Золотой век

Соседки в деревне часто судачили о том, что старая ведьма, живущая в поместье на окраине, была склочной и мелочной женщиной. Её откровенно недолюбливали, но не столько за сложившиеся предрассудки, сколько за несговорчивость, тяжелый характер и высокие цены за оккультную помощь. В отличие от своих приветливых детей и абсолютно спокойного хозяйственного мужа, Иошико Хасэгава всегда держалась в диалоге горделиво и смотрела на собеседников свысока. Поэтому, когда деревенские приходили к воротам старого поместья, она посылала помощницу навстречу, чтобы та назвала цену за услуги по изгнанию проклятий, и лишь когда те приносили оклад, старуха отправлялась выполнять работу. По правде говоря, Иошико была такой всю жизнь. Если бы она родилась обычным человеком, то, определенно, из-за её характера и негативной энергии, Тасиро бы полнился проклятиями ежедневно, но боги оказались милостивы и такая напасть кошачий остров обошла стороной. Несмотря на место проживания, она старалась подчеркивать свое положение: всегда носила тёмное кимоно из дорогой ткани с изысканными цветочными узорами, да закрепляла прическу хираути из золота, на плоском декоративном элементе которой был изображен камон семьи Хасэгава, родословной которой Иошико очень гордилась. Раньше среди шаманов Хасэгава имели какой-никакой вес. Они считались хорошими воинами, да и обширные коллекции проклятых оружий пригождались в бесконечных битвах с проклятыми духами, однако золотые времена остались позади и теперь от былого величия осталась лишь пыль. Последние три поколения клановая техника считалась утраченной, но с рождением внучки, Иошико обрела надежду на восстановление семьи. Она взялась за её воспитание и тренировки, надеясь вырастить из неё достойную замену себе, но с возрастом тело дало слабину и обязанности по ковке юного дарования принял на себя младший сын Иошико. Однако и тот не справился с возложенной на него задачей… По её мнению, Ясуо поступил максимально безалаберно, раз не смог довести начатое до конца. С тех пор как Иошико была вынуждена отправить внучку на обучение в столицу, не прошло ни дня, чтобы она не бранила скудоумного сына, да Кёко, подтолкнувшую его к такому решению своей жалкой попыткой убить себя. Когда внучка покинула стены поместья, распорядок дня и занятия Иошико изменились. Она стала больше времени проводить за сашико — традиционной вышивкой, напоминавшей стёжку, чем изящное полотно. В послеобеденное время старуха и до этого любила побыть одна. Обычно она располагалась с материалами для вышивки в гостиной, где пахло пыльным татами и свежезаваренным зелёным чаем, и размышляла о прошлом, настоящем и будущем, пока не заканчивалось содержимое заварочного чайника. Чаще никто из домашних ей не мешал, но изредка супруг или помощница по хозяйству отвлекали с вопросами. В редкие моменты, когда в стенах поместья пребывала Кёко, та и вовсе старалась не тревожить бабушку лишний раз, чтобы ненароком не отхватить без повода. — Ясуо что-то совсем пропал… — послышался усталый голос мужа. Иошико нехотя отвлеклась от стежков на ткани и одарила его недовольным взглядом. С недавних пор она не выражала особого желания обсуждать сына или внучку по своим надуманным убеждениям. И Горо это прекрасно понимал, но невзирая на мысли супруги его волновали судьбы родных, покинувших клановое поместье. Да и хотелось ему быть уверенным в том, что у них всё хорошо сложилось. — Занимайся своим делом, Горо, — произнесла старуха, поднося к морщинистому рту тяван — специальную пиалу — с горячим чаем. — И помалкивай. Горо поджал губы. Обычно он не перечил жене и за долгие годы супружества свыкся с тем, что на проявление искренних и тёплых эмоций Иошико была не способна. Если на первых порах он надеялся на то, что человеческое ей было не чуждо, то со временем искра надежды в нём угасла и на смену этому пришло лёгкое чувство иронии, которым он не брезговал в диалогах с женой. Вместо того, чтобы возразить что-нибудь на её слова, старик продолжил клеить рисовую бумагу на каркас сёдзи. Следом Горо потянулся за горячим утюгом и прошелся по месту, где деревянные рейки соприкасались с бумагой. — Да я-то своим делом займусь… — вполголоса выдал он. — Только вот неужели тебе не интересно как поживает твой сын? Недовольно цыкнув, Иошико сморщила губы от переполнившего её пренебрежения. В последнее время упоминание детей лишь бередило старые раны, да напоминало о материнской некомпетентности. А мыслей о собственном несовершенстве она старалась избегать изо всех сил. Она вернула своё внимание к вышивке и потрясла головой. — И Кёко совсем звонить мне перестала, — дополнил свою мысль старик, аккуратно приклеивая бумагу к другой части рамы и задерживая тёплые ладони на краях листа. — Мне она никогда и не звонила, — отрезала Иошико. Вместо ответа Горо грустно повел щуплыми плечами и шумно вздохнул. Он снова потянулся за утюгом, чтобы пройтись горячей поверхностью по бумаге. Некоторое время молчал, рассматривая результат своих трудов, после чего, кряхтя, встал с татами и поковылял в сторону уборной, намереваясь вымыть руки от излишков клея. Посмотрев в сторону удалявшегося мужа, Иошико опустила взгляд карих глаз на пиалу с чаем, и набрала в лёгкие побольше воздуха. — А ты не думала почему она никогда тебе не звонила? — послышался вопрос Горо. Тот появился в дверях комнаты, вытирая руки о старое полотенце с выцветшим узором кленовых листьев. — Потому что Кёко такая же неблагодарная, как и её отец, — спокойным голосом ответила Иошико. — Уехала в Токио и мнит теперь себя великой шаманкой. Горо поджал губы. К колкости супруги и её острым выражениям он порядком привык, но смириться с тем, что у неё не было сердца и минимальной человечности так и не смог. Опустившись за низкий столик напротив супруги, Горо поправил чуть спутанные седые волосы, достававшие до подбородка, и покачал головой. Под грозный взгляд жены он бесцеремонно потянулся за чайничком и налил в чистую пиалу подстывшего напитка. — Никем она себя не мнит, Иошико, она ребёнок, которого ты ограничивала с тех самых пор как мы приняли её на воспитание, — грустно вздохнул старик. — Столица её всё равно развратила, не выгораживай. Я всегда намеренно отстраняла Кёко от жизни в большом городе… И если бы эта идиотка не додумалась покончить с собой… — старуха пригрозила супругу пальцем и покачала головой в осуждении. — Ясуо бы не забрал её у нас. — Ищешь виноватых, я правильно тебя понял? Казалось, в голосе Горо промелькнуло сожаление к супруге. Он порядком притомился от её твердолобого характера, ведь за годы супружества и попыток вразумить Иошико, она не отступала от своих принципов; она никак не поддавалась и не меняла своей позиции. — Виноватых? Ясуо просто вмешался и угрожал, что отберет её насовсем, если я откажусь отпустить её на обучение в Токио! — И правильно сделал, — пожал плечами Горо. — Твоё здоровье не позволяет тебе тренировать девочку, я тоже уже не молод… — Но он же тренировал её! — Когда? — вздохнул Горо, поднимая на супругу взгляд усталых глаз. — Когда приезжал сюда пару раз в месяц? Многому Кёко научилась? Иошико отложила вышивку на колени, скрестила руки на груди, словно оказалась уязвлена, и поморщилась. Было неприятно признавать неправоту, но благо до такого никогда не доходило и в правильности собственных мыслей старуха никогда не сомневалась. — Ясуо такой же идиот, которого испортил большой город, — упёрто сказала Иошико, возвращая внимание к остывшему чаю. Она снова поднесла к губам тяван и щедро отпила из него. — Мало ему было забрать Кёко, так он ещё и на Наоки женился. Шлёпнув себя по лбу ладонью, Горо пробормотал что-то нечленораздельное себе под нос и покачал головой. — А Наоки-то тебе чем не угодила теперь? — Дура, которая побежала за мужиком, который едва поманил её пальцем, — как ни в чем не бывало произнесла Иошико. Горо поднёс к широкому рту пиалу с чаем и выпил содержимое одним махом. Напиток оказался горьковатым, и неприятный привкус заставил старика скривить лицо. Вместо того, чтобы как-либо выгородить Ясуо, Кёко и Наоки, он медленно поднялся с татами и ойкнул, когда в колене стрельнуло. Иошико поспешила вернуться к вышивке и никак не отреагировала на неудобства супруга. Медленным шагом старик подошел к сёдзи и шумно выдохнул. Бросив взгляд на жену, он расстроенно покачал головой. — Злая ты всё-таки, Иошико. И бессердечная. Немудрено, что все наши дети сбежали от тебя, — с ощутимой скорбью в голосе произнес Горо, скрываясь за раздвижной дверью. Вслед уходящему полетел тяван. Он ударился о деревянную часть дверного проёма с громким звуком и развалился на крупные осколки. Те с грохотом упали на пол в узком коридоре. — Старый идиот, — процедила сквозь зубы Иошико.

