Все-таки… Мы ведь семья и у нас не должно быть друг от друга секретов, — тихо проговорила она, сделав шажок вперед. — Особенно таких. — Знаешь, — его голос вздрогнул. — В шаманских семьях обычно куда больше тайн, чем то, за что ты на меня обижаешься, Кёко. Не думай, что я хочу обидеть тебя своими поступками или не считаюсь с твоим мнением... Просто… — Поверь, я знаю это не хуже тебя. Забыл, что ли о том в каком неведении жила шестнадцать лет? — в её голосе можно было уловить усмешку, которую она постаралась скрыть. — Простая просьба, чтобы мы были не такими, как все шаманские семьи. Идёт? Мужчина кротко кивнул, соглашаясь с позицией племянницы. Подойдя еще чуточку ближе, девушка взяла Ясуо за руки и натянуто улыбнулась. Воспоминания о былых днях навеяли на неё тоску. Меньше всего хотелось возвращаться на остров Тасиро и доживать свои годы в изоляции от ровесников и друзей, вместе с остатками того, что можно было назвать семьей. — Кстати… Госпожа На… — Наоки, — поправил племянницу Ясуо. — Хорошо, Наоки, — Кёко смутилась. Называть Накамуру по имени она так и не смогла привыкнуть. — Написала мне на днях, что вы забрали Нану с Тасиро потому что бабушка грозилась выгнать её со двора. Я же смогу её увидеть? Добродушно рассмеявшись, мужчина повел головой: — Что за вопрос? Конечно можешь. Ей переезд нелегко дался, старовата она уже для таких приключений, как-никак почти десять лет… — Ясуо не сдержал улыбки и поспешил поменять положение, обхватив своими ладонями кисти рук племянницы. — Приходи как-нибудь на выходных. Сможешь остаться у нас с ночевкой, а еще мы займемся каким-нибудь семейным отдыхом. *** В международном аэропорту Нарита всегда было многолюдно. Будучи третьим в мире по грузообороту и вторым в Японии по пассажирообороту, он представлял из себя место, где жизнь кипела двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Временами у сотрудников этого места даже создавалось впечатление, будто это место — один сплошной организм, настолько слажено и четко все было устроено в нем. Но несмотря на эргономичность комплекса, попадая в это место, обыватель легко мог потеряться в огромном здании, где от света множества ламп, блики растекались по плиточному полу, ослепляя. Среди многочисленных рамок и металлодетекторов было не протолкнуться. Суета, творившаяся на входе в здание, буквально с порога вызывала тревогу. И это было неудивительным, ведь мало кто не испытывал беспокойство, оказываясь в аэропорту или на вокзале. Лишь единицы умудрялись сохранять титаническое спокойствие, пока улыбчивые и не очень сотрудники осматривали их багажи. Отблески множества ламп слегка слепили. Минималистичный, но современный ремонт здания, вгонял в тоску не меньше множества процедур, сопровождавших перелет. Вереницы из очередей выстроились вдоль стоек регистрации, ожидая, когда приветливые девушки выдадут посадочные талоны и оформят багаж для перевоза. Иностранцы, желавшие покинуть страну восходящего солнца, и местные жители, нетерпеливо переминались с ноги на ногу, надеясь, как можно скорее получить желанный клочок бумаги и направиться на пограничный контроль. Несмотря на то, что обычно жизнь в аэропорту кипела и заминки случались редко, некое стечение обстоятельств в виде программного сбоя, помешало оперативно обработать билеты пассажиров. Счастливчикам, которым удалось расправиться с регистрацией до непредвиденных обстоятельств, и сдавшим багаж, завидовали те, кто ещё не отстоял свою очередь. Тревожность тех, кто выехал в аэропорт не заранее, ощущалась в зале словно электричество, готовое вот-вот ударить разрядом тока. Трое человек, прибывших за несколько часов до рейса, миновали суету быстро и потому разглядывали табло, боясь пропустить нужную строчку. Один из них нервничал заметнее сопровождающих, то и дело проверяя документы, сложенные в пластиковую папку. Сатору приподнялся на носках и резко опустился обратно на ступни. За время, что они провели в небольшой очереди на регистрацию, ожидая, когда Тадеуш получит свой талон и сдаст багаж, Годжо порядком притомился. Даже компания Сугуру его не сильно подбадривала, ведь тот, вместо того, чтобы подурачиться или поболтать о чем-либо, меланхолично играл в игру на телефоне и взгляда от своего слайдера не отводил. — Да расслабься ты так, Макс. Чего тебя вдруг затрясло так? — Легко сказать тебе, — внезапно огрызнулся Тадеуш. — Я волнуюсь! Давно на самолетах не летал. Да и поскорее хочу уже сесть в свое кресло и помахать ручкой из иллюминатора. Свалить хочу, понимаешь? Несмотря на то, что Максимилиан чувствовал себя просто отлично, его суетная манера общения никуда не делась. Вместо того, чтобы говорить плавно и размеренно, Тадеуш произносил слова так, словно набрал в рот горячих углей и выплывал их, обжигаясь. Да и нервозность никак не располагала его к диалогу, потому он и отвечал с неохотой. — А чем это тебе так наша страна не нравится, что ты свалить-то так хочешь? — Годжо опустил стекла очков и смерил Тадеуша недовольным взглядом. Его лицо, несмотря на беспокойство о грядущем перелете, сияло здоровьем. Легкий румянец коснулся его щек, отчего в Тадеуше было сложно узнать безжизненное тело, которым он являлся почти две недели после того, как его нашли в складских помещениях порта. Все же госпожа Годжо потрудилась на славу, сумев привести Максимилиана в более или менее безболезненный вид. — Ну ты и приколист, если ничего не понимаешь, — махнул рукой Тадеуш. Стоявший неподалеку Сугуру приподнял голову, вслушиваясь в речь стоящих рядом, а затем снова уставился в телефон. Он не сильно поспевал за диалогом парней, поскольку в английском на слух все ещё ориентировался плохо и неохотно. Если бы руководство колледжа не решило, что Тадеушу нужно сопровождение, он бы с большим удовольствием провел время в додзё, практикуя боевые искусства. Или пошел бы куда-нибудь вместе с Сёко, совершенствуя познания в романтике и тонких чувствах. — Кстати, — Годжо запустил руку в карман брюк и пошарил в нем, разыскивая что-то. Спустя несколько мгновений поисков, он вытащил из кармана небольшой брелок с манеки-неко: кот, поднявший лапку, считался оберегом на удачу, потому Сатору и посчитал, что в качестве воспоминания такой подарочек подойдет отлично. — Это тебе от меня на память. Приняв брелок, Тадеуш непроизвольно скривил лицо. Ему не хотелось казаться неблагодарным, но, откровенно говоря, по приезду на родину, о Японии он предпочел бы не вспоминать. Все те ужасы, что приключились с молодым человеком на чужбине, оставили яркий след на его психике, оттого и искоренить такие впечатления ему бы хотелось как можно скорее. — Сам выбирал? — поинтересовался он, вскинув одну бровь и недоверчиво покосившись на Годжо. — Ну типа… Мне Кёко помогла, говорит, что любовь к котам — визитная карточка Японии. Или что-то типа того, — уложив руки в карманы, протянул Годжо. — А это типа на удачу, все дела… Сатору снял очки и бегло осмотрел табло, на котором то и дело обновлялось расписание рейсов и выходов, ведущих на посадку. Он сощурился, пытаясь сосредоточиться, после чего закусил дужку очков. — Ты же в Берлин летишь? — По-твоему в Германии только один город что ли? — хмыкнул Тадеуш. — Мой самолет летит во Франкфурт-на-Майне. Снова осмотрев табло, Годжо переспросил номер рейса, после чего наконец-то нашел нужную строчку. Он указал на неё Тадеушу и довольно ухмыльнулся, находя свою помощь безумно полезной. — Вон твой! — Что ж, тогда надо поторопиться пройти таможню, — вздохнул Максимилиан. — Спасибо, что провели со мной время в ожидании. И… Что помогли. Я до сих пор не понимаю многое в вашей стране и язык ваш ни на грамм не выучил, но это все равно был бесценный опыт как для переводчика, так и для обычного человека. — Ты хоть аккуратнее на родине. Постарайся не натыкаться больше на шарахнутых заклинателей и все такое, — довольно улыбнулся Годжо, показывая молодому человеку большой палец. — Думаю, что ты научишься жить со своими скромными способностями и больше никакие проклятия не будут преследовать тебя. Выражение лица Максимилиана сменилось на менее радужное. С трудом сдержав тяжелый, недовольный вздох, он нахмурил брови и посмотрел на провожающих его парней. Он бы с огромным удовольствием вообще жил дальше, не зная о том, что все то, что мерещилось ему с момента приезда в Японию, было настоящим, поскольку в Европе скопление проклятых духов было не таким большим и ранее Максимилиан списывал все на переутомление, однако теперь ему приходилось мириться с реальной действительностью и пытаться ужиться с осознанием того, что человеком он оказался особенным. — Да уж, обнадежил