Тайлер, щурясь от яркого света настольной лампы, урванной по дешевке в мебельном магазине в центре Саладо, склонился над столом, где на платке были разложены мелкие детали: шестеренки, болты, гайки и тонкие шнуры. Рядом, в серой тени, лежали отвертки и напильник. Сейчас механическая ласточка напоминала груду обломков. Тайлер вспомнил мусорные мешки, бездомных, бродивших с плотно набитыми сумками, объедки и рваное шмотье. Это была та часть Далласа, о которой никогда не говорили в новостях и не писали в газетах. Журналисты трубили о предстоящем концерте популярной группы. «Гитары и яркие волосы» — гласила листовка, которую Чарльзу дал мальчишка. Потом Тайлер забрал ее себе, сложив в сумку. Листовка лежала рядом с платком, и иногда он смотрел на нее. «Билеты всего за десять долларов!» — крупные буквы аккурат под заголовком, под ними — номер телефона и адрес нескольких касс. Тайлер взял листовку, покрутил ее и, сложив вчетверо, сунул в карман джинсов. За окном только занимался рассвет, и Тайлер, устало вздохнув, закрыл лицо руками. Плотный конверт, который, как и говорила Андреа, доставили через три дня, лежал на постели, и Тайлер долго смотрел на него, не решаясь открыть. Это должна сделать Рэйчел, подумал он и цыкнул, вспомнив, что сегодня она выходит на две смены подряд.
Тайлер перебрался в постель и покрутил конверт. Рэйчел настояла на том, чтобы указать адрес салуна «Серебряный цент».
Если курьер пойдет к нам, это может привлечь лишнее внимание, сказала она. Я не хочу, чтобы какой-нибудь беззубый и растрепанный оборванец перехватил конверт и растрезвонил на весь город о Чаке. Что, если у него, ко всему прочему, обнаружат еще и СПИД? Тайлер кивнул. Вписал собственный адрес и отдал бумажку девушке за стойкой. После, почти каждое утро, караулил курьера, сидя у окна или выкуривая несколько сигарет у качающихся дверей. Он боялся не только беззубых оборванцев с ухмылкой на пол-лица, но и Ричи, который щурился, смотря на Тайлера. Тайлер надеялся, что Ричи, всегда бывший глуповатым и туго соображающим, повелся на его историю об ослепшем сослуживце-пехотинце из Галвестона, где он обосновался в пансионате для инвалидов. Ричи слушал внимательно, кивал, когда это было нужно, и смеялся, если Тайлер шутил.
— Не знал, что у отца есть велосипед, — сказал Тайлер, смотря на ржавую раму и кожу, порванную на сидении. Ричи, копавшийся в сарае, чтобы отыскать старую механическую газонокосилку, обернулся.
— Не рановато ли, а? — спросил он. — Вчера вернулся, так темень стояла. А сегодня уже куришь ни свет ни заря. Высматриваешь, что ли, кого-то?
— Ага, твой узкий зад, — рассмеялся Тайлер, и Ричи, хмыкнув, несильно ударил его в живот. Сигарета выпала из пальцев, и Тайлер, поджав губы, повалил Ричи на землю, взметнув пыль. Они шуточно дрались и иногда переругивались, пока Ричи, оступившись, не упал, ударившись о велосипед и сев в лужу собственной мочи. Бачок Джон еще не починил.
— Мудак, — буркнул Ричи, и Тайлер рассмеялся, вспугнув севшую на крышу дома ворону. Птица взволнованно закаркала и, захлопав крыльями, перелетела на соседний дом, где на нее начала лаять собака. Раздался звонкий удар садовым шлангом, и собака затихла, тихо заскулив.
— Ричи-лапки-птичьи, — сказал Тайлер и увернулся от летящего в него камня. Тот перелетел через косой забор и ударился о плитку.
— Вчера я возился с велосипедом все утро, чтобы сегодня ты раздолбал его к чертям за пять минут. — Ричи, отряхнув широкие штаны с обвисшими коленками, поднялся на ноги и прислонил велосипед к стене. Руль снова погнулся, а кусок кожи свесился с сидения.
— Ездил, что ли, куда? — Тайлер все еще посмеивался, хотя внутри насторожился. Хвоста за собой он не видел, но подозревал, что Ричи, его любопытный младший братец с шилом в заднице, мог и проследить за ним, учитывая, что отношения между ними за последнии дни накалились. Тайлер надеялся, что времена, когда Ричи доносил на него или других мальчишек, чтобы получить внимание взрослых, безвозвратно ушли, но сейчас, когда Ричи, опустив голову, возился с велосипедом, он сомневался.
— Прокатился по Саладо да к индейцу твоему съездил.
— Зачем это?
— Сигареты ты у него брал, — ответил Ричи, но головы не поднял. — «Кэмел», кажется. Здесь они, конечно, тоже есть, но табак какой-то другой, что ли. Сосиски взял, которые ты утром как-то жарил. — Он расправил плечи и внимательно посмотрел на Тайлера. — Про птицу, кстати, спросил. Девчонка у меня тут есть, я подарок ей захотел сделать. Утка мне твоя понравилась…
— Ласточка, — поправил Тайлер и сглотнул.
— Понравилась, короче говоря, вот я и решил такую же взять. Приехал к нему, слово за слово, и говорит он мне, что в жизни о таких побрякушках не слышал. Продукты, говорит, у меня только да сигареты и химия какая-то. Игрушками никогда не торговал.
