С любовью, Техас

      В июле жара в Техасе стояла нестерпимая. Горячий ветер, яркое солнце и духота, от которой слезились глаза и щемило в груди. Тайлер завел старый медный будильник на четыре утра и долго ворочался в постели, когда огромная оранжевая, похожая на фермерский сыр луна выплыла из-за облаков. Солнце окрасило небо в багряный цвет, и Тайлер с силой ударил по будильнику. Прислушался к отцовскому храпу и тихому сопению, доносящемуся из комнаты Ричи. Тайлер чуть не рассмеялся. Он чувствовал себя восьмилетним сопляком с ободранными коленками и криво остриженными волосами.       В детстве Тайлер часто сбегал из дома, чтобы побросать плоские камни в воду или проследить за проворной птицей, поющей где-то в траве. Тайлер убегал и возвращался, когда колокол белокаменной церкви, вместо которой у лесистого холма сейчас стоял особняк Морганов, звенел, призывая всех на утреннюю молитву. Иногда Тайлер шел за какой-нибудь полной старухой в платке и вместе с ней падал на колени и начинал молиться. Он молился за отца, дела у которого шли неладно. Молился за несносного Ричи, которого хотели выгнать из маленькой школы. Молился за мать, которую вовсе не помнил. Но случалось это нечасто. Обычно Тайлер возвращался домой, когда чуял запах ладана и воска от жирных свечей. Джон еще спал, храпя на весь дом, а Ричи уже ворочался в постели, изнывая от жары (он никогда не открывал окон в комнате: Тайлер говорил ему, что к нему обязательно залетит огромная муха и цапнет его за тощий зад). Тайлер начинал шуметь, пытаясь открыть дверь погреба или исследуя полки в салуне. Тогда просыпался Джон. С красным носом, опухшими глазами и трясущимися руками. Этими руками он трепал сына по волосам и готовил ему завтрак. Что-то простое: жареный тост или яичницу на большом слое масла в ржавой сковороде. Но Тайлеру нравилось. Звон церковного колокола, нытье невыспавшегося Ричи и бурчание отца всегда успокаивали его.       Тайлер улыбнулся и приоткрыл окно. Церкви уже не было. Как и запаха ладана. Как и желтого воска. Саладо постепенно превращался в маленький промышленный центр, где в скором времени небо заволакивали бы не серые тучи, а плотная пелена гари и дыма от гудящих фабрик. Сердце Саладо уже не билось, но Тайлер не замечал этого. В Нью-Йорке, куда он приехал сразу после начала отпуска, Тайлер присмотрел себе маленькую квартиру. Подписал договор с хозяином, собрал сумку и, заправив «бьюик», покатил в Саладо. Быстро и собранно, как и привык со времен службы. В Нью-Йорк он вернется после подписания контракта и осядет в нем после окончания службы. Устроится в какой-нибудь тренировочный центр, найдет друзей, с которыми будет выпивать по пятницам, и заведет огромную собаку. Осядет, как и говорил Ричи.       Тайлер потянулся к рубашке, комом лежащей на полу. Механическая птица зачирикала в руках, и он улыбнулся. Ласточка приоткрыла аккуратно выкрашенный клюв, который Тайлер покрыл слоем лака, и захлопала крыльями. Все дело крылось в кольце. Оно не позволяло шестеренкам крутиться. Тайлер завернул кольцо в платок, чтобы позже отдать его матери Элли, а все шестерни и гайки смазал, и теперь ласточка не скрипела, словно ржавые петли.       За окном занимался рассвет. Первые горячие лучи несмело скользнули по лицу Тайлера и его маленькой спальне, в которой он провел все свое детство. Это была неширокая комната с тонкими стенами бледно-серого цвета. Иногда, когда отец уезжал в другой город, чтобы посмотреть одежду к новому сезону, Тайлер и Ричард, сложив нелепые шапки из старых газет, брали из погреба кисти и начинали разрисовывать стены. У Тайлера получалось лучше, и Ричи частенько ныл, размазывая по лицу не только сопли, но и краску. Тогда Тайлер рисовал для него пиратский корабль с черным флагом и огромными парусами. Капитаном, конечно же, был Ричи.       Узкая кровать, напоминающая неудобную койку в тюрьме, стояла у окна. Тайлер, будучи подростком, передвинул ее сам, чтобы ночью наблюдать за звездами. У кровати когда-то стоял письменный стол, а рядом с ним — кресло-мешок, которое Тайлер выпросил у отца на день рождения. В каталоге оно смотрелось лучше. На деле же оказалось куском холщовой ткани с острыми шариками внутри. Но Тайлер не жаловался. Он, в отличие от Ричи, быстро уяснил: отец его не услышит.       Сейчас вместо стола на продавленном линолеуме с разводами от очистителя, которым Тайлер и Ричи отмывали стены, стояло несколько ящиков со старыми вещами. Когда Тайлер уехал во Вьетнам, Джон Донован, обуреваемый одним лишь гневом, превратил спальню старшего сына в чулан. После, когда Тайлер начал присылать короткие письма или черно-белые фотографии наград, Джон избавился от старого хлама, оставив только памятные вещи: детские рисунки, фотоальбомы и деревянные игрушки.       Тайлер завернул птицу в платок и сунул ее в карман шерстяной рубашки. Открыл окно и закурил. Тайлер никогда не считал себя задумчивым человеком, который подолгу бы размышлял, глядя в одну точку на стене. Он всегда крепко спал, и беспорядочные мысли не беспокоили его. Ум оставался холодным, а биение сердца — размеренным. Этой ночью Тайлер проворочался до утра.       