ты меня, — покачал головой Тадеуш. — Но и на том спасибо. Ладно, пора мне. Удачи вам по жизни, ребят! — он помахал ладонью сопровождающим и натужно улыбнулся. — С дружком своим попрощаешься за меня? А то щас как попрощаюсь на японском, так со стыда потом помру. Вместо ответа Годжо заливисто рассмеялся. Он бодро покивал головой и обернулся к Сугуру, чье скучающее выражение лица не менялось с того момента, как они сели в машину сопровождавшей их Комацу Наны. Объяснив другу, что Тадеуш с ним попрощался и в общих чертах рассказав, что он имел в виду, Сатору нацепил очки обратно на переносицу. — Хорошего полета, — сконцентрировавшись, произнес Сугуру на английском, после чего вяло махнул рукой и улыбнулся. — Благодарю. Убрав в сумку папку с документами, Тадеуш покосился в сторону таможенного контроля и шумно вздохнул, собираясь с мыслями. Предстоящая бумажная волокита его особо не радовала, но вместе с тем возвращение домой подбадривало и воодушевляло. — Так… Ладно! Пошел я, короче! Пока! — он развернулся и быстрым шагом направился в сторону контрольного пункта. — Не забывай писать письма на электронную почту! — оптимистично крикнул ему в спину Сатору. — Ты уж прости меня, но я хочу забыть о своем путешествии в Японию как о страшном сне! — не оборачиваясь крикнул в ответ Максимилиан. — Так что писем и подарков на Рождество не жди! Наблюдая за тем, как фигура немца удалялась вдоль длинного и широкого коридора аэропорта, Сатору упер руки в бока и нахмурился. В его голове не укладывалась мысль о том, что путешествие в Японию стало для Тадеуша событием травматичным и неприятным. — Вот придурок, — процедил Годжо, оборачиваясь к Сугуру. Шлепнув друга по плечу, он вернул его внимание к себе и усмехнулся. — Мы ж классные, ну! — А что он сказал? — вскинул бровь Гёто, после чего выглянул из-за Сатору и посмотрел на Тадеуша, свернувшего к пункту досмотра. — Что хочет забыть о своем путешествии в Японию, — поджал губы Годжо, не удовлетворенный таким прощанием. — Как о страшном сне. Послышался тяжелый вздох. Сугуру не сдержал смешка, поскольку его представление об иностранцах лишь получило очередное подтверждение. Откашлявшись, он поспешил убрать телефон в карман брюк, и пожал плечами. — Да забей ты, что с этих иностранцев взять. — Так он вроде нормальным был… — Годжо почесал затылок и устало вздохнул. — Давай кофе возьмем? И потом пойдем обратно к Комацу. — А ей брать будем? — Да чего б и не взять, она небось злая будет, что ждет нас столько, — пожал плечами Сатору, находя идею друга здравой. — Жутко хочу что-то адски сладкое! Кивнув в сторону кофейни у выхода из зала регистрации, Сугуру засунул руки в карманы. Сатору несколько ободрился и смело зашагал в сторону заведения. Видимо мысль о вкусном и сладком напитке дала ему второе дыхание. Они быстро миновали длинные очереди около стоек регистрации и направились в сторону, противоположной той, куда направился Тадеуш. Пару раз Годжо даже кинул косой взгляд через плечо, но переводчика уже и след простыл. Небольшая сетевая кофейня, находившаяся на входе в регистрационный зал, оказалась пустой. Лишь пара человек сидели за столиками, попивая горячий кофе из чашек с блюдцами, и наслаждаясь десертами. Запахи выпечки и напитков витали в небольшом кафе, усиливая и без того разгулявшийся аппетит. Завидев витрину с выпечкой, Сатору остановится около неё и слегка нагнулся, чтобы рассмотреть весь ассортимент. В силу своего высокого роста, он привык наклоняться, чтобы оценить товары и выбрать то, что точно придется по душе. Он приспустил очки и сощурился, рассматривая кусочки несимпатичных тортов, цены на которые начинались от тысячи йен, и остановил взгляд на шоколадных круассанах, что выглядели достаточно аппетитно. Глядя на то как, друг выбирал еду, Сугуру сглотнул и достал кошелек. Проверив купюры, что остались у него до следующей стипендии, он грустно вздохнул. — Ты чего? — обернулся к нему Годжо. — Да я тут потратился что-то на днях, — начал было Сугуру, но вовремя осекся, чтобы ненароком не разболтать другу то, как ходил с Иэйри в кино и кафе на выходных. — Наверное только кофе буду. — Латте? — Да, наверное, латте… — пожал плечами Гёто, слабо разбиравшийся в кофейных напитках. — Давай я тебе возьму что-то? Мне ж не жалко, — Годжо отвлекся на приветливую девушку за прилавком и снял очки, чтобы подмигнуть ей. — Здравствуйте, девушка. Нам три латте, в один из них сироп… — он отстранился и посмотрел, какие из них были в наличии. — Ваниль и карамель, а ещё сахар обязательно. И три круассана с шоколадом. Закончив с заказом, Сатору снова надел очки. Симпатичная девушка, которая принимала заказ, мило улыбнулась ему напоследок, после того как повторила все позиции в чеке. В ответ Сатору лишь кивнул и раскрыл кошелек, чтобы достать хрустящую купюру номиналом в пять тысяч. — Сколько вышло? — Сугуру перегнулся через спину друга, чтобы заглянуть в чек. — Так… Разделить на три… Это примерно тысяча шестьсот? и еще половина за кофе для Комацу… Две где-то? — Не, я ж ещё сиропы брал. Забей вообще, потом угостишь меня как-нибудь в ответ, — он легонько шлепнул Сугуру ладошкой по голове и не сдержал смешка. — Ух. Надеюсь мы доедем в колледж без пробок. Отойдя к высокому столику, стоявшему у стены, Сатору подпер ладонью голову. Он меланхолично рассмотрел заведение, приподняв стекла темных очков, и выдохнул, находя убранство кофейни донельзя безвкусным и неказистым. Места, в которых он привык бывать с Кёко или матерью не годились этому кафе и подметки. — Что сегодня делать будешь вечером? — поинтересовался у друга Годжо, едва тот остановился напротив него. Сугуру пожал плечами. У него не нарисовалось четких планов, которых он бы придерживался, поэтому решить, чем можно заняться вместе с Сёко, оказалось до безумия сложно. Да и их отношения, плавно перетекшие в романтические, все еще находились в самом начале пути. Ждать чего-то необычного точно не стоило. — Наверное мы поужинаем и что-нибудь посмотрим вместе с Иэйри, — бесстрастно произнес он, скрестив руки на груди. — Все равно больше делать нечего. Вы сами-то поздно вернетесь? — Без понятия, — выдохнул Годжо. — Кому вообще этот ужин дурацкий сдался вообще… Нахмурившись, Гёто посмотрел на товарища, не поняв смену настроения того. С самого утра казалось, будто настроение у Сатору было приподнятое и предстоящий ужин в компании родителей и членов семьи Хасэгава его не смущал совсем. — Чего это ты раскис так? — Да я просто все думаю… Не слишком ли это радикально, знакомить Кёко со своими обоими предками сейчас, — послышался протяжный вздох. — Ладно, черт с ним с тем, что она уже знакома с моей матерью. Мама вроде не смотрит на все это критично, поэтому мне спокойно… Сугуру облокотился о столик и подпер подбородок кистью руки, внимательно слушая друга. Едва Годжо запнулся, подбирая слова, Гёто вскинул брови, ожидая, когда тот продолжит свою мысль. — Я просто переживаю, что Кёко может не понравиться моему отцу. Он у меня вроде не строгий, но так или иначе, когда дело касается клана, у него есть свои установки. И с одной стороны… — Годжо потер подбородок, задумчиво уведя взгляд в сторону, где симпатичная официантка протирала столы. — Он иногда бывает старомодным. — Это ты сейчас так изящно намекнул на то, что его могут смутить волосы Кёко? — Типа того. Но я же не буду говорить ей что-то в духе: «Знаешь, солнышко, мы тут к моим предкам идем, давай ты покрасишь волосы в черный цвет, чтобы вопросов лишних не было»… — усмехнулся он. — К тому же мне-то ее прическа нравится. С ней она выглядит очень необычно и это мне подходит. Усмехнувшись в кулак, Сугуру сделал вид, что закашлялся. Его искренне позабавили подобные умозаключения товарища. То, что Сатору снова оценивал свою девушку с позиции «она мне подходит» звучало несколько самовлюбленно, но привыкнув к тому как именно Годжо мог формулировать свои мысли, Гёто перестал удивляться. — Похоже кто-то очень волнуется по поводу сегодняшнего семейного ужина, — наконец, констатировал факт он. — Да ну тебя! Обиженно поджав губы, Годжо посмотрел на выход из заведения. Очереди, что толпились в ожидании регистрации на рейсы, постепенно рассасывались, словно по мановению волшебства. Видимо проблемы с программным обеспечением зала были решены окончательно, и работа возобновилась в привычном ключе. — Вот ты шутишь, Сугуру, а я переживаю. Я ведь её… — набрав побольше воздуха в лёгкие, Сатору собрал волю в кулак, намереваясь озвучить свои искренние чувства, но запнулся и так и не смог договорить фразу нормально. — Ты понял, что я её. — Что-то про то как вы трахаетесь ты рассказываешь