Ричи замолчал. Он закатил велосипед в сарай, снеся с покосившейся полки какой-то ящик, и, обтерев руки грязной тряпкой, повернул ключ. Ржавый замок качался с легким скрипом, напоминая Тайлеру вывеску аптеки, где тощий старикашка в очках взглядом облизывал Келли. Воспоминания эти, как и Келли, были какими-то далекими. Сейчас Тайлер думал только о Рэйчел в брючном костюме и Чарльзе в джинсах и рубашке. Они ехали, иногда слушая радио или переговариваясь вполголоса. Ехали, и все это время за ними следил Ричи, кулаки которого чесались каждый раз, когда Тайлер начинал говорить о покосившемся доме. О
педике из покосившегося дома.
— Может, забыл кто-то, — сказал Тайлер и закурил. Руки не дрожали. — Вот он и продал мне, даже не задумываясь. Меньше двух долларов, черт его дери. Он и не посмотрел.
— Может, — согласился Ричи и тоже закурил. Окурки он тушил о кирпичную стену салуна и выбрасывал в жухлую траву. Тайлер мазнул взглядом по «бьюику» и вспомнил про Элли. Про ее детский велосипед, на котором она приехала, когда Чарльзу стало плохо. Не просто плохо, подумал Тайлер, он ведь мог умереть.
— Потерял что-то? — Ричи затушил окурок и бросил его к горстке пепла под ногами. Туда, где холодной ночью стоял велосипед Элли. В темноте Тайлер видел плохо, но это запомнил очень хорошо. Но велосипеда не было, а Элли к нему больше не приезжала. Не потому, что ей запретили, а потому, что было…
не на чем.
— Да так. — Тайлер отмахнулся. — Слушай, а дети какие-нибудь здесь свои игрушки не оставляют, а? В сарае как-то копошился, пока инструменты искал, и нашел деревянные кубики какие-то да кукол сломанных.
— Бывает. — Ричи пожал плечами. — Бегают тут, играют. Потом матери в дом гонят, они и бросают все. Ну, мы с отцом что-то относим, что-то просто подбираем, а что-то, — он посмотрел на Тайлера, — выбрасываем.
— Выбрасываете?
— Ну да, если починить и вернуть нельзя, чего хлам копить. Детей-то у меня нет, а отец и вовсе скоро с дедом встретится. Некогда играть-то.
— И куда выбрасываете?
— За Саладо, там, где пустырь этот заросший, яма есть огромная. Туда и относим. Запах стоит отвратительный, так что, если пойдешь, долго там не задерживайся. Не отмоешься потом, и в дом-то я тебя не пущу. — Тайлер хмыкнул. — А ты зачем спрашиваешь-то? Мусор какой, что ли, есть?
— Конечно, — усмехнулся Тайлер. — Братец мой нерасторопный так и напрашивается оказаться на свалке.
Ричи цыкнул.
— Говнюк ты подзаборный, — сказал он, и Тайлер рассмеялся.
Тайлер, не выдержав, вскрыл конверт. Вечером его занес Ричи. Положил на постель и, нахмурившись, посмотрел на Тайлера. Ничего не сказал и вышел, хлопнув дверью. Тогда Тайлер хотел вылезти через окно и броситься к Рэйчел, но, увидев подтягивающихся в салун рабочих и болтающего с кем-то на улице Ричи, остался в спальне. Перебрал вещи и случайно нашел завернутые в платок детали. Тайлер разложил их, чтобы собрать ласточку заново, но конверт то и дело отвлекал его.
Бумага порвалась, и Тайлер вытащил плотные документы. Мелкие буквы, чьи-то размашистые подписи и маленький листок, который, выпав, упал на пол. Тайлер подобрал его. Почерк миссис Хьюстон он узнал сразу. Она оставила чей-то номер телефона и инициалы. Доктор Шутер. Тайлер поджал губы. Он не знал, был ли этот доктор Шутер хирургом, готовым вырезать опухоль Чарльза, как сказала Андреа, меньше, чем через неделю. Он также не знал, была ли эта опухоль, по снимку разросшаяся на половину легкого, доброкачественной. Что-то внутри Тайлера всколыхнулось, когда он взял бумажку, заполненную миссис Хьюстон.
— Предварительный диагноз — канцероматоз, — прочитал Тайлер и нахмурился. В медицинских словах он разбирался так же, как Джимми — в физике или Ричи — в математике, за которую в аттестате у него стояла натянутая за уши тройка. Ниже, еще мельче, чем обычно писала Андреа, была приписка. Тайлер поднес бумажку к свету и сглотнул. «Я поговорила с мистером Шутером. Судя по анализам и его словам, у мистера Кларка — рак» — гласила приписка.
— Черт, — выругался Тайлер и, собрав все бумаги в конверт, сунул его под рубашку. Открыл окно и, не смотря по сторонам, спрыгнул на землю. Отряхнулся и бросился вперед. Перед тем, как остановиться возле дома, Тайлер забежал в телефонную будку. На весь Саладо она была единственной, и Тайлер, — слава всем богам — выдохнул, когда телефон, кашляющий, словно старик при смерти, заработал. Телефонистка, судя по голосу, молодая и уставшая за смену девушка, соединила Тайлера с прачечной, название которой он узнал совершенно случайно. Из сумочки Рэйчел выпала визитка, и он подобрал ее. Сейчас, переминаясь с ноги на ногу и держа конверт подмышкой, Тайлер прижимал трубку к мокрому от пота уху и что-то бубнил под нос.
— Алло? — голос был женским, но, как понял Тайлер, ответила ему не Рэйчел. — Кто это звонит в такую рань, а? Четверть шестого, черт тебя дери.
— Мне нужна Рэйчел Кларк, — сказал Тайлер. — Передайте ей трубку как можно скорее. У меня важные новости.
— А твои важные новости не могли подождать до десяти утра, а?
— Нет, — сказал, почти прорычал Тайлер, и на женщину это подействовало. Она цыкнула и что-то крикнула. Раздалось гудение. Потом — взволнованный голос Рэйчел.
— Кто вы? — спросила она. — Я вас знаю?
