***
Лёгкий весенний ветер раскачивал ветви деревьев, обдувая нежно-розовые лепестки цветков сакуры, которые ещё не успели опасть сами. Сезон цветения вишни подходил к концу, вся красота постепенно угасала, напоминая о мимолетности мгновения. Со стороны казалось, будто земля была покрыта тонким слоем пушистого снега чуть розового отлива, однако при более детальном рассмотрении можно было заметить, что зима точно осталась позади. Медленно бредя по аллее, Кёко потягивалась. После занятий она иногда прогуливалась по территории в гордом одиночестве, предаваясь мыслям о насущном. Однажды где-то прочитала, что нужно проводить время наедине с собой и с тех пор старалась находить свободную минутку для этого. В последнее время она увлеклась литературой на порядок серьёзнее той, которую поглощала в свободное время после переезда в Токио. Она не без труда отбросила чтение романов о чувствах и любви, и принялась навёрстывать упущенное классической литературой, которую не читали в школах и которой не было в домашней библиотеке на Тасиро. Эти книги пробуждали в ней желание размышлять, искать в себе ответы на вопросы, рефлексировать. На подобное изменение её натолкнул недавний разговор с Наоки. Во время последнего посещения дома Ясуо, когда Кёко играла со своей пушистой любимицей Наной, Наоки внезапно поинтересовалась, не забросила ли она чтение. Едва Хасэгава открыла рот, чтобы рассказать о последней прочитанной книге, она запнулась; стало неимоверно стыдно за деградацию собственного вкуса. Тем же вечером, по возвращению в общежитие, она взяла в руки книгу известного писателя нового времени, купленную во время последней вылазки в город, и принялась методично и вдумчиво поглощать содержимое страница за страницей. В силу возраста она далеко не всегда понимала, что именно читала, хотя и осознавала, что сюжет некоторых современных произведений был самым настоящим бредом сумасшедшей старшеклассницы, открывшей для себя творчество. Привыкшая к простым произведениям с тривиальным сюжетом, Кёко наконец-то начала интересоваться чем-то кроме любви. И в этот момент она поняла, что действительно начала взрослеть. Остановившись посреди аллеи, Кёко бросила взгляд на большое дерево сакуры, где ещё недавно они фотографировались вместе с Сёко. На нём все ещё оставалась крона из цветков, поэтому она решила подойти к нему ближе, достала из кармана юбки телефон, раскрыла его, решив сделать несколько снимков на память и замерла, рассматривая увядавшую красоту. На её губах появилась легкая улыбка, означавшая радость и любовь к окружающему миру. Красота природы всегда оставалась одной из тех вещей за которыми Хасэгава наблюдала с большим удовольствием. Смотреть за тем как сменялись времена года, распускались сезонные цветы, листья сначала зеленели, а затем желтели и опадали приносило какой-то умиротворяющий эффект. Словно напоминание о том, что время движется вперед, однако вместе с тем мысль быстротечности доставляла ощутимый дискомфорт. Ведь ещё совсем недавно Кёко переступила тории на территории колледжа и начала обучение… Перед глазами промелькнул первый учебный день. Тогда она сильно злилась на Сатору из-за его грубости, даже поругалась с ним и несколько дней демонстративно молчала. Могла ли она тогда подумать к чему это приведет? Она приняла Сатору со всеми его недостатками, смогла увидеть в бойком и язвительном молодом человеке крупицы хорошего, которые окружающие часто не принимали во внимание. В близких отношениях Сатору оказался гораздо глубже, чем можно было подумать после первой встречи. И это окончательно влюбило Кёко в него. Очаровало и увлекло настолько, что теперь она не могла представить себе жизни без него, пускай зачастую он всё ещё оставался непредсказуемым и ершистым. Кёко тихо хихикнула, взяла в руки низкую веточку дерева и посмотрела на цветы. У неё не было никакого желания навредить прекрасной сакуре, она всего лишь хотела разглядеть цветки поближе… Наверное, прошлая она бы не поверила сама себе, если бы вдруг узнала о том, что их пути с Годжо Сатору переплетутся настолько тесно. От мыслей об этом её щеки слегка покраснели. Погрязнув в размышлениях, Кёко и не заметила, что застыла на одном месте, пока ветка сакуры, располагавшаяся где-то высоко над её головой, не треснула. Раздался жалобный писк, прозвучавший оглушительным звоном. Испуганно отпрянув от ветки, Кёко подпрыгнула на месте. — Боги, тут с каких пор деревья живые?! — испугалась она, но продолбила рассматривать сакуру на наличие признаков жизни. Писк повторился, Кёко чуть присела на корточки, чтобы рассмотреть, что находилось под шапкой цветов, не успевших опасть. Ветви, скрывавшиеся от глаз посторонних, не шелохнулись. Странный звук раздавался где-то выше, куда подобраться было не так уж и легко. Она оставила сумку с книгами под деревом, чтобы та не мешалась, и потянулась, разминая суставы. Посмотрев на потертые мокасины учебной формы, Кёко сняла их и встала на влажную траву после небольшого утреннего дождя. Гладкая подошва обуви не позволила бы ей залезть на дерево нормально, потому