На небе, словно фиалки, расцвел фиолетовый рассвет, когда Тайлер смог задремать, держа в руке сигарету. Что-то странное, подумал он, вспомнив темную ночь, прохладный ветер, скрипучее крыльцо и тихий шелест шерстяного одеяла на коленях мужчины. Тайлер не считал себя романтиком или мечтателем: когда над головой свистят пули, а где-то в окопах погибают те, с кем ты вчера ел из одного котла, невозможно думать о ласточках, летающих в розовом закатном солнце. Но Тайлер все равно ворочался. Он хотел увидеть лицо, наверняка изрытое шрамами, или морщинистые руки с венами, вздутыми от тяжелой работы. Тот мужчина, скрытый ночным сумраком, перенес что-то страшное, что-то, отчего он стал калекой. Лишился ноги, подумал Тайлер. Лишился, когда отбивался от разъяренных рабочих, пытающихся покончить с ним так же, как делали это в шумных мегаполисах. Тайлер видел, как мужчин в платьях, толпящихся у клубов, избивали, ломали им носы или руки, разбивали их лица в кровь, которая смешивалась с дорожной пылью. Тайлер видел и слышал, но подойти не решался. На поле боя он кинулся бы на врага, не раздумывая, но здесь, среди высотных домов, похожих на зеркала, его что-то останавливало. Он не бил, но и не защищал. И от этой неопределенности внутри становилось тошно.       Тайлер умылся и оделся. Ласточка сквозь платок и шерстяную рубашку жгла грудную клетку, где билось сердце. Не размеренно и степенно. Очень быстро, заполошно, так, что становилось больно. Тайлер видел тысячи красивых женщин — от черноволосых китаянок до смуглолицых индусок с цветными бусами на груди — но никогда не чувствовал того оцепенения, которое охватило его, когда он услышал голос. Каркающий, словно каждое слово давалось мужчине с огромным трудом. Такой, от которого у Тайлера по спине прошел холодок. Он никогда не чувствовал такого к мужчине. В армии среди солдат, несомненно, завязывались узы дружбы и товарищества, и иногда, когда бой затягивался, а женщин и вовсе не было, Тайлер слышал пыхтение за грязной занавеской, а после в свете походной лампы плясали тени: кто-то откидывался на холодную землю, кто-то быстро, отточенными движениями застегивал ширинку и шнуровал ботинки. Иногда Тайлер делал это сам, иногда был тем, кто быстро вдевал ремень в шлевки. Но это был только секс, армейский и грязный, без единого намека на чувства. Как только затяжные бои заканчивались, а среди солдат появлялись женщины, мужчины становились друзьями и сослуживцами, хлопающими друг друга по спинам и пьющими за общим столом. Тайлер видел и слышал, но не понимал. С каждым разом, проведенным в пропитанной потом конуре, становилось хуже, и вскоре Тайлер прекратил. Прекратил, потому что однажды случайно оступился.       В последний момент Тайлер едва не покатился с лестницы, оступившись на продавленной ступеньке. «Серебряный цент» был закрыт, и Тайлер остановился у дверей. Закурил. Саладо выглядел удивительно красивым в косых лучах поднимающегося из-за горизонта солнца. В утренней тишине Тайлер слышал тихий шелест перекати-поля. Видел за темными крышами простирающийся куда-то далеко зеленый лес. Тайлер затушил окурок и приподнял воротник рубашки: холодный туман еще не рассеялся, а солнце не успело подняться высоко над головой. — Далеко собрался? — Ричи выглядел сонным, словно только что поднялся с постели и кубарем скатился с лестницы, чтобы перехватить Тайлера раньше, чем тот успел бы сделать хотя бы шаг. Оказалось, так и было. — Перекурить, — ответил Тайлер и затушил окурок. Снова чиркнула зажигалка, и он закурил. Сигареты «Мальборо» он никогда не курил. Был одним из тех жадных рабочих, который закашляется от смога, но не переплатит за фильтр. — Перекурить? — Ричи усмехнулся. — И давненько ты куришь, выряжаясь при этом в рубашку и брюки, а? — Он похлопал Тайлера по плечу. — Про погреб не забыл? — А погреб этот часок подождать не может? — хмыкнул Тайлер. — Знаешь, я с утра хотел осмотреть окрестности перед работенкой-то. Подышать свежим воздухом. — В обед подышишь, — ответил Ричи, и в его голосе Тайлер различил глухую злобу. — Знаю ведь, что с Джимми и Келли где-то мотаешься. Смотри у меня, — он ткнул кулаком в лицо, — если Стив на тебя с ружьем пойдет, я твою задницу прикрывать не буду. — Ричи сплюнул. — И никто не будет, даже отец. Ты у нас приезжий. Не местный, стало быть. Умотал в армию, когда здесь шушара началась, а теперь вернулся. Отпуск у него, видите ли. Рубашки, брюки, ботинки кожаные. Тебя здесь невзлюбят, сразу скажу. Плеваться и волком смотреть, конечно, не будут, но запомни, что ты по тонкому льду ходишь. Не туда наступишь — провалишься, — а вытащить тебя некому будет, понял?       