what if an angel breaks his wings

«Чего блять?» «Это у тебя такой юмор?» «Петя, мать твою! Это несмешно!» «Где ты, чёрт возьми?!» «И какого члена это значит?!» «Ничего не кончено, пока мы не поговорим нормально!» «Что с тобой происходит?» «Просто ответь мне. Мы со всем разберёмся. Обещаю!» «Какой будь счастлив?» «Что ты наделать успел?!» И все эти сообщения тоже остаются без ответа, как и десятки предыдущих. Гром объездил весь город, он обошёл участок, никто не видел Хазина после обеда. Он был в парке, где Петя иногда любил проводить время, там его не было, он был во всех клубах, в которые ходил, даже в элитный притон запёрся и там его тоже не было. Парень забыл закрыть дверь от дома, а потому проникнуть Гром смог без проблем только в комнате на кухне и в гостиной его не было. Это место он проверил первым делом. Уже ночь, а значит куда он ещё мог пойти? Только если не решил заночевать где-нибудь на лавочке под звёздным небом. Поэтому, так и не уснув, в четыре часа утра Игорь встает с кровати и, вызвав такси и взяв бумажник, так и выходит из дома в спортивных штанах и легкой майке, направляясь обратно в квартиру Пети, чтобы ещё раз всё проверить. Переживает за него слишком сильно. Так изменился за последние дни. На Петю без слёз не взглянешь. Он стал грустным, несчастным, апатичным, мягким и слишком податливым. Полная противоположность тому, каким он был раньше. Это не говоря уже о его бессоннице, когда вместо того, чтобы спать, он плакал по ночам, думая, что Игорь уже заснул и не услышит его. Он слышал каждый раз. И каждый грёбанный раз это разрывало ему сердце на миллион кусочков. Он практически не ел, а если и ел, то обязательно возвращал всё съеденное в туалете, и сильно похудел из-за этого. Гром чётко понимал, что период похоти и страсти прошёл и теперь этот человек для него не просто возможность более красочно провести вечер. И даже если они с самого начала договорились не загадывать наперёд и не ожидать слишком многого от этих отношений, так как оба понимали, что слишком разные и находятся в разных мирах, он, действительно, заботился о парне. Может он уже давно влюбился и сам этого еще не понял. Он подумает об этом позже, когда убедится, что с Петей всё нормально. Это самое важное. А со всем остальным он разберется позже. Они вместе решат все проблемы по мере их поступления. Пятнадцать минут он проводит, тупо стуча в дверь и зовя Хазина по имени. Три раза девушка из квартиры говорит, что его не было и, скорее всего, нет, грозится вызвать охрану, если он не перестанет шуметь в пять утра. Он не хочет перестать. Он боится признать, что Пети нет в его комнате, потому тогда он просто понятия не имеет, где может быть парень, и почему он его игнорирует. От незнания и воспоминаний о том, каким был парень последние пару недель, становится по-настоящему страшно. Да, он знал, что входная дверь скорей всего также открыта и ничего не поменялось, но верить в это не хотел. Сосредоточив все волевые усилия, всё-таки решается пройти дальше порога и начать осматривать квартиру. Игорь зовёт Петю ещё пару раз и решает посидеть на кухне чтобы собрать мысли в кучу. Мужчина глубоко вздыхает и только встаёт, как слышит сдавленный стон, доносящийся из комнаты Хазин. Он замирает, тупо смотря на дверь. Первое, что приходит ему в голову, что он там не один. И он начинает очень сильно злиться, уже собираясь выбить дверь и разобраться с тем, что там происходит. Но в следующую секунду он слышит кашель и звуки рвоты, и вся его злость испаряется в мгновение ока, на смену ей возвращаются прежние беспокойство и вина. Он вздыхает и понимает, что стучать опять нет смысла. Петя не откроет. Поэтому он просто выламывает двери, как это частенько делал про рабочим моментам. Уверенности ему придаёт ещё один стон за дверью. Он делает пару ударов ногой, задыхаясь от представшей перед ним картины. Петя лежит, скрутившись калачиком на полу возле кровати, рядом с ним стоит тазик, в который его тошнит. Он весь бледный, буквально. Игорь даже представить не мог, что человеческая кожа вообще может приобретать такой оттенок. Он похож на мертвеца. Его глаза красные, на щеках дорожки от слёз, волосы влажные, слипшиеся и торчат во все стороны, под глазами залегли глубокие тени, он весь трясется, и кое-где одежда выпачкана в рвоте и… боже… Гром надеется, что эти красные пятна — кетчуп или варенье… Ужас. Словами нельзя описать, что сейчас