И ветер усмирит церковный костёр

Венти бежал долго. По крайне мере тот так думал. Густая трава приняла его в свои объятья, когда он в слезах упал на землю. Солнце почти спряталось за горизонт, скупо подбирая свои последние лучи, и растеклось в красочном закате. Одуванчики давно закрыли жёлтые бутоны и только уже зрелые остались ждать пока ветер подхватит их семена, разнесёт, посеет новую жизнь. Где-то рядом журчал быстрый, тонкий ручей, наверное, вытекающий из той реки, что Венти видел утром. Ночные птицы готовили свои голоса, а дневные давно легли спать. Разнотравье находило упокоение в лёгком покачивание и шуршании. Холодало. Из своих укрытий вылезали комары и мошки, которых так много было на вольных, ночных просторах. Только хныканье ребёнка нарушало общую тишину. Пытаясь успокоиться, он обнимал себя за плечи, поджав колени к груди и напевал дрожащим голоском самую известную городскую песню для детей, которую знал из уст знакомого пекаря. Где он сейчас?.. Грусть и тоска сковали его колени и локти, когда он вспомнил о городе. Не было ему там ни счастья, ни покоя. И никому-то он в этом мире не нужен. Ни мамки, ни папки — никого нет. А теперь никто и не примет его никогда. Только злая, сумасшедшая ведьма! Стоило только подумать о ней, как он тут же насупился. Он, кажется, ещё чувствовал кипящую её кровь, чёрный, вязкий вид которой так и нагонял ужаса, приводя к одной мысли — нечистая. Теперь, по её словам, эта грязная мерзость была и в нём. И это обижало больше всего. Ну что ей? Нравится издеваться над ним что-ли? Ему даже прельщала идея быть белым магом. Тогда люди любили бы его. Но чёрным… Его и так все (начиная от городского судьи с седыми усами, которому он однажды случайно покатился в ноги, сбив с пути, до упитанных, сальных аж до блеска господских детей, которые часто дразнили его и издевались, обещая, что если он им спляшет, то они непременно принесут ему целую жаренную курицу с кухни) ненавидели. А сейчас их, наверное, и в живых нет… Хорошо… Эта мысль, быстро промелькнувшая в его голове, страшно ему не понравилась. Он подскочил на ноги, осматриваясь. Солнце давно село. Всё поле окутали тёмные тени и холод ночи. Где-то очень далеко, в лесу, прокричала гагара. Заплакали цикады и их дружное стрекотание зазвенело в ушах вместе с назойливым писком комаров. Небо постепенно обсыпали звёзды. Хлопая мошку на плече, Венти испуганно обернулся на траву. Показалось, что там кто-то есть. Вон оно — затаилось в зелёной, рассыпной гуще и ждёт, когда ребёнок отвернётся. Там, конечно, никого не было, но от страха Венти начал выдумывать, что свойственно если не всем взрослым людям, так всем детям точно. Особенно, когда ты один в тёмной, ведьминской степи. Стало невыносимо жутко и страшно. Хотелось бежать. Но куда? Он не помнил откуда пришёл… Холод пробирал всё больше, что заставило двигаться. Все эти шорохи, шелесты, крики птиц и зверей невыносимы. Одиночество и невинный детский страх. Венти зажмурил глаза, готовый вновь зарыдать здесь. Вдруг траву и его мокрое лицо внезапно осветило яркое сияние. Тепло… Невероятное, приятное тепло прошлось по коже. Это была очень крупная бабочка. Во тьме она светилась, словно её натёрли воском и подожгли. Ребёнок сначала отстранённо и боязливо посмотрел на неё, а потом стал заинтересованно разглядывать. В городе такого не было. Бабочка запорхала над его головой, вокруг, а потом медленно полетела в определенном направлении. — Ты выведешь меня отсюда? — Он шмыгнул носом, передвигая ноги. Было принято решение шагать за ней, — Спасибо… Эта бабочка сейчас была единственным его освещением и проводником. Рядом с ней было тепло. Страшные образы сами вылетели из головы и он даже не оглядывался, стараясь тщательнее рассмотреть её крылья. Интересно, а есть ли ещё такие? Так они двигались минут десять, пока Венти не увидел свет от горящих окон дома. — Эй! Ты куда меня привела?! — Разозлился он на