она и решила, что босиком будет куда лучше. Писк повторился. Найдя точку опоры в виде небольшого сучка, Хасэгава принялась подниматься наверх, кора царапала её ноги, разрывая тонкие капроновые колготки. Её ладонь вцепилась в ветку выше головы, после чего девушка попыталась подтянуться, чтобы посмотреть, что скрывала в себе старая сакура. Далеко подняться у Кёко не вышло, но усилия увенчались некоторым успехом. За одной из крупных ветвей скрывался источник звука, жалобно мяукавший, он вцепился в хрупкий прутик, потрескивавший под тяжестью его тельца, и глядел по сторонам, пытаясь понять, как можно было спуститься вниз. Сердце Кёко лихорадочно забилось в груди, когда она посмотрела на крохотного котенка белого окраса, каким-то чудом оказавшимся на территории колледжа, и было готово вырваться наружу. — Как же ты тут очутился, малыш… — шепотом поинтересовалась Кёко, подбираясь ближе. Нога соскользнула с очередного сучка, после чего Хасэгава кубарем свалилась с дерева. Потерев ушиб на пятой точке, она поднялась на ноги и шумно выдохнула. Нужно было придумать что-то, оставлять котёнка на дереве — все равно, что подписать ему смертный приговор. Тем более, если прутик под ним треснет — он свалится с высоты больше человеческого роста и точно расшибётся. — Так-так… — встревоженная Кёко принялась ходить туда-сюда, размышляя. Она призвала деревянный шест из «хранилища» и протянула его между ветвей, чтобы котёнок мог по нему спуститься. Однако животное лишь жалобно мяукнуло и прижало уши к голове, очевидно пугаясь внезапно появившегося препятствие. Откуда ему было знать, что нужно было перелезть? — Ну давай… Давай, котёночек. Мы угостим тебя вкусной отварной курочкой, — тихо проговорила она ласковым голосом. — Только спускайся. Уговоры оказались безрезультатными, поскольку животное не понимало ни словечка человеческой речи, но Кёко не собиралась сдаваться так быстро. Убрав шест, она остановилась, потерла подбородок и щелкнула пальцами. Можно было принести лестницу, чтобы подняться и снять котенка, однако также быстро пришло осознание, что нужно было, чтобы кто-то подстраховал её снизу. И к тому же, пока она будет бегать по колледжу в поисках кого-то из преподавателей… Она отошла от дерева, с недовольным выражением лица напялила на ноги мокасины и развернулась, готовая бежать в общежитие за помощью. Сатору парень высокий, точно не откажет ей, но, если его вдруг не откажется на месте, и Сугуру подойдёт. — Никуда не слезай! — шутливо пригрозила она котенку. Выбежав на главную аллею, Кёко побежала в сторону общежития. Она чувствовала, как болели ранки на ногах, а кожу неприятно саднило от того, что она елозила по древесной коре в попытках забраться повыше. В местах, где порвались колготки, стягивало ноги. — Хасэгава! Она обернулась в сторону и увидела одиноко бредущего в сторону общежития Нанами. Тот шел не спеша, держа в руках сумку с учебниками. На хмуром лице появилась улыбка, едва различимая. Обычно он не проявлял особой радости, когда видел кого-либо из старшекурсников-парней, но с девочками оказался достаточно сговорчивым. Первой с ним нашла общий язык Сёко, а со временем и Кёко смогла привыкнуть к неизменно кислой физиономии Нанами. — Что-то случилось? Выглядишь… Неважно, — деликатно начал он, рассматривая уставшими глазами ноги девушки. Кёко опустила взгляд и закусила нижнюю губу, то что на её темных колготках расползлись стрелки не было новостью, однако некоторое чувство неловкости создало. Меньше всего хотелось, чтобы кто-то видел её в таком жалком и непрезентабельном виде. — Да так… — она тихо усмехнулась, её щеки покраснели от осознания нелепости ситуации. — С дерева упала. О! — С дерева? — растеряно выдал парень. Подхватив Нанами под руку, девушка резво потянула его за собой. — Ты высокий, у тебя точно получится! — Что получится? — удивился её словам Нанами, но сопротивления не оказал. — Что случилось, Хасэгава? — Погоди-погоди! Увидишь! Направившись обратно в сторону цветущих деревьев, Кёко подхватила Нанами под локоть, чтобы тот никуда не убежал, однако к её удивлению, он не вырывался из её руки и вел себя достаточно спокойно, следуя за ней по пятам. Подле дерева лежала сумка с книгами, которую Кёко бросила на влажную траву. Когда молодые люди подошли ближе, то послышался тихий писк. Сразу же указав на ветви сакуры, Хасэгава ткнула пальцем вверх: — Помоги, пожалуйста! Там котёнок застрял, я не могу снять его сама. Думала позвать парней из общежития, но раз ты здесь оказался, думаю, сможешь его достать. — Котёнок? — Нанами вскинул одну бровь, удивляясь тому, что такое маленькое животное каким-то чудным образом оказалось на территории колледжа. — Ладно, давай посмотрим. Поставив свою сумку рядом с вещами Хасэгавы, он достаточно резво подтянулся на низкой ветке, чтобы найти котёнка, о котором говорила Кёко. Поднявшись, Нанами попробовал достать до животного рукой, но не смог. — Знаешь, а он что-то глубоко засел, — произнес парень. — Сюда бы… Лестницу что ли. Кёко грустно вздохнула, она надеялась решить вопрос без дергания