***

Кёко лениво перелистывала журнал с достопримечательностями Осаки, страницы которого были усеяны липкими закладками ярких цветов. За последние несколько дней совместными с Сугуру усилиями получилось проработать максимально удобный план посещения всех значимых для города мест, хотя в нём и осталось немного свободного времени для прогулок отдельно друг от друга. На руку сыграло, в первую очередь то, что ранее Гёто уже бывал в Осаке и примерно понимал, что там к чему, потому его опыт оказался неоценимым вкладом в планирование маршрута. В отличие от остальных ребят Хасэгава наиболее остро чувствовала волнение от предстоящей поездки, хотя и не могла не согласиться с тем, что каждому из второкурсников она была нужна как никогда раньше. Сатору, пускай он никак не давал этого понять, нужно было развеяться от навалившихся семейных проблем, Сугуру дать немного времени побыть вместе Сёко вне стен общежития, а самой Кёко просто хотелось вырваться куда-то в неизвестное ей место, где никому не было бы до неё дела. Из-за внезапных откровений четы Годжо и появившихся проблем она чувствовала себя уставшей. В добавок ко всему накопилось немало негативных эмоций на фоне учёбы, настроение стало переменчивым… И из-за всей этой смеси чувств и эмоций делалось максимально тошно. В идеале ей хотелось пропасть куда-то на пару дней, чтобы побыть в полном одиночестве, да разгрузиться эмоционально, а потом вернуться с новыми силами… Пропустив тяжелый вздох, Кёко снова уткнулась взглядом в фотографию осакского замка. Она чувствовала тоску из-за того, что было невозможно так просто пропасть и отдохнуть от суеты. В таком случае придется придумывать глупые оправдания для своего отсутствия… Жаль, что не имелось возможности мистическим образом раствориться как капли дождя в бескрайнем океане, без малейшего намёка на какое-либо существование. А потом вернуться, полной решимости разобраться со всеми невзгодами бок о бок с близким человеком. — А ты чего это тут одна сидишь, Кёко? — в дверях общей комнаты показалась Сёко, потиравшая ладони. — Я думала ты с Годжо пошла в магазин… — Они с Сугуру пошли, — пожала плечами Кёко, отрываясь от картинки белоснежного замка и его крыш малахитового цвета. — Мне захотелось остаться в общаге. Сёко неровной поступью прошла вперед, покачивая головой и села на стул рядом с подругой. — Ты хорошо себя чувствуешь? Услышав заботливый тон Иэйри, усталое и бледное лицо Хасэгавы слегка смягчилось. Она едва заметно кивнула, уверяя, что всё было в полном порядке. На своё обострившееся ментальное состояние жаловаться не было ни малейшего желания. Казалось, что такое стоило переваривать в себе, чтобы никого не обременять унылыми мыслями. И без её самобичевания всем тяжко было. — Не бери в голову, здоровье у меня отменное, — спокойно произнесла Кёко, переворачивая лист журнала. — А ты как? — Да знаешь… — протянула было Сёко, поглядывая на увлеченную журналом подругу. — Я немного парюсь насчет того, что мы не смогли найти нормальную гостиницу. Мне не очень нравится перспектива жить на задворках города и каждый день ездить в центр, чтобы добраться к достопримечательностям… — У-у-у, кажется кто-то у нас неженка, — по-доброму усмехнулась Кёко. — Хотя ладно… Мне тоже это не нравится, не буду строить из себя особенную. Я думала, что у Сугуру получится найти что-то ближе к центру, но… — Золотая неделя… — трагично вздохнула Сёко, подпирая голову ладонями. — Вот именно, — понимающе кивнула Хасэгава. — Да, хреновый из Ясуо был советчик, раз он предложил нам поехать на золотую неделю. — Я думаю он хотел посоветовать как будет лучше, — хихикнула в ответ Иэйри. — Просто забыл предупредить, что нам нужно было забронировать всё заранее, а из нас четверых никто и не подумал об этом. Так что оплошность по большей части наша… Покивав головой, Кёко безмолвно согласилась с подругой и встала из-за стола. Она закрыла журнал и ежедневник, где делала пометки, собрала их в охапку, и поплелась в сторону своей комнаты вялой походкой. Наверное, резко изменившееся настроение, сделавшее её такой безынициативной и грустной, отчасти было продиктовано весной и тем, что рецепты на таблетки, поддерживавшее ей ментальное состояние весь прошлый год, Кёко так и не получила, но эту мысль она старалась отогнать от себя как можно дальше. Подумала, что и без этого справится раз мыслей о самоубийстве за год более не возникало. — Слушай, знаешь… Сёко подбежала к двери в комнату подруги и проследила за тем как та упала на смятую постель. — Я хотела сказать тебе спасибо за то, что ты выслушала меня и помогла советом. Безжизненно подняв голову, Кёко уставилась на девушку, пытаясь вообще припомнить что именно и когда она ей советовала. Из-за того, что в последнее время в голове была полнейшая каша из ощущений и переживаний, а также подавленное настроение в довесок, Хасэгава не особо могла понять о чём и когда с ней говорил собеседник. — Ну… Ты как-то дала мне совет, что нужно, чтобы всё получилось, — слегка покраснела Сёко. — Мы сделали всё как нужно и… Вместо ответа Кёко приложила палец к губам и шикнула, она жестом указала на дверь, намекая о том, что было бы славно её закрыть, и похлопала по кровати, призывая Сёко сесть поближе. Кротко кивнув, Сёко поторопилась всё сделать именно так; запамятовала, что первокурсники всё ещё никуда не уехали и могли выйти из своих комнат в любую свободную минуту, пока она распиналась бы о важных для неё вещах. Кёко оглядела комнату унылым взглядом и чуть отодвинулась, чтобы Сёко точно нашла себе место на кровати рядом с ней, однако сама сесть не захотела. В последнее время она с трудом могла заставить себя подняться и хоть как-то растрястись. Отчасти поэтому поездка в Осаку воспринималась ей тревожно: не хотелось никого подставлять и выглядеть слабой и недовольной в глазах друзей. Тем более из-за причин смутных и отдаленно понятных кому-либо кроме неё и Сатору. — В общем, — Сёко кашлянула в кулак. — У нас с Сугуру всё получилось. Тихонько усмехнувшись, Кёко показала подруге большой палец. Со стороны могло показаться, что она едва ли была вовлечена в процесс, но реакцию Хасэгава выдала искреннюю. Захотелось поддержать подругу в таком неловком вопросе как раскрытие собственных чувств и подбодрить, только вот энергии на это было не так уж и много. — Хорошо, что мои советы хоть чем-то помогли… — произнесла Кёко, потирая глаза. — Но ещё лучше, что вы оба друг друга услышали. Советы вряд ли оказались полезными, если бы вам не захотелось обсудить происходящее друг с другом и разобраться в собственных желаниях. Так что… Могу лишь надеяться на то, что вы классно провели время. Сёко покивала головой, соглашаясь со словами