Forward

      Когда было сказано о наказании, никто и подумать не мог, что придется сидеть... с другими наказанными? Это было бы слишком просто. Они были громче, агрессивней... И буквально строили из себя каких-то мужиков, которые то и дело наезжали. Оффники, если обобщать. Джисон с таким типом людей знаком, сам был в кругу таких. Это было бы слишком просто.       — о, вы же друзья зомби-мальчика!       Невысокая девушка привлекла к себе внимания обоих, подойдя к ним. Она выглядела слишком довольной для той, кого наказали.       — привет? — неловко произносит Джисон, — а ты чего тут забыла?       — отбываю за прогулы, — она всё также улыбается, — а вы? Подрались?       — дракой назвать сложно, — хмыкает Джисон, — этот ебанутый просто ударил меня, когда я...       — Джисон, заткнись, — прерывает его старший, — на это были причины. Мы наказаны, потому что оба заслужили. Он спровоцировал, а я поддался эмоции.       — какое ужасное мировоззрение, — говорит девушка, — как ваш друг поживает? Я давненько его не видела...       — Сынмин? Да как обычно, — вздыхает Джисон, — ходит хмурый, убегает. Ничего нового. Слушай, Рюджин...       — м?       — а ты как здесь? Почему?       — на моём счету... Три? Где-то так, передоза, — отвечает она, — за этим скрывалось пару попыток суицида, всё из-за токсичных родителей. Я почти справилась с этим, уже второй год здесь.       — здесь действительно помогают?       — да. Но если ты будешь один, шансов мало, — хмыкает девушка, — у меня есть друзья. У вас они тоже есть, как и огромные шансы на то, чтобы избавиться от всего, что гложет.       — тем не менее, ты сейчас отбываешь наказание, — говорит Хёнджин.       — у меня причина! Я была на свидании с лучшей девушкой на планете, — заявляет Шин, — потом её же и прикрыла. Она, наверное, всё ещё стоит в очереди к психологу с девочками.       — у тебя есть девушка?       — да, Ли Чэрён, — гордо заявляет она, — самая милая, няшная и вообще лучшая.       Хёнджин хочет также заявлять о Сынмине. "Да, Ким Сынмин мой парень, он самый милый, самый лучший, самый-самый." Да только статус отношений не позволяет. Хёнджин Сынмину ровным счетом никто, как минимум, надоедливый сосед, который все время пялится. Даже у Минхо с Джисоном всё лучше складывается, когда у Кима с Хваном отношения со взаимного молчания переходят в кто-то вроде друзей, но не знающих друг друга. Ужасно. Потому что хочется большего.       — у Чэрён расстройство пищевого поведения было. Год назад она приехала сюда с таким диагнозом, сейчас же следит за своим питанием, — Рюджин поникает, — Сынмин мне напомнил ту Чэрён, которая не ела совсем. Редко-редко только.       — у Сынмина анорексия? — спрашивает Хёнджин.       Рюджин пожимает плечами.       Это всё объясняет.       — я не утверждаю. Всего лишь предположение, это ведь может быть нечто более глубже, чем обычная анорексия. Или булимия, — Рюджин выглядит так, будто уверена в своих словах. В любом случае, она больше этих двоих знает о том, что происходит с людьми с таким диагнозом.       Рюджин подружилась со всеми почти сразу, после того случая с кровью из носа в столовой. Бан Чан познакомил ее со всеми, когда она зашла посмотреть их кабинет.       Рюджин представилась, как открытая девушка, хотя сказала, что в прошлом году, когда она только пришла, была совсем другой. Она была грубой и совсем отдалённой и если бы не Йеджи с Чэрён, такой бы и осталась, потому что, как она упомянула, не имела особого желания меняться. Тогда её всё устраивало, по её словам. Бан Чан подтверждал всё кивками. Позже Рюджин рассказала, что также связывалась с наркотиками. Пьянки не были для неё чем-то редким, скорее, уже обыденным. И абсолютно для каждого в их компании это звучало знакомо.       — ладно, — вздыхает девушка, — мне тестик доделать нужно, так что я пойду. Удачного времяпровождения здесь, в классе, где сидят самые отбитые!       — скоро я откажусь от принципов и ударю тебя, Шин Рюджин! — прозвучало откуда-то сзади, но девушка лишь хихикнула и направилась к первой парте, за которую никто, кроме нее, сесть не решился. Ну и странно.       В один день с Рюджин, своей историей поделился и Чан.       — я родился в богатой семье и по всем принципам должен стать наследником. Примерным сыном, умненьким, дисциплинированным, — начинает Чан немного неуверенно, но потом чувствует на своём плече ладонь Чанбина, поддержка. Чанбин, Минхо и Рюджин знают то, с чем столкнулся Чан, но всё равно внимательно слушают, — мой отец намеревался меня таким вырастить и за каждый прокол могли избить. Я вырос не среди игрушек и сказок про счастливый и сказочный финал, а среди книжек и учебников, чтобы стать лучшим из лучших, — он хмурится, будто пытаясь вспомнить. Это трудно, — и... мой отец, он... когда он занимался моим "воспитанием", моя мама... она просто стояла и смотрела, молча. Она не останавливала, но при этом, никогда не причиняла мне боли. Я даже не помню, когда я с ней нормально говорил, — Чан переводит дыхание, — и я, знаете, как все тут, нашел легкий способ забыться. Это не вечеринки и не вписки. Я просто выпивал где-то подальше от дома. Чтобы быть подальше от этого кошмара. Я жалею об этом... Честно говоря, действительно жалею и... Я рад, что попал сюда. Не под надзором отца, здесь мне не нужно прятаться, я предоставлен сам себе.       Все слушали с открытыми ртами. Потому что теперь всё встало на свои места. Почему Чан агрессивно относился к тому, как друзья нелестно выражались по отношению к академии, где находятся. Потому что здесь куда лучше. И на самом деле, для любого из них здесь гораздо лучше, чем дома.       Хёнджин слушал внимательно. История Чана максимально близка ему, но тем не менее, проблемы совсем разные. Мировоззрение и всё прочее. В любом случае, Хёнджину было интересно, как у старшего получалось держать свои эмоции под максимальным контролем. Хёнджин, чуть что, сразу взрывался. Вот настолько ему была неприятна своя же история. Сейчас он далеко от того места, что должен называть домом, но свободнее чувствовать себя не даёт что-то... Что-то сильно давит... Непонятно, что.       День приёма у психолога подходит к концу, когда последним из кабинета выходит Чанбин. Он был более менее спокойным, что не могло не радовать. В основном на психолога нормально среагировали лишь те, кто был здесь не в первый раз. У Чонина ещё до того, как он зашел в кабинет начался мандраж, Джисон сказал, что случайно обматерил специалиста, Феликс и Хёнджин более менее нормально отреагировали. А вот Сынмин это отдельная история, на самом деле. После приёма, он ещё пару дней отходил, как оказалось, это для него было труднее всего - делиться тем, что с ним происходит. Ещё большей проблемой, которую психолог доложила их классному руководителю - Сынмин не видит проблемы и, судя по всему, расколоть его будет очень тяжело, не то, чтобы пытаться помочь. К слову, здесь нужен не только психиатр, но и диетолог и многие другие специалисты, потому что... Здоровье успешно посажено.       — так что у него? — с опаской спрашивает, Со Ёнхо - их классный руководитель.       — предположительно, нервная анорексия, — девушка, сидящая за столом в своём абсолютно белом кабинете, складывает бумаги, — причина может крыться во многом. Самая распространенная и наиболее возможная - буллинг со стороны сверстников. Думаю, именно это и стало причиной.       — нужно будет ещё его родителям доложить, — вздыхает Ёнхо, — что на счёт остальных?       — так... на счёт остальных? Хван Хёнджин... У него проблемы с отцом и, если можно так сказать, искажённое восприятие себя. Это никак с Сынмином. Хёнджин рассказал, что ему часто предлагали отношения из-за его внешности, — поясняет психолог, — в общем, отсюда пошла проблема и Хёнджин стал привлекать внимание не своей натуральной внешностью, а, скорее, яркой. А его отцу это не нравилось. Дальше уже насилие.       — стоит ли докладывать им?       — а... Матери да. Дальше... Хан Джисон... посттравматическое стрессовое расстройство, полагаю. Когда был ещё совсем ребёнком потерял отца, а на плечи матери лег бизнес, мальчику времени не уделяли, так ещё и навалилась смерть отца на него.       — понятно...       — Ли Феликс.. Ох.. Этот мальчик подвергся сексуальному насилию, когда был под действием сильного наркотика. А затем буллинг, — продолжает девушка, — но хочу сказать, что Феликс открылся почти сразу, рассказал, что его перстала охватывать такая тревога, как это было раньше. Однако, остались ещё кошмары.       — а родители знают?       — понятия не имею. В любом случае, о его состоянии следует рассказать, — заключает Айрин.       Выходные встретили довольно приятной погодой. После дождливой недели можно было наконец выйти прогуляться, пока большинство находилось дома.       Чан пообещал, что по приезде обратно в академию, им следует собраться и обсудить их наработки, касаемо первой песни. Он рассказал, что мелодия уже готова и осталось поработать над словами, а после и над хореографией. Потом сказал, что песня как раз будет готова к осеннему балу, что проходит в конце сезона.       Сынмина, вроде как, несильно пугала идея того, что они будут вживую выступать перед толпой таких же психически нездоровых подростков. Хотя, он не уверен.       Сегодня он думал прогуляться. Погода была солнечной, но при этом было не так уж и тепло. Было нормально. Однако, после очередного завтрака ему стало пиздец, как хуево. Он съел весь чёртов рис, что был на его тарелке, а потом ещё догнался хлопьями. И запил всё чаем. Собирался отлежаться немного в комнате и позалипать в телефоне, но его состояние решило немного иначе. Хотя этого стоило ожидать, ведь организм разучился принимать пищу так, как, на самом деле, должен. Поэтому, как только Ким зашёл в комнату, он первым делом побежал в туалет. Тошнота поступала, а за ней и очередная порция ненависти к себе.       Такое здесь уже не в первый раз, но он мог отсидеться час в ванной и выйти, как ни в чем не бывало. Сейчас он сидит уже второй... или третий час и не может... ничего? Очень плохо. Это ужасно.       — блять, нет. Нет, — он еле выговаривает это, потому что язык заплетается так, будто он пьяный, хотя на деле... его желудок совсем пустой. Горло болит, как и все конечности. Хотя, он скорее их просто не чувствует и встать не может. Слишком трудно. Слишком тяжело, — я не хочу так, — Сынмин начинает рыдать. Он устал каждый раз сдаваться и раздирать своё горло, чтобы очистить желудок. Он устал блевать, по сути, желчью. Он устал врать.       И сейчас, он, наверное, всей душой желал, чтобы кто-то решил зайти в туалет. Потому что невыносимо. Потому что Сынмин.. устал. Но Джисон сейчас где-то с Минхо, и они наверняка не придут сюда. Хёнджин в танцевальном зале и до этого он предупредил о том, что пробудет там до вечера. А остальные разъехались по домам. Сынмину не поможет никто.       Он уже не может сдерживать всхлипы.       Почему он решил, что это всё решит его проблемы?       — я поссать хочу, кто там засел, блять, — за дверью слышится приглушенный шепот, — если это ты, Хван, я тебе, блять...       — Там же Сынмин?       — вылезай, тощая задница, — шипит Минхо, — я не шучу сейчас, выходи.       Сынмин хочет сказать, что, вот, я здесь, это правда я, но почему-то не получается...       — Сынмин?       Это Джисон, Ким слышит.       — Солнце, всё хорошо?       — я дверь выломаю, — продолжает Минхо, — Сынмин, выходи. Я серьёзно.       — подожди, а если это не он?       — не придумывай, Сони. Сынмин, я выломаю дверь, если ты прямо сейчас не откроешь.       За дверью слышится копошение. А потом парень стал ломиться, Сынмин отчетливо слышит, как дверь открывается. Но перед глазами уже плывёт, когда два его друга вбегают в ванную, видя как младший уже падает, больно ударяясь о плитку. И голодные обмороки тоже не были чем-то особенным, такое случалось не часто, но Сынмин всё равно не удивлялся, хотя было неприятно. Неприятно ещё мягко сказано. В прочем, его никто особо-то и не спрашивал.       Джисон не то, что испугался, он серьёзно подумал, что его друг умер... По крайней мере, тот звук удара головой о плитку прозвучал очень угрожающе, тут можно было и сотрясение себе заработать. Помимо этого... Сынмин упал в обморок и просто так это не могло случиться.       — блять, — Минхо, откровенно говоря, злится, потому что, говорил. Потому что он говорил Сынмину и не раз о последствиях такого его образа жизни, — Джисон, позови медсестру. Бегом.       — хорошо, — кидает Джисон и выбегает из комнаты, быстро направляясь к кабинету медсестры. Хан был напуган. Слишком сильно. Ещё немного и он чувствует, как на него накатывает дрожь, но он продолжает бежать, пока не добирается до самого кабинета, дверь которой он распахивает.       Медсестра, сидевшая там, знатно перепугалась, в прочем, Джисона она явно уже не перегонит. Она спрашивает у заметно дрожащего и запыханного парня, что случилось.       — мой друг упал без сознания, — Джисон шмыгает, когда женщина вскакивает со стула и просит отвести ее к помещению, в котором это произошло.       Все, что Чан мог сказать о том, в каком состоянии он был, узнав о произошедшем во времяего отсутсвия в академии - это пиздец. Как только он вернулся в воскресенье, на него налетел Джисон, который был слишком взволнованным и что-то тараторил ровно до того момента, пока Чан не дошел вместе с младшим до двери в свою комнату. Там же старший его остановил и спросил наконец о том, что же всё-таки произошло и к чему этот словесный понос, из которого никакой информации Чан, конечно же, не вынес.       — Сынмин вчера ёбнулся в обморок, потому что, как оказалось, не ел ничего пару дней, а потом, после завтрака вызвал рвоту, — на придыхании говорит Джисон, после чего отводит взгляд, чувствуя вину. Потому что не уследил, кажется. Он чувствовал огромную ответственность за младшего, все же, это его друг и... Ему нужна была помощь, но Джисона не было рядом, — Чан, у него расстройство пищевого поведения.       Чан всё это время стоял в прострации и будто бы ничего не слышал. Не дышал даже, кажется. Нет, смотря на Сынмина, действительно, невооруженным глазом можно было заметить то, насколько нездоровым он выглядит. Но почему-то никто и не стремился ему помочь, всегда останавливаясь лишь на вопросах о его состоянии, хотя было очевидно, что на это он всегда ответит "всё в норме", даже находясь на грани смерти, он скажет, что всё хорошо. Может, все просто знали, что бесполезно?       — где он?       — в медпункте второй день уже лежит. Думали в клинику положить, но родители его не дали ещё ответа, — говорит Джисон, — кажется, и они не предполагали.       — что с ним сейчас?       — не знаю, с ним Хёнджин сидит, Минхо тоже, вроде, — продолжает он, — пойдём, — он тянет старшего в сторону медпункта.       