Тайлер усмехнулся. Невзлюбят, подумал он и вспомнил настороженный взгляд мясника в лавке, поджатые губы рабочих, когда Тайлер проходил мимо, ухмылку Мартина, подслушивающего каждое его слово. Саладо никогда не был дружелюбным. К приезжим здесь относились с подозрением. В отель, больше напоминающий тесную конуру, заселяли с неохотой, никогда не подвозили, даже если приезжий обещал хорошую сумму, которую водила заработал бы за несколько смен на фабрике, двери не открывали и на улицы не выглядывали, хотя кто-то мог кричать о помощи. Тайлер знал это с детства, но ощутил только тогда, когда вернулся спустя восемь лет и стал чужаком. Чужаком среди своих. — А ты не скалься, — сказал Ричи. Тайлер показал ему средний палец, и он цыкнул. Продолжил: — Мозгов, видимо, у тебя меньше, чем у Коркорана, а он тот еще имбецил, поверь мне.       Тайлер рассмеялся. Он затушил окурок и схватил Ричи за шею. Зажал его голову подмышкой и взъерошил волосы. Они шуточно дрались, отвешивая друг другу несильные удары по спинам и плечам, пока на лестнице не раздались тяжелые шаги. Джон отвесил сыновьям подзатыльники и погнал их в погреб. Отдал инструменты и громко хлопнул дверью. Тайлер и Ричи переглянулись и рассмеялись. Хохотали долго, пока снова не услышали шагов.       Старое японское радио (не такое старое и барахлившее каждую минуту как у Джимми) тряслось на деревянном ящике с бутылками темного пива. Чей-то звонкий голос тянул заунывную песню о фермере, который никогда не глядел на девчонок в джинсовых комбинезонах, и Тайлер, обтерев лицо, покрутил антенну. Песня сменилась на прогноз погоды. Корявый и с помехами, словно на том конце синоптики сидели в огромном концертном зале, и на фоне кто-то увлеченно играл на электронной гитаре, пытаясь заглушить неумеху-пианиста. Тайлер сказал об этом, и Ричи выключил радио, хорошенько приложив по нему кулаком. Радио крякнуло, словно пойманный фермером гусь, и затихло. Осталось только тихое шипение, но и оно исчезло через пару минут.       В погребе Джон Донован хранил внушительные запасы алкоголя, сигарет, которые он продавал за несущественные деньги, вяленого мяса и соленой рыбы. Кое-где, в пузатых мешках, Тайлер нашел сухари. На полках в коробках лежали специи и стояли банки с замаринованными овощами. Как и говорил Ричи, некоторые полки обвалились. Банки разбились, и от пола, продавленного и сырого, тянуло гнилью. Тайлер морщился, когда пальцы скользили в липком рассоле, и иногда посматривал на наручные часы. Стрелка переползла к девяти утра, и на улице начали появляться люди. Дети играли, женщины занимались домашними делами, обмахиваясь от жары и комаров платками, мужчины уже вышли на первый перекур. Стояло привычное гудение фабрик, и Тайлеру это не нравилось. Веселье сошло на нет, когда он увидел огромную кучу сломанных досок, ящик гвоздей и два молотка, у одного из которых треснула ручка. Тайлер надеялся, что работа не затянется на пару часов. Сначала он и Ричи шутили и работали слаженно, передавая друг другу инструменты и обтесанные полки. Потом Ричи выдохся, начал дымить сигаретой, отчего в погребе стало намного жарче, и замолчал. Его молоток сломался, и он забрался на сложенные друг на друга винные коробки. Скрестив руки на груди, Ричи внимательно смотрел на работающего Тайлера. От духоты тому пришлось снять рубашку и остаться в тонкой футболке. Тайлер иногда посматривал на рубашку, висевшую на ржавом гвозде в стене, и Ричи, заметив это, сорвал ее, чуть не оторвав воротник. — А ты не дергайся, — гаркнул Ричи, и Тайлер остановился. — Полки сами себя не прибьют, понял? Или чё, думал я поверю в твою байку о перекуре, а? Знаю ведь, что носит тебя где-то. Ускакал прошлой ночью, только пятки сверкали. — Он потряс рубашкой, и из кармана вывалился платок. — Чё это?       Ласточка раскрыла крылья и зачирикала. Наклонила голову и клюнула палец Ричи. — Купил, что ли, где-то? — спросил он. — Не выезжал же никуда. — Мини-маркет, — солгал Тайлер. — Мохоки отдал по дешевке. — На кой черт тебе детские игрушки, а? — Подарок это. — Подарок? — Ричи нахмурился. — Кому? Уж не девчонке ли какой-нибудь?       Тайлер промолчал. Он продолжал держать в руках молоток и гвозди. Ричи усмехнулся и похлопал его по плечу. — Ну и кто она? — спросил он и завернул ласточку обратно. Не так аккуратно, как это сделал Тайлер. Ричи сжал ее так, что заскрипели шестеренки, потом сунул в карман и повесил рубашку на гвоздь. — Я-то ее знаю? — Не местная она, — ответил Тайлер. Взгляд не отвел, голову не опустил. Он смотрел прямо и внимательно, пытаясь понять, верит ему Ричи или нет. Ричи, кажется, поверил. — Не местная, значит, — сказал он. — Узкоглазая что ли? — Встретил, когда останавливался в Нью-Йорке. — Городская? — удивился Ричи, и Тайлер кивнул. — Не верю! — Он рассмеялся. — Какая же городская на тебя посмотрит, а? У тебя ж взгляд после службы таким стал, что кишки выворачивает. В глаза тебе смотреть страшно.       