Золотой век

Ворота старого поместья, расположенного на окраине Киото, отворились с лёгким скрипом, впуская путников во внутренний двор. С самого утра погода в бывшей столице выдалась неприветливой и грустной, отчего такие громкие и неприятные звуки особенно резали ухо гостю, аккуратно ступавшему новыми лакированными туфлями по тропинкам, вымощенным тротуарной плиткой. — Дедушка вас уже заждался, — неожиданно громко проговорил темноволосый парень с короткой стрижкой. — Весь день только и говорил, как интересно будет пообщаться с таким гостем… Часто вообще в Киото бываете? Он выглядел как подросток, хотя насколько Широ было известно, уже являлся выпускником Киотского оккультного колледжа. Невысокого роста, с гармоничными и мягкими чертами лица, большими карими глазами и ровным носом, парень создавал располагающее впечатление. Одетый в серые одежды, больше походившие на монашеские, он вел гостя по территории поместья Киёмидзу и безуспешно пытался разговорить его. Широ Годжо огляделся и крепче прижал к себе портфель. Убранство резиденции Киёмидзу по своей планировке больше походило на один из множества буддийских храмов, коими славился Киото. Даже основное здание, стоявшее на берегу небольшого водоема, отдаленно напоминало своими очертаниями Гинкаку-дзи – знаменитый Серебряный павильон, который в давние времена строился как место для отдыха сёгуна Асикаги Ёсимасу, но после его кончины в соответствии с завещанием превратился в монастырь дзэн-буддистов. Хотя при всей схожести было и много отличий в этом поместье от знаменитого храма: первым можно было назвать масштаб, а вторым количество строений на территории. В Гинкаку-дзи Широ бывал всего пару раз в качестве рядового посетителя, потому и не смог не отметить про себя этой схожести между ним и поместьем, да и насколько ему было известно, семейство Киёмидзу представляло из себя шаманов не столько старомодных, сколько искренне верующих в доктрину Будды и в своем сознании преисполнилось настолько, что строго соблюдало моральные заповеди. По крайней мере слухи такие ходили и в обществе шаманов часто смотрели свысока на этих любителей аскезы, то и дело покручивая пальцем у виска, когда о Киёмидзу заходила речь. — Путь из Сайтамы неблизкий, — отмахнулся от парня Широ, поправляя на себе тёмный пиджак, слегка потёртый в локтях. — Так что нет. Обернувшись к гостю, парень нахмурил густые брови и тихо шмыгнул носом. От него не укрылся тот факт, что собеседник не был расположен вести диалоги. Это вынудило его кротко кивнуть головой, осадив собственное любопытство, и поклониться: — Сюда, прошу. Отодвинув сёдзи, парень вежливо поинтересовался можно ли было пригласить гостя. Получив положительный ответ, он вошел в комнату первым и опустился на колени перед главой клана, ожидая. Широ, даже не удосужившись снять туфли, прошел вперед уверенным шагом и остановился, осматриваясь по сторонам. В помещении недоставало света, поэтому парнишка, который привел его, быстро щелкнул по выключателю у входа, чтобы осветить помещение. Небольшая комната в которой находился старик оказалась поразительно пустой внутри. На полу, устланном татами, стоял низкий столик с письменными принадлежностями и записная книжка, открытая на чистых страничках. Позади главы клана Киёмидзу располагался буцудан — семейный алтарь с небольшой статуэткой Будды, где лежали памятные таблички с именами усопших предков. Его открытые дверцы, а также резкий запах курившихся благовоний свидетельствовали о том, что совсем недавно старик, как истинный дзен-буддист, почтил память своих предков утренней медитацией. Кланяться представителю менее известного и, тем более, совершенно не Великого клана, в помыслах Широ было, однако едва старик поднял на него взгляд усталых карих глаз, он стушевался и слегка склонил голову, приветствуя. Томихико Киёмидзу совсем не выглядел на свои семьдесят лет. Для старика он был слишком моложав: волосы без единого пёрышка седины, собранные в тугой хвост на затылке, небольшое количество мимических морщин на лбу и гусиные лапки вокруг глаз. Внешне его спокойно можно было принять за человека, стоявшего на самом пороге седьмого десятка. Здоровьем он также не казался обделенным: крепкое тело, заметный румянец на щеках и крупные ладони приятного розового цвета. Казалось, что старик был в самом расцвете сил и искренне наслаждался той жизнью, которую имел. На нём было надето кимоно глухого голубого цвета, такого же цвета хакама и наброшенная сверху плеч курточка хаори из тёмного материала с едва различимым рисунком саягата. Он поправил рукава, после чего махнул рукой парню: — Минато, ты можешь нас оставить с господином Годжо. — Принести чай? — услужливо поинтересовался тот. Старик вскинул одну бровь, перевел взгляд на гостя и усмехнулся. В его глазах читалось сомнение как насчет визита представителя одного из кланов Великой тройки, так и недоверие по отношению к нему. — Не стоит. Я позову если нам что-то будет нужно. Вежливо откланявшись, Минато скрылся за раздвижной дверью и громко шмыгнул носом, в попытке прогнать надоедливые сопли. Послышались удаляющиеся глухие шаги, которые в скором времени растворились в тишине поместья Киёмидзу. Первым повисшее безмолвие нарушил внезапный плеск воды, раздавшийся из-за стены. На долю секунды Широ даже задумался о неудобствах проживания в непосредственной близости с водоемом. — Давненько у нас тут гостей не было, — спокойно произнес Томихико, доставая кисэру. — Тем более таких важных как вы, господин Годжо. Наблюдая за тем как, старик набивал трубку, Широ молчал. Пока он ехал в Киото, то пытался обдумать все мелочи визита наперед: как будет говорить, какие аргументы приведет, но едва увидел насколько Томихико Киёмидзу был безучастен, растерял весь свой запал. К тому же тот факт, что последние сутки Широ не спал, заставлял его ощущать себя очень помято и неуверенно. Наверное, если бы он спланировал свою поездку в другой день, то чувствовал бы себя получше, но время шло неумолимо и посетить клан Киёмидзу ему бы хотелось до смерти отца, чтобы заручиться поддержкой на будущее в меньшей суматохе. По этой причине он оставил свою дочь в больнице, чтобы та присматривала за дедушкой должным образом, и поспешил на самый ранний поезд, идущий прямиком до Киото. — Мне показалось, что мы могли бы найти общий язык, господин Киёмидзу. Опустившись на татами, Широ скрестил ноги и поставил около себя портфель. Он провел ладонью по распущенным серебристым волосам, слегка потерявшим вид после суетной поездки в старую столицу, и шумно выдохнул. — Вы, Великие кланы, всегда делаете вид, что других шаманских семей не существует, — Томихико подпалил табак в трубке и выпустил густые клубы дыма. — Власть вас развратила. — Это не совсем так, — промямлил в ответ Широ, отводя взгляд светло-голубых глаз. — Просто мы слишком сосредоточены на своих делах. — Конечно-конечно, — со смешком произнес старик. — Правда лишь в том, что ваши визиты в маленькие кланы — это лишь попытка найти себе поддержку в критические моменты. Разве я не прав? Томихико усмехнулся и покачал головой, оценивая то как перед ним держался отпрыск из клана Великой тройки. Знавший нескольких представителей семьи Годжо не понаслышке, он успел отметить про себя, что Широ в диалоге был скверно подкован, словно бы у него в горле застревали слова, которые ему нужно было произнести. В отличие от его отца, умевшего привлечь внимание собеседника к