преподавателей. Ключи от подсобных помещений студентам редко давали, да и прошлым вечером Сатору и Сугуру с большим трудом выпросили у Масамичи Яга их, чтобы взять один несчастный футон для ночевки… А если учитель не разрешит, то пока она найдет на территории колледжа Ясуо, часто забывавшего телефон дома, с ума сойдёт от беспокойства о котёнке. — Нанами, а давай ты меня поднимешь, и я залезу туда, чтобы забрать его? Спрыгнув с дерева, Нанами отряхнул руки. Он сощурился, прикидывая, получится ли у них осуществить подобный манёвр. — Ну… Ты вроде лёгкая, давай попробуем, — пробормотал Нанами, присаживаясь. — Садись мне на шею. Ответив кивком, Кёко снова сбросила с себя обувь и аккуратно перекинула ноги через плечи Нанами, он придержал её за икры, после чего медленно встал и подошел ближе к дереву. Зацепившись за ближайшую ветку, Хасэгава приподнялась и крепче ухватилась за неё, чтобы в дальнейшем подняться. Она залезла на дерево, свесила ноги вниз и бережно подхватила котёнка, располагавшегося немного выше. Маленький белый комочек жалобно пискнул и накрыл лапками грязную мордочку. Было заметно, что на улице он провел немало дней. Грязный мех, закисшие глаза, недостаточный вес. Животное выглядело очень несчастным и жалким. — Тише-тише, — она наклонилась и едва сдержалась от поцелуя котёнка в лобик. — Всё в порядке, милашка. Сейчас мы тебя в общежитие отнесём, накормим и искупаем. Котёнок мяукнул и накрыл мордочку лапками. Выглядел он истощенным и достаточно маленьким, явно отставал в физическом развитии. Зевнув, животное пискнуло и прикрыло закисшие глаза. Грустно вздохнув, Кёко осмотрела его, чтобы удостовериться, что у котика не присутствовало травм и он не был переносчиком паразитов. Когда она убедилась в том, что животное не нужно было везти к ветеринару, то довольно улыбнулась и погладила его пальчиками по животику. Промурлыкав котёнку что-то про будущий обед, Кёко прижала того к своей груди и посмотрела вниз, размышляя, как следовало спуститься. Котёнок сразу же зацепился коготками за её жакет и затрясся, испытывая большой стресс от нахождения в человеческих руках. — Ну как он там? — поинтересовался Нанами, подняв голову на девушку. — Он очень худой и грязный… Ай! — громко ответила Кёко, отцепляя котёнка от своего жакета. — Но здоровенький, никаких травм и паразитов, на первый взгляд. Вот…Возьми его, Нанами. Она протянула ему брыкавшегося котёнка и усмехнулась, когда заметила, как бережно Нанами принял его. Животное сразу же отправилось за пазуху форменного гакурана. — А ты как спускаться будешь? Пальцем руки Нанами почесал котенка за ушком и едва заметно улыбнулся, находя животное очаровательным и милым. Он шикнул, когда котёнок вцепился коготками в тонкую рубашку, но смиренно вздохнул и покачал головой. — Да я спущусь, не переживай. Просто с ним на руках страшно. Вдруг ещё упаду... Ловко спрыгнув на землю, Кёко поморщилась от неприятного ощущения в стопах, вызванного грубым приземлением. Она свела брови на переносице и поморщилась, затем поправила на себе юбку и рукава жакета, и распрямилась. — Ты себя нормально чувствуешь? Не сильно ушиблась, когда падала? — Все хорошо, хотя приятного было мало, — усмехнулась Кёко, обувая мокасины. — Давай отнесём котенка в общежитие, нужно будет его искупать… И, наверное, было бы славно сходить в магазин, чтобы купить лоток и наполнитель для него… Кёко потерла подбородок, размышляя, что ещё могло бы пригодиться котёнку для дальнейшей жизни в стенах общежития. Покосившись в сторону Нанами, гладившего животное, которое сидело у него за пазухой, она улыбнулась. — А нам вообще разрешат его оставить в общежитии? — спросил парень, отвлекаясь от мяукавшего комочка. — Не думаю, — вздохнула Хасэгава, поднимая свою сумку с земли. — Яга нам надает за такое, — со смешком произнесла она. — Да и дядя Ясуо в восторге не будет… Скажет, что это моё дурное влияние на вас распространилось. Нанами кивнул, приглашая вернуться на аллею, после чего наклонился за своей сумкой и поднял её с влажной травы. Некоторое время они шли молча, лишь мяукавший котёнок прерывал повисшую между ними тишину. Кёко заглядывала в гакуран первокурсника, наблюдая за тем насколько хорошо устроился маленький меховой комочек. От него она не могла отвести заинтересованного взгляда. — А ты что котов так сильно любишь? — поинтересовался Нанами, бросив на Кёко беглый взгляд. — Ага! — уверенно ответила она. — Я же с Тасиро. У нас там котов больше чем местных жителей. — Вот оно что, — он тихо усмехнулся поскольку не нашел идей как продолжить разговор о месте жительства Кёко. — Надо будет спросить у кого-то, кто сможет забрать его домой… Хайбара говорил, что его сестра как раз уговаривала родителей завести домашнее животное. Вдруг возьмет? — Было бы славно. Сатору точно забрать не сможет, у него и так две собаки дома, — трагично вздохнула Кёко, белый котик в семействе Годжо точно прижился бы как родной и скорее всего пришелся бы Кацуми по душе. — А у Ясуо и так моя кошка живет, пока я учусь в колледже. — Как зовут твою кошку? Нанами интересовался