— Рэйчел, это…
— Тайлер?
— Да, — он вздохнул. — Пришли результаты анализов.
— Господи, скажи, что у Чака не нашли СПИД. Скажи это, Тайлер. Не молчи, ну.
— Нет, не нашли, — ответил он и услышал, как Рэйчел, вздохнув, прошептала молитву. — Но, Рэйчел…
— Да?
— У Чарльза — рак.
Молчание, повисшие в трубке, было громче, чем шумный и переполненный Даллас. Тайлер сжимал трубку так, будто хотел сломать ее пополам. Рэйчел молчала. Молчал и Тайлер.
— Я могу отвезти его в больницу, — наконец сказал он. — Миссис Хьюстон написала номер телефона какого-то доктора Шутера. Я позвоню ему и договорюсь о приеме. Может, мы поедем уже сегодня.
— Я работаю до завтрашнего утра, Тай, — ответила Рэйчел, и в ее голосе Тайлер услышал стоящие где-то в горле слезы. Но ей нельзя было плакать, иначе та женщина, как он догадался, миссис Данхилл лишит ее заработка.
— Я отвезу его сам. Элли ведь сможет остаться одна?
— Да. Думаю, да. Она уже большая девочка.
В отличие от тебя, подумал Тайлер. Рэйчел пришлось повзрослеть слишком рано. Пока ее ровесники гуляли, смотрели фильмы и кидались попкорном, она работала. Где-нибудь на фабрике среди полных женщин с сальными волосами и потных мужчин с паршивыми ухмылочками. Она работала, чтобы не загнуться от голода.
— Я позвоню тебе из Далласа, — сказал Тайлер. — Когда мы доберемся. Потом, когда поедем обратно, хорошо? — Не дождавшись ответа, он попрощался и повесил трубку. Испугался, как бы конверт не намок, но бумага осталась сухой, чего Тайлер не мог сказать о своем лбу, покрывшемся испариной.
Чарльз дремал, сидя на переднем сидении. С момента, когда Тайлер ввалился в его дом, чуть не снеся дверь с петель, он не проронил и десяти слов. Конверт лежал на его коленях, а голова болталась в разные стороны, когда «бьюик» подпрыгивал на дороге. Как и три дня назад Тайлеру пришлось будить Джимми, на этот раз валявшегося в стоге сена и державшего в руке бутылку, а после ехать до пересечения. Сегодня он не встретил Ричи, но подозревал, что тот следил за ним из окна. Джимми вернулся в Саладо и обещал подъехать вечером.
Если сможешь меня предупредить, сказал он и усмехнулся, телефона-то у меня отродясь не водилось. Смотреть на Чарльза волком он перестал, но все равно морщился, когда Тайлер брал Чарльза на руки и пересаживал из «форда» в «бьюик».
В Даллас они завернули чуть раньше полудня. Солнце здесь было не таким ярким, а прохладный ветерок трепал волосы через открытое окно. Чарльз приоткрыл глаза, когда Тайлер заглушил двигатель. Его рубашка покрылась темными пятнами, а лицо — липкой испариной. Чарльз вздрагивал, пока дремал, и взволнованно мотал головой. Иногда Тайлер останавливался, съезжая к обочине, и протирал горячий лоб смоченной тряпкой. И тряпку, и воду в бутылке он взял по наставлению Элли.
— Паркленд? — спросил Чарльз и поморщился, тронув мокрую тряпку.
— Да. Доктор Шутер работает здесь же. Только на третьем этаже.
Чарльз кивнул. Выглядел он намного хуже, чем три дня назад, когда Рэйчел вырядила его. Одежда была та же, но мешки под глазами стали темнее, уголки губ опухли и потрескались от постоянной тошноты, а горло саднило от сухого кашля. Кровь и гной появлялись на платках и салфетках каждый раз. Четыре месяца, вспомнил Тайлер и поджал губы. Это тянулось с апреля.
Третий этаж Мемориального госпиталя отличался разве что меньшим скоплением врачей и пациентов. Тайлер, сидя на гладком кожаном диванчике, встретил только одну санитарку и двух молодых медсестер с папками в руках. Чарльз, кресло которого стояло рядом, держал конверт, не решаясь заглянуть. Хотя Тайлер видел, как поджимались его губы, когда на двери он видел широкую табличку «К. Шутер. Врач-онколог».
Крис Шутер — жилистый мужчина средних лет с очками в толстой оправе на переносице — вышел к ним из кабинета, провожая под локоть худую женщину с платком на голове. Она качалась, словно пару минут назад приняла хорошую дозу морфия, и говорила не на английском. Шутер кивал на все ее слова и довел до лифта. Потом, когда створки сомкнулись, протянул Тайлеру руку.
— Мистер Кларк?
— Мистер Донован, — ответил Тайлер и указал на Чарльза. — Он — мистер Кларк.
— Приятно познакомиться.
— Взаимно.
Кабинет, несмотря на высокие потолки и широкие окна, был обставлен скупо. Кушетка без пеленки, крепкий стол, два шкафа и три стула. Никакого кресла, поэтому Чарльзу пришлось повозиться, чтобы пересесть на узкую табуретку с высокой спинкой. Шутер взял бумаги и рассматривал их несколько минут. Иногда хмурился, иногда цыкал, постукивая карандашом по столу. Посмотрел снимок, который ему протянул Тайлер, и, отложив все бумаги, внимательно посмотрел на Чарльза, сняв очки и прищурившись.
— Не буду врать, — сказал он, и Тайлер насторожился. — Прогноз неутешительный. Если вы, мистер Кларк, сможете оплатить лечение и операцию, то доживете до, — Шутер посмотрел на календарь за своей спиной, — до декабря. Если нет, то даже не сможете посмотреть августовские скачки, а они, говорят, будут очень горячими.
