Укажи мне причину жить

Ночь. Тишина. Поместье спит. Только слабый ветер колышет ветки деревьев. Вдруг на верхнем этаже открывается окно, невысокая фигура встаёт на подоконник и спрыгивает вниз. Шинобу знает, что не умрёт, демоны не умирают от такой ерунды. Зато от гнева Господина они мрут как мухи. Если демоны поместья Мудзана уже знают о побеге Незуко, значит, скоро они начнут искать виновника. И конечно же Накиме скажет, что Шинобу была в его доме. Тогда всем не поздоровится: и ей, и Незуко, и Доуме. Демоническая регенерация залечивает поломанные ноги практически мгновенно, и силуэт Шинобу скрывается за воротами внутреннего двора. Слуги Мудзана все знают. Когда он вернется, то ему непременно доложат. И, конечно же, Накиме выдаст, что Шинобу навещала поместье Господина. В карманах боевого наряда тряслись несколько флаконов с ядом. В голове лишь одна мысль — убить. Мертвые не говорят и не докладывают. Но когда Шинобу попыталась призвать девушку с бивой из своей комнаты, ничего не вышло. Она попробовала еще раз, но результат оказался тем же. Ни третья, ни четвертая попытка не принесли успеха. Нет, вряд ли Накиме могла осознанно не пускать ее. Крепость всегда возникала мгновенно, по мановению руки. О ней могли знать лишь высшие чины демонов, а потому в «отборе» просто не было смысла. А если был… Что ж, не беда. Она просто доберется до Незуко и расскажет ей про способ. Она призовет Накиме, их объединенных усилий должно хватить для убийства. По крайней мере, Шинобу хотелось в это верить. Всю дорогу ее не покидало странное чувство тревоги, ощущение чужой слежки. Но ее тело не поддавалось ловушкам сознания, не чувствовало угрозы, и Шинобу просто продолжала бежать. Она никогда не была в Квартале Красных Фонарей, но много слышала о нем от других. Мерзкое местечко. Проститутки, наркоторговцы, рабы-должники — всю эту грязь от несведущих скрывали яркие огни и звуки музыкальных инструментов. От посетителей скрывать это смысла не было. В Квартал Красных Фонарей не приходили просто так. Приходили прикупить дозу, продать людей в работные дома, чтобы получить те деньги, что эти люди задолжали, попить вина и потрахаться с дорогой проституткой. Ойран, кажется. Даки носила тот же титул. Не удивительно, она ведь демон. Издалека Шинобу заслышала крики, увидела столбы дыма, вздымающиеся над Кварталом. Люди убегали прочь, хватая с собой деньги и драгоценные шелка. У Шинобу сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Пробираясь сквозь паникующую толпу она выхватывала глазами разрушенные балконы, лужи крови, брошенные владельцами вещи. А впереди, там, откуда сбегали испуганные люди, шел бой. Взвивались в воздух длинные разноцветные ленты, свистели красные серпы. Удар. Гютаро отлетел в стену, сильно ударившись в спиной. Удар. Лента отрубила Незуко руку. Удар. Даки кричит из-за разбитого вдребезги лба. Здесь уже даже не горят светильники, стены сломаны, обломки балок валяются посреди поля боя. Незуко на ходу заживляет сильные раны, плюется собственной кровью. В ее глазах злоба. Чистая, неприкрытая злоба. Злоба, какой когда-то была обуяна и сама Шинобу. Никто не замечает демоницу в людском обличии, в ужасе прикрывшую рот рукой. Это дает ей лишнее время подумать, решить, кому помогать. Очевидный ответ — Незуко. Шинобу заносит руку. Танец пчелы — самая мощная ее атака. Она ведь довела до критической точки даже Вторую Высшую. Надо всего лишь сказать три слова, и оба демона будут мертвы. Демоны, что убили ее семью. Демоны, что сейчас угрожают единственной, кто остался у Шинобу. Надо отомстить. Надо защитить. Но тело не слушается. Губы не произносят ни слова, спину прошибает странный озноб. Ну же! Давай! Всего-то и нужно, чтобы