О каком взгляде говорил Ричи, Тайлер не понял. Они переругивались еще минут пятнадцать, прежде чем Джон не спустился в погреб и не растащил их по разным углам. Ричи вернулся в салун и начал протирать столы, а Тайлер, частенько косясь на часы, остался в погребе. Работать было тяжело. Пот жжег глаза, дышать становилось труднее, а гвозди норовили выскользнуть из влажных ладоней. Когда Тайлер выполз из погреба, время уже подобралось к полудню. Ричи плеснул ему виски, но Тайлер отказался. В голове все еще не прояснилось, и он боялся, что от алкоголя его потянет в сон. Оказалось, что боялся он зря. Когда Тайлер, плеснув в покрасневшее лицо холодной воды, собрался позорно сбежать, чтобы успеть перехватить Элли или хотя бы немного поговорить с мужчиной в инвалидном кресле, Джон отправил его на задний двор. — Переставь свою развалюху, — сказал он, плюхнувшись на стул за барной стойкой. — Каждый раз об нее бьюсь, ей-богу!       «Бьюик» Тайлер откатил назад, под тень высоких кленов, листья которых прорывались сквозь кренившийся вперед забор. Тайлер сказал об этом, и Джон, покачав головой, отправил его в сарай за инструментами. Потом отец нахлобучил на его голову рваную шляпу и обрызгал всю одежду средством от мух. — Ричи подтянется чуть позже, — сказал Джон. — Пока забор на тебе. К обеду-то должны управиться. Если нет, поедите и продолжите. — Он обернулся и посмотрел на вышедшего на задний двор Ричи. — Только попробуйте сделать криво, — руки оторву!       Оказалось, кроме забора в двухэтажном и маленьком доме Донованов покосились балки на втором этаже, где-то протекла крыша, а от стен отошли обои времен ковбойских вестернов. Джон гонял Тайлера с ящиком инструментов, пока в салун на обед не начали стекаться первые гости. — Рукастый, — сказал кто-то из рабочих, пришедших на обед. — А то, — согласился Джон. — Еще и головастый. — Он похлопал сына по плечу. — Правда за девками больно сильно увивается. — Да ну?       Тайлер перестал перебирать инструменты и прислушался. — Правду говорю, — продолжил Джон и внимательно посмотрел на сына. — По утрам к девчонке какой-то бегает. Уже и подарки ей вовсю делает. — Небось, жениться собрался, а? — хохотнул рабочий. — Да черт его знает. — Джон отмахнулся грязным полотенцем. — Сегодня только Ричи его за шиворот почти перехватил. Опять собрался деру куда-то дать. Ну я и нагрузил его работой, чтобы к вечеру от усталости в кровать свалился да проспал потом до обеда. Нечего по девчонкам шляться, когда отцу надо помогать. В армии отслужил, теперь с семьей надо побыть, а не трусами махать. Мало ли, кому в постель залезет. Он у меня приезжий, еще не знает, кто тут замужем, а кому и шестнадцати не стукнуло. — Это да, — согласился рабочий и начал разделывать руками жирную курицу.       Тайлер поджал губы и нахмурился. Не нравилось ему, что Ричи выступал между ним и отцом оператором, неправильно соединявшим два сотовых телефона. Джон, выходивший из салуна разве что на задний двор, не мог увидеть или догадаться. Но Ричи был глазастым. С детства доносил на каждого, кто случайно толкал его или не делился конфетой. Перевирал так, что дворовые мальчишки, вытянутые отцовским ремнем, потом караулили его, почесывая кулаки. Тайлер был старше и крупнее, поэтому вступался за Ричи. Но однажды, когда младший брат донес и на него, он перестал драться за него. Ричи тогда пришел домой с огромным синяком под глазом и вывихнутым пальцем. Про мальчишек — ни слова, зато на Тайлера косился разъяренным медведем и не разговаривал с ним недели три. Потом забыл, подумал Тайлер, но со временем понял, что Ричи на него зуб точить не перестал, хоть и относился с уважением. До сих пор точит, усмехнулся Тайлер.       Джимми, прежде чем завалиться в «Серебряный цент», с кем-то поругался и получил тяжелым кулаком по затылку. Он приподнял соломенную шляпу, одолженную, по его словам, у пьяного Мартина, и, махнув сердитому Джону, потащил Тайлера к конюшне. Шел, качаясь и шатаясь. Тайлер, морщась от запаха перегара, держал Джимми за плечо, когда он начинал петлять или оступался, чуть не сваливаясь в канаву, где уже, в тени водопроводных труб, лежали тощие собаки. Они скалились, когда кто-то пытался подойти к ним, и рычали, когда кто-то подбрасывал объедки со стола. Тайлер хмыкнул. Даже дворовые псы в Саладо чересчур борзые, подумал он. — Гребаный говнюк, — выругался Джимм и приложил холодную банку пива к затылку. — Треснул так, что в башке все еще трещит. — А ты бы не напивался каждое утро и держал бы язык за зубами, — сказала Келли. — Тогда бы, может, и не получал от каждой шавки. — Не пил я сегодня, — буркнул Джимми. — Исуси Коркоран, от тебя ж несет, как от помойного ведра. — Келли поморщилась. — Помылся бы.       Джимми показал ей средний палец, и она рассмеялась. Тайлер усмехнулся.       Келли встретила их у закрытых ворот. Она была в синих джинсах, зеленом свитере с красными буквами «Зомби здесь» и стоптанных кожаных мокасинах, популярных лет пять назад. Волосы она собрала в высокий хвост, а ресницы и губы подкрасила. Жара стояла невыносимая, и Тайлер испугался, как бы Келли не схватила тепловой удар. Но она только отмахнулась и указала на плетеную корзину, которую Тайлер уже видел, когда они спускались к реке.       