— Что это значит? — не выдержав, спросил Тайлер. Его раздражала излишняя веселость врача, который только что подписал кому-то смертный приговор.
— Это значит, мистер Донован, что вы обратились слишком поздно, понимаете. Раковая опухоль прогрессирует намного быстрее, чем вы можете себе представить. Миссис Хьюстон сказала, что эти симптомы тянутся с апреля. То есть, почти четыре месяца. Я искренне удивлен, как при таком образе жизни, который ведет мистер Кларк, он дожил до июля. Если бы я познакомился с ним весной, то сделал ставку только до середины мая. Его организм и правда выносливый, но у всего есть пределы. И однажды эти механизмы, даже самые крепкие, ломаются, оставляя после себя груду ржавых деталей.
Тайлер сглотнул, вспомнив сломанную ласточку. Сейчас этой ласточкой стал Чарльз. Придет день, продолжал думать он, когда от него останутся только шестеренки, и ни одна отвертка или напильник не смогут сложить из них птицу.
— Шансов нет? — спросил Чарльз, внимательно посмотрев на Шутера.
— С должным лечением вы протянете до конца зимы, — ответил он. — Сейчас ваш организм работает на износ. Курение, алкоголь, отказ от еды и наркотики только усугубляют ситуацию. После терапии я назначу операцию, и опухоль вырежут. Но я не могу дать гарантий, что она не образуется снова. Кроме того, операцию под общим наркозом вы можете не пережить. Впадете в кому, а через пару недель все приборы отключат, и вашей семье придется…
— Я понял, — ответил Чарльз. — Можете не продолжать.
— Сколько будет стоить лечение? — Тайлер помнил, что в кожаном бумажнике осталось чуть больше тысячи долларов. Этого хватить не могло, но Тайлер надеялся, что для первой процедуры будет достаточно.
Шутер посмотрел на него. Потом, когда Тайлер в ожидании поджал губы, взял чистый лист, что -то написал и достал из ящика пыльный калькулятор. Скалдывал и вычитал. Хмурился, пока не перечеркнул все цифры. Обвел одну и протянул листок Тайлеру.
— Четырнадцать тысяч семьсот долларов, — сказал Шутер. — Кроме того, какое-то время мистеру Кларку придется пожить здесь, в стенах больницы, поэтому добавьте сюда примерно сотен восемьсот.
— Оплата наличными?
— Можно чеком.
Тайлер кивнул.
— Перед операцией мистер Кларк должен будет пройти дополнительный курс лечения, — продолжил Шутер и постучал ручкой по столу. Тайлер посмотрел на него, и Шутер продолжил: — Опухоль — злокачественная, и в этом у меня сомнений нет. Но иногда, не без счастливого случая, конечно, такие новообразования могут исчезнуть под действием препаратов — цитостатиков. Наши медсестры внутривенно вводят хлорметин или сарколезин. Это замедляет рост опухоли, а после приводит к ее уменьшению*. В медицине были случаи, когда опухоли, по размеру превосходящие опухоль мистера Кларка, удавалось, грубо говоря, уничтожить без операций.
— Как долго длится такое лечение? — спросил Тайлер и нахмурился.
— Если нам удастся запланировать операцию на октябрь, то около двух с половиной месяцев. Естественно, при вашей возможности внести предоплату. Как я понимаю, мистер Кларк не работает и у него нет медицинской страховки. Но, если вы согласны, мистер Донован, то можете получить первую партию препаратов в соседнем кабинете, а после заказать вторую. Одна партия — шестьсот долларов. Желательно, наличными в кассу.
— Можно проводить это лечение вне стен больницы? — Тайлер вспомнил, что за несколько кварталов от госпиталя видел банк. Он мог бы выписать Шутеру чек.
— Только если рядом с пациентом будет постоянная сиделка, — ответил Шутер и прищурился. Эти маленькие и бегающие глазки Тайлеру не нравились: напоминали гаденькую ухмылку Итана Эванса. Шутер причмокнул и продолжил: — У препаратов есть побочные действия: тошнота, рвота, отеки. Если рядом с мистером Кларком будет кто-то, кто сможет сделать укол или, в случае чего, оказать первую помощь, то я буду спокоен. Если нет, в нашей больнице всегда есть свободные койки.
Тайлер снова кивнул. Он сложил листок пополам и сунул в сумку. Когда Шутер закончил говорить о новейших методах лечения и лучшем оборудовании в госпитале Паркленда, он проводил их до лифта. Как и ту женщину, вспомнил Тайлер и понял, что платок на голове скрывал залысины. От уколов и препаратов волосы выпадали, и Шутер не давал гарантии, что они отрастут снова. Как и не давал гарантии, что после операции Чарльз сможет избавиться от опухоли навсегда. Шутер Тайлеру не нравился. Напоминал Итана Эванса. Такой же скользкий, как рыба в Вонючке, и вертлявый, как шипящий уж. Тайлер оплатил прием и задержался у стеклянных дверей. Охранник помог Чарльзу выкатиться на улицу.
— Я кое-что забыл у Шутера, — сказал Тайлер и махнул рукой. — Скоро вернусь.
Чарльз кивнул.
Крис Шутер внимательно изучал чью-то карточку, исписанную мелким, забористым почерком. Когда Тайлер вошел, он только кивнул и нахмурился. Отложил карточку и, сложив руки на груди, внимательно посмотрел на Тайлера.
— Что-то непонятно? — спросил он и прищурился. — Через пятнадцать минут у меня следующий пациент, поэтому, мистер Донован, не задерживайте меня.
— Можно выписать чек на первую партию препаратов? — Тайлер склонился к нему. — Недалеко от госпиталя есть банк.
Шутер улыбнулся.