куда охотнее, чем о том, как любишь её, — не сдержал подколки Гёто, разводя руками. — Да иди ты в задницу! Это другое совсем! — возмутился Годжо, чьи щечки слегка покраснели от услышанного. Вздохнув, Сатору отлип от столешницы и скрестил руки на груди. Имея за собой привычку чрезмерно распространяться об интимной жизни, он и не думал, что в этом было что-то дурное. Одно дело говорить, что ты в кого-то влюблен, а другое, как вы предавались плотским удовольствиям и проводили время вместе, занимаясь сексом. В его понимании, любовью можно было назвать уязвимость от человека. И свою зависимость от Хасэгавы он осознавал прекрасно, поэтому и хотел, чтобы как можно меньше людей знало, что именно он к ней испытывал. Возможно, не имей он такого представления о любви, чувствовал бы Сатору себя гораздо лучше, но одна только мысль о том, как они будут обниматься и шептаться о всяких глупостях, в её постели, выбивала у него из-под ног землю, разуверяя в его неуязвимости. Другое дело же — говорить о том, какое наслаждение можно было получить от интимной связи. Тот самый монолог Мирая Рёги о сексе что-то в нем надломил, после чего Сатору стал чаще воспринимать секс как способ приятно провести время. Теперь он в принципе не считал, что этим стоило заниматься только с любимым человеком. И несмотря на то, что Кёко все ещё оставалась его единственной партнершей, Сатору то и дело ловил себя на мысли, будто бы совсем не обязательно было состоять в отношениях ради того, чтобы расслабиться. — Короче, проехали, — махнул рукой Годжо. — Ты все равно не понимаешь, о чем я говорю. — Да нет, я-то понимаю. Это у тебя каша в голове, — Сугуру перегнулся и постучал другу по лбу двумя пальцами. — Веди её знакомиться, все нормально будет. Твоя мама очень умная и интересная женщина. Пока мы сидели с ней в палатке, она очень мило общалась с нами. И не думаю, что Кёко ей не нравится. Мне показалось, что она очень даже довольна её обществом. — А вдруг они начнут стоить ёбнутые теории о женитьбе? — испустил протяжный вздох Сатору. — Какая женитьба, алло? — парень пощелкал пальцами перед лицом друга. — Это просто знакомство, чтобы они были в курсе с кем ты встречаешься. У вас уже все серьезно, если ты не заметил. Покивав, Годжо некоторое время не мог найти слов для ответа. — Но если вдруг… — Мне тебя стукнуть что ли, чтобы ты понял лучше? — без иронии проговорил Сугуру, рассматривая чуть встревоженное лицо лучшего друга. — Избавь меня от рукоприкладства, — недовольно пробурчал Годжо. От продолжения невеселого разговора их отвлек звонкий голос официантки, оповестивший на всю кофейню о состоянии заказа студентов. — Ваш кофе с собой готов! Обернувшись, Сатору потер ладошки и поспешил на раздачу, чтобы забрать бумажный пакет с круассанами и три бумажных стаканчика кофе в подставках. Быстро преодолев расстояние между стойкой и столиком, за которым они стояли вместе с Гёто, Годжо остановился и осмотрел заказ. — Я отметила вам латте с сиропами, чтобы вы не запутались, — довольно произнесла девушка, просияв. — Благодарим за ожидание и надеемся увидеть вас еще! — Спасибо, красавица, — без доли стеснения парировал Годжо, подхватывая пакет. — Сугуру, возьми пожалуйста наш кофе. Покосившись на друга, Гёто отметил вольность в его разговоре и недовольно хмыкнул. И без того было ясно, что Сатору флиртовал с девушкой за прилавком, однако произвольно это было или нет, оставалось лишь гадать. Из здания аэропорта молодые люди вышли быстрым шагом, чтобы не заставлять Комацу Нану ждать еще больше. Изначальный уговор зайти всего минут на пятнадцать они уже благополучно нарушили, поэтому отчасти кофе и круассан были способами задобрить госпожу ассистентку. Нана стояла около машины, облокотившись о капот. Её лицо нельзя было назвать довольным, но и явного негодования её симпатичное личико не выражало. Скучающим взглядом она провожала машины, выезжавшие с парковки, и драматично вздыхала. Работать сверхурочно она не любила. — Госпожа Комацу! Простите, что задержались! — крикнул Годжо, привлекая внимание женщины. — Мы взяли вам кофе и круассан! Любите латте? — Мне? — не смогла скрыть удивления Нана. — Спасибо большое… На её лице выступил лёгкий румянец, по которому можно было безошибочно определить, что она оказалась тронута таким простым проявлением внимания как покупкой стаканчика кофе. — Что-то случилось в аэропорту? — участливо поинтересовалась она, рассматривая студентов. — Да так… Программа слетела, —меланхолично махнул рукой Сугуру.

***

Сайтама, будучи городом молодым и входящим в агломерацию Большого Токио, часто воспринимался столичными жителями как спальный район. Большее количество горожан, проживавших в Сайтаме, регулярно посещали Токио, будь то работа или учеба. Соотношение населения в дневное и ночное время часто колебалось и, если вечером улицы города наполнялись людьми, суетно спешившими попасть в уютное гнёздышко как можно скорее, чтобы отоспаться и с утра снова вернуться на свое рабочее место в столице, то днем прохожих встречалось мало. Размеренный темп жизни, в отличие от шумного и беспокойного Токио, привлекал тех, кто устал от бесконечной спешки и хотел отдохнуть, наслаждаясь умиротворением загородной жизни, при этом оставаясь близко к столице. Семья Годжо не принадлежала к числу тех, кто выбрал проживание в Сайтаме сознательно. Ещё с давних времен их родовое поместье было заложено в относительном удалении от крупного города. В клане ходили слухи, что это произошло задолго до того, как Токио стал столицей Японии. Некоторые ссылались на то, что свое поместье клан обрел до эпохи Мэйдзи, в период Эдо, однако так это было на самом деле или нет, никто не мог утверждать со стопроцентной уверенностью. С давностью лет эта информация затерялась, а постоянные реконструкции зданий, расположенных на территории резиденции, не давали толком установить возраст их происхождения. Резиденция клана Годжо, несмотря на свое прошлое, ремонтировалась огромное количество раз. Если бы не Великое землетрясение Канто, вынудившее в последствие проводить восстановительные работы, то о былых годах великого клана было бы известно куда больше, нежели в настоящее время. Она находилась на выезде из города и представляла из себя целый комплекс зданий в старом стиле, которые туристы ошибочно принимали за императорские резиденции. Иногда тем членам клана, что проживали в ней, даже приходилось вежливо объяснять, что это всего лишь дом большой семьи, выполненный в старом стиле, который не имел никакого отношения к императору. Титаническое терпение, которое проявляли проживающие в клане, трещину давало редко. И в один из таких моментов, устав объяснять каждому прохожему, что это частная собственность, кто-то из братьев Годжо заказал табличку, поясняющую, что никаких храмов и дворцов за глухим забором, выполненным в старом стиле, нет. Однако все равно находились умники, вопрошавшие: «а самурайского дома тоже, да?». В настоящее время в резиденции практически постоянно находились три семьи и глава. Остальные родственники разъехались по региону Канто, ведь нужды находиться всем вместе особо не было. Далеко не многие обладали выдающимися талантами, и те, кто был совсем не одарен, по большей части просто проживали свою жизнь, имея лишь некое право голоса в семейных делах. К сожалению, даже в таком великом клане как Годжо по-настоящему талантливых шаманов поубавилось с годами. И те, кто действительно чего-то стоил оставались близ своего главы. Находившийся в преклонном возрасте Вакана Годжо, проживал отдельно, вместе с прислугами, что могли оказать надлежащий уход за тяжело больным человеком. Угасающий разум главы клана сделал его человеком слабым и неспособным руководить делами семьи, оттого бразды правления временно взяли на себя трое его сыновей: Ичиро, Широ и Сэберо, каждый из которых также находился в пешей доступности от отца. Вместе со своими семьями. Разумеется, уклад в каждом доме сложился свой. Двое из них существовали с нелюбимыми супругами, уходя в управление кланом и тренировки детей с головой, и лишь Сэберо балансировал, пытаясь сохранить благоразумие. Его семья не была похожа на другие семьи клана. Зная, что предстояло встретиться с родными Сатору, Кёко много расспрашивала его о его близких. Ей правда было интересно, что из себя представлял клан Годжо, но Сатору рассказал ей все в очень общих чертах, не желая вдаваться в подробности тягостей жизни. Оттого после его слов у неё возникла тревога о том, что для семьи с родословной, происходившей от самого Сугавара-но Митидзанэ она выглядела простушкой с улицы. Отчасти так оно и