Келли проводила их к денникам, где кобылы и жеребцы жмурились от жары и жужжания навозных мух. Тайлер, случайно наступив в грязную лужу, даже не поморщился. За годы службы он видел и вывалившиеся человеческие кишки, и оторванные руки и ноги и чувствовал запах дерьма или нестиранного шмотья в окопах. Видел и слышал, но никогда не обращал на это внимания. Сейчас Тайлер, не отмахиваясь от мух, внимательно смотрел за отточенными движениями пальцев Келли. Она легко стянула амуницию, сдула с седел пыль, хлопнула себя по плечу, когда на него сел пищащий комар. Джимми держал корзину и смотрел на Келли, приоткрыв рот. Тайлер, увидев крупные капли пота на ее шее, шагнул вперед, чтобы помочь. — Стой там, ковбой, — усмехнулась Келли. — Я провела среди лошадей почти всю свою жизнь, пока папаша ползал где-то в окопах, а мать стирала белье. Лучше, чем я, не сделает никто.       Тайлер кивнул. Он улыбнулся, увидев Феликса, который только фыркнул и махнул рукой. Мартина он не видел. — Напился вчера, — сказала Келли и открыла денник. Взяла рыжую кобылу под узду и вывела ее в узкий коридор. Пока затягивала ремни, продолжила: — Папаша отправил его домой, чтобы проспался. — Мартин не здесь живет? — Не-а, — ответил Джимми. — Катается из Килина. Раньше уезжал туда на выходные. Все думали, у него там семья, ну, жена и дети. Оказалось, что ставки катался делать. Проиграл несколько раз, в долги влез и тут остался. Его нашли, и мистер Морган выплатил все, но Мартина больше не отпускал. Последний раз он был в Килине, — Джимми начал загибать пальцы, — месяцев пять назад, а, Келли? — Вроде, — сказала она. — Честно говоря, я даже рада, что он уехал. Каждое утро заваливался ко мне в спальню и начинал перемывать всем кости, — Келли усмехнулась. — Кстати, Тай, Мартин сказал, что ты на педика смахиваешь. Правда это? — Смахиваю столько же, сколько Мартин на порядочного семьянина и трезвенника, — хмыкнул Тайлер, и Келли рассмеялась. — Кстати, где твой отец? Хочу посмотреть на лучшего наездника в Саладо. — Он подмигнул. — Ну точно педик, — хмыкнула Келли и увернулась, когда Тайлер бросил в нее комок грязи. — Засранец, а. — Она снова рассмеялась. — Папаша занят. С утра к нему зашел какой-то рабочий. Думала, они поговорят прямо на крыльце, но папаша так засуетился, что закрылся с ним в кабинете. Сидят уже, наверное, часа полтора. — Келли вывела рыжую кобылу в манеж, остановилась, стерла пот рукавом свитера и продолжила: — Обеда не будет. Кухарка вертится вокруг них не хуже белки в колесе. Можешь… можете остаться на ужин. Скорее всего, будет запеченная рыба. За вкус не отвечаю: наша кухарка уже старая, поэтому либо недосолит, либо бахнет слишком много перца. У меня в комнате есть вино. — Келли улыбнулась. — Останетесь, угощу вас бокальчиком. — Сегодня вечером я на заправке, — сказал Джимми и забрался на перекладину открытого манежа. Его Тайлер еще не видел, поэтому удивился, насколько красивыми выглядят степи со скошенной травой под палящим солнцем. — Джордж, говнюк этот, не сможет сегодня подменить. У него грипп, видите ли. Еще вчера резво на танцах скакал, а сегодня даже руки поднять не может. Трепло! — На танцах? — спросил Тайлер и погладил рыжую кобылу по спине. Лошадь мотнула головой и отмахнулась от него хвостом. — Ага. — Келли вывела гнедого жеребца. Не того, о котором Тайлеру говорил Стив. Этот был более жилистый и покладистый. — По вторникам в пабе на въезде проходят танцы. «У Гари», кажется. Была как-то там. Запашок тот еще, если честно. Кислое пойло, чей-то пот и грязные туфли. Музыка — дерьмо, а индейка, которой и славится паб, жесткая, как ботинки моего папаши.       Тайлер и Джимми усмехнулись. — Эй, Джимми, заберешься на него? — Келли потрепала гнедого жеребца. — Он такой вертлявый, как и ты. Думаю, подружитесь.       Джимми фыркнул. Он поставил корзину на землю, взял поводья, которые ему протянула Келли, и криво улыбнулся, когда жеребец лизнул ему руку. — Рыжая кобыла моя, — сказала Келли, увидев, как Тайлер осторожно гладит ее по спине. — Я выведу тебе вороную. Ту, что взяла недавно награду. Она девка хорошая и спокойная. Тебя точно не сбросит.       