вежливо и обходительно. Кёко удивилась тому, что его действительно заинтересовал этот момент, и охотно продолжила диалог. Поговорить о котах она всегда была рада: — Нана. Мою кошку зовут Нана. Она уже старенькая, — с довольной улыбкой произнесла Хасэгава. — В этом году ей одиннадцать лет исполнится. А ещё у неё окрас черепаховый, трехцветный… И она очень не любит новых людей, но особенно почему-то невзлюбила Сатору. — Невзлюбила? — по-доброму усмехнулся Нанами. — Ну… В последний раз, когда мы ходили за едой, которую нам Наоки приготовила, Нана нагадила прямо в ботинки Сатору! — тихо рассмеялась Кёко, прикрывая рот ладошкой. — Только я тебе этого не говорила! Вместо ответа Нанами беззвучно рассмеялся, покивал головой и махнул рукой, уверяя, что всё было в полном порядке и этот секрет он не будет разглашать. В конце главной аллеи показался силуэт высокого мужчины. Чем ближе студенты подходили к нему, тем отчетливее Кёко узнавала в нём человека, которого видела в своей жизни всего один раз и после которого совсем не горела желанием встречаться вновь. За год Иошинори Хасэгава едва ли изменился. Его тёмные волосы, разделенные ровным пробором, слегка отросли и теперь практически доставали до подбородка, это лишь сильнее вытянуло его черты лица. На нём был джемпер горчичного цвета, надетый поверх белой рубашки, и потёртые джинсы из серой ткани. Казалось, Иошинори кого-то ждал и, Кёко была уверена, что нужен ему был Ясуо. — Давай чуть быстрее пойдем, — шепотом проговорила она, прибавляя шагу. Она наклонила голову, чтобы скрыть за чёлкой лицо, и закинула сумку на плечо, чтобы было удобнее. Пройдя вперёд, они с Нанами поторопились к тропинке, ведущей к общежитию. Внезапно мужчина обернулся и посмотрел прямо на бредущих студентов оценивающим взглядом. Он сощурился, рассматривая девушку и прочистил горло: — Кёко? Хасэгава шлёпнула себя по лбу и недовольно выругалась под нос. Приятного в такой встрече и правда было мало. Прекрасно зная, что Ясуо продолжал общаться с братом, она отдавала себе отчет в том, что рано или поздно им с отцом придется снова встретиться и поговорить как двум взрослым людям, но на деле была к этому абсолютно не готова. Мысль о том, что у неё существует родной человек, бросивший когда-то давно, изредка давила на сердце и заставляла чувствовать себя неуютно. Особенно больно почему-то первое время после знакомства с семьей Сатору. Тогда Кёко не показывала, что в глубине души зависть давала свои ростки… Бороться с этим было трудно. Шумно вздохнув, Кёко тихо сказала Нанами, чтобы тот шел в общежитие один. Нужно было взять себя в руки и попытаться поговорить с Иошинори, чтобы выяснить причину его появления в колледже и мотивы, по которым он её окликнул. — Знаешь, я надеялась, что мы больше не встретимся, — пробормотала она, подходя ближе. — Ну… Мы же семья как-никак, — сдержано произнес Иошинори, вяло пожимая плечами. — Парень твой что ли? — Нет. Почувствовав, как сердце пропустило несколько ударов, Кёко поёжилась и скрестила руки на груди. — Чего ты от меня хочешь? — Я подумал, что ты остыла за всё время, что мы не виделись. Вот и решил, что раз уж пришел сюда по делам, было бы неплохо тебя увидеть, — Иошинори поправил очки на переносице и шумно выдохнул. — А ты изменилась. Поджав губы, Кёко мотнула головой. Ещё бы ей не измениться, в последний раз они виделись почти год назад. Он тоже стал выглядеть по-другому, это было закономерным вариантом развития событий… — Волосы просто покрасила, да уши проколола. Не такое уж и изменение. — Я к тому, что ты подросла. Когда мы виделись в прошлый раз, ты больше была похожа на подростка, — он беззлобно улыбнулся. Кёко шаркнула ногой и замолчала. Если бы отец был рядом, когда это было нужно, то увидел бы как из маленькой девочки она трансформировалась в подростка, а затем и вовсе в девушку, которая стояла сейчас перед ним. — Слушай, зачем ты пришел? Сказать, как я изменилась? Так это я и без того знаю, в зеркало по утрам смотрюсь… Отрицательно качнув головой, Иошинори вздохнул. Он кашлянул в кулак, распрямился и сразу же убрал руки за спину. — Мне кажется, что было бы неплохо нам наладить общение. Знаю, я плохой отец для тебя, но мы можем хотя бы попробовать… Я… Кёко, я не прошу тебя любить меня как своего родителя. — Ещё чего, — фыркнула она. — Да мне куда ближе отец Сатору, чем ты. Осознав, что она выдала, Кёко накрыла рот ладонью и прикусила кончик языка. Вместо того, чтобы продолжить свою тираду, она решила замолчать, чтобы не наговорить ещё чего, о чем могла бы потом пожалеть. — Понимаю, — только и смог ответить Иошинори. От его фразы повеяло откровенным разочарованием. Скорее всего Иошинори предполагал, что дочь сможет переступить через себя и даст ему возможность высказаться, однако за прошедшее время Кёко лишь чуть остыла. Смерти не желала и то хорошо. Кёко вздохнула, понимая, что их разговор зашел в тупик, и шмыгнула носом. На самом деле она часто думала о том, что хотела бы сказать отцу при встрече, расписывала себе в голове всевозможные речи, где она ловко парировала его