было, и потому волнение, которое сковывало её всю прошлую ночь, не давая уснуть, плавно перекочевало в потряхивание рук. Едва пройдя через ворота, Кёко задержала дыхание. Покатые крыши домов, их светлые стены и обшивка из темного дерева, казалось вернули её в то время, когда они с Сатору путешествовали в Киото. Даже по первому взгляду можно было понять, что традиции в семье Годжо ценились выше всего. По большей части, дома на территории поместья не сильно отличались от её собственного, на Тасиро. Разве что выглядели крупнее, богаче и внушительнее. От такой красоты Кёко не могла отвести восторженного взгляда. Между домами поместья располагался сад в традиционном стиле. То, как старательно за ним ухаживали, бросалось в глаза едва гости оказывались внутри резиденции. Помимо низких деревьев, чьи кроны были аккуратно подстрижены, декор также составляли камни, расставленные в гармоничном порядке, и кусты, отцветшие ещё в начале осени и уже сбросившие листву. Несмотря на то, что зима стояла на пороге, даже серым и унылым, сад клана Годжо выглядел презентабельным. Было заметно, что к растениям и декору проявляли большое внимание, отчего даже в нынешнем его состоянии глаз было не оторвать. — Вообще тут летом и весной куда красивее, — внезапно отозвался Сатору, удобнее подхватывая коробку с тортом. — Слушай, а он тяжелый оказался… Сколько там килограмм-то? — он попытался рассмотреть, что осталось на части этикетки, которую Кёко неудачно сорвала, чтобы не смутить родителей Сатору стоимостью подарка. — Наверное килограмма три… — повела плечами девушка, ступая вперед. К дому Сатору можно было пройти, миновав небольшой пруд, находившийся посреди участка, и оказавшись на другой стороне сада. Очевидно он имел чисто декоративное назначение, раз в нём резвились карпы кои. Кёко остановилась около поручня мостика и слегка перегнулась через него, рассматривая пёстрых рыб, барахтавшихся в холодной воде. — А им не холодно? — поинтересовалась она, поправляя на себе курточку. — Рыбам-то? — подойдя со спины, Сатору посмотрел на разноцветных карпов сквозь приспущенные стекла очков. — Да нет вроде, сколько себя помню они тут тусят так. Зимой только, когда совсем дубак, на дно уплывают и спят. Рассматривая карпов, Кёко удобнее вцепилась в поручень и чуть перегнулась, чтобы внимательнее разглядеть их разные узоры и окрасы. Её привлекла яркая расцветка, да и не так часто ей доводилось видеть кои так близко и в таком количестве. Ни одной идеально похожей друг на друга рыбы она так и не встретила. — Дед очень любит рыб, — только и смог произнести Годжо, наблюдая за тем с каким интересом Кёко рассматривала карпов. — Так что раньше прудом он сам занимался, пока не заболел. — У тебя дедушка болеет? — она отстранилась от перил и повернула голову в сторону молодого человека. — Ну… Что-то вроде… Сатору выдохнул и пожал плечами. Он не был готов сейчас вдаваться в то, что именно происходило с главой клана Годжо. По какой-то необъяснимой для него причине рассказать об этом Мираю оказалось куда легче и проще, чем признаться в этом Кёко. На долю мгновения ему даже показалось, что история о сумасшествии деда может быть воспринята Хасэгавой как-то не так, и она решит, что в будущем и самого Сатору ждет такой недуг. Вместо того, чтобы расспрашивать, Кёко лишь кивнула и улыбнулась. Конечно её заинтриговали подробности состояния клана Годжо о котором она знала настолько мало информации, что было несколько стыдно за собственную неосведомленность, но вместе с этим Кёко предпочла не лезть с расспросами, раз близкий человек об этом не хотел говорить. Учтивости у нее, в отличие от самого Сатору, способного спрашивать в лоб что не так, хватало. — Короче, давай поторопимся, у меня руки что-то замерзли, — Годжо приподнял коробку с тортом, акцентируя внимание на том, что все ещё держал её. Заметив, как стушевался молодой человек, после того как речь зашла о дедушке, Кёко лишь кивнула в ответ. Миновав пруд и часть сада, они оказались около большого двухэтажного дома в традиционном стиле, выглядевшего при этом немного современнее других зданий на участке. Создавалось впечатление, что был построен он не так давно. Сатору остановился перед дверью и нажал на кнопку звонка очень экстравагантным способом: наклонился и уперся в неё головой. Озадаченно посмотрев на него, Кёко не поняла, почему он не мог попросить об этом её. Послышался приглушенный звук лая, затем заботливый женский голос, который пытался успокоить животное, и тихий виноватый скулеж. Видимо Кацуми объясняла собаке, что не стоило беспокоиться и пришел свой человек. Отворив дверь, женщина поприветствовала Сатору и Кёко взмахом ладони, после чего поспешила пропустить их внутрь. В доме оказалось очень тепло, несмотря на то, что на улице погода опустилась почти до четырех градусов тепла. На Кацуми было одето простенькое домашнее кимоно бело-красных цветов с узором в виде оперения стрел и передник темно-серого цвета. Даже находясь дома она следила за своим внешним видом, поэтому светлые волосы были собраны на затылке красивой заколкой с жемчужинами, челка аккуратно приглажена, а её лицо светилось не столько от счастья, сколько от мелких блесток в тональном креме и удачно подобранным к её оттенку кожи румянам. — Вы как добрались, все нормально? — с улыбкой поинтересовалась она, показывая Кёко, куда можно было повесить куртку. — Как чудно ты сегодня выглядишь, — не смогла сдержать комментария женщина. — Тебе очень идет черный цвет. Кёко смущенно посмотрела на свое отражение в высокое зеркало рядом со шкафом и поправила длинные рукава. Платье из плотного материала, подчеркивало её фигуру и хорошо скрывало те незначительные недостатки, которые заставляли девушку комплексовать. Несмотря на свою худобу, Кёко переживала относительно того, что с момента переезда в Токио, несколько раздалась в бедрах. Поманив сына ближе к себе, Кацуми оставила беглый поцелуй на его недовольном лице, и вытерла со щеки светло-розовую помаду. — Чего хмурый такой? — она потрепала его за щеку. — Да нормальный я. Тяжелая коробка с тортом, которую Сатору все еще держал в руках и думал куда бы поставить, мешалась. Подойдя к Сатору, Кёко забрала из его рук презент, чтобы тот мог разуться и снять с себя куртку. Решив передать торт хозяйке дома, девушка робко вытянула подарок перед собой и скромно улыбнулась. — Госпожа Годжо… — Кацуми, — мягким голосом поправила её женщина. — Госпожа Кацуми, — запинаясь начала было Кёко, но сразу же оказалась прервана женщиной. — Ты можешь называть меня просто по имени. Мне будет очень приятно, если мы сократим дистанцию в наших отношениях. Кёко набрала побольше воздуха в лёгкие и собралась с мыслями. Глядя на мать Сатору, она всегда чувствовала жутчайшее волнение. Отчасти такой эффект на неё производила естественная красота госпожи Годжо, которая в купе с её манерой общения выбивала из колеи. Воспринимать Кацуми как представительницу одного из великих кланов было очень нелегко. Настолько располагающе и непринужденно она вела беседу и, казалось, открывалась для диалога, не смущаясь ни на секунду. К тому же называть старших по имени она не привыкла. Даже для госпожи Накамуры она с трудом смогла сделать такое исключение, поскольку настаивал Ясуо. А уж обращаться к матери своего молодого человека подобным образом ей и подавно было невыносимо тяжко. — В общем, я купила торт в подарок, — пролепетала Хасэгава, указывая кивком на коробку. — Сатору сказал, что вам с мужем нравится клубника… Так что… Женщина приняла подарок с довольной улыбкой. Просияв, она поспешила забрать его из рук Хасэгавы, и благодарно кивнула: — Спасибо большое, я поставлю торт в холодильник, чтобы он лучше сохранился. Сатору, покажи пока Кёко свою комнату и дай ей какую-нибудь футболку, чтобы она платье не испачкала свое, — Кацуми направилась вперед по коридору, зазывая молодых людей за собой. — Ай! Ну и чего ты тут разлегся! Не усмотрев под ноги, Кацуми едва не запнулась о светло-рыжего пса породы сиба-ину, растянувшегося поперек коридора. Тот улегся на спину, поджав лапки, ожидая, когда его почешут по животику и обласкают ладошками. Пёс звонко гавкнул, словно говоря женщине, что ничего ужасного не делал и возмущений не заслужил. Перешагнув через животное, госпожа Годжо направилась на кухню. Сатору опустился на корточки и махнул ладонью, подзывая Кёко к себе. Когда девушка присела рядом с ним, он уложил ее ладонь на грудную клетку собаки. Ранее ей не доводилось прикасаться к этим животным, потому она и замерла, рассматривая удивленную мордочку. На Тасиро собак она не видела ни разу, там проживали