себе, Широ и на десятую часть не соответствовал ему: держал долгие паузы, неуверенно потирал руки и заминался, когда речь доходила до элементарных фраз. — Придя ко мне вы уже расписались в своей слабости, господин Годжо, — пожал плечами он и сразу же откинулся на одну руку. — Я таких как вы насквозь вижу. Широ сглотнул, на секунду замешкавшись. Проделав долгий путь ради одного разговора, он не предполагал, что собеседник будет предугадывать его душевное состояние. В глубине души он надеялся, что Томихико просто выслушает его и не станет задавать лишних вопросов, однако тот оказался умелым оратором, способным задать тон беседы. — Что же… Тогда раз вы понимаете почему я сюда приехал… — выдохнул он. — Ну это было почти очевидно. Вы прибыли явно не потому, что хотели бы найти для своей дочери достойную партию, — Томихико потер подбородок. — Обычно о таком предупреждают заранее, чтобы принимающая сторона могла подумать о… — он усмехнулся. — Отвлекся, прошу прощения… Внуки подросли, хотелось бы увидеть правнуков до того, как мой прах развеет ветер со смотровой площадки Киёмидзу-дэра… — закашлялся он. — Вам нужен союзник, но для чего — не буду скрывать — даже не могу предположить. Я пытался предугадать по какой причине представитель Великого клана попросил о встрече, однако даром ясновидения не обладаю. Широ подтянул к себе портфель и раскрыл его. Вытащив из него хлипкую папку с большим количеством вложений, он положил её перед собой на низкий столик, но раскрыть не поспешил. — Я знаю, что вы очень цените свою родню, господин Киёмидзу. — Это правда чистой воды. Нет ничего лучше здорового потомства, — выдохнул клубы дыма старик. — Кто-то должен смотреть за нашим семейным наследием, изгонять проклятия, беспокоящих посетителей храма… — он почесал затылок. Небольшая комната, устланная татами, наполнилась густым табачным дымом, от которого Широ поморщил нос. Курящие люди всегда вызывали у него дискомфорт, особенно когда они позволяли себе наслаждаться вредной привычкой помещении. По этой причине он особенно недолюбливал Кацуми, что из раза в раз во время семейных собраний набивала кисэру и слушала главу, затягиваясь едким табаком. — Сколько у вас внуков? — Трое, — показал на пальцах Томихико. — Славные парни, сейчас младший учится на втором курсе Киотского оккультного колледжа, а старший и средний, он вас сюда привел, в этом году уже закончили обучение. — Трое? — Трое, — утвердительно кивнул головой старик. Порывшись в папке, Широ достал из неё несколько фотографий. Аккуратно разложив их перед стариком, он показал ладонью на ту, где было отчетливо видно лицо девушки. — А как же ваша внучка, которую воспитывает клан Хасэгава? Лицо Томихико скривилось в презрении как к собеседнику, так и к вышеупомянутой семье. Он недовольно цокнул языком, шумно вздохнул, и покачал головой, обдумывая свой ответ. Было очевидно, что тема оказалась Томихико не самой приятной для обсуждения и в идеале ему бы хотелось её избежать. — Она приходилась мне внучкой ровно до того момента как её отец убил мою дочь, — пожал плечами старик. — Клан Киёмидзу отказался от неё, так что более она не часть моей семьи. Повисла неловкая пауза. Томихико нахмурил брови и поджал губы, его задела грубость со стороны гостя, что смел напоминать в стенах резиденции клана Киёмидзу о том, как несколько лет назад была убита одна из его дочерей, которой, невзирая на традиции внутри семьи, он как-никак дорожил. — У меня есть информация, что ваша внучка достаточно способная шаманка, — приподнял указательный палец Широ. — На прошлой неделе Марико Сайто ходатайствовала перед представителем Старейшин о присвоении девочке второго ранга. — Откуда столько информации о ней? — Я достаточно умел в её сборе, — потер руки мужчина. — Мне не составило труда добыть также и выписку из её дела, где значится следующий навык, помимо фамильной техники клана Хасэгава: «Обладает способностью перемещаться на небольшие дистанции при наличии вблизи водной глади или воды как таковой», — он изогнул губы в довольной улыбке. — Когда я прочитал это, то сразу же подумал о том, что она достойная наследница достойной семьи. Это ведь техника под названием «Зеркальная водная гладь», которой славятся члены вашего клана, я правильно понял? Изменившийся в лице Томихико промолчал. Протянув ладонь вперед, он аккуратно взялся пальцами за краешек фотографии девушки, где было хорошо видно её лицо, и чуть сощурил глаза, рассматривая. Некоторое время его зрачки скользили по поверхности изображения, в попытке уловить знакомые черты лица. Из его легких вырвался тяжелый вздох, очевидно манипуляции Широ задели что-то, сидевшее глубоко внутри него, о чем он предпочитал не вспоминать. — Что думаете об этом? — Сэнго — это моя покойная дочь, — решил уточнить он. — Видимо, была исключительным человеком, если смогла произвести на свет шамана, способного обладать сразу двумя фамильными техниками… — Томихико отложил фотографию. — Однако это не отменяет того факта, что клан Киёмидзу отказался от девчонки, — с пренебрежением в голосе произнес он. — Но не буду скрывать, её способности меня взволновали. — Тогда что бы могло поменять решение главы клана Киёмидзу? — сложил пальцы в замок Широ. — Вам-то для чего в чужие дела лезть? — с тяжелым сердцем выдохнул Томихико. — Я и сам в состоянии решить проблемы своей семьи. — Ни в коем случае не думаю, что вы не в состоянии. Просто… Широ слегка замялся, пытаясь красиво изложить свои мысли. Раньше ему приходилось иметь дело с представителями других семей, но как правило разговоры были на менее деликатные темы и редко волновали его самого. — Понимаете, мой племянник Сатору в ближайшем будущем должен стать главой нашего клана. Разговор об этом поднимался сразу же после его рождения, — развел руками мужчина. — Соответственно и вопрос о его будущем был заранее обговорен и предначертан моим отцом… — Продолжайте. Вытряхнув сгоревший табак из трубки в чашу, Томихико сложил кисэру в футляр и отложил тот на татами позади себя. — Сатору сильно прикипел к вашей внучке, — подвел черту Широ. — И это очень противоречит всем клановым договоренностям… Мне бы хотелось повлиять на это любым из возможных способов. — Вы хотите, чтобы я помог вам разрушить этот союз? — вскинул бровь старик. — Если вас интересует цена вопроса, — пролепетал Широ, потирая запястье правой руки. — То клан Годжо никогда не скупился и всегда был щедр к своим союзникам… — Я задал вам вопрос, Годжо. Вы хотите, чтобы я вмешался в дела вашего клана, в дела семьи Хасэгава и разрушил всё то, что у них есть? — в его глазах мелькнул огонёк. — Чтобы отдалить свою внучку от вашего племянника и забрать её под свою опеку? Широ кивнул и шумно выдохнул. Озвучить свой план постороннему человеку у него не хватило духа, поэтому мысленно он поблагодарил всех известных ему богов за то, что Киёмидзу произнес всё сам. — У этого и правда будет дорогая цена, господин Годжо, понимаете же к чему я клоню? — Понимаю. И готов щедро отплатить за ваши старания, господин Киёмидзу… Вы можете назвать мне любую сумму и как только я окажусь в Токио… — начал было он. Томихико усмехнулся и отрицательно покачал головой. Условия, выстроенные на денежной основе, его совсем не устраивали, но было кое-что, что было способно переманить его на сторону сегодняшнего гостя. — У вас одна дочь? — Да, — кивнул он. — Вы уже нашли ей партию? — довольно протянул Томихико, потирая подбородок.