Тайлер кивнул. Он рассмеялся, когда Джимми попытался забраться в седло и упал, отбив себе колени. Джимми сплюнул и пригрозил жеребцу кулаком. Он заржал. Тайлер фыркнул и обернулся, услышав тихое ржание и приглушенный голос Келли. Он замер, приоткрыв рот. Впервые Тайлер видел настолько красивую кобылу. Бока, черные, как вороново крыло, блестели на солнце. Черные глаза светились умом, словно она знала, кто будет ее хозяином на сегодня. Кобыла мотнула головой, и темная, с белыми прядями грива взметнулась. Келли хлопнула ее по крупу и передала поводья в руки Тайлера. — Как зовут? — спросил он, осторожно погладив кобылу по морде. — Мара, — ответила Келли и поморщилась. — Так себе кличка, конечно. Но по-другому звать уже не стали. Когда привезли сюда, она была уже взрослой. Строптивая и с характером. Недавно только успокоилась. — Мара, — повторил Тайлер, и кобыла фыркнула. Он рассмеялся, усмехнулась и Келли. — Коркоран, мать твою, что ты делаешь? — воскликнула она, увидев, как Джимми пытался влезть на жеребца. Он обхватил его руками за шею и повис, словно младенец на руках матери. — Если переломишь ему хребтину, мой папаша быстро вытянет тебя хлыстом вдоль спины, понял? — А если я сломаю хребтину? — Все только выдохнут от облегчения, — сказала Келли и грохнула перед Джимми ящиком. — Вставай. — Джимми забрался, зацепившись штаниной за гвоздь. — Берись за рог. — Он схватился за выступ над седлом. — Теперь перекидывай ногу. Не эту, имбецил ты недалекий. — Келли отвесила Джимми подзатыльник. — Другую. Да, вот так. Теперь садись. Прижми задницу, а. — Она дернула его за штанину, когда он попытался приподняться и расправить плечи.       Келли оттерла пот со лба. На свитере Тайлер заметил крупные темные пятна. Келли внимательно посмотрела на него, словно предупреждала воздержаться от лишних вопросов. Тайлер так и сделал. Он хорошо помнил слова Ричи. Здесь он был чужаком, и помнили его разве что седые старики и старухи, которые либо ослепли, либо уже покоились в холодной земле. — Залезть сможешь? — спросила Келли и легко забралась на спину рыжей кобылы. Натянула поводья и приподнялась, уперевшись ногами в стремена. Мокасины она сменила на грязные кожаные сапоги, доходившие ей до середины бедра. Свитер Келли заправила в джинсы, а в шлевки вдела ремень и затянула его на талии. Тайлер впервые заметил ее сходство с отцом. Та же манера хмурить довольно широкие брови, которые Келли выщипывала, или поджимать губы, отчего на них появлялись мелкие ранки. Тонкий нос, серьезный взгляд и собранные волосы. Недавно — в тот день, когда они веселились у реки — Келли показалась Тайлеру очень красивой. Сейчас он видел в ней силу, которую она не показывала, желая, по всей видимости, остаться для Тайлера легкой и смешной. — Попробую, — сказал Тайлер, и Келли усмехнулась. Она отвернулась, когда он поставил ногу в стремя и схватился рукой за рог, отчего мышцы под рубашкой вздулись. Тайлер, перекинув ногу, качнулся и подумал, что сейчас упадет. Прижался к кобыле так, что той пришлось заржать и дернуть спиной. — Не нравишься ты ей, — усмехнулся Джимми, до побеления пальцев вцепившийся в поводья. Он побледнел. Спина была прямой, ноги — напряженными, а плечи — почти деревянными. Джимми боялся упасть. Еще больше он боялся струсить перед Келли, которая возвышалась на лошади, словно Цезарь — на троне. — Заглохни, Коркоран, — сказала Келли, и Джимми высунул язык. — Сначала вы должны их подстегнуть. — Она несильно ударила каблуками сапогов по лошадиным бокам. Кобыла заржала и неспешно пошла. — Вот так, понятно?       Джимми и Тайлер кивнули. Джимми ударил, не рассчитав силу, и жеребец, действительно вертлявый, как и говорила Келли, громко заржал и попытался сбросить с себя Джимми. Тот прижался, обхватив жеребца за шею, и зажмурился. — Исуси Коркоран, — вздохнула Келли, — у тебя голова на плечах есть, а? Я ведь показала.       Джимми ударил снова. Несильно. Жеребец, мотнув головой, пошел вдоль балок манежа, и Джимми, выпрямив спину, улыбнулся. Тайлер, нахмурившись, подстегнул лошадь. Кобыла заржала, но продолжила стоять на месте. Тайлер ударил снова. Кобыла фыркнула, но не двинулась. — Тай? — Келли внимательно посмотрела на него. — Все хорошо?       Тайлер кивнул. Ударил еще раз, но кобыла не двинулась. — Эй, Мара, — Келли причмокнула, — пойдем-ка за мной.       Под тихий смех Джимми Мара медленно пошла за рыжей кобылой. Она мотала головой, когда Тайлер натягивал поводья, и ржала, когда он пытался погладить ее по шее. — Они обучены, поэтому хлопните их по шее, чтобы перейти на рысь. — Келли приподнялась, прижала ноги к лошадиным бокам и хлопнула кобылу по шее. Рыжая фыркнула и ускорилась. Из-под копыт вылетел песок. — Вот так, понятно? Чтобы не отбить задницу, приподнимайтесь и опускайтесь каждый раз, когда она будет менять ноги. — Келли посмотрела на Джимми, который снова схватил жеребца за шею, и вздохнула. Продолжила: — Исуси, Коркоран, еще раз так сделаешь, и я тебя погоню рысью до самого Далласа, ясно?       Джимми выпрямился, хлопнул жеребца по шее и вздрогнул, когда он перешел на рысь. Приподнимался и опускался с переменным успехом и щурился, когда отбивал себе что-то пониже спины. Келли обернулась и снова внимательно посмотрела на Тайлера. Тот и хлопал, и подстегивал, и причмокивал. Без толку. Кобыла, остановившись у балки, мотала головой и ржала, смотря куда-то в степь. — Строптивая, — сказал Тайлер, и Келли улыбнулась. — Должно быть, она сегодня не в настроении, — ответила она. — Папаша тоже с ней через раз справляется. — Где ж он взял ее, а? — Выкупил у одного наездника, — сказала Келли, и улыбка сошла с ее лица. — Года два назад. Сначала Мара вообще его не слушала. Брыкалась только. Отцу пришлось несколько раз вытянуть ее хлыстом, она и подуспокоилась. — Хлыстом? — Тайлер провел рукой по лошадиному боку и нащупал длинный шрам. — Уверена, что только хлыстом? — Кобыла мотнула головой и заржала. Тайлер убрал руку. — А ты чё, защитник животных, что ли? — усмехнулась Келли. — Это называется воспитанием, понятно? — Тайлер, поджав губы, кивнул. — Мара, — она снова причмокнула, — иди-ка сюда, девочка моя.       