лишь коты, да мыши, на которых те охотились. Видимо местные решили, что псы будут кошмарить бедных кошек, и решили оградить тех от стресса. Кёко легонько погладила чуть жестковатую шерстку и улыбнулась, переведя взгляд на молодого человека. — Как его зовут? — поинтересовалась девушка, ласково гладя пса по животику. — Маленький рыжий засранец, — усмехнулся Годжо, почесывая собаку за ушами. — Я называю его Хатико. Из-за дверного проема показалась ещё одна песья голова с высунутым языком. Некоторое время вторая собака с огромным удивлением рассматривала, как его друга ласкают двое молодых людей. Она заурчала, переминаясь с лапки на лапку после чего, подпрыгнула на месте и радостно тявкнула, обрадовавшись возвращению хозяина. — А вот и второй рыжий засранец, — подмигнул девушке Сатору, показывая на собаку пальцем. — Иди сюда, Хатико. Не сдержав удивления Кёко посмотрела на молодого человека: — У тебя обе собаки что ли Хатико? Рассмеявшись, Сатору обнял второго пса и потрепал того по бокам. Радость, что выражалась на лице молодого человека, казалась искренней. В настолько хорошем расположении духа Сатору можно было увидеть нечасто, но наблюдая за тем, как он преображался, забавляясь с собаками, Кёко не могла не умилиться этому. — Ну а как ещё называть их? — со смехом ответил Годжо, увернувшись от языка одного из псов. — Хатико же сиба-ину был. Вот и эти двое… — Вообще-то Хатико был акита-ину, и я рассказывала тебе об этом у его памятника, когда мы впервые поехали в Сибую, — раздался голос Кацуми. Она наблюдала за сыном, гладящим собак, стоя в конце коридора. — Кёко, на самом деле их зовут Макото и Мамори, но Сатору даже не смущает, что Мамори девочка. Она поменьше будет. Мамори, закончив вылизывать лицо Сатору, радостно тявкнула и снова подпрыгнула на месте. Потянувшись к собаке, Кёко коснулась ладонью её мягких ушек и погладила их. От удовольствия Мамори прикрыла глаза и чуть высунула язычок, словно кошка. — Он даже не знает их имен, а ведь они считают его своим хозяином, — не сдержала смешка женщина. — Сатору, погуляешь с собаками, пока я буду учить Кёко делать гёдза. И можешь к дедушке зайти, он соскучился по тебе. — Ладно, ладно, — нехотя протянул Сатору. — Я не виноват, что папины собаки больше любят меня, чем его. Так. Кёко, пойдем наверх. Покажу тебе комнату свою… Поднявшись с корточек, Хасэгава спрятала руки за спиной. Она направилась следом за молодым человеком, рассматривая ремонт в доме. Если в её родовом поместье все было выполнено максимально традиционно, то в доме четы Годжо явно прослеживалась любовь к современному. Несмотря на то, что некоторые детали интерьера выглядели старинными, в большей массе все было сделано достаточно свежо и некоторый футуризм прослеживался. Они поднялись на второй этаж и Сатору указал на одну из дверей. — Сначала нужно руки помыть, собаки конечно чистые, но все равно пушистые очень, — проговорил он. — Пойдем покажу. В просторной ванной комнате царил идеальный порядок. Светлый кафель контрастировал с темными шкафами и полками для полотенец. Аккуратность, с которой были расставлены всевозможные уходовые средства, поражала Кёко. Она мельком оглядела этикетки на шампунях и гелях для душа, и сглотнула. Они оказались непомерно дорогими по меркам представителей среднего класса. — Полотенце можно вот это взять, — Сатору указал на то, что висело на крючке около раковины. — Спасибо. Намылив руки, Кёко подставила их под струю теплой воды. Её пальцы задрожали, поэтому она поспешила стиснуть их, чтобы не выдать собственного волнения. Сатору подошел к ней со спины и уложил голову на плечо. Накрыв её ладошки своими, он шумно выдохнул. У него самого сердце было не на месте от того, что предстояло провести вечер в кругу семьи от которой он давно отвык, да ещё и под пристальным надзором дяди возлюбленной, который и без того постоянно косился на него с тех пор как устроился работать в колледж. От мысли об этом ему стало совсем дурно. — Ты же тоже волнуешься? — наконец, поинтересовался он. — Конечно, — пробормотала себе под нос девушка. Уткнувшись носом в окрашенные волосы Кёко, Сатору вдохнул запах её яблочного шампуня. Этот аромат из раза в раз сводил его с ума, напоминая о том, насколько сильно ему хотелось быть рядом с ней и наслаждаться близостью, не столько телесной, сколько духовной. Он коснулся губами приоткрывшейся шеи, опалив прерывистым дыханием нежную кожу. Кёко задрожала, чувствуя, как волнение, связанное с предстоящей готовкой и ужином, попеременно смешивается с тягучим чувством стыда, вызванным поцелуем. Если бы они находились в другом месте, то она непременно бы обернулась и встала на носочки, обхватывая ладошками лицо Сатору, намереваясь оставить на его губах влажный чмок. Но стеснение, вызванное обстановкой, скорее сковало её, чем добавило новизны в ощущениях. — Кёко, — он тихо прошептал её имя. От внимательного взгляда Годжо не укрылось как зардело лицо девушки. В том, что ей понравилось то, как внезапно он стал приставать к ней, у него не осталось ни малейших сомнений. Обычно ему казалось, что в части проявления чувств вне стен общежития, или же любовного отеля, в котором они останавливались в Киото, Кёко была несколько отстранена. Да и тот разговор о сексе, инициатором которого стал Мирай, лишь сильнее подтвердил его теорию о том, что Хасэгава стеснялась, будто кто-то узнает, что между ними что-то есть. Исходя из этих фактов, Сатору делал вывод, что какая-то внутренняя установка мешала ей раскрепоститься окончательно и поверить в собственную привлекательность. — Ладно, давай поторопимся, не думаю, что мама будет рада, если мы тут надолго зависнем, — улыбнулся он, выключив воду в раковине. — Как тебе собаки? Не боишься? — Нет, они милашки, — улыбнулась Хасэгава, потянувшись за полотенцем. — И глазки у них как бусинки! Откуда такие красивые пёсики у вас? Сатору открыл дверь из ванной, чтобы они могли выйти, и пропустил девушку вперед. Затем он указал на нужную им комнату. — Мой отец и его братья очень любят охоту. Часто выбираются за город, так что собак он завел для того, чтобы они помогали ему приносить дичь и всё такое… — Интересное у них хобби. На это Сатору ответил смешком. Сам он находил охоту скучным и снобским занятием, потому никогда не принимал в ней участие, в отличии от одного из кузенов. Не нравилось ему носиться с ружьем, да поддерживать светские беседы словно богатенькому не-шаманскому аристократишке. Когда Кёко потянулась, чтобы схватиться за ручку двери его комнаты, Годжо внезапно вспомнил об одной маленькой детали интерьера. Чтобы не допустить оплошности, он опередил девушку и остановил её. — Эм, Кёко, погоди-ка секунду! Он быстро вошел в комнату и резким движением сорвал со стены плакат с пышногрудой актрисой Вака Иноуэ, на чьи прелести он то и дело посматривал перед сном, когда жил вместе с родителями. За время, что он провел в колледже, успел забыть об этом плакате. Ему стало стыдно, что Кёко может увидеть это и отреагировать обидой. Расстраивать её ему совсем не хотелось. Смяв бумагу, Сатору запустил комок в мусорную корзину около письменного стола. Когда с устранением нюанса было покончено, он выглянул из-за двери, зазывая Кёко. — Проходи. Она вошла в комнату и бегло осмотрела её. На первый взгляд, убранство оказалось более чем скромным. Светлые стены и шторы, мебель черного цвета и полки для книг, на которых красовались учебники средней школы вперемешку со справочниками. Среди них затесалось несколько фигурок с девушками из аниме. Видимо в отсутствии Сатору его мать приводила комнату в порядок. Не было затхлого запаха, так характерного для помещений, в которых давно никого не было, напротив, несколько ароматических диффузоров, расставленных по комнате, создавали приятную атмосферу. В комнате пахло чистотой, хотя уютной её сложно было назвать. Слишком много белого цвета в интерьере. — Присядь пока. Мама сказала, что тебе нужна одежда вместо платья, чтобы не испачкаться, верно? — суетно произнес Сатору, отодвигая дверцу шкафа. Опустившись на краешек широкой кровати, застеленной тёплым светло-голубым одеялом, девушка кивнула. Пока Сатору продолжал рыться в платяном шкафу, она не отводила взгляда от книжной полки и рабочего стола. Казалось, что из этой комнаты Годжо уже порядком вырос. Его обитель в общежитии колледжа выглядела взрослее и уютнее. За все время, что он провел бок о бок с Хасэгавой, стены его комнаты не украсил ни один плакат, в этой же комнате висело несколько над кроватью и будто бы одного из них не хватало. — Думаю, тебе лучше штаны надеть, чтобы удобно было… И толстовку, вместо