***

Со стороны тренировочной площадки слышались звонкие голоса студентов. В послеобеденное время первокурсники часто занимали стадион для того, чтобы размяться и попрактиковаться друг с другом под контролем преподавателя. Часто Сатору, Сугуру и Кёко составляли им компанию, желая посмотреть на способности младших товарищей, а Сёко флегматично наблюдала за ними со скамьи, то надевая, то снимая очки Годжо, оставленные ей на хранение. В этот же раз никто из второгодок разминаться не пришел… кроме Кёко, что уныло брела по аллее, и не заметила, как ноги сами привели её к спортивной площадке. Она остановилась около прорезиненных дорожек, потянулась и зевнула, рассматривая занимавшихся. Хайбара и Нанами, бегавшие вокруг площадки, заметив подошедшую девушку дежурно помахали ей, приветствуя. Вяло махнув им в ответ, Кёко направилась в сторону лавок, поскольку ни малейшего желания разминаться у неё не было, да и первокурсники её совсем не интересовали. Других проблем по горло было. Сидевший на одной из скамей Ясуо флегматично смотрел в экранчик мобильного телефона, словно отсчитывая время до конца занятия, и курил сигарету. Тихой поступью Кёко подобралась к нему со спины и очень аккуратно накрыла глаза ладонями, чтобы дядя не сразу заметил присутствие ещё одного человека. — Тихо ты, Кёко, — вместо приветствия выдал Ясуо, потушив окурок о железную часть скамейки. С губ его сорвался лёгкий смешок, он убрал ладони племянницы с лица и поднял на неё голову. В пасмурный день Кёко выглядела несколько подавлено, словно её душевное состояние подстраивалось под унылую апрельскую погоду. — Практикуюсь вот. Устало плюхнувшись рядом с дядей Кёко прижалась щекой к его крепкому плечу и прикрыла карие глаза. Некое чувство меланхолии, захлестнувшее девушку, вынудило её крепче обнять Ясуо за торс обеими руками. — Почему не на занятиях? Ясуо погладил племянницу по голове и слегка растрепал розовые волосы. Когда Кёко сама шла к нему на контакт и выражала чувства с помощью действий, он всегда боялся спугнуть её неловким движением или словом, словно она была для него маленьким пугливым котёнком. Несмотря на то, что он прекрасно осознавал, как она выросла, для него Кёко оставалась ребёнком, которого хотелось опекать и защищать. Родная кровь как-никак. — Закончили мы на сегодня. Мне скучно просто, вот и гуляла по колледжу... А когда увидела тебя, то решила что мы давно не болтали по душам, разве нет? Всё равно за своими студентами сейчас не шибко следишь… — Да что с ними случится пока они бегают вокруг площадки? — вздохнул мужчина. — Не пятилетки, вряд ли расшибутся. — И то верно. Яга вообще иногда нас оставляет и идёт своими делами заниматься, — хихикнула Кёко. Уложив голову на плечо Ясуо, Кёко посмотрела на то как Нанами и Хайбара наворачивали круги вокруг тренировочной площадки. Чуть поёжившись от прохладного ветра, девушка шумно выдохнула. — Знаешь, а нормальный он мужик, — неожиданно выпалила она, прижимаясь к Ясуо ближе. — Кто? — он посмотрел на племянницу сверху вниз и нежно поцеловал её в макушку. — Масамичи-то? — Папа. Замерев, Ясуо не нашелся с ответом. Некоторое время он молча обдумывал как именно ему стоило отреагировать на внезапное откровение со стороны племянницы, прозвучавшее для него словно гром среди ясного неба. Видимо, он даже не предполагал, что на прошлой неделе пути Кёко и Иошинори в этом чудном мире наконец-то пересеклись. — Поговорили с ним что ли? Утвердительно кивнув, Кёко поёжилась: — Ага. Даже телефонами обменялись. Он говорит, что не против общаться со мной больше. И может в гости как-то позовет. Ясуо грузно набрал в лёгкие воздуха и задержал дыхание перед тем как шумно выдохнуть. Показалось, что такая новость его немного опечалила. Отпускать любимую племянницу к брату оказалось нелегко. В голове потоком пронеслись мысли о том, как Кёко в ближайшем будущем может отдалиться от него и забыть про них с Наоки. Он закусил кончик языка и отвел взгляд, чтобы посмотреть на студентов, продолжавших разминку. — Правда я не думаю, что он когда-нибудь станет мне ближе чем ты, — Кёко пихнула дядю в бок и по-доброму рассмеялась, заметив, как тот посмурнел едва речь зашла о старшем брате. — Просто мне кажется, что нужно наладить с ним отношения… Хотя бы попробовать. Вдруг потом буду жалеть о том, что даже не попыталась этого сделать? Ясуо едва заметно кивнул, отпуская от себя гнетущую мысль о расхождении их с племянницей путей. — Не могу осуждать тебя за это решение. Ты знаешь, я ещё в том году говорил тебе, что стоит сделать первый шаг, — расслаблено выдохнул Ясуо, удостоверившись, что всё в полном порядке. — Только не сильно верь тому, что он тебе говорит. Иногда Иошинори привирает и искренне верит в то, что говорит. — Даже про маму? Почесав затылок, Ясуо поджал губы. Вопросы о матери Кёко всегда заставляли его напрягаться, хотя он и пытался скрыть это от племянницы. — Про маму правда, к сожалению. Знаешь, я ведь не хотел рассказывать тебе это всё не из вредности, — тихо произнес Ясуо. — Эй, Хайбара! — внезапно крикнул он. — Бодрее давай! Ю, когда заметил, что преподаватель отвлекся, решил сбавить темп бега, но поскольку тотчас же был уличен в своем жульничестве и получил справедливое замечание, устало вздохнул и прибавил темпа, чтобы догнать Нанами. — Знаешь, вся эта история, которую выдумала твоя бабушка, о том, что твои родители не то бросили тебя, не то погибли изначально была бредовой и я её не одобрил, но пришлось поддерживать эту легенду. Однако я был уверен, что она примитивная и рано или поздно до тебя бы дошло, что всё далеко не так