Алекситимия

— Осаму! — воскликнул Фëдор и сделал шаг вперед, крепко обнимая Дазая так, словно встретил его после столетней разлуки. — Ты жив и здоров... — шепотом добавил он и замолчал, расположив голову на плече друга и зажмурив свои глаза в попытках не выдать повышеную слезливость от радости долгожданной встречи. Сам же юноша, подвергшийся неожиданным объятиям, замер на месте, стараясь осмыслить в голове то, что сейчас произошло. Достоевский никогда не отличался ни тактильностью, ни сентиментальностью. Конечно, у него случались приступы любвеобильности, но они были настолько редки, что при их проявлениях Дазай щипал себя, чтобы точно убедиться, что он не спит. Так и сейчас. Парню потребовалось около двух минут, чтобы осознать, что Фёдор обнимает его. — Эй, Федь... — Прости. Пожалуйста, прости меня. Я не настоял на том, чтобы ты надел шлем, я решил взять тебя с собой в тот день. Это всё из-за меня. — говорил юноша голосом действительно наполненым горечью и сожалением. — Лучше бы я поехал один, лучше бы это я был на твоем месте, лучше бы... — Достоевский, я разочарован. — каким-то безэмоциональным голосом перебил шатен и Фëдор чуть заметно вздрогнул. Этот тон и эти слова принесли с собой какое-то странное тошнотворное чувство, из-за которого грудь сдавило изнутри. В своей голове Фëдор сразу перебрал большое множество исключительно самых ужасных мыслей. Ему казалось, что сейчас Дазай, как минимум, выставит его за дверь и настоятельно попросит больше никогда не появляется. Однако вместо этого, Осаму обнял его в ответ, издав легкий и издевательский смешок, — Ты не приехал на мою выписку. — Совсем дурак или это ты так мозги повредил? — отстранившись, спросил Фёдор и легонько стукнул Дазая по лбу. — Я уже подумал... — Что ты там надумать себе успел, параноик? Что я правда буду обвинять тебя в аварии? Послушай сюда, это был несчастный случай. Отец сказал, что у водителя отказали тормоза, поэтому в случившимся никто не виноват. — Хочешь сказать, ты вообще не держишь на меня зла? Даже за то, что ты потерял последние три месяца перед смертью... — Фёдор осекся, мысленно проклиная себя всеми возможными способами. Кому как не ему знать насколько сильно Дазай был привязан к своему старшему брату? — Пойдем-ка на кухню. Нечего на пороге разговаривать, иначе в скором времени все соседи сбегуться послушать наш с тобой диалог. — с легкой усмешкой бросил Дазай и развернулся, проходя по коридору в ранее указаном направлении. Достоевскому повторять два раза не нужно было. Он зашёл, закрыл за собой дверь и, разувшись, последовал за другом. — А как ты понял, что я сейчас у отца? — Осаму ловким движением включил чайник, стоящий на плите, и лениво приземлился на стул, разваливаясь на нем, словно большой домашний кот. — Было не трудно догадаться. Сомневаюсь, что Мори-сан вообще допускал мысль отправить тебя в вольное плавание после того, как ты вышел из комы. Фëдор переступил порог кухни, бросив мимолетный взгляд на чайник, издающий негромкое шипение, и сел напротив Дазая, начиная сверлить его взглядом, который четко переводился как: "Мне срочно нужны ответы на все мои вопросы. Притензии и отговорки не принимаются". Осаму усмехнулся, то ли от слов Достоевского, то ли от этого самого взгляда, и резко поднялся из-за стола, сильно ударив по нему ладонями. Это неожиданное действие заставило Фёдора слегка вздрогнуть и удивленно, с легким непониманием, приподнять брови в новом немом вопросе. — Тебе кофе или чай? — разрушил тишину Дазай, подходя к шкафчику над раковиной и доставая оттуда баночку отцовского кофе и купленую когда-то давно, но совершенно не открытую, коробочку чая. — Ты ещë спрашиваешь? — усмехнулся Фëдор, лениво переводя свой взгляд в окно, которо было напротив. Из-за того, что Осаму покинул свое место, лучи солнца, ранее падающие на его спину, устремились прямо на Достоевского, заставляя того немного прищуриться, а затем и вовсе отвернуться в другую сторону. В этот момент чайник напомнил о своем существование нарастающим и неприятным свистом, разносящимся по всей кухне и квартире в целом. Осаму быстро снял его с плиты и налил кипяток в две высокие кружки, которые через пару минут оказались на