●▼■
Сан-Ву разлепляет глаза через силу, первая мысль — ужас, что потерял бдительность, только секунду спустя приходит осознание того, что всё уже кончено. «Я жив — уже неплохо, — вяло думает Чо, — хотя что мне с этим делать…» Проскальзывает мысль о том, что умереть пожалуй было бы проще. Он оглядывается. Маленькая каморка погружена в полутьму. Сан-Ву обнаруживает себя лежащим в гробу с незакрытой крышкой. Он накрыт пледом. На каком-то ящике рядом с ним лежит красная форма персонала. «Сколько я спал? Что произошло за это время? И что будет?» — №218 не знает ответов. Он совершенно не ощущает времени и жизни. В помещении оглушительно тихо, и странное чувство умиротворения, давно забытого им, исходит от всех странных нагромождений в каморке и даже от темноты, ещё недавно таившей в себе огромную опасность. Чо осторожно поднимается, вылезает из-под пледа и вглядывается во тьму. Три одинаковых, как и его собственный, похожих на подарочные коробки, гроба стоят неподалёку. Сан-Ву задумчиво смотрит на свой гроб, отмечает мысленно: «А ведь в этом гробу я должен был навсегда отъехать в мир иной, как все другие проигравшие. Так странно теперь проснуться в нём, накрытым пледом, и почувствовать даже некий уют и безосновательное спокойствие.» Он заглядывает в другие гробы. Там, как и ожидалось, мирно посапывают под теми же пледами №240 и №007. В последней коробке оказывается труп стекольщика, уже синий, совершенно обескровленный, но пока не начавший гнить. Это даёт некое понятие о времени, хоть и весьма грубое. Посредине помещения операционный столик. На нём стоят тарелки с остатками какой-то пищи, бутылки. Этот вид напоминает Чо о том, как он на самом деле проголодался. Тем не менее вскоре мысли его вновь возвращаются к деньгам. Он злится на себя: «Нельзя было сдаваться тогда. Он же не убил меня, и плевать, что тогда бы весь этот план Ти Си подвергся бы опасности — он всё равно ненадёжен, особенно при условии, что побеждает Абдул. Впрочем, Али был наготове, если бы стал рыпаться он бы просто добил меня. Или не хватило бы духу? Чёрт его знает! Но стоило хотя бы попытаться. Либо сдохнуть, либо добыть эти грёбанные деньги. Нельзя было опускать руки.» От досады ему хочется что-нибудь сломать или хотя бы ударить, но Сан-Ву воздерживается, лишь бессильно сжимая кулаки. «Может быть ещё не всё потеряно? — проносится среди прочего в голове, но стоит только обратить внимание на эту мысль, как она начинает стремительно развиваться, всё увеличивая зародившуюся надежду. — В самом деле, с чего это я решил, что всё кончено. Если я мог и должен был бороться тогда, то и сейчас нужно бороться. Ещё не конец. Али получит деньги. Этого не изменить, но если он не даст достаточной суммы добровольно, я могу попытаться отнять их силой, хитростью…» Чо самому неприятны собственные мысли. На что бы он ни был готов решиться ради победы, то, что это было в рамках игры — игры на выживание, где победитель в любом случае будет только один, — немного успокаивало его совесть. Теперь же всё изменилось, стёрлась эта призрачная грань между игрой и жизнью, безвыходность, неизбежность борьбы. Больше никто не принуждал к соперничеству — игра закончилась. Но жизнь ещё нет. Одна лишь мысль о том, как он попытается признаться матери в содеянном, объяснить, что он уже давно не тот, кем она его считает, хотя бы объяснить, почему полиция разыскивает его, почему они говорят про какие-то долги, огромнейшие долги… Одна эта мысль мгновенно рассеивает все сомнения. «Нет. Этого никогда не будет, — стоит только представить взгляд матери после подобного признания, и сердце невыносимо сжимается. — Либо она никогда не узнает ничего… Либо этим взглядом она будет смотреть на мой хладный труп, и тогда мне уже будет абсолютно всё равно», — мрачно решает он. Сан-Ву присаживается у своего гроба, напряжённо размышляя, как заставить Али отдать