расплывчатые аргументы в духе «так надо» и «так получилось», но на деле едва ли смогла выдать хоть что-то из этого. — Так зачем ты пришел сюда? — А, — Иошинори почесал затылок. — Знаешь, после того как я с Тасиро сбежал, то нашел призвание в предпринимательстве. Сейчас у меня фирма небольшая, делаем ремонты разных помещений, всё такое… — он пожал плечами и вздохнул. — У вас тут работники, нанятые администрацией, с душевыми женскими напортачили в одном из общежитий. Плитку плохо положили и из-за этого… — Иошинори запнулся, после чего неуверенно усмехнулся. — Наверное тебе не нужно столько подробностей. — Да нет-нет, это как раз женский душ в том корпусе, где я живу, — натянуто улыбнулась Кёко. — Почти месяц не работает уже. — Вот его мы и будем делать, получается, — вздохнул Хасэгава, разбавляя неловкую паузу. — Сюда… Мало кого пускают на самом деле. Так что раз одна фирма не справилась, придется поработать другим сведущим в шаманском мирке. — Прикольно, — только и смогла ответить Кёко. Мужчина посмотрел на дочь сверху вниз, приподняв оправу очков. — Знаешь, а ты очень похожа на свою мать, — неожиданно выдал он. — Она интересная женщина была, даже сказал, что очень очаровательная. В прошлый раз как-то я это не приметил вашей схожести… Поджав губы, Кёко решила промолчать, чтобы не нагрубить отцу. Вместо того, чтобы подколоть его и ответить что-то мерзкое и ядовитое, она потупила свои мокасины. — Мне хотелось бы рассказать тебе причину, по которой я покинул клан, если ты не против. Раз уж мы пересеклись сегодня. Вдруг опять придется год ждать встречи… Он замер, выжидая какую реакцию на его предложение проявит Кёко, и, когда она кивнула, набрал в лёгкие побольше воздуха. — Тогда начну издалека, чтобы тебе понятнее было, — он закашлялся. — У вас тут нет нигде автоматов торговых? В горле першит. — Пойдем, у нас в общаге недавно новенький поставили в коридоре, — Кёко показала в сторону общежития дрожащей рукой и резко одернула себя. — Там много напитков. Иошнори, заметив смену настроения дочери, вяло улыбнулся, кивнул и направился следом за ней. — Я думаю Ясуо рассказывал тебе, что мать твоя из клана Киёмидзу. Ну тех… Которые на фоне своей одержимостью буддизмом храм отгрохали в Киото. Бывала там? — Один раз… Мы с Сатору в том году ездили в Киото, чтобы погулять. — Здорово, это важно — интересоваться достопримечательностями родной страны, — поднял указательный палец Иошинори. — Так вот основатель храма Киёмидзу-дэра был не просто шаманом, а монахом, подчинившим себе сильное проклятие... Он принял его за Тысячерукую Каннон по какой-то причине, а затем поселился вблизи водопада Отова и принялся развивать монашеское поселение. В дальнейшем всё это трансформировалось в крупный шаманский клан с несколькими семьями. Так и появились Киёмидзу, Хасэгава, а также ещё несколько семей, которые со временем потеряли свою значимость или вовсе исчезли, — Иошинори говорил очень сбивчиво, видимо хотел охватить как можно больше всех деталей и нюансов, но не поспевал за ходом собственных мыслей. — Так мы типа родственники с Киёмидзу? Кёко слушала его с интересом. Несмотря на первоначальную враждебность по отношению к отцу, она прекрасно понимала, что он может поведать немало интересных или важных вещей о её родословной. В связи с теми способностями, которые она стала уверенно развивать после недавнего задания в Ниситаме, это должно было наконец-то расставить все точки. — Ну как сказать… Структурно мы когда-то были общим кланом, но в последствии отделились… Мутная история, если честно. — Он почесал затылок. — Думаю, бабушка тебе решила это не рассказывать про твоё происхождение ничего, ведь прекрасно понимала, что это вызовет много вопросов. Или потому что все, что было связано со мной было под запретом. — Ты прав. Всё это время она говорила… — Кёко задумалась, прежде чем оформила свою мысль в единое целое. — Она говорила разные версии почему тебя нет рядом с нами. Но я почему-то всегда думала, что ты умер. — Нет ничего удивительного, для неё я давно мёртв, — вздохнул Иошинори. — Мёртв потому, что перечил ей и опозорил клан Хасэгава самим своим существованием. Кёко открыла входную дверь, ведущую в общежитие, и придержала её, чтобы впустить отца. Тот сразу же подошел к торговому автомату, вставил в него несколько монет и среди огромного разнообразия напитков выбрал обычную бутилированную воду без газа. Они присели на скамью, которая находилась в помещении, на расстоянии друг от друга. — Короче меня женили на наследнице клана Киёмидзу насильно, так захотела мать. Она всегда понимала, что у нашей семьи осталось мало. Шаманы вырождались, вот и пришлось пойти на сделку с Киёмидзу и отдать меня в их клан. Мне никогда этого не хотелось, но против воли родителей идти страшно было, — Иошинори открутил крышку, поднес бутылку к тонким губам, сделал несколько глотков и поморщился. — Я закончил колледж, нас с твоей матерью женили и в тот же год родилась ты. Мы несколько лет прожили в Киото у Киёмидзу и лишь после этого решили отправиться на Тасиро, так сказать… Погостить. Там