— Боюсь, это можно сделать только в присутствии официального представителя мистера Кларка. — Увидев нахмуренный лоб Тайлера, он добавил: — Я имею в виду другого члена семьи. Насколько я знаю, вы, мистер Донован, друг семьи, поэтому у вас нет никакого права на покупку препаратов.
— У Чарльза есть младшая сестра.
Шутер кивнул.
— Надеюсь, — сказал он, — что она сможет приехать сюда в течение трех дней. Закупка препаратов и их доставка — дело долгое, а опухоль мистера Кларка растет с каждым днем. Я могу договориться с кассой, но это будет стоить еще тридцать долларов.
— Согласен, — без раздумий ответил Тайлер, и Шутер удивился. Они поднялись из-за стола и пожали друг другу руки. Шутер никогда не считал себя кем-то вроде продажного и плохого докторишки, но его сыну нужно будет идти в колледж, а жене заниматься домом с большим садом на заднем дворе. Такие, как Тайлер и Чарльз, были для Шутера золотой жилой, из которой он понемногу вытягивал деньги. Он знал, что Тайлер вернется, и усмехнулся, когда тот вышел, хлопнув дверью.
Тайлер оказался на улице, где его ждал Чарльз, когда солнце скрылось за плотной тучей. На лобовом стекле «бьюика» кто-то оставил бумажку со штрафом. Тайлер скомкал ее и выбросил.
— Не хочешь прогуляться до парка? — спросил Чарльз, внимательно рассмотрев городскую карту под стеклом. В Далласе таких было много. Тайлер видел их почти в каждом сквере или на парковке. — Сегодня здесь будет концерт, и все подтянутся к новому стадиону. Значит, в парках будет тихо.
Тайлер пожал плечами. Какое-то время он шел рядом, а после, когда заметил, как дрожали руки Чарльза, покатил кресло перед собой. Парк, о котором говорил Чарльз, находился в пяти кварталах от госпиталя, рядом с чистым озером, в котором плавали серо-коричневые утки. Они ныряли, когда кто-то бросал им булку хлеба. Бросал, стоя у огромной и красной таблички «Кормление уток запрещено. Штраф — четыреста долларов». Над головами шелестели деревья, под ногами — трава. Кое-где стояли скамейки, занятые седыми старушками в длинных юбках. Молодежь, как и говорил Чарльз, стеклась на концерт, но парк все равно был наполнен чьими-то разговорами и громким лаем.
Они вышли к озеру, огороженному кирпичной стеной, когда солнце скрылось за темной тучей, а холодный ветер побежал по земле. Утки крякали и хлопали крыльями. Никого не осталось, и Тайлер смотрел на озеро, слушая шорох длинных веток и зеленых листьев. Чарльз прикрыл глаза.
— Спасибо, — сказал он и улыбнулся. Искренне, так, что Тайлер ощутил боль где-то в груди. — Рэйчел тебя, скорее всего, уже поблагодарила, да и Элли — тоже. Ты вообще не должен был помогать нам. Я имею в виду, что люди-то мы друг другу чужие. Я знаю тебя меньше месяца, но доверяю почему-то. — Он усмехнулся. — Потому что жизнь ничему не научила. Я как собака побитая. Сначала скалюсь, а потом, когда руку протягивают, бегу, размахивая хвостом. И снова получаю. — Чарльз посмотрел на озеро. — Сначала нога, теперь вот это.
— Боитесь смерти? — Тайлер шагнул к нему и положил руку на плечо. Не сжал и не похлопал. Просто остановился, потому что знал,
надеялся, что это поможет развеять страхи.
— Еще чего, — хмыкнул Чарльз. — Я не сделал ничего выдающегося, чтобы желать прожить до почтенной старости. Как говорит Рэйчел, в аду мне уготован отдельный котел.
— За что это?
Чарльз рассмеялся. Второй раз, подумал Тайлер и улыбнулся.
— Не только глухомань, но и тугодум, — сказал Чарльз и повел плечом. Не так, чтобы сбросить руку Тайлера. Так, чтобы размять затекшую спину. — Дышу, может, я и плохо, но слышу хорошо. Да и сама она мне не раз об этом говорила. Рэйчел все отдаст, чтобы сделать из меня нормального. Того, кто любит женщин. Говорит, что Бог меня наказал за грехи в прошлой жизни, поэтому теперь я и мучаюсь, смотря на других… мужчин. Брошюрку она мне вчера одну дала. Взяла где-то в Паркленде. Уж не знаю, когда успела. — Чарльз вытащил из кармана листок. Мятый, с разорванным краем. Разгладил его и продолжил: — Почитай-ка, а. От такого лечения кони бы сдохли.
Тайлер взял листовку. Руку с плеча пришлось убрать. Он нахмурился. Женщина со странной прической и ярким макияжем, изображенная на листовке, обещала действенное лечение против «голубизны». Тяжесть «заболевания» была не важна, потому что… Здесь у Тайлера зашевелились волосы на затылке. Потому что разряды электрического тока «выбили бы любую дурь из организма». Женщина обещала результаты через три сеанса. Три сеанса, проведенные словно на электрическом стуле, который запретили в Техасе пару лет назад. Юноши и девушки, «болеющие голубизной», были для этой женщины в аляповатом платье сродни серийным убийцам, разрубающим своих жертв топором. Тайлер сглотнул. Он видел, как людей разрывало снарядами. Видел оторванные конечности и головы. Слышал предсмертные хрипы и стоны, когда за стенкой кто-то из сослуживцев пытал пленного. Знал десятки способов пользования ножом. Знал, видел и слышал, потому что был солдатом, защищающим свои земли. Потому что получал приказы свыше и исполнял их без лишних разговоров. Потому что шла война. Жестокая и кровопролитная. И Тайлер убивал, чтобы защитить тех, кого на американских землях, за которые он бился, лечили на электрических стульях только для того, чтобы сделать
нормальными.