отомстить, — произнести три заветных слова. Три слова — и победа за ними. Но какая-то часть Шинобу противится этому. Какое-то странное, неведомое чувство. То же чувство, что требовало от нее сегодня признаться Доуме во всем. Открыться. Довериться. Это было глупое, неподвластное логике чувство. Но оно было сильнее разума, сильнее Шинобу. Гютаро поднимается, потирая ушибленную спину и глядя на Незуко злобно, с ненавистью. Черной, жгучей. Также и она глядит на него в ответ, вновь сплевывая на грязную землю что-то красное. Что, догадаться не трудно. Даки тоже поднимается, прижимается ближе к брату, поднимает свои ленты. Венки на лбу Незуко проступают сквозь кожу, пульсируют, как бомба перед мощным взрывом. Они смотрят друг на друга не отводя взгляд, выжидая подходящего момента. И в один миг все трое срываются с места. — Прекратите! — Госпожа Шинобу?! — восклицают три голоса в унисон. Кочо глубоко дышит, с трудом удерживаясь на ногах. Надо же, как не вовремя подскочила. И серп в грудь, и лента в плечо, и ногой по спине отхватила, для полного комплекта. Когда Гютаро вынимает острие из ее тела, становится чуть легче, но на ногах стоять все равно трудно. Незуко подхватывает ее и берет на руки, смеряя Шестых недоверчивым взглядом. Те также изумленно смотрят в ответ. Не нападают. Уже что-то. Резко Шинобу скрутило от боли. Нет, она не кричит. Привыкла не кричать с тех пор, как стала истребителем. А когда Доума то и день пытался получить от нее хоть какую-то эмоцию, причиняя безвредную боль, она укрепила в себе это качество еще больше. Вот только сдержать судорогу она не может. Что ж так больно-то? Шинобу поворачивает голову в сторону Гютаро, говорит тихо, даже ласково: — Яд? — Яд… — тихо мямлит демон, опустив глаза в пол. — Хорош. Незуко садится на пол, кладет Шинобу себе на колени и прислоняет к ране ладонь. Кожа вспыхивает розовым пламенем, и боль ослабевает. Шинобу поднимается на ноги, опирается на плечо Незуко: — Мощно… Ничего не скажешь. — Госпожа Шинобу, — холодный тон Камадо возвращает Кочо в реальность. Настолько холодный, что аж непривычно. Шинобу надеется, что этот холод — обман ее сознания, остаточное действие яда. Но на лице Незуко злость. Теперь она смотрит на нее также, как смотрела на Гютаро. — Объясните, пожалуйста, что все это значит? Почему эти двое, — девушка презрительно кивнула на Шестых. — Зовут Вас госпожой? — Госпожа Шинобу, — заголосила Даки. — Вы знаете эту девку?! Почему она зовет Вас по имени? Блять. Все, что остается, — блять. Какого все покатилось в тартарары?! — Госпожа Шинобу, — ох, лучше бы тон Незуко оставался ледяным. Потому что теперь он обжигал, будто бурлящая лава. — Что ж, это все объясняет! И как Вы стали демоном, и как попали в поместье Мудзана… — Поместье Господина?! — Гютаро поднял голову. — Госпожа, что Вы там делали?! — И почему Вы не рассказали мне все! — Незуко никак не унималась. — И почему не помогли мне сразить этих двоих! Вы предали нас! Меня, Танджиро! Весь корпус истребителей! — Да как ты смеешь?! — взъелась Даки. — Госпожа Шинобу — часть нашей семьи и любимица нашего дорогого отца! Как смеешь ты ей угрожать, грязная девка?! — Отца! Да у таких как вы нет отцов! Нет матерей! А если бы и были, они бы вас возненавидели! Вы — монстры! — Нахалка! Как смеешь ты нести подобный бред?! Госпожа, что вообще Вас связывает с этой оборвой?! — Прекратите… — слабо протянула Шинобу. Все силы уходили на регенерацию. — Оборвой?! Да на себя взгляни, грязная шлюха! — Да как ты….! — Госпожа Шинобу! — Незуко снова уперлась взглядом в бывшую мечницу. — Скажите и Вы что-нибудь наконец! На чьей Вы стороне?! — Да, госпожа, — Гютаро сложил руки на груди. — За кого Вы?! — Я…я… — Ну! За