подруги. — Знаешь, мне стало легче общаться с Сугуру после того, как мы окончательно расставили всё по полочкам и сблизились сильнее. Будто теперь всё находится на своих местах, — рассудительно произнесла она, заправляя за ухо прядь волос. — Ты была права… Что нужно ценить время, пока оно у нас есть. — Ага… Время — это ресурс ценный, — спокойным тоном ответила Хасэгава, покачивая ногами. — Раньше я и сама не задумывалась об этом, пока не попала сюда, — Кёко подняла вверх указательный палец, словно подчеркивая важность самой мысли. — Всем нам надо научиться ценить мгновения, которые мы проводим в компании любимых людей. Друзей в том числе. Посмотрев на подругу, Сёко сощурилась. Её плечи дёрнулись словно от холода, создалось ощущение, что и по спине у неё пробежали мурашки. — Знаешь, ты очень тоскливо звучишь, Кёко, — подметила девушка, разворачиваясь к подруге корпусом. — Может тебя что-то всё же беспокоит? Прости за бестактный вопрос, я знаю, что лезть в чужие души некрасиво, но… Кёко тяжело вздохнула. — Я просто устала, не бери в голову, Сёко, — с натянутой улыбкой ответила Хасэгава, приподнимаясь на кровати. — Знаешь, вся эта возня с продумыванием маршрута, чтение о достопримечательностях… Наверное, мне надо пораньше лечь сегодня, чтобы завтра не быть такой же вялой. — Тогда я пойду к себе, чтобы не мешать тебе. Дождусь Сугуру, — произнесла Иэйри, вставая с кровати подруги. — Он хотел сделать сэндвичи на завтра, помогу ему что ли. Годжо вряд ли станет заниматься этим. Кёко подошла к платяному шкафу и открыла створку. Достав помятую футболку, она посмотрела на неё и вздохнула. Почему-то в последнее время совсем не хотелось следить за тем насколько аккуратно были сложены вещи в шкафу. Рюкзак в поездку она с горем пополам собрала, уложив всё в нужной ей последовательности и предельно бережно, но каких усилий это стоило… Развернувшись к подруге, Хасэгава кивнула. — Передашь тогда Сатору, что я спать пошла? Чтобы он не стучался… — Будет сделано, — шутливо отрапортовала Сёко. Когда девушка покинула комнату, Кёко шумно выдохнула. Она некоторое время постояла около шкафа, рассматривая свои вещи, потянулась за чистым полотенцем и поторопилась в душевую, благо женская с недавних пор снова начала функционировать. Там она взяла принадлежности для купания, хранившиеся в железном шкафчике раздевалки, и обула резиновые тапочки, чтобы ненароком не поскользнуться на влажном кафеле. Под душем она провела не так много времени, как показалось ей самой. Тёплая вода расслабила, заставила отвлечься на мгновение и отринуть негативные мысли. Кёко думала о предстоящей поездке, пока струйки воды стекали по окрашенным волосам, и пыталась настроить себя на то, что завтра следовало вести себя чуть активнее и выдавить из себя больший спектр позитивных эмоций. В постели она оказалась, когда на часах ещё не было и восьми вечера. Некоторое время Кёко ворочалась, пытаясь найти наиболее удобное положение для сна. Она то убирала подушку, то снова клала её под голову, то вовсе заменяла её плюшевой кошечкой. Понять, как именно было удобнее, она долго не могла, однако спустя полчаса метаний по кровати Кёко всё-таки смогла умоститься более или менее удобно Ночь оказалась для девушки самым настоящим испытанием. Ей снился достаточно тревожный и неприятный сон о том, как она оказалась где-то далеко от Токио и колледжа, ставшего таким родным за время обучения. Потерялась на ярких городских улицах в суете праздничного фестиваля, и не смогла найти дорогу обратно. Счастливые и радостные люди окружили её, пытаясь увести как можно дальше от нужного Кёко места, а она никак не могла выбраться из толпы. Увязнув в сборище людей, Хасэгава внезапно для себя очнулась ото сна. Она распахнула глаза и рассеяно посмотрела на будильник, пытаясь понять, прозвенел ли тот. Оказалось, что до сигнала оставалось больше часа. Это вынудило Кёко перевернуться на бок в попытке уснуть снова, но чуда не произошло. Сердце бешено колотилось в груди, не давая расслабиться. Тревога, захлестнувшая девушку в то утро, и ранее сопутствовала пробуждению, но почему-то ощущалась немного иначе. Предчувствие чего-то нехорошего осело на сердце и не давало покоя. Иррациональная мысль о неудачной поездке прочно закрепилась в голове, не давая возможности адекватно функционировать. Хасэгава ударила себя по лбу ладонью и судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться. — Опять напридумывала ерунды, — прошипела она, ругаясь сама на себя. Смирившись с тем, что уснуть более не выйдет, Кёко поднялась с постели. Она сделала дыхательное упражнение несколько раз, чтобы унять колотящееся в груди сердце, и потянулась. Несмотря на то, что выспаться у неё так и не удалось, она чувствовала себя достаточно бодрой для грядущего путешествия. Кёко на цыпочках вышла в коридор и направилась в уборную, чтобы почистить зубы. В блоке общежития царила полная тишина, свидетельствовавшая о том, что все, кроме Хасэгавы ещё спали. Косо взглянув на часы, висевшие над входом в общую комнату, девушка отметила, что стрелки показывали всего-навсего третий час ночи. Глубоко вздохнув, она покачала головой и поторопилась в нужную сторону. Тихо прошмыгнув мимо дверей Годжо и Нанами, Кёко добралась до уборной. Там она успешно привела себя в порядок и отметила, что по сравнению с прошлым днём её внешний вид оказался несколько веселее. Слегка поднявшееся настроение означало, что поездка не пройдет в сопровождении её недовольного лица и притворяться перед друзьями, что всё в порядке ей не придется. Кёко быстрым шагом вернулась в свою комнату, надела заранее подготовленную одежду: широкие джинсы и чёрную водолазку, и поспешила проверить свой багаж. Стоило удостовериться в том, что она взяла всё необходимое. Убедившись, что вещи в полной готовности, Хасэгава завернула в полотенце влажную зубную щётку и отправила её в боковой кармашек рюкзака. В коридоре раздался тихий скрип открывшейся двери, звук вынудил девушку выглянуть из своей обители. Она просунула голову в проём и обнаружила, что первым проснувшимся оказался Сатору. Тот вышел из уборной, вытирая рот краем полотенца, и моргая, чтобы согнать остатки сонливости со своего лица. — Привет, — шепотом произнесла она, помахав ему ладошкой. Сатору быстро сориентировался и подмигнул ей. Одним шагом он преодолел расстояние между ними и остановился напротив Кёко. Слегка наклонив голову, Годжо оказался лицом к лицу к девушке и вместо ответного приветствия быстро поцеловал её в губы. — Выспалась? — поинтересовался молодой человек, заглядывая в глаза Кёко. — Вроде да, но… Я бы ещё поспала, — пожала плечами Хасэгава, тактично умолчав о дискомфортном сне и панической атаке после пробуждения. — Только тогда мы опоздаем на поезд и придется ехать на другом. — Ну… Других дофига в ту сторону ходит… — спокойно выдал молодой человек, поглаживая Хасэгаву по жестковатым волосам. — Так что успели бы. Или на крайняк купили бы билеты на другой. Ничё такого… Кёко усмехнулась и покачала головой. — Не люблю опаздывать. Посплю в дороге, пары часов мне вполне себе хватит, чтобы восстановить человечность. — Да ладно тебе, — махнул рукой Годжо, не воспринимая часть её слов всерьез. — Опаздывать нормально. Лучше поздно, чем никогда. — Не всегда и не везде, — парировала она, после чего поднялась на носочках и пальцами стерла след от зубной пасты, оставшейся на подбородке Сатору. — Ты вещи все собрал? — Угу. Щас оденусь и пойдем позавтракаем, пока эти двое там копаются. — Тогда я чайник поставлю… Кивнув, Сатору развернулся и поторопился в комнату, напевая что-то нечленораздельное под нос. Кёко вышла в коридор вместе со своим багажом в виде рюкзака и небольшой сумочки с бумажником и документами, и