чувствует. Он опять облажался. Он должен был войти сюда ещё тогда. Он должен был… У него на глазах наворачиваются слезы. — Это что такое?! — Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет… — словно в бреду шепчет Петя, мотая головой и не открывая глаз. Гром моментально оказывается около него, вставая на колени и беря его лицо в руки, пытаясь остановить его беспорядочные движения и бессвязное бормотание. — Петь… — парень никак не реагирует, лишь сильнее начинает жмуриться. Игорь понимает, что его трясёт от лихорадки, его кожа ужасно горячая, но он дрожит, будто замерз. — Господи, да что происходит? Солнце моё? Гром поднимает Петю на руки и кладёт на кровать, парень продолжает что-то бормотать, но теперь это вообще невозможно разобрать. Мужчина на мгновение закрывает глаза, чтобы взять себя в руки. Он делает глубокий вдох. Пете надо в больницу. Теперь это уже даже не обсуждается. Ему только надо взять прохладное влажное полотенце, чтобы протереть лицо и немного охладить кожу Хазина, накинуть на него куртку и сразу же ехать в больницу. Он открывает глаза и разворачивается в сторону ванной, открывая дверь. — Ебануться! — в шоке проговаривает он. — Да, что здесь, чёрт подери, произошло… — он осматривается. Вокруг всё в рвоте и крови. Буквально всё. В ванной лежит мокрая и вся в крови одежда, разбитая бутылка слабоалкоголки и несколько упаковок антидепрессантов. Это похоже на какую-то сцену из ужастика. Словно кошмарный сон. Теперь и его тоже начинает трясти, только он не уверен от чего именно: от злости на себя, что не пришёл раньше. Он не понимает, что мать его происходит… Всё выглядит так, будто он пытался отравиться таблетками. Зачем ему это? Он выпускает напряженный вздох и заходит в ванну, наклоняясь, чтобы собрать все упаковки с лекарствами, и подходит к раковине, беря ещё одну, что стоит около умывальника. Он смотрит на названия. Он кладёт их все в карман своих спортивных штанов и уже собирается вернуться в комнату, забыв о том, что пришёл сюда за полотенцем. Его глаза расширяются, и он резко поворачивается к Хазину, который лежит на кровати в той же позе, что Игорь его оставил. Как он, чёрт возьми, не догадался? Поднимает это с виду мёртвое тело с еле бьющимся сердце и кладёт на кровать. Затем набирает хорошо знакомый номер и буквально через пару гудков с той стороны поднимают трубку. — Ну, Игорёк, нашёл блудного сына? — Фёдор Иванович, тут такое дело… — Что? Что такое? Не пугай. — Он лежит в своей комнате на полу весь в блевотине и…крови, ему крайне херово, бредит и… —, кажется ещё немного и Гром просто не выдержит и разревётся. — Тих, тих, успокойся. Скорую вызывал? — Да вот почему и звоню, вдруг он обдолался чем-то, не хочется лишних проблем с государственной больницей. — Ты намекаешь на то чтоб его привезли в нашу? «Частную»? — Да. — Хорошо, давай тогда вези, адрес я тебе вышлю. Предупрежу о вашем приезде. Машин у них сейчас нет это я знаю точно. — Спасибо большое. — Да не за что, отпишешь потом как. Если дышит наши точно спасут, будь уверен. — До связи. *** Петя приходит в себя, не понимая, где находится. И только когда он понимает, что раздражающий пищащий звук, это его собственный сердечный ритм, который считывает специальный аппарат, он осознает, что находится в больнице. Хазин решается попробовать открыть глаза, о чём сразу же пожалел, снова зажмуриваясь. Слишком ярко. Он пробует пошевелить руками. На удивление, ничего не болит. Он чувствует себя отлично, не считая головокружения и зияющей дыры на том месте, где должно быть сердце. Он думает, что должен сейчас как минимум пустить слезу. Он помнит, что произошло. Его ребёнок мёртв. Почему он так спокоен? Он только немного переживает, что сейчас в больнице. Он не должен быть в больнице, врачи обязательно заметят, что его организм отличается от обычного человека. Это не приведёт ни к чему хорошему. Но парень не может достаточно беспокоиться даже об этом… что-то не так. Он снова пытается открыть глаза, на этот раз медленнее, привыкая к яркому освещению, которое теперь не такое яркое. Основной свет выключен, и теперь горит только пара настольных ламп, одна около его кровати, а вторая на столике около двух кресел, на одном из которых сидит Игорь. Осмотрев всю палату, успокоился, потому что понял, что находится не в обычной больнице, а закрытой ментовской, был здесь как-то после выстрела в плечо. Шанс того, что о его особенности