Мара, качнув крупом, пошла. Она легко перешла на рысь, когда Келли похлопала ее по шее, и догнала гнедого жеребца. Ткнулась ему носом в бок, отчего он подскочил, а Джимми заверещал. Келли рассмеялась. Она погнала рыжую вдоль манежа. Распустила волосы, которые сразу подхватил ветер. Келли смеялась, держа одной рукой поводья, а другой — русую гриву. Джимми подстегнул жеребца, который, уловив его настрой, пустился следом. Мара фыркнула, когда Тайлер хлопнул ее по шее. Она вернулась к перекладине и мотнула головой. Остановилась и фыркнула. Тайлер вздохнул. Когда-то, когда конюшня была городской и еще не принадлежала выкупившему ее мистеру Моргану, он приходил сюда, чтобы скормить тощим лошадям подгнившую морковь или битые яблоки, которые Джон, поджав губы, неохотно отдавал. Ричи с Тайлером никогда не ходил. Увязался один раз, но, поскользнувшись на куче дерьма и ободрав локоть, в следующий раз остался дома и даже заперся в комнате, когда Джон пытался выволочь его на улицу вслед за Тайлером.       Однажды Тайлер, будучи десятилетним мальчишкой, заметил среди денников высокого юношу с копной черных волос. Он осторожно трепал лошадей по шеям, а те тихо ржали или фыркали. Тайлер замер. Из футболки, которую он держал за края на манер кармана, посыпалась морковь. Юноша испуганно обернулся. Он улыбнулся, увидев смущенного непонятно чем Тайлера, и помог собрать морковь. Они разговорились, и Тайлер узнал, что юноша был наездником. Только учусь, сказал тогда он, но этого хватило, чтобы Тайлер теперь уронил не только морковь, но и челюсть. Езда на лошадях в настоящем седле была для него недостижимой мечтой, и он сказал об этом. Юноша усмехнулся. Спросил что-то у старого конюха и, кивнув, вывел одну из кобыл в степь. Манежа тогда еще не было, и наездники скакали среди высокой травы, словно свободные индейцы. Юноша затянул ремни под животом лошади, поправил поводья и протянул Тайлеру руку. Подсажу тебя, сказал он. Тайлер смутился и опустил голову, а юноша рассмеялся. Звонко и очень приятно. Юноша подхватил его подмышки и усадил в седло. Тайлер видел, как вены на его лбу вздулись, а по вискам потек пот. Он схватился за шею и замер, когда юноша забрался позади него. Он прижался грудью к спине Тайлера и взял поводья. Держись за рог, сказал он, и Тайлер кивнул. Потом все закружилось, и он запомнил только свист ветра в ушах, собственный смех и улыбку юноши, красивую и счастливую.       Мара фыркнула, и Тайлер качнул головой. Услышал где-то звонкий смех Келли и вопли Джимми и обернулся. Далеко, подумал Тайлер, а потом в голове прояснилось, и друзья уже были почти на расстоянии вытянутой руки. Мара снова фыркнула, и Тайлер обернулся. В конюшне он кого-то заметил. Феликс, подумал Тайлер и хотел помахать, но к манежу вышел человек в синем рабочем комбинезоне и высоких сапогах, таких же, как у Келли. Мужчина внимательно посмотрел на Тайлера и хмыкнул. Что-то сказал, но Тайлер не услышал. И не должен был. Мужчина говорил это Стиву, вышедшему из конюшни вслед за ним. Стивен скривил губы. — Келли! — крикнул он. — А ну кончай весь этот цирк! Нашла время. — Он склонился к мужчине и что-то сказал. Тайлер не разобрал. Стивен продолжил: — Какого черта ты усадила этих, прости Господи, засранцев на чуть ли не самых лучших моих кобыл, а? — Он потряс кулаком. — Взяла бы тех, что в конце стойла, так нет, ты ж у меня самая умная, вывела лучших. А если они им хребтины переломят или еще что. Сама, что ли, будешь этим докторишкам-грабителям за лечение выплачивать. Да у тебя из денег только центы мне на пиво. Слезайте все!       Келли что-то крикнула, но Стивен ее не услышал. Он бросился в конюшню и выбежал оттуда с хлыстом. Рыжая и Гнедой взволнованно заржали и отступили, а Мара, громко фыркнув, встала на дыбы, чуть не сбросив с себя Тайлера, потом лягнула воздух и резко перешла на галоп. Тайлер прижался к седлу грудью и крепко сжал поводья. Ветер свистел в ушах, земля дрожала от стука копыт, хвост хлестал его по ногам. За Марой увязалась Рыжая. Келли остановила ее и попробовала подозвать Мару. Она кричала и причмокивала, а кобыла неслась, грозясь перепрыгнуть через перекладины и умчаться в степь. — Черт! — выругался Тайлер, увидев впереди балки. Они стремительно приближались, и он сильно натянул поводья. Так, что от неожиданности Мара дернула головой и, громко заржав, оступилась, упав на бок. В последний момент Тайлер вытащил ноги из стремян и прижал их к груди. Сгруппироваться не успел, поэтому отлетел на несколько футов и ударился затылком о деревянную балку. Поморщился и потер затылок. Крови не было, и Тайлер выдохнул. Он закашлялся и, шатаясь, поднялся на ноги. Келли уже бежала к нему, и широкие сапоги, наверняка отцовские, хлестали ее по бедрам. — Тай, — Келли схватила его лицо, — слышишь меня? — Он кивнул, хотя в голове все еще свистело. — Тебе лучше прилечь, понял меня? Я отведу тебя в дом, хорошо?       