кого?! За мечников или за демонов?! За меня или за них?! — Я… я-я… я… Я не знаю! — Шинобу рухнула на колени, спрятав лицо в руках. — На чьей я стороне? Да не знаю я ни черта, понятно?! — Госпожа… — Помолчи! — Шинобу вскочила на ноги, перебив Гютаро. — Сказать, за кого я?! Мне бы кто-то это сказал! Я ничего уже не понимаю! Ни других людей, ни этот мир! Я саму себя не понимаю! Еще и Вы тут разборки устроили! Я уже не знаю, жить мне или умереть! Ради кого мне жить?! Ради кого умирать?! Кто из вас мой друг?! Кто враг?! Почему все это свалилось на меня?! Почему я должна страдать?! Шинобу не сразу поняла, почему на их лицах выразился такой шок. Не сразу поняла, что вообще наговорила. Не сразу поняла, что по ее лицу прозрачными струями текут слезы. А когда поняла, даже не попыталась остановить. Не вздернула лицо к небу, стараясь остановиться. Не ударила себя по щеке за проявленную слабость. Она просто устала. Устала бороться с собственным я, устала бороться с тем, что чувствует. К Незуко, к Доуме, к остальным. Устала копаться в себе, искать причины жить. Почему она не умерла тогда, с Мицури, с остальными? Было бы гораздо проще. Не пришлось бы выбирать друзей и врагов. Не пришлось бы отрицать те чувства, что зародились в ней. Не пришлось глушить в себе эти самые чувства. Не пришлось бы взывать к разуму в попытках наставить себя на путь истинный. Не пришлось бы бороться. Чужие руки обнимают ее со спины. Шинобу остается только гадать кто это. Гютаро? Нет, вот он перед ней. Даки? Нет, она тоже стоит в шоке. Незуко? Нет, ее запах далеко. Тогда кто? Над ухом раздается тихое, мелодичное пение. И Шинобу не пытается вырваться из чужой хватки. Наоборот, еще ближе прижимается к Доуме, утыкается в его грудь и продолжает плакать. Он усаживает ее к себе на колени, гладит по волосам. И не прекращает петь. Отныне для Шинобу не существует ни руин вокруг, ни ошалевших Шестых поблизости, ни злой Незуко. Даже самого Доумы как такого для нее более не существует. Существует лишь его голос, обнимающий со всех сторон. Звучащий, будто бива Накиме, нигде и одновременно везде. Накиме! Эта мысль вырывает ее из оков дремы. Она дергается, легко выбираясь из чужих объятий, кидается к Незуко: — Послушай, я понимаю, что ты больше не доверяешь мне. Понимаю, что ненавидишь. Понимаю, что момент неподходящий. Но мы должны спешить. Порежь себе руку и нарисуй кровью иероглиф «четыре»… — Без толку. Ничего не выйдет. Шинобу будто выпадает из транса, глядит на Доуму круглыми глазами. Тот спокойно стоит в метре от нее, также спокойно проговаривает: — Накиме мертва. Крепости отныне не существует. — Что? — грубый голос Гютаро разрезал повисшее молчание. — Но как? Хотя… — демон приложил руку к голове. — Нет, такое возможно. Мы с Даки почувствовали, что кто-то из Высших Лун погиб. Но Накиме… — Лучше зайдем в помещение, — Доума прошел мимо Незуко, коротко кивнув ей. — Пойдем с нами. Незуко недоверчиво повела бровями. Шинобу вздохнула, слабо улыбнулась ей и запрыгнула в дыру в стене, за которой находились покои ойран. Правда, теперь они выглядели так, будто по комнате пронеслось два-три урагана: разбитая вдребезги посуда, порванный тюль, осколки зеркала на туалетном столике, разбросанная по всей комнате косметика, бесчисленные трещины на стенах. Удивительно, как уцелела парочка канделябров. Правда, и они покосились, угрожая упасть в любую минуту. За Шинобу прыгнули и все остальные, усевшись в небольшой кружок. По правую руку от Шинобу сел Доума, по левую — Незуко, хотя ни к кому из собравшихся она явно не испытывала симпатии. Просто Шинобу она знала дольше, вот и вся причина. Гютаро сел справа от отца, Даки прижалась к нему, схватив за руку и удивленно