футболки… — озадаченно протянул Сатору, доставая из шкафа толстовку и спортивные штаны. — Ну-ка примерь, я вроде носил это до того, как в колледж поступил, может тебе подойдет. Когда он предложил ей толстовку вместо футболки, Кёко не смогла сдержать улыбки. Выходит, он прекрасно помнил о том, как несовершенно выглядела её левая рука, и хотел, чтобы она чувствовала себя комфортно. Кёко встала с кровати и отложила предложенную ей одежду. Приподняв край своего платья, она обернулась к Сатору: — Отвернешься? — Зачем это ещё? — удивился он, пожимая плечами. — Я и так тебя видел без одежды. Показав Сатору язык, Кёко отвернулась и сняла с себя платье. Со всей аккуратностью она отложила его на кровать и расправила, чтобы оно не помялось. Спиной она почувствовала взгляд Сатору, который явно был прикован к её новому белью, которое она надела лишь потому, что под материей платья оно не просвечивалось и нигде не выпирало. Со штанами и толстовкой она разобралась быстро. Несмотря на то, что Сатору превосходил ростом парней его возраста спортивные брюки на ней сели неплохо, правда пришлось немного закатать штанины. Толстовка же оказалась чуть велика в плечах, но то, что рукава не болтались радовало. — А тебе идет, — подмигнул Годжо. — Никогда не думал, что девчонки в пацанской одежде выглядят так… Горячо, — вполголоса добавил он. От смущения захотелось провалиться сквозь землю, потому Кёко предпочла сделать вид, что не расслышала последнюю фразу молодого человека, хотя её щечки, слегка залившиеся румянцем, говорили, что она по достоинству оценила мысли Сатору. — Спасибо за одежду, — хлопнула в ладоши она. — Слушай, знаешь, хотела спросить на всякий случай… — М? — Сатору упер руки в бока и посмотрел на девушку. — О чем лучше не разговаривать с твоей мамой? Есть какие-то темы, которые ей не нравятся или что-то такое? — учтиво поинтересовалась Хасэгава. Задумавшись, Сатору потер подбородок. Обычно его матушка была готова болтать обо всем на свете и прекратить поток её речей могли лишь избранные. Даже его отец не справлялся с этим, он просто молча выслушивал все её мысли и изредка поддакивал. — Думаю, что таких тем нет… Но лучше не спрашивай её о коллекции сумочек. Иначе она поведет тебя показывать все и вы не успеете налепить гёдза. — У неё их так много? — Отец с каждой командировки привозит, — развел руками Сатору. — Велика вероятность, что одну из сумок она даже решит втюхать тебе. Всем моим кузинам отдала уже по нескольку, а отец всё привозит и привозит. Рассмеявшись, Кёко покачала головой. — Давай вниз уже спустимся, мне нужно собак подготовить к прогулке. Успеем еще поговорить о том, как тебе идет моя старая одежда. Он наклонился и оставил быстрый поцелуй на лбу девушки. Она, чтобы показать свою признательность, перехватила его лицо ладошками и опустила его ближе к себе, чтобы поцеловать в самый кончик носа. Эта целомудренность, внезапно проявившаяся в её поцелуе, оказалась настолько нежной и желанной, что Сатору расплылся в глуповатой улыбке. — Нам пора вниз. Иначе я не ручаюсь, — со смешком произнес он. К лепке гёдза Кацуми Годжо подошла крайне ответственно. Чтобы облегчить им с Кёко задачу, она заранее подготовила начинку и раскатанные кусочки теста, чтобы можно было легко завернуть пельмешек и залепить его края. Изящными движениями пальцев она показала Кёко как правильно нужно было лепить. Поскольку с первого раза у девушки не получилось, Кацуми подошла к ней со спины и, взяв её ручки в свои, повторила вместе с ней все движения. Освоившись, Хасэгава поняла тактику, и принялась действовать с большей уверенностью. — Вот видишь, готовить гёдза не так страшно… — прощебетала она, заворачивая начинку в тесто. — Ты часто готовишь? Ожидавшая такого вопроса Кёко шумно выдохнула. Соврать она всегда могла, чтобы преувеличить свой вклад в кулинарное мастерство, но по какой-то неведомой причине госпоже Годжо врать абсолютно не хотелось. Её добрые и лучистые глаза располагали к диалогу, словно она обладала каким-то скрытым даром убеждения. — Сатору говорит, что проще не подпускать меня к плите, чтобы не оплачивать колледжу ущерб, если пожар случится… — Так ты не умеешь готовить? — её глаза округлились в удивлении. — Я… Ну… — Кёко замялась, пытаясь подобрать слова. — Типа да… Не умею. Когда очередной пельмешек отправился на поднос, женщина слегка поджала губы, обдумывая слова Кёко. Безусловно она понимала, что ничего критичного в том, что девушка сына готовить не умела, не было. Однако какая-то рациональная часть её душила тем, что каждый адекватный человек должен уметь приготовить себе еду. — Прям совсем? — У меня хорошо получается омурайсу, дядя научил, — Кёко залепила уголки пельмешка и положила его рядышком с тем, который приготовила Кацуми. — И Сугуру научил меня готовить моти… — Блюда сложноватые для того, кто совсем не умеет готовить, — в удивлении вскинула брови Кацуми. — Тебе бы хотелось научиться каким-то азам кулинарии, а потом перейти к чему-то посерьезнее? Кёко потупила взглядом кусочек теста, в который предстояло вложить немного начинки, и кивнула. — Конечно мне бы хотелось, потому что невозможно есть один лишь омурайсу, — с некоторым смущением в голосе ответила она. — Да и вообще… Это практически полезный навык. А то даже мальчишки лучше меня на кухне управляются, — буркнула Хасэгава себе под нос. В ответ на это Кацуми по-доброму рассмеялась. Она прекрасно понимала, что большинство девочек в возрасте Кёко умели хорошо готовить и могли вести хозяйство. Большинство её племянниц, что были едва младше или старшее Хасэгавы, несмотря на богатство клана Годжо, с детства обучались самостоятельности. Поэтому готовить те умели. — Я могу помогать тебе, когда буду располагать свободным временем, — Кацуми, заметив, что девушка немного криво залепила краешки, взяла гёдза в руки и показала ей ошибку. — Смотри, тут осталась дырочка. Нужно вот таким образом её закрыть. Поняла? Думай, что лепишь динозавриков. Их спинки похожи на эти пельмени. Резко кивнув, Кёко с большим вниманием приступила к следующему пельмешку. — А когда у тебя день рождения? Сатору мне не рассказывал. — Тридцать первого июля. А у вас? — А у меня тридцать первого марта, — с улыбкой оповестила она. Несмотря на то, что диалог складывался неплохо, Кёко почувствовала, что ей очень неловко. Расположенность Кацуми казалась ей чем-то непривычным. Обычно взрослые общались с ней с меньшим рвением. Бабушке не было дела до её навыков кулинарии, её интересовала лишь проклятая техника и развитие навыков. Учителя были всего лишь преподавателями, и они не стремились познать, что у неё на душе. Лишь Наоки и Ясуо интересовались о том, что на самом деле думала Кёко. И Кацуми вела себя примерно также, как и они. К тому же она видела в госпоже Годжо то, что заставляло её стыдливо отводить взгляд от мягких черт лица женщины. Она видела в ней мать, что любила своего ребенка искренне и чисто, поддерживая его во всем. И отчасти поэтому Хасэгава чувствовала, что радушие Кацуми по отношению к ней не было показным. Вместе с тем она признавалась сама себе, что несколько завидовала Сатору. — Вот, теперь гораздо лучше, — похвалила девушку Кацуми. — Ты способная, так что с легкостью научишься готовить, если будешь чаще практиковаться. — Спасибо большое, — тихонько ответила Кёко. Когда с лепкой было покончено, Кацуми решила объяснить, как следовало готовить гёдза. Она подготовила конфорку на плите, поставила на неё сковороду и налила немного растительного масла. — Вообще гёдза можно варить, но чаще их подают жареными. Думаю, ты согласишься со мной, что у жареной еды вкус совсем другой… Более праздничный, что ли, как по мне… — задумчиво протянула женщина, выкладывая пельмешки на сковороду, когда масло разогрелось. — Я доверю тебе перевернуть их по готовности, ты поймешь, когда нужно будет. Они поджарятся и станут золотистыми. Но не переживай! Я обязательно буду помогать тебе, просто пока займусь другими блюдами. — Все поняла, — послушно покивала головой девушка. Кацуми вложила в её руки палочки для готовки и показала, что именно нужно было сделать. К превеликому удивлению Кёко это оказалось совсем не сложным занятием. Всего лишь нужно было внимательно следить за тем, чтобы пельмешки не подгорели и выложить их на блюдо. Напрягла её лишь монотонность процесса. Приятный аромат поджаренного теста, покрытого тонкой золотистой корочкой, заполнил кухню. Вдохнув его, Кёко почувствовала, что знатно проголодалась. Утром она едва смогла запихнуть в себя завтрак, а в обед не успела толком ничего съесть из-за того, что была занята домашней работой. Ей не хотелось