Тайлер качнул головой, когда над ухом запищал комар. Он сложил листовку и отдал ее Чарльзу.
— И что, Рэйчел действительно хочет позвать эту женщину? — спросил он и посмотрел на Чарльза. Тот снова прикрыл глаза и повел плечами.
— Тогда мне не придется ждать до декабря, — усмехнулся он. — От тока мое сердце остановится минут через пять.
— Декабря? — Тайлер нахмурился. — Разве вы не хотите удалить опухоль?
Чарльз сухо рассмеялся. Тайлер видел, что каждое слово давалось ему с трудом.
— Ни у меня, ни у Рэйчел нет таких денег, — сказал он. — На самом деле, я рад, что ты раскошелился и свозил меня сюда. По крайней мере, теперь я буду дремать с мыслью о том, что осталось мне совсем немного. — Чарльз обернулся и взял руку Тайлера. Положил ее себе на плечо и продолжил: — Так-то лучше. — Он грустно улыбнулся. — Поверь, здесь меня особо ничего не держит. Как только меня не станет, Рэйчел сможет вздохнуть спокойно. Она переедет туда, где ее не будут ненавидеть за то, что ее брат — урод и калека.
Педи-и-ик. Надеюсь, иногда она будет приносить цветы к моему надгробию. Если нет, то я и не обижусь. Мне-то уже будет все равно.
— Мистер Кларк? — сказал Тайлер, увидев, как тот зажмурился.
— Да?
— Вы когда-нибудь любили?
Чарльз рассмеялся. Его глаза заблестели, а на впалых щеках появились складки, напоминающие ямочки.
— А ты все такой же любопытный, — сказал он. Тайлер не смутился. Не в этот раз. Его сердце билось настолько бешено, что заболело в груди. Будто это у него была огромная опухоль в легком. Оно стучало в висках и горле. Застилало глаза, хотя Тайлер отчетливо видел улыбку и серый блеск, от которых подкашивались ноги. Он схватился за кресло, потому что мог упасть.
— Все в порядке? — Чарльз не выглядел взволнованным, но спрашивал, как показалось Тайлеру, искренне. Не потому, что на него давили деньги, которые Тайлер отдал за приемы.
— Может, перекусим? С вечера во рту и крошки не было. Вряд ли смогу вести машину.
Чарльз кивнул. На выходе из парка, ведущем к широкой парковке, стояла закусочная на колесах. Серая, с прилипшей грязью. С крыши подмигивал поваренок в белом колпаке и красном фартуке. В руках он держал поднос с хот-догами и молочными коктейлями. Очередь, состоящая из маленьких детей и их нагруженных игрушками родителей, тянулась на несколько ярдов, и Тайлер успел несколько раз пересчитать деньги, прежде чем прыщавый юноша, жующий мятную жвачку, наклонился к нему.
— Что будете брать, папаша? — спросил он и ткнул в меня за своей спиной. — Картошка и газировка на сегодня закончились.
— Хот-дог без лука и сэндвич с индейкой, — сказал Тайлер. Он хорошо помнил, что Чарльзу, оставшемуся где-то в конце очереди, нельзя красное мясо.
— Кетчуп возьмете? — Прыщавый положил сосиску на гриль, а индейку — в микроволновку.
— Возьму. И две бутылки воды.
— Семь долларов.
Тайлер выложил на прилавок десятку.
— Сдачу оставь себе, — сказал он.
— Заметано. — Прыщавый улыбнулся, показав желтые зубы с брекетами.
Держа промасленный макет с улыбчивым поваренком подмышкой, Тайлер нашел скамейку, затененную не только кленом, но и плывущей тучей.
— Индейка? — спросил Чарльз, развернув тонкую бумагу.
— Не любите?
— Наоборот. — Он пожал плечами. Тайлер не донес хот-дог до рта: Чарльз, убрав верхний кусок хлеба, открыл упаковку кетчупа и тряхнул ей над сэндвичем. Кетчуп смешался с чесночным соусом, огромным пластом упав на мясо. Чарльз кивнул и положил хлеб сверху. Откусил и прищурился, увидев внимательный взгляд Тайлера. Продолжил: — Что на этот раз?
— Впервые вижу, чтобы кто-нибудь ел сэндвич с индейкой вот так, — ответил Тайлер. Хот-дог он положил в коробочку. Коробочку — на колени.
— Ну и не смотри тогда, — улыбнулся Чарльз. Он показался Тайлеру маленьким и нашкодившим ребенком. Таким, который смущенно улыбается и прячет глаза, когда кто-то из родителей говорит с ним о разбитой вазе. Что же с тобой произошло, подумал Тайлер. Он знал об избиении и пожаре. Знал о каком-то, как сказал его отец, детотрахе, которого в Саладо уже не было. Тайлер видел злобные оскалы в Нью-Йорке, когда кто-то с особым удовольствием избивал юнца с макияжем или девушек, державшихся за руки. Саладо никогда не стал бы исключением. Но Тайлер не понимал, кто и зачем рассказал рабочим, тем, кто сделал из Чарльза калеку, о его… Особенности, подумал Тайлер и одернул себя. Ничего особенного здесь не было и быть не могло. Чарльз никогда бы не рассказал о себе, даже будучи под дулом ружья или винтовки. Но кто-то узнал и раструбил не хуже журналистов, только и говорящих о предстоящем концерте.
— Мистер Кларк, — сказал Тайлер. — Вы…
— Просто Чарльз, — поправил он. — Ты уже столько для меня сделал и в каких только состояниях не видел, так что кончай это выканье. Я тебе не учитель.
— Чарльз, ты когда-нибудь был на концерте?
— Ну, если хор пьяных и галдящих мужиков под окнами можно считать концертом, то да.