узнает весь мир в разы снизился, а потому успокоился, но сидящий рядом Игорь сильно удивился. Похоже, это он сменил освещение, когда заметил, что несчастный проснулся. Мужчина упирается локтями в колени, сплетя пальцы в замок, подпирая ими подбородок, и пристально смотрит на него. Он одет в домашнюю одежду, в которой обычно спит, его волосы растрепаны, и он выглядит слишком уставшим: под глазами тёмные круги, а сами глаза красные и немного блестят. И Пете, кажется, что это не от усталости. Он моргает несколько раз и закрывает глаза, вздохнув. «Неужели знает что…?» Хазин слышит, как Гром встает и подходит к нему, пододвигая стул, который стоял немного в стороне ближе к кровати, и, вероятно, садится на него. — Как самочувствие? — мягко спрашивает он. — Ты не должен был привозить меня сюда, — вместо ответа на вопрос говорит Петя. — Да ну, — просто говорит Игорь. — Мне следовало просто оставить тебя там умирать? На пару мгновений воцаряется тишина. — Следовало, — еле слышно шепчет Петя. — Хазин блин, — хмурится майор. — Не говори так. Всё будет в порядке, обещаю, — он берёт парня за руку, но Петя резко отдёргивает её. — Не будет нихуя в порядке. Ты не понимаешь, — жмурится парень. — Чёрт, да почему я даже заплакать не могу… — Тебе дали сильное успокоительное, чтобы ты отдохнул и не нервничал. — Как долго я здесь? — Петя смотрит в стену на противоположной стороне комнаты. — Чуть больше двенадцати часов. — Я не должен здесь находиться, — говорит смотря на ночное небо за окном. — Мне надо уйти отсюда. У меня рейд послезавтра. — Ты сможешь уйти отсюда только после того, как наш врач решит, что ты в порядке и не смеет тебя такого важного задерживать, но на рейд я тебя всё равно не пущу, — твёрдо говорит Гром. Петя знает, что с таким тоном спорить бесполезно, да и нет у него желания и сил сопротивляться. Хазин делает глубокий вдох, и между ними повисает напряженная тишина. Пытается понять, что всё это значит. Он не понимает. Если он здесь так долго, у него должны были взять анализы, и они уже должны были быть готовы, раз его привели в нормальное состояние. Его не тошнит, не трусит, у него нет лихорадки, и ничего не болит. Он чувствует себя слишком хорошо, чтобы это было реальностью. Они должны были найти в его анализах что-то, чего не должно быть у нормального человека. И, тем не менее, он преспокойно лежит себе здесь, отдыхает. Парень ломает голову. «Знает ли Гром обо всём или нет?» «Что думает об этом?» Итак, сейчас он первый раз в своей жизни лежит в больнице, и ничего страшного, кажется, не произошло. И Гром рядом с ним, он не убегает, не кричит, не называет его фриком. Петя ничего не понимает. Он хочет спросить, но боится. Что, если ему просто повезло, и они ничего не нашли особенного, просто по невнимательности или ещё чего… а он своими вопросами сделает хуже… — Они сказали тебе, что со мной? — всё же аккуратно интересуется он. Игорь хмыкает. — Я и сам знал, что с тобой, — Петя резко распахивает глаза, со страхом смотря на мужчину. Гром вздыхает. — Ну, вроде того. Сначала я подумал, что ты решил покончить с собой, наглотавшись таблеток, — он замолкает на минуту, опуская взгляд, и тяжело сглатывая. — А потом… после того, как я нашёл это, не трудно было догадаться, — он достает знакомый пакет с противозачаточными из своего кармана, у Пети перехватывает дыхание. — Даже предположить не мог, что это твоё. Думал подруги может какой, а потом у тебя дома порылся в вещах и нашёл выписку из роддома. Единственное, что я не мог понять, почему ты ничего мне не сказал и сам решил что и как лучше.  — Игорь звучит так грустно и разочарованно, что Хазин, всё же, не выдерживает и начинает тихо плакать. Возможно, никакие успокоительные ему уже не помогут унять то чувство вины, скорби и боли в груди, а может, просто действия препаратов в его крови начинают ослабевать. Это не важно. Главное, он снова может выражать свои эмоции как нормальный человек. Парень даже думать не хочет, что значат его слова. Он напуган. — Хэй, — мягко тянет мужчина и поднимается со своего места, ложась на край кровати Пети и притягивая его к себе, заставляя положить голову на свою грудь, обнимая парня за талию одной рукой, а другой, прочесывая его спутанные волосы. — Тише. Нельзя тебе нервничать, — это не особо помогло, Пете просто не обращает внимания на него, продолжая всхлипывать. Гром понимает, что ему надо выпустить эмоции, поэтому просто