Алекситимия

Порой время может идти слишком быстро. Может ну просто бежать, не позволяя никому нагнать себя. Тогда целый день кажется одним лишь часом, а час - секундой. Порой время, наоборот, тянется, словно вечность. Минута - это целый час, час - месяц, а месяц - год. Для Дазая, когда он был чем-то занят время шло быстро, но стоило ему оказаться наедине с самим собой, то все вокруг замирало. Всего час в компании себя казался парню вечностью. В такие моменты мысли Дазая поглощали его целиком, заглатывали и тянули на дно, будто болото. Осаму не хотел чтобы это случалось. В своих мыслях он видел много чего плохого,поэтому старался избегать одиночества. Однако теперь всë изменилось. Болото Дазая стало гораздо больше, ужасней. Теперь оно куда сильнее тянуло парня вниз. Да и время теперь, будто назло, почти всегда шло медленнее. Это изменялось только тогда, когда Осаму кто-то навещал, разговаривал с ним и не давал уходить в себя. Но вот компанию ему составляли не очень часто. После того, как он вышел из комы, то все время был в больнице. Изредка его навещал отец, чаще приходил психолог, который уже давно ну просто достал Дазая своим видим и извечными вопросами. Порой же к Осаму приходил Ацуши. Удивительно, как этот парнишка находил время в своем полностью загруженности графике и оказывался здесь. Дазай был почти на все сто процентов уверен, что парень просто сбегал с каких-то занятий и тащился к нему через весь город. И да, он, конечно, ценил это, но совершенно не видел никакого смысла в действиях брата. Впрочем, сейчас это уже не так важно. Сегодня Осаму должны были выписать из больницы. Первое время, по настоянию Мори, парень будет жить в квартире родителей с отцом. Ну как с отцом? Шатен, скорее всего, будет день изо дня сидеть дома один, пока снова не съедет в свою квартиру. Интересно, что с моей квартирой? Отец оплачивал счёта? Или меня уже выселили за неуплату? — думал Осаму, собирая остатки вещей. Их было не так много, все уместилось в рюкзак, который парень закинул на одно плечо, а после вышел из палаты, оглядываясь на дверь. Где-то внутри ощущался дискомфорт, породу которого Дазай совсем не мог объяснить, поэтому он решил выдохнуть и забыть. Какой дискомфорт? Ничего не было. Парень мотнул головой и пошел к стойке регенерации сообщить, что палата свободна. Сделав это, он вышел на улицу и поднял голову. Солнце светит ярко. Дазай пожмурился и опустил взгляд. Проморгавшись от яркого света, он стал искать взглядом машину отца. По сути, Огай уже должен быть здесь, вот только его нигде не видно. Неужели он не приехал? Серьезно? Даже сейчас? — подумал юноша и чуть слышно усмехнулся. Те воспоминания и та жизнь действительно были так далеки от реальности? — Осаму! — послышался знакомый голос и Дазай сразу же поднял взгляд. К нему подходил Мори. На нем был белый халат, который выглядит так же потрепанно, как и его носитель. — Ты с операционной сбежал? — чуть приподнял бровь юноша. Отец на такое замечание усмехнулся и оглядел сына с головы до ног. Парень был одет в нелепую белую футболку с, уже давно выцвевшими, подсолнухами на груди и длинные шорты. Действительно странный вид. — Можно сказать и так. А ты с помойки? — можно сказать и так — пожал плечами Дазай, вообще не выражая интереса продолжать этот разговор. Ему было плевать на то, как он выглядит сейчас. Все равно они едут домой, так какая разница? — идем в машину — закатил глаза Огай и пошел в сторону парковки у больницы. Очевидно, он опять не доволен Дазаем. Он всегда был им недоволен. Только тогда, во "сне" Мори говорил, как гордиться сыном. Было бы чудесно вернуться туда... — промелькнуло в голове парня, однако, когда отец позвал его второй раз, Осаму откинул эту мысль на время и пошел к машине. *** — значит так, Осаму, я оставляю тебя здесь, а сам поеду разбираться со всеми бумагами, документами и последствиями того, что ты лежал в больнице, хорошо? Хорошо..? Какой смысл спрашивать это? Чтобы я не ответил ты всё равно уедешь. — думал парень, смотря на выражение лица отца. Мори, кажется, постарел. Морщин стало чуть больше. Дазай, вздохнув, кивнул головой. — ты можешь расположиться, а после съездить на могилу к Одасаку. Тебя