Тайлер рассмеялся.
— Говорят, сегодня на стадионе выступает популярная рок-группа, — сказал он. — Уж не знаю, остались ли билеты, но издалека послушать тоже можно.
— У тебя детство в одном месте, что ли, заиграло? — Чарльз прищурился и улыбнулся уголками губ.
— Ты говорил, что тебя здесь особо ничего не держит. И я не буду с тобой спорить. Но, пока не начался август, ты можешь жить на полную катушку.
— В четырех стенах в Саладо с бессонницей и кашлем?
— Я отвезу тебя, куда ты захочешь, и буду следить, чтобы тебе было легче.
— Зачем ты это делаешь, а? Хочешь потратить оставшиеся деньги, поезжай в город побольше и займись благотворительностью, а…
— Потому что мы друзья?
Чарльз молчал. Он знал Тайлера чуть больше двух недель. Он смог понравиться скромной Элли, нелюдимой Рэйчел и трусливому Бадди. Понравился и Чарльзу, но он все равно не доверял ему. Держал на расстоянии, чтобы в случае чего откатиться и спрятаться. Как было уже не раз. Тайлер молчал и внимательно смотрел на Чарльза.
— Ну что,
друг, — наконец сказал он, — можно и развлечься. Но учти, я буду для тебя лишним грузом. Тебе придется катить мое кресло или затаскивать его куда-то. И…
— Я справлюсь. — Тайлер пожал плечами. — Ничего сложного.
Чарльз хмыкнул.
До стадиона они не добрались. Пока шли по пустынной парковке, Тайлер заметил на кресле узкую подножку. Взялся за ручки и наступил на нее. Кресло наклонилось, и Чарльз обернулся.
— Что за?.. — спросил он, и его глаза округлились. — Черт тебя дери, Тайлер, какого хрена?
Тайлер оттолкнулся от земли, будто стоял на скейтборде, и кресло покатилось вперед, к высокой ограде. Они ехали, и в ушах свистел ветер. Тайлер смеялся, а Чарльз, схватившись за ручки, что-то шептал себе под нос. Тайлер оттолкнулся снова, и они покатились быстрее. Шум от переполненной дороги стал ближе, ограда уже не выглядела размытым красным пятном, а к свисту ветра примешались детские вопли: рядом были аттракционы. Под колесами шуршал асфальт и мелкие камни, отлетавшие к машинам. Впереди их ждал небольшой спуск, и Тайлер поставил обе ноги на подножку. Чарльз прижался к спинке кресла и, не выдержав, схватился одной рукой за Тайлера. Так, зная, что в случае чего, они умрут вместе, было спокойнее. Скорость увеличивалась, и теплый ветер трепал отросшие волосы. Рядом чирикнула птица, и Чарльз улыбнулся. Они никогда не катался в кресле так, даже когда его упрашивала Элли. Это было опасно, рискованно и…
весело? Чарльз тоже рассмеялся. Тихо. Так, что из-за свиста ветра Тайлер его не услышал. У ограды он ловко спрыгнул с подножки и затормозил. Кресло дернулось, и Чарльз не упал только потому, что крепко держался за Тайлера.
— Мелкий засранец, — буркнул Чарльз, и Тайлер рассмеялся. Хохотал громко и долго, пока случайно не оступился и не упал. Теперь засмеялся Чарльз.
Дорогу до стадиона им подсказал пожилой мужчина. Тыкал куда-то вперед своей тростью, потом махал рукой и кивал, когда Тайлер переспрашивал. Остановились они потому, что услышали гитару. Звуки шли откуда-то из-за деревьев, между которыми петляла тропинка. Тайлер, державшийся от Чарльза чуть дальше, потому что тот пытался отомстить, стянув его штаны, пошел на звук. Чарльз покатил за ним и увяз в прелой листве. Тайлер легко толкнул перед собой кресло и, получив тычок в живот, покатил его вперед.
На мощеной дорожке, в окружении нескольких пенсионеров, юноша с длинными волосами, собранными в косу, играл на гитаре и что-то тихо напевал себе под нос. Возле ног лежал чехол, куда иногда кто-то кидал пару центов. Парень не выглядел как популярный гитарист. Заношенные джинсы, широкая футболка с какой-то надписью и стоптанные кеды. На запястье, очень тонком, Тайлер заметил широкую ленточку. Это была радуга из шести цветов. Похожую Тайлер видел в нью-йоркских клубах. Иногда девушки или юноши размахивали яркими флагами или обматывали их вокруг груди или бедер.
Гитарист, заметив внимательный взгляд Тайлер, приспустил рукав до запястья и продолжил играть, притоптывая ногой. Иногда он смотрел на улыбающегося Чарльза, губы которого открывались в такт музыки. Юноша, подождав, пока старушка положит в чехол от гитары пять долларов, запел. Тихо и звонко, но Тайлер смог разобрать слова.
Я буду поклоняться, как собака, в святилище твоей лжи.
Я расскажу тебе о своих грехах, и ты сможешь наточить свой нож,
Предложи мне эту бессмертную смерть,
Боже милостивый, позволь мне отдать тебе свою жизнь
Кто-то захлопал, и юноша, улыбнувшись, продолжил:
Если я язычник хороших времен,
Мой возлюбленный — солнечный свет,
Чтобы Богиня была на моей стороне,
Она требует жертвы*
Юноша неотрывно смотрел на Чарльза. Тайлер стоял за его спиной, положив обе руки на плечи, и иногда сжимал их. На слове «возлюбленный» глаза юноши блеснули, и он мазнул взглядом по Тайлеру. Улыбнулся и качнул головой. Словно что-то понял. Словно ответил на собственный вопрос, появившийся, когда он их увидел. Юноша пел долго, его пальцы легко скользили по струнам, и иногда он закрывал глаза, продолжая топать. Постепенно старушки ушли, и на мощеной площадке остались только Чарльз и Тайлер. Юноша допел и сложил гитару в чехол, рассовав заработанные деньги по карманам. С площадки, расположенной на каком-то холме, открывался потрясающий вид, и Чарльз покатил к ограде. Солнце стояло высоко над головами, и он щурился.