позволяет это сделать. Через минуту приходит медсестра, чтобы проверить, всё ли в порядке, так как у Хазина ускорилось сердцебиение, и это было видно на её мониторе. Игорь говорит, что всё в порядке, и просит дать ему ещё успокоительного, он сам называет лекарство и указывает дозу. Когда женщина уходит, перед этим введя лекарство в катетер в руке Пети, Гром снова возвращает всё свое внимание на него. — Солнце, — зовёт он, поглаживая его спину. Солнце? Они никогда не использовали ласковые прозвища раньше. Только, может, во время секса, или чтобы поддразнить друг друга. Но никогда так серьёзно, как только что это произнес Игорь. Петя всхлипывает. — Как ты? — мягко спрашивает он. Хазин отвечает после долгого судорожного вдоха. — Слишком хорошо, чтобы это было похоже на правду. — Вот и хорошо. — Я не должен чувствовать себя так хорошо, это ненормально, — протестует он. — Тебя промыли, вывели токсины из организма. Дали успокоительное, обезболивающее, противовоспалительное и витамины. Понизили температуру. Это было больше двенадцати часов назад, ты проспал всё это время, отдохнул, — спокойно отвечает мужчина. — Ты должен чувствовать себя прекрасно. Они снова погружаются в тишину. Петя без понятия, что ответить, он, вероятно, должен быть благодарен. Физически он, правда, чувствует себя замечательно, и даже голова больше не кружится. Но морально он умирает… из-за осознания того, что он сделал, из-за злости на самого себя, из-за страха, что всё не может быть так хорошо. Почему все вокруг относятся к нему как к нормальному человеку? Они не могут не знать, что с ним… Но медсестра даже косо не посмотрела на него, а она должна быть в курсе того, что с ним и того, какие у него анализы. И Гром… он знает, что с ним делали, значит и знает, что с ним было. Врач, наверняка, всё ему сообщал. Врачи не могли не знать, что с ним было помимо отравления. Ну это просто нереально. Он ничего не понимает, и это сводит с ума. И ещё пугает. — Ты хочешь спать или что-нибудь ещё? Петя мотает головой. — Давай поговорим тогда? Нам есть, что обсудить. Хазин не отвечает. Он сглатывает и зажмуривается. Гром спокойно ждёт, давая ему время собраться с мыслями. Через несколько минут Петя, всё же, открывает глаза. — Что ты знаешь? — шёпотом спрашивает он. Потому что… да. Он, определенно, знает про особенности анатомии. Говорил о его отравлении и об аконите как о самых обычных вещах, с которыми он встречается каждый день, так будто каждый прохожий знает, что это и для чего, и может просто так узнать его, если увидит. Он говорил так, будто слишком хорошо осведомлён обо всей ситуации. Но вот за второй пункт не уверен. — Полагаю, что всё, — так же тихо, и, всё ещё, слишком спокойно подтверждает его мысли. — Ты знаешь, кто я… — продолжает шептать Петя, и это не вопрос. Гром выпускает грустный смешок. — Хэй, тише, всё в порядке, — мужчина начинает качать его из стороны в сторону, прижимая крепче к своей груди. — Нет, — задыхается Хазин. — Нет, ты… ты… ты не понимаешь… — всхлипывает после каждого слова он. — Я… те таблетки… я не… — он не может произнести этого. И ему и не нужно, Игорь его перебивает. — Я знаю, для чего тебе нужны были те таблетки, — его тон мягкий, но он весь напрягается и сглатывает. Ему, определенно, трудно об этом говорить. — Ты же ещё тогда сказал мне это прямо в лицо… я не придал этому значения… — тихо добавляет он, будто только для себя. — Прости. Всё в порядке. Тише. От этих слов Петя начинает всхлипывать только сильнее. Он убил их ребенка. Он… будь он чуточку храбрее… они бы могли быть семьей. Или, по крайней мере, просто растили бы ребенка. Игорь всё знает, и он всё ещё здесь, рядом, пытается его успокоить и говорит, что всё в порядке. Он бы не бросил Петю, если бы он рассказал ему всё. Он бы не бросил своего ребенка. Хазин должен был хотя бы попытаться всё объяснить, он не должен был сразу же думать об убийстве своего ещё не рождённого малыша. Как же он облажался. Гром пытается пошевелиться, и парень думает, что он хочет уйти, поэтому хватается за него сильнее, не давая двинуться с места. Он не выдержит, если его оставят сейчас. — Тише, ну ты чего, — нежно говорит Игорь, поглаживая его волосы. —  Пожалуйста, дай мне просто… отпусти мою руку, давай, я никуда не ухожу, только руку. Петя, всё-таки, отпускает его руку и помещает свою на талию мужчины, когда тот тянется, чтобы взять что-то с тумбочки. Не обращает