Школьный медицинский кабинет представлял из себя три комнаты. Довольно больших по размерам, на самом деле. Это всё объяснялось тем, что зачастую сюда попадали те, кто занимались самоповреждением или чем-то подобным. К тому же, были и те, у кого были физические проблемы, поэтому профессиональная медицина требовалась и здесь. Но если всё заходит слишком далеко, учеников отправляют в клинику, где с проблемой справляются уже совершенно другие люди. Случай с Сынмином не первый, но не такой уж и частый здесь. Это немного спорно и изначально его собирались отправить в клинику, где он будет лечиться от расстройства, но для этого нужно было согласие его опекунов, которые ответа на тот момент ещё не дали.       Сынмин, к слову, очнулся спустя почти два часа, как отключился. Он уже лежал на койке, рядом с которой на стульчике сидел Джисон, чуть ли на стену не лезущий от волнения. Он, казалось, почти все ногти свои сгрыз, надумал себе всякого, это в его репертуаре. Но надо было видеть его реакцию,когда он увидел очнувшегося младшего. Он так обрадовался, что чуть не расплакался и не расцеловал лицо друга. Вот так сильно он волновался.       Хёнджина побежал оповещать Минхо. Тот так подорвался и побежал в кабинет, что чуть не снёс бедную математичку на своём пути. Хван переживал, возможно, даже сильнее, чем Джисон, потому что, черт, Сынмин значил для него многое. Действительно многое. И каково было его облегчение, когда Ким, пусть и устало, смотрел на Хана и говорил с ним обо всякой чуши. Медсестра попросила не говорить с ним на волнующие для него темы.       Чан с Джисоном влетают в кабинет, заставляя Хёнджина вскочить со стула и даже почти взять вазу с цветами с тумбочки, для самообороны.       — Сынмин-а! — хмурится Чан, подбегая к койке и разглядывая до жути бледнющего младшего. Он действительно был бледнее, чем обычно. Сейчас он выглядел куда болезненней, его никто бы не назвал здоровым, черт возьми, — ты живой.       — каким мне ещё быть? — голос хриплый.       — хорошо спал? — спрашивает Чан, — здесь удобно хоть?       — хён, ну хоть ты не заваливай меня вопросами. Хёнджин вчера так на меня накинулся, я думал - сломаюсь, а потом ещё и навалил дохуя вопросов такого же типа, — говорит Сынмин, — я в порядке.       — веселые у нас выходные выдались, на самом деле, — хмыкает Минхо, — придется отложить наше собрание, Чан.       — это не важно. Как только Сынмин восстановится, мы продолжим работу над песней. Так что, Сынмини, давай, поправляйся, малышарик, — хмурится Чан, а потом треплет младшего по голове.       Сынмин задумался. Он поправится? Типа, сможет ли он жить нормально? Сможет ли перестать всё это? Даже сейчас, когда он окружён людьми, которые заставляют его чувствовать себя комфортно, в достатке, он задаётся вопросом, избавится ли он от тревоги. Сможет ли он избавиться от чувства ненависти и постоянного голода, который вынужден терпеть, лишь бы не возненавидеть себя больше. Он в такой яме сейчас.       — я постараюсь, — выдыхает Сынмин, — правда.       Он даже не может понять, лжёт он или нет. Может, он солгал самому себе сейчас? Хёнджин сжимает его руку. Когда старший успел вообще взять его ледяную ладошку в свою большую и теплую?       — Феликс приедет, он от тебя ни на минуту не отойдет, — хмыкает Хёнджин, — а Чанбин будет стоять рядом, хмуриться и ревновать. Я вангую, отвечаю.       — звучит, будто ты финалист шоу про экстрасенсов, — усмехается Джисон.       — так и есть! — говорит Хван, — эй! Ты мне не веришь, белка?!       — это я белка? Да ты... ты... ты...!       Эти двое заставляют Сынмина смеяться. Правда смеяться, чувствовать себя хорошо. Комфортно. В своей тарелке, будто они - то самое, чего не хватало все эти пары лет самобичевания. Будто они все - настоящая семья.