твоя мать, с которой мы ждали, что она вот-вот родит второго ребенка, тяжело заболела и, к огромному сожалению, потеряла плод. Говоря о прошлом, Иошинори не менялся в лице. Создавалось ощущение, что он помнил всё отрывками и с большим трудом мог воссоздать в голове целостную картину произошедшего клане Хасэгава столько лет назад. — Проблема была в том, что у матери твоей любая из беременностей протекала очень тяжело, их было немало, а Киёмидзу всегда рассматривали женщин из своего клана исключительно как средство для продолжения рода… Мы с Ясуо не могли и не хотели видеть, как с каждой неудачной попыткой выносить ещё одного ребенка, твоя мать угасала лишь сильнее, поэтому… — он кашлянул. — Подстроили несчастный случай, в ходе которого все решили, что она мертва. И это очень сильно разозлило Киёмидзу. Настолько, что меня Сайто потом судили за убийство твоей матери. Кёко слушала его и старалась не перебивать поток сознания отца. Ей правда было интересно, что ещё он мог бы сказать о минувших днях. — Моя вина не была доказана, меня оправдали. Под всю эту шумиху Ясуо помог твоей матери сбежать в Китай… А уж где она там и чем занимается — знать не знаю, если честно, — Иошинори повертел в руке бутылку с водой и горько усмехнулся. — Однако после суда я решил, что оставаться на виду в шаманском мире, где каждая собака, благодаря гнилым языкам, считает меня виноватым, у меня нет никакого желания. Поэтому я и сбежал в Токио. Вот. Некоторое время Иошинори разглядывал пустым взглядом этикетку на бутылке воды и теребил её краешек. — Неужели прям все считали тебя виноватым? Иошинори повел щуплыми плечами. — Процесс хоть и был закрытый, но Киёмидзу активно настраивали против меня всех, кто мало-мальски имел к этому какое-либо отношение. Видишь, даже бабка твоя до сих пор уверена, что убийцей был я и игнорирует моё существование. Вместо ответа Кёко кивнула. Теперь ей стало гораздо понятнее почему отец её покинул, однако вместо сострадания к нему она внезапно почувствовала огромную благодарность к дяде Ясуо за его вклад в её жизнь. Он не отказался, не переложил ответственность на кого-то другого и даже будучи жителем столицы продолжал регулярно навещать племянницу на Тасиро. Его поступки вызывали огромное уважение. — А как мать зовут хотя бы? — Найти что ли хочешь? — Да нет, — Кёко пожала плечами, выражая полнейшее безразличие к поискам матери. — Просто не хочется, чтобы в моей памяти она оставалась обезличенной и безымянной женщиной. — Сэнго. Повисло молчание. Слышно стало лишь звуки из общей комнаты, находившейся дальше по коридору. Видимо, Нанами с котёнком застали на месте других обитателей общежития и произвели самый настоящий фурор. — Знаешь, я бы хотел тебе посоветовать держаться подальше от клана Киёмидзу, Кёко. Ничего хорошего они не несут. Кивнув головой, Кёко не нашлась с ответом. — Пойдем душевые покажешь мне что ли, — усмехнулся Иошинори. — Посмотрим сколько там работы предстоит…***
Городская больница Сайтамы представляла из себя восьмиэтажное здание, возвышавшееся над низким городком, большая часть которого состояла из частных домов. Неподалёку от учреждения расположились парк и большое бейсбольное поле, что находилось ближе к реке. В воздухе витало умиротворение и спокойствие. Комфортная обстановка даже способствовала скорейшему выздоровлению пациентов, как говорили некоторые доктора, и родственники больных охотно в это верили. Перед тем как направиться в больницу, Сатору предложил зайти в комбини неподалёку, чтобы купить гостинцев для деда. Выбор он сделал быстро: взял несколько фруктов, которые обычно приносили больным, и бутылку воды. Он был не особо разговорчивым, большую часть времени отвечал односложно, видимо, из-за волнения, поэтому Хасэгава решила не нагнетать рассказами о первом разговоре по душам с родным отцом. Впервые она почувствовала облегчение. Если раньше она задавалась о том по какой причине родители от неё отказались, то теперь почувствовала смирение. Никто рад не был, просто выхода другого не было. Всего-то… Кёко брела по коридору больницы следом за Сатору, словно хвостик. Пока он шел не спеша, сжимая в руках ручку пластикового пакета, полного угощений, она неторопливо переставляла ноги, чтобы не обогнать его ненароком. — Давай договоримся, что ты подождёшь меня в коридоре? — обернулся Сатору. — Я… Сначала посмотрю, как он там и, если дед в адеквате, то, может, позову тебя познакомиться. Он у меня немного не здоров, — он постучал себе по голове указательным пальцем. — Но иногда бывают дни, когда соображает, как в старые добрые времена. — Как считаешь нужным, Сатору. На самом деле Кёко не видела никакой необходимости в таком знакомстве. Дедушка Сатору в скором времени умрет, поэтому вряд ли его мнение об их союзе будет что-либо значить, однако поскольку для молодого человека это было важным шагом, она не перечила. Они дошли до конца коридора и остановились. Из нужной им палаты выглянула девочка лет тринадцати. Глядя на неё, сразу можно было сделать вывод, что Сатору она приходилась родственницей: бледная