Чужие люди.

       Утро воскресенья. Семь утра. Все спят, собаки не лаят. Бледное солнце только-только поднялось за горизонтом, скрытым деревьями, мягко золотя дома и гостиную в квартире. Всё вокруг замерло в немом восхищении и ожидании погожего дня. Первое декабря.       В квартире витает запах кофе, в который раз будоража что-то в груди. Отхлёбываю напиток, жмуря глаза, пряча их от упрямого солнца. Вечные тревога, напряжённость и собранность отступили, давая место наслаждению и покою. Я всё-таки встала в шесть утра и даже сходила на прогулку в заброшенный сквер. Сквер был маленьким, в пяти минутах ходьбы от Стрелки Васильевского Острова. Он представлял из себя старые, потрескавшиеся лавочки, несчётное количество окурков и разломанный асфальт. Никто там не гуляет, а я питала равнодушие к этому месту, пока не зашла туда, за дома. Время там будто остановилось, сохраняя последний вид парка, когда оттуда вышел последний человек. Рябины протягивали свои костлявые ветви, больше похожие на сведённые сухожилия.       Я отставила кружку, поёжившись от холода. Окна были наполовину распахнуты, впуская свежий воздух. Пора было менять пальто на дублёнку. Обычно в воскресенье у меня не было дел, кроме раскрытия монотонных и не очень преступлений, редких прогулок и сна, но сегодня всё иначе. Рыжий, вызывающий скупую улыбку, он заставлял запоминать в себе каждую мелочь. А я лишь ругалась. Не нужна была эта информация в голове, но она присутствовала, её не удалишь, как файл с компьютера.       В своих размышлениях я не заметила, что кофе остыл, а время было девять утра. Солнце стало ярче заливать комнату, согревая. И как будто даже сердце.       - А расскажи мне, почему у тебя вещи в основном жёлтого цвета?       Я машинально поправила лимонный кардиган, задумчиво нахмурив брови.       - Знаешь, после того, как умерла моя мать, жёлтый стал моим спасением. У неё тоже это был любимый цвет. Он как будто отгоняет тревогу, радует в ненастные дни. - Я сдержала лавину воспоминаний. И слёзы. - Я помню, мама рассказывала про своё детство, которое она провела в деревне. И когда появлялись утята, она безумно любила их гладить. Все были яркие, жёлтые. Тогда она и полюбила этот цвет.       На минуту воцарилось молчание. Меня душили воспоминания и горечь, а лёд в глазах Разумовского больше не блестел.       - Прости... Но.. Как она умерла?       Я передёрнула плечами, усевшись поудобнее. Сгорбив спину, у ставилась пустым взглядом перед собой. Руки судорожно поглаживали закрытую жестяную банку газировки, перекатывая между ладонями.       - При пожаре, - холодно ответила я. - Я не смогла бы её спасти. Но видела, как огонь поглощает её, а она кричит от боли. Крик прервала горящая деревянная балка. Она сломала ей позвоночник.       И тут я тоскливо всхлипнула. Положив рядом банку, я прикрыла глаза, пока не почувствовала прикосновение чужого человека к моим волосам.       Не позволю.       - Мне не нужна ничья жалость. Слышишь? - вяло отпихрула руку.       Разумовский выглядел как щенок. Рыжие патлы слегка прикрыли затравленный, но успокаивающий взгляд. Жалеет.       - Слышу.       Его руки обвили моё туловище вместе с прижатыми коленями.       - Ну вот, теперь мы квиты. Я не могу видеть, как тебе горько. Не могу видеть, как люди страдают. Кажется, твои глаза настолько потемнели от боли, что больно мне.       - Цитирую: расскажи мне, сгорающий небосвод про глаза, что черны от боли и разлуки, не в силах я перенести все муки, ведь рядом больше нет тебя.       Сергей удивлённо поднял глаза. Его удивление выглядело таким беззащитным. Он мягко улыбнулся, зачем-то потянул руку, но тут же одёрнул, плотно сжав губы.                   Поднявшись на ноги, он начал нервно заламыаать пальцы. В одно мгновение вернулся робкий, тихий парень.       - А х..хочешь чаю? Мятный, он меня всегда успокаивал.       Так и не пролившиеся слезы высохли, осталась лишь тихо клокочущая боль, гноящаяся глубоко внутри.       - Давай свой чай.       Парень радостно улыбнулся и умчался на кухню. Вскоре оттуда послышались характерные звуки. Во мне начало рождаться сомнение. Я рассказала почти незнакомому человеку своё самое драгоценное, больное личное воспоминание, от которого меня трясёт по сей день. Что ж, слишком долгое воздержание от общения с людьми и подавление чувств возымели свой эффект. Поэтому, вернув ясный ум, я приняла ситуацию. В конце концов, свет не сошёлся на этом.       В проходе показалась высокая широкоплечая фигура с двумя чашка и чая. Ноги в бесформенных штанах осторожно ступали, парень боялся пролить содержимое.       Я слабо улыбнулась. Разумовский присел рядом, протягивая чашку.       Бледная рука чуть дрожала. Аромат мяты разнёсся вокруг.       - Спасибо. Какой твой любимый?       Казалось, программист не ожидал такого вопроса. Мягкая, но смущённая улыбка окрасила его искусанные губы.       - Малиновый. А твой?       Я улыбнулась шире.       - Какое приятное совпадение. Я тоже обожаю малиновый.       Нас абсолютно не смущали такие перепады в темах, однако в груди поднималась тревога. Значит, пора уходить, иначе снова человек сделает плохо. Чуйка никогда не подводила. Я поступала правильно, отталкивая от себя светлого человека. Прошлые грехи Доктора были давно прощены, но будет неприятно наступать на одни и те же грабли.       С тяжёлым сердцем я поставила чашку на столик, поднимаясь.       - Сергей.       Парень посмотрел с вопросом в глазах.       Я немного суетливо накинула дублёнку, закутываясь в неё, чтобы не чувствовать себя так мерзко.       - Мне пора уходить.       Осталась надежда, что ему не будет холодно от этого, и что он не знает значение слов.       Вдох. Выдох.       - До свидания. Спасибо за чудесный чай и поддержку. Я ценю.       Он понял. Тёмно-голубые глаза расширились.       Я развернулась и спокойным шагом, боясь выдать себя стуком ботфорт, пошла к стеклянным дверям.       Послышался стук, зашуршала обивка дивана. Глупость. Ему все равно. Просто я удобная компания. Ну, а он послужил мне собеседником.       - Пожалуйста, стой.       Я остановилась. Не хотелось показать истеричку, нужно попрощаться спокойно. Чтобы он подумал, что ему показалось.       - Увидимся.       Я приподняла краешек губ.       Мне хотелось заставить свои уши не слышать его недоумённо-вопрошающих возгласов у себя за спиной. Победа. Мне удалось заглушить вину.       И я всё равно поступила правильно, ведь сердце, отогретое двумя солнцами, вновь стало холодным.