оглядывая весь кружок. — Я понимаю, что у каждого из нас есть друг к другу вопросы, — начал Доума. — Не сочтите за дерзость, но я спрошу первым. Как Вы умудрились настолько разворотить Квартал? — Ну… — Даки отвела взгляд. — Мы случайно. Братик почуял довольно сильный запах демона, вот и мы решили посмотреть, кто это там ошивается. А она накинулась на нас! Что нам оставалось делать? — Просто я Вас ненавижу, — сплюнула Незуко. — Да ты… — С этим разобрались, — спокойно продолжил Доума. — Кто следующий? Шинобу подняла руку: — Каким образом ты вообще здесь оказался? — Подумал, что ты пойдешь искать встречи с демоном, которого освободила, вот и решил проследить. Кстати, удивлен, что ты меня не заметила. Хоть я и держался на расстоянии. Шинобу недоуменно похлопала глазами и опустила взгляд. Так вот почему ее не покидало это чувство тревоги. И как она не учуяла Доуму? Она же истребитель, у нее инстинкт — чувствовать запах врага. Врага… Это слово встало Шинобу поперек горла. Она еще раз бросила взгляд на Доуму. Врага… Она не почуяла врага? Или просто не среагировала? Потому что перестала считать Доуму врагом. От этой мысли сердце разрывалось на тысячи лоскутов, становилось душно, мерзко от самой себя. Но такова была реальность. Она больше не воспринимала Доуму как врага. Не получалось. Совсем. — Если уж на то пошло, откуда ты узнал, что именно госпожа Шинобу помогла мне? — Что за обращение?! Говори с отцом на Вы! — Да похрен, — Незуко облокотилась на ладонь, сверля Доуму взглядом. — На самом деле, довольно просто, — Доума грустно взглянул на Шинобу. — Все моя любовь. — Чего? — Незуко недоверчиво прищурилась. — Я почувствовал запах крови моей госпожи и поспешил на помощь. В каморке кровью была выведена четверка. Я не знал, зачем Шинобу понадобилось в Крепость, но значения не придал. А когда выяснилось, что из дома Господина сбежал демон, просто прикинул примерное время побега и сопоставил. Так я понял, что моя госпожа замешана в этом. — А ты умнее, чем кажешься на первый взгляд, — Шинобу грустно подобрала колени. — Спасибо, моя госпожа, — с такой же грустной улыбкой ответил Доума. — А Накиме? — вдруг вклинилась Даки. — Почему госпожа Накиме мертва? Кто убил ее? — А разве не очевидно? — Гютаро смерил Доуму пустым, безжизненным взглядом. — Отец, Вы знали, что госпожа через Накиме попала в дом Господина. Вы знали, что госпожа пошла против Его воли. И Вы знали, что как только Накиме назовет имя, госпоже не жить. К тому же, Вы единственный знали, что Накиме мертва. Не сочтите за дерзость, — Гютаро тряхнул головой, убирая пряди с лица. — Но убийца — Вы! Шинобу закашлялась и широкими глазами уставилась на Доуму. Тот же, как ни в чем ни бывало, легонько постучал ей по спине, не изменяя безмятежного выражения лица: — Я знал, что ты очень умный мальчик, Гютаро. Я так горд за тебя! — Н-но… — голос Незуко дрогнул. — Зачем Высшей Луне… делать… такое… — Если бы Накиме рассказала все, как есть, моей дорогой Шинобу пришлось бы умереть. Я бы этого не вынес. — «Дорогой Шинобу»? — съязвила Незуко, глядя прямо в глаза бывшей наставнице. — Так, значит, Вы все же на стороне демонов. Пригрелись у них под крылышком. — Незуко, ты не так… — Хватит! Хватит с меня этой лжи! — демоница заткнула уши и вскочила на ноги. Ненависть вновь забурлила по всему ее телу. — Это Ваша благодарность мертвым? Всем тем, кто погиб, борясь за наше выживание. Всем тем, кто погиб защищая нас, Вас. Они, что, все пали зря?! Господин Гию, господин Гемей… Шинобу слушала опустив голову. Она знала, что виновата. Виновата лишь в том, что осталась жива. Виновата, что перестала бороться. Смирилась. Но это и было главным ее преступлением. Инстинкты истребителя никогда