как говорит бабушка, — он пожал плечами. — Любая ложь рано или поздно выходит наружу. Он продолжил наблюдать за тем как студенты бегали вокруг площадки с отстраненным выражением лица, свидетельствовавшем о крайней степени задумчивости. — Я в прошлый раз, когда мы говорили с тобой о твоей матери, это ещё на Тасиро было, сказал, что Киёмидзу отказались от вас. И… Знаешь… Я не до конца могу подобрать нужные слова к сложившейся ситуации… — Ясуо нахмурил тёмные брови, он прекрасно помнил, что именно говорил и когда это было. — Твоя мать человек хороший. Мягкий, добрый, и она была очень ласкова с тобой… Не уверен, что она смогла тебя полюбить, но, думаю, ты что-то значила для неё и была чем-то особенным в том круговороте страданий, который стал для неё жизнью. — Она страдала? — А как ты думаешь? После того как она родила тебя, каждый из её детей умирал или в утробе, или после рождения, — в голосе Ясуо слышалась искренняя грусть и сопереживание по отношению к матери Кёко. — Иногда Сэнго напоминала мне окотившуюся кошку, чьих котят утопили, а она продолжала жалобно мяукать, разыскивая их, — Ясуо подобрал наименее красивый эпитет из всех возможных, но крайне удачный. — Старик Киёмидзу, под угрозой отлучения от клана, настаивал на том, чтобы она и дальше пробовала, ему нужен был внук… — он шумно вздохнул, вспоминая былые времена. — Вот что бы ты сделала на моем месте? Кёко грустно пожала плечами, ставить себя на место кого-либо ей было очень сложно, особенно когда речь заходила о таких серьезных поступках. — Наверное я бы помогла ей, если бы была на твоём месте. Услышав такой ответ, Ясуо усмехнулся. Видимо, Кёко и правда куда больше походила на него, чем на любого другого члена семьи Хасэгава. И эта мысль не могла его не порадовать. — Вот и я тогда не смог наблюдать, поговорил с Иошинори, и мы решили сделать так как сделали в итоге. Надеюсь, что Сэнго сейчас счастлива и занимается тем к чему лежит её душа… Когда мы провожали её в Китай, то она сказала, что начнет жизнь с чистого листа и первым делом найдет себе обычную не-шаманскую работу, — он подбодрил Кёко поглаживанием по спине. — Эх! Повезло, что ты не пацан. Забрали бы тебя Киёмидзу у меня. Даже несмотря на разногласия. — А я бы не пошла! — надула губки Кёко. — Спрашивал бы тебя кто, — рассмеялся Ясуо и погладил племянницу по голове. — Так почему ты тут одна бродишь, где Иэйри или Годжо? — Сатору на похороны уехал ещё вчера утром, его Яга отпустил на два дня, — вздохнула Кёко, уткнувшись лицом в плечо дяди. — А так как я не могу быть с ним в эту трудную минуту из-за некоторых его шизанутых родственников, то приходится тусоваться тут. А Сёко и Сугуру в магазин пошли… — Надо было передать свои соболезнования, — вполголоса произнес мужчина. — Я написала Кацуми сообщение от нашей семьи и передала Сатору конверт… Конечно, части накоплений лишилась, но думаю, что нужно было так сделать, — она вздохнула. — Правильно же? Утвердительно кивнув, Ясуо вернул внимание к студентам. Он дал им сигнал, что можно было переходить к спаррингу, после чего потер глаза ладонью. — Правильно. Им конечно наши деньги особой погоды не сделают, но так или иначе жест достойный, — сказал Ясуо. — Много денег положила? — Тысяч тридцать всего… — Кёко виновато поджала губы, понимая, что сумма относительно цен на ритуальные услуги в Токио была небольшой. — Отдать тебе их? Она выпрямилась и отрицательно качнула головой. Несмотря на то, что по части распоряжения финансами её сложно было назвать человеком ответственным и зрелым, девушка считала, что Ясуо здесь был совсем не при чем и не был обязан выражать свои соболезнования в материальном эквиваленте. — Точно? — Да я всё равно откладывала деньги… — грустно выдохнула она. — Думала, что мы с ребятами куда-нибудь летом поедем. Вряд ли получится на Тасиро выбраться всем вместе как в том году… Погладив племянницу по спине, Ясуо покивал головой. С тех пор как он забрал Наоки в Токио, в родовом поместье на Тасиро многое поменялось. Раньше Накамура хоть как-то сдерживала Иошико и смягчала её скверный характер, отбивая Кёко от несправедливых выпадов со стороны бабушки. Теперь же, когда место помощницы по хозяйству заняла её дальняя родственница, глава клана Хасэгава погрязла в навязчивых мыслях относительно будущего семьи. — Я не хочу домой, Ясуо. На бабку смотреть там что ли? В этом году она уже никуда летом не уедет, здоровье не позволяет же, сам говорил, значит у меня получится пригласить только Сёко, — Кёко выбралась из объятий Ясуо и развела руками. — А как я могу позвать Сёко, но при этом не позвать Сатору и Сугуру? Это как-то тупо. Раз мы с Сатору встречаемся, то я должна в первую очередь пригласить его, чтобы он развеялся. Ему сейчас и так несладко… — Съездите лучше куда-нибудь вчетвером на выходные. Вон в мае, на «золотую неделю». Я тебе подкину денег на отель и развлечения, — он усмехнулся. — Раз ты копила и была вынуждена передать деньги в качестве соболезнования… Хмыкнув, Кёко потёрла подбородок, размышляя о разумности слов, сказанных Ясуо. В последнее время у ребят заходили разговоры о том, что можно было съездить куда-то вчетвером, но никак не доходили дальше фразы «да, было бы классно». Из-за этого Кёко решила, что стоило взять инициативу в свои руки и попробовать скооперировать товарищей. Время, проведенное вместе, наверняка поможет каждому из них отдохнуть душой и телом, после чего можно будет вернуться к упорным занятиям и изнуряющим заданиям. — А ты прав, — довольно просияла Кёко. — Надо предложить ребятам поехать куда-нибудь! Это точно взбодрит Сатору!