насекомое, внезапно остановившееся и порхающее на месте, — Ты что, глупая? — Венти покрутил пальцем у виска, — Не знаешь, что в этом доме живёт страшная, злая и стар… а… Но он испуганно прекратил свою речь, когда бабочка загорелась, рассыпалась на множество маленьких, кружащихся в огненном вихре. Они так складно и быстро очертили фигуру ведьмы, что Венти даже не успел закрыться руками от летящего в лицо и волосы пепла. — Нет, я понимаю — старая и злая, но в каком месте я некрасива? Грубиян! — Сатирично, словно обиделась, Розалина отвернула бледное лицо в сторону и сложила руки на груди. Венти, конечно, хотел восторженно завизжать, рассмеяться и начать приставать с расспросами «а как это у неё получилось и может ли он так же», но вовремя вспомнил, что обижен и вообще он её ненавидит всем сердцем. Поэтому опять только показал язык, тоже отворачиваясь. — Пошли, — Толкая его пальцем в лоб, Розалина усмехнулась и собралась войти в дом, — Завтра у нас много дел. — Не пойду! Я здесь не буду жить! — Венти засопротивлялся, потирая лоб. Он самоуверенно отшагнул от неё. — Тогда уходи, — Женщина пожала плечами, как ни в чём не бывало и указала на лес, который лишь мельком виднелся из-за далёкой ограды шипастых кустов. — Ну и пойду! — Ну и иди. И он пошёл. Полный уверенности и злости, покрывая ведьму всякими обидными прозвищами, которые серьёзно и обидно звучали только для детей. Но когда розовые кусты по велению Розалины, которая якобы ушла в дом, но на самом деле старалась из далека видеть его, раскрылись перед ним, уверенность и бесстрашие быстро испарились. Так же быстро, как метнулась из куста в куст неведомая, жуткая тень в глуби чащи. Скрипучим дубравам, покрытым мхом и паутиной, не было конца. Послышался жалостливый, тихий стон, издали напоминающий человеческое: «Ах, как темно! И страшно…» и завывание волка. Но когда чуть ли не в лицо Венти услышал мерзкое, скрипящее хихиканье, то громко вскрикнул, резко разворачиваясь и убегая оттуда что есть сил. Ветви кустов обратно затянулись, но он уже не видел этого. Упал, тут же встал и опять побежал, слыша как бешено стучит испуганное сердце. Сидя за столом в доме, ведьма только высокомерно усмехнулась, когда маленькие кулачки забарабанили в дверь. Без слов и каких-либо эмоций, она открыла ему. — Ну и? Что ты не ушёл? — Она знала, что такой голос всех бесил: холодны, наглый, насмешливый и серьёзный. Но неожиданно, ребёнок, чуть ли не валясь с ног, припал к её платью, утыкаясь в неё лицом и истерично рыдая. Его частое, сбивчивое дыхание, говорило, что он действительно сильно напугался. — Извините! Пожалуйста! Спрячьте меня! Кто там в лесу?! Извини-и-те-е! Убирая от него руки в стороны, ведьма только удивлённо и даже боязливо смотрела на него. Совсем недавно он ведь и подойти к ней боялся… Похоже, для него она и в правду единственная и последняя защита в этом месте. В мире… — Это ты… Кхе. Успокойся. Хватит об меня сопли тереть! В лесу ночью опасно, да и днём тоже… Но сюда никто не войдёт. — Точно? — Слёзные глазки блестели надеждой и искали твёрдой опоры, поддержки в женщине. — Это невозможно. Я больше четырёхсот лет тут точно живу. Ничего не случится, — Уверенно, но не сильно грубо, она оттолкнула от себя ребёнка. Чёрная юбка была мокрой. — Вам четыреста лет?! — Пятьсот. С копейками. — Ого! Мне всего пять… Мне до вас ещё расти… — Он занялся подсчётами, но понял, что дальше, чем до двадцати считать не умеет, — А как вас зовут? Можно мне по имени? — Синьора, — Ведьма ушла в кухню. — Это не имя. — Ха, догадливый чертёнок. Розалина. — А поэтому у вас розы везде? Даже на шляпке вон! — Не неси ерунды! Ужинать. — Ужинать?! — Забывая, что хотел ещё много о чём расспросить ведьму, Венти забежал в уже знакомую кухню. Пахло чудесно, а ещё чудесней то, что было на столе… Он сел на стул, куда Розалина ещё утром поставила стопку толстых, широких книг, чтобы ребёнок мог достать. — Я могу это всё съесть?.. — Было