не было на похоронах, так что, если ты захочешь, то я могу вызвать тебе такси туда и обратно. При словах отца взгляд шатена стал стеклянным, а лицо чуть бледный, но быстро взяв себя в руки, юноша помотал головой — нет необходимости, когда я захочу - я съезжу сам. — тебе пока нельзя за руль, Дазай. — я могу попросить знакомых. Например... Например Фёдора. — нет. С ним ты точно больше никуда не поедешь. Уж лучше попросить твоего дядю отвезти тебя. Даже ему я доверяю больше, чем Достоевскому. — отчеканил мужчина, нахмурив брови. Если брать на рассмотрение взаимоотношения Огая и Рюги, дяди Дазая по маминой линии, то можно заметить явную ненависть с обоих сторон. Поэтому его слова сейчас означали, что Достоевского он не только видеть рядом с сыном не хочет, это означало, что и слышать от Осаму что-то по поводу друга было под запретом. — пф, да и пожалуйста. — закатил глаза шатен и, развернувшись, пошел из коридора прочь. Путь его лежал в их с Одой комнату. Когда Осаму зашёл, он закрыл за собой дверь, снял рюкзак и бросил его к некогда своему столу, а после осмотрелся и подошёл к кровати старшего брата. Дверь в коридоре громко хлопнула - Огай ушёл. Дазай шумно выдохнул и сел на край постели брата. Здесь почти ничего не изменилось. Комната была будто бы разделена на две части. Две кровати и два стола стояли напротив. Расстояние между ними разделял яркий и теплый луч света, что бил из окна. Один шкаф на двоих с зеркальными дверцами стоял на половине Осаму. А стеллаж со всякими безделушками и книгами был на стороне Оды. Взгляд Осаму скользнул на стену над кроватью. Там висели разные плакаты, наклейки, фотографии. Эту стену делали они с Одой. Хотели сделать тоже самое и на его половине, но руки все никак не доходили, хотя все необходимое лежало под кроватью Сакуноске. Дазай лег и закрыл глаза, пытаясь оживить в голове воспоминания об их с братом жизни в этой комнате. Так он и уснул. Сон оказался очень бесспокойным. В нём Дазай сидел в темной комнате и слышал голоса Оды и Юна. Они звали его громко, настойчиво, будто искали парня в густом и неприглядном лесу. Но Осаму не мог ответит. Было ощущение, что кто-то завязал тугую веревку на его шее и сильно натянул. Его буквально душит, он не может дышать. Кислорода не осталось совсем, из его рта доносился лишь слабый хрип. Дазай резко вскочил с кровати, будто ошпареный и стал хвататься за свое горло, как умалишенный. Просто сон — лишь спустя время пронеслось в его голове и он, выдохнув, сел на постель. Вся его футболка была мокрая от пота, поэтому она прилипла к коже шатена. Волосы тоже оставляли желать лучшего. Дазай чуть поморщился и решил пойти в ванну. Так, спустя время, он лег в теплую воду, которая целиком и полностью обволокла его тело. Шатен выдохнул и закрыл глаза. В памяти отозвался его недавний сон. "Дазай! Вернись, вернись, пожалуйста! Умоляю тебя..." — сквозь слезы звал голос Минхена, который чуть ли не надрывался от отчаяния. "Осаму.." — тихо, но очень отчётливо раздался после голос старшего брата. Дазай нахмурился и, задержав дыхание, резко погрузился в воду с головой. Он хочет вернуться туда. К Оде, к Минхену, к своей семье. Как это можно сделать? Если он в прошлый раз попал туда присмерти, то получается, надо опять заполучить такое состояние, чтобы снова оказаться там, правильно? А если умереть, то получится остаться там навсегда? Дазай обязан это проверить. А вдруг получится? Сил задерживать дыхание больше не осталось и Осаму выдохнул остатки воздуха из свое рта. Тут же вода проникла в рот, в горло, а затем и в легкие. Парень инстинктивнт вскочил, начиная откашливаться и выплевывать жидкость. Тут же за пределами ванной комнаты стали раздаваться настойчивые звонки в прихожей. Кто-то пришёл. Дазай, все ещё кашляя и чуть ли не задыхаясь, начал вылезать. Быстро вытеревшись и, накинув новую футболку с шортами, он пошёл открывать двери. — Если вы пришли у Мори Огаю, то его сейчас нет дома — открывая дверь, хриплым голосом проговорил Осаму. У него ужасно болели легкие, горло и нос. Такое ощущение, будто их обожгли огнём. Парень выругался про себя, не лучший способ умереть, и поднял взгляд. На пороге стоял Достоевский. — Дост-кун?..