***

Ступни Сёко ловко перемещались вдоль невысокого узкого бордюра, пока сама она пыталась сохранить равновесие вытягивая в сторону правую руку с мороженым. Несмотря на пасмурную погоду она просто до безумия хотела чего-то сладкого и холодного, оттого и не удержалась у витрины с холодными десертами в комбини. Девушка с довольным выражением лица откусила кусочек и прожевала его, тихо промычав себе что-то под нос. Сугуру, который послушно брел рядом с ней, тянул пакет с покупками и одновременно с этим держал левую ладошку Сёко в своей. Его настроение сложно было назвать поникшим, однако на душе у него явно что-то было не так, но он не решался сказать, что именно. Неловкость момента от того, что они шли вдвоем и молчали, достигала каких-то невиданных высот. Каждый из них думал о чем-то своём. — Знаешь… — внезапно произнесла Иэйри, спрыгнув с бордюра. — М? — Сугуру поднял на неё взгляд уставших глаз и вздохнул. Она протянула ему шоколадное мороженое и улыбнулась. Несмотря на нежелание есть, Сугуру откусил от него большой кусочек и облизал губы, перепачканные десертом. Вкус сладости немного подбодрил его и заставил натужно улыбнуться, не хотелось расстраивать Сёко кислым выражением лица. — Ты слишком мрачный сегодня, — произнесла Сёко, но со своего места она так и не сдвинулась. Сугуру грустно поджал губы: — О похоронах просто думаю. — Ты так близко это воспринял? Гёто почесал затылок, после чего пожал плечами. Вываливать на неё весь поток своего сознания ему не хотелось, однако при этом присутствовало желание немного облегчить свою ношу. Излить переживания человеку, которого он считал хотя бы самую малость близким казалось ему сложной задачей, ведь большую часть времени Сугуру переваривал все свои переживания в гордом одиночестве, не решаясь загружать кого-либо своими размышлениями. — Знаешь, каждый раз похороны заставляют меня задумываться о конечности жизни, — неожиданно осмысленно выдал он. — Скольких людей я успею спасти перед смертью? И успею ли я вообще оставить что-то после себя в принципе… И вообще… Когда умру, что будет дальше? Мне дискомфортно от одной лишь мысли о кончине… Сёко уставилась на него изумлёнными глазами и похлопала густыми ресницами, обрабатывая поступившую информацию. Кашлянув, она приподнялась на носочки и заправила молодому человеку выбившуюся прядь волос за ухо, чтобы сгладить неловкое молчание. Он покачал головой и грузно вздохнул, понимая, что смысл сказанного до Сёко совсем не дошел. — Не бери в голову, это мои заморочки. Она обошла молодого человека и взяла его под руку. Несмотря на сумбурность потока мыслей Гёто, Иэйри на самом деле уловила их ход, хотя то, что он размышлял на такие темы удивило. Иногда Сёко вообще не могла понять, что происходило у Сугуру в голове и это её немного печалило. Хотелось бы научиться понимать его лучше… — Нам ещё так долго жить, а ты этим грузишься, — без осуждения сказала она. — Мы ещё молоды, Сугуру. — Ты права, — тихим голосом произнес он. — Однако это не отменяет того факта, что дело у нас опасное. Кто знает, вдруг однажды мне и Сатору поручат слишком сложную миссию? Мы сильнейшие, но не всесильные. — Сугуру… Отмахнувшись, Гёто крепче сжал в ладони ручки пластикового пакета и медленным шагом направился вперед. Со стороны показалось, что этот неловкий разговор только сильнее увлёк его в глубокие размышления о бренности и конечности существования. Сёко, прибавившая ходу, подхватила его за предплечье и внимательно посмотрела на серьезное лицо молодого человека. Они продолжили путь в сторону колледжа в полнейшем безмолвии. Сугуру провожал взглядом редкие машины, что попадались им по пути, и не решался продолжить завязавшийся ранее диалог. Сёко следила за его взглядом, продолжая есть мороженое, хотя недомолвка, повисшая между ними, откровенно попортила ей аппетит. В общежитии не оказалось ни единой живой души, кроме котёнка, которого около недели назад принесли Нанами и Хасэгава. Скрывали его студенты всеми возможными способами, поскольку как назло с прибавлением в блоке всё больше посторонних стало приходить по каким-либо делам. Однажды к ним нагрянула Мей Мей, которой срочно понадобилось зеркальце, на следующий день с внезапной проверкой прибыл Масамичи Яга, а ещё через пару дней заглянул Ясуо… Сёко опустилась перед мисочкой, открыла пакетик влажного корма, и сразу же позвала к себе животное. Котёнок, услышав шелест лакомства, стремглав пронесся к месту кормежки и звонко мякнул, упрашивая покормить его как можно скорее. — Надо бы его куда-то пристроить уже, — пробормотала Иэйри, отстраняясь. Она бросила на котёнка кроткий взгляд и улыбнулась, заметив с какой охотой тот принялся за еду. — Нанами обещал, что заберет его, когда домой уезжать будет, — щелкнул пальцами Гёто, припомнив, что первокурсник рассказывал ему утром. — У сестры Хайбары аллергия оказалась, так что он пас. — Эх, хотела бы я забрать малыша, — шмыгнула носом Сёко, за это непродолжительное время она успела привязаться к энергичному пушистому комочку. — Но родители против будут. Они не любят животных. — Жалко, котёнок-то относительно спокойный… Остановившись около холодильника, Сугуру принялся выкладывать на полки, купленные ими в магазине продукты. Сёко пыталась помочь, но когда поняла, что, не смотря на усилие перевести тему в обсуждение котёнка его до сих пор не отпустил их незаконченный разговор, то присела за общий стол. — Знаешь, я думаю, что тебе нужно отвлечься от всего этого, — после долгого молчания вынесла вердикт Сёко. — Например? — Ну… — она почесала затылок. — Мы постоянно говорим о том, что нужно куда-то съездить… Но как-то не доходит до реализации. Почему бы не подговорить Сатору с Кёко? Годжо вон пять минут на месте усидеть не может, точно согласится куда-нибудь отправиться. Отвернувшись обратно к холодильнику, Сугуру что-то пробубнил себе под нос. Несмотря на скверное настроение, он нашел в предложении Сёко что-то правильное и логичное. Им и правда следовало немного отвлечься от студенческой рутины. — Вот куда бы ты хотел отправиться, Сугуру? — Вообще в Киото, — произнес он, закрывая холодильник. — После рассказов Сатору и Кёко мне и правда кажется, что я очень многого там не видел. Или не замечал… Я ведь там чаще проездом бываю, когда домой езжу, а так чтобы походить посмотреть… Времени всё нет. Он сел напротив Сёко и повертел в руках баночку холодной газировки. На его губах проявился проблеск улыбки. — А я бы хотела хотя бы разок в Наре побывать, — произнесла она. — Правда же, что там олени ручные, Сугуру? Усмехнувшись, он кивнул: — Ну в парке ходят в основном, а так да, к рукам и правда приучены. Сёко посмотрела на него и подперла голову ладонями. Она едва заметно улыбнулась, обрадовавшись, что смогла хотя бы немного приободрить молодого человека темой о его родном городке. — Знаешь… — вздохнул он, после чего открыл банку газировки. — В Нару лучше ехать вдвоем. Без Сатору. Он же всех оленей в округе распугает. А звать одну Кёко как-то некрасиво. И в Киото можно тоже вдвоем поехать, охватить оба города, так сказать… Мило рассмеявшись, девушка кивнула ему в ответ. В её голове нарисовалась отчётливая картина того как Сатору бегает за несчастными оленями, пытающимися уединиться и провести время в полном спокойствии и умиротворении. — Давай-ка предложим им поехать в Осаку? — с улыбкой произнес он. — Там можно попробовать много вкусностей. Сатору оценит.