столе. Одна, с чаем, перед Фёдором, а вторую, с кофе, Дазай сразу же притянул к себе, снова садясь на прежнее место, чтобы солнце всё-таки не спалило бедного и бледного, как лист бумаги, Достоевского. — Понятия не имею есть ли что-то у отца к чаю. Вообще сомневаюсь, что у него хоть что-то съедобное есть. Я боюсь открывать холодильник. Мало ли там уже что-то живое завелось. Сожрет меня и глазом не моргнет, если таковой у нее есть. — Усмехнулся Осаму, после чего сделал глоток горячего кофе. Надо было бы разбавить холодной водой или молоком, но желания снова подниматься у шатена не было от слова совсем. Само остынет. — Мы могли бы сходить с тобой в магазин и купить продуктов. Как я понимаю, тебе еще долго находится в родительском доме. — Нет. — отвечая без какой-либо конкретики, бросил Дазай и отмахнулся рукой, словно к нему прицепилась назойливая муха. — Лучше, давай сходим на кладбище. — На кладбище? — Фëдор слегка приподнял брови, водя пальцами по краям своей кружки. — Хочешь на могилу Оды? — сразу смекнул он, — Думаю, твой отец и психолог будут против. Тем более, если туда с тобой пойду я. — Отец сам предложил мне съездить туда, так что ничего страшного в этом нет. А что по поводу твоей компании рядом со мной... Так мы им ничего не скажем и они ничего не узнают, как тебе? — лукаво улыбнулся Дазай, словно маленький ребенок, который придумал очередную шалость. — Скажи сначала, ты точно осознал и принял тот факт, что твоего брата больше нет? — Вдруг, после длинной молчаливой паузы, спросил Фëдор и улыбка в одно мгновение пропала с лица юноши напротив. — Он умер. Я принимаю и всецело осознаю это. — серьёзно и, одновременно с тем, спокойно сказал Дазай. Достоевский снова замолчал, задумчиво заглядывая в глубины своей кружки, словно где-то там на дне есть шпаргалка с тем, что ему следует сказать дальше. — Я был бы рад пойти с тобой, Осаму, правда. — Но? — Я хочу узнать, что с тобой происходит. — Оу. Ты мне не поверишь, но я бы тоже не отказался узнать это. — Я хочу тебе помочь. Не знаю как, но хотя бы оказать поддержку я должен, а для этого мне необходимо понимать, что у тебя происходит. Пожалуйста, давай обойдемся без этих язвительных комментариев. — Дост-кун, я действительно не знаю, что со мной происходит, не пытайся разгадать загадку, которой нет. Лучше расскажи мне как ты провел эти три месяца! Я очень хочу послушать! — с улыбкой бросил Дазай и посмотрел на друга нетерпеливым и заинтересованным взглядом. — Хорошо. Если говорить коротко, то я обзавелся секс-партнером, у которого сейчас, можно так сказать, временно живу. Он много помогал мне и мы значительно сблизились с ним. — Невозмутимо произнес парень и сделал глоток чая, после чего слегка отвел взгляд в сторону, задерживая его на узорчатых зеленых обоях. Он не знал какая будет реакция его друга, но он точно знал, что его короткая речь явно заинтересует собеседника. — Чего?! Достоевский! Я жду мельчайших, просто микроскопических, подробностей! Что все это значит? Кто твой секс-парнер? Всмысле вы сблизились?! — Я, конечно, могу рассказать тебе все подробности вплоть до того, какой смазкой мы с ним пользуемся... — уклончиво завел Фёдор, возвращая взгляд на шатена, который уже готов взорваться от любопытства. — Ты к чему клонишь? Шантажировать меня хочешь? — Информация за информацию. Так всегда было, дружок, забыл? Нет, если тебе не хочется, то я не буду обсуждать с тобой свою личную жизнь. Кому будет интересно слушать про человека, что заставляет меня забыть бывшую? Точно никому из этой комнаты, да, Дазай? — О великие боги, я в вас не верю, но только что, кажется, уверовал. Куда молиться идти? Кто мог настолько привлечь тебя, что ты забываешь эту свою Анечку? — Я скажу кто. Только если ты расскажешь, что происходит у тебя. Договорились? — наклонив голову в бок спросил Фёдор, измеряя друга ожидающим взглядом. Дазай замолчал, поджав губы и размышляя над тем, стоит ли идти на подобный шаг. Однако, уже спустя минуту он беззаботно хмыкнул и закатил глаза. — Чёрт с тобой, я согласен. Всё равно рано или поздно рассказал бы. — Отлично. Тогда, можешь начинать, я слушаю. — довольно улыбнувшись, словно одержал победу в самом главном споре в своей