поторопилась отнести их к выходу из блока. Завтрак начался достаточно спокойно и тихо. Несмотря на свою любовь к болтовне Годжо практически всё время молчал, видимо, не проснулся до конца и из-за этого туговато соображал. Кёко наблюдала за тем как он заваривал чай и делал тосты, и не решалась начать говорить о чём-либо. Не хотелось нарушать идиллию, когда Сатору мог находиться с закрытым ртом дольше пяти минут. Сёко и Сугуру присоединились к их трапезе через некоторое время с небольшим разрывом друг от друга, практически одновременно. Шаманы повторили заранее утвержденный распорядок дня и активности, которые успели запланировать для первого дня в Осаке, поедая хрустящие тосты. В отличие от ребят, к своему Кёко так и не притронулась, решила, что перекусит сэндвичами в поезде, поскольку совсем не чувствовала себя голодной. Когда пришло время прощаться с колледжем, Кёко остановилась и бросила взгляд на старые ворота, ведущие в учебное заведение. Несмотря на то, что планировалось провести в Осаке не более трех дней, ей по какой-то причине стало тоскливо прощаться с местом, заменившим дом. Невольно Кёко вспомнила как они возвращались в колледж на прошлой неделе. Как она плакала, а Сатору пытался с ней объясниться. От этого воспоминания снова стало неприятно и в груди защемило, но лишь на долю секунды. — Ты идёшь? — крикнул Сатору, заметив, что Кёко отстала от их группы. Его звонкий голос приятно разрезал тишину раннего прохладного утра, морозность которого оставляла лёгкое пощипывание на открытых участках кожи. Кёко обернулась, поправляя рукава джинсовой курточки. Лицо Сатору выглядело радостным и счастливым, располагающим к себе. Такое зрелище вмиг согрело Хасэгаву изнутри, и она бодро кивнула головой, отгоняя от себя удручающие мысли. — Уже иду! — нараспев произнесла она, выдвинувшись следом за ребятами. Станция, куда держали путь шаманы, была ничем иным как междугородним железнодорожным вокзалом Токио. Основное его здание было построено ещё в начале двадцатого века из красного кирпича, и сильно выделялось на фоне множества зеркальных офисных небоскрёбов столицы своим архитектурным стилем, напоминавшим картинку с открыток из европейских городов. Такой контраст между постройками выглядел крайне необычно, особенно для тех, кто приехал в мегаполис поездом впервые, и сразу же отпечатывался в памяти. Помимо выдающегося визуального стиля, железнодорожный вокзал Токио был также известен в Японии как самая загруженная станция, поскольку представлял из себя начальное и конечное место для отправки большинства поездов линии Синкансэн. Несмотря на раннее время, вокзал оказался полон людей. Праздничные дни так и подначивали бросить суету большого Токио и отправиться в разные концы страны, чтобы отдохнуть, провести время с близкими людьми и развеяться. Именно таким и был план группки студентов Токийского оккультного колледжа. Они смешались с толпой и направились к пути, откуда, согласно расписанию на табло, должен был отправиться нужный им поезд. Желающих отдохнуть в Осаке, Киото и Наре оказалось немало. К моменту, когда шаманы вошли в салон поезда, большая часть мест оказалась уже занята. Семьи с детьми, добродушного вида старики, или женщины и мужчины одиноко сидящие около окошек… Все эти люди, такие разные на первый взгляд, встретились в вагоне скоростного поезда, объединенные общей целью — добраться до места запланированного отдыха и провести праздники как следует. Места четвёрки друзей оказались расположены друг за другом, по двое. Сёко предложила сесть Кёко вместе с ней, на что та согласилась. Она заняла место около небольшого окна, и оперлась головой о холодное стекло. Сёко улеглась на плечо подруги и прикрыла глаза, практически сразу же проваливаясь в сон. Сатору быстро погрузил багаж на полки над сидениями, чтобы тот не мешался в ногах. Разобравшись с ним, он занял своё место в проходе и оглядел пассажиров усталым взглядом. Он повертел в руках чехол с приставкой, и зевнул от скуки. Сугуру же, проверив несколько раз содержимое рюкзака, достал из него бумажный пакет в котором лежал запланированный на всех перекус. После этого он протиснулся к сидению около окна и уселся на своё место. Поезд тронулся. Сначала он двигался мучительно медленно, но, миновав несколько сотен метров и покинув пути вокзала, набрал скорость. Индустриальные пейзажи за окном нагоняли тоску на Кёко. Устало наблюдая за тем, как небоскрёбы сменяли друг друга, она почувствовала, как её одолела лёгкая дремота. Она прикрыла глаза. Бессонная ночь так и подначивала насладиться парой часов сна, однако посторонние шумы мешали. В какой-то момент Кёко обреченно выдохнула и откинулась на спинку сидения. За окном показались пригородные районы с частными домами. Они казались такими крохотными по сравнению с большими зданиями Токио, что создалось ощущение, будто поезд выехал вовсе не из столицы. Снова прильнув к прохладному стеклу, Кёко в очередной раз прикрыла глаза. Она достала из кармана джинсовой курточки плеер с наушниками, и включила музыку, чтобы скрасить время поездки. Несмотря на предпочтения, её немного успокоили знакомые песни. Расслабившись, девушка смогла даже приснуть на некоторое время. Она очнулась от дремоты, когда музыка прекратила играть. Вытащив наушники, Кёко поморщилась от солнца, светившего в глаза и недовольно скривила лицо. — Вот блин, плеер сел… — прошептала себе под нос Кёко, обматывая его наушниками. — Хочешь свой дам? — внезапно откликнулся Годжо. Посмотрев сквозь щель между впереди стоящих сидений, Хасэгава заметила, что тот всё ещё играл в приставку. Сатору бегло щёлкал подушечками длинных пальцев по кнопкам, побеждая врага, и не сводил взгляда с экрана устройства. В прошлый раз, когда они путешествовали вместе в Киото, он коротал время аналогичным образом. Воспоминания о той поездке заставили уголки губ Хасэгавы подняться в улыбке. — Да нет… Не надо, — Кёко прикрыла рот ладошкой и тихо зевнула. — Долго нам ещё ехать? Она взглянула в окошко, отмечая, что кроме деревьев и электрических столбов, по пути ничего не встречалось. — Мы уже Сидзуоку проехали, — послышался хрипловатый голос Сугуру. Он кашлянул в кулак. — Так что где-то на половине пути сейчас… Парень приблизился к окну, Кёко проследила сквозь небольшую щель за тем как он подпёр подбородок ладонью и некоторое время молча смотрел на пейзаж за окном. Казалось, что он глубоко задумался о чём-то, наблюдая за унылыми деревьями, чьи ветви ещё не оделись в свежую весеннюю листву. Кёко вздохнула и скрестила руки на груди, снова прикрыв глаза. Больше всего в путешествиях ей не нравилось находиться в дороге, благо, хоть, скоростные поезда занимали куда меньше времени, чем автобус до Исиномаки. — Кстати… Вы не проголодались? — внезапно между сидениями протиснулась голова Сугуру. Приоткрыв глаза, Кёко посмотрела на молодого человека. — Я бы съела что-то, — произнесла она, устраиваясь удобнее. — А Сёко спит что ли? Иэйри поморщилась, приоткрыла глаза и посмотрела на Сугуру заспанным взглядом. — Я не сплю, — ответила она сонным голосом. — Просто встала в четыре утра… — Как и все мы встали в четыре утра, — усмехнулся на её слова он. — Тогда держите, — Сугуру вытащил из бумажного пакета коробку, в которую были упакованы сэндвичи, и протянул её девушкам. — Надеюсь дожили до употребления. Кёко благодарно кивнула и приняла коробку с едой. Она приоткрыла крышку, чтобы удостовериться, что ничего не пострадало за время пути, и взяла один сэндвич. — Спасибо тебе, Сугуру. И Сёко спасибо за то, что помогала вчера тебе. — Да Сёко спать вчера пошла, эт я хлеб сыром мазал, — встрял в разговор Годжо, не отвлекаясь от игры на приставке. — Так что спасибо надо говорить мне, — рассмеялся