***

Стены крематория неприятно давили на Сатору, вынуждая тяжело вздыхать время от времени и коситься по сторонам. Ему никогда не нравились семейные сборища, с малых лет он только и мечтал о том, чтобы не видеть кислые лица бесчисленной родни по поводу и без, однако не мог избежать таких встреч как бы этого не хотелось. В отличие от большинства скорбящих родственников, чьи глаза находились на мокром месте, он был предельно собран и сосредоточен на происходящем. Похороны начались ещё минувшим днём, тогда состоялась церемония отпевания. Желающих попрощаться пришло немало: помимо родственников их посетило множество гостей из других шаманских семей, многих из которых Сатору видел вообще впервые. После окончания церемонии он провел рядом с гробом некоторое время, чтобы попрощаться, и отправился домой, надеясь немного поспать перед днём кремации. Суетившиеся мать и отец даже не вернулись ночевать, решили остаться у гроба для чтения молитв, поэтому большую часть ночи Сатору провел один. Он то бродил с первого этажа на второй, то выходил в сад, чтобы немного посидеть в компании собак, и в итоге заснул только под утро в беседке, вымотанный и измученный. Несмотря на это, эта ночь дала немало пищи для размышлений. К утру Сатору окончательно осознал факт ухода дедушки и со спокойной душой собрался на погребение, а также позавтракал тостами и чуть подгоревшей яичницей с беконом, которые наспех приготовил из того, что нашел в холодильнике. В крематорий он приехал вместе с отцом. Тот не проронил ни слова за то время, пока они сидели в машине. На месте их уже ждала скорбящая мать, в компании многочисленных родственников. Проводил уезжающий в печь гроб Сатору с полнейшим безразличием на лице, но с лёгкой тяжестью на сердце. Пускай он самую малость, но успел смириться, отпускать было нелегко. Однако… Если дедушка больше не будет страдать, то Сатору счастлив такому исходу событий и должен быть рад как никто другой. Круговорот личных страданий Годжо Вакана прервался и теперь ему не придется бороться с болезнью, чтобы существовать. Отмучился и славно. Оглядевшись по сторонам, молодой человек сложил руки в замок и закинул ногу на ногу. На соседнее место с ним села Кацуми, поправляя ворот траурного кимоно. Чуть склонив голову, она накрыла рот платком и горько, но беззвучно заплакала. Белоснежная кожа её лица последние сутки стабильно оставалась ярко-розового цвета из-за большого количества выплаканных слёз. Сколько бы она не старалась держать себя в руках, едва приходило осознание как изменится жизнь их семьи, ей становилось дурно, и влага моментально возвращалась на глаза. Вместо слов утешения Сатору положил ладонь на спину матери и легонько погладил по ней, успокаивая. Её слёзы заставляли почувствовать себя крайне неуютно из-за того, что он не мог реагировать так как это делали нормальные люди, когда из жизни уходили их родственники. Ему наоборот казалось, что стойкость, которую он показывал, должна была вызвать больше уважения у окружающих. Отец, например, ни слезинки не проронил с того самого момента как узнал о том, что дух главы клана покинул этот мир. Отчасти Сатору и равнялся на него, являя свою сдержанность и холодный разум, который казался таким нетипичным для активного и показательно позитивного молодого человека, коим его знали близкие люди. — Мам, успокойся… — тихим голосом прошептал он, приблизившись к её уху. — Хочешь выйдем? Мы не обязаны тут торчать все полтора часа. Кацуми шумно шмыгнула носом и повернула заплаканное лицо к сыну. Когда она увидела, как спокоен был Сатору, её подбородок уродливо содрогнулся, и женщина снова тяжко вздохнула. Сатору вздохнул, ему стало жаль мать, терявшую самообладание на траурной церемонии, хотя поделать с этим он ничего не мог. Оставалось лишь гладить её по спине, надеясь, что в скором времени она придет в себя и к ней вернется какая-никакая жизнерадостность и яркость, которой она славилась. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, он решил осмотреть пришедших на прощание с дедом родственников. Наверное, лёгкая нервозность и желание посмеяться над кислыми минами родни были естественной реакцией на стресс. Одинаково надменные и неприветливые члены клана Годжо, которых он видел лишь иногда на собраниях, организованных главой, казались ему до комичного похожими друг на друга. Кузины и кузены, дяди и тёти… Всех их объединяла, помимо фамилии, похожая внешность и осуждающий взгляд, особенно неуютно становилось от немногочисленных обладателей холодных голубых глаз. Поодаль от печи стояли Широ и Ичиро, тихо обсуждавшие что-то, рядом с ними расположились их дети и жены. Сэберо занял место прямиком напротив, чтобы быть поближе к своей семье. Рядом с ним находились представители Великой тройки, пришедшие почтить память покойного главы клана Годжо. На удивление окружающих они отставили все имеющиеся разногласия и вели себя спокойно, но без лишнего ажиотажа. Было понятно, что пришли они сюда, как и на отпевание в предыдущий день, не из-за большого желания, а так, «чисто галочку поставить» как сказал Сатору родителям. — Давай… Давай выйдем, — тихим голосом произнесла Кацуми, сдаваясь. Сатору протянул руку, чтобы мать взялась за его предплечье, и направился вместе с ней в сторону выхода. На улице оказалось достаточно свежо, совсем не так как в спёртом помещении крематория, где чувствовался едва уловимый запах горящей плоти. Пасмурная погода словно выражала свою скорбь по ушедшему главе семьи Годжо. Свинцовые тучи нависли над невысоким зданием, где-то вдали раздался громкий раскат грома. Медленным шагом Кацуми прошла вперед и остановилась около скамьи. Достав из рукава кимоно упаковку одноразовых платков, она высморкалась и судорожно вдохнула свежий уличный воздух. — Тебе хоть лучше-то? Отрицательно качнув головой, Кацуми села на скамью и выкинула использованный платок в урну, стоявшую рядом. Она посмотрела заплаканными глазами в сторону сына и шумно вздохнула, пытаясь хоть немного сдержать себя. — Сатору… Что же дальше будет… Сатору подошел ближе к матери и погладил изящными пальцами её светлые волосы, собранные в низкую корзиночку на затылке. — Ты ведь никогда ничего не боялась, мам. С чего вдруг столько пессимизма? — шумно вздохнул он, продолжая гладить её. — Да, дедушка умер, но мы ведь справимся… Она покачала головой, сомневаясь в словах сына. Отчасти Кацуми не верила в то, что их ждет спокойное и светлое будущее, ей казалось будто бы с уходом главы клана из жизни сразу же произойдут большие перемены, катализатором которых станут родные браться мужа. И это её пугало. — Недавно отец приводил к дедушке парнишку из семьи Сайто… — шмыгнула носом Кацуми. — Знаю. Дед сам попросил это сделать. — Он изменил завещание, Сатору, — тихим голосом произнесла Кацуми, рассматривая пустым взглядом траву, пробивавшуюся между плиточек. — Вот причина по которой я не могу верить в спокойное и радостное будущее для нашей семьи. Поджав губы, Сатору скрестил руки на груди. Он ожидал того, что дед изменит свою последнюю волю и даже предполагал, как именно тот это сделает. Откровенно говоря, именно этого он и добивался, однако настроение матери заставило его вздрогнуть. Если она так