не понятно: он ещё до конца не успокоился или это новые слёзы счастья на его глазах? Перед ним тарелка грибного, горячего супа, картофельное пюре с подливой, жаренное ломтиками мясо, сок из которого так и сочился на тарелку, нарезка помидоров, огурцов, редиса и сметана в милом глиняном горшочке. — Сколько хочешь. Я уже ужинала, — Розалина только пила чай, который, по мнению Венти, пах просто отвратно, как лекарство, какой-то травой и шиповником. — Спасибо! Но когда он принялся глотать еду, размазывая сметану по лицу и капая жиром на белую рубашку, то внезапно получил по лбу от женщины. — Ай! — Посмотри на себя! Как ты ешь?! Ты что, порося? Или варвар? Сам измазался и мою одежду измазал! Венти покраснел, отводя глаза и кладя вилку на стол. — Ешь спокойно и аккуратно. Ты сидишь за столом с дамой! — Отругав, Синьора вытерла его лицо полотенцем, — Я же не заберу у тебя еду. — Простите… Надо было признать, что он был ребёнком умеющим извиняться и исправлять ошибки, а потому стал есть медленнее, пережёвывать, вытирать рот. На улице ему никто не указывал, как правильно грызть корки. — Вот. Хорошо, — Женщина одобрительно покачала головой, поставив пустую кружку на стол. *** Когда Венти, абсолютно сытый, а потому довольный и румяный, хотел было встать и уйти с кухни, Розалина хмуро указала ему, что мыть посуду он будет самостоятельно. Это не беда… Он был благодарен за такой роскошный ужин, а полоскать за собой тарелки, сыпать их песком, потом натирать чёрным мылом и снова полоскать было даже увлекательно. Щётки забавно шоркались. Часы на стене дома показали уже одиннадцатый час ночи, когда Венти, в след за ведьмой поднялся по скрученной, деревянной лестнице на второй этаж. Там было четыре комнаты вдоль коридора, застеленного красным ковром, что-то вроде кладовой, маленькой библиотеки и лестницы на чердак. Но они вошли только в одну из них, хотя Венти везде хотел побегать, всё осмотреть, особенно то есть ли у неё книжки с картинками. Это была обычная дамская комната. Кровать, чуть больше, чем на одного, но для двух там было бы уже тесно; большой шкаф, должно быть для одежды; полка с книгами, по виду очень старыми и неинтересными; небольшой, круглый столик, накрытый вязанной салфеткой, на которой стояла пустующая ваза (но Венти был готов поспорить, что там тоже когда-то находились розы); два мягких, одинаковых кресла и одно поменьше — на нём он спал вчера, и которое Розалина сказала, что надо будет теперь сжечь; разожжённый камин. На всю спальню был растелен мягкий ковёр, очень объёмный и пушистый. Босые ноги Венти сразу это почувствовали. Вопреки всем ожиданиям мальчика, ведьма притащила ему какую-то худую подстилку, ведь как оказалось в других комнатах не было мебели. — У меня не часто гости. — Можно я с вами лягу? Я не займу много места, — Жалостливо канючил Венти. — Если вырастешь и будешь красавцем, то хоть постоянно тут спи, — Женщина посмеялась с непонимающего лица ребёнка и, задув свечи, отвернулась. — Я так не засну… — Конечно, он заснёт. На самом деле, место выделенное для него совсем его не обижало. Он спал на голых ступеньках собора, о чём речь? Конечно, тёплый ковёр и перина были раем. Просто хотелось родного уюта, столь желанного любому ребёнку. У него ведь не было ничего подобного… А теперь какая-то женщина, хоть и ведьма, ухаживает за ним: моет, кормит, защищает. Он даже готов закрыть глаза на то, что служанка лукавого обрекла его на вечное, страшное проклятье, лишь бы почувствовать хоть какое-то участие взрослого в его жизни. — Заснёшь. — А можно мне песенку? — Я что мамка твоя? Песенку ему спой… А молока не дать? — Голос её груб и жесток, — Даже подумать о таком не смей, понял? Мамаша твоя — грешница и горит в аду. — Понял… — Послышалось, как задрожали его слова. — Ой, ну давай! Пореви ещё! Не задолбало тебя ныть весь день? Теперь он стал плакать так, чтоб его не было слышно, в подушку, но скоро заснул.