жизни, сказал Достоевский и сложил руки перед собой в замочек. — Все стало развиваться с того дня, когда ты потащил меня в универ... — с тихим вздохом начал Дазай, последующий монолог которого продлился достаточно продолжительное количество времени. Осаму рассказал другу обо всем, что только помнил. О том, как он жил в своем сне, как все вокруг него наладилось, как он сделал предложение любимому человеку и как тот согласился... (Стоит отметить, что в момент повествования этого момента, Достоевский смотрел на рассказчика, как на идиота, которому очень хочется дать оздоровительный подзатыльник). А затем, шатен рассказал про Чую, который неожиданно ворвался в его мирную жизнь и разрушил все парой каких-то жалких фраз. Винил ли Дазай Накахару из своего сна в том, что он все потерял? Да. Как бы глупо это не звучало, но парень действительно ненавидел того Чую за это, о чем так же пришлось узнать и Фёдору. Тот, уже в край запутавшийся кого все-таки Осаму не переносит на дух, продолжал молча сидеть и создавать видимость очень внимательного слушателя, несмотря на то, что в голове у брюнета была полная каша. — Так. Ладно. Допустим, я понял тебя. — по окончанию речи Дазая, заявил Фёдор. — Твой сон в некоторых моментах очень сильно напоминает мне парочку книг, которые я со скуки читал в больнице. И этот Чуя, говорящий, что все вокруг лишь сновидение... Ты ведь знаешь, что Накахара частенько навещал тебя? — Ну да, у него там проект какой-то. Не помню какой... А что? Ты хочешь сказать, что все это может быть как-то связано? Я имею ввиду Чую из реальности, из моего сна, сам мой сон и книги, которые Накахара читал мне. — Нет, Дазай, погоди. Замолчи пока. Если ты произнёсешь еще хоть слово, то мой мозг взорвётся. Дай мне сначала уложить в голове твою историю, а потом уже думать над всеми этими вопросами. — Ладно-ладно. — откинувшись назад на спинку стула протянул Осаму и бросил мимолетный взгляд в окно. Солнце уже начинало садиться, вечереет. Парень задумчиво хмыкнул и вдруг встал, следом подходя к Достоевскому и поднимая его за плечи. — Что ты делаешь? — спросил юноша, чуть нахмурив брови. — Мы собирались на кладбище, помнишь? По пути как раз расскажешь мне все подробности своей личной жизни. Да-да, я не забыл, информация за информацию, дружок. — подмигнув Фёдору, усмехнулся Дазай и пошел в направлении прихожей, утягивая за собой и самого Достоевского. Таким образом, через минут двадцать, парни уже шли по улице в направлении городского кладбища. Оно было не очень далеко от дома Мори. Можно дойти за полчаса или час. Конечно, если ехать на машине, то можно добраться быстрее, однако ни Дазай, ни Достоевский не высказали особого желания передвигаться на каком-либо транспорте. Они, можно сказать, гуляли, обсуждая интересующую их тему, пока шли к нужному месту. — Хочешь сказать, что ты влюбляешься в него? — нахмурившись спросил Осаму, быстренько озираясь по сторонам, словно все вокруг после его слов обратили бы на них внимание. — Не неси чушь. Никакой любви, просто... Легкая симпатия? Он мне как друг или брат. — С которым ты спишь. — усмехнувшись, подметил юноша. — С которым я сплю, да. Но знаешь, Гоголь он сам по себе очень интересный человек... Такой необычный и чем-то цепляющий что-ли. Я бы сказал, что еще не встречал таких как он. — задумчиво проговорил Фёдор, перебирая в голове хоть отдаленно похожих людей на Николая. Ничего и никого, за исключением, пожалуй, лишь одного человека. Если вспоминать все отношения Достоевского, то можно найти очень много чего интересного. Он часто привлекал внимание людей, а вот его внимание привлекали не многие. Копните глубже и вы узнаете, что в подростковом возрасте Фёдор был уверен, что является аромантиком. Эти мысли преследовали юношу долго... Но в какой-то момент в его жизни появилась Анна, тот самый "лишь один похожий человек". Чудесная девушка из Санкт-Петербурга, с которой Достоевскому посчастливилось познакомиться, гуляя по ночным улицам города. Они достаточно быстро стали хорошими друзьями, а позже и прекрасной парой. Казалось, их союз создали чуть ли не на небесах. Ни ссор, ни скандалов, полное взаимопонимание, доверие, а главное здоровые отношения и совместная