опечалена, значит что-то пошло не по плану… — Я не знаю, что такого ты ему наговорил… — Как он его изменил? Кацуми шумно вздохнула: — Никто не имеет ни малейшего понятия, дедушка выгнал отца и остался с Сайто один на один! Оно будет оглашено после того как всё кости будут сложены в урну. Это всё, что мы знаем. Почесав затылок пальцами левой руки, Сатору непроизвольно зевнул. Поскольку событие оглашения завещания было неизбежным, он не мог чего-либо предпринять прямо сейчас, поэтому решил плыть по течению. Зачитают, а там уже и понятно будет, что нужно делать… — Если оно будет не в твою пользу, Широ и Ичиро очень обрадуются этому, — шмыгнула носом Кацуми. — И о каком-либо спокойствии ты можешь забыть. Женишься на Мичико, а потом… — Ага, бегу и спотыкаюсь на Мичико жениться, — огрызнулся парень. — Дед не может оставить меня ни с чем, — развел руками Сатору, констатируя факт. — Как-никак я был его любимым внуком. — Любовь и привязанность в шаманском мире не играют никакой роли, мой дорогой сын, — все таким же тихим голосом проговорила Кацуми. — Если ты родился в той семье, где есть какое-никакое взаимопонимание и любовь, то это не значит, что весь клан разделяет эти ценности. Нас все родственники ненавидят, и ты прекрасно это знаешь. Расслабленно расположившись на скамье, Сатору посмотрел на двери крематория. Мать была права. Родственники недолюбливали их семью из-за пути взаимоуважения, который выбрали его родители. Они относились друг к другу и нему совсем не так как это было принято в шаманских семьях и это вызывало раздражение и недовольство со стороны. Скорее всего настоящей причиной того, что Широ всё время вставлял младшему брату палки в колёса и проявлял пассивную агрессию в адрес Сатору стала банальная человеческая зависть, которая была не чужда даже шаманам. Стать не просто отцом сильнейшего мага на свете, но и любимчиком главы клана, будучи третьим сыном… Надо было умудриться. На некоторое время повисла неловкая тишина, и Сатору, пытаясь отвлечься, принялся рассматривать мутноватые стекла в которых отражались их фигуры в траурных одеждах. Поправив чёрный галстук, молодой человек чуть ослабил его узел и поморщился. Из-за тучи вышло солнце и слегка припекло его спину. — Значит мы будем открыто ненавидеть их в ответ, — спокойно выдал он, пожимая плечами. — Херня вопрос. В ответ на громкое заявление сына Кацуми нервно рассмеялась и вытерла заплаканные глаза тонкими пальцами. Определенно такая мысль пришлась ей по душе и вызвала огромный резонанс, но высказана она была настолько пафосно и топорно, что у неё не нашлось другой реакции. Сил, чтобы отругать сына за грязную речь, Кацуми в себе не отыскала. — И правда. Пора бы уже и зубы показать, — тихонько хихикнула она, признавая правдивость его слов. Когда в мутноватой глади стекла входной двери показалась фигура приближающегося человека, Сатору обернулся, чтобы рассмотреть её подробнее. Первым делом он обратил внимание на тонкую папку в руках мужчины, потому и пришел к выводу, что человек направлялся на похороны. Незнакомец поправил очки в толстой оправе и кивнул в знак приветствия, когда подошел достаточно близко. — Здравствуйте, — вежливо начал он, поклонившись. — Вы с погребальной церемонии Годжо Вакана? Меня зовут Сайто Тэцуя, я прибыл огласить волю покойного. — Да, — кивнула Кацуми, шмыгнув носом. — Я племянница, а это его внук и мой сын Сатору. Сатору отсалютовал скучному мужчине с папкой и усмехнулся, поправляя солнцезащитные очки. Где-то он слышал про Тэцую Сайто, но где так и не смог вспомнить, поэтому чуть откинулся назад, сощурился и приспустил стекла очков, чтобы рассмотреть того детальнее. В образе Сайто будто нарочито собралось всё самое скучное и неинтересное, отчего Сатору скривил лицо. На нём был твидовый пиджак в клетку, жилет такой же расцветки и тёмные однотонные брюки. Волосы его были уложены в модную прическу с небрежной челкой, слегка спадавшей на глаза. — Деда с час назад жечь начали, — произнес Сатору, закончив рассматривать Сайто. — Так что не опоздали, всё в самом разгаре. Недовольно покосившись на сына, Кацуми кашлянула в кулак. Тэцуя в свою очередь облегченно вздохнул и просиял: — Ух! Хорошо, что не опоздал. Пробки сегодня жуткие в городе… — усмехнулся он, потирая затылок. — Что ж… Тогда подожду пока на улице. После этих слов он отошел в сторону и сел на скамью, стоявшую поодаль от той на которой расположились Сатору с матерью. Проследив за ним взглядом, Кацуми шумно вздохнула и сразу же повернулась лицом к сыну. — Давай договоримся, что если ты не станешь наследником сегодня, то ты доверишься нам с отцом и мы сделаем всё возможное, чтобы переиграть всё в твою пользу? — она понизила голос до шепота. Пожав плечами, Сатору поглядел по сторонам и поправил очки на переносице: — Я и так им стану, можешь даже не переживать… А вот дядям это не понравится в любом случае, так что придется их щемить, — самоуверенно и цинично выдал он. — Лучше сейчас об этом подумать, наверное. Двери отворились, прерывая размышления матери и сына о завещании, и из крематория вышел Сэберо, поправляя лацканы чёрного пиджака из дорогого материала. Остановившись напротив супруги, он уложил ладонь на её плечо, чуть потормошил за него, и вяло улыбнулся ей. — Ты как, стало лучше? Кацуми едва различимо кивнула и прикрыла глаза. Близость мужа и сына несколько приободрила её в этот момент, и она натянула на лицо скромную улыбку в качестве благодарности за заботу. — О, кстати, — внезапно спохватился Сатору, залезая во внутренний карман пиджака. Он достал оттуда белый конверт с чёрным шнурком и протянул его отцу, в конце концов похороны были организованны именно им, а не старшим сыном, как традиционно полагалось. — Эт Кёко передала. Типа соболезнования. Забыл вчера тебе отдать. Забрав конверт из рук сына, Сэберо сразу же положил его во внутренний карман пиджака и кивнул головой, безмолвно говоря «спасибо». — Славная девочка всё-таки, — вздохнула Кацуми, подперев голову ладонью. — Могла бы этого и не делать, не обязана нам ничем. — Не согласен, — кашлянул в кулак Сэберо, хотя нужды в деньгах не было, ему показалось, что такой жест со стороны девушки сына был сделан правильно. — Если она воспринимает нашего сына не как временное увлечение, то это прекрасный способ показать её хорошее воспитание. Пожав плечами, Сатору не нашелся с ответом. Вместо того, чтобы вдаваться в полемику относительно того как Кёко надлежало выражать свою скорбь относительно кончины главы клана Годжо, он предпочел не вмешиваться в разговор. Покосившись на наручные часы матери, он щёлкнул пальцами, словно просигнализировал, что время пришло. — Погнали, — выдал он. — Пора проститься с дедом. Из множества родственников лишь двое были удостоены чести сложить останки покойного в погребальную урну. Сильнейший представитель семьи Годжо — Сатору то и дело косился в сторону дяди Ичиро, бывшего когда-то наследником по праву рождения. Тот покорно переносил палочками кости своего отца, сохраняя спокойное выражение лица. Под взгляды родственников Сатору и Ичиро не торопясь проводили ритуал захоронения. Они начали с костей ног, медленно продвигаясь палочками выше и выше, пока не переложили всё в нужной