не подводили — краем глаза Шинобу увидела, как разозленные Даки с Гютаро покидают комнату. Наверное, Доума им приказал, чтоб не развязали новой драки. Незуко, похоже, даже не заметила этого. Сейчас она видела перед собой лишь Шинобу. — Братик, Канао, Зеницу, Иноске… Шинобу не сразу поняла, что лицо Доумы как-то изменилось. А когда заметила, невольно поежилась. От прежнего спокойствия не осталось и следа: глаза демона округлились так, как не округлялись прежде никогда, брови уползли далеко вверх, губы дрожали. Резко вскочив с места, он схватил Незуко за плечи: — Повтори то, что ты сказала! Какое имя ты назвала! От такой неожиданности даже Незуко запнулась. — Повтори, — спокойно сказала Шинобу. Она не знала, зачем Доуме имена ее погибших товарищей. Знала только, что для него это важно. А значит, она должна помочь. Зачем помочь, она еще толком не поняла. Просто было надо. — Канао… — уже гораздо тише заговорила Незуко. — Зеницу… Иноске…. — Иноске? Иноске! Иноске… — Доума отпустил Незуко, но все также упорно глядел ей в глаза. — Как он выглядел? Какого цвета были глаза? Волосы? Что он… — Да что за бред?! — шок прошел, и к Незуко вернулась былая злоба. — Какая уже нахер разница, как он выглядел?! Он мертв! Все они мертвы! Все мои товарищи, друзья, наставники! Все мертвы по вашей вине! — Просто расскажи… Пожалуйста… От этого «пожалуйста» Незуко вновь впала в ступор. Хотя, не столько от него, сколько от того, что Вторая Высшая Луна рухнул перед ней на колени, сложив вместе руки. Незуко окончательно перестала что-либо понимать. А вот Шинобу поняла все. — Черно-синие волосы… Зеленые глаза… Светлая кожа… — Шинобу подняла глаза на окончательно опешившего Доуму. На его глазах выступили слезы. Доума закрыл лицо руками, но даже так было видно его короткие вздрагивания, слышно было его всхлипы. Незуко недоуменно приблизилась к бывшей наставнице: — Госпожа Шинобу…? — Ты знаешь, кто убил его? Незуко немного помолчала, глядя на плачущего Доуму. — Кибуцуджи Мудзан. Я видела это… — Скажи об этом Даки и Гютаро. Скажи, что Мудзан убил Иноске. — Но в чем… — Потом объясню. Просто иди и скажи это. И ничего более, — Шинобу кивнула на дверь. Незуко последний раз бросила взгляд на стоящую в комнате сцену и вышла в коридор. Шинобу встала с насиженного места, подошла к Доуме и крепко обняла его своими тонкими руками, уткнувшись лбом в его макушку. Сейчас ей тоже хотелось плакать — и она плакала. Тихо, безмолвно, не издавая ни звука. Плакала, гладя по плечам Доуму, терлась головой о его волосы. Где-то в коридоре тоже послышались громкие рыдания. Удивительно. Казалось, нет ничего общего, что смогло бы объединить всех их пятерых. Что смогло бы их сплотить. Лишь общая боль. Общее горе утраты. Незуко тосковала по другу, тихо роняя слезы на пол. Шинобу скорбила по ученику, также тихо плача в чужое плечо. Даки и Гютаро горевали по брату, рыдая во весь голос. Доума, Вторая Высшая Луна, известный среди прочей демонической швали своим непоколебимым спокойствием, сейчас плакал не скрываясь, не останавливаясь. Но он не скорбил. Он ненавидел. Ненавидел Котоху, которая обманула его, разлучив с сыном. Ненавидел демонов, что убили его Иноске. Ненавидел себя за то, что не смог защитить своего мальчика. Всю эту ненависть Шинобу прочла в его глазах, когда он поднял наконец лицо, в его дрожащих руках, в его ледяном голосе: — Имя… назови имя… — Мудзан, — тихо ответила Шинобу. Демоны боятся своего Господина больше своей смерти. Но не сейчас. Обанай как-то сказал ей мудрые слова. «Люди боятся, пока имеют что-то дорогое, что не желают потерять. Когда же они лишаются этого, страх сменяется ненавистью и желанием отомстить. И они куда сильнее любого страха».