— Возьмите, — сказал юноша, остановившись рядом с Тайлером. Говорил он тоже тихо, так, что лишние уши его не услышали. Он протягивал цветную ленту. — Я видел, как вы на нее смотрели. Думал сначала, что ударите из-за нее, а потом понял. — Он посмотрел на Чарльза. — У меня их много, поэтому берите.
Не дожидаясь ответа, юноша сунул ленту Тайлеру в руки и ушел, иногда подпрыгивая и что-то свистя себе под нос. Тайлер нахмурился. Потом убрал ее в сумку и шагнул к Чарльзу. Нужно было возвращаться в Саладо.
Пустынное шоссе петляло между горячими песками и холмами. Из Далласа они выехали быстро: шумный стадион собрал вокруг себя почти всех, и дороги были свободными. Солнце плавно катилось к горизонту. Перед выездом Тайлер позвонил Рэйчел. По голосу он понял, что оторвал ее от работы. Рэйчел внимательно выслушала, но не сказала и пары слов. На фоне Тайлер слышал гневные крики миссис Данхилл, поэтому предложил поговорить в Саладо. Рэйчел согласилась, устало вздохнув, и положила трубку.
— Мне нужно отлить, — сказал Чарльз, и все повторилось. Чарльз расстегнул ремень и ширинку, Тайлер помог ему подняться на ноги и обхватил поперек груди. Вторую руку положил на талию, а голову — на плечо. Но Чарльз ничего не сказал. Сам прижался крепче, почувствовав боль в здоровой ноге. Скривился, когда Тайлер, взяв его на руки, посадил в салон и пристегнул ремнем.
— Тошнит? — спросил Тайлер и сел рядом с открытой дверью на корточки.
— Ног не чувствую, — усмехнулся Чарльз и сжал челюсть, когда Тайлер слегка помассировал колено. Он вспомнил слова миссис Хьюстон о застое лимфы и дряблых мышцах.
Тайлер забрался на водительское сидение и, развернувшись лицом к Чарльзу, положил его левую ногу себе на колени.
— Что ты?.. — Чарльз выдохнул, когда пальцы Тайлера с нажимом прошлись по мышцам. Он зажмурился и иногда морщил нос: Тайлер массировал сильно и уверенно, хоть и боялся сделать хуже. Массажи он делал пару раз, когда мышцы сослуживцев начинали болеть. Со временем Тайлер научился делать так, чтобы помочь расслабить их, но сейчас думал о том, что миссис Хьюстон ударила бы его по рукам. Но Чарльзу, кажется, становилось легче. Он откинул голову на подголовник и поджал губы.
— Больно? — спросил Тайлер и остановился.
— Нет. — Чарльз качнул головой и приоткрыл глаза. — Сделай так еще раз.
Тайлер размял обе ноги и хотел помассировать плечи, но Чарльз задремал. «Бьюик» медленно покатил к ржавому указателю на пересечении дорог, где их должен был ждать Джимми. Тайлер курил, когда подступающую темноту разрезал яркий свет машинных фар. «Форд» ехал, кряхтя и кашляя, и Тайлеру захотелось плюнуть на петляющие, степные дороги. Захотелось отвезти дремлющего Чарльза самому, но он боялся. Не за себя. Конечно нет. За Чарльза и его семью. Тайлер не мог рисковать ими, исполняя свои крошечные прихоти.
Чарльз проснулся, когда Тайлер взял его на руки. Хотел что-то сказать, но передумал, сомкнув губы. Долго смотрел на руки Тайлера, который пытался пристегнуть его. Потом оттолкнул их и защелкнул ремень сам. Чарльз устало улыбнулся и хлопнул его по плечу.
— Спасибо, — сказал он, и у Тайлера быстрее забилось сердце. Джимми стоял у «бьюика» и курил. Не смотрел, хотя догадывался, что между его приятелем и хромоногим калекой что-то происходило. Что-то очень важное.
Тайлер захлопнул дверь. Кровь все еще стучала в висках, отдаваясь тупой болью. Он махнул рукой, и Джимми, запрыгнув в салон, завел двигатель. Тайлер снова закурил. Фары скрылись где-то за поворотом, но он не двигался.
Просто Чарльз… Ты уже столько для меня сделал и в каких только состояниях не видел, так что кончай это выканье… Я тебе не учитель… Просто друг… можно и развлечься… Мелкий засранец… Думал сначала, что ударите из-за нее, а потом понял… Сделай так еще раз… Спасибо…
Тайлер качнул головой и затушил окурок. Посмотрел на пыльную дорогу, в иссиня-черное небо и на ржавый указатель, ножки которого были обклеены всякими объявлениями. Среди бумажек Тайлер заметил вырезку из Далласской газеты. Такую он уже видел у Ричи. Это была статья о предстоящих скачках. В углу напечатали маленький портрет Итана Эванса. От его натянутой улыбки Тайлер поморщился. Под крупным заголовком не менее крупными буквами была выведена строчка о вознаграждении. Победителю обещают десять тысяч баксов. Четырнадцать тысяч семьсот долларов, вспомнил он слова Шутера. Они как-то прочно засели в голове Тайлера. Он закурил, потом закашлялся и затушил сигарету. Осмотревшись по сторонам, будто был малолетним воришкой, сорвал статью и сунул ее в сумку. Забрался в «бьюик» и покатил в Саладо, пока объявления качались от порывов вечернего ветра.