кожа, личико с неровным румянцем, пепельные, почти белые, волосы, глаза, внешние уголки которых были опущены, с густыми светлыми ресницами. — Мичико? Ты чё тут? — вместо приветствия спросил Сатору, глядя на неё. Одернув рукава серого кимоно, девочка сложила руки перед собой и вежливо поклонилась. — З-здравствуйте, — заикнулась она. — Папа сказал с дедушкой п-побыть. Вот я и сижу, с-стерегу его. Сатору вскинул одну бровь и посмотрел на неё сверху вниз. — А самому слабо что ли? — тяжело вздохнул он. — Ладно, забей. Дед как там? Вздохнув, Мичико пожала плечами. — С-сегодня всё неплохо. Попросил к-купить ему с-судоку, — тихо проговорила она. — Посидите с ним пока я не вернусь? Я в-все равно собиралась м-медсестру позвать… — Да иди-иди… Я посижу с ним, не парься, — махнул рукой Сатору. — Дед он мне или кто, — шутливо добавил он, чтобы сбавить градус напряжения. — Кёко, побудешь тут пока? Он показал на диванчик, расположенный между дверьми в палаты, в ответ Кёко кивнула и сразу же присела. Едва Мичико удалилась, постукивая низкими каблучками своих туфелек, Сатору сразу же наклонился и прошептал на ухо девушки: — Что-то раньше она так не заикалась. — Это кто вообще? — тихо спросила его Кёко. На некоторое время Сатору завис, пытаясь найти объяснение, которое бы удовлетворило девушку. — Да так… Просто кузина… — он набрал в лёгкие побольше воздуха. — Ладно. Жди меня тут. Согласно кивнув, Кёко скрестила руки на груди и прикрыла глаза. Относительно происходящего она почти не волновалась, спокойствие, которое наступило для неё после разговора с отцом, состоявшегося днем, действительно оказало колоссальное влияние. Единственное, что немного давило на сердце и заставляло чувствовать лёгкую тревогу, так это клан Киёмидзу и словесный портрет бабушки, составленный отцом. Иошико и правда была человеком грубым, неспособным к состраданию. Это Кёко усвоила за все годы, что провела на Тасиро, но, чтобы отталкивать собственного сына и винить его в позоре, упавшем на клан… Кёко поморщилась, находя эти размышления неуютными. В отличие от бабушки, рьяно мечтавшей вернуть семье хотя бы какую-то репутацию, она понимала, что это грёзы безумца. Мысль о том, что когда-нибудь клан Хасэгава сможет потягаться хотя бы со среднестатистической шаманской семьей региона Канто уже выглядела смешно. Не будет никакого величия. Время прошло. Из размышлений Кёко вытащил голос Сатору. Тот выглянул из-за двери палаты и относительно бодрым голосом позвал её войти. Внутри оказалось также светло, как и в коридоре с белоснежными стенами. Палата, рассчитанная на одного человека, явно относилась к высокому классу. Об этом свидетельствовали её современное убранство, простор, а также присутствие какой-никакой мебели для посетителей. Посреди палаты находилась кровать. В простынях мятно-зеленого цвета лежал старик. Внешне он выглядел так, словно из него высосали все жизненные соки. Изможденное лицо, чьи тонкие черты поплыли со временем, повернулось ко входящим. Волос старика, казалось, давно не касались ножницы, однако они всё ещё оставались короткими. Руки его, лежавшие поверх одеяла, выглядели неестественно худыми, словно Вакана Годжо давно отказался от еды. Дышал старик через специальную трубку, видимо, его лёгкие совсем ослабли за время борьбы с болезнью. — В общем, деда, это и есть Кёко, — с натянутой улыбкой произнес Сатору. — Я рассказывал тебе про неё только что. Кёко учтиво поклонилась старику и распрямилась, сложив руки перед собой. — Рада знакомству, господин Годжо, — мягко произнесла она как этого требовали элементарные правила приличия. Светлые глаза Вакана Годжо некоторое время блуждали по девушке, изучая, пока Сатору выкладывал в вазу с фруктами принесенные им гостинцы. Кёко стояла также неподвижно ожидая, когда старик произнесёт хоть что-то в её адрес. — Знаешь, дед, я подумал, что врать не очень-то хорошо, — Сатору подошел ближе к его кровати. — Хочешь признаться в чём-то, пока я не умер? — с тихим смешком произнёс старик. — И девочка пусть ближе подойдёт, — он поднял руку и поманил Хасэгаву к себе. Покорно подойдя ближе, Кёко остановилась по левую сторону от Сатору и опустила взгляд в пол. Несмотря на свой спокойный внешний вид она чувствовала себя очень неловко, находясь в палате перед глубоко больным дедушкой своего молодого человека. — Да ладно тебе, помирать собрался тут, — ободряюще произнес Сатору. — Просто не хочу, чтобы тебе Мичико мозги промыла, пока ты в больнице… Старик тяжело вздохнул и усмехнулся. — Это всё равно лучше, чем с Зенин в семьдесят втором… — Брось, — Сатору махнул рукой. — Ты ни с какими Зенин в семьдесят втором не сражался. Они все ещё живые ходят. — Правда, что ли? — изумился старик. — А Мичико говорила… — Это она тебе поддакивала просто. Ей всего тринадцать, она ещё с куклами играет и ничего в жизни не смыслит, — наиграно произнес он. — Я чё сказать-то хотел… — Сатору кашлянул в кулак. — Кёко моя девушка, дед. И я бы хотел, чтобы… — Девушка? — удивился старик, поднимая взгляд на стоящую около кровати Хасэгаву. — У нас ведь был