он, после чего откинул спинку кресла, дабы смотреть на девочек, сидящих позади, было удобнее. Услышав его слова Сёко стушевалась и стукнула в спинку впереди стоящего сидения коленкой. Это действие лишь сильнее позабавило Сатору и вынудило отложить приставку в сторону. — Мне просто тоже вчера захотелось спать, — виновато усмехнулась Иэйри. — Твой пример был слишком заразителен, Кёко… Вот я и не устояла. — Да ладно, какая разница, кто из вас помогал мне, — спокойно произнес Гёто, послышалось как он застегнул молнию на своей толстовке. — Главное, что у нас есть чем перекусить в дороге. И что не пришлось покупать еду на вокзале. Прожевав кусочек сэндвича, Кёко сглотнула ком в горле. Она чуть покашляла, пытаясь проглотить еду, и недовольно поморщилась. Наверное, зря не взяла с собой термос с чаем, сейчас бы он оказался как никогда кстати. — А мы в Нару поедем всё-таки или нет? — спросила Сёко, потянувшись за сэндвичем. — А то Сугуру сказал мне, что поедем если по времени будем успевать… — Ох… — Гёто расстроено выдохнул. Судя по всему, ему не особо хотелось ехать с друзьями в родной город. — Сатору же всех оленей распугает, сама говорила. — Никого я не распугаю! — громко возмутился Годжо. Женщина, сидевшая с противоположной стороны, шикнула, призывая группку молодых людей быть благоразумнее и тише. В ответ на это Сатору обернулся к товарищам и показал язык, словно был глубоко оскорблён этим замечанием. — С чего бы мне оленей пугать? — Так ты же громкий, — развел руками Гёто. — Никаким животным не нравится, когда рядом с ними орут. — Не так уж и часто я и ору, — пробубнил себе под нос Сатору, после чего поправил солнцезащитные очки на переносице. — Подумаешь. — Сатору, не подрывай нам поездку в Нару, ну очень прошу тебя! — неожиданно вежливо попросила Иэйри. — Мне хочется посмотреть на оленей и погладить их. Закончив жевать сэндвич, Кёко отряхнула ладони от крошек и вытерла губы сухой салфеткой. Она вздохнула, и покачала головой: — Да езжайте в Нару вдвоем, мы с Сатору как-нибудь сами досуг себе организовать сможем. — Точно. Пойдем с тобой в океанариум… — Сатору, только не океанариум, — скривила лицо Хасэгава. — Не дай боги там акулы будут. Терпеть их не могу. Годжо тихо усмехнулся, видимо изначально и хотел спровоцировать её на такую реакцию. Обернувшись, он приспустил солнцезащитные очки и подмигнул Кёко, попавшей в сеть его шутки. — А олени? — грустно спросила Сёко. — Неужели ты не хочешь их погладить? — Хочу, но готова уступить это тебе, — тихо рассмеялась Кёко. — Увижу их ещё, не переживай. Поезд прибыл в Осаку ровно в девять часов утра. Пассажиры спешно покинули вагон, и врассыпную рассредоточились по вестибюлю железнодорожной станции. Четверо друзей же направились к схеме общественного транспорта, чтобы спланировать маршрут в сторону отеля. На переходе со станции Кёко случайно столкнулась с молодым мужчиной в тёмном кимоно и виновато извинилась перед ним за свою неосмотрительность. Из-за этого казуса она слегка отстала от друзей, но, к счастью, успела их нагнать, когда они подходили к нужной платформе. Она обратила внимание, что мужчина направился за ними. Поезд остановился аккурат перед тем как Хасэгава нагнала друзей. Она огляделась по сторонам и быстрым шагом направилась в вагон. Мужчина в тёмном кимоно заторопился, но не успел запрыгнуть в поезд и двери вагона закрылись прямо перед его лицом, оставляя в вестибюле станции. Вместо злорадства над человеком, не успевшим на поезд, Кёко лишь посочувствовала ему, грустно проводив взглядом осунувшийся силуэт. Перед осуществлением грандиозных планов, шаманы держали путь в гостиницу. Ходить по Осаке с багажом не хотел никто из ребят, потому решение оставить большую часть вещей в номере показалось каждому из них адекватным. К тому же им нужно было разведать дорогу, чтобы вечером было проще возвращаться на ночевку, и немного отдохнуть после дороги. Кёко снова почувствовала лёгкий приступ ностальгии, когда вспомнила прошлогоднюю поездку в Киото. Тогда они были лишь вдвоем с Сатору. Гуляли, болтали, наслаждались обществом друг друга и очень продуктивно проводили время наедине. От нахлынувших воспоминаний ей даже немного захотелось, чтобы они с Сатору поселились в одном номере, однако, чтобы никто никого не ставил в неловкое положение, голос разума подсказал друзьям, что лучше было разделиться парами мальчики-девочки. — Вау, а комната-то здесь ничего, — произнесла Сёко, входя в номер. Небольшое помещение с одной двуспальной кроватью выглядело достаточно уютно. Убранство было выполнено в европейском стиле, оттого традиционных элементов декора не прослеживалось. Светлые стены, тёмные шторы шоколадного цвета, ковролин на полу в тон к ним… Из техники: небольшой холодильник, фен для волос, маленький плазменный телевизор и вентилятор. Всего немного и по существу. Ничего лишнего. — Всё-таки повезло нам, что хотя бы такие номера остались, — произнесла Кёко, начиная выкладывать вещи на прикроватную тумбочку. — А то пришлось бы жить вчетвером в одной комнате… Мне кажется, это было бы утомительно. Чтобы немного отдохнуть Сёко устало плюхнулась на кровать и выдохнула. — А что, у пацанов тоже кровать такая? — Нет, у них вроде две односпальные, — почесала затылок Хасэгава, пытаясь припомнить особенности номера напротив, которые увидела при оформлении бронирования. — А что, завидуешь, что с Сугуру будет спать Сатору? — рассмеялась она, обернувшись к подруге. Сёко расхохоталась в ответ на этот смелый вопрос. — Мне больше интересно сдадут ли у Сугуру нервы к концу нашего путешествия, — отсмеявшись, произнесла девушка. — Такое тесное взаимодействие, наверное, ужасно тяжкое… — Ну… — Кёко натянуто улыбнулась. — К приколам Сатору просто привыкаешь в какой-то момент и всё становится нормально. Может и Сугуру уже имеет иммунитет к этому всему. Не думала? Иэйри замолчала, обдумывая ответ. — Знаешь, может так оно и есть, я не сильно вдавалась в подробности их отношений… — наконец, произнесла она. — Хотя мальчишки, наверное, проводят свой досуг не так как мы… — Думаешь, что они обсуждают что-то запретное? — со смешком спросила Кёко, отставляя рюкзак в сторону. — Возможно… Мы ведь с тобой многое обсуждали… С чего бы и им между собой такими переживаниями не делиться, — пожала плечами Сёко, поднимая взгляд на подругу. — Ну… Закончив с вещами, Кёко легла рядом с подругой, чтобы немного отдышаться от суматошного начала дня. Она прикрыла глаза и шумно набрала побольше воздуха в лёгкие, запасаясь силами перед долгой прогулкой. — Я не думаю, что они говорят с друг другом о душевных переживаниях, — наконец, проговорила Хасэгава. — Они оба достаточно замкнутые. Сатору и подавно часто переводит в шутку серьезные темы… В комнате воцарилось молчание. Устав от дороги, раннего подъема и неприятного сна, Кёко почувствовала, что её начало клонить в сон. Больше всего ей захотелось остаться в номере на пару-тройку часиков и поспать, но осознание того, что в Осаку она приехала не нежиться в номере, несколько взбодрило её и вынудило приподняться на постели. — Хочу есть, — тихо произнесла Сёко, её живот грустно заурчал. — Мы в Дотонбори или в другое место пойдем? — Сугуру сказал, что Дотонбори веселее будет вечером, так что, наверное, сейчас где-то по пути перекусим… Чего ты хотела бы? — Ух… — задумалась Иэйри. — Сложно сказать, я бы сейчас что угодно съела бы. Но лучше посытнее… Рамэн, например. Или якисобу. А ты? — Рамэн звучит заманчиво, но я не осилю целую порцию, — рассмеялась Кёко в ответ. — Опять Сатору будет доедать за мной, чтобы мои деньги не были потрачены на ветер… Это ужасное чувство. Сёко хихикнула и кивнула головой. — Ничего, он у нас любитель поесть, не переживай. Разговор прервал