проработка каких-либо недопонимание. Красивая история любви, которая шла ближе к свадьбе. Да, Достоевский решил, что по достижению восемнадцати лет он жениться на Анне и будет стараться каждый день наполнять ее жизнь яркими красками счастья и радости. Забавно, но от аромантика и следа не было. В отношениях, с человеком, которого он действительно любил Фёдор старался быть романтичным, дарить всю свою любовь, внимание и заботу. Однако, все хорошее в жизни заканчивается. Так же и этой сказке в какой-то момент пришёл конец. Причем, не очень уж хороший. Анне просто пришлось отказаться от Достоевского и расстаться с ним. У девушки начались проблемы, затем выгорания и апатии. Как бы это могло не сказываться на Федоре? Она не хотела тащить его на дно за собой, а он был не против опуститься хоть в самые глубины Мариинской впадины. Девушка знала это, но не хотела допускать подобного исхода. Поэтому однажды просто ушла, оставив после себя записку с объяснениями. Фёдор пытался вернуть все назад, вернуть Аню, но та была непреклона. Она сказала, что Достоевский стал зависим от нее и с этим надо что-то делать. Было решено остаться лишь друзьями и разъехаться. Как можно заметить, Фёдор основательно подошёл к этому решению, переехав в Японию и обосновавшись в этой стране. — Мы оба знаем, что он своей необычностью напомнил тебе Аню. В другом случае ты бы не обратил на его внимание. — Напомнил. Но он не Аня, он другой человек. —заметил Фёдор, как бы говоря этим, что он осознает это и не ищет призраков прошлого в Гоголе. Может, сначала да, искал, но сейчас точно нет. Ему понравился сам Николай, как отдельный человек, как личность. И говоря сейчас про то, что он "оставил Аню и надежды на нее в прошлом" Достоевский не то, чтобы врал. Нет, он все еще смотрел на дисплей телефона каждые пять минут, ждал звонка и готов был выполнить любую ее просьбу, однако делал это уже скорее из-за привычки. Сейчас его действительно интересовал Николай и это довольно сильно пугало юношу. Гоголь влюбленный дурак, который не видит ничего вокруг и Фёдор нужен ему исключительно ради удовлетворения своих потребностей. Если Достоевский позволит своей симпатии перейти на более высокий уровень, то не будет ли он полным идиотом, который обречет себя на очередные страдания? Нужно ли ему это, если можно просто затушить маленький огонек, который пока не превратился в пожарище? — Конечно он не Аня. По крайней мере, потому что строение его тела значительно отличается! — Шутка херня. — Я не ожидал, что ты реально бисексуал и тебя привлекают юноши. Так бы я подкатыва-ал — протянул Дазай с веселой улыбочкой на лице, а затем вдруг увидел в далеке какую-то вспышку, как от фотоаппарата. Осаму остановился и нахмурился, глядя на какую-то непреметную девушку, которая только что сфотографировала его и, неловко посмотрев по сторонам, побежала в переулок. — Дазай, ты слышишь меня? — немного повысил голос Достоевский , чтобы привлечь внимание друга. Тот вздрогнул и похлопал глазами, непонимающе глядя на собеседника. — Я говорю, ты и так ко мне подкатываешь. Что ты там увидел такое? — А... Ну да, подкатываю. — усмехнулся Осаму, кажется, наконец возвращаясь в реальность, — Да там просто девушка была, которая сфотографировала нас. — Именно нас? — В этом и прикол! Когда я ее заметил, она сразу убежала. — Может она просто испугалась тебя, — фыркнул Достоевский и остановился. Оказывается, они уже дошли до кладбища и сейчас стояли напротив большой белой арки, ведущей как раз на большую территорию с невысокими надгробными плитами и крестами. — Я душка, меня нельзя испугаться. — хмыкнул парень и тоже остановился, смотря вперёд. Легкая тошнота и давление в груди, словно на него положили огромный валун, напали на шатена в одну секунду, стоило увидеть эту печальную картину пустующего кладбища. Хотелось развернуться и пойти назад. Либо пройти мимо, будто парни шли вовсе не сюда, а остановились только потому что у Осаму развязались шнурки на кросовках. — Пойдём, душка, — лишь произнес Фёдор, приобняв Дазая и расположив свою руку на его плече. Казалось, что это немного помогло шатену расслабиться и прийти в себя. — Пойдём. — выдохнув, сказал Осаму и сделал шаг вперед.