последовательности. Когда горстка останков заполнила содержимое урны, то Сатору уложил поверх неё самую важную часть — подъязычную кость и отстранился, убирая палочки. От осознания того, что некогда близкий человек оставил после себя горку из пепла и несколько костей, Сатору шумно вздохнул. Когда-нибудь и его близкие будут перекладывать обгоревшие останки в урну, думая о конечности жизненного пути, но до этого момента должно пройти ещё так много времени… Или нет?.. Сатору съежился от неприятного ощущения конечности бытия и быстрым шагом отошел к матери с отцом, чтобы не мучить себя глубокими размышлениями. Когда он оказался рядом с родителями, то почувствовал некоторое облегчение, Сэберо похлопал сына по плечу, подбадривая. К месту с урной вышел Тэцуя Сайто, спокойно ждавший своего момента в сторонке от родственников и гостей. Он помялся на ступнях, прочистил горло и не спеша раскрыл папку, с которой не расставался с самого своего появления. В ней хранился запечатанный конверт, который шаманский поверенный продемонстрировал всем собравшимся, подняв над своей головой. По правилам все родственники должны были видеть целую печать, которой он был скреплён. — Сегодня мы собрались здесь не только для того, чтобы почтить память покинувшего нас Годжо Вакана, но и для того, чтобы услышать его последнюю волю, — начал он, вскрывая конверт тонкими пальцами. Замерев, Сатору посмотрел в сторону Сайто, разворачивавшего свернутый лист. С его места нахождения показалось, словно текста написано было совсем немного, следовательно, дедушка изложил свою мысль очень чётко и лаконично, если был в более или менее адекватном состоянии и мог здраво мыслить. Поскольку японское законодательство не выносило критерия дееспособности для изложения последней воли, часто при составлении завещаний приходилось слушать очень сложные речевые конструкции, которые выдавал ослабший мозг, уставший бороться с болезнью. Обработать такую информацию и грамотно её оформить — вот что было отличительной чертой умелого специалиста. Члены семьи Сайто славились своей дотошностью при составлении гражданских документов и потому завещания, составленные ими, всегда крайне чётко выражали последнюю волю покойного. Оглашенные представителем семьи Сайто слова никогда не подвергались сомнению в шаманском обществе и к ним относились с должным уважением, однако едва Тэцуя приступил к зачитыванию воли, лица Широ и Ичиро заочно недовольно нахмурились, ожидая скорейшего итога. Тэцуя набрал в лёгкие побольше воздуха и шумно выдохнул, прежде чем зачитать шапку документа. Казалось, что этот момент тянулся непростительно долго. Каждый слог, который срывался с уст поверенного, отзвуком ударялся о кафельные стены залы крематория и некоторое время кружил неприятным эхом, пытаясь найти себе место. Несмотря на то, что уверенности в конкретных положениях завещания у Сатору не было, он слушал внимательно, а губы его непроизвольно изгибались в немного глупой ухмылке. — Своим предсмертным решением всё имущество Годжо Вакана, которое на момент его смерти оказалось ему принадлежащим, где бы оно не находилось, завещает своему внуку Годжо Сатору. С момента оглашения завещания он становится единственным полноправным главой клана Годжо, — произнес Сайто, после чего по залу прошла волна шепота. — Всецело распоряжаться материальными благами клана Сатору сможет по достижению совершеннолетия, а до тех пор ответственность будет лежать на его законных представителях — Сэберо и Кацуми Годжо. Помимо этого, отменяются условия, установленные для Сатору Годжо в момент наречения его наследником Вакана Годжо при жизни, после оглашения расторгается помолвка между Сатору Годжо и Мичико Годжо, заключенная ранее, а также своей жизнью он вправе распоряжаться самостоятельно, — Тэцуя непозволительно громко сглотнул. — Дополнительно покойный обязал меня упомянуть во время оглашения, что только Сатору был с ним предельно честен в своих намерениях и не выслуживался до самого конца. На этом завещание считается оглашенным. Составленное в установленной форме, оно считается законным, однако при наличии доказательств того, что оно было составлено под угрозой насилия, а также обмана, родственники, не вошедшие в число наследников по завещанию, а также несогласные с последней волей покойного, могут оспорить его в судебном процессе, инициируемым иными представителями клана Сайто, в порядке, установленном Старейшинами. Сатору довольно выдохнул и усмехнулся, почувствовав самую настоящую эйфорию от последнего решения деда. Теперь все оковы были сброшены, он был волен выбирать не только свою жизнь, но и жизнь своей семьи, что не могло не радовать его. Он до последнего был уверен в том, что визит в больницу дедушка воспримет как надо было, поэтому даже не сомневался в том, что тот, не взирая на угасшее состояние своего разума, примет решение более или менее здравое. Кислые лица Широ и Ичиро, стоявших напротив него, заставили парня растянуть губы в ещё более довольной улыбке, граничащей с лёгкой степенью безумия от гордости за собственные силы. Он их переиграл, толком ничего не сделав. И от этого чувство гордости росло в Сатору с каждой секундой, минувшей после оглашения. Кацуми, стоявшая позади сына, мягко погладила его по спине. Она ничего не сказала, но было понятно, что подобным решением дяди осталась довольна не меньше остальных членов её семьи. Сэберо похлопал Сатору по плечу, хотя на деле его лицо осталось сдержанным и непроницаемым. Наверняка волновался, но никогда в этом не признается. Ичиро скрестил руки и опустил взгляд. Было заметно, что он подобный исход предполагал, но вместе с тем остался не совсем доволен им. Видимо, родивший в его сердце крупицы сомнения Широ, вряд ли смог сделать хоть что-то, чтобы отец поменял своё решение касательно поста главы. Признаваться в том, что ему стало неприятно, когда племянник обошел его в этой гонке во второй раз, оказалось тяжело, однако за годы существования Сатору он худо-бедно смирился с этой мыслью и понимал, что вряд ли мог бы противостоять фигуре сильнейшего шамана в мире, как бы амбициозен не был сам. В отличие от него Широ оказался взбешенным. Казалось, что такое завещание задело его куда сильнее, чем старшего брата. Маска напускной, но холодной доброжелательности, которой он прикрывался, когда речь заходила о взаимоотношениях с племянником, наконец-то дала трещину. Его лицо воспылало гневом, и это в одночасье стало заметно всем присутствующим в зале кремаций. Постаравшись унять младшего брата, Ичиро дёрнул того за плечо, пытаясь остановить, но было уже поздно. Широ оттолкнул его руку, зашипел, и оскалился. Следом его постаралась остановить супруга, потянув за рукав пиджака, до этой поры молчаливо стоявшая рядышком, но мужчина остался непреклонен и отпихнул её, чтобы та оступилась и потеряла равновесие. Удержать доведенного до точки кипения Широ не смог никто из тех, кто находился подле него, потому тот выдвинулся вперед и ткнул указательным пальцем в сторону племянника. — Этот выблядок обманул нашего отца! — во всеуслышание заявил Широ, оскалившись. После выкинутого оскорбления в адрес молодого главы клана Годжо в зале кремаций повисла гробовая тишина.