стук во входную дверь. Спустя пару секунд ручка провернулась и в номер, как ни в чем не бывало, вошел Сатору, потирая ладони. Он оглядел девушек, лежащих на кровати, и усмехнулся: — Ну и картина… Наслаждаетесь мягкой постелью? — Думаем об обеде, — одновременно произнесли девушки, после чего рассмеялись над такой синхронизацией. — Давайте, поднимайтесь, — со смехом ответил Годжо. — Пойдем в ресторанчике отеля перекусим… Пока Сугуру там раздуплится… — Ну ты бы хоть выражения подбирал, — послышался недовольный голос Гёто. — Мне просто нужно было повесить в шкаф вещи, чтобы не пришлось футболку и запасные брюки гладить. Он вошел в номер и оперся плечом о стену. Осмотрев убранство комнаты, Сугуру покивал головой, находя номер неплохим, особенно за свою цену. — Ого, да у вас тут и кровать двуспальная, — присвистнул Гёто, глядя на девочек. — Шикарно живёте. — Завидовать плохо, братик, — Годжо ударил друга кулачком в плечо и усмехнулся. — Или ты хочешь спать со мной в одной кровати? — Сатору вскинул бровь и глумливо хихикнул. Вместо ответа на провокационный и глупый вопрос Гёто закатил глаза и отрицательно покачал головой. Меньше всего на свете ему хотелось спать с Сатору в одной кровати. — Да ты, когда спишь, то ногами пинаешься, — фыркнул в ответ Сугуру. — Эй! Кёко! Ничё ж я не пинаюсь, скажи ему! — громко возмутился Сатору, всплеснув руками. — Не надо тут Кёко привлекать в качестве адвоката, я же спал в твоей комнате, когда у меня ливнем всё залило… Ты там на том футоне несчастном такие кульбиты выполнял… — спокойным голосом произнес Гёто, махнув рукой. — Гимнасты цирковые отдыхают просто. Сатору возмущенно уставился на товарища, пытаясь понять, в шутку он это говорил или реально хотел выставить его ничего не понимающим дурачком. — Да пинаешься ты, Сатору, пинаешься, — рассмеялась Хасэгава, которую позабавило такое противостояние друзей. — Просто редко. — Ну вот, кажется, тебе следует найти другого адвоката, — развел руками Сугуру, после чего сразу же кашлянул в кулак. — Слушайте, я тут на ресепшене увидел, что сегодня вечером в гостиничном ресторане будет проходить мастер-класс по приготовлению такояки… — И? — протянула Сёко, приподнимаясь на кровати. — Давайте чуть планы скорректируем и сходим. Мне интересно узнать, как такояки готовятся и самому попробовать… — по-доброму усмехнулся он, почесывая затылок. — К тому же, мне кажется, это станет прикольным завершением первого дня в Осаке. Потягиваясь, Кёко встала с кровати. Времяпрепровождение за готовкой, особенно в выходные дни, ей не сильно нравилось, но желание поучиться чему-то новому у неё всегда имелось. Она подошла к окну, посмотрела на тихую улочку, по которой медленным шагом брёл мужчина в тёмном кимоно, уткнувшись в записную книжку, и зевнула. — Ну, если Сёко согласна, то я тоже пойду на мастер-класс, — произнесла Кёко, перекладывая ответственность принятия решения на подругу. Сёко удивлённо приподняла одну бровь и зависла на долю мгновения. — Да ладно тебе, это ж чисто прикола ради, — протянул Годжо, поигрывая дужкой очков. — Я вот пойду! — он распрямился и самодовольно усмехнулся. — Покажу им сам мастер-класс. — Да знаем мы какой мастер-класс ты там покажешь… — выдохнула Иэйри, доставая из кармана курточки пачку сигарет. Она зажала одну между зубов и выдохнула. — Ладно, фиг с ним, пойдем и мы с Кёко тогда, чтобы от вас не отставать. — Вот и славно! — с довольной улыбкой произнёс Сугуру. — Так, давайте в город выдвигаться… Мы ведь приехали активно отдыхать, а не в номерах сидеть. Шутливо отдав честь, Сатору подмигнул другу. Энтузиазма ему было не занимать, поэтому он достаточно шустро покинул комнату девочек и отправился в их с Сугуру номер, чтобы взять рюкзак с бумажником. До места назначения было решено добираться на метро. Перед посещением замка шаманы заскочили в кофейню и немного перекусили, чтобы не бродить по музею с пустым желудком. Поход в осакский замок заранее вызывал у Кёко чувство смертной скуки, однако едва она завидела малахитовые крыши тэнсюкаку сердце её вздрогнуло. Вид высокого здания завораживал и приковывал к себе все внимание. Башня возвышалась над парком и крепостным валом, и по сравнению с ней всё ощущалось безумно маленьким и незначительным, особенно большое количество людей, желающих посетить экспозиции музея. Белые стены казались мощными и неприступными, при этом в их внешнем виде сохранялась изящность архитектурных элементов. Замок Осаки имел внушительную и трагичную многовековую историю. Он несколько раз сгорал дотла, отстраивался снова, затем воспламенялся от удара молний, сжигался во время реставрации Мэйдзи на фоне гражданских конфликтов и, наконец, был складом вооружения в период Второй мировой войны, за что и оказался разрушен американскими бомбардировками. С конца девяностых годов осакский замок открыл двери для множества туристов в качестве музея с современным интерьером. Отчасти, это было поводом разочароваться, поскольку многие путешественники, переступая порог, надеялись увидеть внутри реконструкцию старинной атмосферы, а получали лишь множество макетов и различных исторических экспонатов, так или иначе связанных с замком. Ребята решили обойтись без экскурсии с гидом. Они обошли всё здание музея самостоятельно, выслушивая нытьё Сатору о том, как ему было скучно смотреть на витрины с макетами. К концу экспозиции, Сугуру, уставший от жалоб лучшего друга, был готов дать ему затрещину, но с трудом сдержался, видимо, не хотел, чтобы кто-то из многочисленных туристов поучал его за неуместное поведение. На выходе из замка, Кёко остановилась около стойки с печатями для госюинтё — специальных тетрадей в которые большинство туристов собирало отметки о посещениях исторических мест и храмов. Она залезла в свою сумочку, чтобы проверить, не забыла ли взять свою книжку. — Сёко, мы не поставили печаточку в госюинтё, — пробормотала Кёко, дёрнув подругу за рукав. — Пойдём? Иэйри бодро кивнула, сразу же доставая свою госюинтё, как две капли воды похожую на ту, что была у Хасэгавы. Они подошли к специальной стойке, оставили оттиски в книжках, купленных перед поездкой в Осаку, и посмотрели на результаты своих стараний. Аккуратный след ярко-красных чернил заворожил взгляды девушек. Кёко пожалела, что в прошлом году, во время выходных в Киото, не знала о таком необычном способе сохранения воспоминаний. Было бы здорово получить печати из Киёмидзу-дэра и других мест, которые они с Сатору успели посетить, чтобы вспоминать о прекрасных мгновениях, проведенных вместе. — Жаль, что из Киото нет ни одной печати, — вздохнула она, рассматривая страничку с красными чернилами. — Говорят, что в храмах ещё и от руки пишут место посещения, наверное, это красиво. — Значит это повод съездить в Киото снова, — ухмыльнулся Годжо, нарезавший круги вокруг девушек. — Повторить наш прекрасный опыт в старой столице с усовершенствованными навыками, — как ни в чём не бывало дополнил он. Закашлявшись, Кёко покраснела от стыда, и перевела растерянный взгляд на Сатору. Тот лишь игриво усмехнулся и подмигнул девушке, безмолвно отвечая, что она поняла всё как он и задумывал изначально. — Фу-у-у, Годжо! — возмутилась от его слов Сёко, до которой дошел смысл спустя некоторое время. — Ты бы хоть меня постеснялся! — Да чё тебя стесняться, сидишь свои анатомические атласы по вечерам в общей комнате надрачиваешь, — махнул рукой он, не видя проблемы в сказанном. — Эй, Сатору! — окликнул его Гёто, стоявший чуть поодаль. Он рассматривал буклеты из замка с краткой информацией об экспозициях, видимо, намереваясь взять себе один на память. — Я тебе уже об этом сегодня говорил. Поменьше ругательств! Несмотря на характер и то, что Сатору любил подурачиться, по