внимания, продолжая рыдать. — Хэй, — снова обращается к нему. — Посмотри. Давай открой глаза, пожалуйста. Он не слушает, жмурится и мотает головой, у мужчины уходит больше пяти минут, чтобы уговорить его открыть глаза. — Что… — Петя ничего не понимает. — Что это? — На что это похоже? — он смотрит Пете в глаза. — Это первое фото нашего мелкого, — говорит он. — Чего? — это же невозможно, Хазин не понимает. — Это снимок с ультразвука, — объясняет Гром, держа небольшую бумажку перед глазами Пети, и другой рукой указывая на крохотное светло-серое пятнышко, по форме напоминающее фасолинку. Петя задерживает дыхание. — Смотри, это наш ребенок. Ему только девять недель. Хазин выпускает судорожный вздох и зарывается лицом в шею Игорю, когда до него доходит… его ребёнок жив. Их ребёнок жив. Гром не отказывается от них. Он снова всхлипывает, обнимая мужчину. — Ну же, не плачь. Всё ведь хорошо. Пожалуйста, перестань. Тебе ведь правда нельзя волноваться, — майор обнимает его, целуя в макушку. И пытается успокоить, раскачивая из стороны в сторону. Он облажался снова. Петя ещё никогда в жизни не был так рад, что всё в его жизни что-то пошло не по плану. Он лежит на груди Игоря, даже не пытаясь остановить слёзы и всхлипы. Он не хочет. Он счастлив, это слезы облегчения. И он должен выпустить эмоции, чтобы, наконец-то, как следует почувствовать облегчение от того, что этот этап его жизни закончился хорошо. Да, он понимает, что впереди его ждёт ещё более трудный этап. Он парень и он беременный, но он всё ещё глава ФСКН, и он ужасно боится того, что ждёт его дальше, но в данный момент он может думать только о том, что он не совершил самую большую ошибку в своей жизни. Он всю жизнь будет помнить о своём поступке, и какая-то часть его никогда не сможет смириться с этим. Но он сможет жить с этим. Он и его ребенок будут жить. Петя засыпает в руках Игоря под его тихий хриплый шёпот о том, что он рядом, и никуда не уйдет, и что всё будет хорошо. Хазин просыпается от яркого солнечного света, проникающего в окна его палаты, и приятного запаха еды. Он жмурится, прежде чем приоткрыть один глаз и увидеть Грома, который продолжает поднимать жалюзи на окнах. Сначала он не понимает, в его комнате в нет жалюзи. А затем он вспоминает и снова зажмуривает глаза, пытаясь понять, хочется ли ему заплакать или вздохнуть с облегчением и отпустить всё, что произошло, попытавшись спокойно жить дальше. Он знает, что второй вариант более разумный, но ему страшно и он сомневается, что следовать ему будет так же просто, как думать об этом. Но он готов попытаться. Поэтому, когда он слышит приближающиеся шаги Грома, он снова открывает глаза, искренне ему улыбаясь, и в ответ получает точно такую же улыбку.  — Привет, — он продолжает улыбаться. — Как ты себя чувствуешь? — Пиздец, дядь, так тошнит, но жить буду, — честно отвечает Хазин. — Хорошо, — спокойно говорит Игорь. — Честно говоря, я до сих пор не могу поверить во всё это. Я до конца так и не понял всё, получается у тебя ниже прямой кишки находится…матка? А значит должны же быть месячные…или как? —, Игорь пытался говорить настолько аккуратно, насколько мог, чтобы не смущать Петю. — Так, ну, нет. Месячных нет и никогда не было, для них нужно большое количество эстрогена, у меня его столько же, сколько и у любого среднестатистического мужчины. Но и это является причиной практически невозможного зачатия, поэтому я как-то и не парился во время секса с тобой. Даже и не вспоминал о своём «бонусе» и вряд ли вспомнил бы в ближайшее время. Мать, помню рассказывала, предупреждала. Отец на это ответил, что его сын всё равно никогда под мужика не ляжет, а потому эти диалоги бессмысленны. Они тогда сильно повздорили. Понимаешь, как забавно: я - полное разочарование отца. Думаю, если узнает - откажется от меня окончательно. Но мне плевать, Горь, я уже смирился, что в его глазах идеальным, ну или хотя бы хорошим сыном мне не стать. — Да, Петя, я конечно знал, что ты умеешь удивлять, но чтоб настолько. — Прости… — Нет, нет, нет. Ты чего? В этом нет твоей вины. Я, значит, от ребёнка не отказываюсь, да и ты мне не последний человек. Да что уж там, я уже месяца два, как предложить не просто трахаться хотел. — Чёрт, ведём себя как школьники. — В смысле? — Да я тоже об этом думал, может даже ещё раньше, хуй знает. Улыбка Пети становится напряженной, и он закрывает глаза. Он, правда, боится того, что ждёт его