оставлять упражнения по общим предметам на выходные, которые она планировала провести вместе с Сёко, гуляя по магазинам. — А как вы познакомились с отцом Сатору? Вопрос, заданный девушкой, застал Кацуми врасплох. На некоторое время она зависла, обдумывая, что ей стоило ответить, ведь тема была личная, де ещё и щедро приправленная всевозможными клановыми интригами. — На самом деле мы были знакомы с малых лет, — крайне туманно ответила женщина. — Но, по правде говоря, когда Сэберо было одиннадцать, то он, как и все мальчишки, задирал меня. Больно уж несуразная я была в детстве… Пухленькая, хотя ела немного. И напуганная вечно… Ума не приложу, чем я ему понравилась, — нахмурился светлые брови она. — А потом я поступила в колледж, и мы стали общаться гораздо чаще. Как-то так и получилось. Когда женщина ударилась в нюансы, Кёко едва заметно хихикнула, теперь точно осознавая, о чем именно ей говорил Сатору. — Ой! Небось тебя саму Сатору тоже задирал? Заправив прядку волос за ухо, девушка сдержано кивнула. — Что-то такое было в начале учебного года, — Кёко перевернула один из гёдза, чтобы проверить, зажарился он или нет. — Мы с ним немножко повздорили в первый учебный день. Ничего существенного. — Мальчишки, что с них ещё взять. Видимо тогда ты ему понравилась, вот и решил привлечь твое внимание, — абсолютно спокойным голосом выдала Кацуми, тонко нарезая говядину. — Не элегантный способ, конечно, но, как видишь, рабочий. Слова госпожи Годжо заставили Кёко отвлечься. Чуть не пережарив гёдза, она вовремя спохватилась и быстро перевернула их. Ей стало не по себе от мысли о том, что она могла бы подвести добрую женщину и испортить одно из блюд. Она задумалась над тем, что ей сказала мать Сатору. А ведь и правда, в первый день учебы он всеми силами пытался показать ей насколько он крут. И ведь все его действия были не из-за невоспитанности, а для привлечения внимания к себе. И шутки он отпускал лишь для того, чтобы новенькая однокурсница обратила внимание на его персону. Не сдержав смешка, Кёко вернулась к пельмешкам и покачала головой. На стол они тоже накрывали вместе. Разложили ингредиенты для сябу-сябу — горячего блюда, которое употреблялось в процессе варки, и осмотрели результаты своей работы. В довершение, Кацуми достала из шкафа с посудой набор для саке. Она долго колебалась использовать для подачи о-тёко или сакадзуки и всё-таки остановилась на втором варианте. К вечеру, когда всё было готово, в столовую спустился Сатору. Он осмотрел основное блюдо, гёдза и дополнительные закуски в виде разноцветных пиал с соленьями из огурцов, слив, редьки и баклажанов, после чего удовлетворительно покивал головой. — А может у тебя есть потенциал? — вопросительно изогнул бровь он, обращаясь к Хасэгаве. — Ничего не пережарила даже. — Сатору, не ёрничай, а принеси тэцунабэ и газовую горелку. Пора ставить бульон, чтобы можно было начинать готовить сябу-сябу, — отчитала сына Кацуми. — К тому же отец уже встретил гостей, так что поторопись. Пробурчав себе что-то под нос Сатору поплелся из столовой. В коридоре раздался звук открывающейся в чулан двери. Кёко выглянула из комнаты, чтобы посмотреть за тем что именно делал Сатору. Некоторое время молодой человек копошился среди коробок, отыскивая нужную, читал надписи, сделанные черным маркером. Когда коробка с горшком для блюда была найдена, он просиял и поставил её на выходе из кладовой. Следом Сатору вытолкал ногой ящик с газовой горелкой. — Ну вытащил я все, дальше-то что с ними делать? — крикнул он. — Горелку поставь на стол, а с тэцунабэ я сама разберусь. Пока молодой человек возился с оборудованием, Кёко наблюдала за ним, натягивая рукава платья, в которое уже переоделась обратно. Старательное выражение лица, с которым Сатору устанавливал горелку, показалось ей необычайно серьезным, что было ему крайне несвойственно. Заметив то с каким вниманием девушка рассматривала его, Годжо подмигнул ей. Когда с последними приготовлениями было покончено, Сатору встал рядом с девушкой и посмотрел на неё сверху вниз. Он чуть наклонился, чтобы оказаться прямиком у её уха, и задвинул прядку волос за него. — Как смотришь на то, чтобы посидеть тут немного и потом пойти ко мне? — А что делать будем? — Кёко подняла на него голову и похлопала густыми ресничками. — Ничего хорошего! Кёко пихнула его в бок и тихо рассмеялась. Факт того, что Сатору весь день так или иначе пытался подбить на что-то определенно нехорошее, несколько её забавлял, однако вместе с тем Кёко понимала, что не стоило идти у него на поводу. Даже если он будет очень сильно настаивать, она не должна сдавать позиции, чтобы сохранить личину хорошей девочки. Хотя бы до возвращения в общежитие. Когда наконец прибыли гости вместе с хозяином дома, Кёко немного напряглась. Боялась, что при знакомстве с отцом молодого человека облажается и не понравится ему. Госпожа Годжо, надевшая к ужину узкое платье ультрамаринового цвета, суетилась в прихожей, помогая повесить верхнюю одежду Наоки и Ясуо в шкаф, и параллельно отгоняя радостных собак. Её муж, которого Кёко совсем мельком видела более месяца назад, подавал ей вешалки из платяного шкафа. Когда взору девушки предстали оба родителя Сатору, она наконец-то поняла, что лицом тот больше походил на мать, телосложение и высокий рост ему, очевидно, достались от отца, и непослушные волосы тоже. В отличие от сына, Сэберо зачесывал волосы назад и, видимо, для придания прическе более аккуратного внешнего вида, фиксировал их каким-то средством для укладки. Для того, чтобы поприветствовать хозяина дома, Хасэгава поклонилась и поздоровалась. Обменявшись любезностями, они направились в столовую, где их ожидал ужин. — Рад наконец-то познакомиться с тобой, Хасэгава, — вежливо произнес отец Сатору, присаживаясь за низкий стол. — Сэберо, называй Кёко по имени, уверена, она будет только рада, — прощебетала Кацуми, расположившись рядышком со своим супругом. Она слегка обняла его за предплечье, словно пытаясь склонить его к лучшему расположению духа. По правую руку от Кёко, которую усадили напротив отца Сатору, опустился Ясуо, тот сразу же ощутимо вздрогнул. Его выдержке можно было позавидовать, но к таким вещам как званые ужины он не привык. Куда проще ему было встретиться с кем-либо из своих товарищей в городском баре за кружкой пива, чем приходить в гости и беспокоить хозяев своим присутствием. Наоки, расположившаяся по другую сторону от Ясуо, слегка неуверенно сложила ладони на своих коленках и опустила на них глаза. Для неё такое мероприятие оказалось куда большим стрессом, чем она могла себе предположить. В клане Хасэгава она воспитывалась с двенадцати лет и нужды покидать остров или ходить по гостям у неё не было. Вполне вероятно, что и переезд ей дался нелегко, хотя об этом она ни разу и словечком не обмолвилась. Она была одета в темное платье с высоким воротом и длинными рукавами. С непривычки Кёко даже не сразу поняла, что еще ни разу не видела Наоки в чем-либо кроме кимоно. Того, что в современной одежде женщина выглядела очень привлекательно, не отметить она не могла. — Совсем не против, — кивнула Кёко в ответ. — Для меня большая честь быть приглашенной в ваш дом, господин Годжо. В отличии от Кацуми он не поправил её. Оттого на сердце девушки полегчало. Соблюдать формальности было куда проще, чем учиться называть взрослых людей по имени. Подняв взгляд, Кёко заметила, что Наоки смотрела на неё. На её устах появилась лёгкая улыбка, свидетельствовавшая о том, что никакой оплошности девушка не совершила. — Для нас это тоже большая честь, — вежливо кивнула Накамура. — Признаться, я была очень удивлена, когда Ясуо сказал мне, что вы хотели бы познакомиться с опекунами Кёко… В отличие от супругов Годжо, Кёко прекрасна знала, что ни Ясуо ни Наоки не были её официальными опекунами. Они лишь формально занимали это место, оберегая девочку многие годы и давая ей возможность пробиться словно росточку сквозь асфальтное покрытие. Бабушка и дед, которые имели право воспитывать девочку на законных основаниях, увы, играли не такую важную роль в её жизни. — Мне показалось, что идея подружиться семьями неплоха, — внезапно выдала Кацуми, опуская в тацунабэ первые ингредиенты для сябу-сябу. Тонкие ломтики говяжьего мяса, попав в горшок, утонули в бульоне. — К тому же мне Кёко очень понравилась, и я захотела узнать тех, кто её так воспитал. Испустив протяжный вздох, Сатору потянулся за зимними опятами, чтобы подбросить их к бульону. Его несколько напрягало желание родителей быть в курсе его личной жизни. Он бы вообще предпочел не говорить об этом отцу, ограничившись