сравнению с прошлым годом сквернословил он гораздо меньше, но так и не исключил употребление нецензурных слов окончательно. Да, они стали мягче, однако самой сути сказанного зачастую это не меняло. Создавалось ощущение, будто ему нравилось общаться именно так, отпуская ругательства, и никаких проблем в этом он не видел. И Сугуру это, видимо, сильно раздражало, поскольку в последнее время он всё чаще и чаще стал намекать другу на чистоту речи. — Да ладно-ладно тебе, — не сдержал задорного смеха Годжо. — Какие правильные вы у нас. Куда дальше пойдём хоть? Заправив за уши пряди окрашенных волос, Кёко с горем пополам собралась и поборола смущение, вызванное шутками Сатору. Может, она и была с ним достаточно откровенна в личных отношениях, но когда речь заходила о внезапных и неуместных шутках Годжо во время беседы с друзьями, то ей становилось просто до безумия стыдно. Одно дело — говорить о таком лично, будучи уверенным, что никого более тема не коснется, а другое — делать отношения достоянием общественности. — В парке погуляем, а потом в Дотонбори… Поедим там перед возвращением в отель, — тихо ответила Хасэгава, поправляя маленькую сумку на плече. — А во сколько этот мастер-класс хоть, Сугуру? — В семь вечера, Сатору, — произнёс молодой человек, закатывая рукава толстовки. — Так что успеем всё, может забежим ещё куда перед Дотонбори. — Да не, вряд ли успеем, — перебила его Сёко, доставая из пачки сигарету. В парке шаманы пробыли недолго. Прогулка по открытой местности, особенно после исследования экспозиций замка, оказалась нелёгкой задачей. Весеннее солнце постепенно начинало припекать, отчего хотелось как можно скорее сесть в уютное кафе и вкусно поесть. Решив напоследок запечатлеть прогулку, Сёко сделала несколько фото на свой полароид. Сначала она щёлкнула ребят по отдельности на фоне замка, затем попросила проходящую мимо семейную пару, чтобы те сделали снимок шаманов в полном составе. Удовлетворенные проведенным временем, ребята направились к следующей точке своего туристического маршрута. Несмотря на то, что путеводители советовали посещать Дотонбори вечером и ночью, комендантский час сильно ограничивал ребят в возможности увидеть, как бурлила жизнь в самом оживленном районе Осаки, но несмотря на это неудобство, Дотонбори и днем был полон как местных жителей, так и туристов. Вечером Дотонбори напоминал тот самый мегаполис с картинки в веселье которого хотелось увязнуть. Караоке, ночные клубы, бары… Все это и без лишних усилий манило к себе, привлекало, но вычурные вывески заведений в виде огромных крабов, драконов, рыб, а также различных угощений, подогревали ещё больший интерес зевак. После недолгой прогулки по окрестностям, свой выбор шаманы остановили на ресторане «Кинрю Рамэн», вывеска которого была украшена немного несуразным драконом, будто норовившим вырваться из ярко-красной стены и наброситься на прохожих, грозно рыча. Подойдя ближе к ресторанчику, Сатору остановился и осмотрел огромную фигуру дракона. Он хмыкнул, глядя на дурацкую морду мифического существа, и обернулся к Сугуру. — Слышишь, на твоего уродца похож как, — протянул Годжо, покачиваясь на ступнях. Сугуру промолчал, его сил хватило лишь на то, чтобы вскинуть бровь в недоумении. Все второкурсники знали: Гёто был уверен, что его Радужный дракон являлся прекрасным и он ни капли не сомневался в его внушительном внешнем виде, поэтому такой комментарий его очевидно задел. Несмотря на то, что заведение находилось в проходной точке, посетителей оказалось немного. Скорее всего из-за того, что вывески Дотонбори всячески зазывали к себе посетителей, многие шли к наиболее экстравагантным, надеясь найти там оригинальную подачу и вкуснейшие блюда. Рамэн, являвшийся визитной карточкой ресторана, оказался весьма неплох. Вкус наваристого свиного бульона пришелся по душе Кёко, аппетит которой с трудом проснулся со времен перекуса в поезде. Она с удовольствием съела часть лапши и несколько кусочков свинины, но так и не смогла заставить себя доесть блюдо. Годжо, закончив со своей порцией, наблюдая за тем, как Хасэгава ковыряла остатки пищи, уставился на неё. — Ты чего не ешь? — Да я наелась вроде, — пожала плечами Кёко, рассматривая мутный бульон с двумя половинками яйца, лапшой и кусочками свинины. — Хочешь мяса? Она подцепила кусочек мяса палочками и поднесла его ко рту Сатору. Тот, приняв угощение, прожевал его и довольно облизнулся. По его лицу расползлась блаженная улыбка, которую он не смог сдержать. Видимо, ему не столько нравилось само мясо, сколько то как Кёко проявляла внимание к его персоне и кормила с рук. — Почему в рамэнъя всегда такие огромные порции? — выдохнула Хасэгава, продолжая скармливать Сатору мясо. Сидевший напротив неё Гёто, поднес ко рту тарелку, чтобы допить насыщенный свиной бульон. Судя по всему, он был ужасно голоден и наслаждался трапезой как никто другой за столом. — Ну… Где-то можно взять половинку, — выдохнул Сугуру, ставя на стол опустевшую тарелку. — Это было вкусно. Я бы даже ещё взял одну порцию… — Сугуру! — удивилась его аппетитам Сёко. — А как же мастер-класс по такояки? — Из-за него и не возьму, — поник он, рассматривая пустую тарелку. Он грустно посмотрел на закончившийся суп и подпёр голову ладонью, задумавшись. — Давайте завтра ещё раз сюда придем, — протянула Сёко, изучая меню на столе. — Не в смысле прям сюда, а в Дотонбори. Вдруг найдём ещё что интересное… Там вывески с крабами были. — О, в том заведении, много блюд из крабового мяса, — кивнула Кёко, вспоминая, что было написано в путеводителе. — Такое мы ещё не ели вместе. — Давайте до завтра доживём, — вздохнул Годжо, утаскивая из тарелки Хасэгавы маринованное яйцо. — Тут этих заведений хренова туча. Может ещё чё интересное отыщем, и никакие крабы нам нужны не будут… Он прожевал яйцо и довольно помотал головой. — А ещё нам пора ехать в отель, — глядя на часы, оповестила всех Иэйри. — Иначе опоздаем на мастер-класс по такояки для Сугуру. Утомленные первым днём, ребята поспешили на выход из заведения. Пускай отель и находился в одном из спальных районов, поезда в метро ходили без перебоев, и можно было спокойно добраться до гостиницы, не переживая о внезапных задержках. В отличие от наземного транспорта, подземный чаще внушал больше доверия, хотя бы потому, что пробок по пути не было. Среди желающих посетить мастер-класс, оказалось всего несколько женщин в возрасте от сорока до шестидесяти лет. Когда молодые люди вошли в комнату, то удивили всех присутствующих своим желанием развить азы кулинарного мастерства и вызвали немало интереса к себе. Мероприятие началось в располагающей атмосфере. Приятный молодой мужчина в поварской одежде встал во главе длинного стола, здороваясь с участниками мастер-класса. Одним своим настроем и юморной манерой речи повар иллюстрировал все те стереотипы о местных жителях Осаки, о которых писали в путеводителях. Мужчина рассказывал о цели занятия, пропуская лёгкие и незатейливые шутки, абсолютно безобидные и добрые. Он обошел каждого участника, удостоверяясь, что ассистенты подготовили рабочие места как надо. Кёко опустила взгляд и обратила внимание, что у каждого из посетителей занятия лежали заранее подготовленные ингредиенты и приборы, которые могли пригодиться во время мастер-класса. Недоверчиво оглядев большое количество свободных мест, Хасэгава пришла к выводу, что желающих ввязаться в такую авантюру оказалось немного, то ли время не располагало, то ли местонахождение гостиницы. С другой стороны, она расслаблено выдохнула, поняв, что таким образом меньше людей увидят её кулинарный позор. Одно дело, когда госпожа Годжо журила её и наставляла на путь истинный, обучая тому или иному блюду, другое же — опозориться перед профессионалом своего дела. Первое время Кёко внимательно следила за тем как именно нужно было готовить тесто. Она повторяла за преподавателем, в точности воспроизводя последовательность его действий, но внезапно для себя осознала, что совсем забыла о такой части как граммовка. Вместо жидкого теста с начинкой у неё получилось плотное, в котором кусочки щупальца осьминога торчали, а не плавали. Переведя взгляд, она проследила за тем как работали ребята. Сёко справлялась с приготовлением теста, Сугуру от неё не отставал. У Сатору, как и у самой Кёко, вышло гуще положенного, поэтому он всячески пытался исправить это недоразумение. В отличие от рассеянной Хасэгавы, чье тесто можно было смело принять за подобие камня, Сатору действовал уверенно. — Сатору, а что мне делать, если у меня тесто не получается? — Кёко наклонилась ближе к нему. — Смотри какое… Годжо приблизился и посмотрел на результаты трудов девушки. Недоверчиво ткнув пальцем в тесто, он вскинул брови, удивленный плотностью того. Вместо ответа Сатору покачал головой, пытаясь придумать, что нужно было сделать для исправления результата. — Давай воды нальём… — прошептал Годжо, поднося полный стакан к комку теста. Решив довериться молодому человеку, Кёко кивнула. Она посмотрела на то как в миску влилось содержимое целого стакана воды. Некоторое количество жидкости пролилось на пол, на что Годжо не обратил никакого внимания. — Мешай, — просигнализировал Сатору. Принявшись месить крутое тесто в воде, Кёко стала приглядываться к результату манипуляций. Вода окрасилась в бледно-желтый цвет после чего тесто стало распадаться на кусочки. Получившаяся субстанция слабо походила даже на то, что приготовил Годжо, поэтому Хасэгава снова толкнула его в бок, выпрашивая помощи. Позориться перед преподавателями и другими посетителями мастер-класса ей совсем не хотелось. — Не получается, — шикнула Кёко. Вместо ответа Сатору молча разбил ещё одно яйцо и закинул в миску желток и белок. Сощурившись, он принялся сам мешать тесто Кёко и, спустя несколько минут, консистенция получилась более или менее удобоваримой. По крайней мере ему самому показалось, что из этого может выйти толк. Кёко посмотрела на получившуюся массу и скривила лицо. Комочков всё ещё оставалось непростительно много, а иногда они и вовсе оказывались размером с кусочки щупальца осьминога. — Хрен с ними, с комочками, — махнул рукой Сатору. — Щас жарить начнем, все нормально будет. — Ладно… — прошептала она. Мимо прошел повар, наблюдавший за успехами участников мероприятия. На долю секунды он остановился между Кёко и Сатору, оглядел их миски с не самыми удачными вариантами теста, и сразу же ушел обратно на своё место. Следующим этапом приготовления такояки была обжарка. Необходимо было вылить тесто в специальную сковороду с выемками-полусферами, после чего по готовности перевернуть с помощью специальных палочек. Когда Кёко залила сковороду своим тестом, комки неравномерно распределились по поверхности. Попытавшись решить вопрос с нерастворенными кусочками крутого теста с помощью палочек, она лишь усугубила ситуацию. Вода, которую Сатору добавил, чтобы помочь девушке исправить удручающую ситуацию, в скором времени выпарилась и оставила на сковороде лишь комки теста и начинку из осьминожьего щупальца, зеленого лука и мелко нарезанного имбиря. От пригоревшей воды неприятно пахнуло, Кёко поморщилась и решила, что настало время перевернуть шарики. Плотное тесто, лежавшее в лунке, едва пропеклось снаружи, в связи с чем шарик поплыл. Рассеяно оценив результаты своих трудов, Кёко повернула лицо к Сатору. Тот задумчиво смотрел на свои такояки, не понимая, когда их можно было снимать. Преподаватель дал сигнал, согласно которому можно было начинать переворачивать шарики. Сатору кивнул и принялся подцеплять запекшееся тесто палочками. Внимательно посмотрев на другую сторону такояки, он перевел растерянный взгляд на Кёко. — Пригорели… Состроив максимально удивленное лицо, Кёко опустила взгляд на такояки Сатору. Шарики приобрели неестественно чёрный цвет, почти как сама сковорода. Учитывая кулинарные способности Годжо это явление казалось максимально странным и неестественным. Обычно ему удавалось готовить более или менее хорошо, за редкими исключениями. Стряпня его не была плохой, даже, напротив, чаще получалась очень даже вкусной, но вот такояки смело можно было назвать самой худшей его работой из всех. Внезапно в нос ударил резкий запах жженой пластмассы. Сатору наклонился, чтобы принюхаться. Казалось, он был уверен, что происходит что-то неладное с оборудованием, а его навыки готовки были в этот момент совсем не при делах. — Эй, Сатору, это ты пережарил свои такояки что ли? — за его спиной появилась Иэйри. Она посматривала за товарищем, удерживая в ладонях результат своих трудов, политый соусом и щедро посыпанный стружкой тунца. — Хотите мои попробовать? Кёко внезапно спохватилась, вспомнив, что пока наблюдала за тем как Сатору мучился с электрической плитой и сковородкой, совсем забыла о своём блюде. В панике она убавила мощность конфорки и почувствовала отвратительный запах. Попытавшись перевернуть такояки, она поняла, что шарики безнадёжно пригорели к поверхности сковороды и обуглились с одной стороны, а сверху так и остались недопеченными. — Боги, что это здесь происходит? — за спинами молодых людей появился повар. Оглядев сковородки Кёко и Сатору, он покачал головой, оценивая успешность проведенного занятия для юных дарований. — Слушайте, у меня плита походу неисправная! — возмутился Годжо. — Она вон… Указав на чёрный дым, валивший от плиты, Сатору всплеснул руками. — Чё делать-то теперь? Вопрос Годжо остался без ответа. Прямо под столом вспыхнул удлинитель, к которому были подключены все электрические плиты. Удушливый дым сразу же распространился по всему помещению, а испугавшиеся женщины прекратили готовку и бросились прочь из комнаты, оставляя на столах полнейшую неразбериху. Кёко подпрыгнула на месте, испуганно глядя на то как языки пламени принялись ласкать пластмассовую коробку удлинителя. Что-то под столом треснуло, вынуждая их с Сёко отойти к стене… От греха подальше. — Уходите отсюда! Я всё потушу! — крикнул повар и побежал в сторону кухни, скорее всего, чтобы взять огнетушитель. Когда мужчина удалился из помещения, Годжо отбежал к кулеру, расположенному у входа. Он быстро подхватил бутылку и отнёс её прямиком к горящему удлинителю. Дожидаться, пока повар вернется с огнетушителем, он был не намерен. Куда проще и лучше было погасить огонь самостоятельно, ограничившись потерями в виде удлинителя и ножек столов, чем ждать мужчину неизвестно сколько времени и потерять куда больше имущества. Вытянув руку, Сатору сложил пальцы в жесте, и ударил взрывной волной слабой мощности по бутылке воды. Большая ёмкость лопнула, брызги попали на горящий удлинитель и вызвали короткое замыкание. В помещении резко погас свет. Пламя, блеснув в кромешной темноте, исчезло. Резкий запах жженой пластмассы ударил в нос с новой силой, вызывая из-за своей едкости лёгкое чувство удушья. — Девочки? — послышался слегка взволнованный голос Сугуру. — С вами хоть всё в порядке там? — Все живы! — откликнулась Сёко. — Кёко… Ты же тут, да? Кёко помотала головой, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь вокруг себя. Из-за кромешной темноты не представлялось возможным понять где находился кто-либо из ребят, она могла лишь ориентироваться по голосам. Повернувшись в ту сторону, откуда, как ей показалось, звучал голос Сугуру, она замерла. Стоявшая рядом с ней Сёко подхватила подругу под руку, чтобы не потеряться. — Ну вот и поели такояки, блять, — раздосадовано произнес Годжо, пнув ногой что-то тяжелое.