впереди. Он, безусловно, рад, что у него будет ребенок, хотя чужие дети никогда не умиляли, ещё он думает, что не готов к этому морально. Чёрт возьми, он всю жизнь нариков ловит, а до этого сам таким являлся, и он понятия не имеет, как надо ухаживать за новорожденными. Да и за ребёнка страшно, вдруг из-за его негативного опыта с веществами будут проблемы. Вообще не представляет что он будет делать с младенцем, когда ему придется оставаться с ним один на один двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю? Он в ужасе. Нет, няню на помощь звать будет 100%. Вся его жизнь меняется слишком кардинально и слишком быстро. — Прорвёмся, — Игорь кладет ладонь ему на щёку и гладит её большим пальцем, пока Петя не открывает глаза, и тогда он продолжает. — Я рядом. И всегда буду. Всё будет в порядке, я сделаю всё, что смогу, — кажется, он читает его мысли. И тогда до Гром доходит, что всё, что было вчера — реально. Ему это не приснилось. Игорь такой же, как и он. И он, должно быть, чувствует изменения в его настроении. Это объясняет, почему он был чуть ли не единственным человеком в жизни Хазина, способным всегда понимал его и точно знал, что ему надо. Петя вздыхает, пытаясь разложить всё по полочкам в своей голове. Слишком много всего произошло за такой короткий промежуток времени. — Я схожу, принесу тебе таблетки от тошноты и головной боли. Хазин снова кивает и, как только Гром отходит от его кровати, скручивается калачиком, обнимая край одеяла. По его щекам всё-таки скатывается пара слезинок, в причине которых он не уверен. Но он быстро вытирает их, делая глубокий вдох. Ему нельзя нервничать, напоминает он себе и берет себя в руки, принимая сидячее положении прямо перед тем, как возвращается Игорь с маленьким бумажным стаканчиком в руках. Он берёт из него две таблетки, протягивая их Пете и поставив стакан на тумбочку, берёт с нее бутылку воды, также передавая её Хазину. — Тебе бы поесть — говорит Игорь после того, как Петя возвращает ему бутылку с водой, проглотив таблетки. Он отходит к креслу, что стоит около окна, и только сейчас Хазин замечает, что возле этого кресла стоит столик на колесиках с едой на нём. Он выпускает смешок. — Пицца? — весело спрашивает Петя. — Да, — теперь Гром тоже улыбается, подкатывая стол ближе к Хазину. — Да, пицца. Ты не ел больше суток, тебе нужны калории. — Ага, я только за, — Петя тянется к коробке с пиццей, кроме неё там ещё есть тарелка с нарезанными фруктами, желе и два стакана с соком, берёт кусок и отодвигается на край кровати, похлопывая по освободившемуся месту рядом с собой, приглашая Грома присесть. Мужчина садится рядом, и они съедают по два куска пиццы и выпивают по стакану сока, когда Хазин морщится. — От тебя прёт так, будто неделю в навозе пролежал, дядь, — констатирует он факт, продолжая жевать. Гром смеётся. — Ты уверен, что это не от тебя? Петя хмурится и нюхает свою футболку, снова морща нос. — Ладно, от нас прёт, — исправляется он. — Ага, — просто отвечает Игорь с улыбкой, его это, кажется, совсем не волнует. — Ты был здесь всё это время, — Петя не спрашивает. — Конечно, был, — хмыкает Гром. — Спасибо, — тихо и искренне говорит Петя, смотря мужчине в глаза. Игорь смотрит на него мгновение, прежде чем отодвинуть стол и опустить на кровать спиной. — Иди сюда, — говорит он, приглашающе раздвигая руки. Хазин забирается к нему в объятия, утыкаясь носом в шею. Он глубоко вдыхает и резко отодвигается, морщась, и ложится на его грудь. Он, правда, воняет. Игорь тихо смеется над ним и целует в макушку. В голове у Пети сейчас крутится слишком много вопросов. Он хочет спросить всё и сразу. Да, пожалуй, самое главное они уже выяснили: Гром такой же, как Хазин, и он не собирается его бросать. И если они постараются, из всего этого может что-то выйти. Они могут стать настоящей семьей. Им ещё предстоит выяснить кучу мелочей друг о друге, которые полагается знать людям, собирающимся быть больше, чем просто любовники друг для друга. Они на самом деле немного говорили о личных вещах, но с этим они могут разобраться постепенно. Поэтому набравшись смелости, Петя задаёт вопрос, который интересует его больше всего. — Кто мы друг другу? — Я думаю нам некуда спешить, просто будем решать проблемы про мере поступления, а там будет ясно, — так же тихо отвечает мужчина, перебирая его волосы. — Это хороший план, — мягко улыбается Хазин. Они продолжают лежать в той же позе: Петя в объятиях Игоря, положив голову на его грудь, а мужчина перебирает его волосы и обнимает другой рукой за талию. Они говорят обо всём, что придет в голову, постоянно перескакивая с темы на тему, и путаясь из-за этого, у обоих на лицах легкие улыбки. И они не обсуждают ничего на самом деле важного, связанного с насущными проблемами и их будущим. Но они говорят о том, что считают важным узнать друг о друге. Этот разговор по-настоящему очень сближает их. И теперь Хазин, на самом деле, чувствует, что они самая настоящая пара. И смотря в сияющие глаза мужчины, он уверен, что тот чувствует то же самое. * * * Через две недели после выписки Пети из больницы Игорь убедил его, наконец, полностью переехать к нему. А ещё через неделю ему удалось уговорить Хазина пойти на приём к психотерапевту. Парень считал, что он в порядке, и ему это не надо. Он изменил свое мнение после трёх сеансов. Ему это было необходимо. Но он никогда не скажет об этом Грому, хотя тот и так это знает, Петя имеет вагон и маленькую тележку прошлого, когда он отвозил его на приём, тот чересчур наигранно возмущался. Игорь каждый раз пытался скрыть улыбку, это было мило. Через три месяца посещения психотерапевта он, наконец-то, смог искренне поговорить со своей мамой. — Алло, Петенька? Милый, тебя так долго не было на связи, что я успела себе такого додумать, как ты? — Да, мам, всё хорошо. Но у меня есть для тебя очень важная новость и я не знаю как ты на это отреагируешь, про отца вообще молчу. Он рядом к стати? — Боже, не пугай. Что случилось? Нет, Юра на работе. — В общем, у меня ребёнок будет. — с Ниной? — Нет, мам, мы расстались давно. Ты не поняла немного. — У тебя другая появилась или как? — Нет, ну как бы и да, короче не девушка никакая, а я жду ребёнка, я. — А, я поняла. — Кхм, такие дела. — Какой срок? — 22 недели. — То есть оставляешь точно? — Да, да, конечно. — Ты в отношениях сейчас? — Да, мам, и он замечательный человек. — Чего ж раньше тогда о нём не рассказывал? — Как-то…Не знаю. — Солнышко, ты же знаешь, что ни смотря ни на что я люблю тебя и поддержу. У отца же…своё виденье жизни, он, конечно, не поймёт. — Да плевать мне на него, у меня своя семья. — Не хочешь приехать? Познакомить? — Даже не знаю, можно в принципе. — Давай, давай. Хочется посмотреть на того, кто тебя выдерживает. —, в конце пустила смешок. — Я не такой уж и деспот, мам. — Да шучу я, но ты приезжай, а отцу всё-таки нужно знать, что у него будет внук или внучка. — Не надо, пожалуйста, не говори. Я сам как приеду расскажу, хотя смысла в этом особо не вижу. — Нужно, Петь, правда. — Ладно, ладно. Он опустил некоторые подробности, но разговор от этого проще не стал. Его мама приняла новость о том, что станет бабушкой лучше, чем он думал. — Игорь! — Что? —, Гром находился в соседней комнате. — Иди сюда! Не через комнату же нам общаться. — Слушаю. — В общем, я с матерью разговаривал, теперь она всё знает. — Насколько всё? — Прям всё, Горь, кроме случая с таблетками, об этом ей знать точно ни к чему. — Всё… нормально? —, аккуратно спросил Игорь. — Да, да, даже в Москву нас позвала в гости. — Даже так. Когда поедем? — То есть ты не против? — Нет, конечно. Если твоя мать настроена доброжелательно почему я должен быть против? — Логично. Значит я завтра на работу схожу и послезавтра полетим. Ты то сможешь на пару дней оставить поиск холодильников? — Хах, значит тоже с тобой пойду завтра отпрашиваться у Прокопенко. Вот к стати о нём. — А что с Фёдором Ивановичем не так? — Да нет, всё так, но он мне, знаешь, как отец, поэтому тоже достоин знать, что станет дедом. — Давай сам, Игорёк, будешь говорить сию новость. — Не, так нечестно делать, Петр Юрьевич. — Да блять, он же начальник мой. — И мой. — Да…но…а ладно, хер с тобой, поговорим с твоим Прокопенко. —, спорить с Игорем всё равно было бесполезно. — Вот и хороший мальчик. —, с ухмылкой сказал — Слышь, дядь, такие вещи либо в постеле говорят, либо собакам иначе кринж какой-то. — Чего? — Ну кринж, стыд испанский так в тиктоке называют. — Где? — Ясно всё с тобой, мистер старпёр. — Всё, оставь эту подростковую херню и давай займёмся более взрослыми существенными вещами. — Встанем в пять утра и пойдём с огромными сумками на маршрутке по городу кататься? — Очень смешно. — Да, ладно, ладно. Иди сюда, дед с недотрахам. Петя поверхностно дышит, вцепляясь пальцами в его плечи, и зажимает его коленками, а Игорь