деньги. На глаза попадается коробка Ти Си, что наводит на мысль: «Что если шантажировать его? Я мог бы взять её в заложники, скорее всего отсюда нас будут увозить вместе. Конечно, всю сумму он мне вряд ли отдаст, но на те шесть миллиардов, которые мне так необходимы, думаю, всё же согласится обменять жизнь девушки, которая так выручила его. Я даже потребую вроде как свою долю, хотя такое требование будет и не совсем уместно после того, как я сам же и отверг эту договорённость. Впрочем какая разница?» На душе сразу становится легче, когда Чо как мог подробно обдумывает план дальнейших действий. Всё кажется так просто, в сравнении с играми, совершенно непредсказуемыми, порой даже случайными, до ужаса рискованными и кровавыми. Всего лишь угроза человеку, который даже не сможет обратиться в полицию, ведь тогда ему пришлось бы объяснять, откуда у него столько денег. Чо уже собирается залезть обратно в гроб — ему до ужаса хочется кушать, но еды нет, и остаётся только попытаться снова заснуть — когда вспоминает про костюм и маску. Внимательнее осмотрев комнату на предмет чего-нибудь похожего у других, Сан-Ву находит около гробов девушек маски с кругами, как у него, а в дальнем углу — форму игроков с №007 и №240. Он понимает, что дамы переоделись и вероятно, ему стоит последовать их примеру. Так он и делает.●▼■
Бьён Ге спускается по тёмному коридору. Сейчас на нём простой красный комбинезон и маска квадрата: он решил, что игроки, которых он спасает, не должны знать, что сам ведущий нарушает правила доверенных ему игр. Это могло бы пагубно сказаться в будущем. Он входит в подсобку и застаёт всех игроков мирно лежащими в своих гробах. На него накатывает что-то вроде ностальгии при виде этой тесной, столь изменившейся каморки. Прошло всего несколько дней, но кажется, успело произойти больше событий, чем за несколько прошлых однообразных лет. Хим вспоминает, как сидел, привалившись к стене, с автоматом наперевес и ждал врагов. Тогда он думал, что умрёт тут. Как всё изменилось! Ему пришлось пройти через многое, принять много решений, много сделать, но то, к чему он пришёл, стоило всего. Он пришёл в игру за деньгами, он хотел получить их честно — и получил. Те самые миллиарды «тигра» Хим, конечно, забрал себе: он специально провёл тот разговор, чтобы заполучить их и не считал свой поступок предосудительным — он планировал использовать их в дальнейшем для помощи игрокам и борьбы с клиентами игр. Но важнее, что Бьён Ге приобрёл гораздо больше чем эти миллиарды: он получил более-менее стабильный источник дохода, а также смысл жизни, который потерял с уходом из полиции. Теперь он имеет и власть, и деньги, и силу, чтобы отстаивать свою справедливость. С минуту Хим нежно смотрит на спасённых игроков, отчаянно надеясь, что они не будут последними, потом принимается их расталкивать, чтобы дать необходимые инструкции. Ти Си он будит чуть раньше остальных, ведь у него осталось к ней ещё незаконченное дело. Проснувшись, Бимиль начинает жарко, слегка сбивчиво благодарить Бьён Ге за помощь. — Вы спасли мне жизнь, я не знаю, как вас благодарить! — заканчивает она. — Помните, вы тоже спасли мне жизнь. Я лишь отплатил тем же, — сдержанно улыбается Хим, чего впрочем не видно за маской. Она тоже улыбается: — Это наверно странно, но именно эта игра, как ничто другое, заставила меня поверить, что добро возвращается добром. — Вы помните, о чём просили меня, когда вылечили, — неожиданно спрашивает Бьён Ге. — Помню, — без запинки, несмотря на растерянность отвечает Ти Си. — Я хотела увидеть ваше лицо. Хим кивнул и откинул красный капюшон, расстегнул застёжку и снял маску, открыв своё ничем не примечательное, но доброе лицо, улыбающееся лицо. Ти Си просветлела. — Хим Бьён Ге, — представляется он. — Бимиль Ти Си, — отвечает она. — Очень приятно. — И мне. Если вдруг увидимся ещё раз предлагаю на ты.