лишь подсказками по отношениям от матери. — Чуть не забыл, я же принес вам небольшой подарок, — Ясуо обернулся и взял в руки бумажный пакет, что поставил позади себя. — Не стоило так утруждаться, Кёко ведь тоже принесла с собой подарок, — улыбнулась Кацуми. — Он был от неё, а этот от нас с Наоки, — усмехнулся мужчина, передавая пакет в руки Сэберо. Отец Сатору посмотрел на узкий пакет и едва заметно потряс его в руках. Ему было интересно, что же такого мог подарить Ясуо в качестве приветственного жеста. — Благодарю. Могу взглянуть сейчас? — спокойным тоном поинтересовался он. — Конечно. Сэберо вытащил из пакета коробку с бутылкой саке и удивленно вскинул брови. Она казалась строгой, светло-зеленого оттенка с золотым теснением на наименовании бренда. Рассматривая упаковку, Сэберо сощурился, прикидывая во сколько такая бутылка могла обойтись. На долю секунды ему показалось, что такой напиток он покупал в одной из командировок в Киото. И вроде как тот был очень даже хорош на вкус. — Не стоило так тратиться, Ясуо, — покачал головой он. — Но премного благодарен, и предлагаю его открыть сегодня. Если вы не против, разумеется. — Не буду возражать, вы хозяин дома. Учтивость, с которой держался Ясуо, выражалась несколько наиграно. Вполне возможно потому, что к таким диалогам он не привык. Он посмотрел на племянницу и чересчур шумно выдохнул. За вкусным ужином сначала разговоры складывались неловко. Но с каждым выпитым из сакадзуки саке, взрослые находили общий язык куда охотнее. Наоки наблюдала за ними, попивая яблочный сок. Она практически не участвовала в диалоге, чувствуя себя не в своей тарелке. Кёко покосилась на Накамуру. Её заинтересовало то, почему она оказалась такой тихой и неразговорчивой. Вспомнилось, что, когда она приезжала на Тасиро вместе с ребятами, Наоки была куда активнее и иногда рассказывала истории, связанные с прошлым шаманов. — Может мы пойдем? — протянул Сатору, подняв стёкла очков. — Куда пойдете? — Кацуми приняла из рук мужа сакадзуки и сощурилась, посмотрев на сына. — Так ведь я Кёко дом толком не показал, — пожал плечами Сатору. — И сад тоже только в общих чертах… — Идите, — отозвался Сэберо, продолжив разливать саке. — Только в сад лучше не выходить, уже темно и холодно, вряд ли вы там что толковое увидите. Бодро кивнув, Сатору поднялся с пола. Когда Кёко последовала его примеру, он поманил её взмахом ладони и быстро скрылся за дверьми столовой. Она последовала по его пятам, сцепив руки за спиной. — У них там уже своя атмосфера, скукотища, — зевнул Сатору, прикрывая рот ладонью. — И не говори, — поёжилась Кёко, ей и правда не очень нравилось молча сидеть за столом, ожидая вопросов со стороны отца Сатору. — Но вроде нашли общий язык, это неплохо. И нас особо не трогали. Она ловко поднялась по лестнице, ведущей на второй этаж и нагнала молодого человека. Годжо зачесал ладонью волосы и потянулся. Устал сидеть на одном месте весь вечер. В комнате оказалось прохладно, поэтому Сатору подошел к окну, намереваясь закрыть раму. Видимо мать приоткрыла его, чтобы немного освежить воздух. Одних диффузоров, скорее всего, ей оказалось недостаточно. — Падай на кровать, — произнес он, закрывая окно. Устало плюхнувшись на постель, Кёко прикрыла глаза. Чувство, словно её выжали как лимон, усилилось едва голова коснулась тёплого одеяла. Она прикрыла глаза, вдыхая запах постельного белья, бывшего совсем свежим. — Кажется твоя мама думает, что ты останешься здесь на ночь… — проговорила Кёко, поглаживая одеяло ладошкой. Сатору присел рядышком и опустил руку на спину девушки. Мягко проведя выше, он остановился на лопатках. Кёко чуть подалась назад и тяжело выдохнула. От монотонной лепки и обжарки гёдза у неё болела чуть ли не каждая мышца рук. Она привыкла к совсем другим видам нагрузок. — Да нет, вернемся в общагу. Ехать правда накладно… Но ничего, доберемся в Токио, а там на такси поедем. — Ты сдурел что ли? Такси дорогущее, — Кёко подперла ладошками личико и надула щеки. — Да ну его к черту пешком идти от остановки… Послышался тихий вздох. Прикрыв глаза, Кёко расслабилась от поглаживаний Сатору. Его любовь к прикосновениям несколько будоражила её, но одновременно с этим успокаивала. Временами Хасэгава хотела, чтобы Сатору не прекращал такие проявления чувств. Ей и самой безумно нравилось чувствовать его ладони, ставшие такими родными и желанными. — Что думаешь насчет того, чтобы осквернить эту комнату сегодня? — внезапно раздался заискивающий голос Сатору.

***

— Признаюсь, что сначала меня напугала новость о том, что за моей племянницей стал ухаживать мальчик, — Ясуо поставил сакадзуки на стол и выдохнул. Кацуми хихикнула. От неё не укрылось общее напряжение мужчины, которое появлялось во время обсуждения взаимоотношений двух молодых людей. Его переживания выглядели вполне убедительными, будто бы Ясуо воспитывал Кёко с малых лет и не отходил от нее днями и ночами. — Сатору, конечно, парень своеобразный у нас, — развел руками Сэберо. За такие слова он получил от жены очередной тычок в бок. — Я знаю, что ты его очень любишь, Кацуми, но это не отменяет того факта, что наш сын сам себе на уме большую часть времени. Прикрыв рот ладошкой, Наоки улыбнулась. — А мне нравится Сатору. Он очень инициативный и бойкий парень, с таким Кёко не пропадет, — негромко проговорила Накамура. — Ей всегда не хватало этой живости. Поэтому он ей и понравился. — Чего? Она обсуждала это с тобой? — удивился Хасэгава. — Иногда бывают темы, которые даже с подружкой не обсудишь. Тем более, когда подружка учится с тобой и объектом твоего обожания, — абсолютно спокойно ответила она, всплеснув руками. — Так что это нормально, что она обратилась ко мне за советом. Отправив в рот несколько зимних опят, Ясуо посмотрел на свою будущую супругу и шумно выдохнул. Его немножко задело то, что Кёко обсудила это не с ним в первую очередь. В конце концов он бы не стал ругать её взаправду, лишь напомнил бы о возрасте и мягко намекнул, что для мальчиков еще рановато. — Надеюсь они не надумают жениться сразу по окончанию колледжа, — пробубнил Ясуо, прожевывая гриб. Осведомленность о том, чем именно мог навредить ранний брак, не давала ему ни малейшего повода даже предположить, что всё может пройти по такому сценарию. Поэтому он всячески пытался отогнать от себя мысль, что в ближайшие года три Кёко начнет жить по-настоящему взрослой жизнью. После такого радушного приема от семьи Годжо он почему-то и думать забыл о варианте возвращения племянницы на Тасиро. — Кстати… — Сэберо кашлянул в кулак, после чего поспешил опрокинуть в себя содержимое сакадзуки. — Думаю, стоит сразу сказать, что сейчас есть один нюанс, который мешает нам обрисовать их дальнейшее будущее. Обычно в шаманских семьях уже договариваются о свадьбах… Кацуми шикнула. Ясуо поперхнулся опёнком. — Погоди. Я имел в виду, что… — он выдохнул, подбирая слова. — Наш глава не в лучшем состоянии здоровья, и он вряд ли в ближайшее время в принципе сможет дать согласие на официальное знакомство наших семей. Поэтому придется подождать, прежде чем поднимать тему бракосочетания… — Простите, что скажу это, но я против того, чтобы дети принимали решение об этом в таком возрасте, — раздался голос Накамуры. Она учтиво поклонилась Сэберо и сложила ладони в умоляющем жесте. — Это должен быть взрослый и взвешенный поступок, а пока они всего лишь молодые люди, которые познают этот мир через друг друга. — И правда, — согласилась с ней Кацуми. — Как бы сильно мне не нравилась Кёко, брак — это не шутка. А обручать тех, кто еще не понял, что в этой жизни к чему, решение гиблое… Пробубнив что-то в духе «нам это почему-то не мешало», Сэберо поспешил в очередной раз наполнить сакадзуки до краёв. — К тому же никто не знает, как может сложиться их судьба в дальнейшем, — закончил за неё мысль Ясуо. — Я уже был женат на своей однокурснице, так что понимаю, о чем говорю. Сэберо почесал затылок, обдумывая сказанное гостями и женой. — Я почему-то решил, что Кацуми начнет настаивать на том, чтобы мы как можно скорее всё организовали, — виновато усмехнулся он. — Думаю, что они сами должны решить, чего хотят в дальнейшем. Кто знает, какие обстоятельства им уготованы, — пожала плечами госпожа Годжо, приподнимая наполненную сакадзуки. — А пока предлагаю вам выпить за всё хорошее и сменить тему на более веселую! Подхватив несколько наигранный ажиотаж Кацуми, Ясуо поднял сакадзуки: — Вы правы. За все хорошее! Он выпил саке одним махом и тяжело выдохнул. Мысли о том, каким будет будущее, с большим трудом отступили на задний план, располагая его к дальнейшим беседам обо всем на свете.