начинает мучить его медленными поцелуями и горячими касаниями. — Блять, Игорь. — выстанывает Хазин, пересекаясь с ним взглядами. — Нравится? — интересуется Гром, играясь кончиком языка с его сосками. — Ещё как. Петя довольно ухмыльнувшись спускается поцелуями ещё ниже, стягивает медленно короткие домашние шорты вместе с бельём, закидывает его ногу на своё плечо, трётся носом по внутренней стороне бедра и целует мягкую горячую кожу. — Пиздец как хочу тебя съесть. — шепчет Гром и ведёт дорожку поцелуев по его ноге вниз, сдерживаясь, чтобы на самом деле не вгрызться в него зубами, бросает взгляд на ярко-алый засос на шее, который обещает налиться фиолетовым. — У тебя настроение кусаться? Или просто хочешь меня пометить? — интересуется Хазин, тянет руку и вплетает пальцы в его волосы. — И то, и другое, наверное. Можно? — Можно. Но помни, что засосы только ниже шеи. —  Ой, да ты всё равно вечно в водолазках хуяришь. —  Если ты не заметил, месяц как не хуярю, потому что пузо начало появляться. Мы тут трахаться собираемся или обсуждать мои шмотки и изменения тела? Игорь понял что вопрос риторический и всё же не кусается, лишь немного прикусывает, но засасывает кожу, оставляя на ней следы, проводит рукой по его боку и крепче сжимает другой рукой бедро. Оставляет самый сильный засос у тазовой косточки и снова пересекается с ним взглядом, у Пети он горит, потемневший, блестящий, и губы покусанные. Такой чертовски соблазнительный и нежный. — Если ты не начнёшь меня растягивать, я кончу раньше, чем мы перейдём к основному. — предупреждает Хазин, сжимая свой член в ладони. — У меня немного другие планы. — Какие ещё? Игорь ставит его ногу на диван, чмокает в коленку, перехватывает его член сам и наклоняется, устраиваясь между его ног удобнее. — Гром, что ты задумал? Откусить мне хуй? — шутит Петя, но ему сразу не до смеха, когда Игорь проводит по его члену языком. — Ах! Блять, как же ахуенно! Гром отвечает своим способом, обхватывает губами головку и обводит языком, осторожно всасывает в рот, действуя неумело, но как может. Сейчас, поднимая на него взгляд, его обдаёт жаром, и без того румяное лицо Пети, стало ещё краснее, он закусывает пальцы, сдерживая стоны, глаза горят. Игорь понимает желание доводить любимого лишь движением языка, поцелуями, влажными губами скользить по чужому члену, слушая всхлипы и несдерживаемые резкие движения. Грому приходится прижать его к дивану, чтобы Петя не толкался так сильно ему в рот, уже чувствуя приближение разрядки, он отстраняется с пошлым чмоком. — Петь, ты слышишь меня? — уточняет Игорь, обдавая красную головку горячим дыханием и касаясь её губами, дожидается порывистого кивка и продолжает. — Как ты этого хочешь? Хочешь кончить мне в рот? Хочешь? — Сука! Ёбаный Гром! Ненавижу! За что ты так со мной? — возмущается Хазин, и цепляется за его волосы, пересекаясь взглядами. Игорь облизывает пересохшие губы и не сопротивляется, позволяя насадить себя на член, и хватает пару движений, чтобы Хазин кончил. Петя прижимает ладони к лицу и тяжело дышит. — Как же я обожаю твой блядский рот. — Не блядский он, не надо, я только твой член сосал. — Ой, не нуди, дурак. —, улыбнувшись, Петя потянулся за поцелуем. Затем Игорь потянулся рукой к животу Пети. — Тебе, малой, как? Папка не перестарался? — Эй, не надо его привлекать к нашим утехам. Это пиздец как... — Кринж? Ладно, пожалуй, ты прав. — Смотрю ты быстро учишься, может и телефон сенсорный всё-таки осилишь. —, Игорь отрицательно помахал головой. — Пошли спать, завтра дел по горло. Пете предстоит непростой разговор с его...свёкром? Да и для команды надо придумать отмазу, почему он уходит с работы на ближайшие полгода точно. А вот Игорь за реакцию Прокопенко и тёть Лены вообще не переживал, конечно они нормально так удивятся беременности, но то что Гром решил строить семью с мужчиной поймут и примут, гомофобии с их уст никогда не слышал. Когда по телеку показывали парады Фёдор Иванович наоборот возмущался, мол чего их трогают, пусть живут себе своей жизнью, от чувств не убежишь и не выбьешь. Но за Петю он, конечно, переживал, ведь это он, Игорь, знает Прокопенко и его возможную реакцию на всё это, а Хазин в душе не представлял как всё будет. Помимо всего это был секрет, который знал Гром, но даже не догадывался Хазин. С этим грузом на душе было сложно жить, но возможно. Когда-нибудь он обязательно расскажет об этом Пете, но не сейчас.