уговор, Сатору. — Я знаю, дед, знаю, — молодой человек развел руками. — Но в отличие от своих дядь, которые только присосаться к тебе пытаются, у меня есть смелость прийти к тебе и сказать всё как есть. И я хочу, чтобы Кёко тоже всё это слышала. Вакана Годжо посмотрел на внука взглядом полным недоумения и хмыкнул. Вместо того, чтобы разразиться тирадой, он прикрыл глаза и удобнее устроился на подушке. — То есть говоришь, что имеешь яйца, чтобы прийти к главе клана и рассказать ему о своём непослушании? — старик тихо рассмеялся. — Чуднó, Сатору, чуднó. Поджав губы, Сатору внимательно посмотрел на блаженное выражение лица дедушки. У Кёко создалось впечатление, что Вакана Годжо всё-таки был больше невменяем, но учитывая глубокую стадию его болезни, происходящий диалог не казался ей странным. — Весь в меня, внук. — Мне кажется, что настоящий глава клана Годжо должен действовать своим умом и выбирать путь не боясь совершать ошибки, дедушка. Ты таким был, и я всегда думал, что среди множества стариков из верхушки ты один-единственный нормальный. — Будет тебе, — закашлялся дед. — Кёко, а ты что скажешь? Согласна с этим щеглом? Хасэгава ойкнула, совсем не ожидая, что её начнут о чём-то спрашивать и уж тем более — о судьбе поста главы клана Годжо. — Ну… Знаете, — смущенно проговорила она. — Вообще я согласна с Сатору. Мой дядя говорил, что когда я стану главой семьи, то должна буду полагаться только на собственный разум и мысли. — Ишь какой! — рассмеялся Вакана. — Твой дядя толковый мужик, раз так считает. Ты чья будешь? — Клан Хасэгава, — Кёко снова поклонилась, скорее рефлекторно, чем по нужде в проявлении вежливости. — Остров Тасиродзима. На мгновение Вакана замолчал, пытаясь припомнить, имел ли когда-либо знакомства с данной семьёй, но затем положительно кивнул: — Лично не был знаком, но наслышан. Из приоткрытого окна палаты дунул ветерок. Занавеска слегка качнулась, задела стоявшую около кровати вазу со свежими цветами, но Сатору успел подхватить её и поставил чуть дальше, чтобы сохранить цветы— результат трудов материнских рук — в целости. — Терпишь его? — он кивнул в сторону внука и усмехнулся. — Только честно. Кёко посмотрела на Сатору и усмехнулась, в ответ тот состроил нарочито страдальческое выражение лица, мол, больно угнетен был вопросом деда, хотя на деле тот его скорее рассмешил. — Терплю ли? — с улыбкой на губах произнесла она. — Нет, мы уживаемся очень даже хорошо. — А с ним что-то случится, что будешь делать? Она нахмурила густые брови. Учитывая то, что Сатору в принципе был куда выше неё в ранговой системе шаманов, в её силах мало что было. Помощь ему в такой ситуации приравнивалась бы к самоубийству, однако… — Всё, что в моих силах. — Техника? — Бездонное хранилище проклятых предметов. — Отчеканила Кёко. — И перемещение в пространстве на небольшие дистанции. — Полезно, — хмыкнул старик. Стоявший рядом Сатору пробормотал что-то вроде «а я говорил, что она способная» и распрямился, закончив поправлять на себе курточку. — Да уж… Сатору… В нашем доме никакой Кёко не будет, — вздохнул старик, прикрывая уставшие глаза. — Пока я жив, она не войдет в клан ни при каких условиях. Кёко почувствовала, как дрогнул подбородок. От последней фразы старика ей стало так обидно, словно она не представляла из себя ничего дельного, и на самом деле он проверял её на никчёмность. — Сатору, передай отцу, чтобы он пришел ко мне завтра вместе с кем-нибудь из клана Сайто, — закашлялся старик, сразу же накрыв рукой узкий рот. — Остальное он сам поймёт. — Лады, — наиграно отсалютовал тот в ответ. — Что-то ещё хочешь? Я передам родителям. Старик грустно улыбнулся и приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на внука. На долю секунды он задержал взгляд на нём, а затем перевел его на Кёко, стоявшую рядом с ним. — Карасей бы половить, Сатору… Карасей… — тихо проговорил старик. Его начинало одолевать сонливое состояние, присущее тяжелобольным людям, и слабость взяла верх. Сатору снял солнцезащитные очки, чтобы посмотреть на дедушку, и шумно шмыгнул носом, полностью понимая смысл сказанных слов. Чтобы хоть как-то поддержать, Кёко погладила его по плечу и натянуто улыбнулась. — Половим ещё карасей, не переживай, — он снова натянул на лицо притворное выражение радости. — Я даже куплю тебе новую удочку и снасти, если хочешь. Когда старик уснул, Сатору и Кёко переглянулись друг с другом. Грустная нота, на которой закончился визит к деду, не оставила равнодушным никого из них. И пускай Сатору без особых усилий делал максимально беспечное выражение лица, было понятно, что ему было больно принимать реальную действительность. Даже у него — молодого сильного шамана, были свои слабые стороны, которые он не хотел кому-либо показывать. — Спасибо, что пошла со мной, — тихо произнёс Сатору. Кёко кивнула: если для него это было важно, то она была готова сделать всё о чём он её просил. И даже гораздо больше. В тот момент никто из близких не предполагал, что до конца недели Вакана Годжо не дотянет и скончается на семьдесят втором году жизни ранним утром четверга.