Постепенно странный туман рассеялся, а в глазах перестало двоиться. Тайлер увидел обеспокоенное лицо Келли, напуганного Джимми, маячившего за ее спиной, и бегущего к ним Стивена. Мужчина в синем комбинезоне стоял, опершись на перекладину, и жевал соломину. — Все нормально, — сказал Тайлер и схватил Келли за плечо. Качнулся, но устоял на ногах. — Идти могу, так что в постель не надо. — Он мотнул головой, словно отмахивался от мух. — В окопах сильнее гремело. — Тайлер попытался улыбнуться, но от резкой боли в затылке скривил губы. Он закинул руку на плечо оказавшегося рядом Джимми и шагнул. Тайлер увидел Стивена, лицо которого было перекошено от злости, и поморщился, когда тот дыхнул на него перегаром. Стивен замахнулся, и Тайлер подумал, что он ударит его. За лошадь, продолжал думать он, за то, что чуть не убил ее. Но Стивен ударил не его. Хлыстом, который Тайлер сначала не увидел, он вытянул Мару вдоль спины. Кобыла хотела лягнуть его, но Стивен перехватил поводья, обвязал их вокруг перекладины и снова замахнулся. Тайлер удивился собственной быстроте. Качнувшись, он оттолкнул Келли и Джимми и перехватил руку Стивена. — Чё за черт? — спросил он, увидев Тайлера. — Нет, — ответил он. — Не трогайте ее. — Эй, щенок, я тебя, конечно, за тот удар по ребрам простил, — сказал Стивен. — Но указывать, что мне делать с моим же лошадьми не надо, понял? Шатаешься, как пьянь последняя. Отойди, пока я тебя не огрел! — Он замахнулся, и Келли закричала. — А ну-ка заткнись! — Снова посмотрел на Тайлера. — Отпусти меня, говнюк осмелевший, не то получишь. — Не трогайте, — повторил Тайлер, и глаза его опасно зажглись. Стивен замер. Об этом взгляде, который Тайлер не видел, говорил Ричи. О глазах, которые стекленеют, словно у мертвеца, а потом начинают блестеть огнем. Страшный это был взгляд. Такой, от которого по спине струился холод и бежали мурашки. Стивен опустил хлыст. Дернул рукой, которую сильно сжимал Тайлер, и криво усмехнулся. — Сильно ж ты головой ударился, а, парень, — хмыкнул Стивен. Попытался разжать хватку Тайлера, но скривил губы, когда она стала крепче. — Клешни-то свои разомкни. Понял я уже, понял. Не буду кобылу трогать. Она ж и правда ничего не сделала. — Стивен блеснул глазами в сторону Келли. — Дружка-то своего от меня оттащи, а, пока он мне руку не выдернул.       Келли сжала Тайлеру плечо, и он отпустил Стива. Голова перестала гудеть, а затылок — пульсировать. Тайлер буркнул извинения, и под сухой смех Стивена ушел из манежа. По правую руку от него шла Келли, по левую — Джимми. Иногда он поддерживал Тайлера за плечо. Они прошли мимо мужчины в комбинезоне, и Тайлер заметил его ухмылку. Захотелось врезать. Хорошенько так, чтобы выбить несколько зубов и отбросить его в навозную кучу. Но Тайлер прошел, слегка задев его плечом, за что получил сердитый взгляд Стивена.       Тайлер отлежался в гостиной на мягком диване. Неожиданно для себя он задремал. Проснулся, когда Джимми уже укатил на заправку, а в доме Морганов витал запах тушеного мяса. На ужин Тайлер не остался. Увидел мельком синий комбинезон и, поджав губы, вышел на улицу. Закурил и стряхнул пепел на землю. Келли вызвалась его проводить. Они шли медленно, и иногда Тайлер останавливался, прикладывая руки к горячему лбу. Говорили мало. Келли извинилась, и Тайлер махнул рукой. — Не за что извиняться-то, — сказал он. — Не ты ж виновата. — Но это я тебя на Мару посадила, — ответила Келли. — Думала, поладите, а оно вон как вышло. — Почти поладили, — усмехнулся Тайлер. — Покатала она меня хорошо, это точно.       Келли рассмеялась. Она взяла Тайлера под локоть и прижалась к нему всем телом. Тайлеру стало жарко, но он промолчал. Молчал он и тогда, когда они прошли мимо покосившегося дома. Келли поморщилась, посмотрев на пыльные окна, а Тайлер хлопнул себя по карману. Рубашку он не снял, поэтому ласточка стала теперь грудой сломанных шестеренок. Он поджал губы и почти высвободился из объятий Келли. Хотел шагнуть к дому. Хотел постучать и встретить малышку Элли. Хотел сесть рядом с ней на крыльцо и начать рассказывать истории. Рассказывать и слушать, как позади скрипят колеса инвалидного кресла. Хотел, но не знал почему. Хотел, но не мог. Рядом шла Келли, а в голове набатным колоколом звучал Ричи. Чужак, подумал Тайлер. Даже для Келли, которая жалась к нему, он был чужаком. Даже для Джимми, с которым по вечерам пил теплое пиво или курил, сидя в конюшне. Чужак, и никак иначе.       Они прошли мимо, и Тайлер не обернулся. Но, даже если бы и посмотрел, не услышал бы вздоха. Далеко было, да и в голове снова зашумело.